Маша и Паша или Серебряное колечко

Из-под травы в стороны метнулись маленькие черные змейки, гревшиеся напоследок под едва теплыми солнечными лучами. Маша вскрикнула от неожиданности. Она шла по густой траве, скользила, старалась удержаться на кочках. Что-то булькнуло поблизости. Громко и зловеще. Девушка осмотрелась и нога соскользнула. Холодная болотная жижа хищно захлюпала. Совсем рядом, в десятке шагов был холмик с чахлой березкой. Ей оставалось совсем немного, почти удалось добраться. Но трава расступилась, а кочка ушла под темную бурлящую жижу. Маша попыталась рывком вытащить ногу, отчего погрязла еще глубже. Вначале по щиколотку, через секунду уже по самое колено.

Грибы из лукошка просыпались яркими пятнышками, лукошко наклонилось, стало наполняться черной маслянистой водой и с хлюпаньем, очень медленно погружалось под воду. Маша потянулась, ухватилась за плетеную ручку и вытащила лукошко из трясины. Лучше бы она этого не делала! Топь тянула ее все глубже.

Острые стебли болотной травы впивались в кожу через джинсы, обвивали ноги и тянули в черную склизкую бездну. Ей показалось, что болото зачавкало, предвкушая лакомство. Пузырьки воздуха вырвались из жижи и болото победно зашипело.

Маша не хотела сдаваться. Она лихорадочно шарила руками и пыталась уцепиться за что-нибудь устойчивое, за травинку, кустик. Но холмики с травой расступались и оставляли перед ней черную хлюпавшую и пузырящуюся кашицу.

«Замереть!» - мелькнуло в голове. Маша попробовала. Не вышло. Стебли тянули вниз, туда, где не было дна. Их хватка крепла. Это был капкан. Он сцепил свои шипы и тащил все глубже. И вот она была в болоте по пояс. Она не чувствовала холода, зато страх ощутила в полной мере. Болотная жижа выдавливала из нее силы, миг за мигом. Не давая отдышаться, тянула грубо и властно. Она вкусила добычу. И отпускать не хотела. Теперь болото играло, любовалось последними попытками. Освободиться еще ни у кого не получалось. Еще немножко, и жертва должна была бы сдаться. Это было делом времени.

Маша взглянула в погасшее за мгновение небо. Темные елки вокруг болота и чахлые деревца с засохшими ветвями были мрачными и безмолвными свидетелями расправы. Им не было дела до барахтавшейся девушки. Маша знала лес с детства. Как только ее угораздило оказаться в самом центре топи? Там, на пригорке, она нашла грибы, а потом, как завороженная ступила на сочную траву. И прошла. Не почувствовала зыбь! А когда оказалась далеко от берега, оглянулась и обомлела. Болото приманило ее, пустило в самое гиблое место, задурманило голову. Она вспомнила слова своей подружки из детства: «Болотный дух требует жертву! Он берет самое дорогое, а потом решает, позволит ли спастись».

Жижа намочила куртку, дошла до подмышек. На пальце у Маши блеснуло серебряное колечко. Милое безразмерное колечко из детства, которое она нашла в кресле накануне и зачем-то надела на средний палец. Она барахталась в болоте, пытаясь нащупать дно. Бесполезно!

Попытки выбраться не увенчались успехом. Терять было практически нечего. И ничего более ценного, чем колечко не нашлось. Она сняла его с руки, покрытой болотной жижей. Взглянула мельком и кинула.

- На, держи! Самое дорогое! – задыхаясь, закричала Маша.

Болото замерло, подержав колечко на поверхности, а потом поглотило его, и причмокнуло. Дар пришелся по вкусу. У Маши появилось несколько мгновений отсрочки. Но колючие стебли забрались под свитер, опутали тело и потянули.

Ей показалось, что кто-то огромный усмехнулся низким голосом, зарычал в нетерпении и пробормотал «Слишком просто…».

- Нет! Не сейчас! – закричала девушка.

Болотный дух вздохнул и зашелся в зловещем смехе.

Дальше был глоток воздуха, обжегший легкие. Маша ощутила вкус затхлой болотной жижи. Попыталась оттолкнуться, вот только дна не было. А потом заболело запястье…

*

Четырнадцать лет назад

Ватага ребятишек моталась по дачным улицам на великах. Они поднимали пыль, горланили песни, гонялись друг за дружкой, получали замечания от степенных соседей. На перекрестке с велосипеда маленькой Гали слетела цепь. Компания галдела, дети пытались починить. Время двигалось к обеду, нужно было поторапливаться, чтобы не ругали родители. Но цепь не поддавалась.

Мимо проехал мальчишка постарше. Он сгонял к палатке, купил батон. На обратном пути он резко затормозил возле ребят.

- Резче не мог тормознуть? - возмутилась Маша, отмахиваясь от облака пыли.

- Извини! - сказал он спокойно, мельком взглянул на девчонку и слез с велика. - Помочь?

- А ты умеешь? – спросила девочка.

- У меня отвертка есть для таких случаев, - ответил новенький. – Я Паша. Недавно здесь. 

Через пару минут цепь была на месте, а ребята решили дружить. Быстро и как-то легко.

Лето выдалось совершенно прекрасным: друзья устраивали заплывы на пруду в соседней деревне, лазили по заброшенному «дому с привидениями», стоявшему на отшибе, чудом целы остались – лестницы там были выстроены наполовину и из стен торчала арматура. Рвали кукурузу на поле, варили молодые початки на шаткой конструкции из битых кирпичей и водруженной поверх кастрюли. А еще завязали на длинной ветке над высоким берегом реки веревку и прыгали с нее в воду.

Тайным и волнующим развлечением для друзей было сооружение шалаша в лесу. В лес ходили через болото, по шатким мосткам. Узнай об этом родители, влетело бы всем. Но родители не узнали. Друзья чувствовали себя взрослыми и самостоятельными. Они втихаря таскали молотки, гвозди и здоровенные доски в лесную чащу. С неимоверными усилиями они сколотили хижину. Приволокли на ближайшую поляну поваленную березу и несколько дней пилили ее по очереди ножовкой, которую Маша стащила из дедушкиного сарая. Соорудили из пеньков подобие табуреток и, вечерами, любовались костром.

Они собирались перед тем, как стемнеет, разжигали пирамидку из сухих заготовленных заранее веток валежника. Костер в лесу, шалаш, шелест ветвей и уханье совы завораживали!

Подсвечивая лица фонариками снизу, чтобы жутко стало наверняка, в зарождавшихся сумерках они делились страшными историями. Однажды Галя, самая маленькая из компании, рассказала про болотного духа, который сбивал с пути и требовал дар с припозднившихся путников, иначе кругами по лесу водил и топил. Галя тогда клялась, что эту историю ей рассказала прабабушка и что все-все правда. Ох, и натерпелись они страху в тот вечер! Болтали дотемна, а потом пулей, не разбирая дороги, бежали в надежде улизнуть от грозного болотного духа. Он их пожалел, не тронул. И вскоре дети забыли «страшилку».

В один из дней, друзья сидели на сваленных кучей бревнах у забора. Они смотрели на проезжавшие вдали среди полей машины.

- Ребят, сегодня вечером я к шалашу не приду, - с обреченным видом сказал Паша и громко вздохнул.

- Что натворил? Наказали? - спросила Маша с сочувствием.

- Нее, - протянул парень. – Клавдия Васильна решила познакомить меня с какой-то хорошей девочкой, из хорошей семьи, с хорошими манерами, короче, по всем фронтам хорошей. Я, типа, «от рук отбился». И вот она решила меня приструнить. Говорит, что хорошее влияние нужно.

- Вот как... - Маша смотрела на Пашу и удивлялась. Парень был совсем взрослым, летом стукнуло целых четырнадцать лет. Ходил в модной футболке, бицепсы здоровые. А приходилось бабушку слушаться. Маша была уверена, что к четырнадцати-то годам станет совсем независимой. Всего год оставался. А, оказалось, что и в этом недосягаемом возрасте тоже нужно было, как в детсаду, дружить по указке, даже если не хотелось. – Ну, удачи тебе! Дружи с хорошими! Мы-то, видимо, не подходим, - съязвила она.

- Мань, обиделась? Я просто познакомлюсь, чтобы бабушка порадовалась. Дружить с ее «хорошей девочкой» я не намерен. У меня свои друзья есть: Мишка, ты, Галя, Петька, Андрюшка. Когда заставляют через силу, ничего не получается. Дружить по наказу я не могу. Но, если я сразу откажусь, товарищ директор не отстанет. У нее характер знаешь какой? Стальной. Я поэтому и домой вас не приглашал ни разу. Она всех по струнке поставит и нравоучениями замучает.

- Считай, что поверили! - фыркнула Маша, впервые уловив противное ощущение. Неприятное и злое. Неожиданно возникшее. Она ревновала. - Пора по домам. Утром встретимся у пруда! Если, конечно, некоторые, не откажутся водить дружбу с нехорошими, - съязвила она и метнула колкий взгляд на Пашу. Он улыбнулся в ответ. По-взрослому, уверенно. Так, что девочка опустила ресницы и немного покраснела.

Вечером дедушка велел Маше нарядиться и идти с ним в гости. Маша не хотела, но дед очень просил. Девочка была уверена, что мероприятие будет скучным. Взяла с собой книжку и приготовилась просидеть весь вечер в углу, чтобы не мешать взрослым.

Паша караулил в саду под вишнями. Он надеялся сбежать. Предвкушал разнос. Его бабушка строила домашних и увильнуть от приказов было сложновато. Но как только парень увидел понурую и нарядную подружку Машу в платье и туфельках, он страшно обрадовался. Сомнения, что «хорошей девочкой» оказалась именно она, развеялись, когда дед открыл калитку и потащил Машу за руку.

Маша в их компании была сорвиголовой. А в представлении Клавдии Васильны выходила совсем уж правильной – отличница, книголюб, тихоня. Бабушка считала, что с такой подружкой в неприятности Паша не угодит. Та компания, с которой он водился и возвращался испачканным, пропахшим костром и подозрительно довольным, родственницу не устраивала. Паша хмыкнул. Бабушка назвала тихоней Машу, которая этим утром прыгала с тарзанки в реку с диким улюлюканьем и лучше всех стреляла из рогатки по стеклянным банкам на свалке. Еще и рогатки мастерить умела.

Паша вежливо поздоровался и пригласил гостей на веранду. Маша поджала губы и закатила глаза. Весь вечер они сидели молча, надувшись. Маша ковыряла ложечкой вишневый пирог и не могла есть. Почему-то было неловко. А Паша с равнодушным видом пил чай, несколько кружек подряд. Назло взрослым они уныло смотрели в разные стороны и почти не реагировали на беседы.

Когда стемнело, Маша засобиралась домой. Паша вызвался проводить. Она для вида отнекивалась. Но когда никто не видел, подмигнула ему, а после гордо ушла. Свернув за угол, они громко рассмеялись. Наперегонки добежали до дома у лесной опушки, задержались поболтать на поляне под дубом, рядом с которым Машин дедушка смастерил скамейку.

Паша был рад, что «хорошей девочкой» оказалась Маша. Он не ожидал. Обычно она бегала в шортах, говорила без умолку, завязывала хвостик с «петухами» на голове. Была в доску «своим парнем». А тут предстала в платье, молчаливая и явно знакомая с хорошими манерами. Чего только стоила салфетка, которой она аккуратно промокнула губы после чаепития, он украдкой подглядел. «Лучший друг - Машка» была симпатичной. Он раньше не замечал.

Маша поделилась, что более странного вечера припомнить она не могла. Утаила, правда, что за пару часов до встречи в саду успела возненавидеть «хорошую девочку», начала придумывать план по ее вытеснению из их дружной жизни, и готовилась разругаться с самим Пашей, а после непременно помириться.

*

Оставшаяся до конца каникул пара недель пролетела незаметно. Только вот Маша терялась, если они с Пашей оставались вдвоем. Это случалось редко. Паша заметил, что в Маше что-то изменилось. А она не хотела признаться себе.

В вечер перед отъездом ребята дольше обычного сидели у костра. Грустно было всем. Пламя освещало их лица и деревья, окружавшие поляну. Потрескивали поленья, вздымались вверх искры. Друзья записали на бумажках номера городских телефонов, пообещали созваниваться, и вернуться на дачи следующим летом.

Паша спохватился первым: взглянул на часы и сказал, что пора расходиться. Маша вздрогнула. Она хотела продлить ускользавшие мгновения, как чувствовала, что такое не повторится. Паша накинул свою куртку на Машины плечи. Она еле удержалась, готовая разрыдаться. Друзья закидали костер землей, и пошли из леса по узкой тропке. Маша была последней. Закутавшись в Пашину куртку, она вдыхала запах костра, исходивший от ворота.

На мостике над болотом она случайно коснулась Пашиной руки. Он обернулся, замер ненадолго и хотел поцеловать ее в щеку, но отпрянул в последний момент. Никто не заметил. Она смутилась, но виду не подала, как ей казалось. Он смотрел на нее во все глаза и не мог понять, правильно ли поступил. Растерянно попросил прощения и заявил, что уважает ее.

Что-то хлюпнуло, раздался всплеск. Галя, верившая в страшные легенды отчаянней всех, пробормотала про злое болото, опасность, и удрала, крича, чтобы отставшие поторапливались.

Темень в ту ночь была непроглядная. Фонари отключили. Паша вызвался проводить друзей. Когда все разошлись по домам, они с Машей остались одни. Они шли молча и, казалось, что очень-очень долго. У ворот Маша отдала куртку. Паша нащупал в кармане скомканную бумажку и вложил ее в Машину руку, а она машинально засунула в кармашек штанов. Она сказала «Пока» и больше ничего. А хотела сказать много-много всего, но не могла. Не умела. Паша скрылся в плотной темноте, Маша зашла в дом и свернулась клубочком на диване. Утром, когда забрезжил рассвет, она нашла в бумажке колечко. Серебряное, безразмерное, с цветочками. На бумажке было написано карандашом: «Маше». Она густо покраснела и решила не расставаться с колечком.

*

Маша с юности на дачу не ездила. В тринадцать лет беззаботное детство закончилось. В тот вечер, когда дачные друзья простились, должны были приехать ее родители, забрать девочку в город, готовиться к школе. Папа с мамой остановились передохнуть у обочины, подышать лесным воздухом. Водитель встречного грузовика то ли слишком разогнался, то ли заснул, но родителей было не вернуть.

С тех пор, как не стало родителей, и друг за другом угасли бабушка с дедушкой, опекуном стала тетка - единственный родной человек. Она не любила Машу. При малейшем неповиновении, тетка грозила отдать Машу в детдом. Девочка все понимала, новые порядки она приняла сразу и старалась вести себя незаметно; не до прихотей было. Тетка требовала жесткого соблюдения правил: никаких компаний, прогулок допоздна, мальчишек. Маша жила с этой установкой много лет. В институте от парней шарахалась. На работе было не до амуров – все семейные, да еще и дел много, какие уж тут симпатии? Успеть бы уложиться в сроки.

В последние годы тетка сильно болела. Незадолго до ухода она смягчилась и пеняла девушке, что та мужа и детей не завела. Еще говорила, что виновата, что в березовой рощице спрятана любовь. Прощения просила. Маша ее не понимала. Мало ли, что могло примерещиться старушке. Вскоре Маше пришлось учиться жить в звенящем и оглушающем одиночестве.

*

Осень выдалась дождливой и серой. Ни одна яркая краска не вспыхивала в блеклых кронах деревьев и кустов, понуро осунувшихся под порывами пока еще теплого, но все же не самого приветливого ветра. Серые тучи плыли по белесому небу, разбрызгивали мелкий дождь и создавали ощущение какой-то странной меланхоличной тоски.

Маше дали совсем небольшой отпуск, всего на неделю. Она мечтала о поездке в тепло, на море, но отпускных едва хватило, чтобы свести концы с концами и тихонько пересидеть на даче. Каких-то полсотни километров на старенькой машинке и вот она - долгожданная свобода. А там, хоть и не было рокота прибоя и обжорства за шведским столом, но отоспаться можно было всласть.

Дачный поселок по осени опустел. Молодёжь разъехалась до дождей. Остался старенький сторож, мастеривший без устали под навесом возле сарая полочки и табуретки на продажу. Маша помнила сторожа с детства. Он нисколечко не изменился: смуглое заветренное лицо, исчерченное глубокими морщинами, кепка на седых, чуть желтоватых от папиросного дыма волос, серый пиджак поверх старого свитера и серые брюки с вытянутыми коленками. И взгляд с прищуром, задорный.

Сторож открыл ворота, уточнил с какого участка гостья, записал номер машины в блокноте и дал листочек с контактами и нехитрой самодельной рекламой табуреток, «на случай чего». Пес, лежавший у входа в сторожку, дремал. Это была огромная лохматая зверюга, похожая на овчарку. Пес приоткрыл один глаз, посмотрел на Машу, вильнул хвостом, и отвернулся. Маша готова была поклясться, что пес у сторожа был тот же, что в ее детстве. Гордый и самоуверенный.

Пара соседок пенсионерок подвязывали яблони и укрывали еловым лапником розы на клумбе посреди главной улицы. Они встрепенулись, увидев проезжавший мимо Машин автомобиль, и только когда он скрылся за поворотом, продолжили хлопотать.

Дорогу к дому Маша помнила хорошо. Она припарковалась на поляне под дубом, рядом с лавочкой, которую смастерил дед. Удивительно, но лавочка уцелела, несмотря на прошедшие годы, суровые зимы. Только стала серой, и была завалена опавшими листьями. У самого основания в детстве Маша вырезала ножичком заветное имя в сердечке. Она смахнула листья и увидела: крошечная надпись сохранилась.

Девушка вытащила из связки старый ключ и отперла калитку. Участок был заросшим. Тяжелые ветви яблонь согнулись до земли. Паданка с красноватыми бочками лежала на сырой примятой траве.

Маша осмотрелась, открыла дом и затащила дрова из-под навеса. Уже через пару часов одинокий и одичавший без жильцов дом приободрился. Девушка расправилась с пылью, растопила печь и включила громоздкий холодильник, исправно служивший нескольким поколениям ее семьи годов примерно с шестидесятых.

В комнате было зябко. Маша развела огонь в камине, поставила на печь чайник с прокопченным дном, и, немного погодя, залила кипятком горстку душистых трав в круглом чайнике.

Старое полосатое кресло привычно скрипнуло, когда она плюхнулась в него, укутавшись в плед. «Все-таки хорошо здесь!» - подумала девушка, отхлебывая чай и осматривая знакомую с детства комнату.

Поленья потрескивали за узорчатой решеткой; пахло родным домом, книгами и черной смородиной. Картина с березовой рощицей, которую Маша разглядывала каждый вечер перед сном в детстве, как и прежде, висела на стене, только кривовато. Маша хотела было поправить ее, но прикрыла глаза и задремала.

Девушка вспоминала о друзьях детства, первом любимом мальчишке - Паше. Она поморщилась. Никогда не признавалась себе, что была в него влюблена. Думала, рано еще. Но втайне знала, что это было то самое чувство. Пусть и первое, робкое. В ту далекую осень он не ответил на звонки, пропал. Она хотела рассказать про тоску по родителям, про то, что скучала, но он не брал трубку. Обещал, что будут дружить, а потом ни слуху ни духу. С тех пор прошло много лет. Было немного грустно. Первое чувство поранило, оставило след. Едва приметный рубчик.

*

Маша проснулась на рассвете. Поленья в печи и камине давно прогорели, дом остывал. Она потянулась, плед слетел на дощатый пол. Спина затекла в кресле. В бок впилось что-то острое. Она нащупала рукой закорючку. Серебряное колечко от любимого мальчика. Нашлось через столько лет. А ведь она потеряла его в то злополучное утро, когда узнала страшную новость про родителей.

Она заварила себе кофе, положила ломтик сыра на хлеб и вышла на крыльцо. Воздух в саду был теплый, влажный. Пахло прелой листвой, яблоками, сырой травой. Над землей парил дурманяще-нежный аромат осени, такой знакомый и любимый. Маша села на порог; пила крепкий кофе, любовалась листьями в капельках росы. Где-то вдали, в лесной чаще заухала сова. Она всегда была рядом. И в детстве, и сейчас. Сидела, должно быть, на ветке и следила за кем-то, не моргая круглыми желтыми глазищами.

Допив кофе, Маша влезла в старые резиновые сапоги, всегда стоявшие у двери, и вышла в сад. Тропинка основательно заросла. Высокая трава мешала идти. Девушка пробралась к любимой яблоне. Невысокая, с кряжистыми ветвями, она давала блаженную тень летом и сладчайшие румяные яблочки осенью. Маша сорвала с ветки самое большое яблоко и откусила, зажмурившись.

Подул ветер, с ветвей слетело несколько яблок. Маша успела увернуться и угодила ногой во что-то мягкое. Это была семейка упругих серых поганок. Было еще достаточно тепло, моросили дожди, грибы появлялись повсюду. Маша в детстве выбиралась по грибы изредка, и теперь решила погулять по лесу в поисках опят. Потом она приготовила бы яблочное варенье. Других важных дел она придумать не смогла.

Захватив ножик и лукошко, Маша шла по лесу и искала грибы. Она перебралась по деревянному мостику через реку; удивилась, как разрослось болото. В детстве оно больше походило на затхлое озерцо. Там квакали лягушки и рос рогоз. А сейчас болото слилось с рекой и пробралось вглубь леса.

Очутившись на пригорке, Маша подняла сухую длинную ветку и, пробираясь все дальше в лес, откидывала ею прелую листву. Она аккуратно срезала упругие грибочки. Следом за одним пеньком, усыпанным россыпью рыжих опят, сразу находился другой. Их было много, и она так увлеклась, что не заметила, как забрела в чащу.

Маша бродила целый день, потеряла счет времени и опомнилась уже в сумерках, в незнакомой части леса. Это было странно. В детстве они с друзьями знали каждое деревце. Там, где тропинок не было, подальше от грибников, даже построили шалаш. Маша хотела побывать на их поляне, посмотреть на шалаш, но не нашла ничего похожего.

У нее появилось неприятное чувство. Ее угораздило заблудиться. Она была уверена, что лес знала хорошо, и паниковать заранее не собиралась. Лукошко стало тяжелым, и сумерки постепенно накрывали округу. Маша прибавила шаг в поисках знакомых тропинок, чтобы выбраться к дачам.

Издалека Маша увидела красивые боровики. Она не смогла удержаться, подошла к ним по сочной зеленой траве. Она была уверена, что скоро выберется. За грибной полянкой и валежником она приметила еще немного грибов, ступила на кочки. Вначале все было как обычно, а потом неожиданно кочка задрожала, ушла под черную маслянистую болотную воду и нога провалилась. Стало страшно, до дрожи! Особенно, когда болото заговорило, стало дышать, насмехаться и, впиваясь в кожу цепкими колючими стеблями, тащить в бездонные недра. Маша барахталась, пыталась кричать. Глотнула болотной жижи… Маша выдохнула и обмякла. Покой начал разливаться по уставшему телу.

*

Внезапно заболело запястье… Руку сдавили тиски, затем выкрутили и рванули из липкой болотной ловушки. Звонкий шлепок вытащил ее из оцепенения, в котором было холодно, вязко, но уже довольно-таки хорошо. И вдруг новый шлепок, теплая ладонь на ее руке. Маша пришла в себя.

- Мань, куда ты полезла? И зачем? - спросил мужчина. Он тяжело и часто дышал. В темноте было не разобрать лица. Но этот голос она узнала. Она никогда не забывала его. Он снился ей всю юность. Она представляла встречу. И теперь он был совсем близко.

- Паша? – только и смогла прохрипеть девушка.

Она кинулась к нему, но соскользнула в болото. Он удержал, выхватил из маслянистой жижи.

- Если не хочешь угодить в трясину, не шевелись, - сказал он.

Они сидели на небольшом островке посреди хлюпавшего и чавкавшего болота, норовившего поглотить незваных гостей.

- До рассвета часа полтора. Продержишься? - спросил он, накидывая на нее свою куртку, она была почти сухой, только рукава промокли. - Потом выберемся, согреешься. Потерпи.

Маша кивнула и прижалась к Паше.

- Как ты меня нашел? – спросила она еле слышно.

- Все Клавдия Васильна, - ответил он.

- Опять решила свести тебя с «хорошей девочкой»? – усмехнулась Маша.

- Нет. Потребовала, чтобы отыскал идиотку, которая ушла в лес, никого не предупредив, - как на духу выпалил Паша.

- Как она узнала? Я на рассвете ушла.

- Когда выберемся, сама у нее спросишь, - отмахнулся Паша.

- Думаешь, выберемся? – вздрогнула Маша.

Паша не ответил.

*

На рассвете над болотом поднялась белая дымка. Стало еще прохладнее, Маша дрожала не переставая. Резиновые сапоги пропали в болоте. Насквозь мокрые джинсы липли к заледеневшим ногам. Девушка была покрыта болотной грязью с ног до головы.

Паша почти не изменился. Только возмужал и брился. Он был все таким же красивым и уверенным. Даже на маленькой кочке посреди клокочущего болота. Маша украдкой разглядывала его.

- Ты все та же сорвиголова, Маня! – сказал Паша, заглянув в ее глаза. - План такой: видишь кочки посреди воды? Будешь быстро-быстро бежать и отталкиваться от кочек, успеешь пересечь болото.

- А как же ты? – спросила Маша.

- Я следом, - буднично ответил Паша, будто не впервой ему было спасаться из топи.

- Но если они утонут… - не унималась Маша.

- Не утонут, беги быстро. Все получится.

Она поднялась на ноги и пошатнулась. В мокрых носках на скользкой траве было сложно ровно стоять, не то, что прыгать. Маша боялась снова оказаться в липкой болотной ловушке. Она чувствовала, что трясина затаилась в ожидании жертвы.

- Давай! – скомандовал Паша и взял ее за руку. – Беги изо всех сил.

Она взглянула в его глаза напоследок, и побежала. Несмотря на страх и дрожь. Вначале с опаской, а потом со все возраставшим желанием добраться до земли. И когда она уже поверила, что сможет, нога соскользнула.

- Попалась! – разнеслось со всех сторон.

Болото сотрясалось в злорадном смехе. Оно дождалось свою добычу.

Сова ухнула и пролетела над черной жижей.

- Маня, держись, я вытащу тебя! – крикнула Паша. Ему тоже почти удалось добраться. И он бежал, отталкивая ногами грязь, плескавшуюся в попытке схватить его за подошву.

Паша уцепился за берег. Он знал, что сможет. Колючие болотные стебли обхватили его ноги, поползли выше. Он сопротивлялся. Сделал несколько рывков и ухватился за куст, отделявший зыбкое болото от устойчивой земли.

- Выбирай: ты, или он, - зашипело болото, обращаясь к Маше, барахтавшейся в мутной темной жиже. – Твой здоровяк вмешался некстати. И он за это поплатится. Скажи слово, и ты выберешься на берег! Выбирай… - шептал болотный дух. – Ты, или он?

- Оставь его в покое! – решительно и не раздумывая ни минуты, крикнула Маша.

- Что? – взревел болотный дух.

- Оставь его, забери меня! – прокричала девушка.

Колючие стебли доползли до Машиной шеи, обвили и сплелись плотным кольцом.

- В тебе не было жизни – горстка сожалений и немного надежд. У тебя нечего было брать, нечем было полакомиться, поэтому ты спаслась в первый раз, - шипело болото. – Но сейчас внутри тебя бушует пламя. Уж теперь-то я попирую! – смеялся болотный дух, медленно затягивая Машу все глубже.

Паша вскарабкался на берег. Он ухватился за деревце, согнул его и, не успев толком отдышаться, снова ступил в болото, где еще барахталась Маша. Он не видел ее за плотной пеленой дымки, но чувствовал, что она была рядом. Он успел ухватить ее за ледяную руку и потащил что есть силы.

Болотный дух рычал, болото бурлило.

- Вы оба в моей власти. Не уйдете, - чавкала жижа.  

- Ничего подобного, - раздался голос откуда-то с берега.

Посыпалось что-то мелкое и блестящее, дымка порвалась. Болото отступило, издав испуганный рев. Паша держал едва живую Машу за руку. На берегу стоял старенький сторож с огромным лохматым псом.

- Парнишка, ну-ка выбирайся, и девчушку свою тащи, - старик лукаво улыбался.

Паша вытащил обессиленную Машу на берег.

- Дыши, пожалуйста, мы же выбрались, - хрипел он, глядя на ее бледное, испачканное болотной грязью лицо.

- Ты погодь, девчушка опомнится! – сказал старик.

Маша открыла глаза и увидела над собой перепуганного Пашу и огромную собаку с разинутой пастью.

- Кто вы? Как вам это удалось? – спросил Паша, в изумлении глядя на старика.

- Сторож я здешний, - ответил старик.

- Вы тоже слышали, как болото смеялось, угрожало. И почти утянуло Машу в топь. Что вы сделали? – Паша не унимался.

- Солью особенной посыпал супостата. Теперь эта гадина не скоро сил наберется, - ответил старик.

- Не простой сторож, - прошептала Маша.

- Я лес сторожу и дачи эти. Охраняю тут все. И всех. У меня дел полно, ребятки. Вас Бублик до дома проводит. Там, поди, заждались уже, - улыбнулся старик.

- Так и прежнего пса Бубликом звали? – спросила Маша.

- Какого прежнего? Один у меня Бублик! Он один такой смышленый! – сказал старик и погладил пса по голове. - Ступайте домой!

- Спасибо! – сказали Маша и Паша.

- Ерунда! У меня с проклятущим болотом давние счеты, – ответил старик.

- Как мы можем отблагодарить вас? – спросил Паша.

- Бублика накормите. И табуретки знакомым посоветуйте. Вдруг, купят? – задорно улыбнулся сторож. – И про меня языками не чешите. Не поверят все равно.

*

- Пашенька, милый! Эта девчонка сущее безобразие! Я категорически против вашего общения, – раздался голос из кухни.

- Бабуль, разберемся, - ответил мужчина.

Маша открыла глаза. Она лежала на старом диване под ватным одеялом. Ужасно болела голова. И на руках была грязь. А еще в волосах. «Не приснилось», - подумала девушка.

Дверь приоткрылась, Паша заглянул в комнату.

- Мань, пошли есть! И не бойся Клавдию Васильну, она сердитая от испуга и ненадолго, - добавил он шепотом и подмигнул.

На столе их ждал куриный суп. На печи шипело жаркое, из духовки пахло яблочным пирогом. Под столом лежал огромный лохматый пес. Сытый и довольный, он с грустью поглядывал на остатки гречи и тушенки в миске. Он старался, ел. Но бабушкину порцию осилить не смог.

В окно постучали. Пес встрепенулся и помчался к двери. Под яблоней стоял старенький сторож.

- Оклемалась? – спросил он Машу.

- Спасибо! – улыбнулась девушка.

Большая коричневая сова села на забор и громко ухнула. Птица взмахнула крыльями и подлетела к старику, опустилась на его плечо, сжав когтями ткань пиджака. Он погладил глазастую хищницу.

В клюве у нее что-то заблестело.

- Твое это, девочка! – сказал старик и отдал серебряное колечко Маше. – Птичка в лесу нашла то, что ты обронила. Не теряй больше! Бублик, пошли домой! – скомандовал сторож топтавшемуся на месте псу.

*

Маша с Пашей сидели у камина и смотрели, как искры от прогоравших поленьев летели в дымоход.

- Почему ты ни разу не позвонил? – спросила Маша.

- Мы с родителями мотались по гарнизонам. Телефонов не было. Но я писал тебе каждую неделю. Ходил в библиотеки, переписывал стихи, – ответил Паша.

- Я не получала писем, - пожала плечами Маша.

Задрожал и порвался тросик, картина с березовой рощицей накренилась и с грохотом упала на пол. По комнате разлетелись осколки золоченого гипса с рамы. Паша поднял картину и из-под массивного подрамника посыпались старые пожелтевшие запечатанные конверты. Их было очень много.

- Мои послания до тебя не дошли! – воскликнул Паша, глядя на конверты.

- Можно почитаю? – спросила Маша.

- Теперь я и сам смогу рассказать все, что в письмах. Все, и даже больше, - ответил Паша и обнял Машу крепко-крепко.