Я уже почти досмотрела видео, как раздался стук. Странно, что я не услышала шорох бахил по коридору.

— Войдите!

В кабинет вошла девушка, светловолосая, во всём чёрном.

— Здравствуйте!

— Здравствуй!

Она улыбнулась. Ощущение, будто только с похорон.

— Я… я даже не знаю, с чего начать.

— Начни с главного: с проблемы.

Я потянулась к блокноту слева на столе и чёрной гелевой ручке. Половина страниц была исписана вдоль и поперёк, хотя по-настоящему интересных пациентов у меня были единицы. Просто в самом начале все казались такими особенными, ведь их цветы вели себя как-то иначе, не так, как у большинства. Не так, как у меня.

У кого-то лепестки опадали, у других они меняли цвет, а иногда стебли даже достигали метра в длину. Добавят ли такой рекорд в книгу Гиннеса?

— У меня есть парень, — вдруг начала девушка, вырвав меня из посторонних мыслей.

Конец дня, хотелось домой, а сосредоточиться и уделить должное внимание было сложно.

— Так, — вставила я, показывая, что слушаю.

Девушка мялась, подбирала слова. Я рассматривала её кулон в виде маленького деревца на груди, серебряное кольцо на безымянном пальце левой руки. Короткие ногти, нежный, аккуратный маникюр. Она мяла край толстовки, а я пыталась зафиксировать в памяти эти детали.

— … и мы с ним встречаемся уже два года. Несколько раз он делал очень важные для меня вещи, и я уверена в его чувствах ко мне. Да и я делала много всего для него, и я его люблю. Я ведь не стала бы это делать для человека, которого не люблю?..

Я просто кивнула. Наверное, нет.

Взгляд невольно упал на горло футболки. Цветка не было. Она точно не перепутала меня с психологом или психиатром?

— И, понимаете, вы поймите меня правильно… я, правда, его люблю, и мне с ним хорошо, но у меня есть один знакомый…

Я полностью повернулась к ней, положив ручку на стол.

— Мы с ним не общаемся, общались в последний раз год назад, я просто спросила его про жизнь, мне хотелось узнать, дома ли он, всё ли в порядке. Это не флирт, мне просто вдруг стало важно узнать, что он дома.

Она снова улыбнулась, и я тоже в ответ, добавив лёгкий кивок. Я понимаю.

— Мне он раньше нравился, но потом, когда мы на время перестали общаться, я уже и не думала, что у нас может что-то получиться.

Девушка убрала волосы за уши и посмотрела в окно за моей спиной — там был уже закат. Красивый такой, розовый — завтра будет чуть холоднее.

— Затем я встретила Костю, моего молодого человека сейчас, и вообще о нём забыла. А потом вдруг вспомнила, и ощущение, будто он каждый день приходит ко мне в голову и зачем-то там сидит. Я не слышу никаких голосов, просто я как будто каждый день вспоминаю его имя. И не представляю я с ним свидание, встречу…, ещё что-то, — она чуть покраснела, и меня это умилило — ребёнок ещё.

А девушка продолжила, прикоснувшись к левой груди. Где как раз сердце.

— И не флиртовала я с ним, когда переписывалась. Наоборот, можно было несколько раз закончить диалог, а он продолжал, и я не понимаю, зачем. Ну зачем?.. Просто я не понимаю, зачем я думаю о нём, если не хочу затащить его в постель, поцеловать и прожить долго и счастливо. Я представляю просто встречу, где мы друг друга узнаём и теряем дар речи. Всё.

— Девушка, вам, наверное, лучше не ко мне обратиться… — начала я, но она покачала головой.

— Это подводка. Сейчас, я уже почти дошла до конца, — она выпрямилась, хрустнув лопатками, и я инстинктивно повторила за ней. Ощущение, что в кабинете стало темнее. — Я не понимаю, что это, если не любовь? Зависимость? Одержимость? У меня уже было такое, но не так долго. И вот 7 дней назад мы встретились. Абсолютно случайно.

— Так, — уже с бОльшим интересом отозвалась я.

— Просто увидели друг друга, узнали за несколько секунд и улыбнулись. И вдруг у меня заболело сердце. Резко кольнуло, а потом было ощущение, что его куда-то засасывает…

Она потянулась к краю толстовки, но затем убрала руки.

— Вечером отпустило, стало уже получше. Я подумала, это знак такой конкретный от природы, мол, я точно что-то делаю не так. А то иногда себя сложно понять, а тут даже организм уже намекает задуматься и разобраться в себе.

У неё тёмные мешки под глазами. Сколько она сегодня спала? Серебряный браслет с маленькой подвеской катался по руке то вверх, то вниз. Девушка поправила его, но он почти сразу сполз к локтю.

— Но, похоже, не упрощают эти знаки жизнь, потому что… вот почему.

Она подняла кофту, задрала лифчик, и я увидела, как кожа покрывается тёмно-синим и розовым. Пятна плыли по коже, как краски, которыми капнули в прозрачную воду. И вот они появились, лепесток за лепестком: две алые гвоздики вылезли из кожи и потянулись вперёд, расправляя листья и шипы. Две гвоздики?

Такие цветы я встречала всего два раза за всё время практики, а это больше 6 лет. И ладно бы дело было в редкости: два цветка в большинстве своём были у новорождённых детей, которым осталось меньше суток на этой Земле. Врачи столько всего пытались сделать за оставшееся время, что, когда срок подходил, плакала вся больница. Фотография малыша вешалась на стену в закрытой комнате, и там был небольшой столик, куда ставили свечи 7 июня. В этот день скончался первый ребёнок с двумя гвоздиками.

— Можно?

— Да.

Я потянулась вперёд и как можно аккуратнее коснулась кончиками пальцев лепестков, затем чуть сжала их большим и указательным пальцем. Крепкие, хорошие цветы, ничего необычного.

— Что произошло после встречи?

— Появился второй цветок.

— Появился? — рука сама потянулась к блокноту, и я кратко обозначила примерные даты.

— Да, вырос за ночь. Утром я увидела, что у моей гвоздики появилась компания.

Это очень удивительно и потрясающе, если не думать о том, что две гвоздики приносят родным на кладбище.

— Сними одежду до пояса, пожалуйста.

Девушка положила толстовку и лифчик на стул рядом и повернулась ко мне всем телом. Гвоздики тянулись вверх и казались такими лёгкими, как будто не были настоящими цветами. Это как журавлики, а не журавли.

Девушка следила взглядом за мной: как я прикоснулась к стеблям, сравнила на ощупь оба цветка и, по правде сказать, не нашла в них ни одного отличия.

— Абсолютно одинаковые цветы. И сколько ты так живёшь?

— Неделю.

— Ты кому-нибудь говорила?

— Парню. Но он скорее увидел, я просто без верха сплю. А вот этот день был выходным. Я повернулась к нему, и он заметил, очень испугался. Да и меня тоже перепугал. Но я всё ещё здесь, на здоровье не жалуюсь, только сплю плохо, ибо много думаю.

Худощавое немного телосложение, но не анорексия. Цвет кожи здоровый, особенно румянец на щеках меня успокоил — она действительно выглядит физически здоровой.

— Я не знаю, нормально ли это, я не нашла ничего в интернете, только про детей.

— Ты первая с двумя цветами, кто пришёл ко мне, — вдруг открыто призналась я, показывая по сути весь свой непрофессионализм в данной ситуации. Молодец, что сказать.

Я стушевалась, но девушка ничего не сказала, только кивнула и снова посмотрела на цветы, а они склонились к ней.

— Ты удивительная!..

Она улыбнулась.

— Спасибо.

Я не могла оторвать от неё глаз, хотя в кабинете не так уж тепло, и ей, наверное, холодно вот так сидеть.

— Одевайся.

Пока она натягивала толстовку, я сделала несколько записей в блокноте, стараясь записать как можно больше информации, которая пригодится на основной работе в Центре. Научный руководитель явно заинтересуется таким случаем. Возможно, эта девушка станет ключом к понимаю нашей природы, в ней и так полным-полно загадок, решить хоть одну — огромное достижение.

— Ты полагаешь, цветок появился именно из-за встречи с твоим знакомым?

Девушка немного помолчала.

— Да, — твёрдо заявила она, не давая сомневаться никому из нас.

То есть у неё судьба — это два человека? Разве такое возможно?

— Твой случай уникальный, и мне нужно время, чтобы обдумать дальнейшие действия. Давай встретимся послезавтра в 5 здесь же?

— Хорошо.

— Тебя цветы сами не беспокоят?

— Нет, всё отлично.

— Тогда я не буду тебя задерживать. До встречи.

— Спасибо, до свидания.

— До свидания.

Дверь мягко закрылась, но я ещё долго смотрела сквозь мутное стекло. В голове вдруг стало так пусто, что я ненадолго потеряла ориентиры в пространстве. Затем повернулась к окну, за которым небо было светлым только у самого горизонта.

Надеюсь, ты доживёшь до нашей встречи.

Когда появились цветы, все романтики мира начали воспевать людские чувства в ещё бОльших масштабах, ведь теперь было наглядное доказательство того, что любит каждый, даже самый отвратительный и страшный человек.

С цветами за почти 90 лет происходило всякое: они теряли былую роскошь и увядали вместе с пожилым хозяином. Когда человек решался на самоубийство, цветы «отпадали» за несколько секунд до смерти, и он убеждался — выбора у него уже нет. Когда кто-то влюблялся, цветок источал аромат, хотя в обычной жизни он был едва уловимым и только для его носителя.

Как научный сотрудник, я должна придерживаться мнения, что цветок — это не признак любви, той самой единственной и верной, а лишь аномалия, с истоками которой следует разобраться. Но это сложно, когда твой цветок перед сном так и тянется к сердцу любимого человека.

Наши цветы совпали. И это, наверное, самое волшебное из чудес.

Я закрыла блокнот и опустила голову на стол. Дома было очень тихо. В голове вдруг всплыло воспоминание, как в первой квартире, которую мы с Сашей снимали, шумел холодильник. Из-за того, что я поставила на него ненужные пустые бутылки, он ещё и позвякивал.

Кто же сделал нас такими?

Цветы — это прекрасно, это удивительно. И все восхищаются такой особенностью, но у неё есть и другая сторона: рождение ребёнка превратилось в тяжёлое ожидание, какой у него будет цветок. И один ли он будет.

И если человек серьёзно заболевал, то цветок начинал чернеть. Он выглядел, как сгоревшая бумага, к которой только прикоснёшься — и она раскрошится в твоих пальцах. К сожалению, чаще всего это означало начало конца.

Сегодня все мысли ведут меня к смерти.

Я потянулась к телефону и мельком проверила почту: сплошные рассылки.

Конечно, все мы встречаем в своей жизни много разных людей, и не обязательно первый встречный — твоя судьба. Но в таком случае цветов могло быть столько, сколько будет у человека отношений. Наверное, у кого-то был бы целый сад. Один цветок — одна любовь, всё логично.

Но у неё-то почему два? Она любит одинаково? Или это всё-таки заболевание, которое очень скоро проявит себя?

Как вообще можно сравнивать чувства и физическое состояние?

Выбор тут не сделать. Лучше выпью ещё чай.

Я прошла на кухню и включила чайник. Он был совсем новый, белый с прозрачными стенками, такой чистый. Я снова немножко порадовалась покупке. Редко со мной такое бывало, чтобы я купила что-то для дома и через время снова восхитилась этой вещью по-настоящему. К ней привыкнешь за пару дней — и всё, она как родная.

Я слегка улыбнулась и налила в прозрачную чашку заварку, а затем добавила кипяток.

Дома было уже темно, и белый свет от лампы в кабинете служил мне маяком. Я шла по коридору, думая об этой девушке.

Цветок слишком быстро вырос. Так и не скажешь, какой из них появился на свет неделю назад. Две гвоздики.

Я поставила чашку на стол, а сама подошла к окну: видно было только моё отражение.

И мне почему-то стало грустно.

— Ей нужна операция, — сказал Сергей Леонидович, когда я открыла дверь в его кабинет.

— Какая операция?

— Второй цветок развивается слишком быстро, такими темпами он сожмёт стеблями сердце и остановит его, — он налил в чашку кипяток и насыпал быстрорастворимый кофе. После операции он всегда пил кофе — как будто возвращался к жизни после сна.

— Может, он не будет дальше расти.

— Вы мне это скажете, — он твёрдо посмотрел на меня, и я опешила. — Завтра, когда она придёт на консультацию, обратите внимание на кожу под цветами. Если она побагровела, значит, процесс уже запущен. Если нет — можно только радоваться, это чудо.

По кабинету полетел аромат кофе, и я снова почувствовала землю под ногами.

Кабинет был сделан в светлых оттенках, и большое панорамное окно за спиной добавляло ему света, хотя куда уж больше. Сергей Леонидович подошёл к шкафу и начал что-то искать в своих бумагах. Затем вытащил папку с изображением двух гвоздик и положил на стол.

— Присаживайтесь.

Я подошла поближе и села напротив главного врача. Он тем временем аккуратно открыл папку, пролистнул несколько страниц и где-то из середины вытащил файл.

— Эта девочка прожила с двумя гвоздиками две недели. До последнего дня она чувствовала себя хорошо и ни на что не жаловалась, — врач указал пальцем на портрет и перевернул для меня лист. Темноволосая девочка 14-ти лет с карими глазами. Очень красивая, — но проблема была в том, что из-за матери, которая очень переживала, она и попала в наш Центр. Эта девочка пришла счастливая, влюблённая, она рассказывала нашей сотруднице о каком-то мальчике из школы. Но когда мы провели осмотр, то выяснили, что второй цветок уже достаточно укоренился в её организме, и сердца почти не было видно. Шипы были на расстоянии миллиметра от стенок. Возможно, цветки могли бы ужиться вместе, но сердце точно было под угрозой, и я предложил её матери операцию по удалению цветка. Тем более уже было три таких случая, и люди живут без цветов до сих пор…

Я посмотрела на него, а затем снова перевела взгляд на портрет девочки, под которым был нарисован маленький чёрный треугольник. Так выглядели похоронки во время войны.

— … Но я сказал, что операция очень сложная, так как цветы уже подчинили себе почти весь организм. И мать не согласилась. А через неделю вернулась с бумагой со вскрытия, молча отдала мне и ушла.

Я сжала губы, не зная, что сказать.

— Она покончила с собой.

— Она же совсем ещё ребёнок

— Да, ещё малышка.

Мы переглянулись, и я вернула файл Сергею Леонидовичу.

— Если я увижу изменения, мне нужно сказать ей об операции?

— Да. Дайте ей ясно понять, что от этого зависит её жизнь.

— Хорошо, я вас поняла. До свидания.

— До свидания.

Я закрыла дверь и подошла к окну. Всегда, когда было тяжело на душе, меня тянуло на улицу, к свежему воздуху. Почувствовав лёгкий ветер в волосах, я наконец выдохнула и расслабила напряжённые плечи. Всё будет так, как надо.

Так, как надо.

Вечером этого же дня, ближе к 11-ти часам, мы с Костей собирались ложиться спать, и я открыла электронную книгу на планшете, что-то похожее на «Забвение пахнет корицей». Захотелось чего-нибудь лёгкого, потому что, когда речь заходила об операциях, моя тревожность вдруг начинала отбирать у меня весь кислород. Но мысли отвлекали и отвлекали, я даже смотрела уже не на экран, а куда-то выше, в стену перед собой.

— Саш, этой девочке, возможно, операцию придётся делать.

— Которая с двумя цветами? — он открыл диалог в телефоне и начал строчить сообщение.

— Да. Просто говорят, что люди другими становятся после удаления, хотя всё понимают, и чувства есть. А она ещё молодая такая. — Я отложила планшет на тумбочку и взяла стакан воды.

— Да… ну и дела. Может, всё нормально будет, и она и так жить сможет. Это же ещё не изучено. — Он отложил телефон в сторону и повернулся ко мне. Я опустила голову на подушку рядом с ним.

— Да. Просто у кого-то на самом деле сердце не выдерживало, а кто-то сам прыгал с моста. Вот никто после этого в живых не остался.

— Но самоубийство — выбор человека.

— Понимаю, — я положила руку под подушку. — Но это слишком большое совпадение, что все известные случаи заканчивались именно этим.

— Согласен.

— Так странно: наверняка у многих людей было несколько партнёров, и они любили друг друга, но только у единиц во всём мире за почти сто лет появлялся второй цветок.

В этот момент лилия аккуратно вылезла из-под одеяла, элегантная, как змея, и лилия Саши переплелась с ней. Я почувствовала облегчение и выдохнула. Саша провёл ладонью по моей щеке.

— Может, они просто любили сильнее нас. А мы сильнее всего сразу полюбили друг друга.

— Какой ты милый!

Я тут же потянулась и поцеловала его.

— Я люблю тебя.

— И я тебя люблю. Давай спать, тебе завтра вставать в 6 утра, — с ноткой заботы сказал Костя.

— Не напоминай.

— Работяга.

Костя выключил светильник, и свет остался только с моей стороны. Отчасти нам повезло больше: мы поняли, что должны быть друг с другом. Но, видимо, у неё сердце такое большое, что вмещает двух людей. Счастливчиков.

Я выключила свет, и всё погрузилось во тьму.

— Здравствуйте, — поздоровалась с улыбкой девушка, и я ответила такой же улыбкой, может, чуть более сдержанной.

— Здравствуй. Присаживайся.

Девушка села рядом со мной. Она была в толстовке и синей джинсовке с капюшоном, и явно не собиралась её снимать. Полагала, что встреча на пять минут.

— Как ты себя чувствуешь?

— Всё отлично.

— Цветы не беспокоят?

— Нет.

— Сними всё до пояса, пожалуйста.

Она кивнула и начала снимать одежду. Когда она пыталась нащупать застёжку на лифчике, я тут же увидела большое тёмное пятно в районе сердца. А потом и тонкие тёмные линии на груди и животе. Цветы заполнили её всю.

Выглядело страшно.

— У меня, правда, ничего не болит, — снова сказала девушка.

— Я верю. Но эти полосы…

Цветы показали себя и потянулись ко мне, медленно, как будто изучали и пытались понять, стоит ли мне верить. А затем отвернулись и начали ластиться к хозяйке.

Смешные создания.

— Тёмно-синее пятно означает, что стебли окутали сердце, а линии — что и остальные органы. Они их как бы опоясывают.

— И что это значит? — с волнением спросила она, и меня передёрнуло. В голове был образ больничной палаты.

— Тебе нужна операция.

Девушка замерла.

— Иначе цветы убьют организм изнутри.

— Какая операция?

— По удалению цветов.

— Всех?

Вопрос застал меня врасплох.

— Да…

Да? Я даже сама себе не поверила.

— Об этом лучше проконсультироваться уже с врачом на первичном осмотре. Он скажет точно, но вчера мы говорили о тебе, и он сказал, что операция необходима, чтобы у тебя был шанс жить дальше.

— А ТАК жить дальше я не могу?

Я покачала головой. Говорить о суициде не хотелось. Об операции — тоже. И можно ли действительно прожить так дальше — я не знала. Хирург всегда говорил об опасности сердечного приступа, что он рано или поздно случится, и избежать его можно только на операционном столе. Неужели никто не может справиться сам? Ни один человек пока не смог.

— Это… сложная операция? — довольно спокойно спросила девушка, не подозревая об опасности данного мероприятия. Я взглянула на неё, пытаясь понять её истинные чувства, и в её глазах блеснул страх.

— Да. Если цветы не «захватили» более 70 процентов организма, то шанс увеличивается, но всё это уже обсуждается с врачом. Главное — сделать её как можно скорее.

— … Он мне написал.

— Что?

— Он мне написал. Парень, которого я встретила неделю назад. Он мне написал. — Она говорила с такой добротой в голосе, что от будущей опасности у меня свело органы, — сказал, что я очень красивая. Мы вспомнили, как пытались что-то построить, и я ему сказала всё, что хотела сказать очень давно. И он ответил взаимностью. Сейчас. Что сейчас у нас могло бы всё получиться, — она улыбнулась, и у меня подкосились ноги, хотя я сидела за столом. — И мне от этого крышу снесло. Это всё взаимно, это всё было не просто так! Наверное, это того стоит.

Мы немного помолчали.

— Я просто рада, что так получилось. Ощущение, как будто я дочитала книгу.

— Понимаю.

— Простите, что отошла от темы, мне поделиться захотелось, — она начала не спеша одеваться.

— Всё хорошо.

И тут в голове сверкнула мысль.

— А что ты чувствуешь к своему молодому человеку?

— Я… это странно говорить после моих слов, но я его люблю. Мы вчера увиделись всего на 15 минут, потому что он ездил по делам, но потом вдруг предложил довезти меня до места, где мы с подругами договорились встретиться. Мы так хорошо поговорили, посмеялись, он меня за руку держал…

Удивительно!

— Так. А к другому человеку у тебя какие чувства?

— Мне… интересно, как он живёт, где время проводит. Я… не знаю. Это не любовь, мне кажется. Он просто есть в моей голове.

— «Просто есть в моей голове», — повторила я.

— Да.

Кто-то из них стал настолько дорог, что поселил в её сердце целую гвоздику… Но судьбоносным должен быть один. И кто будет делать выбор?

Видимо, врачи.

Может, они и давали людям шанс сделать выбор самостоятельно, без цветов и инородных ощущений.

Когда цветы успешно удаляли из организма, человек по большей степени продолжал жить той же жизнью: и выбирал он себе одного человека и был с ним счастлив. По сути, выбирал сам. Но как он это делал? Почти никто не рассказывал об этом. Поэтому и затруднялось изучение аномалии.

— Ладно, давай вернёмся к операции…

Девушка, сжав губы, кивнула.

— После наркоза надо ещё вернуться на этот свет, и это уже зависит от тебя, — обратился Сергей Леонидович к девушке, — сегодня и завтра следуй всем моим рекомендациям, абсолютно всем. По анализам и осмотру у тебя со здоровьем всё в порядке, с сердцем тоже, значит, справишься, — он едва заметно улыбнулся, мне кажется, только я и заметила эту улыбку.

Небо почти полностью заволокло тучами. Дождь будет сильным, надеюсь, успею добраться до дома.

— Хорошо, — ответила девушка.

— Всё, можешь идти. О времени мы договорились.

— До свидания, — попрощалась она и вышла с поникшей головой.

— Мне её так жалко, — сказала я, когда закрылась дверь, и подошла к столу.

Сергей Леонидович что-то дописывал на листе А4 с маленьким портретом светловолосой девушки с зелёными глазами. Она выглядела старше, уже что-то поняла в этой жизни.

— Она жива, не надо её жалеть.

— Люди всё равно меняются после операции. Нет гарантии, что она не потеряет чувства к кому бы то ни было, — я посмотрела на него и встретила ответный взгляд.

— Либо она умрёт от сердечного приступа.

Он был непреклонен и даже суров, хотя ему это не свойственно. У врачей, которые часто сталкиваются со смертью, так или иначе характер становится черствее, и с ним произошло то же самое. Но я не так много о нём знала, чтобы судить.

— Может, это всё у неё идёт из головы. Ей самой надо выбрать, — я встала прямо напротив Сергея Леонидовича, прижавшись спиной к белой стене.

— У неё нет времени, чтобы выбирать.

— Это несправедливо…

— Мир несправедлив. Не всё мы получаем в этой жизни, — тут он отодвинул от себя бумаги и прямо взглянул на меня. Я выдержала этот взгляд, но не без труда. Потом мы оба отвернулись к окну.

— Я просто боюсь, что без цветов она потеряет этих людей, о которых столько говорит, — чуть тише сказала я, сделав шаг вперёд. — Если она сможет это потом осознать, ей будет очень больно.

— С цветами жить не легче. Попробует, как все обычные люди сто лет назад, искать не по «аромату», а по зову сердца.

— Это и есть зов сердца.

Тут он резко обернулся ко мне и приоткрыл рот в попытке что-то сказать. Я недоумённо взглянула на него, и он устало опустился в кресло.

— Может, и сердце ни черта не понимает… Орган, вот и всё. — Он поднял голову, посмотрел на меня, и в глазах его что-то блеснуло. А у меня защемило сердце.

Нет… нет, нет, нет…

— Не всем так везёт, чтобы полюбить взаимно. И, может, мы дадим ей шанс продолжить такую жизнь.

Сергей Леонидович отвернулся к окну. Я немного посидела, не понимая, нужно ли мне что-то сказать. Но слова кончились, улетели, испарились, и я уже не могла их поймать.

— До свидания, Сергей Леонидович.

— До свидания.

Мы стояли и смотрели на тёмное ночное небо. Облака закрывали большую часть звёзд, только время от времени единицы показывались перед нами. Почему-то было ощущение, что в такое время курильщикам больше всего нравится доставать сигарету из пачки. Просто так тихо, спокойно, и дым был бы очень кстати. Но я не курю, да и она тоже.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я, прервав затянувшееся молчание.

— Ощущение, что чего-то не хватает. А может, это просто голове так кажется, — она натянула рукава, чтобы спрятать ладони. Губы у неё были с оттенком синего, как и кожа.

— Можно я задам личный вопрос?

— Да.

Она даже не взглянула на меня.

— Ты чувствуешь то же самое к близким, что было неделю назад?

Она немного помолчала, склонившись над парапетом. Вот бы дождь пошёл.

— Не уверена.

— Сердце у тебя осталось.

— Но цветы зачем-то были.

Мы переглянулись, и я почувствовала укол вины за то, что у меня лилия всё ещё живёт.

— Я надеюсь, у тебя всё хорошо сложится, — улыбнулась я как можно искреннее, и девушка повторила за мной, только более сдержанно. И кивнула.

Я увидела блеск в её глазах, а затем губа дрогнула. И она вытерла кожу у глаз тыльной стороной ладони.

— Мне надо маме позвонить.

— Хорошо.

Она достала из кармана телефон, и я ушла с балкона в крайне светлое помещение. Чересчур светлое. Быстро вышла из больницы, добежала до машины, припаркованной почти у самого входа, села внутрь и заплакала.

Потому что было невыносимо больно. За тех, кто не дожил до своего первого дня рождения. За того, кто полюбил не взаимно. За то, что кому-то приходится менять целую жизнь, когда у меня всё сложилось хорошо, хотя чем мы отличаемся друг от друга? За тех, кто умирал раньше срока. За всех на свете.

Но за неё было больнее всего.