Дружище Боб

*

Когда мне было пять лет, я вычитал в какой-то умной книжке, что жизнь, зародившаяся на нашей планете, появилась благодаря редчайшему стечению обстоятельств. Что это уникальное явление, нигде в бесконечной вселенной неповторимое. Я плохо спал несколько ночей подряд и всё размышлял, как же это страшно, когда ты настолько одинок. И если с нашей планетой что-нибудь случится, вселенная совсем опустеет.

Чуть позже я увлёкся фантастикой. Было здорово мечтать, что человечество всё же не одиноко, и есть другие обитаемые миры, с которыми мы сможем когда-нибудь общаться. Поэтому новость об обнаружении других планетных я принял с большой радостью. Раз существуют другие планеты, то шансы, что на них будут тоже жить разумные существа, всё же есть. А значит, жизнь, появившаяся на Земле, не исключение, а скорее, закономерность. И когда-нибудь мы преодолеем разделяющее нас громадное расстояние и встретимся. Быть может, наши братья по разуму будут похожи не на нас, а скажем, на голованов, как у Стругацких. Главное, что мы их найдём!

Но мне самому суждено было найти своего «голована» не на просторах вселенной, а здесь, на Земле…

*

На остановке не было ни души. Автобус только что ушёл. Я глянул на табличку расписания, не очень-то надеясь на точность. Следующий придёт только через двадцать пять минут. Уже неплохо, если не опоздает. Конечно, я мог бы пойти пешком, но именно сегодня не позволяла погода. Над городом висело серое низкое небо, щедро сыпало дождём. А я, как обычно, в лучших своих традициях, забыл зонт дома. Зато у меня с собой была книга, и можно было скоротать время за её чтением до прибытия следующего автобуса. Я так и поступил.

‒ А погодка-то того… хреновенькая, ‒ услышал я рядом ворчливый голос и оторвался от книги в поисках собеседника.

Остановка была по-прежнему пуста. Лишь в углу примостилась большая чёрная лохматая собака. Я растерянно оглядел улицу. Пусто. Ни единой души всюду, куда ни посмотри. Показалось что ли?! Я снова опустил глаза в книгу, и тут опять:

‒ Ну, чего пялишься-то? Видишь, никого вокруг. Они мы с тобой. Два дурака. Не, ну ладно я, мне-то просто пойти некуда. Вот я тут и сижу, чтобы под дождём не мотаться. Ну, а ты? Дул бы домой по дождичку, задрав хвост! У тебя же есть дом.

На этот раз я подскочил, как ужаленный. Снова огляделся. Никого. Только дождь и собака, разглядывающая меня пристальным взглядом. «Ну вот, ты и доработался! – мысленно поздравил себя я. – А до отпуска ещё далековато». Впрочем, чему удивляться? Я преподаватель, работа у меня нервная. Я снова глянул на пса. Тот не спускал с меня глаз. Голодный, наверное, а мне его даже угостить нечем.

‒ Ну, прости, дружище, ничем не могу угостить, ‒ сказал я псу.

Пёс медленно отвернулся.

‒ А мне и не надо, ‒ снова раздалось откуда-то. – Я только сейчас на помойке у вашей институтской столовки угостился. До сих пор всё колом стоит. И как вы там каждый день жрёте?!

После этого мне, честно сказать, стало нехорошо. Голос был. Реальный голос. И я почему-то был уверен, что он исходит от собаки. Нет, она не разевала пасть, чтобы извлечь звуки. Но, тем не менее, голос, кажется, принадлежал ей. Галлюцинация – решил я и потянулся рукой к псине.

‒ Э-э… Ты чего?! – пёс переступил передними лапами.

«Точно, галлюцинация», ‒ подумал я и зачем-то сказал вслух:

‒ Не, я на всякий случай тебя не буду трогать.

‒ Какой-то ты странный, парень, ‒ ответил пёс. – Я, конечно, и не таких видал на своём веку.

‒Это ты странный, ‒ вступил я в дискуссию с галлюцинацией, слабо отдавая себе отчёт, зачем. – Разговаривающий.

Пёс снова повернул ко мне свою косматую голову. Окинул меня ехидным взглядом. И тут же злорадно выдал:

‒ Ага! Поговорим об этом? Впрочем, не сегодня уже, вон твой автобус идёт. Так что бывай!

К остановке действительно подкатил автобус, и я, не раздумывая ни секунды, вскочил со скамейки и рванул к нему, словно хотел убежать от чего-то нехорошего, страшного. За моей спиной с шипением закрылись двери, и я оглянулся на покинутую остановку и большую странную собаку, глазеющую в ожидании на автобус. Тот тронулся и стал набирать скорость. И тут псина, сидевшая смирно, взвилась в воздух и рванула следом за автобусом, громко лая. Но я почему-то услышал не лай:

‒ А ну, давай-давай, поднажми чуток! – истошно вопил пёс, пытаясь догнать автобус.

Я прикрыл глаза. И еле сдержался, чтобы не зажать ладонями уши.

*

За выходные история с говорящей собакой успела утратить яркость, померкла и отошла в область снов. В понедельник, не обнаружив в окрестностях родного института никакой собаки, я расслабился. Потом были лекции, студенты, другие преподаватели, словом, привычная жизнь, и это окончательно затёрло эпизод на остановке. Не было никакой собаки. То есть, собака-то, возможно, была. Но она не была говорящей. Просто я сильно устал. Бедолаги-студентики, коим я и сам не так давно был, накануне сессии кого угодно до ручки доведут.

Расправившись с делами, я шагнул в тёплый весенний вечер. Погода была великолепная, поэтому я проигнорировал подошедший к остановке автобус и пошёл пешком. Но далеко уйти не удалось. Едва я сделал несколько шагов, как из ближайших зарослей шиповника высунулась уже знакомая косматая голова. Пёс оглядел меня с ног до головы и, чёрт возьми, косматая скотина ухмылялась!

‒ Ой, а вот и чудик! Здорово, чудик! Разговор продолжим? – радостно провозгласил пёс.

Я прошёл мимо, словно его не было. Позади меня затрещали ветки. Образина явно решила выбраться из кустов. Я воровато оглянулся. Так и есть! Трусит за мной на расстоянии, гад! Чего ко мне привязался-то?! Я поднажал, дошёл до дороги и рванул чуть ли не бегом, рискуя остаться под колёсами машин. Кто-то просигналил мне вслед, но я не оглянулся, пока не удалился на приличное расстояние. Лишь тогда позволил себе сбавить темп. Будем надеяться, это задержало моего четвероногого преследователя. Я свернул с улицы во двор, желая сократить расстояние до дома. И уже успел даже немного расслабиться, когда позади раздались торопливые шуршащие шаги. Я резко оглянулся, тая слабую надежду, что ошибаюсь, но как бы ни так! Чёртова псина бодренько рысила в мою сторону.

‒ А я тебя догнал! – радостно объявил мне преследователь. – Я по запаху могу!

Ноги у меня слегка подкосились. Отыскав взглядом лавочку, я доковылял до неё и рухнул без сил. Псина чинно уселась напротив. У меня появилась возможность хорошо разглядеть плод своего воспалённого воображения. Ничем другим эта жутковатая говорящая собака быть не могла. Сейчас пёс, потом ещё кто-нибудь. Ангелы, например, или черти. Инопланетяне или кого мне услужливо подкинет завтра моя больная фантазия? Я потянулся руками к лицу, осторожно пальцем надавил на глазное яблоко. Изображение собаки слегка расплылось и раздвоилось. Но ведь воображаемые образы не раздваиваются при воздействии на рецептор. Они – порождение больного мозга.

Собака зевнула, продемонстрировав мне два ряда внушительных зубов, и произнесла:

‒ Хорош дурака валять, а?! Я уже понял, что ты из тех редких особей, кто нас слышит и понимает. Хотя вы обычно-то и друг друга не особо… Хех… Только ты вслух со мной очень сильно не разговаривай, ладно? Не советую. Сожрут. Свои же сожрут.

Я продолжал молча взирать на собаку.

‒ Да не глюки я, не глюки! – воскликнул пёс, подошёл вплотную и с размаху плюхнулся мне на ногу. Если это и была галлюцинация, то очень весомая.

‒ Колбасы хочешь? – зачем-то спросил я.

‒А давай! У тебя сегодня вкусная, докторская, я чую.

Я достал из сумки свёрток с бутербродами, которые мне сегодня совершенно некогда было съесть, достал один и протянул целиком зверю. Тот осторожно взял его пастью из моих рук и принялся с аппетитом уплетать. Я тоже откусил от второго и задумчиво пожевал, совершенно не ощущая вкуса. «Вот ведь интересно, ‒ размышлял я, глядя на пса. – Мне посчастливилось найти собаку, обладающую разумом, если это не галлюцинация, конечно…» Словно в ответ на мои мысли собака подняла голову и произнесла, роняя крошки изо рта:

‒ Ты чего, думаешь, я один, что ли такой, умный, да?.. Ну, это ты погорячился. Среди нас и поумнее найдутся, только они с вами точно говорить не будут. Считают, что нечего с вами обсуждать. Слишком мы с вами разные.

‒ Хочешь сказать, что и другие собаки способны общаться с нами?! – удивился я.

‒ А то нет! Думаешь, вы одни такие шибко умные уродились. Эволюция, она ж на месте-то не стоит. Всё развивается, не только вы. Кстати, вот кошки, они ещё и похитрее нас будут. Уххх!

Меня вдруг осенила внезапная мысль, и я поинтересовался:

‒ Слушай-ка, дружище, вот ты говоришь, всё развивается, и кошки – тоже существа разумные. Так? Но ведь вы, такие же разумные существа, вы ж их рвёте в клочья! Как же вы так можете, раз разумные?!

Пёс неторопливо дожевал остатки бутерброда, облизнулся и хмыкнул:

‒ Ха… Вот ты ж учёный, вроде, а вопросы иногда задаёшь… Ну дурак дураком! Вы, разумные существа, когда колбасу вот эту жрёте, вы часто думаете, из разумного она существа сделана или нет?! Или, когда вы друг друга самозабвенно уничтожаете ради… не знаю, ради чего вы там… вы задумываетесь, а? Вы ж даже не кошек, не собак, которых не понимаете. Вы самих себя!.. А ты мне идиотские вопросы задаёшь… Стыдно, блин… ‒ он досадливо фыркнул и принялся задней лапой раздражённо чесать за ухом.

Признаюсь, мне действительно стало стыдно. Конечно, я за свою жизнь не обидел и мухи (нет, вру, мух обижал периодически), но вот мясо… Я удручённо посмотрел на остатки своего бутерброда с докторской. Не знаю, из шибко ли разумного существа сделали эту колбасу, но в рот она мне больше не лезла. Я протянул её своему собачьему собеседнику:

‒ Хочешь доесть?

‒ А ты чего, наелся? – не без ехидцы спросил он.

‒ Да вроде того.

‒ Да ладно, ты в голову не бери только, ‒ успокоил меня косматый собеседник, осторожно выхватывая из рук остатки моего скромного обеда.

Какое-то время мы сидели молча. Пёс ел, я наблюдал за ним, пытаясь принять тот факт, что контакт с вполне земным, но нечеловеческим разумом таки состоялся. И я, кажется, как Лев Абалкин, обзавёлся своим голованом. А тем временем мой новоиспечённый друг, дожевав остатки бутерброда, зевнул и, потянувшись, изрёк:

‒ Лады, приятно с тобой было поболтать. Ты мне, честно говоря, сразу понравился, чую, что человек хороший. Я б с тобой ещё покалякал, да только дела ждут. Побегу я, пожалуй. Ещё свидимся.

‒ Угу… ‒ невнятно промычал я, и, опомнившись, крикнул удаляющемуся псу, рискуя прослыть чокнутым: ‒ Эй, дружище, а звать-то тебя как?

Он оглянулся через плечо и кинул небрежно:

‒ Ваши Бобиком называют. Стало быть, Боб.

*

Миновала неделя, потом следующая. За это время я ни разу больше не видел своего нового друга. И вот что странно: мне бы успокоить себя мыслями, что всего этого не было. Ну, разве что во сне. Но я невольно искал его взглядом, когда возвращался с работы домой. И во время лекции я иногда непроизвольно останавливался у окна и осматривал окрестности в надежде, что среди зелени мелькнёт косматая фигура Боба. Но он пропал. И я уже почти потерял надежду получить ответ, что же это всё-таки было: явь или бред?

Мои мысли были настолько заняты Бобом в последние дни, что я не замечал ничего и никого вокруг, поэтому налетел на Катюшу, аспирантку психфака, спешащую по коридору института в сторону лаборатории. Впрочем, это был ещё вопрос, кто на кого налетел. Катюша и сама постоянно витала в облаках, забывала повсюду папки со своими бумагами, потом с несчастным видом бегала по кабинетам и бесконечно за всё перед всеми извинялась. При столкновении у девушки выпали из рук многочисленные папки с документами и… сверток, подозрительно попахивающий столовской пищей. Катюша при этом густо покраснела, словно её застукали за воровством котлет. Я поздоровался с ней, помог собрать рассыпавшиеся документы, тактично проигнорировав свёрток с едой, чтобы не смущать аспирантку ещё больше. В конце концов, Катя ‒ зоопсихолог, у неё огромное количество всяких зверюшек, которых она изучает, вот, видимо, угощение как раз для них.

Про неё ходила забавная история о том, как, сдавая госэкзамены несколько лет назад, она от волнения сказала что-то про «собака думает», после чего на неё обрушилась вся почтенная комиссия, возмущённая таким вот психологическим вольнодумством. Не может, де, собака думать. Она, хоть и интеллектуальное животное, но ни разумом, ни сознанием не обладающее. Хм… Хотелось бы мне, чтобы вся эта почтенная комиссия побывала на моём месте и перекинулась парой слов с Бобом. Катюша же разрыдалась прямо на экзамене, да так безутешно, что отхаживали её тоже всей почтенной комиссией. Вот кто меня бы, несомненно, понял, подумалось мне, и я даже прикинул, не показать ли девушке моего лохматого дружка, но сразу же откинул эту мысль прочь. Как я буду выглядеть в её глазах, если Боб не заговорит? Ещё хуже, если он не заговорит только с ней.

Вечерело. Я вышел на улицу и снова огляделся, так, на всякий случай, но мои ожидания, увы, не оправдались. Может, и не было его никогда, моего друга по имени Боб? Временное помешательство?.. Задумавшись, я дошёл до остановки и застыл, заметив стоящую там Лизоньку, нашу очаровательную секретаршу, по которой, я нисколько не сомневался, млело всё мужское институтское сообщество. Яркая, эффектная блондинка с точёной фигуркой и ангельской внешностью. Сколько раз я сам мечтал пригласить её куда-нибудь пообедать, а ещё лучше поужинать, да так всё и не решался. Да и сдался я ей, ботаник-неудачник. И всё же сердце отчего-то забилось чаще. А Лизонька, тем временем, достала тоненькую сигаретку и изящно закурила. «Подойти и заговорить?» ‒ мелькнула в голове шальная мысль и тут же испуганно растаяла, когда рядом раздалось:

‒ От тебя вкусно пахнет котлеткой. А к этой мымре можешь не соваться. Тощая и глупая. Тебе не пара.

Я обернулся. Дружище Боб, кто же ещё! Лучший советчик в амурных делах! Пёс стоял рядом, ухмыляясь и помахивая хвостом. Романтический настрой сразу улетучился, впрочем, весьма вовремя. К остановке подкатила новенькая машина, из которой высунулся мускулистый молодчик, и Лизонька грациозно впорхнула в салон.

‒ И кобель у неё низкоранговый, ‒ философски заметил Боб. ‒ Из наших бы ему ни одна не далась.

‒ Много ты понимаешь, ‒ буркнул я.

‒ Понимаю. Не первый год в этом мире живу. Только он у вас, людей, вывернут как-то… наизнанку, ‒ сказал пёс.

«Мир наизнанку. Массаракш! – пришло мне в голову. – Может, так оно и есть на самом деле?»

‒ Ну, ты только матом не ругайся, ‒ осадил меня Боб. – Хотя, я тебя, конечно, понимаю. И в голову не бери, ага? Ну, пошли что ли? А ты мне сардельку купишь.

*

Время пролетело незаметно. Прошла летняя сессия у моих студентов, я неплохо отдохнул во время летних каникул. Съездил к морю на недельку. За это время Боба я видел едва ли пару раз и то мельком. Он здоровался со мной на бегу и тут же исчезал в городской суете. Я уже стал подумывать о том, что нашей кратковременной дружбе, наверное, пришёл конец. Да и была ли она вообще?

Начавшийся новый учебный год погрузил меня в бесконечный круговорот привычных событий, и я почти перестал вспоминать о Бобе. Я больше не встречал его на улице, он не ждал меня после работы, чтобы поболтать и выпросить угощение. «Может, с ним что-то случилось? ‒ размышлял я тёмным осенним вечером, стоя на остановке в ожидании автобуса. Ветер нёс прохладу, подгоняемые им листья скользили по мокрому асфальту.

‒ Дяденька, одолжи на проезд! ‒ раздался рядом грубый и далеко не детский голос.

Я оглянулся. К остановке приближались трое широкоплечих парней с явно недружественными намерениями и выглядели они едва ли младше меня. Денег у меня с собой было немного, но это вряд ли имело для них решающее значение. Вполне возможно, небогатый улов их даже разозлит. Я мысленно оценил свои шансы. Один против троих я не смогу, увы. Убежать бы, но вряд ли получится. Как только я попытаюсь, так сразу мои попытки и прекратятся. Улица темна и пустынна в этот ненастный вечер, ждать помощи неоткуда. Я незаметно вздохнул. Один амбал протянул ко мне руку, то ли намереваясь схватить меня за куртку, то ли толкнуть. А в следующее мгновение за их широкими спинами раздалось злобное ворчание, смысл которого понимал только я:

– А ну, урроды, рррразойдись, а то покалечу ненарроком. А впрррочем, чего церрремониться с вами.

Всклокоченная тень скользнула по асфальту, и вдруг один из амбалов дико заорал. Остальные шарахнулись в сторону от неожиданности. Орущий крутанулся на месте, и я увидел Боба, повисшего на его штанах.

‒ Машшарррракш! ‒ рычал тот, сверкая глазами.

‒ Ах, ты тварь! – рявкнул второй хулиган и попытался достать пса ногой, но не тут-то было. Боб извернулся, грозно клацнул зубами в нескольких миллиметрах от его ноги и залился злобным лаем:

‒ Ну, давай, недоносок, ещё раз замахнись, я не промахнусь, я ковырялки твои по самые бубенчики откушу. Нет!!!! Я лучше прямо сейчас бубенчики и откушу!

‒ Слышь, ты, убери своего кобеля! – нервно взвизгнул без пяти минут кастрат, в котором я с изумлением признал Лизонькиного ухажёра.

‒ А он мне не указ! – рявкнул Боб и снова кинулся на парня. Тот сделал неуклюжий кульбит и со всего маху сел на зад прямо в лужу. И тут же вскочил, потому что Боб не упустил возможность клацнуть зубами возле его носа. К этому моменту моих обидчиков осталось всего двое. Их дружок давно уже растворился в темноте, словно его и вовсе не было. Остальные тоже последовали его примеру. Но Бобу этого показалось мало, поэтому он ещё долго неуёмно лаял им вслед, припадая на передние лапы и брызгая слюной от усердия. Орал он при этом то, чего я предпочёл бы не слышать вовсе. Самым приличным из всего этого было разве что пожелание обратиться к врачу по поводу бешенства, столбняка и других смертельных заболеваний, которые обязательно случатся от Бобова укуса.

‒ Однако, ‒ пробормотал я, покачивая головой от изумления. – Ну и выражения у тебя, дружище Боб.

‒ А других они не понимают. В вашем мире наизнанку иначе не выжить. Массаракш! Вот.

Я поперхнулся смехом. Бобу явно понравилось незнакомое, но на его взгляд очень ругательное словечко.

‒ Ну, чего, давай, я тебя провожу, что ли, ‒ ворчливо предложил мой собачий друг. ‒ На всякий случай. А ты мне ‒ сардельку.

Мы шли по улицам, изредка перебрасываясь фразами. Я спросил у него, где он пропадал всё лето. Он коротко рассказал, что путешествовал, и даже пожил у кого-то на даче, исправно охраняя чужое имущество за миску супа. Я поинтересовался, не было ли у него желания остаться дальше с этими людьми и продолжать исправно служить им.

‒ Вот ещё! – презрительно хмыкнул Боб. – Неинтересные скучные обормоты, которые привыкли к ошибочной мысли о том, что мироздание им чего-то должно. Я уверен, они будут сильно удивлены, если узнают, что мироздание существовало до них миллиарды лет и преспокойно просуществует ещё столько же или в разы больше.

У маленького магазинчика мы расстались. Боб деликатно выхватил из моих пальцев купленную сардельку и потрусил прочь, буркнув на ходу «шпашибо».

*

Дело уже шло к зиме. В конце ноября выпал долгожданный снег, на улицах стало бело и как-то нарядно. Зато в подъезде было сумрачно и непразднично. Странный глухой звук застиг меня на пороге собственной квартиры. Я даже не сразу сообразил, что это всего лишь кашель. Надсадный хриплый кашель. Я резко оглянулся. На лестнице чуть выше стояло нечто косматое, исхудавшее до неузнаваемости и смотрело на меня воспалёнными глазами. В этом пугале я не сразу признал своего друга. Слишком жутко он выглядел. Глаза слезились, тощие бока вздымались и опадали, из носа текло, бок был порван и выпачкан запёкшейся кровью. Задняя лапа болталась на весу.

‒ Боб… ‒ растерянно произнёс я. – Это ты?!

‒Угу… ‒ невнятно промычал он и снова закашлялся. – Слушай, дай поесть чего-нибудь. Умираю с голоду.

Я опомнился. Передо мной стоит мой друг, который почти превратился в тень, он истощён, голоден, болен, а я, как дурак, пялюсь на него в немом изумлении. Я торопливо вытащил ключи из кармана и открыл дверь.

‒ Проходи, ‒ пригласил я пса.

‒ Нее… ‒ он тряхнул своей косматой головой. – Чего ещё выдумал? Я перекушу и пойду, пожалуй.

‒ Куда ты пойдёшь? – воскликнул я. – Ну-ка, заходи! Я тебя никуда не отпущу.

Чтобы прекратить дальнейшие ненужные препирательства и не прослыть ненароком шизиком среди соседей, я ухватил Боба за шерсть на загривке и затащил домой. Я ни на миг не задумался, сколько хлопот мне доставит уход за тяжело больной собакой: ветеринары, уколы, таблетки, походы в зоомагазины и на недолгие прогулки с питомцем. Речь шла о друге и мелочиться тут не следовало.

Он так и не рассказал мне, что же с ним приключилось за то время, что мы не виделись. Я лишь мог догадываться по тем коротким и сумбурным репликам, что пёс иногда выкрикивал в своих беспокойных снах. Вероятно, он попал в отлов и какое-то время провёл в карантине для бродячих животных, где, скорее всего, и был избит, истощён и простужен. Оттуда какими-то невероятными усилиями ему удалось сбежать. Полагаю, он проделал приличный путь обратно в город, чтобы прийти ко мне за помощью.

В целом же, Боб оказался неплохим пациентом. Исправно пил лекарства, терпел уколы, даже смирился с необходимостью носить дурацкую одёжку, сооружённую мной из старого свитера для тепла. Единственное, что он упорно отказывался принять – предложение спать на тахте в ногах.

‒ Ты лягаешься во сне, ‒ мрачно просветил меня он. – Не хочу снова получить ногой по рёбрам. Даже случайно. Даже от тебя.

Пришлось оставить попытки, но я всё же добился того, чтобы перенести его коврик из прихожей в комнату, подальше от сквозняков. Так он и прожил у меня всю зиму, скрашивая мои вечера своими незатейливыми рассуждениями и наблюдениями из жизни людей.

‒ Твоя соседка на этаже изображает не ту, кем является, ‒ говорил он, завалившись на коврик после недолгой прогулки. ‒ Она старше, чем говорит, и не любит животных, но постоянно сюсюкает со мной, когда встречает нас в подъезде. Это не потому, что она такая добрая. Она к тебе клинья подбивает. Держи в ней ухо востро. Ушлая баба. И в магазин на углу не ходи больше, там мясо всегда несвежее, просто вы не чуете, вот вас и обманывают. Как вы в этом вашем массаракше живёте?

После бесценных советов по выживанию в мире людей Боб переходил на отношения:

– Создавать пару надо с равным себе. Только тогда вы сможете образовать по-настоящему сильную пару. А сильная пара – крепкое жизнеспособное потомство. Таков вот собачий закон. Да он и у вас бы работал, если бы не ваш этот… массаракш, извини за столь грубое выражение. Не чуете вы равных себе, совсем не чуете. Ну, что ты лыбишься, как дурак? В отношениях главное что? Главное, уверенность в том, кто рядом. Кто поймёт тебя с полувзгляда, кто пойдёт с тобой рядом по жизни, на кого ты всегда сможешь положиться. Кто не покинет тебя в минуты опасности. Понимаешь?

‒ Не обижайся, Боб, дружище, но я не часто замечал, чтобы представители твоего вида образовывали крепкие пары надолго, ‒ рискнул как-то парировать я.

‒ А это потому, что жизнь рядом с вами сильно развращает. Всех. Даже нас. Вы – плохой пример, увы, ‒ не без тайного удовольствия ответил Боб и отвернулся от меня, дав понять, что разговор окончен.

Я подозревал, что Боб, с малых лет привыкший к вольной жизни, вряд ли превратится в домашнюю собаку, но отпустить его и дальше бродить по улицам я не мог. Поэтому купил Бобу красивый кожаный ошейник с медальоном, где выгравировал его кличку, своё имя и адрес. И невероятными усилиями убедил всё же надеть его. Боб сдался моим уговорам, но бухтел по этому поводу ещё несколько дней. Зато я теперь был спокоен. Собака в ошейнике – уже не бродячая собака.

*

Напротив зоомагазина был маленький скверик, и Боб завёл привычку ждать там моего возращения с угощением. Однако в этот раз у лавочки пса не оказалось. Я удивлённо огляделся. Потом прошёлся по дорожке, и вскоре обнаружил друга, чуть дальше, за кустом сирени. Он с аппетитом что-то жрал и даже помахивал хвостом от удовольствия.

‒ Так-так, ‒ торжествующе произнёс я. – А что это мы тут делаем?! Кушаем?

‒ Угум… ‒ промычал Боб, даже не поворачивая головы. – А ты что, не видишь, что ли?!

Я уже собирался разразиться речью по поводу подъедания псом всякой всячины, когда за моей спиной раздались чьи-то торопливые шаги. Оглянувшись, я увидел аспирантку Катю, которая тут же покраснела от смущения.

‒ Здравствуйте! – поздоровалась она. – Это ваша собака, да?.. Я её тут угостила котлеткой…

Девушка замялась, стискивая в руке пакетик вкусняшек из зоомагазина, такой же, как и у меня.

‒ Я не знала, что он ваш. Я больше не буду его кормить, извините, ‒ скороговоркой протараторила Катя, краснея ещё сильней.

‒ Да ничего особенного, всё в порядке, ‒ я поспешил успокоить её, боясь, как бы она не свалилась в обморок от переизбытка чувств. ‒ Ладно, идём домой! – строго сказал я Бобу.

‒ Да ты бы хоть попрощался с ней по-человечески! ‒ возмутился тот.

‒ До свиданья, Катя! – кинул я Катюше. – Ну, теперь доволен, обормот?

‒ Извините, пожалуйста, ‒ неожиданно окликнула меня Катя. – А вы… ‒ она снова залилась краской, что сделало её невероятно хорошенькой. – Вы тоже… понимаете его?.. Мне просто показалось, что вы… слышите, о чём он… ‒ она осеклась и закусила губу.

Я замер, лишившись дара речи, не веря тому, что услышал.

‒ Ну наконец-то! ‒ хмыкнул Боб. ‒ А то с собакой они разговаривают, видите ли, а друг с другом ‒ никак не удосужатся. Идиоты, массаракш!

И Боб деликатно растворился в буйной весенней зелени сквера.