Снежный наст скрипел у него под ногами. Он бежал через лес, минуя поваленные деревья, засыпанные снегом. Ему было страшно и била дрожь от воя чёрной своры, идущей следом. Внезапно снег просел, и он рухнул вниз, зависнув на локтях. В нос пахнуло спёртым, звериным смрадом… Когти, зубы, разбуженная ярость, крошащая снежные стены и окрашивая их в цвет крови.

– Стой, – раздался женский тихий, но властный голос и смерть в зверином обличье отступила….

***

Костя вскрикнул и проснулся. Боль в разорванной груди, ещё мгновение назад такая настоящая таяла вместе с остатками сна. Подождав когда сердцебиение успокоится, Костя стал выбираться из спального мешка. Мешок, где спал Вован, пустовал. Не было и Иваныча. Костёр догорел, а угли уже подёрнулись пеплом. Было светло, хотя серое покрывало облаков скрывало солнце.

Поёжившись от утренней прохлады, Костя потянулся и огляделся. А всё-таки здесь хорошо. В конце концов, когда он ещё сможет вот так, вдали от городской суеты насладиться красотами нетронутой природы. Костя усмехнулся. Вот ведь как. Сегодня наслаждаешься, а послезавтра контракт заключать о заготовке этого самого леса.

Костя до последнего сомневался ехать сюда или нет, но Вован уговорил. И хотя Вован уже давно не подросток, а всё равно у Кости язык не поворачивается его Владимиром Геннадьевичем называть. Несмотря на свою бесшабашность, имел тот какое-то влияние на друга. С самого детства, в какие только неприятности не втягивал.

У Вована отец занимается производством мебели и решил дать сыну – балбесу шанс себя проявить. Нужно было договориться о поставке сырья. Ну, а Вован решил оставить без хлеба посредников и самому отправиться к чёрту на кулички. Костя до сих пор не мог понять, как согласился на его уговоры. Ведь он без города дышать не мог, а тут – тайга.

Из темноты выскользнула огромная ветвистая фигура. Вован, кряхтя, уронил возле костра чуть ли не полдерева.

– Проснулся, Костян. А я тут дрова заготавливаю. Замёрз ночью, как собака. Иваныч куда-то пропал. Может, на охоту ушёл?

– Ты хоть бы на помощь позвал, – расслабленно проговорил Костя, хотя идти явно никуда не хотел.

– Да, ну, – отмахнулся Вован. – Ты и так полночи стонал и вскрикивал. Приснилось чего?

Костя растерянно дотронулся до груди.

– Да, так – кошмар какой-то. К медведю в берлогу провалился. Здоровый такой… я в цирке маленьких видел.

Вован усмехнулся.

– Это ты свежим воздухом передышал, и сны природные стали сниться. – Парень кинул мелких веток на костровище и попытался их поджечь зажигалкой, но только пальцы припалил. В сердцах пнув ветки, он заорал в сторону леса.

– Иваныч! Ты где? – И послушав, как умолкает эхо, тихо добавил. – Жрать охота.

– Куда он делся? – спросил Костя, тоже пытаясь запалить костёр. – Ты может ему чего с пьяни вчера сказал.

– Чего сразу я… да вроде нет. Вроде мужик такой нормальный.

Костя вздохнул. Действительно, пока утрясалась вся эта бумажная волокита, он думал, что от скуки сдохнет в этом городишке. А когда сидели в кафе, Вован приволок с улицы мужика. Этакий мужичок – лесовичок, лет шестидесяти. Коренастый, борода окладистая с проседью. Это и был Иваныч. Егерь местный. Выпил, разговорился. Простой и незатейливый человек оказался. Смешно озирался так, и морщился. Говорил, к лесу привык. В городе запах неприятный. Иваныч обещал все красоты таёжные показать. Ну и дичи настрелять естественно. Так и забрели в лес.

Что Костя охотник никудышный, он сам понял сразу, да и пить толком не умеет. Однако Иваныч старательно водил горе-туристов по лесу. Вован балагурил, выёживался перед егерем, показывая себя бывалым охотником, но тот только посмеивался в бороду. Нормальный мужик. А тут – раз, и пропал.

* * *

– С-сука! – в тысячный раз выругался Костя.

Это касалось всего, и ситуации и промокших ног, но в первую очередь Вована.

– Хорош бурчать. Минут через двадцать до железки дойдём.

– Ты мне это уже час назад говорил.

Костя недовольно сопел и топал по влажному мху. Прождав Иваныча до полудня, Вован засобирался в дорогу, уверив Костю, что помнит путь по старой карте, что у егеря была. До железной дороги добраться, а там и до города недалеко. И, не найдя никакой железки, Костя уже жалел, что повёлся на уговоры друга. Телефон в этих дебрях не ловил, и на чью-то помощь можно было не надеяться.

– Слышь, ты, путешественник! – Костя остановился. – Поворачиваем, наверное, назад. На хрен заблудимся. Подождём Иваныча

– Костей, – тихо проговорил Вован.

– Чего – Костей?

– Под ноги погляди.

Костя опустил взгляд. У самых ног, почти утонув во мху, лежала ржавая полоса рельсы.

– Пришли, дедуля. Хорош бурчать, – повеселел Вован.

– Да, пошёл ты.

Всё дорожное полотно было зарощено мелкими деревцами и, видимо, этой дорогой не пользовались много лет. Шпал не было видно, да и рельсы местами были засыпаны землёй.

– Ну и куда теперь? – устало проговорил Костя.

– Давай отдохнём и двинем дальше. – Вован довольно улыбался. – Я тебе говорил, что выведу.

Костя скрипнул зубами. Он был зол на друга и нехотя признавал его правоту.

Костёр с трудом, но развели и, наскоро перекусив консервами, устроились на отдых. Спальники бросили прямо на рельсы. От усталости не хотелось заморачиваться с вырубкой поросли, а там место оказалось более-менее чистое.

Костя поёжился. В памяти пронеслись смутные отголоски сна.... Волки гнали его по лесу. Он выбивался из сил. Бежал навстречу окровавленным клыкам, таящимися в берлоге. Но что-то более страшное ворочалось за этой болью. То, что он забыл…

Костерок трещал, рядом бубнил Вован, и это навевало дремоту на Костю.

– Не уходи. Останься, – протяжный голос звал обратно. Она плакала.

– Не уходи, – туманом растаял её голос, а он немного помедлив, зашагал под свод тёмного леса, похожего на огромную пасть, оскалившуюся сухими ветвями.

Резкий звон вырвал его из сна. Костя открыл глаза и сразу схватился за телефон, но он молчал. Звук ещё не утих. Металлический гул вибрировал под спальным мешком. Рельсы! Вован дремал рядом, сунув ноги почти в самый костёр.

– Вован. Вован, просыпайся.

– Чего? Куда вставать?

– Ты звон слышал?

Парень сонно поморгал глазами.

– Где?

– В голове! Просыпайся.

– Всё, всё. Не ори.

И тут – снова удар по рельсам. Костя выругался.

– Откуда звенело? – спросил Вован.

– Да, хрен его знает.

Вован прислонил руку к рельсе, когда снова раздался удар. Вован отпрыгнул, но Костя уже не смотрел на него, сверля взглядом заросли на дорожном полотне.

– Оттуда звук, – сказал он, указывая пальцем в сторону.

– Ну, вот – нам туда, – с какой-то настороженностью сказал Вован. Заодно и посмотрим. Может там церковь какая?

– Прихожан из леса зазывают, – Костя усмехнулся. – Слышь? А, может, это Иваныч нас ищет? По следам прошёл. Он же следопыт. А?

Эта мысль показалась Косте вполне реальной.

– Может, ему в ответ постучим?

– Чем?

Вован пошарил вокруг взглядом.

– Ложкой, – нашёлся он.

– Лбом постучи. Услышит он твою ложку, – огрызнулся Костя. – Давай быстрее собираться, пока он не ушёл.

* * *

Бежали быстро, огибая деревца и не замечая мелких веток цепляющихся за рюкзаки и одежду. Костя чуть отстал от длинноногого Вована. Отвлекшись, он с разбегу влепился в рюкзак друга, застывшего столбом.

Перед ними стоял покосившийся столб с перемычкой, к которой цепью был приделан кусок рельсы. Столб накренился, выворотив основание из сырой земли, и висящая рельса касалась железной дороги.

– Вот тебе и Иваныч, – пробормотал Вован. – Ветром, наверное, рельсу шатало.

Костя подозрительно прислушался к полной тишине.

– Нету ветра.

Вован оттянул висячую железяку, и отпустил. Она со звоном врезалась в рельсу.

– Во, понял? – сказал Вован и вдруг заорал. – Лю-юди! Мы здесь!

– Ты чего орёшь?

– Ну, кто-то же стучал. Она, падла, тяжёлая. Сама не могла.

– Кабан жопой потёрся.

Вован усмехнулся.

– Костян, глянь! Дом за деревьями.

Костя пригляделся. Действительно, среди серых сухих стволов притулился такой же серый покосившийся дом.

– не уходи…

Костя поморщился и потёр воображаемые шрамы на груди.

– Пойдём, посмотрим? – предложил Вован и Костя растерянно кивнул.

Вблизи домик походил на заброшенный сарай. Сгнившее крыльцо, оторванные ставни, стёкла окон покрыты каким-то мутным бурым налётом. Костя потянул скрипучую дверь и застыл на пороге.

– Погоди, сейчас посвечу, – сказал Вован, зажигая фонарик на телефоне.

Рассеянный луч скользнул по дальней стене, осветив сундук с дырой в крышке, ворох сена в углу и пучки осыпавшихся трав.

– Чулан, – многозначительно протянул Вован и шагнул внутрь.

Костя последовал за ним. Следующая дверь открылась хуже. И парням пришлось попотеть, прежде чем они попали в дом. Комната была довольно светлая и, на удивление, сухая. Четверть комнаты занимала печь. У окна стоял массивный стол, покрытый слоем пыли. Вообще пылью было покрыто всё, даже паутина, обильно свисающая по углам.

– Походу, старинный домик, – сказал Вован и, оставляя следы на полу, пошёл в угол комнаты.

– Чего ищешь? – спросил Костя, видя, как друг начал шарить под потолком, обдирая пыльную бахрому.

– Может, иконы старые остались. Прикинь, чего-нибудь такое найти.

– Ну, да. Обшарили уж давно всё. Белку сушёную найдёшь, а не иконы старинные.

– Да мало ли? Слышь, Костей, а золото? Золото же может быть?

– Ага, сокровища Али Бабы.

– Обломщик ты, – проворчал Вован. – Не дашь в археолога поиграть…. Твою мать!

От крика Вована сердце у Кости ёкнуло. Оправившись, в первое мгновение, хотел дать ему подзатыльник. Вован частенько так неожиданно пугал. Ребёнок велико рослый. Но в этот раз Вован кажется не шутил. У печки на неширокой лавке лежала куча тряпья. Или так из-за обилия пыли показалось. На лавке лежало иссушенное тело женщины, серое в полуистлевшем платье, со скрещёнными на груди руками.

– Вот тебе и мумия, археолог, – прошептал Костя.

Оцепенение Вована длилось недолго. Он достал смартфон и сфотографировал мумию.

– Прикинь, Костей. Трупак сушёный, – восхищённо заговорил он. – Вот приключение. Походу, бабка давно померла. Гляди, сколько пыли на ней. Слышь, Костей? Сфоткай меня с ней.

– Ты чего?

– А, чего? Прикольно. Домой приеду, фотки в интернет выложу. Давай.

– Да хорош тебе.

– Чего?

– Я не знаю. С мертвецом… глум какой-то.

– Да иди ты, – пробурчал Вован

Он припал на колено перед лавкой, головой почти коснувшись спутанных волос мумии.

– Улыбнись, моя любовь, – пропел Вован, вытягивая руку со смартфоном.

Костя вздрогнул от пробежавших по спине мурашек. Представилось, что сейчас высушенная старуха повернёт голову и растянет серые губы в страшной улыбке.

– Хорош тебе, Вован, – безуспешно он пытался урезонить позирующего друга. Тот явно заигрался. Внезапно у Кости возникло желание ударить Вована. Чтобы он успокоился,… чтобы отошёл от неё,… чтобы не смел….

Костя потряс головой, прогоняя наваждение.

– Прекрати, Вован, не лезь к ней А то мало ли … трупный яд какой.

Неожиданно Вован замер, вглядываясь на скрещённые пальцы мёртвой хозяйки дома.

– Смотри, у неё чего-то в руках, – и полез пальцем выковыривать это “что-то”.

Костю охватила паника.

– Не надо, Вован. Ты слышишь? – Костя неожиданно поймал себя на мысли, что сам хочет ... сам должен достать….

– Не ссы, Костей. Гляди, – Вован подбросил на ладони грубо сделанный перстень мутно жёлтого цвета в зелёных пятнах.

– Брось, – у Кости, глядя на перстень, пересохло во рту. Он где-то его уже видел. – Это же не золото.

– Да, понятно. Латунь, наверное. Гляди, из гайки латунной выточили.

– Ладно, – махнул рукой Костя. – Закончил селфи. Пошли отсюда, а то от пыли горло першит.

– А ты знаешь, что пыль на шестьдесят процентов состоит из отслоившейся человеческой кожи. Мы дышим бабкой, Костян.

– Иди в жопу.– раздражённо отмахнулся Костя, с опаской поглядывая на перстень.

* * *

Дальше шли бодрее. Хотя Вован то и дело оглядывался и прислушивался.

– Ты чего? – спросил Костя.

– Да, так. Шорохи какие-то. Не слышишь что ли?

– Нет.

– Прикинь, Костей, перстень с пальца не снимается, – растерянно проговорил Вован, показывая безымянный палец.

– Ты зачем его одел, придурок?

– Не знаю. Как-то машинально.

– Ну, точно – придурок. С трупа снял и на себя напялил. В город придём, в полицию надо бы заявить. Мало ли, может, убил кто бабулю. Так что перстенёк лучше закинуть.

– Не снимается, сука. А на хрена в полицию? До нас бабка лежала и после полежит. Другой кто-нибудь найдёт и заявит.

Вован резко обернулся.

– Слышал?

– Чего?

– Ну, кричал кто-то. Хорош прикалываться. Серьёзно – не слышал?

– Слышь, Вован. Тебя, по ходу, глючит. Плесени бабкиной надышался.

– Да? – встревоженно проговорил он. – Костей помоги мне перстень снять. Чего-то я как-то очкую.

Но все попытки парней избавиться от перстня потерпели неудачу. Он как будто въелся в палец.

– Вован, давай так. До города доберёмся, а там перепилим или перекусим перстень. Чего время терять. Тут в полевых условиях ни хрена не получится. Потерпишь?

Вован кивнул. Но дальше стало только хуже. Парень отставал, спотыкался, и это уже мало походило на простой испуг. Вован обливался потом, хотя было совсем не жарко.

– Слышь, Костей. Погоди. У меня палец болит. Слышь, правда, жжёт как будто, – хныкал он.

– Успокойся. Это мы натёрли, пока снять пытались, – ответил Костя, сам себе не очень веря.

Он остановился и ещё раз посмотрел на палец Вована. Кожа под пальцем почернела, и чернота поползла в стороны мелкими прожилками. Вован часто моргал, вытирая со лба пот.

– Костей, у меня в глазах мутняк какой-то. Может, отравленный перстень? А? – парень тяжело дышал. – Или радиоактивный. Бабка то от него, наверно, и померла... не кричи…. Не кричи на меня! – Вдруг заорал он.

– Да, я молчу, Вован.

– А-а-а! – Вован заткнул уши и повалился на колени. – Не ори, сука!

Внезапно он замер и огляделся, как будто пришёл в себя.

– Кончилось всё, – прошептал он. – Отпустило. Костей. Это бабка всё. Это она кричит. Назад меня зовёт.

– Хорош, Вован. Чего несёшь?

– Не, правда. Я его перстень одел… ну, которого она любила…. Мне нельзя было. Снять его надо, а то не отпустит ведьма. Не отпустит.

– Отпустит. Тут херня осталось идти.

Но Вован словно не слушал. Он мелко дрожал и шарил рукой в рюкзаке.

– О, нашёл, – парень держал в руке складной нож. – Поможешь мне, Костей. Подрезать кожу надо на пальце и тогда снимется… подрезать надо.

Костя растерялся, глядя на друга круглыми глазами.

– У тебя чего, сука, крыша поехала!? Кого подрезать? Я говорю, скоро доберёмся и снимем перстень.

– Я не дойду, – жалобно проговорил Вован.

Костя никогда не видел друга таким испуганным и жалким.

– Отдай нож! – он бросился к Вовану, но тот прижал руку к груди.

    С трудом Костя вырвал у него нож и, мгновение подумав, забросил в кусты.

– Успокойся, придурок.

Вован хныкая, ползал по земле, скуля и разгребая палые листья.

– Она в голове меня зовёт. Страшным голосом …. И в лесу воет.

– Всё, привал. Вован, сейчас погреемся, отдохнём и дальше решим что делать.

Парень затравленно смотрел на друга и дрожал. Костя вздохнул, вспоминая, что же это за перстень такой. На мгновение в памяти проскользнуло заплаканное лицо девушки.

– Не уходи.

Не могла же крыша у Вована так резко съехать. Скулит, как побитая собака, озирается по сторонам.

Костёр в этот раз разгорелся мгновенно. Костя присел у дерева, прижав к себе трясущегося друга. Тот шмыгал носом, но, по крайней мере, молчал. Усталость разливалась по телу вместе с теплом, и Костя на мгновение закрыл глаза.

Голос похожий на рокот. Древний язык гремел у подножия гранитного идола. Огромный каменный рот, забитый землёй, требовал пищи. А в провалах глаз, казалось, кипела тьма. Каменная Мама…

Костя дернулся и проснулся. Вована рядом не было. Костёр почти догорел. И тут совсем рядом закричал Вован. Костя бросился на голос. Вован сидел метрах в десяти у большого дерева.

– Что случилось? – крикнул Костя, но тут же отшатнулся.

Вован, засунув палец с кольцом себе в рот, яростно жевал его, пуская кровавые пузыри. Он поднял безумный взгляд на Костю, что тому стало страшно.

– Вова, успокойся, – как можно сдержанней проговорил он. – Ты просто заболел. Пойдём… в больницу к врачам. Слышишь, Вован. И всё пройдёт. Ты перестань палец… жевать.

Раздался хруст и Вован, вздрагивая, вытащил висящий на куске кожи палец рта. Костя побледнел. Он до жути боялся вида крови. Вован, закусив губу, оторвал совсем палец и выронил его на землю.

– Всё, Костей… всё. Отвязался я от ведьмы.

Он прижал покалеченную руку к груди, и кровь капельками стекала по куртке на серую листву.

– Сдохла тварь, и меня к себе утащить хотела. Пусть, сука, палец себе забирает.

Костя, не веря глазам, переводил взгляд с оторванного пальца на ухмыляющегося окровавленными зубами друга и никак не мог поверить в происходящее. Во что превратилась их прогулка по лесу? Что Костя теперь отцу Вована скажет? Может, пришить назад можно палец? Костя, не слушая бормотание друга, достал платок из кармана и несмело нагнулся за валяющимся пальцем.

– Не трогай! – заорал Вован.

Но крик потонул в диком рёве, вспыхнувшем в голове Кости. Звуки стонущего леса и воя зверей на мгновение затмили всё собой. Косте показалось, что он сейчас потеряет сознание от резкой боли. Будто палец, лежащий на ладони, воткнулся в мозг и червем извивался в нём. Ещё секунда и наступила тишина. Неожиданная, звенящая. Рядом, пытаясь подняться с земли, с искажённым лицом беззвучно шевелил губами Вован. Сквозь тишину пробивался далёкий крик, постепенно набирающий силу.

– Выброси его… Костей, выброси!

Костя растерянно посмотрел на палец и, словно опомнившись, размахнулся и забросил его в лес. Сразу стало всё на свои места. Оцепенение прошло. Вован тяжело дышал, пытаясь зажать льющуюся с руки кровь.

– Вован, что ты наделал? – хрипло проговорил Костя, сдерживая тошноту.

– Всё, Костя … всё. Не достанет теперь меня ведьма. Пусть себе другого жениха ищет. Нет перстня. Нет, сука! – крикнул он и заплакал, глядя на покалеченную руку.

– Что ты наделал?

И вдруг Вован закричал. Страшно и как-то визгливо. Он прижал здоровую руку к лицу, и между его пальцев хлынула кровь. На Костю обрушилась паника. Он не знал, что делать. Что опять с собой сотворил друг? Но когда Вован убрал руку, Костя покачнулся. На месте правого глаза зияла кровавая рана. И тут Костю скрутило пополам. Его вырвало на листву и он, стоя на коленях, тупо смотрел на свою блевотину. В рвотной массе лежал глаз. Костя поднял взгляд на воющего Вована и тот снова дико заревел. Сквозь застилающую глаза пелену от слёз Костя видел, как вокруг друга металась чёрная тень. Мгновение и у Вована исчезла нижняя губа, обнажив окровавленные зубы. Костю снова стошнило, и он с ужасом увидел перед собой в лужице крови куски кожи. Крик Вована перешёл в булькающий стон и с новой порцией рвоты перед Костей лежал язык. И тут парня как прорвало. Нескончаемый поток кровавой блевотины хлынул изо рта. Костя давился, с трудом выталкивая из себя новые и новые куски. Сквозь слёзы он уже не смотрел на внезапно утихшего Вована. Задыхаясь, Костя отползал от растущей кровавой кучи. И когда он уже почти потерял сознание, всё прекратилось. Костя лежал на земле, с трудом дыша и размазывая кровь по лицу. Во рту стоял солоновато кислый привкус.

Парень приподнял голову и посмотрел на лежащего Вована. Тот завалился за дерево и только ноги в изорванных джинсах торчали из-за его ствола. Костя потряс головой. Бред какой-то. Видимо, он тоже этим перстнем отравился. Так не бывает. Глюки.

– Вован, – тихо позвал он, медленно подходя к дереву.

Костя зажмурился и, стиснув зубы, медленно опустился на землю, когда увидел, что осталось от его друга. В густой тени дерева лежало освежеванное человеческое тело. Кожи не было, а сквозь вырванные куски мяса белели кости. Клочья одежды, разбросанные кругом, пропитались кровью и походили на лохмотья плоти. Глубоко вдохнув, Костя открыл глаза и отполз в сторону. Его колотило, мысли путались, и сознание отказывалось принимать происходящее.

– Это медведь, – прошептал Костя. – Медведь… я не причём.

Но вкус крови во рту сводил с ума. Бред какой-то, думал Костя. Как его могло вырвать мясом, если он его не… ел.

Послышался шорох, и у Кости зашевелились на голове волосы. Тень дерева, в которой лежали останки Вована, стала гуще, почти чёрной. И она двигалась, постепенно закрывая мраком лежащее тело. Затем тень на мгновение замерла. Тело шевельнулось, и Костя в ужасе попятился. Но, вдруг резкий рывок, и Вован исчез в тени, оставив в земле борозды от ног, будто его туда втянули на верёвке. Секунду была тишина, а затем раздался хруст.

Костя оцепенел и, как кролик под взглядом удава, не мог пошевельнуться. Тьма вновь ожила. В сторону Кости по земле заструились чёрные ручейки похожие на щупальца. И тут в голове раздался тихий женский голос.

– Не уходи.

Для Кости это было как сигнал. Он встряхнул головой и бросился бежать. Без оглядки, не разбирая дороги и не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки. Он сам не знал сколько бежал. Сердце пульсировало где-то в голове, а лёгкие горели огнём.

Наконец Костя вырвался на поляну и застыл, как вкопанный. Он вновь выбежал к дому. Тому самому, в котором лежала мёртвая бабка. Костя замялся, не зная, что делать.

– Не уходи, – снова раздался голос, и дверь дома со скрипом отворилась.

– Да пошла ты! – крикнул Костя и снова рванул в лес.

Позади трещали и ломались деревья. Костя бежал и боялся обернуться. Казалось, это великан шагает по лесу, сокрушая преграды. А, может, это дом несётся вслед за Костей?

Внезапно земля у парня ушла из под ног, и он кувырком покатился куда-то вниз. Пока летел, ударился головой. Наконец Костя остановился, уткнувшись в ствол поваленного дерева. Изогнутая, сломленная ветка застыла у самого горла, оскалившись белой щепой. Костя судорожно вдохнул, отстранился и посмотрел по сторонам. Он был на дне глубокого оврага поросшего мелкими кустами и усыпанного палой листвой. Навязчивый прелый запах кружил голову. В овраге было тихо. Было тихо и наверху, будто эта погоня показалась Косте. Он попытался встать и скривился от боли в голове. Видимо, хорошо приложился при падении. В глазах слегка двоилось.

Сзади раздался шорох, и Костя резко обернулся, едва снова не упав. Метрах в двадцати стоял человек. Костя всхлипнул. Это был Вован. Живой. Ну, конечно же. Всё это привиделось. Костя шагнул навстречу другу и замер. Нет, не привиделось. Вован стоял по пояс обнажённый, а тело его было будто слеплено из кровоточащих кусков плоти, плохо подогнанных друг другу. Вован протянул руку и захрипел.

– Не уходи… не бросай меня.

Костя медленно отступал назад. Нет, это не Вован. Это всё проклятая ведьма.

– Не уходи…

От щеки Вована отпал кусок кожи, затем ещё сползло пол лица.

– Не уходи, – хрипел, распадающийся на куски, Вован.

Костя отступал, пока во что-то не упёрся спиной, с ужасом глядя на груду подрагивающих человеческих останков оставшихся от Вована. Медленно обернувшись, Костя замер. Перед ним стояло большое изваяние. Каменная фигура из сна фигура, метра два с половиной высотой, сделанная из грубо обтёсанного камня. Какая-то пародия на матрёшку. Грушевидное тело было наделено массивной грудью, которую поддерживали каменные руки. Безносая голова имела три отверстия два поменьше – глаза и большое, видимо, рот. Статуя была оплетена, как плющом, мелкими корнями деревьев и казалась монолитом, вросшим в этот овраг. Хотя Костя мог поклясться, что её здесь не было минуту назад.

Костя завороженно смотрел на изваяние. Вдруг из глаз статуи полилась чёрная жижа. Сначала тонкой струйкой, подобно слезам. Потом поток стал больше. Чернота лилась на каменную грудь и капала на листву. Костя опустил взгляд и вовремя. Мелкие корешки, извиваясь, словно живые, оплетали его ботинок. Парень вскрикнул и побежал. Он карабкался на склон оврага, ощущая спиной прожигающий взгляд. Сердце рвалось из груди. Костя думал, что вот сейчас эта статуя схватит его и раздавит каменной лапой. Но овраг отпустил его.

Парень бежал и без оглядки, спотыкался, падал, не замечая ссадин. Бежал подальше от этого кошмара. Казалось, конца не будет этому лесу. Преследования не было, но остановиться Костя не мог. Не отпустит она, вспоминал он слова Вована. Нет! Ни хрена! – молотом стучало в висках. Пока он бежит – не возьмёт его эта лесная тварь.

Внезапно лес расступился и перед Костей раскинулся широкий луг, покрытый травяными кочками и россыпью зеркальных луж. Болото!

Костя несмело наступил на траву. Почва под ней была мягкая, но вполне могла держать человека. Где-то метров через сто болото переходило в редкий лесок. Выбора не было. И Костя побежал.

Старался прыгать с кочки на кочку, но часто оступался, но, тем не менее, глубже, чем по щиколотку не проваливался. Осмелев, Костя прибавил шагу, даже как-то повеселел. Ещё и тучи разошлись, пропустив свет солнца.

Оступившись на сырой кочке, Костя с размаху рухнул на живот, пропахав носом траву. А когда поднялся, то увидел метрах в двадцати от себя возвышающийся каменный островок. Костя застыл на четвереньках.

– Не отпустит, – зашептали голоса в голове.

Костя оглянулся. Сзади мрачной стеной высился лес и туда парень совсем не хотел возвращаться. Надо пробираться. Ведь совсем немного осталось до другого края болота. Но вдруг Костя уловил движение. Между деревьев мелькали тени. Чёрные, приземистые, со сверкающими глазами. Волки. Кажется, Иваныч говорил, что волки летом не трогают.

Послышался вой. Ну, точно – волки. Тени остановились, сбившись чёрной массой у края болота. Костя, махнул на волков рукой.

– Пошли, твари. Вас ещё, сука, не хватало.

И тут тени стали подниматься. Фигуры вытянулись и теперь напоминали человеческие, только руки свисали почти до земли и глаза светились белыми дырами.

Костя рванул к островку. Но внезапно трава под его ногами расступилась, и черная жижа с чавканьем ухватила за кроссовки. Он попытался выбраться, но провалился ещё глубже. Грязь шевельнулась, и Костя мог поклясться, что увидел человеческую руку со сползающей чёрной плотью, тянущуюся к нему. Парень шатнулся назад, и болотная жижа неохотно отпустила его. Ещё рывок и Костя вновь выполз на остров.

У Кости слёзы навернулись на глаза. Не отпустит. Не отпустит ведьма. Обложила нечистью какой-то. А, может, кажется? Глюки всё это? Только Вована не глюки на части порвали. До сих пор во рту привкус крови.

Вдруг Костя увидал Иваныча. Тот вышел из леса чуть в стороне от чёрной воющей стаи тварей. Сиарик, не спеша, пробуя длинной палкой глубину, направлялся к Косте. Сердце у парня бешено заколотилось.

– Иваныч, беги! – заорал Костя. – Там волки! Беги!

Чёрные тени метнулись в сторону егеря. Но тот будто не подал виду. Наоборот, когда одна приземистая тварь подбежала к нему, он потрепал её по холке. Костя похолодел. Неужели…. Да Иваныч заодно с ними! Тварь старая! Заманил в лес.

– Вот ты прыткий, Костюша, – насмешливым голосом крикнул егерь. – Ты чего удумал бегать-то? Тут лес кругом. Не дай Бог, зверь какой порвёт.

Спокойный тон Иваныча озадачил Костю. На мгновение ему показалось всё происходящее кошмарным сном. Может, съели чего в лесу? Вот и мерещится.

– Ты чего перстенёк-то не взял? Ведь она тебя в женихи приметила.

Перстень! Костя задохнулся.

– Ты… ты…. Вована на куски порвало. Я… меня… Чего тебе надо от меня?

Иваныч остановился. Волки бегали у края болота, словно боясь залезть в трясину.

– Вовка – дурак. Не следовало хватать, чего ему не положено. А, ты, погоди. Я вот тебе принёс.

Егерь порылся в кармане и достал тот самый перстень. Чёрные твари зарычали и вновь стали подыматься на задние лапы, но Иваныч грозно оглянулся на них и те притихли.

Костя затряс головой. Нет. Нет! Бред какой-то. В голове всё перемешалось. Страшный сон и ещё более страшная реальность. Нет. Бежать!

И Костя вновь побежал. Грунт за островком был посуше и парень с лёгкостью добрался до края болота и нырнул редкий лесок. Дальше дорога пошла на подъём в сопку. Но Костя не замечал этого. Никогда не думал он, что может так быстро бежать. Страх гнал его дальше от этого места. И достигнув вершины сопки, Костя оглянулся и замер. Внизу лежала огромная, поросшая лесом каменная статуя. Каменная Мама колоссальных размеров. Болото внизу было её ртом, а в озёрах – глазах отражалось серое небо.

– Не уйдёшь, – послышался шёпот.

Парень рванулся вперёд, и резкая боль выбила из него дух. Сухая ветка кривым сучком пропорола живот Кости, и он так и остался висеть на ней у старого покосившегося дерева, глядящего на него из дупла глазами филина.

– Не уйдёшь…

***

Больно. Сознание приходило по капле.

Кап. Его тащат по лесу, и он оставляет на траве следы крови.

Кап. В лицо дышит смрадом тварь, похожая на сгусток темноты с сияющими глазами.

Кап. Он в хижине. Пылинки играют в солнечном свете. Иваныч рядом на коленях перед лавкой с иссушенной мумией. Он погладил её по волосам и положил перстень на место.

– Ты прости, – слышится его голос. – Отпусти ты меня. Сил моих нет больше. Вот, Мама жениха прислала. Правда, не уберёг я его. Да и хилый он. Сбежал бы. А Мама всё одно подобрала бы.

Кап. Обрывки чужой памяти. Её памяти. Её сны он видел когда-то.

Она была кормилица. Раз в год, а то и чаще, просыпалась Каменная Мама и её твари выходили на охоту. Мама – древний идол. Матерь лесов и воды. Бабий бог. По старому завету кормилица должна нести подаяние, чтобы успокоить божество и унять морок, терзающий лес. А мужиков всегда множество шаталось по лесам. Не голодала Каменная Мама.

И угораздило её встретиться взглядом с тем пареньком, в берлогу к медведю попавшему. Пуще угля калёного запекло в груди.

Не смогла она его отдать каменному идолу. Выходила парня, радуясь каждой минутке, что рядом с ним провела. А он ушёл…

Она кричала. Ползла за ним по земле на коленях и просила.

– Не уходи. Не бросай меня.

– Я… не могу. Не для меня эта жизнь.

Он хмурился и отводил взгляд. Он умел влюблять в себя женщин, а бросать их у него не выходило.

– Не уходи, ты же обещал, – рыдала она.– Я от всего отказалась из-за тебя.

– Я не просил. Не останусь я. Нет, – отрезал он, глотая подступивший к горлу комок, и бросил ей перстень, который когда то смастерил сам.

– Я жить без тебя не смогу, – шептала она вслед ему.– … И ты не сможешь. Не уходи.

Слова проклятьем ложились меж строк древней молитвы.

Яд чёрных трав выпивал жизнь кормилицы, а чёрные мороки Каменной Мамы вновь гнали по лесу глупца, посмевшему оттолкнуть любовь…

Тугие обрезанные косы упали наземь. Слова тяжелее камня слетали с её губ. Никто, даже сама Каменная Мама, не сможет нарушить древних заклятий…. Никогда не уйдёт он из леса. Покуда не полюбит она другого. А она не полюбит… Горькая смерть-трава… сладкий сон о голубоглазом парне….

Кап. Он в неглубокой яме, зловонная вода сочится из земляных стен. На фоне серого неба стоит Иваныч, опершись на лопату.

– Вот так, Костюша. Ту уж не серчай. Маму надо кормить, иначе всем худо будет. Раз я по молодости сгубил кормилицу, то мне её бремя на себя и брать. Всё одно хода из лесу мне нету. В город как попаду, то, как среди мертвяков гниющих себя вижу.

Иваныч вздохнул.

– Тебя-то не первого Каменная Мама в женихи заманивала. Всё душу терзающуюся своей кормилицы освободить хочет. Только рвёт их в клочья старое заклятье… Мой грех, а сколько душ загублено.

Иваныч махнул рукой и стал бросать вниз лопатой комья грязи. Было страшно, было больно. Жижа набивалась в рот, а снизу дрожала земля, будто кто-то пробирается к нему сквозь болотную толщу….

***

Егерь стоял у края болота – пасти древнего божества. Мама приняла подаяние, и теперь зверь вернётся в леса и чёрные мороки перестанут пугать охотников. Ещё год он будет ждать, когда вновь объявится призрачный дом, где лежит его спящая красавица и её тихий голос попросит не уходить.