В качестве саундтрека к тексту взята композиция Believe «The Witcher Theme»

— Совсем из ума выжил, пень старый!

— А ты не ори. Молод еще, на меня рот открывать.

— Ты чему ребенка учишь?!

— Делу я его учу.

— Хочешь такого же, как ты, из него сделать? Не позволю!

— А не тебе решать!

— Он мой сын и мой наследник! И не будет всю жизнь по трактам шляться!

— Ну да! Тебе дай волю, так из парня вырастишь такого же хлыща и придворного шаркуна, как сам! А у него дар!

Отец и дед ругались. Впрочем, Штефану было не привыкать. Сколько он себя помнил, ругались все время. Отец орал, требовал, дед огрызался, поначалу спокойно, потом не выдерживал, рявкал, бил кулаком по столу так, что мореное дерево едва не в щепки разлеталось, а в комнате сила аж клубилась. И все затихало —до следующего раза. После отец часто срывался на мать. То честил ее ведьмачьим семенем, то требовал унять своего папашу, из ума выжившего. Несколько раз даже замахивался, но дальше криков дело не зашло.

Поводом для ссоры могло стать что угодно. И когда лет в пять Штефан довел до слез сестру, нянька побледнела и кинулась к хозяину. Хотя ничего он такого и не говорил. Просто сказки у нянюшки были неправильные. Кто ж от мертвяка чесноком обороняется? И круг защитный совсем не так ставят. Да и мертвяки, они же разные бывают: кому надо кол в грудь, кому и голову снести довольно. А кого только огонь да солнечный свет берет, никак и не упокоишь без заклятия. И как можно умруна от утопца не отличить? Они ж совсем разные.

Все это он тогда и выложил. А Сэндика чего-то в слезы ударилась, и нянька креститься начала. Потом отец прибежал, наругался. А вот дед — наоборот, по голове потрепал. Сказал, что молодец. И книгу на следующий день подарил, ту самую, с картинками, где вся нечисть и нежить прорисована. Жуть прямо. Но интересно, не оторвешься. Раньше только изредка смотреть позволял, а теперь насовсем подарил. А вечером отец и дед снова спорили, кричали так, что по всему дому слышно было.

Вот так и повелось. Каждый раз скандалили. И когда дед Штефану про нечисть да нежить рассказывал — как опознать, как упокоить.И когда нож подарил, да не простой — заклятый.И когда учил из пистолетов стрелять, драться, падать и уворачиваться. Дедова наука совсем не такая была, как у того учителя фехтования, что отец нанял. Впрочем, от учителя дед в три дня избавился, только его и видели, и сам показывал, как правильно глотку перерезать, как ударить и сразу насмерть, а как — чтоб оглушить только. И не только саблей, а всем, что под руку подвернется.

А уж когда дед ему про обряды да заговоры толковать начал, скандалы и вовсе каждый день начались. Отец-то без способностей был, и на колдовство подозрительно косился, не одобрял, говорил, что человеку церковного благословления довольно. Остальным же пусть сельские знахарки зарабатывают, знатному человеку такое не пристало. Хотя почти все, чему дед учил, с точки зрения отца было ненужным. Штефан каждый раз боялся, что отец добьется своего, запретит деду с ним бывать. И останутся ему одни манеры, танцы да этикеты. Нет, манеры тоже дело нужное, дед говорил, что лишних знаний не бывает. Но скучное. А интересным, настоящим было то, что отцу не нравилось.

Это уже когда постарше стал, понял, что не запретит. Не сумеет. Отец деда боялся. Спорил с ним, ругался, но все равно боялся. Деда многие боялись, хоть и уважали. Да что там, даже сестры его сторонились. Девки, что с них взять, шрамов на физиономии пугаются. Вот пусть с матерью и с няньками сидят. А Штефан только рад был, что дед с ним одним возится. К нему он куда сильнее, чем к отцу, тянулся.

Отец — он, конечно, отец, но... Рядом с дедом все равно что холеная господская гончая рядом с матерым волкодавом. Дед-то здоровый был, на голову отца выше, и плечи как у молотобойца. Хоть и старый уже, и седой как лунь, кочергу легко узлом завязывал. Да и на своей деревяшке, что вместо правой ноги ниже колена у него была, по лесу ходить умудрялся споро, куда там молодым. Штефан за ним порой и не поспевал.

Скандал тем временем набирал обороты. Штефан обычно старался не заговаривать с отцом о дедовом учении, но вот сегодня не утерпел. Дед его и раньше на охоту брал, но тогда он больше в стороне стоял, смотрел, а сегодня его первая добыча была. Он сам этого топляка упокоил. Дед почти и не помогал. А еще обряд потом проводил, заговаривал, снова своими эликсирами поил. Эликсиры у деда были мерзкие, поди проглоти еще, чтоб сблевать не потянуло, и после них, бывало, несколько дней лихорадило, и голова была как не своя. Но раз он говорил, что надо, Штефан и не спорил.

А когда домой возвратились, то в гостиной с отцом и столкнулись. Штефан не утерпел, похвастался. Ну и отец снова на деда напустился.

— Дождешься, старый, из дому тебя выставлю!

— Попробуй, — дед нехорошо прищурился. — Я-то не пропаду, только Штефана с собой увезу, так и знай!

— Я не позволю!

— Поспоришь с Орденом?

— Даже Орден насильно детей не забирает, а уж единственного сына против воли родителей?..

— Ученика. Инициированного. С разрешения родного деда.

— Ты не посмеешь... — начал отец и осекся, побледнел.

— Уже посмел, — сухо кивнул дед. — У него дар, сильный. Смирись. С судьбой не поспоришь. Парню на роду написано ведьмаком быть.

И впервые на памяти Штефана отец не нашелся, что сказать, как-то весь потух, покачал головой, развернулся и вышел.

***

Проснулся Штефан внезапно. Подбросило, словно молнией шибануло, и вдоль спины протянуло нехорошим таким холодком. Что-то темное, злое было совсем рядом. В доме. К своим двенадцати он уже очень хорошо научился такое чуять.

Он моментально скатился с кровати, начал собираться. Штаны, сапоги, на рубаху времени не тратить, сразу жилет, на котором закреплено разное, поверх — перевязь с ножами. Меч за спину, в руки пистолеты, которые всегда у изголовья лежали.

В коридоре послышался топот, потом окрик:

— Штефан!

Спустя мгновение дверь распахнулась, и дед втолкнул в комнату его сестер и няньку, державшую на руках младшую, трехлетнюю Мари. Все испуганные, растерянные, босиком, в ночных сорочках. Сэндика, которой уже тринадцатый год минул, переступила порог и замерла, в нее вцепились Марга и Ника.

— Чего стали! — рявкнул на старших дед. — Окна закладывайте живо! А после в гардеробную и сидеть тихо!

— Кто? — Штефан сделал шаг ему навстречу. Он и раньше видел деда на охоте, но таким, как сегодня, никогда: в полном боевом облачении, за спиной тускло отсвечивают навершия парных клинков. И двигался так, будто помолодел лет на десять, глаза разве что не горели.

— Проклятый. Может, и не один, — дед обвел взглядом комнату, покачал головой. — Что бы ни творилось там — выходить не вздумай. Двери заложишь. Будут ломиться — стреляй.

— Но... — начал Штефан и осекся.

— Этих побереги, — дед махнул на всхлипывающих девочек, подошел, на миг стиснул его плечи.

— Поберегу, — Штефан кивнул. Да что тут скажешь, понимал, что с проклятым оборотнем ему не совладать, а дед отсиживаться не станет.

— Хорошо, — дед отступил на полшага, потянул из-за спины ведьмачьи клинки. — Руки давай.

Штефан вытянул руки вперед, не совсем понимая, чего от него хотят.

— Да не так! За лезвия возьмись, пусть крови попробуют!

Мечи оказались острыми, даже острее, чем виделось со стороны. Было больно. Но Штефан послушно сжал покрытую сигиллами[1] сталь, провел вниз, смачивая оружие кровью, которая почему-то впитывалась в металл. А потом дед что-то произнес, и внезапно его словно огненной волной окатило, едва крик сдержал. Но все тут же закончилось. Даже ладони болеть перестали, а вместо порезов остались только белые ниточки шрамов.

— Ты, главное, до утра продержись, — бросил дед, выходя из спальни.

Штефан запер дверь, как было велено, и принялся ждать. Достал вторую пару пистолетов, зарядил, разложил на кровати все, что могло пригодиться. Время тянулось медленно, словно густая патока. Снаружи доносился шум, крики, вопли, вой проклятого, от которого мороз по коже пробирал. Потом стало тихо, и он едва удержался от соблазна выглянуть. Но смотреть не стал, чуял, что оборотень все еще где-то неподалеку.

— Штефан, что там? — высунулась из гардеробной Сэндика.

— Не знаю, — он покачал головой.

— А то, плохое, уже ушло? — следом выглянула Марга.

Он хотел успокоить их, но тут почувствовал — нежить совсем близко. А потом и услышал, как в коридоре ходит нечто тяжелое, царапает когтями пол.

— Тихо! — шикнул он на сестер, поманил к себе Сэндику, шепотом спросил: — Пистолеты заряжать умеешь?

— Нет, — всхлипнула та.

— Придется учиться, — он принялся объяснять, как заряжать. Руки у Сэндики дрожали, но со второй попытки почти получилось. Тут за дверью завыло и сразу как тараном ударило. Благо доска была крепкая, из мореного дерева, пока держалась, но за первым ударом последовал второй.

Сэндика завизжала. Штефан, недолго думая, отвесил ей пощечину. На молитвы и рыдания остальных попросту не обратил внимания.

— Жить хочешь?! — рявкнул на сестру, отвешивая ей еще одну пощечину. — Я стреляю, ты заряжаешь!

Дверь начала подаваться, треснула. Мелькнула оскаленная пасть твари. Штефан сунул вторую пару пистолетов за пояс, шагнул вперед, выстрелил. Попал. Вой стал громче, а оборотень кинулся на дверь еще яростнее.

Он, не оглядываясь, кинул пистолеты сестре, замер, целясь, чтоб наверняка. Едва в щель просунулась когтистая лапа, снова выстрелил, и снова.Сэндика трясущимися руками сунула ему заряженный пистолет. Выстрелить Штефан успел еще дважды, затем заскрежетали петли, дверь покачнулась, и стало ясно, что следующего удара она не выдержит.

— Прячься!

Он подтолкнул сестру к гардеробной, а сам метнулся к содрогающейся двери, вытаскивая клинок. Стал чуть сбоку, и когда дверь рухнула, успел полоснуть тварь по боку. Та развернулась, кинулась на него. Один раз Штефан отскочил и даже резанул по лапе. Второй раз не вышло, когти его задели. Вскользь, но достаточно, чтобы он выронил оружие и отлетел к стене. На ноги он поднялся уже с трудом, понимая, что до меча добраться не успеет.

И тут на плечи непривычной тяжестью легла из ниоткуда появившаяся перевязь. Осознание, что дед погиб, обдало мгновенной болью. Но горевать было нельзя. Оборотень припал к полу, готовясь прыгнуть, и Штефан потянулся за спину, нащупывая рукояти ведьмачьих клинков...

***

— Странно... — Альберт придержал коня у самой границы поместья, присмотрелся.

— А что странного-то? — протянул его напарник.

— Шарль, ты присмотрись. Защита вроде и наша стоит, но такое чувство, что ее на скорую руку недоучка латал.

— Ну если наша, значит, вызов точно был отсюда.

— Сигнал пропал. Кто бы его ни отправил, он погиб, так что лучше будь настороже.

— Ведьмак всегда настороже, иначе долго не живет, — буркнул Шарль, однако пистолет достал.

Сигнал тревоги они получили два дня назад. Успели по карте зафиксировать направление, примерно определить место. А после он исчез. Иллюзиями себя ведьмаки не тешили. Если кто-то из своих отправляет вызов, на кого бог пошлет, и сигнал теряется, означать это может одно: нечто опасное. Настолько, что одному ведьмаку оказалось не по зубам.Потому и держались начеку, несмотря на ясный день и жарящее как надраенный медный таз солнце.

— Что-то здесь точно было.

Когда они подъехали ближе к дому, стало видно и заколоченные наспех окна, и выбитые двери в пристройках, и даже кое-где следы крови по двору. А еще кострища, тоже прямо посреди двора, явно свежие, и двух дней не прошло.

Странно, но мальчишку они не заметили, пока не щелкнули взводимые курки. Тот словно из под земли выскочил, навел на них пистолеты.

— Кто такие?

— Орден, — бросил Альберт. Обычно этого было более чем достаточно, чтобы утихомирить даже самые буйные головы, но мальчишка оружие убирать не спешил, продолжал держать их под прицелом.

— Знаки покажите! — потребовал он.

— А ты орденский знак-то хоть узнаешь, малец? — не удержался от ехидной реплики Шарль.

— Знаки покажите! — повторил мальчишка.

— Смотри, — Альберт протянул руку, показывая орденскую бляху.

— Ну слава богу, — мальчишка облегченно вздохнул, выронил оружие и внезапно пошатнулся. Шарль спешился, подхватил его. Куртка распахнулась, и стала видна грудь, перетянутая льняными бинтами, на которых проступили алые пятна.

— Кто это тебя так? — спросил он.

— А ты всех гостей серебром привечаешь? — почти одновременно произнес Альберт, подбирая пистолет мальчишки и с удивлением его рассматривая.

— Оборотни. Проклятые. Один еще по округе бегает.

— Это тебя оборотень так? Укусил? — Альберт тут же насторожился. Полнолуние-то прошло, но если мальчишка хоть раз успел перекинуться, ему уже не помочь.

— Да нет, когтями полоснул, — тот поморщился, продолжая опираться на руку Шарля. — Давайте в дом пройдем, меня ноги не держат.

— Когтями? И не добил? — удивился Шарль.

— А я быстрее оказался.

Альберт замер на месте, Шарль тоже.

— Ты хочешь сказать, что убил Проклятого?

— Ну да, — мальчишка пожал плечами, — жить захочешь, и не то сумеешь.

— Так, давай по порядку. Что здесь было? Сколько оборотней, откуда? Уверен, что по округе еще бегают? — Альберт забросал его вопросами, понимая, что уже ничего не понимает. Нечистью от мальчишки не тянуло, скорее, чем-то знакомым. Но и его ответы ясности картине не добавляли.

— Сначала один. Конюха где-то покусали. Он успел еще двоих не до смерти порвать. А в первую ночь полнолуния все перекинулись.

— Ты же говорил, что по округе один бегает? А остальные? — недоверчиво уточнил Альберт.

Мальчишка махнул рукой на кострища.

— Те, что в доме были, там. Но вот кто конюха заразил, неясно.

— Скажешь, что сам троих оборотней убил? — Шарль попытался пошутить и осекся: такая боль мелькнула в глазах мальчишки.

— Да нет, — он покачал головой. — Двоих дед положил. Он ведьмаком был. Но они его достали, твари! А уж третьего я. Шесть пуль всадил. И все равно добивать пришлось мечами.

— И как же ты справился?

— Дед всегда говорил, что быть мне ведьмаком. Он меня хорошо учил.

Мальчишка покачал головой, отвернулся от кострищ и двинулся к дому. А за его плечами медленно проступали рукояти ведьмачьих клинков.

[1] Сигилла или сигил — магический знак. По одной версии название происходит от латинского sigillum — «печать», а по другой — от ивритского segulah, то есть, «магическое слово, действие или творение». Может быть как в виде одного определенного знака, так и составляться из нескольких символов, геометрических фигур, чисел либо всего этого вместе. Наряду с именем и формулой используются для вызова духов, демонов, божеств и последующего управления призванным существом; как физическое средство для достижения магом нужного состояния; в качестве дополнительного средства защиты, целительства, усиления действия заклинания или магического инструмента. Могут быть нанесены на предмет или тело человека.

_______________________________________________________

Примечания автора

1. Написано в соавторстве с Lana Valter

2. Магическое мироустройство. Автор мира Lana Valter. Авторы бесконечно благодарны пану Анджею Сапковскому за некоторые термины и идею о ведьмаках

3. Другие тексты цикла на данный момент (читать лучше в таком порядке)

«Дороги судьбы» Дороги судьбы (цикл "Охотники")

«О колдунах, демонах и крапиве» О колдунах, демонах и крапиве (цикл "Охотники")

«Не повезло» Не повезло (цикл "Охотники")

«Лесное дитя» Лесное дитя (цикл "Охотники")

4. Для знакомых с каноном: по значению румынско-цыганское имя Раду соответствует итальянскому Бенедетто, а поскольку у нас не Италия, то был взят румынский вариант. Тем более что при просмотре на румынском где-то он попадался.

5. Для тех, кто не смотрел и не знает — прозвище Заячья Губа Раду получил за любовь к морковке ))

6. Автор иллюстрации Аллорет НКеллен