Всего произведений – 5239
Библиотекарь
/ 1
Библиотекарь
Квартиру купили вместе с диваном. И ничего, вполне крепкий еще диван. На стенах комнат старые, но не рваные обои, на полу – со стертым рисунком линолеум, дверь – почти фанерка советского образца. Приладили еще железную, с вертящейся ручкой. Жить можно.
Еще год назад пожилой библиотекарь Иван Сергеевич Некраскин вместе с женой Верочкой, с дочерью, ее мужем и внучкой Оленькой жил в двушке, на севере, ближе к центру. Внучка подрастала, становилось тесно. Вопрос о жилье для родителей, и вообще о вложении в недвижимость – на будущее – как-то вдруг эту семью озаботил. Молодые взяли ипотеку. Иван Сергеевич с Верочкой не вникали. Как хотят. Им жить.
– Слили, – сказала заведующая библиотекой Нина Евгеньевна и развела ладони в стороны. – Нет больше старой Публички. Слили как московский филиал. Время такое. Что же я могу сделать, голубчик?
Иван Сергеевич вышел на пенсию. Он сам теперь был, как старый, без выпирающих уродливых пружин, крепкий еще диван. Вещь, медленно и неотвратимо доедаемая временем.
В его прошлой жизни хлопала дверь, спрашивали что-то читатели, сухо черкала ручка по формуляру… А квартира была пуста, спокойна. И совершенно безмолвна. Жена с полгода как умерла. Кресло у окна, ее любимое, со светлой плюшевой обивкой, еще иногда, казалось ему, начинало поскрипывать, едва слышно звякать спицами, по-стариковски кряхтеть, шуршать газетой. Ложечка звенела о край Верочкиной чашки с нарисованными подснежниками.
А теперь разве что проворчит половица под ногами у соседа сверху. Тявкнет собака в парадной. Хороший дом, тихий.
Или что-то не в порядке со слухом у Ивана Сергеевича.
По выходным заскакивала дочка, возилась на кухне, прибиралась.
– Знаешь, – говорил ей Иван Сергеевич, – я вчера был в поликлинике…
– Ты что, заболел? – испуганно спрашивала Наташа.
– Да ну, – отмахивался отец. – Пошел к участковому. Ну, просто так пошел. А там люди сидят. Разговаривают. Кто о простуде, кто о погоде, кто о еде… Медсестрички бегают, очередные приходят.
– Пап, подожди… – дочь не понимала. – Ты к врачу-то зачем ходил?
Иван Сергеевич пожимал плечами:
– На шум в голове пожаловался, на сердце. Все, как полагается.
Дочь уходила в тревоге, уносила сомнения. Зря они отселили родителей. Думали, им спокойнее будет. Да и тесно ведь в крохотной двушке. А теперь вот отец один… А вдруг, правда, сердце?
Иван Сергеевич записался на прием к отоларингологу Квашниной. Толстая рыжая тетка. Очень формально отнеслась к жалобам пациента. Проверила слух, зачем-то заглянула в горло, но так ничего в нынешней жизни старика не прояснила. Через неделю, не выдержав, он пришел вновь.
– Помню вас, – произнесла медлительная, как медуза, Квашнина. – Так что случилось?
– Я не слышу, – привычно пожаловался Иван Сергеевич.
– Совсем? – ухмыляясь, спросила врач. Озверели пенсионеры. Сидели бы дома, смотрели бы сериалы… Господи. Тишина, покой, диван. Ей бы месяц такой жизни. А они в очередь. Вон, опять с десяток у кабинета.
– Нормальный у вас слух, – сказала она сухо, заполнив карточку и произнеся шепотом привычное числительное в ухо мнимого больного. – Для вашего возраста нормальный.
– Как же нормальный? – вскинулся Иван Сергеевич. И Квашнина поняла: вернется.
– Попробуйте посетить невропатолога, – посоветовала на всякий случай. Авось не вернется.
Иван Сергеевич купил булку, сел на лавочку в скверике. Рассеянно стал крошить на асфальт. Деловитые сизари толкались у ног. Припархивали воробьи.
– …Лучше запечь, в фольге, – мечтательно пропела рослая девица своей соседке. – Ой, слушай, я такой рецепт надыбала… – И они склонились над смартфоном.
– Мужик, закурить будет? – это не к нему, а к тому, в очках, справа. А все-таки ничего слух. Грех жаловаться. Жить можно.
Пришел домой. Поставил чайник. Чашка с подснежниками была пуста. Кресло не скрипело. Иван Сергеевич включил телевизор и выключил. Не смотрели они с женой телевизор. Чего там смотреть? Открыл книгу. Герои общались молча.
Вышел на балкон. Посидел. Замерз. Вернулся. Бродил по комнатам. Маялся. Ни черта ж не слыхать! «А что ты хочешь услышать?» – спрашивал себя. Ответа не было. Раньше бы жена сказала. Или читательница, из породы продвинутых всезнаек. А теперь? Сходить, в самом деле, еще к невропатологу. До кучи. На столе уже пять рецептов. Шестого, а то и седьмого, не хватает.
Вышел на площадку. Позвонил соседям: «Простите, у вас соли не будет?» Даже открывать не стали. Смешно же.
– Голова не болит? – заботливо спрашивала по телефону дочь. – Нет? Точно? Ложись спать пораньше. А к невропатологу завтра сходи. Пусть там проверит.
Где «там» уточнять не стала, убежала. Дела. Семья.
Ивану Сергеевичу не спалось. Кроссворд зиял неразгаданным парнокопытным из пяти букв. Столицей Танзании. Каким-то алгебраическим термином. Иван Сергеевич чувствовал, что он сам состоит из пустых клеток. Кроссворд щурился на него, припоминая.
***
– У станции метро. По три часа. Сможете? – скептически спросил парень. Какой-то невнятный офис на Рубинштейна. Парень присел к столу, кепку так и не снял. Дал подписать что-то, вручил пачку листовок. Снова посмотрел с сомнением.
– Дед, – сказал, закругляясь, – ты там улыбайся хоть. А то смурной какой-то. Как треска мороженая. Гляди веселей, люди это любят.
Иван Сергеевич не нашел, что ответить. Зачем он вообще сюда пришел? Работничек.
Мартовская слякоть. Встречный поток сносит Некраскина к лестнице подземки. Люди идут хмурые, напряженно разглядывая собственный сумрак. Вот где мастер-класс от трески.
– Добрый вечер!
Скупые жесты, сжатые губы. Идти и не тормозить.
– Акция! Распродажа! Возьмите, пожалуйста!
– Вечер добрый! Вам холодильник нужен?
Ну, хоть один поднял глаза.
– Возьмите…
– Дед, брось, вон урна. Иди домой.
С шестнадцати до девятнадцати. А ничего, нормально. Главное дело – дочке не проболтаться.
– Пошел ты, знаешь куда…
– Распрода…
– Задолбали…
– Возьмите, пожалуйста!
Кто-то выхватил из руки все, что было, сунул в лужу. Иван Сергеевич испуганно суетился, вытаскивал по листку, пачкаясь.
Народ обходил. Толкался. Глянь, какой исполнительный старичок.
Над ним стоял, покачиваясь, пьяный мачо. Затягивался.
– Чё вам не хватает… – нудил. – У меня дома отец такой же. Все не угомонится никак, старпер хренов…
Пришел домой грязный и веселый. Публичку они слили? Ладно.
Вытащил старую «Эрику». «Р» западает, лента подсохла. Ну, ничего. Не смертельно.
Сначала легкая артиллерия. Легенькая.
«Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он, как душа, неразделим и вечен…»
Самое то под распродажу, а если что, скажут, мол, развлекается, старый дурак. Подумаешь. Иван Сергеевич азартно впечатывал на обратной стороне воззваний об акциях знакомые со школы строки. Стучал полночи. И снотворное глотать не пришлось. Заснул как убитый.
Великого поэта приняли прохладно. А в целом ничего. Пока до очередного доходило, что к чему, осторожный Некраскин успевал отбежать на безопасное расстояние. Это были другие, не всегда адекватные читатели. Но все же…
С Тютчевым стало посветлее. Ахматова с ее царственной грацией пришлась так себе. Как Рафаэль в трущобе. Но куда же без старых хитов. Тарковский долетал медленно, неторопливо. Почитать в метро, что ли, если получится:
«Смерть никто, канцеляристка, дура,
Выжига, обшарпанный подол…»
– Эй, дедуля, – окликнули его через неделю. – Чем порадуешь?
Этого он помнил. Молодой, в хорошей кожанке, с кривоватой ухмылкой. Но не матерится и не дерется. Подсунул из Бродского. Парень хмыкнул задумчиво:
– Ну, ты приколист!
Еще через несколько дней. Дама за сорок. Развязно, но самую малость, чтобы скрыть смущение:
– А про любовь?
А куда ж без любви? Дал, казалось, ожидаемое: «Одной звезды я повторяю имя…». Женщина ушла разочарованная. Иван Сергеевич расстроился.
Увидел ее потом снова. Память на лица все же еще работала. Читателей помнил. А тех, кого огорчил, особенно. Кинулся:
– Вот, я нашел, может быть, это как раз то, что вы искали!
Прошла мимо, не останавливаясь, равнодушно толкнула плечом:
– Ничего я не искала...
Еще неделя.
– Старик, слышь, у тебя деньги есть? Одолжишь? На мели я, батяня… – мужичок в рваной куртке прижал, деловито ощупал карманы, вырваться не дал. Иван Сергеевич хотел крикнуть, не удалось. Спазм, что ли.
Люди текли мимо, не обращая внимания. Читатели. Его читатели. Быдло. Некраскин сидел на свежевыпавшем снегу, хватая ртом воздух.
Вечером купил водки. В холодильнике еще оставались дочкины котлеты. Пойдет.
Выпил. Цветы с любимой чашки жены смотрели сочувственно. В голове эхом улицы жужжали голоса. Привычные человеческие голоса.
Он стал впечатывать в распродажи частушки. Склонялся над машинкой, морща лоб, вспоминал из молодости. Вот точно старый дурак. И зачем ему вообще работа? У него все есть.
На другой день редко пьющий библиотекарь с непривычки мучился похмельем. Но, добросовестный и обязательный, пошел на свой пост. Листовки оставшиеся дораздавать и финиш.
– Дедуль, ты чего? – через полчаса нарисовался почти знакомый кривоватый парень, вгляделся в лицо. – С бодуна никак? – Хохотнул: – Ёшкин корень! Поэзия кончилась?
– На хрена вам поэзия? – зло отозвался Иван Сергеевич. И неожиданно для себя пожаловался: – Меня тут ограбили вчера. Телефон забрали. И хоть бы одна собака…
– Нормально, – меланхолически заметил собеседник. – А как ты хотел? Шокер купи. А лучше сразу травматику. «Там рассадник порока, обитель греха, человечья гнилая труха...» Видишь, помню. Не дрейфь, дед, прорвемся!
«Прорвемся, как же…» – думал Иван Сергеевич, натягивая на лицо привычную праздничную улыбку:
– Добрый вечер! Возьмите, пожалуйста!
«…К чертям полосатым прорвемся…»
Но на душе отчего-то полегчало.
Просидел пару дней дома, не выдержал. Не сиделось дома. Снова пошел на свой пост. И все как всегда. А шокер бы купить не помешало.
– О, снова поэтический дедушка пришел…
– Возьмите, пожалуйста!
«Всё в мире – Бог! О да!
И, кажется, нигде
так в это люди не поверят, как в России...»
– Взял… Это кто ж такой?
– Из современных, кажись, кто-то. Да пошли уже...
Сырой ветер треплет кипу листков. Под ногами грязная каша. Старый библиотекарь, улыбаясь, топчется у спуска в подземку…
Добавить комментарий
Комментарии
Наверно, я очень мало читаю, п.что ничего другого из жизни пенсионеров еще ни разу не прочла.
Конкретно по этому тексту: это ж не рассказ. Просто сцены из жизни пенсионера, который когда-то работал в библиотеке. А мог быть и учителем, - какая разница-то?..
А вы знаете, что могло бы спасти этот текст? Параллелизм. Коль скоро уж ГГ - библиотекарь, а Публичку слили, то вот и надо было запараллелить героя и Публичку. Их ведь обоих слили. Жизнь библиотекаря, которого слила семья, работа, общество, государство, в конце концов, - на фоне жизни библиотеки, которую слило время и (единый знаменатель) то же государство.
И одно без другого существовать не может. Т.е. библиотекарь без своей библиотеки не может (а она без него). А не сравнение с диваном.
Тут если не трагедия, то драма могла бы получиться мощнейшая. Но пока - очередной "кондуктор", бытописизм.
Моя оценка 3.
Смешанные впечатления остались: написано неплохо, проблема поднята (ощущение собственной ненужности у стариков), вот только выходит, что развязки не наступило в рассказе, как по мне. Иван Сергеевич хочет что-то сделать, чувствует в себе силы и необходимость реализации, но попытки какие-то бестолковые и не приносят ничего, кроме разочарования. Вот тут его должна бы посетить другая идея, как он может нести свет в массы (или распространить свое влияние на более благодарную публику). Но нет.
Возможно, я что-то упустила.
От меня 6.
Для меня важно, чтобы в произведении был смысл (цель повествования, мораль).
Это рассказ о самореализации, как необходимом условии жизни человека.
Оценка 10.
Немного запуталась в начале, на мой взгляд, информация о переездах, семье и смерти жены дана несколько хаотично. К тому же в моем понимании вложение в недвижимость и ипотека - несколько разные вещи. И зачем мне знать, как звали заведующую библиотекой?
Выше писали, что ГГ мог бы найти более удачное применение желанию сеять разумное, доброе, вечное. Но это его выбор. Тем более что в финале он не умирает, и что-то может измениться со временем.
Из плюсов ещё отмечу ненавязчивый юмор.
Моя оценка - 8.
А одиночество – да, это, конечно, развиваемая тема. Только неплохо бы показать не только проблему, но и пути ее решения. Те пути, которые возможны для героя. А здесь этого нет.
Но в целом написано, конечно, неплохо. Удачи!
6 баллов
С первых строк понятно, что автор не новичок. Однако при этом автор небрежно относится к выстраиванию предложений, всяким мелочам-не мелочам и ритму. Хотя наверняка знает, что ритм в прозе не менее важен, чем в поэзии.
Я вот о чем говорю, например.
«И ничего, вполне крепкий еще диван. “ - почему не « вполне еще крепкий диван»?
«почти фанерка советского образца» - достаточно было бы «фанера советского образца»
«развела ладони в стороны» - ну тогда уж напишите на сколько именно она их развела)
«Где «там» уточнять не стала, убежала. Дела. Семья» - зачем из одного предложения делать три?
Про смерть жены — ну так все мы умрем (и хорошо, если в старости), а пока все скучаем по ушедшим близким
«невнятный офис» - а внятный офис бывает?)
С момента печати стихов на листовках, я вспомнила рассказ «Кондуктор» (там бывший учитель стихи читал в трамвае), и мне стало скучно. Кстати, на пенсии тоже скучно, вот люди и читают стихи или печатают стихи. Верю, ага.
«с кривоватой ухмылкой» - а ровная ухмылка бывает?
«Вот точно старый дурак. И зачем ему вообще работа? У него все есть» - и я так думаю
“оставшиеся дораздавать” - просто «раздать» как-то лучше звучит
Есть очень удачные места, есть не очень удачные. Перечислять всё бессмысленно.
В принципе, у старика всё есть — дом, дочь, внуки. О смерти жены уже говорила. Черт, я никак не найду повода для эмоций — вот не тронул меня рассказ. Нерва в этом крео нет, зато картинок много. А может, у меня холодное писательское сердце, которое чувствует фальшь. Не знаю...
Автор однозначно одаренный. Вот за талант и поставлю 6. И пожелаю удачи в конкурсе.
Пусть не потрясение, но растрогали. Тема книг и библиотекарей близка очень.
Немного жаль, что финал открытый, но хэппи-энд здесь не пошёл бы. Фальшиво бы выглядело.
Реализм в России, он такой.)))
Спасибо за творчество, автор!
Убедительное 10.
Но на него наваливается "тишина", так что он даже думает, что оглох. Ему просто одиноко, с ним мало кто разговаривает. Дочка, конечно, звонит и приходит, но это не заполняет все его дни. А вот раздача листовок у метро - да, заполняет. У него появляется жизнь, он начинает "слышать". И даже придумывает добавлять на листовки стихи, и это заканачивается тем, что люди приходят, просят эти стихи.
К сожалению, он не стал менее одиноким. Люди вокруг - просто спешащие прохожие, которые входят в его жизнь лишь на пару секунд. Отсюда обида "на хрена вам поэзия?", отсюда беззащитность перед грабителем, попытка забыться в алкоголе.
Мне понравилось, что автор показал, что мир вокруг - не безнадежный. Люди не стали меньше любить поэзию, они приходят и просят. И хотя это уже другое поколение, а герой выпал из "большой жизни", есть эта вот ниточка, которая его связывает с ними. И в конце герой улыбается - он преобразился.
Мне очень понравилось, от меня 9 баллов.
Рассказ добротный - от меня 6 баллов.
Итак, что я вижу? Я вижу попытку выехать на той самой ЦА. Выброшенный из жизни пенсионер. Хотя, на самом деле, всё у него нормально. Да, жена умерла, да, уволили. Но есть далеко не равнодушная дочь, есть силы, а, значит, можно устроиться хз, гардеробщиком, охранником в магазин, дворником. Можно в саду ковыряться, в частном доме даже в черте города ты занят довольно плотно, в деревне - с утра до вечера. Нет, нужно вышибить жалость из читателя, а человек при деле вызывает противоположные чувсьва. Более светлые, но менее эффективные по воздействию на читателя.
История не цельная. В ней нет центральной идеи. Есть центральное чувство и оно не позволяет сделать хоть какой-то вывод, кроме как "всё плохо".
По стилю. Не понятно. Почему многие так их любят. Рубленные предложения. Они для динамических сцен. Когда много - утомляют.
В общем, возможно, я слишком много жду от историй, но эта для меня искуственная.
От меня 6.
"Вещь, медленно и неотвратимо доедаемая временем."
"Кроссворд зиял неразгаданным парнокопытным из пяти букв"
"Великого поэта приняли прохладно. А в целом ничего. " - прям как здесь на конкурсе))
Мне понравился рассказ. И юмор, и жизненность и мелочи, которые вписаны куда надо.
Я не редактор и не писатель и курсов не заканчивала, а просто читатель, поэтому не могу умничать, как положено в комментариях, особенно про минусы.
Наверное они есть, но пока читала ни обо что не споткнулась, не зацепилась, ничего не вызвало негатива.
В голове рисовала картину каждой сцены.
Особенно чашка с цветами.
Скорее всего вы просто мой писатель.
С удовольствием ставлю 10 баллов
К тому же рассказ немного нудноватый. Понятно, что автор пытается воссоздать атмосферу, царящую вокруг выброшенного на обочину жизни Ивана Сергеевича, ту пустоту в душе, что вытолкнула старика к входу в подземку. Но, на мой взгляд, при этом немного перебарщивает.
При этом пишет автор довольно неплохо; глазами об строчки не спотыкался, откровенных ляпов в сюжете не встретил. Понятно, что стихи, вписываемые в листочки бывшим библиотекарем, никому не нужны. Это нужно ему. Чтобы хоть немного почувствовать себя нужным.
В общем и целом неплохо. Оценка 7
Написано причем очень складно, все же у автора рука набита и авторская речь очень уверенная (хотя и тут не обошлось без нарушений рассказчика, но видимо автор так и планировал, куда уж теперь).
Просто мы весь рассказ смотрит на старика со стороны других людей, но при этом автор обращается к ним словно от лица старика и это чуть путает. Возьмем, например, сцену у лора. “Толстая рыжая тетка”, называет его про себя старик. “Озверели пенсионеры. Сидели бы дома, смотрели бы сериалы… Господи. Тишина, покой, диван. Ей бы месяц такой жизни“. Думает она. Прием такой, наверное, он даже почти работает. Хотя путает.
Пришлось гуглить, что за “Эрика”, извините, возраст не тот, приходится наверстывать.
И вроде идея есть, да сумрак деда одолевает, да только чем все оборачивается? Ну раздал листовок со стихами, то обматерят, то ограбят, то душа водку пить заставит. К чему все? Вот последние строчки рассказа: “Старый библиотекарь, улыбаясь, топчется у спуска в подземку…“. Будто и кончается вовсе, так, паузу делает.
Вот и смущает меня. Вроде и складно и ладно, но все как-то сворачивается, а потом обратно не разворачивается. Развлекается дед, молодец, да и толку? С половины рассказа вон стихи на листовках печатает (с работы домой видимо уносит, а потом обратно, что странно немного, но ладно), а больше и не происходит ничего. По крайней мере важного. А то, что происходит на деда уже особо и не влияет.
В общем, рассказ то хороший, но как многое тут упущено.
Я поставлю 7, но что же вы так с историей то?
Сюжет и тема замечательные.Тема одиночества.Наедине с собой и в толчее у спуска в подземку.Пронзительн о описано одиночество Ивана Сергеевича дома.Вот передвигается он по комнате,сравнивает с себя со старым диваном,подходит к телевизору,ждёт редких встреч с дочерью.Вроде и не болит ничего,а идёт в поликлинику.Поражает ся равнодушию врачей.
Проработавший всю жизнь в библиотеке,образован ный и начитанный человек пытается скрасить одиночество в тысячной толпе людей.Да только и там никому не нужны ни листовки ,ни поэтические строки.
Всего один лишь из проходящих воскликнул - О,снова поэтический дедушка пришел...Всего один,как светлячок,как маленький лучик надежды появился и померк"Да пошли уже..."
Слог воздушный,читается легко,сюжет непрерывный,красочны е диалоги,тема раскрыта.
Оценка 10.
Произведение неплохое, натурально показывает болезненное одиночество и реалии, в которых мы находимся.
Слог хороший, линия повествования затягивает.
Только вот нет ни развязки, ни сути истории. Напрашивается вопрос: "Ну и?". Это простительно, будь в произведении какой-то глубокий смысл. А здесь его нет. Давно заезженная тема, изюминку не увидела
Ставлю 6
"Кроссворд зиял неразгаданным парнокопытным из пяти букв. Столицей Танзании. Каким-то алгебраическим термином. Иван Сергеевич чувствовал, что он сам состоит из пустых клеток. Кроссворд щурился на него, припоминая". Получилось несоответствие: зиять — раскрывать пасть, быть широко раскрытым, а в конце уже вы используете слово "щуриться". Стоило оставить первый глагол, чтобы избежать этого.
В остальном все читается легко, нет повторов, грамотно составленные диалоги. Интересна тема с шумом в голове, которого нет.
В целом все переходы понятны, за исключением той сцены, когда Иван Сергеевич начинает приписывать что-то от себя на листовках. Возможно, стоило добавить пару предложений, чтобы сгладить переход. И в конце я лично думала, что нас ожидает смерть ГГ, потому что все к этому шло, но вы более оптимистичны
Здесь уже ваша концовка, решать не мне. В любом случае спасибо и удачи!Оценка: 7
Уважаемый читатель!
При подсчёте учитываться будут баллы только зарегистрированных пользователей, оценивших не менее десяти работ. Голосовать за собственные конкурсные произведения и раскрывать тайну авторства нельзя, но участвовать в голосовании авторам — необходимо.
Помним:
► 1 – 3 балла: – работа слабая, много ошибок;
► 4 – 6 баллов: – работа средненькая, неинтересная, или плюсы «убиваются» неоспоримыми минусами.
► 7 – 8 баллов: – работа хорошая, требуется небольшая доработка
► 9 – 10 баллов: – работа хорошая, интересная.