Прощаться — великое умение

1

Тирнамель долго вглядывался в цветки звёздчатки.

Ей не нашлось места в оранжерее, за ней не ухаживали садовники, а она всё равно росла во внутреннем дворе, пусть и потрёпанная жарой и дождями.

Десятилетиями эльф гулял по внутреннему дворику своего поместья, но уходящие под снег цветы заметил лишь недавно. Ничего необычного — десять белых лепестков вокруг жёлтой середины, но Тирнамель искренне восхищался тягой к жизни этих маленьких бутонов.

Работа не спорилась. Пост директора королевской академии требовал от Тирнамеля внимания и участливости, но он не мог этого дать. Утром привезли очередную связку документов, но даже к полудню он не просмотрел ни одного. Цифры, отчёты, резолюции ничем друг от друга не отличались, названия министерств смешивались между собой.

Эльф перечитывал несколько раз одно и то же, делал пометки, но вникнуть в курс дела это не помогало.

В конце концов, он сдался и вышел во двор к любимой звёздчатке, чтобы спрятаться от самого себя.

Послышались шаги. Рядом остановилась высокая статная эльфийка в белоснежном наряде. Она презрительно посмотрела на стоявшего на коленях в клумбе Тирнамеля. Провожавший её дворецкий дежурно представил госпожу Галатильду и вернулся в особняк.

— Не стоит марать дорогой костюм о траву…

— И я рад видеть тебя, матушка.

— Сегодня я здесь исключительно как председатель совета деканов.

— Что ж, госпожа председатель, почему вы приехали?

— Узнать, господин директор, почему не приехали вы.

— И только? К чему себя утруждать?

Галатильда тяжело вздохнула.

— Сын, я здесь не для того, чтобы шутить. Почему ты не появляешься на работе?

— А зачем я там?

— Руководить! Зачем ещё?!

— Для этого есть ты. Кажется, мы договаривались, что у тебя есть все нужные полномочия. Я подпишу всё, что нужно.

— Академии нужен директор, пойми же! Сколько поступает жалоб на травлю, на драки, на оскорбления — люди и эльфы так и не научились жить рядом.

— Я ничем не могу помочь. Он бы навёл порядок, а я… фикция.

Галатильда подошла ближе и положила руку на плечо сына. Тот не обернулся.

— Тирнамель, я всё понимаю. Расставаться очень тяжело, но… вспомни, пожалуйста, когда всё это начиналось, я предупреждала тебя, что так произойдёт. Человек, как бы ни был он одарён и талантлив, вряд ли проживёт хотя бы столетие.

— Да-да, «не привязывайся к людям, они мало живут». Я помню твои наставления.

— Ты знал, на что шёл. Возьми себя в руки. Прощаться — великое умение. Пришло время расставаться…

— Да, мама, до встречи.

— Я не…

— До встречи, мама.

Тирнамель стряхнул её руку с плеча. Галатильда отошла в строну и бросила, уже собираясь уйти:

— Можешь меня не слушать, можешь вовсе прекратить общение, но знай. Сколько бы ты ни тратил своей магии, он всё равно умрёт. Прекрати себя терзать, иначе седины в твоих волосах станет больше.

Эти слова острой бритвой полоснули его по сердцу. Тирнамель знал, что мать была права, что скоро всё закончится, но не принимал этого.

Он дотронулся до своей седой пряди, выбивавшейся из золотистых волос. Она напомнила — пора вернуться к поиску.

2

Три часа эльф перелистывал толстые книги в попытке найти хоть что-нибудь: рецепт зелья, описание волшебного цветка, упоминание заклинания, обрывок карты, хотя бы руну! Но тщетно.

Сколько денег было потрачено, чтобы свезти к нему в кабинет книги по магии со всех уголков королевства. Сколько библиотек и скрипториев обыскали ради этих фолиантов. И всё бесполезно — очередная последняя страница была перевёрнута, очередной том не нёс в себе ничего о бессмертии или лечении старости.

В отчаянии Тирнамель откинулся на спинку стула.

В кабинете царил беспорядок. Забитый до отказа книгами и свиткам шкаф грозился рухнуть под собственным весом, секретер не закрывался от торчащих во все стороны бумаг и пергаменов, из ящиков комода торчали во все стороны уголки и обрывки записок и заметок.

В солнечном свете медленный танец исполняла пыль, будто вторя раскачивавшейся за мутным окном листве. Тирнамель потянулся к шпингалетам и открыл раму. Спёртый густой воздух прорезала осенняя свежесть, полную тишину нарушили шелест листвы и пение птиц.

Отдохнув, он потянулся к очередной рукописи и принялся её листать. Она была совсем ветхой — обложка давно отклеилась, переплёт почти рассохся, углы всех страниц явно обгрызли вредители, а сама бумага пожелтела и истончилась.

Книга была посвящена неким запретным ритуалам, и это давало надежду. Спустя два часа изучения Тирнамель заметил, что содержание двух соседних страниц в середине книги различалось — на первой говорилось об отварах против несчастья, а вторую занимало описание сообщающихся сосудов.

Номера страниц тоже не совпадали — чего-то явно не доставало. В глаза бросилось слово «коэкзистенция», выведенное в нижнем углу красными чернилами.

Тирнамель пожал плечами и продолжил чтение. Разморенный скучными описаниями приготовления зелий, он и не заметил, как уснул.

3

От возмущения у матери, казалось, приподнялись белоснежные волосы. Она отчитала Тирнамеля за то, что он привёл в дом человеческого ребёнка, и потребовала, чтобы тот вернул его обратно в деревню к родителям.

Умоляя и шантажируя Галатильду, маленький эльф выторговал время до утра. Мальчишку накормили и постелили ему в одной из кладовок.

Тирнамель ворочался полночи, съедаемый заживо собственной совестью:

«Я здесь лежу на мягкой перине, а ему постелили мешок с сеном. Но ведь не я стелил, а мама. Но я бы мог помочь, господин Кайдар об этом всегда говорит. А как помочь? Уступил бы комнату. Но мама бы не согласилась. Хотя я ведь мог бы поделиться хотя бы одеялом. Как же он там?» — боролись в нём уроки гувернёра и строгость матери.

Совесть одержала верх. Он спустился в кладовку, разбудил мальчишку и привёл его в свою комнату.

— Ух ты! Это всё твоё?! — удивился тот, увидев, что спальня Тирнамеля состояла из двух комнат.

— Да. Мне разрешено здесь делать всё, что захочу.

— И что ты делаешь обычно?

— Ну… читаю… или учу что-нибудь. Да, это глупо, но…

— Ты умеешь читать?!

Тирнамель поднял брови в недоумении.

— А что в этом такого?

— Почитай мне что-нибудь! Пожалуйста! Я так хочу читать, но не умею!

Тирнамель посомневался, но всё же взял один из учебников. Незаметно от чтения книги по истории он перешёл к рассказам о звёздах, алхимии, литературе. Человеческий ребёнок слушал его, затаив дыхание и лишь изредка задавая вопросы. Когда дело дошло до магии, эльф даже сотворил простенькое заклинание, наколдовав летающий огонёк.

Вдвоём они не заметили, как ночь уступила место рассвету.

— Спасибо, что приютил меня. Ты очень добрый.

— Ерунда. Господин Кайдар всегда говорит, что нужно помогать друг другу.

— Кто этот господин?

— Мой учитель. Он очень хороший эльф — к людям в деревни ходит, грамоте их учит, деньгами им помогает. Его вырастили люди, вот он и считает, что люди и эльфы должны быть равны.

— Здорово, наверное, когда у тебя есть собственный учитель.

— А у тебя нет учителя?

Мальчик замялся и не сразу робко ответил:

— Если честно… у меня никого нет.

— Как же?

— Да, я сказал, что живу в деревне, но ведь твоя мама не хотела меня пускать даже как сына крестьянина, а что было бы, если бы я сказал правду?

— Но если не в деревне, то где ты живёшь?

— Нигде.

Тирнамель выпучил глаза.

— Я бродяжничаю, — спокойно продолжал человеческий ребёнок, — если кто-то подаст монету, поем, если нет — урчу животом.

— А ночлег?

— Если пустит кто-нибудь, то сплю в доме. А если не пустят, но хожу на берег моря, там холодно, но зато никого нет.

— Поэтому ты согласился спать в кладовке?

Человек улыбнулся и кивнул.

—Спасибо тебе за добро. Уже утро, мне пора идти.

Но Тирнамель был другого мнения. Он насилу упросил родителей взять мальчика в семью. Оказалось, у него даже имени собственного не было, и Тирнамель подобрал ему самое подходящее. Элвин — «друг эльфа».

А ещё именно он решил, когда родился его новый друг, беззастенчиво назначив его день рождения в один день со своим.

4

Глубокий старик дремал в своём кресле. Пригревшись в лучах осеннего солнца, он тихо сопел, сжав морщинистыми пальцами край клетчатого пледа.

Спина постоянно болела, ноги не слушались, глада почти не видели. Далеко позади остались времена, когда от его решений зависела судьба тысяч людей и эльфов. Теперь оставалось только дремать, рассматривать из когда сады поместья Валь-де-Жёнесс и изредка бубнить себе что-то под нос.

Дверь скрипнула, но и этого хватило, чтобы старик проснулся. В огромных покоях он выглядел крошечным и незначительным. Вокруг было всё: личная библиотека, забитая редкими книгами, оборудованная по последнему слову техники алхимическая лаборатория, потолок занимала подробная карта звёздного неба, в окна свои линзы направляли телескопы.

Только последние десять лет это было уже никому не нужно.

Тирнамель бесшумно подошёл ближе и опустился рядом с Элвином на одно колено. Поравнявшись взглядом, он спросил:

— Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, всё хорошо. Ты новенький, да? Как тебя зовут?

— Аранион, — «представился» Тирнамель.

Элвин перестал узнавать его несколько лет назад и объяснений слушать не желал. Тирнамель смирился и каждый день подбирал новые имена.

— Тебя ведь Тирнамель прислал, да? Как у него дела?

— Всё хорошо.

— Жаль, что он давно не навещал меня. Но как же найти время? Он всегда занят, да и живу я в глуши…

Душа рвалась на куски. Хотелось объяснить другу всё: и что Тирнамель всегда был рядом, и что жил он в своём любимом Валь-де-Жёнесс близ столицы, а не в глуши — но был ли в том прок? Не пройдёт и дня, как Элвин снова всё забудет.

В попытках проглотить подступивший ком, Тирнамель отвернулся и случайно посмотрел в резное напольное зеркало, когда-то подаренное Элвину лично королём. И что же?

В кресле на колёсах тонул в подушках высохший немощный старый человек. Облысевший, лишившийся нескольких зубов, он смотрел мутными глазами на стоявшего рядом с ним на коленях юного эльфа. Из-под пышных светлых ресниц в зеркало смотрели ясные, пусть и заспанные, изумрудные глаза, среди кучерявых золотых волос стыдливо пряталась серебряная прядь.

Скорби добавляло одно обстоятельство — им обоим через считанные дни исполнялось девяносто шесть лет.

Собрав волю в кулак, Тирнамель повернулся к Элвину.

— Что-нибудь нужно?

— Не беспокойтесь обо мне. Не считая старости, всё хорошо, а с ней вы никак не поможете.

Тирнамель поднялся на ноги, поправил плед и одну из подушек.

— Если что-то понадобится, звоните в колокольчик.

Уже на пороге он остановился, хотел что-то сказать, но лишь ненадолго обернулся и вышел.

5

Ноги сами несли директора по коридорам — он приехал в академию. Страх отталкивал и привлекал, заставляли идти и останавливал. Что, если… нет. Всё будет хорошо. Всё точно будет хорошо. Время прощаться ещё не пришло! Нет!

Нравоучения матери не возымели того эффекта, какой оказало на него письмо от профессора Лайетана — из гор вернулась экспедиция, преследовавшая цель найти мифический каменный цветок, якобы дававший долголетие и здоровье его обладателю.

Позабыв об учебном времени, он вошёл в класс. Урок вёл седовласый эльф, опиравшийся у кафедры на украшенную резьбой трость. Передние парты занимали студенты-эльфы, тогда как люди ютились на последних рядах.

Едва дождавшись окончания занятия у двери, Тирнамель снова ворвался в класс. Профессор Лайетан отвечал на вопросы обступивших его эльфов — кто-то не понял лекции, кто-то просил объяснить написание рун, кого-то уже волновало содержание экзамена. Студентов-людей они попросту не подпустили к преподавателю.

С появлением директора седой эльф помрачнел, выпроводил учеников и закрыл дверь на ключ. Оставшись наедине, они сели за парту. Тирнамель с надеждой взглянул на Лайетана, но тот лишь покачал головой.

— Совсем ничего?

— Совсем.

Тирнамель закрыл лицо руками. Лайетан снял крепившиеся к золотой цепочке очки и, положив руку на плечо директора, обратился:

— Могу я обратиться к господину Тирнамелю не как к своему руководителю, но как к давнему ученику.

Тот молча кивнул.

— Мне жаль, что я ничем не могу помочь, но…

— Если вас подговорила матушка, лучше ничего не говорите, — отрезал Тирнамель, не отрывая от лица рук.

— Скорее это я подговорил её поговорить с вами. Увы, человеческий век короток, и мы…

— Сколько вам лет?

Лайетан опешил, но быстро ответил:

— Триста девятнадцать.

— Мне скоро девяносто шесть, и Элвину столько же. Он должен жить. Если он этого не заслужил, то кто тогда вообще имеет право на долголетие?!

— Возможно и заслужил, но хочет ли он этого?

Тирнамель наконец-то открыл лицо.

— Глупости. Нельзя не хотеть жить! Он семьдесят лет боролся за жизнь других, пришло время пожить самому.

— Но…

— Вы ведь служили в королевской армии! Вы бились бок о бок с рыцарями! Вы видели смерть, вы дышали ей! Разве это лучше? На ваших глазах умирали и эльфы, и люди, и что же? Они не заслуживали жизни? Чем он не заслужил жить?

— Нет, я…

— Скажете, что я не прав? А кто первым из людей поступил в академию? Кто рискнул жизнью, притворившись ради этого эльфом? Кто стал первым человеком среди учёных? Кто стал первым человеком на посту директора этой академии? Кто уравнял в праве на обучение людей и эльфов? Кто положил конец ужасной несправедливости? Кто?!

— Я нисколько не умаляю заслуги господина Элвина, но… взгляните на это с другой стороны.

— О чём вы?

— Многие уже не довольны тем, что вы тратите деньги академии на экспедиции ради человека.

— Это меня не беспокоит.

— А должно. Как вы думаете, насколько велик шанс, что ваш преемник будет хранить порядки вашего предшественника? Запретить обучение в академии людям — дело одного приказа, и чем больше вы будете разжигать недовольство, тем более вероятен этот исход.

Тирнамель задумался. Он знал, что очень увлёкся, но… неужели никому не было дела до Элвина? Неужели во всей огромной академии, расцветшей благодаря ему, только старый друг беспокоился о нём? Горько.

Лайетан помялся и осторожно сказал:

— Я служил в королевской армии не просто магом или лекарем. Нас, доверенных эльфов, было всего трое. Нашей задачей было спасение короля… не совсем привычным образом.

Тирнамель повернулся к учителю.

— В случае смертельного ранения один из нас должен был провести ритуал коэкзистенции и поделиться с его величеством жизненной силой.

— Я где-то слышал это название.

— Вряд ли. Сейчас о нём почти не говорят — он считается тайным ритуалом. Разве что вы когда-то наткнулись на старинный учебник времён, когда коэкзистенция была повседневным явлением.

— И что это за ритуал?

— Ничего сложного в нём нет. Суть можно описать как два сообщающихся сосуда. Как уровень воды в них всегда одинаков, так и уровень жизненных сил может стать одним на двоих, если провести этот ритуал.

— Это то, что нужно! Почему вы не рассказывали о нём раньше?

— Я служил полтора века назад. Признаться, сейчас я вспомнил о нём совершенно случайно.

— И почему коэкзистенцию проводили только для королей?

— Ритуал приводит к необратимым последствиям. Как только ваши силы соединяются и начинают распределяться поровну, один крепчает, другой же наоборот хилеет. И так, пока ваши тела не сравняются в силе.

— То есть, если мы проведём этот ритуал, я состарюсь?

— В лучшем случае каждый из вас проживёт двести лет. У вас останется только половина эльфийских четырёх столетий — вторую половину вы отдадите господину Элвину. Хотя, учитывая тяжёлую болезнь господина Элвина, которую придётся лечить вашей жизненной энергией… вы сможете прожить полтора века.

Тирнамель медленно кивнул. Стоит ли оно того? Определённо стоит.

— Что нужно для этого ритуала?

— Подождите, я призываю вас подумать. Вы состаритесь в три раза, это…

— Я спросил, что нужно для этого ритуала?

6

Ритуал полагалось проводить в полдень, когда равенство дня и ночи позволяло выравнивать и жизненные силы.

Теперь всё было готово. Тирнамель сидел рядом с другом, пока Лайетан подготавливал его спальню к ритуалу: зашторил наполовину окна, начертил что-то мелом на полу, зажёг десять огоньков над Элвином, окропил стены переливавшейся то белым, то чёрным водой.

— И что, если короля смертельно ранят в бою, нужно заниматься этим? Он же умрёт за это время.

— Необязательно. Ритуал можно провести в любом месте и в любое время, но чем меньше условий соблюдено, тем большее членовредительство потребуется.

— Членовредительство?

— Не волнуйтесь, господин директор, в нашем случае можно обойтись небольшим надрезом ладони. Неприятно только то, что шрам от ритуала останется навсегда, но я не думаю, что вас это беспокоит.

Когда все приготовления были окончены, Лайетан выкатил кресло с Элвином на середину своего рисунка и вытащил из внутреннего кармана два маленьких флакона с блестящей зелёной взвесью внутри. В жиже мерцали крошечные серебряные звёздочки, стенки склянки источали тепло.

— Красиво… — прохрипел Элвин рассматривая свой флакон.

— Что это, профессор?

— Эссенция жизни. Делается из самых стойких растений.

— Как звёздчатка?

— Да. Можно, конечно, делать из всего живого, но сами понимаете, растения предпочтительны.

Эльф оторвал заворожённый взгляд от колбы.

— Что нужно делать?

— Сначала сделаем надрезы, затем вы выпьете эссенцию, соединитесь кровью, и я прочту заклинание. Руки начнёт жечь, но не пугайтесь, так и должно быть. После этого магия сделает всё сама.

Тирнамель кивнул, но причинять боль другу отказался, возложив это на Лайетана. Впрочем, себе ладонь директор порезал без колебаний и даже глубже, чем было необходимо.

Лайетан читал что-то так быстро, что Тирнамель не уловил ни единого слова. Рука ощутила тепло, вскоре эльф почувствовал усталость, его грудь потяжелела, перед глазами всё поплыло, на плечи будто лёг тяжёлый груз. Чем дольше мелькали вокруг них огоньки, и чем горячее становилась ладонь, тем яснее Тирнамель чувствовал боль в пояснице и слабость в суставах. Так ощущается старость?

Элвин же наоборот молодел: его волосы снова почернели, оставив седину лишь на висках, почти все морщины разгладились, глаза прояснели, пальцы распрямились.

Когда ритуал закончился, Элвин недоуменно осмотрел свою комнату и осторожно встал с кресла. Тирнамель тотчас же обнял его.

— Что…

— Мы провели ритуал коэкзистенции, господин Элвин, — пояснил Лайетан, — теперь у вас одна жизнь на двоих.

Элвин отнял от себя Тирнамеля и посмотрел на ладонь.

— Ты сделал это? — прошептал он, трогая кровоточащий порез.

— Да, теперь…

— Зачем?! Ты теперь скоро умрёшь!

— Да! Мы умрём вместе, мы всегда будем вдвоём. Ты мой единственный друг, и…

— Но как же академия? Как же наши мечты о равенстве?

— О чём ты? Я продлил тебе жизнь, теперь ты снова сможешь вернуться к руководству и продолжить свои преобразования.

Элвин вздохнул и положил руку на плечо друга.

— Ты… не рад?

— Я благодарен тебе, правда. Ты пожертвовал своими годами ради меня. Теперь мы с тобой проживём дольше, но настолько ли долго, чтобы сохранить новые порядки?

— Ты сможешь. Ты всё сможешь! Я никчёмный руководитель, но ты сможешь.

Человек усмехнулся:

— Это не так, но всё же, почему ты считаешь себя никчёмным?

— Я не создал ни одного нового факультета, не построил ни одного нового здания, не изменил ничего к лучшему, чтобы хоть приблизиться к званию великого директора…

— Узнаю малютку Тира, всегда учащегося, всё знающего, во всём лучшего. Ты не думал, что быть хорошим — тоже неплохо?

— Хорошим?

— Академия существует. Я знаю, что и сейчас влиятельные эльфы пытаются её отобрать, загнать людей обратно в трущобы, а ты всё равно держишь удар. Разве плохой директор бы так смог?

— Всё решает мама, это её заслуга…

— Но решала бы она что-то, если бы не ты? Ты смог найти себе хорошего заместителя, который помогает тебе сохранять моё наследие. Это тоже под силу не каждому!

— Ты всегда был слишком добр ко мне.

— Нет, это ты всегда слишком строг к себе.

Он взял Тирнамеля за руку и подвёл к напольному зеркалу. В отражении показался полностью седой изнеможённый эльф. Над бровями нависли складки кожи, в углах глаз прятались морщины, лицо покрылось тёмными пятнами, да и сам он сутулился. Тирнамель осмотрел свои руки — ногти пожелтели, суставы не разгибались до конца.

— Пожалуйста, давай вернём всё на свои места. Время перемен прошло, мой век закончился. Сейчас и людям, и эльфам нужно время, чтобы принять эти перемены, чтобы привыкнуть к тому, что в чём-то они стали равными. И это время — твоё.

— Но…

— Я им больше не нужен. Директор Элвин выполнил свой долг. Настало время директору Тирнамелю выполнить свой.

— Не умирай… я не хочу…

— Как и я, но такой конец ждёт всё живое, верно?

— Ты не сможешь вернуть мне все силы, я много истратил на твои болезни, лучше…

— Не лучше. Пожалуйста, не упрямься!

Уговаривать Тирнамеля пришлось долго. Он метался между желанием сохранить жизнь другу и осознанием его правоты. В конце концов, они сошлись на том, чтобы Элвин вернул Тирнамелю силы, а тот продолжал бы поддерживать в друге жизнь.

Пока ещё действовала эссенция жизни, они снова взялись за руки, соприкоснувшись новыми надрезами на ладонях. Лайетан вновь прочёл заклинание, вновь ладонь ощутила тепло.

С каждой секундой Тирнамель чувствовал, как становилось легче, как прекращали болеть суставы и расправлялись плечи. И вот, они вернулись к изначальному положению, но когда Тирнамель попытался отпустить руку, Элвин сильнее её сжал.

— Что ты делаешь?! Отпусти!

Он чувствовал, как силы человека продолжали переходить к нему, он видел, как Элвин слабел.

— Ты убьёшь себя! Перестань!

— Я просто возвращаю то, что забрал у тебя своими болезнями.

Всё было кончено. Истощённый Элвин рухнул на Тирнамеля. Эльф поднял друга на руки — бездыханное тело почти ничего не весило.

7

Тирнамель долго вглядывался в цветки звёздчатки.

Недавно в одном из справочников он вычитал, что звёздчатка — символ братской любви. В восторге эльф приказал высадить её на всей территории королевской академии.

Надо же, последний раз он чувствовал старость двести восемьдесят лет назад. Возраст дал о себе знать совсем недавно — пришлось даже обстричь длинные, некогда золотистые, волосы, чтобы не мешали.

Вокруг него бегали маленькие эльфы, увлечённые игрой в догонялки с человеческими детьми. На соседней скамейке студент-человек признавался в любви студентке-эльфийке. На завтра запланировано празднование столетия со дня отмены любых ограничений для людей. Подумать только! Ведь всё начиналось здесь, с одного мятежного директора.

Тирнамель поднялся со скамейки и побрёл по дорожкам сада академии. Это его последний день здесь — через час совет деканов торжественно примет его отставку. Пожалуй, пора встречать гостей или хотя бы показаться в зале. Но внимания требовала более важная встреча.

Он подошёл к крытой галерее. Вдоль длинного коридора в отдельных нишах стояло семнадцать постаментов, шестнадцать из них венчали бюсты директоров академии.

— Скоро увидимся… — прошептал Тирнамель последнему из них, протирая табличку «Элвин».

Покойная Галатильда была права: прощаться — великое умение.

Взгляд упал на соседний, пока ещё пустой, пьедестал. Тирнамель немного подумал и немного задвинул его назад.