Закон последнего желания

(рождественская история)

— У вас сердце есть? — спросил я, нисколько уже не сомневаясь, что у мордатого начальника сей орган отсутствовал как факт…

В первом кабинете НИВСУ, что в документах расшифровывалось как Научный институт восстановления вымерших существ, а на человеческом бытовом языке — «Всущка», я мямлил. Изложил просьбу невнятно, с заиканием, потому был отправлен выше, потом еще выше, и еще…

На десятом этаже, в кабинете очередной высокопоставленной шишки, я обрел голос, в нем даже появились повелительные интонации и требования — не просьбы. Ну а что? Права человека изложены в Конституции Земли. Знаем, читали.

Права правами, только ответ на мое прошение сопровождался словами с приставкой «не»: не уполномочен, невозможно, нельзя, — и иже, как говорили в старину, подобными.

Пинали меня отменно, со знанием дела доверяя решение вопроса очередному Петрову-Иванову-Сидорову. Бомбило изрядно, однако я не пальцем деланный. Хотя… О том, что у меня существовали предки, я догадывался, а вдруг все же — из пробирки, а не из… ну, понятно чего.

К шестнадцатому этажу, где восседал в кабинете сам управляющий Всущки Иван Нассрединович Голопятко — я вытащил бластер.

Конечно, никакого бластера у меня не водилось. Глядя на монументальную рожу Голопятко с вдавленными, как изюм в сырок, глазками, смотрящими из-под кустистых бровей, с носом, где в ноздрях могли ночевать поезда дальнего следования, с губёхами, знававшими блюда всех кухонь мира, с благородными проплешинами на макушке — свидетельствами трудов праведных, — я мысленно разряжал оружие, целясь точно в лоб начальника.

— Сердце у вас есть?! А дети?! Поймите же! — вопил я в сотый раз. — Пацан болен. Врачи даже года не гарантируют. А желание у мальчика плевое, то есть для вас — плевое. Вам его исполнить — пальцем пошевелить! Да что там пальцем — фалангой!

— Невозможно, — в сотый раз бубнил Голопятко.

— Так, значит? — я уселся на пол, ощутив задницей мякоть ковра. — Не уйду, пока не скажете «да». — Идти-то некуда, выше только крыша НИВСУ.

— Не бузите, Ладушкин, — начальник вздохнул, пошарил руками под столешницей, — вы ничего не понимаете и не поймете.

Через пару минут в кабинет вошли два лба с нулевым IQ на физиях, подняли меня и вынесли. Я сопротивлялся, но где там! Жлобы сосредоточенно дотащили мою тушку до лифта, выгрузили на первом этаже и с непроницаемыми выражениями на рожах выперли из Всущки. Теперь задницей я ощутил не мягкий ковер, а очень даже твердый асфальт.

Что делать? Желание Яськи казалось поначалу простейшим, а вышло — ничего подобного. Как ему на глаза покажусь?

Я представил укоризну в сером Яськином взгляде, зажмурился. Не хватало еще расхлюпиться. Зашквар, короче, полный.

Ну, да! Справиться со мной двум бугаям, как два пальца… Во мне же пятьдесят кэгэ. Девчонки на руках носить могут. Если захотят. Пока еще ни одна не захотела.

К тому же я Владислав Ладушкин. Можно с такой фамилией нормально жить?

В сети-то Влад Лад, на аве только фейс — эдакий я няшный голубоглазый блондинчик, но кроме вирта есть и реал. В ней-то, в реальности, мне дают четырнадцать вместо восемнадцати из-за низкорослости, тщедушности и воробьиного веса. Еще и Ладушкин, блин!

Может, поэтому примерно с четырнадцати я и пустился во все тяжкие. Жиза, если в эти годы ты как мелочь пузатая, поневоле начнешь взрослого корчить. И понеслось: криминал всякий, хулиганство, хакерство… зелень тоже, тут организм спас, не принял. Проступков до фига, как и приводов в полицию. Год назад впаяли второй условный срок за кражу. Могли посадить, да малолетство спасло. Ну и обязали волонтерить. Усталая тетка-психолог отправила работать в Дом ребенка. Добровольно-принудительно. С ежедневными отчетами.

Дом как дом — красивый даже. В коридорах колонны, паркет кругом, комнаты светлые, игрушек полно.

Первым делом меня на паркет чуть не вывернуло, потому как запах: все там провоняло хлоркой. С детства ненавижу этот смрад — неживой он. Я даже обрадовался, когда меня в шестнадцать, аккурат в день рождения, из приюта отправили в общагу для трудных подростков. Подарочек, так сказать, от дирекции. Пусть в общаге охрана на входе и окна с решетками, но жил я в собственной комнатушке, и хлоркой не разило.

Наверное, я не задержался бы в Доме ребенка, если бы не Яська.

В Доме жили дети-отказники. Как и я. Только если меня родаки бросили невесть по какой причине, то здесь в основном бедолаги-инвалиды, больные, а то и просто недоразвитые. Та еще работка — ухаживать за такими.

Ясик дебилом не был. Лучше бы был.

Ясик умирал. Онкология. Вот так. Родители его не бросили, они погибли. Тогда-то он и заболел, наверное.

Ясик лежал в огромной кровати маленький-маленький. Не дашь девяти лет-то. Каштановые волосы после химии отросли неряшливым ежиком, огромные серые глаза жадно глядели на то, что происходило за окном: на дворника, скребущего снег, на снежинки, на бродячего кота… Я ж первым делом раздвинул жалюзи. Пацаны обрадовались, а мне пришлось отстаивать «открытие окон» перед нянечками. Они ворчали: мол, свет глаза больным режет! Даже до заведующего дошел. Он понял — мировой мужик.

Ярослав не жаловался. Никогда.

Почему я прикипел к нему, как ни к кому другому?

Может, потому как раз, что Ясик не жаловался. И потому, что мы разговаривали на равных на разные темы, подчас совсем не детские. Как братья. И никаких сюсюканий.

Помню наше знакомство:

— Влад, почему ты один? — сказал Ясик.

Ну, я не понял вопроса.

— Девушка твоя где? — уточнил он и ухмыльнулся. — Не завел еще?

А… Не признаваться же мальцу, что девушки в моей жизни — явление чрезвычайно редкое и дистанционное в основном.

— Да вот она, — я оглянулся и ткнул пальцем в первую попавшуюся волонтерку.

Упс, Катька! Соседка по общежитию. С чего ее упекли в Дом ребенка, я не знал. Обмолвились мы всего лишь парой слов. Плотная, на голову выше меня, рыжая, с косичками по бокам круглого лица, конопатая кареглазка — то еще чудо. Лет семнадцать ей, не меньше.

Катька словно услышала, уставилась на нас с Яськой, как на двух шпионов…

Неделю назад Ясику стало совсем плохо.

Я ошивался в палате, когда у кровати пацана собрались врачи. Базарить тут не стали, вышли дружно, а я — за ними.

В ординаторской расшумелись, раскричались. Один орал: нужно еще курс, другой твердил: да убьет его химия, третий… Я не спец, но въехал, что Яське недолго осталось. А может, и хорошо это? Отмучается.

Не помню, как наш с ним разговор завертелся вокруг желаний. До Нового года осталось всего ничего, за окном то и дело мелькали люди с елками, наверное, потому и заговорили про деда Мороза с мешком подарков.

— Ты чего на праздники хочешь, Ясик? — без всякого умысла спросил я, уверенный, что пацан попросит планшет, машинку, конфет или прогуляться. Заверну в одеяло, и пусть подышит минут пять свежим воздухом.

А он вдруг сел в кровати, глаза заблестели лихорадочно, говорит:

— Владик, я хочу дракона погладить! Только погладить. Наверное, кожа у него такая… влажная.

— Нет проблем, Ясь, погладишь!

Дракон появился на Земле недавно.

О деятельности НИВСУ знали все. Благодаря ученым люди увидели живого мамонта, умилились птеродактилю, понаблюдали за развитием гигантопитека, ужаснулись цельноголовому геликоприону и еще самым разным существам, которые когда-то населяли планету.

Два года назад ученые нашли кладку древних яиц и вырастили из них динозавров. Но! Один из дино не поддавался никаким определениям. Дракон — так его назвали. Ну а кто еще? Голова на тонкой шее, бордовая кожа с переливающейся чешуей, два огромных перепончатых крыла, длинный хвост с гребнями. Скелетов подобного существа никогда не находили.

Ученые чесали головы, а обычные люди вспоминали сказки и просто радовались.

Дракона, как и других существ, показывали по всем каналам. Прекрасный монстр царил в небе заповедника Всущки, камеры приближали его глаза с умным-преумным взглядом, а Яська лежал в кровати и замирал от счастья.

Вот… Как я уже говорил, поначалу просьба не показалось сложной. Думал, попрошу ученых, не откажут они исполнить желание. Скорее всего, последнее.

Ничего подобного! Начальники НИВСУ в один голос твердили, что дракон на карантине, что в заповедник не пускают даже представителей Совета Земли, что уж тут говорить об умирающем пацаненке.

Голопятко этот мордатый обмолвился, что сам президент наложил вето на посещение заповедника.

Я сидел в своей комнате в общаге и косился на монитор: ишь, летает, огромные крылья в экран не вмещаются. Морды не видно, но почему-то казалось, что глаза у дракона как у курицы — тупые и тусклые, вовсе не умные. Парит себе под непроницаемым куполом и не знает, что есть высокое, без границ, небо и есть мальчишка, который просто хочет его погладить.

Я разозлился. Так, да?! Может, нет никакого дракона, а институт врет? Привыкли, понимаешь, что их канал люди смотрят. Бабки рубят с показов.

Ничего, я найду дракона, и Яськино желание сбудется.

В детстве видел древний мульт: там девочка болела и мечтала о слоне. И чахла. И родители ей привели слона, она выздоровела. А у Яськи родителей нет. Есть только я. Вытащить дракона из заповедника вряд ли получится, но хотя бы чешуйку принесу — погладить.

Я сунул в рюкзак бутылку воды, веревку, отмычки, фонарик, подумал и добавил шоколадку и печенье.

Наша общага на контроле. Отслеживается каждый шаг волонтеров поневоле. Тут хитрость нужна. А мне хитрости не занимать.

Я сделал чучело себя из пледа и часа в два ночи вышел из комнаты. До заповедника недалеко. До обеда никто не хватится.

Я на цыпочках пробирался по коридору, и вдруг услышал за спиной:

— Куда намылился, Ладушкин? — От, блин… Катька будто и не ложилась. Стояла, одетая в трико и куртку с капюшоном, уперев руки в бока, ухмылялась ехидно: — А вот я как сейчас нажму кнопку тревоги!

Я взглянул грустно и холодно:

— Не твое дело. Ну, жми давай, стучи!

— Лад, я пошутила, сорян, — Катька улыбнулась, — ты из-за Ярослава, да? Я знаю про желание. Только… Лад… он сказал, чтобы я, — она запнулась, — типа как твоя девушка не дала тебе совершить преступление.

И что оставалось? Я рассказал Катьке свой план. Она задумалась:

— Хм, может сработать. Погоди, — соседка нырнула в комнату и тут же выскочила с пакетом в руках: — Я с тобой.

Этого еще не хватало. Большая она — Катька — на голову выше меня и килограмм на пятнадцать тяжелее, спалит нас, будь здоров. Но именно она подсказала, что давно уже выбирается из общаги через фортку женского туалета.

Так мы и сделали.

Электричка высадила нас на станции Разгуляевка, откуда до заповедника полчаса ходьбы. Добрались без проблем.

— Владик, там же колючка под током, охрана кругом.

— Охрана у главных ворот, а проволока… ты помнишь, что тут раньше было?

— Кажется, завод?

— Пищепром. Нас на экскурсию водили, когда я в третьем классе учился. Помню, обожрались сухим киселем и обпились газировки.

— И? Река там, что ли, подземная с кисельными берегами? — Катькины веснушки сползлись на переносице в сплошное пятно. Это она так ехидно улыбалась. Не в первый раз.

— Ты угадала. Почти. — Я-то не шутил: — Подвал там длинный вел в подземные склады, мы его случайно нашли. Вход в него в метеобудке возле заповедника. А выход на территории. Вот только сохранился ли?

— Случайно? — протянула рыжая ехидина: — Воровали, небось? Газировку с киселем, а?

Я не стал отпираться:

— Ага. Тебя-то с чего в нашу исправительную общагу упекли? — сменил тему. — Я знаю, твои родители не последние люди, в мэрии заседают.

Катька тотчас поскучнела:

— А я, Ладушкин, просто дура.

Пояснять не стала. Ну и я не репей, чтобы досаждать человеку.

Заброшенная метеобудка пряталась в сугробах. Вместо замка — туго скрученная заржавевшая проволока. Раскрутить — ума не надо.

Мы шмыгнули в темноту, я включил фонарик. Вход на месте, как ни странно.

В углу бетонной коробки, из которой давно уже вынесли оборудование, из песочного пола торчала железная ручка люка. Несведущий человек не сообразит — что это, но я-то знал.

Я проверил, нет ли сигналок, и потянул ручку.

Люк открылся легко, словно ждал пришельцев. Железную лесенку отпаяли. Метра два вниз, нужно прыгать. Я и прыгнул. Сразу понял, почему со входом ничего не стали делать. Подвал попросту затопили.

Наверняка лет пять назад вода плескалась у самой горловины люка, но сейчас она доходила мне до середины икр. Холодная — жуть. Зима все же.

Я поздравил себя с тем, что надел не ботинки, а сапоги.

В круге люка-колодца торчали Катькины косички.

— Катя, тут вода, иди домой. Я сам, — сказал и зашлепал по подземному коридору.

Не сразу и осознал, что шлепанье за спиной — вовсе не эхо. Обернулся. Посветил. Так и есть. Метрах в десяти плелась Катька. Она тоже была в сапожках, но вода все равно захлестывала через их опушку. Я открыл рот, но не успел ничего вякнуть.

— Беспокоюсь я за тебя, Ладушкин, — сказала Катька, — хрупкий ты, слабый, — и нелогично добавила: — и с тобой мне не страшно. Страшно без тебя.

Я проглотил маты. Так мы и побрели дальше — молча.

Воды становилось меньше, а вскоре она совсем кончилась, сменилась ледяной коркой. Заповедник-то на холме, а мы, видимо, миновали уже забор с колючей проволокой и шли по территории, только под землей. Скользко, между прочим. Только бы выход не засыпали, а там — прорвемся.

Куда там…

Дорогу перегородила расщелина шириной почти в два метра, а глубиной… Не видать дна. Наверное, прошлогоднее землетрясение постаралось. Я бросил камешек и не услышал, как он упал. Придется возвращаться, искать доску. Жаль, дело к утру, заметят.

— Стопэ, — сказала Катька, перебросила через обрыв рюкзак и пакет. Поглядела серьезно: — Зажмурься, Ладушкин, — приказала.

Я зажмурился, чего бы нет, если девушка просит.

Она подхватила меня на руки, как ребенка, честное слово, я глаза открыл, а она уже прыгала со мной вместе через расщелину.

Ну, не жизнь пронеслась в голове за это мгновение, я лишь подумать успел: грохнемся!

Грохнулись. На той стороне. Как говорится, мечты в руку — это я о том, чтобы меня девушки на руках носили.

Катька объятий не разжала, а я дышал ей в щеку и вдруг ощутил на губах слезы.

— Ты чего?

— Думала, не получится.

— Ненормальная! Хорошо, не убились.

— Я из ямакаси[1], слышал? Ты спрашивал, чего меня упекли в общагу. За это и упекли. Команда брала все призовые места на соревнованиях по паркуру. Однажды… погиб один из наших. Колян Сатана шею сломал. Вину капитану, то есть мне, приписали. Да я сама чувствовала себя виноватой. Паркур бросила, намутила по-черному, конечно. В Доме ребенка поняла, что дура. Понты свои тешила, а тут жизни, реальные. И ты, Ладушкин, реальный. Ты вот для Яськи рискуешь, а я… и для него, — она прошептала совсем тихо: — и для тебя.

Ну? Валяются двое на грязном льду в подземном лазе, а губы — горячие, дрожащие — впились и не желают отрываться.

Пришлось все же. Потопали. Я растерянный весь, растрепанный в нервах, как допотопный веник. Катя насупленная, молчит. Словно губы сами по себе, а мы сами по себе.

Я даже не обрадовался тому, что выход не засыпан. И люк снят. Просто дыра в холмике, откуда мы и вышли на свет божий. Сторожей нет. Что им тут делать — внутри?

Заповедник, словно гигантская теплица без снега. Утреннее зимнее солнце светило через купол, мазало лучами по рыжей прошлогодней и новой сочно-зеленой траве. Между толстыми деревьями, обвитыми лианами, валялись огромные валуны, из-под них торчали реликтовые папоротники, еще какая-то флора — не знаю, как называется. Между холмами бежали ручейки, вдали шумел водопад. Все как по телику.

Где искать дракона?

Мы спустились с холма в сырую долину. Мимо, скача как кролики, пронеслось стадо динозавров. Травоядных. Вдали белели искусственные кормушки с сеном. Возле них топталось чудовище с шипами на хвосте и пластинами-гребнями на спине. Стегозавр, припомнил я.

Наш-то интерес не травоядный? Дракон-то?

Сознание не успевало удивляться, только отмечало похожего на стог мамонта, тираннозавра, жрущего косулю. Ага. Вот и участок невеганов. Монстр покосился на нас оранжевым глазом, из пасти с рядами мелких зубов — мелких, относительно почти двухметрового черепа, конечно, — свисали клочки мяса. Хм, перекус?

— Мамочки, — прошептала Катька, спряталась за меня. Смешно. Апельсиновые косички все равно сверкают под солнцем.

Впрочем, пора и мне перестать смотреть на заповедник, словно на картинку в мониторе. По спине пробежал запоздалый холодок. Я схватил Катьку за руку, и мы юркнули в заросли, затаились.

В искусственном небе точками парили два птеродактиля. Может, и не они — высоко слишком. Дракона не видно. Уж его-то сразу разглядели бы.

— Смотри, на западе скалы, где живет дракон, вид как на постере у меня в комнате, — сказал я. И мы перебежками, то скрываясь за валунами или деревьями, то пересекая полянки и лужки, помчались к скалам.

— Ладушкин, а дальше? — Катя на бегу сдула челку с мокрого лба. Это за куполом зима, а тут жарко и влажно. — Найдем пещеру, и что? Дракон нас попросту схомячит на завтрак.

— Не схомячит. Дрыхнет, наверное. В пещеру не полезем, наверняка возле нее дофига чешуек валяется, чешется же он иногда.

— Соображаешь, Ладушкин, — хмыкнула соседка.

У меня точно крылья выросли. Гордость за себя в сердце вспыхнула. Прямо герой я!

Если бы…

Все в заповеднике разделено на участки.

На границах воткнуты столбики с указателями. Дракон значился на одном из них.

Лаз в пещеру круглый, широкий, внутри темнота. Катька нос зажала — из пещеры несло пометом. Не чистят тут, что ли? Вот сюда бы волонтеров, ага.

Под моей ногой хрустнуло. Только сейчас я заметил, что пятачок перед входом засыпан не галькой, а косточками каких-то грызунов. И ни одной чешуйки.

Что делать? Лезть в темноту прямо в пасть дракона и отодрать чешуйку? Ждать, пока он проснется и вылетит? А вдруг ученые придут или служители?

Недавно ощутившийся героизм адреналином стукнул в голову.

Короче, я полез в пещеру.

Катька отговаривала, но я цыкнул:

— Молчи, женщина! — Она захлопала ресницами, я смягчился: — Не реви. Авось дракон меня не тронет, а Яське чешуйка нужна больше лекарств всяких.

— Катя! — закричал я что есть силы через некоторое время. — Включай фонарик и иди сюда!..

Катя уселась рядом, прижалась к моему плечу.

В свете двух фонариков на куче листьев спал дракон. Именно такой, какого показывали по телику. Голова на длинной шее, два перепончатых крыла, шипастый хвост.

Размером с цыпленка, не больше.

— Как же они его снимали? — сказала Катя.

— Просто… увеличили, делов-то. Макросъемка. Вот же гады.

— Обманывали всех? Зачем?

— Не знаю. Может, деньги? Представляешь, сколько стоит реклама в передаче с заповедника? А сколько пожертвований?

— Может… но все равно, это подло.

— Подло… только он все равно существует, — я смотрел на дракона и не мог поверить, что желание Ясика исполнится.

Вынести дракончика из заповедника оказалось проще простого. Он и не сопротивлялся. Я рассказал Яськину историю. Дракончик словно понял, нежно почирикал, сверкнул желтыми глазками и послушно залез в рюкзак.

После почти летней жары заповедника зимний ветер показался жутко холодным, к тому же пошел мелкий колючий снег. Щеки тотчас закололо. Катя натянула капюшон, достала рукавички, но не надела.

— Замерзнет же, погоди, Ладушкин, — она размотала шарф, отряхнула от снежинок, помяла хорошенько и сунула в рюкзак. Дракон завозился, устраивая гнездышко, лег, сложил крылышки и сладко зевнул.

Пронести цыпу в Дом ребенка тоже труда не составило. Я ж волонтер как-никак.

Ребята в Ясиковой палате давно проснулись. Кто мог, самостоятельно отодвинул занавески балдахинов, кому-то нянечки помогли или те же волонтеры. Скоро обед. Лежачие все — мальчишки занимались кто чем: шарились в сети на планшетах от спонсоров, читали, рисовали, игрушки перебирали. На стене орал телик. Кто-то смотрел мультики, а кто-то в окно: жалюзи благодаря мне теперь раздвигали по утрам.

Я поменял утку неподвижному Игорьку, настроил игру на телефоне неугомонному Кирюхе с ДЦП, кому-то просто пригладил вихры… и пошел к Яське. Он-то давно глядел на меня серыми глазищами и улыбался. Маленький такой в большой широкой кровати, кожа да кости.

— Влад, а я тебя жду, — затараторил, — дядя Коля приходил, сказал, что у меня… как ее… ревизия. И что это хорошо.

— Ремиссия, Ясик. — я пожал худую лапку. Дядя Коля — Николай Кузьмич, врач, для отказников тут все — дяди и тети. Ну а что он еще скажет мальчику? Я-то знаю правду. — Ясенечек, ты хотел дракона погладить, помнишь?

— Конечно, Влад, только никак нельзя. Он же громадный, как дом, — серые глаза возбужденно засверкали.

— А дракончик подойдет? — я открыл рюкзак.

Дракончик выполз на кровать, потряс крылышками, вытянул шею в сторону Яськи. Яська перестал дышать. Фигурально то есть.

Дракон смешно хрюкнул и полез под одеяло, устроился на Яськиной груди, свернулся клубочком, замурлыкал, точно кошка.

Пацан осторожно положил ладошку на чешуйчатую спинку и… заплакал.

— Ты чего, Ясь, братишка?

— Заберут же его, — всхлипывал он.

— Вот что, ребята не выдадут, а от других прячь его под одеялом. Он понятливый, честное слово, затаится сам. Я приду через пару часов и заберу в общагу. Будем с дракошей каждый день в гости к тебе приходить.

— А куда ты, Владик?

— Меня на улице Катя ждет, моя девушка, помнишь? — я подмигнул.

Он вытер глаза и тоже подмигнул, прошептал так, что я едва расслышал:

— Ты очень хороший, Влад, я тебя очень люблю. Спасибо.

Ну, здрассти-приехали, я-то тут при чем? Это дракончику спасибо.

Катя увидела меня на пороге Дома ребенка и разулыбалась… ну… потому что я улыбался, и она поняла, что все отлично. Я взял ее за руку и увел в общагу.

В свою комнату, между прочим. И больше она оттуда не выходила. Фигурально, конечно.

P. S.

История на этом не закончилась.

Дракона хватились и тотчас сообразили — где он.

Я ж сам все уши начальникам Всущки прожужжал о последнем желании Ярослава. Вычислить преступников — нефиг делать.

Отпираться не стал. Только потребовал разговора в присутствии адвоката и журналистов. Ученые согласились, что им еще оставалось? Мне до совершеннолетия, то есть до двадцати одного года, пара лет. Да и дракона теперь не скрыть, тайна стала явной. Я про подземный ход рассказал — и то правда, полезут всякие за динозаврами и птеродактилями. Ни к чему.

Катя, пока меня допрашивали, дракончика Ясику отнесла.

Всущка полицию подключила, весь Дом ребенка переполошили.

Полицейские попытались забрать дракончика, да не тут-то было.

Дело даже не в том, что дракончик цеплялся за Ясика, как за родную маму, а в том, что все воспитатели и врачи, нянечки и волонтеры тоже встали на защиту, как маленькая, но грозная армия. И журналисты помогли.

Почему? А потому что Яське стало лучше. Не выдуманная, а настоящая ремиссия началась. Да что там, анализы хорошие!

Не знаю, что такое было в дракончике, но что-то целебное — точно. Не только Ярославу стало лучше, и другим ребятам в палате.

Так что дракон прописался в Доме ребенка на законных основаниях.

А через два года Катя прописалась у меня и взяла фамилию Ладушкина.

Еще через год мы Яську усыновили и забрали домой. Он, конечно, скучает по дракону, но мы-то волонтерствовать не перестали, и Ясик с нами навещает любимца.

Между прочим, в заповеднике пара драконов появилась. Вот прямо сейчас показывают по телику: огромные, ростом с дом, бьют крыльями в купол. Настоящие. Детки у них уже — крохотные, как цыплята.

В заповедник стали людей пускать. За деньги. И то хорошо. Хоть через сетку, но погладить можно. Всем.

[1] Крутой паркур. Название пошло от французской команды реального мира.