Пятьсот рублей

Матвей Евгеньевич, мужчина пятидесяти трёх лет от роду, жил один в двухкомнатной квартире, доставшейся ему в наследство от родителей. Имел затворнический образ жизни с юности. Ни друзей, ни врагов…Работа, дом… И не сказать, что Матвей Евгеньевич был чем-то недоволен. Всё человека в жизни устраивало, коль ничего не менял.

Сто семьдесят пять рублей – столько стоит бутылка водки нынче в ларьке за углом. Однако Прохор Иванович, встретившийся во дворе дома Матвею Евгеньевичу, попросил взаймы целых пятьсот рублей. Матвей Евгеньевич был не против одолжить Прохору Ивановичу несмотря на то, что обычно никому не занимал денег…Он знал, что десятого числа каждого месяца у соседа получка. Сегодня было девятое. А Прохор Иванович, хоть и любил выпить, был честным человеком. К тому же, работяга с золотыми руками. Каждый месяц после получки, если был должен, исправно возвращал деньги Матвею Евгеньевичу, хоть обычно в эти дни после работы был постоянно пьян. Матвей Евгеньевич с проворством кошки выудил из кошелька пятьсот рублей и протянул соседу по подъезду. Прохор Иванович душевно поблагодарил, и они распрощались, довольные каждый по своему поводу.

Тут и рассказу конец. Но кто знал Матвея Евгеньевича, дотошного архивариуса городского предприятия, воскликнул бы сразу: «Не станет Матвей Евгеньевич, этот зануда и скряга просто так денег занимать! Сколько раз спрашивал у него взаймы! И пяти рублей не даст!» И правда была бы правдива, если бы знавший Матвея Евгеньевича человек был в курсе одной любопытной детали. Но о ней знали только трое: Матвей Евгеньевич, Бог, да сатана…

Матвей Евгеньевич, что логично, всегда с радостью принимал возврат долга и с улыбкой прощался с Прохором Ивановичем, закрывая дверь. Его «до свидания» в адрес, как всегда, пьяного соседа звучало насмешливо и злорадно. На второй день ближе к вечеру вновь раздавался звонок в дверь. Матвей Евгеньевич будто ничего и не делал – тут же открывал дверь. На пороге стоял, покачиваясь, Прохор Иванович – он был снова пьян. Не в стельку, но достаточно сильно, чтобы повторно вернуть долг Матвею Евгеньевичу. Матвей Евгеньевич был трезв, но недостаточно честен, чтобы не брать снова денег у Прохора Ивановича. Таким образом, Прохор Иванович в первую неделю после получки, пока был в загуле, раза два-три заходил к Матвею Евгеньевичу и возвращал долг. Потом переставал пить и до зарплаты с трудом сводил концы с концами.

Вечером, гуляя по парку недалеко от дома, Матвей Евгеньевич улыбался. Он уже мысленно прибавлял халявные пятьсот, а то и тысячу рублей себе в копилку.

Матвей Евгеньевич был убеждённым холостяком. И чувства одиночества, присущего обычно людям, он не испытывал. Архивариус не был одинок. У него были свои «друзья» - деньги! Чуть ли не каждый вечер «завидный холостяк» пересчитывал свои накопления. Хруст бумаги, звон монет – это было воплощением счастья и смыслом жизни для Матвея Евгеньевича! На что копил деньги, архивариус сам не знал. Там будет видно. Когда-нибудь наступит время - он покажет всем соседям, КТО в доме большой человек!

Спалось сладко, но снов он не видел давно. Проснувшись, довольно прищурился и потянулся. Умылся, выпил большую чашку воды и позавтракал. Воду пить с утра надоумила коллега с работы, что-то рассказывая про полезность сей процедуры и долго житие в итоге. Матвей Евгеньевич же взял эту привычку на вооружение, исходя из своих соображений. Ранее, когда он не пил воду, съедал за завтраком намного больше еды. Теперь же, чтобы насытиться, достаточно было съесть порцию на треть меньше прежней. Итого, каждый третий завтрак Матвея Евгеньевича выходил бесплатным.

День шёл своим чередом. Документы, папки, регистрация, учёт. Возвращаясь домой с работы, Матвей Евгеньевич по обыкновению зашёл в магазин возле дома. Он всегда покупал продукты только по акциям. Нет, он мог позволить себе купить товар и не по акции… Но давным-давно пришёл к выводу, что товары со скидкой значительно вкуснее! Возле морозильника с мороженым Матвей Евгеньевич вновь с разочарованием смотрел на ценник! Мороженое продавалось без скидки уже почти месяц! Оно было очень вкусным! Но Матвей Евгеньевич не падал духом. «Акция будет, её не может не быть!» – рассуждал про себя архивариус по дороге домой, отказавшись от покупки любимого лакомства.

Матвею Евгеньевичу оставалось пересечь дорогу по пешеходному переходу, и вот он – дом! Визг тормозов заставил архивариуса застыть посреди перекрёстка. Легковушка, выскочив из-за поворота, чуть не сбила Матвея Евгеньевича, остановившись в десяти сантиметрах от мужчины.

Придя домой, Матвей Евгеньевич пересчитал все свои накопления и понял, что пора бы подумать об отпуске! До круглой суммы в три миллиона рублей не хватало лишь десяти тысяч! Полтора месяца экономии, с учётом нескольких возвратов долга Прохором Ивановичем. Конечно же архивариус не планировал тратить все свои деньги на отпуск, а лишь часть. Например, тысяч тридцать. Или двадцать… Зачем больше? Больше не стоит! Мало ли… Потратить все деньги и дурак может! Решено! Ещё скопить десять тысяч рублей - и в отпуск! А куда? Он с детства никуда не ездил... Мысли Матвея Евгеньевича прервались шумом голосов в подъезде. Приникнув к двери, он смог лишь различить невнятные возгласы, в которых фигурировало имя его соседа Прохора Ивановича. ПРОХОР ИВАНОВИЧ? Архивариус выскочил на лестничную площадку…

В квартиру Матвей Евгеньевич вернулся сам не свой: бледный, постаревший на десять лет… Мужчина под нос твердил что-то про порядочность… «Получил зарплату – отдай долг! Нет! Сразу в магазин за бутылкой побежал! А совесть есть? Приоритеты же должны быть у человека? Долг платежом красен!» - причитал Матвей Евгеньевич… Соседи сообщили архивариусу страшную весть: умер Прохор Иванович - сердечный приступ.

В эту ночь архивариус не мог заснуть. Всё понятно, в семье Прохора Ивановича беда – умер кормилец! Но при чём здесь он? Два раза архивариус подымался с кровати полон решимости спуститься к соседям и объяснить ситуацию: «Пятьсот рублей, конечно, не такие большие деньги, но всё же… Как-то не хорошо. Прохор занял и умер! Не вернув! Это ни в какие ворота!..» Но Матвей Евгеньевич не решился среди ночи тревожить вдову и отложил этот вопрос до завтра. Заснуть архивариусу помогла лишь мысль о том, что никто кроме него и Прохора не в курсе, сколько тот занимал. И за все моральные потрясения Матвей Евгеньевич твёрдо решил требовать у вдовы одну тысячу рублей. Именно столько денег, по мнению архивариуса, теперь должен был усопший ныне Прохор Иванович!

Утром Матвей Евгеньевич проснулся разбитым. Мысль об ущербе в тысячу рублей заставили архивариуса отказаться от завтрака, чтобы хоть как-то компенсировать финансовые потери.

В течение рабочего дня его скорбь по поводу кончины Прохора Ивановича, а точнее потери пятиста рублей, притупилась. В какой-то момент Матвей Евгеньевич утомился от всех этих переживаний. Неожиданно для самого себя он принял решение не идти к вдове Прохора Ивановича с требованием вернуть долг! И от такой мысли Матвею Евгеньевичу стало так светло на душе! Он почувствовал себя святым человеком и был горд этим решением! По пути домой Матвея Евгеньевича распирало желание поделиться с кем-нибудь историей о том, как он благородно решил простить долг усопшему. Но так как архивариус не имел привычки с кем-то разговаривать, его подвиг был обречён на забвение.

В магазине Матвей Евгеньевич купил своё любимое мороженое, хоть на него и не было акции.

У входа в подъезд стояло несколько человек – жильцы дома во главе с Зоей Ивановной – самой активной жительницей из соседнего подъезда. Почувствовав недоброе, Матвей Евгеньевич сделал вид, будто что-то забыл и развернулся на сто восемьдесят градусов. Звонкий строгий голос Зои Ивановны заставил архивариуса замереть на месте: «Матвей Евгеньевич, минуточку!».

Вся команда соседок маршем двинулась к архивариусу. Матвей Евгеньевич уставился на женщин, словно загнанный волк. Зоя Ивановна сообщила о сборе денег с жильцов дома на похороны Прохора Ивановича. Строгим голосом подчеркнула, что деньги сдаются добровольно, стартовая сумма - пятьсот рублей… Правый глаз архивариуса невольно моргнул раза три, руки задрожали, голос хрипло выдавил лишь жалкое: «Так я ж уже сдал!». Зоя Ивановна повела бровью: «Кому?». Матвей Евгеньевич еле слышно: «Ему…». Зоя Ивановна нетерпеливо дёрнула плечом: «Так, Матвей Евгеньевич! Не морочьте мне голову! Сдаёмте-с пятьсот рублей! Похороны послезавтра, а Прохор Иванович ещё не мыт, не приодет! Скорее, у вас мороженое тает!». Матвей Евгеньевич обречённо поставил пакет с мороженым на землю, потянулся в карман за кошельком…

Матвей Евгеньевич сидел в комнате с занавешенными шторами в полумраке, ел мороженое и плакал. Плакал от горькой обиды и бессилия. Он вновь почувствовал себя маленьким мальчиком, которого всё детство дразнили и обижали сверстники. Родители тоже никогда не баловали Матвея даже добрым словом, не говоря уже о конфетах или мороженом.

На следующий день Матвей Евгеньевич, как ни в чём не бывало, вышел на работу. День ничем не отличался от череды других, за исключением того, что Матвей Евгеньевич ничего не ел и была пятница…

К вечеру чувство голода даже притупилось, что несколько расстроило архивариуса. Похороны намечены на девять утра. Времени проголодаться в полной мере – целая ночь! С такими мыслями Матвей Евгеньевич заснул.

В ритуальном зале было много народу. Несмотря на склонность к выпивке, Прохора Ивановича любили. Человек он был светлый, никого никогда и словом плохим не обидел. И лишь Матвей Евгеньевич испытывал нечто вроде затаённой обиды на усопшего. Люди сидели на скамейках. Вдова с детьми на передних местах, остальные подальше. Из стоящего среди цветов и горящих свечей портрета на Матвея Евгеньевича смотрел Прохор Иванович. Смотрел открыто, без зазрения совести. Глядя на этот портрет и подумать сложно, что Прохор Иванович кому-то задолжал пятьсот рублей… Матвей Евгеньевич поднялся со скамейки и направился к гробу. Прохор Иванович лежал, сложив руки на груди. В красивом костюме, рубашке с галстуком. У Матвея Евгеньевича в голове проскочила мысль, от которой было бы неловко, произнеси её вслух. Благо, мысли недоступны для окружающих людей. А подумал архивариус о том, что костюм хорош. И не стоит хоронить усопшего в нём. Пропадёт костюм, съедят его черви в земле – и толку? Прохору Ивановичу ни тепло, ни холодно, а Матвею Евгеньевичу костюм бы вышел в самый раз! Жаль костюм! Архивариус посмотрел на усопшего, и вдруг заклокотало в нём всё страшно! Склонился он над Прохором Ивановичем, будто целуя в лоб, а сам сжал шею мертвеца руками со всех сил и прошептал прямо в бледное лицо: «Верни долг, скотина!». Хоть шея была и холодная, сдавливать её было приятно – мягкая, гладкая, политая одеколоном. Пришедшие проститься с покойным приближались к гробу. Шею мертвеца пришлось отпустить. На всякий случай архивариус поцеловал в лоб покойника, заботливо поправил галстук на его шее и отошёл.

Удивительная штука психология! Как преступника тянет к месту преступления, так и Матвея Евгеньевича неудержимо влекло к ненавистному должнику. Нести гроб было не столь тяжело, сколь неудобно. Архивариус в душе сожалел: «На кой чёрт вызвался нести этот гроб! Не молодой же! Теперь делай глубокомысленное скорбное лицо до самой могилы…»

Собравшиеся у могилы провожали покойного в последний путь, кидая комья земли на гроб. Продвигаясь в очереди, Матвей Евгеньевич думал о своём. Ёмкость желудка человека вмещает от полутора до двух с половиной литров еды и жидкости. Учитывая, что архивариус не отличался большой прожорливостью в повседневной жизни, то рассчитывать на укладку двух килограммов еды в желудке не приходилось. Матвей Евгеньевич решил: во что бы то ни стало отбить едой неустойку размером не менее тысячи рублей!

После похорон все отправились в столовую возле дома, где намечались поминки. Меню было щедрым: салаты, сырные и мясные нарезки, кутья, пюре, рыба, пироги, соленья. Из спиртного - водка, коньяк и вино. Матвей Евгеньевич всегда предпочитал водку, но сегодня пил коньяк – он был дороже водки. Из еды архивариус налегал на мясо, рыбу, соленья. Гарниры с хлебом не трогал – дабы не забить желудок раньше времени. Люди ели и пили мало, иногда прерывали молчание добрыми воспоминаниями об ушедшем навсегда человеке, отдавали должное его золотым рукам и отзывчивому сердцу. Ну а Матвей Евгеньевич, то ли из жадности, то ли из неопытности, изрядно перепил. Он сидел и улыбался, довольный тем, что от души наелся. Но в какой-то момент на него накатила жгучая тоска. Он смотрел на убитую горем вдову, на её руки, огрубевшие от тяжёлой работы, на худое лицо… Матвей Евгеньевич встал и пошатываясь вышел из зала. Он шёл по улице и тихо плакал. По пути к дому его вырвало… Желудок освободился. Архивариус хотел было вернуться назад в столовую и что-нибудь съесть. Но махнул рукой и поплёлся домой.

Проснулся Матвей Евгеньевич среди ночи на диване в гостиной от странных звуков. Архивариус лежал в одежде и ботинках. В прихожей будто кто-то находился. Матвей Евгеньевич продолжал лежать с открытыми глазами, вслушиваясь и всматриваясь в коридор, ведущий в прихожую. Голова болела страшно. Коньяк стучал по затылку. Сквозь тиканье настенных часов из прихожей явственно доносились звуки тяжёлых шагов и скрипа паркета. Кто-то очень медленно шёл из прихожей в гостиную. Матвей Евгеньевич не помнил, как входил в квартиру, тем более, как закрывал дверь. Видимо, некто заметил, что дверь не заперта, и решил проверить, всё ли в порядке. «Эй, кто там? У меня всё хорошо, уходите!», - хриплым голосом проговорил архивариус. Скрип половиц на какое-то время пропал, затем возник вновь. Матвею Евгеньевичу стало не по себе. Он окинул взглядом комнату, затонувшую в полумраке. Ничего полезного, что можно было использовать для самообороны, в глаза не бросилось. Часы заскрежетали и пробили три часа ночи! После каждого удара часов сердце архивариуса замирало, затем бешено колотилось. Матвей Евгеньевич, выпучив глаза, пялился в дверной проём, в котором вдруг появилась тень… Архивариус понимал, что это галлюцинация, вызванная большим количеством выпитого алкоголя. Однако был не в силах закрыть и открыть вновь глаза, потереть их, как обычно это делают в фильмах. Было очень страшно. В дверном проёме стоял Прохор Иванович. Глаза у него не двигались и будто смотрели в никуда. Будто учуяв добычу, мертвец повёл носом в сторону Матвея Евгеньевича, шмыгнул забитыми землёй ноздрями и двинулся на архивариуса – медленно, скрипя паркетом.

Матвей Евгеньевич, парализованный ужасом, мог лишь изредка дышать – ни вскрикнуть, ни побежать сил не было.

Мертвец, тяжело дыша, подошёл и встал между столом и диваном, где лежал Матвей Евгеньевич. Незваный гость сипло закашлялся и погладил свою бледную шею с синяками от рук архивариуса. Затем залез в свой карман и достал оттуда пятисотрублёвую купюру. Аккуратно её расправив, резким движением Прохор Иванович хлопнул ладонью по столу. Матвей Евгеньевич вжался в кровать так, что почувствовал, как клетки его тела чуть ли не создали кристаллическую решётку с простынёй и наволочкой. Мертвец слепым взглядом долго в упор смотрел на Матвея Евгеньевича. Затем развернулся и не спеша заковылял прочь. На столе лежала пятисотрублёвая купюра… Матвей Евгеньевич ещё долго вслушивался со страхом в тишину, пока не заснул.

Поздним воскресным утром Матвей Евгеньевич открыл глаза. Он не сразу вспомнил ночное происшествие. Удивившись тому, как долго спал, мужчина приподнялся, а потом вжался в кровать вновь. Ночной кошмар вмиг вспомнился архивариусу. Поглядев на стол, где лежала купюра в пятьсот рублей, Матвей Евгеньевич с облегчением выдохнул. Денег на столе не было! Давно ему не снились сны. А тут такое! Матвей Евгеньевич криво хмыкнул и поднялся с дивана. Ночные кошмары - в них есть своя прелесть: когда просыпаешься, особенно начинаешь ценить жизнь и радоваться, что все пережитые ужасы – лишь сон!

Воскресенье Матвей Евгеньевич провёл во дворе за чтением книги, прерываясь на обед и поход в магазин за молоком.

Наступил вечер. После ужина Матвей Евгеньевич поймал себя на том, что немного нервничает. Отбросив дурные мысли, архивариус умылся и лёг в кровать. Часы отбили полночь, а Матвей Евгеньевич всё не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок. Сон подкрался незаметно.

Проснулся Матвей Евгеньевич от толчка в плечо. Часы отбивали три часа ночи. Открыв глаза, он увидел над собой Прохора Ивановича! Мертвец стоял, склонившись над ним и раздувая ноздри. Из одной ноздри показался червь – опарыш. Матвей Евгеньевич закричал и отпрянул назад, вжавшись в стену. Мертвец смахнул с лица червя, достал из кармана пятьсот рублей и бросил на одеяло. Затем снял пиджак. Из-под пиджака на кровать Матвея Евгеньевича упало с десяток опарышей. Несчастный вопил что есть мочи, поджимая ноги. Прохор Иванович повесил пиджак на спинку стула, взглянул на перепуганного насмерть человека и вышел из комнаты. Матвей Евгеньевич был не в силах пошевелиться, пока не прекратился звук шагов по паркету. Несколько червей ползли по одеялу в сторону архивариуса. Тот, опомнившись, отбросил одеяло, вскочил и быстро стал одеваться.

Утром Матвей Евгеньевич, весь прозябший, проснулся во дворе. Поднявшись со скамейки, архивариус посмотрел на часы.

На работе Матвей Евгеньевич попросил больничный, ссылаясь на плохое самочувствие. Его болезненный вид, потухший взгляд провалившихся глаз не вызывали сомнений. Архивариуса освободили от работы на три дня.

Лишь к обеду Матвей Евгеньевич нашёл в себе силы и смелость, чтобы вернуться домой. Ни пиджака, ни пятиста рублей не было. Но архивариус ясно вдруг осознал, что всё произошедшее в последние две ночи не сон.

Прихватив с собой некоторую сумму денег, он отправился в церковь. В последний раз был там в детстве с матерью. Матвей Евгеньевич толком не знал, как правильно вести себя в храме божьем. Поставив несколько свечей напротив разных икон, оставшиеся деньги он кинул в ящик с пожертвованиями. Перекрестился три раза, попросил у Бога защиты и вышел из церкви.

К могиле Прохора Ивановича архивариус подошёл, когда солнце уже наметило место, где уйдет в закат. Быть на кладбище после захода солнца в планы Матвея Евгеньевича не входило. Ещё страшнее было возвращаться домой, не расставив все точки над «и». Покаянно встав у могилы, Матвей Евгеньевич произнёс помпезную речь о том, как он сожалеет, что на протяжении долгого времени обманывал Прохора Ивановича, наживаясь на его пьяной забывчивости. Просил простить грешника и не беспокоить более по ночам. Для верности Матвей Евгеньевич оставил на могиле бутылку водки и ромовую бабу в качестве угощения. К слову, этим днём ромовая баба в магазине продавалась по акции и была особенно вкусна.

В квартире Матвею Евгеньевичу было не по себе. Тишина, разбитая на секунды ходом настенных часов, угнетала. Когда стрелки часов показали начало третьего, архивариус решительно оделся и вышел на улицу.

Ночь выдалась дождливая. Матвей Евгеньевич решил спрятаться от непогоды в кабаке, открытом до утра. Впрочем, и при хорошей погоде архивариус сделал бы то же самое, лишь бы укрыться в людном месте от самого себя...

Официант принёс бокал безалкогольного пива. Архивариус, впопыхах оставил дома и часы, и телефон. Перекрикивая громкую музыку, спросил у официанта, который час. Официант ответил: «Три часа ночи!» и удалился. Матвей Евгеньевич хотел попросить его не уходить, но в горле пересохло. Отпив пива, мужчина огляделся. На танцполе расфуфыренные девушки танцевали с уже изрядно подвыпившими кавалерами. За столами сидели люди, весело болтали друг другу в ухо, справляясь с грохотом музыки. Архивариус подумал, что всё-таки церковь и покаяние у могилы дало свой результат и кошмар закончился. Поднеся кружку пива ко рту, боковым зрением Матвей Евгеньевич вдруг почувствовал, что за его столом кто-то сидит. Обернувшись, он увидел Прохора Ивановича, мирно сидевшего рядом. Опрокинув кружку на стол, архивариус вскочил и бросился прочь.

Крупные капли дождя проливным ливнем расстреливали Матвея Евгеньевича, бежавшего по грязной раскисшей дороге куда глаза глядят. Ночь была особенно тёмная, и разглядеть хоть что-то можно было лишь при вспышке молнии. Вступив в очередную лужу, неожиданно оказавшуюся очень глубокой, архивариус потерял равновесие и упал. Приподнимаясь с земли, он увидел перед собой ноги человека. Это был Прохор Иванович с улыбкой на лице. Матвей Евгеньевич ринулся в сторону и распластался в луже. Прохор Иванович склонился над ним и схватил мёртвой костлявой рукой за шею.

Этой ночью Прохор Иванович был особенно червив и страшен. Рука не выдержала нагрузки и оторвалась в районе кисти. Кисть продолжала крепко сжимать шею архивариуса. Бедняга пытался глотнуть воздуха и не мог, с ужасом пуча глаза на Прохора. Прохор Иванович трясся в беззвучном смехе. Вдруг рука мертвеца ослабила хватку и, перебирая пальцами, побежала по телу Матвея Евгеньевича. Оттолкнувшись от бедолаги, запрыгнула в карман мертвеца и выудила оттуда пятисотрублёвую купюру. Матвей Евгеньевич жалостливо простонал: «Прохор! Ты мне ничего не должен!». Кисть Прохора Ивановича проворно впрыгнула обратно на Матвея Евгеньевича и вложила в карман его куртки купюру. Прохор Иванович развернулся и пошёл прочь. Его кисть спешила за ним по земле, огибая большие лужи…

В ту ночь, помимо очередной встречи с мертвецом, на Матвея Евгеньевича обрушилась ещё одна беда. Его ограбили и сильно избили какие-то подонки. Мужчина кое-как добрался до дома лишь под утро, но не смог дойти до подъезда, свалившись в кусты во дворе.

Очнулся Матвей Евгеньевич, когда солнце было уже высоко в небе. У него сильно саднил бок, казалось, будто сломано ребро. Помимо прочего болели губы и нос. Заставив себя подняться, архивариус увидел во дворе вдову Прохора Ивановича Елизавету Александровну. Женщина выбивала пыль из половиков. Увидев Матвея Евгеньевича, женщина перестала бить по ковру и подошла к мужчине. «Что с вами произошло, Матвей Евгеньевич, может Скорую вызвать?» Елизавета Александровна с тревогой смотрела на архивариуса. Матвей Евгеньевич отрицательно покачал головой, боясь поглядеть женщине в глаза. Взяв его под руку, вдова подвела к скамейке и помогла сесть. Матвей Евгеньевич молчал. «Матвей Евгеньевич, - мягко произнесла Елизавета Александровна, - вы человек грамотный, читающий… У Прохора Ивановича целая библиотека разных книг… Я-то их не читаю. А вам, наверное, самое то… Прохор Иванович всегда хорошо о вас отзывался. Думаю, он был бы рад… Если вы не против, я сегодня занесу вам книги…» Матвей Евгеньевич посмотрел на Елизавету Александровну, резко отвернулся и зарыдал, как ребёнок – в голос. Елизавета Александровна пыталась его успокоить, но Матвей Евгеньевич всё рыдал и рыдал. Он упал на колени перед сидящей на скамейке вдовой и сквозь слёзы повторял вновь и вновь: «Прости меня, Елизавета Александровна! Прости меня!»

Матвей Евгеньевич рассказал вдове о том, как пользовался и наживался на слабости её мужа. И в сотый раз просил прощения. Елизавета Александровна ответила, что Бог простит. И просила более не казнить себя, а жить дальше – по совести.

Елизавета Александровна ушла, а Матвей Евгеньевич ещё долго сидел на скамейке. Он глядел на небо, солнце, воробьёв, купающихся в луже, людей, спешащих на работу, на деревья и красивые клумбы с цветами, что росли во дворе – и лицо его было светлым. А на душе как-то тихо и хорошо.

Прикинув примерно, на сколько Матвей Евгеньевич обобрал Прохора Ивановича, мужчина достал свои сбережения и отсчитал тройную сумму. Аккуратно завернул в газету. Свёрток бросил в почтовый ящик Елизаветы Александровны. Остальные деньги архивариус твёрдо решил в скором времени на что-нибудь потратить, отправившись в отпуск.

С наступлением ночи самочувствие Матвея Евгеньевича ухудшилось. Бок болел так сильно, что лишний раз мужчина старался не вставать с постели. Утром он решил показаться врачу.

Часы показывали начало третьего ночи. Однако архивариус больше не испытывал страха. Это было приятно. Измотанный болезненными ощущениями, Матвей Евгеньевич принял обезболивающее.

В эту ночь его никто не побеспокоил. Под утро Матвей Евгеньевич заснул. Ему впервые за долгое время приснился добрый сон. Он лежит на песочном пляже. Какой-то смешной мальчишка, очень похожий на Матвея Евгеньевича, приносит ему вкусное мороженое, а затем бегает, играя в догонялки с волнами и заливисто хохочет. Красивая женщина подходит к малышу, берёт его на руки и тоже смеётся. Матвей Евгеньевич хочет рассмотреть женщину, но солнечные лучи бьют прямо по глазам, ослепляя. Он улыбается, щурясь от солнца.

Утром Елизавета Александровна обнаружила в почтовом ящике свёрток с деньгами. Сразу поняв, откуда деньги, она поднялась и позвонила в квартиру Матвея Евгеньевича. Никто не открыл.

Дверь вскрыли лишь после обеда.

На похоронах Матвея Евгеньевича было очень мало людей – лишь соседи по дому. За неимением наследников и родственников, квартира и все сбережения Матвея Евгеньевича перешли в собственность государства.

Елизавета Александровна, навещая на кладбище мужа, всегда заглядывала и на могилу Матвея Евгеньевича. За могилкой уход нужен. Хорошо, когда есть кому присмотреть за могилкой.