Украденная грамота

Поэта любой обидеть норовит! Особенно всякие чиновники, напрочь лишённые вкуса. Это я на своём печальном опыте усвоил. Дело было так. Тёплым ясным вечером мы с приятелем устроились под лиственницей культурно отдохнуть. Выпили рисового вина, закусили, как полагается, курятиной, и я принялся декламировать свою поэму-хуэйвень. Скажу без ложной скромности, эта поэма — лучшее, что я создал за все сто лет жизни, читать её можно хоть справа налево, хоть сверху вниз, хоть по диагонали, разницы никакой. Даже Небесный император оценил — на конкурсе поэтов пожаловал мне собственноручно подписанную грамоту. Вот эту грамоту я и демонстрировал с законной гордостью своему приятелю, когда появился тот чиновник. Звали его Ван и ехал он в столицу, как мы потом узнали.

Увидел нас, остановился, глаза выпучил и принялся кричать, руками размахивая. Ну, не нравится тебе поэзия, не слушай, проезжай мимо, как порядочный человек. Так нет, видать мать его плохо воспитала, раскаркался! Мы, понятное дело, крики проигнорировали. Чего ради, спрашивается, слушать какого-то мелкого чиновника, да ещё не из нашего уезда?

А этот сын жабы и черепахи подобрал камень, да как запулит в меня! Прямо в глаз попал, земляной пельмень, чтоб ему переродиться в следующей жизни навозным жуком! Я даже драгоценную грамоту выронил!

«Ну всё, — говорю чиновнику, — через год в этот день будет годовщина твоей смерти!» И уже совсем было собрался голову ему оторвать, да приятель удержал. «Ты на его лицо посмотри! — кричит. — Вон как дёргается! Сейчас пена изо рта пойдёт! Безумец, ясное дело! Такого укусишь и сам с ума сойдёшь!»

А чиновник второй камень подбирает. Ну и кинулись мы с приятелем в разные стороны. И только потом, когда я подальше в лес отбежал и отдышался, обнаружил, что потерял грамоту! Вернулся под лиственницу, а там пусто! Взвыл я не своим голосом и помчался по следам чиновника-ворюги. А он время зря не терял, добрался до трактира и там грамоту мою показывает всем желающим. Понаблюдал я за ними в окно… О боги, боги, ни разу не слышал столь невежественных слов! Тычут грязными пальцами в небесную бумагу, а разобрать ничего не могут! Зачем, спрашивается, воровать, если даже оценить не в состоянии?

Тут приятель мой подоспел. Изучил обстановку, завязал мне подбитый глаз платком, похлопал по плечу ободряюще да и впихнул прямо в дверь трактира... В смысле, дверь мне открыл! А для чего ещё друзья нужны?

Толпа вокруг Вана как раз поредела, надоели, видать, невеждам его россказни. Подошёл я к чиновнику, вежливо попросил показать загадочную бумагу. Ван уже в свою заплечную сумку полез, да тут какой-то торопыга меня толкнул, так что я чуть не упал, а халат мой, на беду, задрался. Самую малость, культурные люди и не заметили бы конфуза, да где в нынешние времена найдёшь воистину культурных людей?

Хозяин трактира, чтобы его дети и внуки не смогли прославить отца и деда, глазастый оказался, заорал со всей дури: «Хули, хули!» Все повскакали с мест и принялись в меня разными предметами швыряться. Даже лепёшки не пожалели! Парочку я поймал да и выпрыгнул в окно — от греха подальше, как говорит мой дальний родственник из таёжных лесов. Сами посудите, не мог же я допустить, чтобы лепёшками разбрасывались и красивую посуду били?

Убежали мы с приятелем в лес, съели мою добычу, пораскинули мозгами. По всему выходило, пока Ван в столице, грамоту мне не вернуть. Людей там много, на улицах не протолкнуться, того и гляди самое ценное оттопчут. Да и стражники на каждом шагу. Неприятные личности, сначала мечом машут, потом разбираются. И решили мы пока что сбегать в родной уезд Вана, познакомиться с его родственниками. Интересно ведь, в какой семье этот черепаший сын родился?

Родственников у Вана оказалась целая куча, а ума у них не набралось бы и орех наполнить. Таких не обмануть — это себя не уважать.

Вот так и получилось, что когда Ван отправился обратно домой, ждал его немалый сюрприз. Встретил он на полпути караван своих родственников. И сообщили они, будто он сам прислал письмо о том, что получил выгодное назначение в столице, и пригласил их к себе жить. Они на радостях быстренько распродали все имущество, и отправились в путь. Разумеется, когда Вану показали письмо, оно оказалось чистым листом бумаги.

Пришлось всему семейству возвращаться обратно с большими убытками. Умный человек сообразил бы, что следует украденную грамоту в ближайший лес принести, с поклоном и извинениями, да ещё курицу добавить. А лучше трёх. Но этот Ван только разорался, что сожжёт проклятую бумагу, если его в покое не оставят.

Нет, надо было его придушить! Мне бы за это бесконечно благодарное человечество возвело храм при жизни.

Опять мы с приятелем совещание устроили. На этот раз — на голодный желудок, чтобы думалось лучше. А наутро заявился к Вану давно пропавший брат, считавшийся погибшим в далёкой-далёкой провинции. Сели они пить вино, Ван и рассказал гостю, какие без него чудеса творились. А брат не верит. Ну, сами посудите, как такому поверишь? Разозлился Ван, достал грамоту и под нос брату сунул. «Вот, — говорит, — любуйся! Если хоть слово разберёшь, я тебе кувшин вина подарю!»

Приятель мой потом уверял, что, увидев своё сокровище, я во всё горло завопил «Наконец-то!», схватил грамоту и одним прыжком в окно выскочил, на лету чужой облик сбрасывая. А Ван с перепугу опрокинул светильник прямо на тростниковые циновки. Ничего подобного! Это я на прощанье хвостом о стену дома ударил, оттого и пламя возникло!

Любоваться на пожар мы не стали, а то вдруг шальная искра на драгоценную грамоту попадёт? Убежали подальше в лес, по пути прихватив пару бездомных кур, и отпраздновали заслуженную победу. А через год Вана сняли с чиновничьей должности по многочисленным жалобам. Родственников-то и у меня немало, и все грамотные.