УЖАСНАЯ БОЛЕЗНЬ МИСТЕРА ДУЛЛЯ

Мистер Дулль не мог похвастаться отменным здоровьем. Но всё же он привык думать, что дела его не так уж и плохи.

Да, он был не молод. У него висело брюшко, он часто страдал несварением, а каждую осень коварная простуда закладывала ему нос. Однако этим дело и ограничивались. Конечно, раньше мистер Дулль чувствовал себя куда более резво, нежели в нынешние годы. Но он не жаловался. Его в целом было сложно расстроить. Равно как впечатлить или порадовать. Нежелательные перемены он воспринимал спокойно, как приезд дальних родственников, внезапно появившихся на пороге с чемоданами и широкими улыбками на лицах. "Отныне и навеки мы будем жить тут!" - говорили они, а мистер Дулль только безразлично поводил плечами.

С него не убудет.

Возможно, именно поэтому произошедшее утром его не удивило и не испугало. Озадачило.

Он порезался бритвой и, охнув, приложив руку к щеке, а когда отнял, то увидел, что указательный и средний пальцы испачканы зелёным.

Из ранки на его обрюзгшем подбородке сочилась зелёная кровь.

- Бог мой, - пробормотал мистер Дулль скорее для приличия, чем от реального испуга.

Он тут же вышел из ванной и разыскал на кухне жену.

- Дорогая, смотри, - сказал он и сунул пальцы ей под нос.

Миссис Дулль хмуро глянула на мужа.

- Что? - бесцветно спросила она.

Мистер Дулль немного помедлил, затем так же без эмоционально пояснил:

- Это моя кровь.

Миссис Дулль задумалась, демонстративно морща бледный сухой лоб.

- Это ненормально, - констатировала она. - Тебе надо обратиться к врачу.

Настал черёд мистера Дулля морщиться. Он не любил врачей. Не любил иголки, белые халаты и сладковатый больничный запах.

- Мне придётся отпрашиваться с работы.

- Кровь должна быть красной. У тебя она зелёная. Считаешь, это нормально?

Её слова возымели эффект. Мистеру Дуллю не нравилось, когда что-то было "ненормально". Когда что-то шло не так. Он предпочитал, чтобы всё шло своим чередом. Не сказать, что любил. Скорее, привык.

Потому пришлось взять отгул и отправиться в больницу.

Однако визит к доктору ничего не решил. Мистер Дулль был здоров. Настолько, насколько позволял его возраст и образ жизни. Но когда ему проткнули палец, на подушечке проступила ярко-жёлтая капля. Доктор от удивления округлил глаза.

- Право... это очень странно, - пробормотал он. - Может, стоит попробовать другой?

Доктор по очереди колол мистеру Дуллю пальцы, и каждый раз цвет крови их удивлял. В указательном он оказался жёлтым, в мизинце ярко-голубым, жгуче-фиолетовым в среднем. Лишь в большом пальце кровь была ярко-красной, зато в безымянном оказалась серой, со странным серебристым отливом.

- Право... я не знаю, что и думать, - говорил доктор, отстранено протирая очки. Ампулы с кровью лежали перед ним, точно флаконы с разноцветной гуашью. - Никогда не встречал такого прежде. Я бы настаивал на госпитализации...

- Нет, упаси... - пробормотал мистер Дулль, опустив глаза. - У меня работа и важные проекты...

Доктор немного поразмыслил.

- Ваше дело. В любом случае придётся ждать результатов анализов.

Домой мистер Дулль возвращался в прескверном настроении. Он шёл, по привычке низко опустив голову, а разметка тротуара конвейерной лентой стелилась ему под ноги. Мистер Дулль убеждал себя, что дрожит от злости, но на самом деле внутри него начал назревать страх.

***

По возвращению мистера Дулля ждал сюрприз: к ужину явилась его мать. Она восседала за столом, как престарелая королева, и по-царски придирчиво изучала зубья вилки.

Мистер Дулль догадался, что его жена ни словом не обмолвилась об утреннем инциденте, и благодарно прикрыл глаза. Не то чтобы он боялся расстроить мать, скорее не хотел давать ей повода поднять шум. Потому что шум эта женщина поднимать любила и умела. Она всегда делала это с особым удовольствием, хитро щуря глаза и причмокивая губами, будто за щекой у неё прятался сладкий леденец. В детстве мистер Дулль пытался противиться её натиску. Он топал ногами, кричал и от бессилия колотил подушки. Но тщетно. Мать была непреклонна в своей правоте, чего бы это ни касалось - чистки зубов или выбора университета.

Матушка провела с ними невыносимо долгий вечер. Она из приличия поворковала с невесткой, посетовала, что у внуков слишком бледные лица и им необходимо есть больше овощей, затем обратила взгляд на сына.

Мистер Дулль поёжился.

Сначала мать издалека поинтересовалась его работой, справилась о невыплаченных кредитах, затем напрямую спросила о повышении. Когда мистер Дулль неопределённо пожал плечами, она кисло улыбнулась. Зерно упало в благодатную почву, и остаток вечера пожилая дама старательно порицала сына. Все остальные молчали.

Когда за матушкой захлопнулась дверь, мистер Дулль облегченно выдохнул и отправился спать.

На утро он обнаружил, что волосы у него на затылке стали ярко-жёлтыми.

***

Просить отгул второй раз за неделю мистер Дулль побоялся, поэтому утром отправился на работу. Он одолжил у жены пудру и как мог закрасил канареечные пряди у себя на затылке, однако это не помогло. Коллеги сдержанно усмехались в усы, а мистер Дулль старательно делал вид, что не замечает всеобщего веселья. За день скабрезные шутники отпустили в его адрес целый ворох колкостей. Кое-кто, правда, встал на его защиту. "Каждый имеет право выражать себя так, как ему вздумается". Видимо, коллега хотел выразить свою солидарность, но мистер Дулль видел, как при этом морщился его нос, поэтому предпочёл бы, чтобы тот промолчал.

Спустя пару дней на голове мистера Дулля красовался яркий хохолок салатового цвета в обрамлении розовых пятен, похожих на маргаритки.

За ужином маленькая дочь обронила:

- Китти сказала, у папы на голове клумба.

Миссис Дулль гневно шикнула на дочь, а её муж ещё ниже опустил нос к собственной тарелке. Когда дети легли спать, миссис Дуль достала с дальней полки чёрную краску и привела волосы мужа в порядок. Увидев своё отражение, мистер Дулль облегчённо вздохнул. Конечно, проблему это не решило, однако теперь он мог безбоязненно выходить на улицу. Его жена улыбнулась и ушла спать в хорошем настроении.

***

Спустя неделю мистер Дулль повторно отправился в больницу. Он сидел на стуле с ровной спиной и нетерпеливо барабанил пальцами по коленкам.

- Весьма странно, странно... - бормотал доктор. - Никаких отклонений, следов токсинов, облучения, ранее неизвестных вирусов... Вы точно хорошо себя чувствуете?

Мистер Дулль задумался.

- Как всегда. Только... В груди что-то иногда сжимается. А иногда переполняет.

Его ответ, видимо, не удовлетворил доктора. Он нахмурился и черканул что-то на листке.

- Это может оказаться заразным. Я ещё раз рекомендую вам лечь в больницу.

- Может быть... - пробормотал мистер Дулль себе под нос. - Позже, вот закончу свои дела.

Доктор устало снял очки.

- Заставить я вас не могу. По крайней мере сейчас. Но пообещайте каждую неделю приходить на обследование. Вот пилюли для сердца. Принимайте по четыре раза в день. А вообще постарайтесь меньше волноваться. Проводите больше времени с семьёй, сходите куда-нибудь с детьми. Это полезно.

Мистер Дулль последовал совету и на следующий день повёл детей в парк.

На небе ярко светило солнце. Дети кружили вокруг мистера Дулля, точно тигрята, гоняющиеся за собственными хвостами. Они бегали на лужайке, держа в руках по толстой нитке, а высоко над их головами, будто золотые рыбки, трепыхались на ветру воздушные змеи. Мистер Дулль улыбался: на какое-то время его тревога отступила.

На выходе из парка они увидели пёстро одетого жонглёра. Он балансировал на сложной конструкции из цилиндров и подбрасывал в воздух разноцветные мячики.

- А ведь я любил жонглёров, когда был мальчиком, - сказал мистер Дулль неожиданно для самого себя. - Ещё любил рисовать на асфальтовой дорожке у дома... Ваша бабушка очень сердилась.

Дочь посмотрела на него с удивлением.

- Можно я кину ему монетку? - спросил её брат и потянул отца за рукав.

Мистер Дулль кивнул, вдруг погрузившись в тяжёлые мысли.

Тот вечер он провёл в кресле, разглядывая собственные руки. Он думал о своей странной болезни, о её причине и всё это удивительным образом пересекалось с его скудными воспоминаниями о детстве. Какое-то очевидное решение вертелось в голове, и мистер Дулль чувствовал, что ответ лежит прямо перед ним - в кончиках его собственных пальцев.

Миссис Дулль резко прервала его раздумья и позвала к ужину.

***

Болезнь прогрессировала.

Если волосы мистер Дулль ещё мог закрасить, то с руками дела обстояли сложнее. Краска начала сочиться из-под его ногтей, пачкая рабочую клавиатуру, белоснежный кафель в ванной и идеально выглаженные рубашки. Недуг медленно переполнял мистера Дулля, сочась из него как сок из переспевшего плода, вынуждая всюду таскать с собой влажные салфетки.

Несмотря на отсутствие аппетита, мистер Дулль начал стремительно набирать вес. Его тело пухло, словно бурдюк, медленно наполняющийся водой. Ноги отяжелели, шея заплыла, а пальцы стали похожи на короткие сосиски.

- Тебе надо немедленно лечь в больницу! - верещала мать, кружа по их гостиной как коршун.

- Дорогой, мама права, - ласково вторила ей невестка. - Мы беспокоимся.

Мистер Дулль упрямо мотал головой, спрятав руки между опухшими коленями. Однако когда в дело вступала его мать, спорить было бесполезно.

***

Мистера Дулля определили в городскую больницу. Врачи каждый день собирались в его палате, как на симпозиуме. Мистеру Дуллю это не нравилось. Они рассматривали его руки с интересом мясников, прикидывающих, по какой цене отпустить шмат сала. Пару раз приезжали доктора из медицинских университетов. Они задумчиво хмыкали, тыкали пальцами в бумажки и полушёпотом переговаривались друг с другом, будто мистера Дулля и не было в комнате.

За две недели, что мистер Дулль провёл в больнице, у него взяли кучу анализов, сделали рентген, МРТ и провели массу других странных процедур, название которых мистер Дулль не мог не то что запомнить, даже выговорить.

Слава Богу, с семьёй ему видеться не запретили. Во время визитов его мать возмущалась, что персонал больницы хамоват, а врачи некомпетентны. Молодая миссис Дулль обычно сидела на краю кровати. Она отрешённо гладила руку мужа и жаловалась, что соседи сплетничают о его болезни и смеются ей в спину. Мистер Дулль знал, как важно для жены мнение других, и сочувствующе сжимал её ладонь. Как и она, он не любил выходить за рамки.  

Только дети могли поднять мистеру Дулю настроение.

- У папы много красок, - сказала как-то дочь, сидя на стуле рядом с бабушкой.

- Угу, как у нас, - добавил её брат, что-то чёркая в принесённом с собой альбоме. – А мама у нас выжатый лимон…

- Что за глупости вы оба несёте? - взвилась на детей миссис Дулль.

- Краски же, - мальчик поднял красный карандаш, который держал в руке. - Ну, мам, ты не понимаешь что ли?

Миссис Дулль удивлённо изогнула бровь, а её муж устало махнул рукой.

***

Всё кончилось холодным осенним вечером.

Мистер Дулль дождался пересменки и, улучив момент, выскользнул из больницы. Находится там было невыносимо.

Оказавшись на улице, он почувствовал облегчение, но вскоре снова помрачнел. Возвращаться домой не было никакого желания, поэтому мистер Дулль бесцельно бродил по улицам.

Его тело раздулось до невыносимо огромных размеров, и швы на пальто жалобно трещали. Ботинки глухо стучали по тротуару, размеренно, будто следуя заданному кем-то ритму. Мистер Дулль подумал, что вся его жизнь похожа на покачивание маятника: влево-вправо, влево-вправо... На миг померещилось, что в голове действительно тикает секундная стрелка.

Осознав это, мистер Дулль остановился.

И впервые за долгое время поднял глаза.

Улица кипела жизнью. Лоснящиеся плащи прохожих походили на переливающуюся чешую. Мистер Дулль словно очутился внутри огромного рыбного косяка. Над головами людей неоновым пурпуром горели вывески магазинов, пестрели занавески в многочисленных окнах, где-то гремела музыка. Пахло сигаретами, дымом и пирожками. А над всем этим великолепием, в обрамлении неровных крыш, алело нежное закатное небо.

Сердце у мистера Дулля защемило.

Сильно, больно и сладко.

Мистер Дулль понял, что всё то время, пока он красил волосы, перекраивал одежду и рьяно оттирал следы от своих пальцев, пока всеми силами избегал гнева матери и дрожал от ужаса при мысли о том, что подумают коллеги, ему хотелось кричать. Кричать об этом небе, об этой улице, о светлых кудряшках своих детей, о чопорной сдержанности жены, о своём детстве, о строгом, но всё-таки любящем взгляде матери, о нелюбимой работе, о том, что он ненавидит гольф, но любит хоккей, что за всю жизнь он сочинил сотни историй, но ни одну из них так и не решился написать. О том, как пахнет воздух утром и как прекрасна была его жена в день их первого свидания. О том, как тягучая рутина незаметно сковала его, как застывший бетон.

И о красках! О, сколько красок было в нём самом!

В миг осознания что-то вырвалось из его сердца, пронеслось по венам и хлынуло наружу. Мистер Дулль хотел закричать, но дыхание перехватило, и вместо звука из него хлынули краски. Пальто разорвалось по швам и упало на землю как лоскуты старого одеяла. Скрипнув, расползлись кожаные ботинки. Мистер Дулль весь превратился в радужный, переливающийся сгусток. Как мыльный пузырь, на секунду он воспарил над землёй и плюхнулся о тротуар.

Прохожие, вскрикнув, прижались к стенам зданий.

На сером асфальте расползся узор, прекрасный, как восточный ковёр. Причудливо переплетённые узоры и разноцветные кляксы складывались в сотни сюжетов. А среди них - лица детей, непривычно нежная улыбка жены, воздушные змеи, жонглёры, праздничные ёлки, эта самая улица и это самое небо.

Прохожие были заворожены. Они собрались в кучу, долго рассматривали узор, прежде чем пошёл дождь и смыл весь рисунок.

На утро асфальт снова стал серым.