Чудесный подарок

Кира Васильевна Солодкова, тридцати двух лет, не замужем, заблудилась в лесу, вернее, в городском сосновом бору, — большом, конечно, но не настолько, чтобы потеряться, как невежественной горожанке в тайге. Лес ограничен с трех сторон дорогами, имеет явный уклон вниз в сторону водохранилища (вдоль которого, кстати, тоже идет грунтовка), и как ни плутай, куда-нибудь да выйдешь. Она заблудилась субботним летним днем, имея телефон с GPS навигатором и четкую карту местности в голове. Единственное, что ее как-то извиняет, – она в этой части леса оказалась впервые, поскольку всего два месяца как переехала сюда, к опушке, в панельный десятиэтажный дом, и, наконец, собралась посмотреть окрестности. Часов в девять утра, она вышла из подъезда с рюкзачком за плечами, пересекла узкую дорожку, что ведет к госпиталю, и оказалась в лесу. Через большую поляну с непременными собачниками, по широкой торной тропе, которую вполне можно назвать дорожкой, она с шла довольная собой, погодой и всем белым светом. Кира пересекла асфальтовую дорогу, ведущую к бывшим обкомовским, а теперь губернаторским, дачам, и по все более сужающимся тропинкам углубилась в лес.

Солнце светило во всю июньскую мощь, какие-то птицы продолжали свои брачные песни, а может и не брачные, может просто песни от переизбытка хорошего настроения, приправленного цветением трав. Тропинки переплетались, но Кира Васильевна понимала, что держаться надо направления влево и вниз, именно это она благополучно и делала, пока дорогу ей не преградил безымянный ручей с заболоченными краями. Она промочила нарядные, как бы вязанные, белые кроссовки и пошла вдоль ручья, который, конечно же, должен был привести ее к берегу водохранилища. Но нет, очередной заболоченный участок леса снова преградил ей дорогу. Ничего страшного, решила она, нужно просто повернуть назад и обойти его. И она повернула, и обошла, и снова уткнулась в заболоченную поляну, которая вся заросла высокими белыми цветами: их соцветия – перевернутые зонтики, — ярко выделялись на фоне темной зелени.

Вообще-то она немного устала, хотя беспокоится было совершенно не о чем. Большая сосна с вывороченными корнями лежала поперек поляны, и Кира присела рядом на тоже упавшую молодую сосенку. Конечно, нужно было отдохнуть, тем более в рюкзачке у нее была заготовленная пачка бутербродов и вода. Только вонзив зубы в колбасу, она заметила серого толстого щенка с черной мордочкой и какими-то светлыми глазами, который смешно семенил к ней от вертикально стоящего диска вывороченных сосновых корней. Щенок вилял хвостом и явно желал колбаски. Подбежав, он уткнулся мордочкой в колени, и она непроизвольно погладила звереныша – мягчайшая, шёлковая щенячья шёрстка заставляла гладить и гладить.

— Колбаски надо? Вот тебе колбаска, — Кира отдала колбасу с бутерброда, оставив себе хлеб с огурцом. Песик суетился вокруг, обнюхивая Кирины ноги и рюкзак. — Ты еще хочешь? А мама твоя где? Ты почему один в лесу?

С этими словами Кира вытащила второй бутерброд, и два кружка колбасы достались пузатому попрошайке. Она огляделась — слева от нее, на отдалении, стояла большая серая собака на слишком длинных, как показалось Кире, ногах. А вот и мама!

— Собачка, собачка, ты тоже хочешь колбаски? — спросила Кира, доставая третий бутерброд.

Собака не двинулась с места, она спокойно смотрела своими желтыми глазами на Киру и малыша.

«Бедные одичавшие собаки, — между тем думала Кира, — вот и воспитывают щенков не пойми где». Щенок прыгал вокруг, кусал, играя, Кирину руку острыми, как иголки, зубками. Он хватал ее лапами, падал на спину, продолжая кусать и царапать когтями. Пришлось Кире старательно чесать собачий живот.

— А тебя мама ругать не будет? За то, что играешь с незнакомыми? — приговаривала Кира. Поняв, что колбаса закончилась, щенок начал скакать кругами, а потом побежал к маме.

— Пока, собаки, — сказала Кира и пошла, как ей казалось, в нужном направлении.

Шла она долго. Лес выглядел совершенно одинаковым, стволы высоченных сосен в свете солнца казались оранжевыми, редкий подлесок не мешал идти, но тропинок все равно не было. Она снова вышла к заболоченному участку с упавшей большой сосной и торчащей гигантской розеткой ее могучих, но не глубоких корней. Обычная картина для этих лесов… И поваленная небольшая сосна рядом… И белые цветы… Кира остановилось в тревоге, но ошибки быть не могло — она вернулась к сосне, где был щенок и его мамаша. Щенок уже бежал к ней, виляя хвостом, и даже как-то радостно потявкивая. Взрослой собаки не было видно.

Она, конечно, читала в книгах, да и на уроках природоведения говорили, что человек может ходить по лесу кругами, возвращаясь в одно и тоже место. Правильные, в принципе, сведения, никак не закреплялись в мозгу, как реальные. Есть такие сведения, особенно из области физики, которые как бы есть, но на самом деле их ведь и нет вовсе, их нельзя потрогать, почувствовать, можно только принять на веру, как круговое хождение по лесу. Вот Кира и не верила, потому что — глупо же! Именно глупо! Но сейчас она оказалась внутри этой глупой истории и снова теребила собачонка, который кусал за руку, подставлял пузо, и выказывал общий щенячий восторг.

Кира села, достала из рюкзака еще один бутерброд и съела вместе с малышом: ей — хлеб с огурцом, ему — колбаса.

Что делать в такой неприятной ситуации, в общем-то, понятно: нужно включить телефон и определить свое местоположение, потом проложить маршрут. И все бы было хорошо, но телефон не мог найти сеть. То есть связи не было. То есть телефон оказался совершенно бесполезен. Даже от бутербродов было больше пользы. «Это вообще — как?! Тут же вокруг — город, и вышек — миллион! — значит не миллион», — ответила самой себе Кира. Она встала и решила, что теперь совершенно точно пойдет в одну сторону, не сворачивая, вниз, до самого водохранилища. В крайнем случае, на пути будет просека. Подстегнутая стрессом память выдала название: просека ухода. Или как-то так. Щенок было увязался за ней, но потом развернулся и резво сиганул обратно. Между сосен мелькнула тень большой собаки-мамы.

План у Киры был хороший, но не выполнимый. Потому что на пути опять появилась заболоченная поляна, но уже без цветов, и ее пришлось обходить. Потом снова обходить, потом возвращаться к прежнему направлению, которое совсем потерялось. «Тогда пойду просто вперед, как получиться», — решила она и через час вышла все к той же вывороченной сосне и щенку, который встретил ее как родную. Она достала последние два бутерброда, поискала глазами мамашу, но не нашла. При этом Кира кожей ощущала, что мамаша где-то рядом и смотрит.

Смотрит!

Кира завертела головой, какое смутное движение она заметила справа, но и только. «Серая, сливается, — подумала тогда она, — и наплевать».

Щенок привалился к ее ноге, пригрелся и собирался поспать. Не такой уж он был и маленький — с большую кошку. Она взяла его на руки — щенок не просыпался. Кира прижала его к себе животом к животу, и щенок, не открывая глаз, уцепился острыми коготками за одежду. «Совершенный ребятёнок», — подумалось ей. Кира сидела, ощущая тяжесть зверька, и тревога, разлившаяся внутри, начала уходить. Она вдруг поняла, что у нее самой, как у щенка, закрываются глаза.

Конечно, она не спала, только на секунду сомкнула веки и сразу открыла, но вокруг что-то неуловимо изменилось, то ли свет стал по-другому падать, то ли похолодало. Щенок продолжал спать, и Кира осознала, что ни за что теперь его не отпустит. Она встала вместе с собачонком, умиляясь его черной мордашке и серым бочкам. Снова поискала глазами большую собаку и даже вздрогнула, когда увидела ее стоящей на стволе сосны у самых корней. Собака смотрела внимательно, но не злобно. Казалось, она хочет внушить Кире какую-то мысль. Во всяком случае, Кира решила, что заберет щенка с собой.

Прижимая песика, она снова побрела туда, где виднелся выход из болотистого тупика — и, в самом деле, скоро стало повыше и посуше. Вот только солнце стояло подозрительно низко. «Косые лучи заходящего солнца…», вспомнилось ей выражение из школьных книг — кто-то из писателей очень любил вставлять его в свои романы.

Июнь — хорошее время, солнце заходило медленно. «Целый день, — думала Кира. — Я проходила целый день и добыла себе щенка». Она явно шла правильным путем. Постепенно стал слышен шум машин, и скоро она вышла на дорогу, по которой мчались автомобили и автобусы. Остановка на той стороне не оставляла сомнений, что сейчас до дома можно будет просто доехать.

Щенок спал.

В автобусе щенок дремал, прижавшись к Кире. Только усевшись на свободное место, она ощутила, как у нее устали руки — щенок весил не мало. Пока она тащила его от остановки домой, руки у нее совершенно задеревенели.

Водные процедуры щенка развеселили, он прыгал по ванне и пытался вырвать душ из Кириных рук. Завернутый в полотенце песик крутился, кусался и что-то требовал от Киры. «Ага! Кормить! — догадалась она. — Все дети хотят есть!» Она быстренько сварила овсянку, добавила холодное молоко и выложила в миску — щенок все съел. Потом он замер на месте, и под ним образовалась довольно приличная лужа. Он вышел из нее, потряхивая лапками и разбрызгивая пахучую жидкость, и, довольный, поскакал по квартире, оставляя мокрые следы на линолеуме. Шедшая за ним Кира увидела, как песик протиснулся под диван, вытащил закатившийся красный карандаш (непонятно откуда взявшийся) и с какой-то неимоверной скоростью превратил его в мелкие щепки, перемазав мордочку красным грифелем.

«Н-да, щенок, конечно, славный, но пока воспитаешь…» — рассуждала Кира, вытирая пол и щенка. К ее чести надо сказать, что отправить щенка обратно в лес ей и в голову не пришло.

В квартире потемнело, видимо солнце окончательно закатилось не только за кромку леса, но и за краешек земли. День, наконец, закончился, и она, уставшая, разобрала кое-как свою постель на диване и положила на пол коврик из старого одеяла — для щенка. Засыпая, она успела ощутить, как щенок залез-таки на диван, пробрался под одеяло и пристроился радом с ней, прижавшись мягким и пушистым тельцем. Сопротивляться не было сил, и она провалилась в сон, и сны ей снились благостные и наполненные светом.

Утренний сон был особенно мил, и главным в нем было настроение: Кира стояла то ли на лесной поляне, то ли на берегу озерка, и все тело ее наполняла радость. Ощущение исходило откуда-то из области живота, к которому прижималось нечто мягкое. Чувство было невыразимо приятным, не хотелось шевелиться, а просто лежать и впитывать чужое нежное тепло, и, скорее осязать, чем слышать, нежное причмокивание. Наконец, дрема истончилась и Кира руками нащупала чужое тело: «А-аа, щенок же!»

Но странность ощущения ее не оставляла. Она откинула одеяло, от перемены температуры существо проснулось и открыло глаза — на Киру смотрело милое детское личико с серо-зелеными глазами, — рядом с Кирой лежал мальчик!

Мальчик убрал свои руки, обнимавшие Киру, потом отстранился и сел. На лице его сияла улыбка, какая бывает поутру у всякого благополучного малыша лет этак двух, двух с половиной. Не слишком упитанный, но и не худой, мальчик, все также улыбаясь, пополз по Кире, и она опять ощутила удовольствие от прикосновения детского тела. Мальчик начал говорить на каком-то своем языке, дергать за бретельки Кириной короткой майки и подпрыгивать. Сон окончательно выветрился, но вставать Кира не решалась, боясь разрушить случившуюся сказку. Ей казалось, что резкие движения спугнут ребенка, и он исчезнет.

Мальчик не исчезал.

Кира села, а мальчик, с удивительной легкостью слез с дивана, упал, снова встал и, быстро перебирая ножами, почти побежал по полу. Сделал по комнате круг и двинулся в сторону кухни.

И только тут Киру накрыла волна недоумения, страха и радости, причем одновременно.

«Какая разница, почему, — думала она, — это просто чудесный подарок. Мне! Почему бы и нет?! Это осуществленная мечта о ребенке, о счастливой жизни, реализованная зависть к подругам, одноклассникам, и молодым коллегам, — она медленно проговаривала про себя длинные слова. — Но делать-то что?»

Внутри нее, как оказалось, уже были готовые ответы — важные решения принимают сами себя. Понятно, что ребенка она никому не отдаст, это — во-первых. Во-вторых, у нее только начался отпуск, и она успеет решить вопросы с документами. Деньги у нее есть — отложенные на покупку мебели и прочие нужды.

Но для начала, ребенка надо покормить, и она побежала готовить кашу. Мальчик честно пописал на кухне, там, где вчера писал щенок, — не страшно, там везде кафель. «А вдруг он замерзнет и простынет? — думала она, наблюдая, как он залезает под стол и спокойно садится на холодные плитки. — С ним, голым, и из квартиры-то не выйдешь».

Кира усадила мальчика на колени и с ложки покормила молочной манной кашей. Он пытался забрать ложку, а когда она отдала (взяв себе другую), попытался есть сам, раскидываю молочную жижу по всей кухни и размазывая ее по столу. Пришлось после еды тащить ребенка в ванну, поливать из душа и снова заворачивать в полотенце, как щенка вчера вечером. Мальчик смеялся, дрыгал ногами и одним ловким движением снес с полок пузырьки с шампунями и кремами.

«Волька! Его зовут Волька! — неожиданно, но совершенно отчетливо поняла Кира. — Полное имя Вольдемар».

Когда голого Вольку отпустили на пол, он с удвоенной энергией забегал по квартире, попутно хватая все, что плохо лежит. На полу оказались Кирины деревянные бусы — их Волька перед этим долго изучал: сначала одел на себя, потом снял, потом накрутил на руку и попробовал на вкус и разгрыз несколько бусин. Только в последний момент Кира успела вытащить маникюрные ножницы у него изо рта. На кухне новенький мальчик Волька, с легкостью открывал шкафчики, и пока Кира пыталась через приложение в телефоне заказать доставку детской одежды и еды, он вытащил на пол все их содержимое. Кастрюли, крышки и, особенно, блендер, произвели на Вольку чарующее впечатление, и он надолго затих, перебирая их на старом одеяле — Кира все-таки расстелила его на полу. Пока ребенок изучал блендер и бил им по кастрюле, она успела подтвердить и оплатить заказы.

Вроде нет ничего особенного, чтобы следить за сытым и довольным ребенком, но с непривычки Кира утомилась. Болели ноги, а точнее, пятки (она все время ходила босиком за Волькой), устали руки — мальчика приходилось вытаскивать из углов, ставить на ноги, поднимать и мыть, и так — бессчетное количество раз. При этом сам мальчик оставался бодр, весел и улыбчив — он не расплакался, когда опрокинул на себя табурет на кухне, и когда прищемил палец блендером. В нем явно был встроен вечный двигатель или какой-то уничтожитель усталости. В полдень Кира поняла, что ребенка опять надо кормить и разогрела утреннюю кашу и позавчерашний суп — жарить замороженные котлеты не было сил, а может малышу их и вовсе нельзя. Ребенок с удовольствием ел все подряд, включая подсохший хлеб. Пока она собирала на кухне грязную посуду, и вытирала суп со стола, пола, стульев и подоконника, мальчик убежал в комнату. «Ничего страшного, — думала Кира, продолжая работу, — все, что можно уронить, он уже уронил».

Но оказалось, что нет. В комнате ее ждала примечательная картина: книги с полок валялись на полу, а сам мальчик спал на неприбранном с ночи диване, вытянувшись поперек. Ноги его были закинуты на подушку, и Кира с неудовольствие отметила серые пятна на розовых подошвах — не такой уж чистый у нее оказался пол. Но спит! Ребенок — спит!

Она включила компьютер и еще раз проверила свои заказы— да, сегодня, срочно, с курьером, до квартиры, — всё должны привезти часам к пяти.

А вот теперь можно подумать, как выправлять мальчику документы. Без документов — нет человека, лечить и учить не будут. Конечно, лучше об этом подумать завтра, потому что сегодня очень не хочется, но надо. Кира была девушкой серьезной, и мысли ее были соответствующие. И, самое главное, как она теперь будет обходиться с работой?

Кира трудилась рядом с домом, в областной больнице, старшим лаборантом в бактериологической лаборатории. После педагогического института — не самая интересная должность, но Кире нравилось. Люди вокруг были хорошие — врачи, доктора, профессора. В лаборатории все удобно организовано, разговоры — интересные, за риски работы с микробами — доплачивали. С непосредственной начальницей отношения у Киры не очень-то сложились, вернее, они были самыми обыкновенными, рабочими — без особого тепла и душевности. С лаборантками Таней и Тоней Кира старалась общаться поменьше — сплетницы, причем злые. А вот заведующий, Сергей Федорович Маковский, вызывал у Киры живейшую симпатию. Лет ему было страшно много, наверное, семьдесят, но это не мешало ему работать, наблюдать за коллегами, подмечать их некоторые, скажем так, странности, и выдавать периодически интереснейшие замечания — всегда к месту и не обидные. Когда Кира только устроилась на работу, он какое-то время следил за ней, она прямо-таки ловила на себе его взгляды. В них не было мужского специального интереса, но все равно, ситуация напрягала. И только на собрании лаборатории Кира с удивлением услышала от него похвалу, причем не общую, а совершенно конкретную. Он сказал, что она, Кира Солодкова, еще ни разу не перепутала растворы, что именно у Киры всегда готовы питательные среды, и что термостаты у нее в рабочем состоянии, а из журнала можно понять, какие образцы и когда поступили на исследование.

После этого собрания отношение коллег к Кире немного изменилось. С ней уважительно здоровались, Таня и Тоня с глупыми расспросами о личной жизни не приставали, а Сергей Федорович иногда беседовал с ней в «чайной комнате» и пространно отвечал на вопросы о больничных инфекциях (все остальные обычно отмахивались). В общем, Сергей Федорович один вызывал у Киры доверие, а ей позарез нужен был совет, как оформить мальчика, потому что ничего путного она не смогла придумать, как ни старалась. Непонятно, правда, что именно рассказывать Сергею Федоровичу. Историю про щенка рассказывать не хотелось — отправят в психушку на освидетельствование. Конечно, были на работе и другие сотрудники, наверное, и люди хорошие, но вращались они в своих трудовых заботах и особого внимания на Киру не обращали. Так что — к Сергею Федоровичу, но, слава богу, не сегодня, а завтра, потому что завтра — понедельник, и он будет на работе, а его домашнего или сотового телефона у Киры нет.

И еще. Кира зашла в своем компьютере в поисковик и вбила слово “волк”. Она долго разглядывала картинки, но ни к какому мнению не пришла. «Это была просто собака, — еще раз повторила она про себя, вспоминая серого зверя на болоте. — Собака!» Но, в глубине души, она точно знала, что нет.

Мальчик еще спал, когда курьер (ровно в пять) принес большую коробку с подгузниками и пакеты с одеждой. Другой курьер принес упаковки с детским питанием, хотя, может быть и зря: Волька, как выяснилось, преспокойно ел вареную колбасу — с хлебом и без хлеба, — а также пельмени и суп. Подгузники тоже, возможно, зря — их Волька отказывался терпеть на себе — сдирал руками и зубами. В конце концов, удалось на него надеть шортики и футболку, и только потому, что Кира одевала и приговаривала: «Смотри, кто у нас такой красивый! Смотри, кто такой хорошенький», — она таскала его к зеркалу и всячески хвалила. Зеркало вообще поначалу очень заинтересовало Вольку, но он быстро понял, что мальчика за стеклом и нет вовсе, а мальчик, который виден, — это он сам. Не одеть Вольку было никак нельзя, с голым ребенком не пойдешь гулять даже в жару, а гулять надо обязательно, это Кира знала совершенно точно от своих подруг. При этом звонить подругам Кире не хотелось: пока ребенок спал, она долго перебирала, кому из школьных или студенческих друзей можно рассказать про щенка и поняла – никому!

Около семи Кира взяла Вольку на руки и вынесла на детскую площадку во двор. Все вызывало у мальчика восторженный интерес: карусели, горки, песочница с общественными формочками и сломанными машинками, а, главное, там были другие ребята примерно Волькиного возраста. Дети говорили мало и односложно, но одно слово звучало чаще других — мама. С этим возгласом они периодически подбегали к сидящим родительницам, просто прикоснуться, ощутить заботу и снова убежать. И, конечно, они громко кричали “мама!”, когда чего-то не могли поделить с товарищами. Волька слушал и пытался повторять слова за девочкой Машей, которая была его пониже, но рассуждала, совсем как взрослая, и даже слегка опекала:

— Мальчик, тебя как зовут? —спросила она сразу.

За него ответила Кира:

— Волька! — и, обращаясь к другим мамам, пояснила, — Волька — это Вольдемар. Дедушка так назвал.

— Хорошо, Воль-де-мар, — выговорила Маша, — давай играть в обед. Нарви травы. Для супа.

Э-эх, не было у Киры никакого дедушки, умер он как-то рано. И бабушка тоже. И мама умерла три года назад после болезни. А ведь вместе с мамой и Волькой они могли бы зажить… Была, правда, еще тетя, мамина сестра — далеко, в Томске, — и троюродный или скольки-то-юродный брат в Петербурге, но ему она только поздравления на новый год отправляла. В общем, когда родни мало — это не всегда плохо. Но вот работа…

Они с Волькой ушли с детской площадки, когда другие мамы засобирались домой. Кира быстро оценила удобство прогулок — можно просто сидеть, хотя бы ноги отдыхают, если, конечно, все время не бегать за ребенком. Оказалось, что все время бегать — не обязательно.

К ночи Кира вымоталась совершенно. Она не привыкла проводить столько времени на ногах, шагая за ребенком, готовя еду и запуская бесконечные стирки. «Надо купить Вольке кровать, — подумала Кира, раскладывая свой диван, собранный только перед вечерней прогулкой, — А еще нужны детские книжки», — мысли эти промелькнули, не задерживаясь. Волька залез в самый угол дивана на подушки и сразу уснул, да и сама Кира провалилась в сон, как будто в голове выключили тумблер. Она спала без сновидений, а в телефоне остались не отвеченными сообщения от школьных и институтских подруг, весьма, впрочем, немногочисленные.

С Сергеем Федоровичем Маковским они встретились на следующий день на скамейке в больничном парке — около отделения радиологии, в обеденный перерыв. Волька бегал вокруг них с зайцем в руках — у Киры дома нашлась единственная игрушка — когда-то подаренный поклонником голубой мохнатый заяц.

— Ну-с, — вопрошал заинтересованный доктор, — что у нас за тайны? Это по поводу мальчика «нетелефонный разговор»? Очень славный малыш…

Кира никак не могла начать. Утром по телефону она зачитала заранее написанный текст, что ей совершенно необходим совет Сергея Федоровича по личному делу, и она очень просит о встрече, но не в лаборатории, а в нейтральном месте, подальше от знакомых. Она несколько раз извинилась, что не может рассказать ему суть вопроса по телефону.

— Кира Васильевна, — мудрый доктор пытался ей помочь, — вы можете рассказать мне все с сначала… Но можно и с конца… Так о мальчике речь?

— Да. Он мой родственник. Дальний. И я хочу его усыновить. Или оформить опеку.

— Хорошее дело. А в чем проблема? Что-то не так с его родителями?

— На него нет никаких документов. Мне его привез вчера незнакомый мужчина. Он сказал, что найти меня, его попросил друг, и что этот друг — побочный сын моего отца. Или не побочный — отец ушел из дома, когда мне было пять лет, я его почти не помню. Там, типа, случилась трагедия, все погибли в автомобильной аварии, а мой сводный брат (который потом умер) попросил друга разыскать меня. — Кира говорила, и живо представляла своего отца (как на старой маминой фотографии), сводного брата (высокого, красивого, доброго и умного) и его жену (милую и хозяйственную). Историю она сочиняла все утро и почти уверовала в существование этих людей.

— Кирочка, не очень понятно. А друг этот свои контакты не оставил? Телефон, адрес… Он же лицо заинтересованное. Опять же вещи он какие-то привез? Фотографии папы и мамы?

— Да. То есть, нет. То есть только одежду мальчика… — Кира с ужасом поняла, насколько неубедительна ее история. — Он вообще военный, в форме был. Может он — секретный военный…

— А фамилия отца?

— Солодков.

— Кирочка, от меня-то вы что хотите?

— Помогите советом, как оформить на мальчика документы.

Сергей Федорович замолчал. В это время Волька ерзал на сиденье скамейки и пытался залезть на спинку. Ему это почти удалось, но он не удержался и свалился за скамьей в траву вниз головой. Вернее, должен был свалиться вниз головой, но как-то сгруппировался, завалился на бок и, испугавшись, быстро прибежал и прижался к Кириным коленям. «Мама», — вдруг внятно произнес он — вчерашние игры с детьми не прошли даром. Она посадила его на колени, целуя и приговаривая: «Не ушибся? Где больно? Головке?» Мальчик затих на какое-то время, потом вывернулся из Кириных рук и радостно повторил: «Мама!»

— Это ваш сын?

— Нет.

— У него неблагополучные родители?

— Нет у него родителей, — у Киры из глаз потекли слезы бессилия, сейчас Сергей Федорович отправит ее с ребенком в милицию…

Пожилой доктор вздохнул и сказал:

— А вот теперь, Кирочка, давайте с самого начала и подробно. И учтите, врать и придумывать — это не ваш конек.

Кира рассказала. Она даже предложила подняться к ней в квартиру, чтобы показать, что у нее есть только те вещи ребенка, какие она получила вчера с курьером, вместе с чеком.

«История фантастическая, вне всякой реальности, но девочка в нее верит, — рассуждал про себя Сергей Федорович. — Самые идиотские истории иногда оказываются правдой. А в чудо хотят верить все».

— Значит так! Такие вещи, как оформление бумаг, быстро не делаются. И вообще, никакой спешки нет, вы же в отпуске. Верно? — Кира согласно кивнула. — Мне нужно эту тему обдумать. — Кира снова покивала. — Давайте обменяемся сотовыми телефонами, и, если что, звоните, не стесняйтесь.

Доктор достал из кармана совершенно навороченный дорогущий смартфон.

— Дети подарили, — ответил он на изумленный Кирин взгляд и прибавил, — когда дети могут делать такие подарки, значит ты уже совсем старый. И да, вы эту историю больше никому не рассказывайте. Чтобы потом не было разночтений.

Через четыре месяца у Киры Васильевны были вполне настоящие документы на ребенка. Во-первых, свидетельство о рождении Вольдемара Игоревича Солодкова (отец — Солодков Игорь Васильевич, мать — Солодкова Инга Семеновна, место рождения — г. М-ль, дата рождения — 17 января 2021 года). Во-вторых, справка об усыновлении. Еще прилагались результаты генетической экспертизы, откуда следовало, что Солодков Вольдемар Игоревич действительно является родственником Солодковой Киры Васильевны, степень родства соответствует уровню племянника с поправкой на то, что отец ребенка — сводный брат означенной К. В. Солодковой. Имелись также показания свидетелей о том, что родители мальчика погибли в зоне боевых действий, а все документы на ребенка — пропали.

С генетический экспертизой Сергей Федорович пережил еще одно потрясение, но уже не житейского, а скорее научного плана. Он привлек к делу институтского друга — профессора, работавшего в бюро судебно-медицинской экспертизы. Именно друг по своим каналам наводил справки и о Кире, и о ребенке, который мог быть в розыске (не было такого ребенка в розыске). И это друг предложил сделать генетическую экспертизу для убедительности, мол, при любом раскладе, какие-то совпадения все равно будут, а я напишу так кучеряво, что никто не прискребётся. Потрясением было то, что ничего подделывать и кучеряво излагать не потребовалось, Кира и Вольдемар по всем показателям оказались родственниками. О своем страхе, что у мальчика могут обнаружить участки непонятной ДНК (волка, например), Сергей Федорович никому не рассказывал. Он и себе-то в этом с трудом признавался.

Что касается свидетелей, тут вообще не о чем говорить, мало ли кто кому бывает должен. Особенно, если идет война. И кстати, из Сергея Федоровича получился совершенно замечательный крестный папа, а с поправкой на возраст — крестный дедушка.

Кира поменяла квартиру и переехала жить в центр, чтобы больше в лес не ходить, чтобы Волька в него и не смотрел даже.