Тиннад в Вундерляндии, или Туда и обратно

Варкалось. Под ногами хливко чпокало, нюнилось и чвакало. Тиннад и Альмонд медленно передвигали ноги сквозь высоченную и страшно мокрую наву в сторону реки. Предстояла ночная рыбалка: хотели наловить рыбы к завтрашнему дню рождения. Пока что Аль увлеченно расписывал особенности псевдоисторических текстов, проблемы стилизации, цитировал, махал руками и невидимыми сейчас крыльями и смотрел вперед, в наливающуюся сливовой тьмой упругую гладь реки, а Тин смотрел на совершенно мокрые кеды, жалел, что не надел высокие сапоги и одновременно пытался уследить за рассуждениями друга. Что-то обволакивало его, росистая сырость берега, вечерний туман, какая-то мысль… да, про исторические труды. Или истерические… манускрипты и гримуары, свитки и кодексы.

В настоящих старинных манускриптах ему всегда нравились миниатюры. Яркие малюсенькие картинки, прячущиеся за заглавной буквицей или в уголке колонки, или в другом неожиданном месте… книги без картинок всегда скучнее своих собратьев с картинками…В букве А чудится башня таинственного замка, а за буквой К прячутся кроличьи ушки…

Они незаметно оказались у дощатой пристани, и Альмонд уже тянул за канат поскрипывающую «Черепаху». Тин решил проверить, всё ли он взял для рыбалки, отчего-то его это беспокоило, но в сырости синевато-изумрудной навы хрюкотали кучерявые зелюки, и эльфу не хотелось распугивать малюток и заодно мочить еще и рюкзак. Он выбрал высокую кочку под деревом, снял свою ношу с плеч и присел спиной к стволу. Тот был на удивление теплый. Неподалеку, под низкими кустами черничной навы кто-то копошился…

***

Синеватая дымка над навой задрожала, и крохотный зелюк, издали наблюдавший за Тином, мигнул ядовито-желтым глазом.

— З-з-зачем он здесь? Он будет на нас охотиться? — в шуршании, с которым черный пушистик крался по камышовым зарослям, с трудом можно было различить слова, но настрой был явно недружественный, и даже космическая симфония в мю-миноре, которую навий камыш давал впервые и исключительно для особо важного гостя, не заглушала ворчания малыша-зелюка.

— Мы не позволим нас поймать! Мы нападем первыми и прогоним его с нашей любимой неподражаемой непревзойденно-прекрасной навы! Йо! — скатившись по заросшей лунной морошкой кочке, зелюк подпрыгнул и растворился в окружавшей эльфа дымке.

— А вот и мы! — хихикнул он справа, — а теперь мы тут! — зашипел слева, — бойся нас!

В вязком как вата мареве, насквозь пропитанном цветочным ромом, с разных сторон вспыхивали желтые нахмуренные глазки, и, когда зелюк, прыгая вокруг Тина, случайно свалился ему на голову, запутавшись крошечными лапками в золотистых прядях, эльф не выдержал и вспылил.

— Ну вот что ты за мелкий пакостник! Уйду я, скоро уйду с твоей навы по своим делам! — подцепив ногтем загнутый клювик зелюка, Тин вытащил его из попорченной прически — как чувствовал, не стоило перед рыбалкой укладку делать, и зажал трепыхающийся комочек в ладони.

— Надо тебя лунной морошкой накормить, чтобы успокоился, — погрозив надувшемуся от обиды малышу пальцем, эльф дотянулся до светящегося куста, усыпанного крошечными цветочками, раскачивавшимися в такт камышовым руладам.

Зазвучало адажио, стебли залихвацки ударялись друг о друга и свистели, настраиваясь на крещендо перед драматическим финалом.

— Хм, а она не так плоха, — задумчиво промурлыкал эльф, слизывая с пальцев сладкий ромовый нектар.

Зелюк шумно засосал целый пучок, и его желтые глазки разъехались в разные стороны.

— Кто ж тут охотится-то на тебя? — хихикнул эльф, приземлившись обратно под дерево, — ой! — от растерянности он разжал руку, и то, во что превратился зелюк, выскользнуло под ноги, умудрившись сделать в воздухе реверанс и томно взмахнув длинными ресницами.

— Мы, кажется, не встречались прежде — Мюмзик, одна из эманаций нашей великолепной навы. Я — самая дружелюбная и самая красивая! — заявило волшебное создание, поправило тонкой, как паутина, лапкой розовые перья на брюшке и расправило усыпанные блестками крылья.

— А… Как… О! — сосредоточенно ответил Тин, тщетно пытаясь сдержать улыбку.

— К сожалению, вы, достопочтимый Царь, успели повстречать зелюка, в связи с чем приношу свои глубочайшие извинения, — мюмзик потупила огромные синие глаза и повторила реверанс. — У нас так редко бывают гости! Наша обожаемая несравненная нава совсем одичала, вот и множатся кругом эти противные зелюки, — в напоминавшем звон колокольчиков голосе мюмзика послышались слезы. — Она это не со зла, вы же понимаете? Когда так долго остаешься одна, не удивительно, что становишься подозрительной! Ваше величество, вы же не сердитесь на нашу несравненную наву? — в испуге от подобной мысли мюмзик бросилась эльфу под ноги.

— Как можно сердиться на… А почему вы ее так называете? — отпрянул Тин, чтобы ненароком не наступить на мюмзика.

— Потому что она сама себя так называет, — лукаво улыбнулась малышка. — Я, как и мы все — всего лишь формы, которые приобретают ее мысли и чувства. Ах! — мюмзик неожиданно покраснела до кончиков перьев и, закружившись, взлетела в воздух. — Кажется, наша обожаемая нава в вас влюблена! — зазвенело волшебное создание, перекрывая кульминацию космической симфонии. Камыш раздраженно смолк. — Как это прекрасно! Как волшебно! Ах! — смеялась мюмзик, кружа вокруг Тина и осыпая его блестками с прозрачных крылышек.

— Хватит, придумаешь еще! — эльф рассеянно замахал руками и оглянулся. — Это ваша нава еще Кардинала не видела! Куда же он провалился! Мы… У нас план — рыбалка и все такое! — на лице Тина появился легкий румянец, а в глазах — паника. Шут его знает, как себя эта нава поведет, если он тут задержится еще хоть на минуту!

— Но как жаль! — словно прочитав его беспокойство, мюмзик понурила голову и села на ветку, свесив ножки в золотых ботильонах, — жизнь так трагична! Прекрасна, но трагична! Вы никогда не будете вместе! Ах! — на лоб Тину упала крошечная слеза. — Ведь она великая неподражаемая нава, а вы всего лишь Царь! Но она будет помнить вас и любить вечно! — мюмзик встала на раскачивавшейся мохнатой ветке и командным голосом отчеканила. — Эй, оркестр, нава повелевает вам бросить раз и навсегда эту бездарную музыку и впредь играть только о печальной любви нашей луноликой повелительницы и простого Царя! И чтобы никаких больше космических этюдов! — приказ мюмзика громом пронесся над навой и рассеял ромовую дымку словно по волшебству.

Камыш недовольно зашелестел, сговариваясь о тональности и размере новой пьесы. Воздух стал кристально чист и прохладен, как прощальные объятья, и Тин со все возрастающим удивлением заметил, как вместо мюмзика с ветки неуклюже рухнул в кусты усыпанный иголками зверек с влажным хлюпающим носом.

— Ты еще кто? — только и вымолвил эльф.

— Ш-ш-шорек, ваше величество, депрессивная эманация, рад с вами познакомиться, — он неловко переминался с одной утиной лапки на другую и постоянно похрюкивал, не то страдая насморком, не то сдерживая рыдания.

— Понятно, — кивнул Тин. — Куда же Аль запропастился? — он стал нарочито вглядываться в сумерки, стараясь не пересекаться взглядом с большими черными глазами под отяжелевшими веками, которые так и старались его разжалобить и заставить вместе горевать. — Ну уж нет! — пробурчал эльф, — у меня нет совершенно никакой причины предаваться унынию!

— Все как всегда, ничего никогда не получается… Все плохо, и ничего с этим не поделать, — шепелявил зверек, ковыляя прочь от Тина мимо огромного куста лунной морошки с полнейшим безразличием. Перед депрессией даже ром бессилен.

Камышовый оркестр взял первые звуки пианиссимо в дубль диез лю миноре, а печальнее этой тональности еще никто не придумал, и тихо зашептал любовные признания, остывшие и печальные, рожденные от тоски и никогда не достигнувшие сердца, которому были предназначены, вознося их в усыпанное звездами небо.

— Ну и дела, — развел руками эльф и решил подождать Альмонда, растерянный, но очарованный случившимся с ним волшебством.

Неожиданно, нарушая симфонию природы, до пытливых эльфийских ушей донёсся басовитый писк (баритональный дискант) и звуки некоторой возни. Тин увидел беленького кролика с серым ушком, который незаметно подобрался к открытому рюкзаку с наживкой и начал тырить из банки белый хлеб для прикорма...

Ушастый воришка, зараза, совершенно никуда не торопился, слушал разглагольствования эманаций навы, а потом совсем обнаглел и стал вставлять научные замечания, пока не доел весь хлеб. Эльф оторопел от подобного своеволия и, кажется, временно потерял голос.

Но когда Белый Кролик нацелился на червей, Тин возмутился и приподнялся над навой, грозя пальцем. Тот сделал вид, что к нему палец не имеет никакого отношения, шумно втянул воздух розовым карамельным носиком и с криком «Ах, батюшки, они же ничего не успеют! Дедлайн мой дедлайн!» рванул в кусты ележивики. Эльфу не оставалось ничего иного, как помчаться за любителем наживки, царапая руки и едва поспевая за мелькающими ушками, белым и сереньким.

Белый Кролик внезапно исчез в тёмной норе, под ногами что-то ухнуло, и, падая в извилистое жерло, Тин вспомнил название вида спорта: боб-тейл, баб-слей, баб-клей… он не успевал зафиксировать мысль, потому что кроличья нора поворачивала под разными углами, становясь то широким тоннелем, то узкой трубой, а он летел в неизвестность…

Белый Кролик почти сразу исчез из виду, хотя странно, он ведь должен был быть легче и падать медленнее, но его басовитый писк: «Ах, кроты, негодники, опять шахту ремонтируют…» открыл глаза на происхождение тоннеля. Когда глаза привыкли к тьме кроличьей норы (или дыры? Черной дыры?) Тин начал размышлять. Скорость его падения отчего-то упала, стали видны бессчетные ряды полок, шкафов, площадок, отливающие приятной синевой. На них виднелись забытые кротами керосиновые лампы, подвешенные на хранение велосипеды с колесами, что уместились бы на одной ладони. Какие-то развешанные там-сям пучки синих трав или банные веники. Портрет Сатисфакции в раме и такой же портрет Белого Кролика.

Тин вспомнил про его розовый носик — у Бенечки, одного из его котеек, нос был точно такого цвета. Если бы оба кота оказались здесь, им бы понравилась череда препятствий вдоль стен. Или это не стены, а бока? Стали бы они летать, как эльф? Тиннад попытался ощупать спину, памятуя об эльфиных крылышках у Дюймовочки. Интересно, водятся ли тут, кроме кротов какие-нибудь летучие животные? Мыши, например?

***

— Именно так выглядит знаменитый Синий адронный коллайдер! — раздался голос у правого уха. — Как-то маловат, по нему и не скажешь!

Тин дернулся в полёте, но это не оказало на движение никакого воздействия. Его по-прежнему влекло в глубину кроличьей норы, но теперь стало очевидно, что он здесь не один

— Ничего себе маловат, — возмутился он. — Это, если хочешь знать, самый большой в мире Синий коллайдер!

О том, что «самый большой» одновременно является единственным, эльф предпочёл умолчать. Как оказалось, тщетно.

— Исходя из уникальности объекта… — задумчиво протянул голос, — а он ведь уникален? Я не ошибаюсь? Так вот, это не только самый большой в мире, но и самый маленький в мире Синий коллайдер! Что, несомненно, наводит на мысль об относительности размеров вообще и размеров конкретного объекта в частности. А это, в свою очередь…

— Стоп, стоп! — Тину наконец удалось скосить глаза так, что стало видно крохотное существо, парящее рядом с его левым ухом. — Ты кто?

— Я — Мышь! — с достоинством представилась собеседница. И, подумав, добавила: — Полевая. Внимание! Приготовиться к посадке!

Эльф постарался сгруппироваться и перевернуться. Первое удалось, второе, как и ожидалось, нет. Над ухом вздохнули.

— Ну разве так надо готовиться?

— А как? — с интересом спросил эльф.

— Подумай о чём-нибудь приятном. Очень приятном! Чего бы ты хотел?

«Перестать падать!» — чуть не брякнул эльф и ойкнул: движение затормозилось так резко, что в глазах потемнело. На всякий случай Тин их прикрыл. Повисла тишина.

— Ну? — требовательно пискнула мышь. — Так и будем зависать?

Эльф приоткрыл один глаз, затем распахнул оба. Перед глазами замерла очередная полка. На старой и местами поцарапанной кротовьей каске удалось прочитать: «За Вер…» Остаток надписи заслонял ржавый переносной фонарь.

— За Верность? За Веру? — предположил Тин.

— Ну вот, — Мышь досадливо поморщилась. — Теперь, пока не угадаем, дальше не полетим. Нельзя оставлять за спиной неоконченное! Какие ты помнишь слова на «вер»?

— Верстак, вертикаль, вёрстка, — но дальше дело застопорилось. — Вершина? Опять не то…

— Верёвка? — подсказала мышь. — Вертлуг?

— Вермишель?

— Версия?

— Знаю! — если бы эльф стоял, а не висел, он бы запрыгал. — Верлибр!

Откуда-то сбоку подул теплый воздух. Движение началось так плавно, что Тин заметил его только тогда, когда полка с каской, сместившись, уплыла назад.

— Уф! — сказала Мышь. — Проехали. А теперь подумай, чего бы ты хотел впереди?

— Булочку с корицей, — признался эльф. — Такую, знаешь, мягкую…

Он внезапно вспомнил, что ещё не завтракал.

— Пр-риземляемся!

В ноги мягко ткнулась земля. Точнее — пол, устланный, от стены до стены, зелёным ковром. Ворс выглядел таким пушистым, что Тин не удержался: провёл по нему ладонью. К его удивлению, ворс оказался прохладным и нежным, как… как мох? Теперь стало видно, что каждая ворсинка — это крохотный стебелёк с микроскопическими листочками.

— А вот и она! — Мышь, подскакивая и держа хвост прямо, уже бежала к стоящему посреди комнаты стеклянному столику. На столике действительно обнаружилась булочка — в компании чайника и двух простых полупрозрачных чашек.

Тин подошёл ближе. Рядом с булочкой, даже по виду необыкновенно мягкой и свежей, лежала карточка с каллиграфической надписью: «Съешь меня!»

— Стоп-стоп-стоп! — Тин сел рядом со столиком прямо на траву. — Знаю я эти штучки! Съем — и…

— Вот-вот! — подхватила мышь. — Если ты не забыл, мы беседовали об относительности размеров!

Тину стало любопытно.

— То есть, ты хочешь сказать, что это действительно ТОТ САМЫЙ уменьшающий пирожок? И я могу — вот прямо сейчас — стать меньше?

— Это очень интересный эксперимент! — воодушевлённо вскричала мышь. — Ты становишься меньше, следовательно, твой объём уменьшается… но тогда куда девается масса? Ты становишься супертяжёлым, или она трансгрессирует в другое измерение?

Эльфу стало восхитительно страшно и одновременно весело. Он решительно схватил булочку — и…

— Постой! — Мышь вскарабкалась на его плечо. — Ты не забыл? Опасные эксперименты сперва проводят на…

— На мышах? Ну уж нет!

Мысль провести эксперимент на говорящей мыши казалась дикой. И не успела Мышь сказать что-то ещё, как Тин откусил от булочки почти половину.

— Ах! — пискнула Мышь. Она стремительно увеличивалась: лапки, усы, ушки. Круглые встревоженные глаза сперва были с перечное зёрнышко, потом — с горошину. Теперь мордочка Мыши нависала над самой его головой, а глаза стали размером с теннисный мячик. Тин подождал ещё, но изменения остановились. Тогда он огляделся.

Он стоял по колено в пышной траве. Вдали белой колонной возвышалась ножка стола.

— И… как оно? — боязливо поинтересовалась Мышь. — Что с массой?

— А как мне это понять?

Действительно, эльф чувствовал себя как обычно. Только слегка знобило — то ли от холода, то ли от волнения.

— Подпрыгни, — предложила Мышь. — Если твоя масса не изменилась, прыгать с таким объёмом мускулатуры будет затруднительно.

Эльф честно попрыгал.

— В следующий раз надо предусмотреть весы и всякие другие приборы, — с сожалением сказал он. — Я не чувствую никакой разницы!

— Не исключено, что ты и не изменился, — Мышь деловито поправила усы. — Возможно, изменения коснулись не тебя, а реальности вокруг тебя!

— Или мне мерещится.

— То есть, твоё восприятие субъективно. Как рабочая версия — годится.

— Отлично, но как мне примерещить себя обратно?

— Нет ничего легче! — и Мышь одним прыжком взлетела на столик. — Лови!

Со столика что-то падало. Большое. Тяжёлое. Флакон с фигурной притёртой пробкой и этикеткой: «Выпей меня!»

Флакон аккуратно затормозил прямо над эльфийской головой, и он готов был поклясться, что слышал механический скрежет.

Крышка флакона представляла собой высокую золоченую корону с надписью по кругу. Взгляд выхватил: «...запрещен лицам до 18 лет, беременным женщинам и лицам с…», но флакончик уже сам собой открылся и накапал немного тягучей янтарной жидкости прямо в корону, невзирая на изящные прорези, так что…

«Пей до дна, пей до дна, пей до дна, ромалэ!!!» — неожиданно разразилась издалека невидимая мышь, и Тин немедленно выпил. В глазах на мгновение потемнело, но тут же прояснилось, потому что прямо по щеке его задело серое кроличье ушко. Вокруг плескалась темным морем нава, жалась к ногам, тянула за Белым Кроликом в лесную даль…

***

«Дедлайн мой дедлайн!» — Серое и белое уши вновь мелькнули между деревьев, эльф помчался следом за Белым Кроликом по извивающейся, словно червяки в банке, лесной тропе.

— Не надо останавливаться, — подумал эльф и тут же остановился, как вкопанный.

С ближайшего дерева свисал полосатый сине-белый с искрами хвост. Хвост медленно исчез, на его месте в воздухе появилась улыбка с острыми зубками, затем когтистые лапы. Тин моргнул. Ветка, где только что сидел сине-белый Чешир была пуста. Эльф огляделся и снова увидел Чешира.

— Пришел в себя или окончательно вышел? — спросил Чешир.

— На рыбалку шел… — задумчиво проговорил Тин

— Поймался? Я так и подумал, — сказал Чешир и снова исчез.

— К-к-как ты это делаешь? — эльф подумал, как удобно появляться и исчезать, когда никто не ждет. Можно напугать Нерейку, пощеЧеширить панду или узнать, о чем шепчутся девчонки, запираясь на Замковой кухне.

— Хочешь кваркнуться? — ухмыльнулся Чешир. — Хорошо, — Чешир дернул хвостом и исчез, на этот раз медленно. Маленькие искорки окутали хвост, и он исчез первым, последней растаяла улыбка; она долго парила в воздухе, когда все остальное уже скрылось.

— Временное искривление пространства? — уточнил эльф.

— Время… время… время выпить, — пробурчал Чешир. — Попробуй, эльф. Эльф, пыль, эль… но лучше. Лучше выпить без колебаний.

Сине-белый хвост еще раз дернулся и поплыл, кокетливо виляя, над тропинкой. Лесная чаща постепенно расступалась, и наконец-то совсем рядом оказалось ярко освещенное пространство.

***

Эльф вышел на залитую солнцем поляну и остолбенел.

Деревья вокруг поляны приветливо замахали ветками, и у Тина закружилась голова. О, да! На ветвях висели и пельмени, и ароматные котлеты, мясные рулеты, драники и голубцы, пирожки с мясом и грибами, сосиски и горшочки с жарким, тарелочки с заливным, селедкой под шубой и тазики оливье, тут же на ветках поменьше разместились сдобные булочки, истекающие корицей и повидлом, поджаристые хлебные ломтики, всевозможные овощи и невиданные разноцветные и разноформные фрукты, а еще Тин был готов поклясться, что среди всего благолепия отчётливо различает запах борща на косточке и с большим количеством мяса... Тин прикрыл глаза и чуть не застонал — вот бы им парочку таких, не помешал бы целый ужинно-обеденный сад в Синей стране. Больше деревьев, хороших и разных!

Так вот, на совершенно дивной поляне под деревьями, ломящимися от разнообразных угощений, стоял стол, чуть поодаль виднелись маленький хорошенький домик и огород. За столом сидели трое — некто в темной одежде и высоченном цилиндре, давешняя увлекающаяся Мышь, впрочем, беспробудно спящая, и... Заяц? По виду Заяц даже издали был явно не в себе.

— Мест нет, мест нет, — в один голос заорали они.

— Как же нет, когда их предостаточно, — ослепительно улыбнулся эльф, усаживаясь за стол на свободное место. Стол был уставлен разнообразной посудой — начиная от малюсеньких тарелочек для десерта до огромных супниц, и все это пребывало в невероятном хаосе. Чаёвничающая троица теснилась на самом краю.

— Не хотите ли салат? — исключительно вежливо спросил человек в цилиндре и уставился на эльфа.

Эльф офигел. Это была девушка! Но странная. Камзол мужского покроя с чужого плеча и шляпа с чужого ммм… чужой головы, кружевные манжеты, выглядывавшие из-под рукавов, перепачканы землей, словно она копалась в ней голыми руками. Выражением глаз не уступала Зайцу.

— Погодите, — воскликнула она, суетно сорвалась с места и кинулась в огород, в мгновенье ока вернулась с огромной лопатой и со счастливым видом вручила ее эльфу. — Самое время копать топинамбур! Пошли, пошли со мной!

— Эээ… для салата? — на всякий случай переспросил эльф. — Не очень-то вежливо с вашей стороны!

— А каково топинамбуру? — Заяц помешивал серебристой ложечкой в совершенно пустой чашке, отчего края ее звенели, когда металл касался хрупкого фарфора. — Он ждет вас уже два дня. Опаздывать на встречу так грубо!

Тин, совершенно обалдевший от происходящего, на секунду забыл о несчастном овоще, что ждет встречи с ним, и поинтересовался, что мешает Заяц в пустом стакане.

— Будущий чай, — бесстрастно ответил Заяц. — Когда вы ждете поезд, вы же заранее покупаете билет?

Тин зажмурил глаза, пытаясь переварить сказанное, но потом бросил попытки и, устало поднявшись, поплелся за девушкой.

— Но у меня нет времени, рыбалка у меня, я страшно занят, — он пробовал вяло отбиваться. Шляпница круто развернулась и упёрлась тяжелым взглядом в эльфа. Тот поежился.

— У нас всегда есть время. Нам всем всегда некогда. Всегда есть время. Никогда нет времени, — она бормотала словно сама себе. — Старик Время обиделся и теперь у нас все время мира — время собирать урожай, сеять, садить, выращивать и шить, шить, шить... Шляпы! Потому что я сама шляпа... такая шляпа... Все прошляпила... болван… ка… щица… сделать… тебе шляпу? Будешь Шляпником? Или лучше оладьи с клубникой?

Эльф искренне пожелал ей удачи и лихорадочно соображал, как бы ему безопасно улизнуть. Девушка вдруг засияла солнцем.

— Да, меня зовут Шляпник, то есть горница, то есть горлинка, тьфу, Шляпница, что в общем одно и то же, а хотите, рукав зашью, вот у вас начинает рваться, — защебетала она, то напевая, то пританцовывая, Тин еле успел ввернуть как его самого-то зовут. — А он — Мартовский Заяц, очумел в марте! Ну а я так и вовсе очумелая во все времена. Между нами, — девушка пододвинулась к острому ушку Эльфа, желая сказать ему нечто конфиденциальное, — присмотритесь к Мартовскому Зайцу. Он вам определенно кого-то напомнит.

Эльф попытался вспомнить, кого напоминает ему Мартовский Заяц с белой шерсткой, носом-кнопкой и круглыми красными, как бусинки, глазами, но ничего определенного на ум не приходило.

— Даю подсказку, — ответила Шляпница, наблюдая за растерянностью эльфа, — Мартовский Заяц — некто вам очень знакомый персонаж, но вот незадача, Меркурий с Ураном образовали соединение в двенадцатом доме, а их управители в третьем и восьмом доме соответственно, и пока вся космическая канитель не закончится, Мартовский Заяц останется с нами еще на некоторое время. 

«Бред, полный бред! И Шляпница, очумелая во все времена, и чертов Мартовский Заяц!» — мысленно воскликнул эльф, но он был очень вежливым — и, в конце концов, пару раз копнуть лопатой не трудно… что спорить с сумасшедшими? Целее будешь. Тин не заметил, как выкопал топинамбур, потом накопал картошки, потом посадил картошку, потом собрал помидоры, наносил воды, полил посадки и все это под постоянное щебетание и пение Безумной Шляпницы.

— Оставайся, мальчик, с нами, будешь нашим королем, — вдруг пропела та и замолчала. Тин понял, что это вопрос.

— Да я и так царь… — замялся он. Быть тут королем ему улыбалось мало.

— Нет, королем лучше. Король Шляпников и зайцев; король мясных деревьев — разве это не волшебно, и все время мира будет твоим!

— Это заманчиво! А когда мы уже будем есть? — Тин решил сменить тему.

— Ты голоден? Сейчас я дополю грядку, — она кокетливо крутанулась и обернулась уже в длинном платье и в соломенной шляпке.

— Да, время пить чай! — она ткнула в эльфа ручкой тяпки, обалдевший эльф не заметил как оказался за столом. Салат глянул на него глазами цвета неба.

— Тин, это Салат, Салат, это Тин. Унесите Салат!

Тин моргнул, блюдо с салатом исчезло.

— Тин, это мистер Мясной Рулет, мистер Мясной Рулет, это Тин.

— Ага, спасибо, — пробормотал Тин, потянувшись к рулету вилкой. Наверное, с салатом померещилось. Рулет распахнул бархатные глазищи.

— Ты что!!! Унесите Рулет…

— Тин, это торт…

На столе оказался огромный торт с двумя свадебными фигурками, Тин с ужасом узнал в мужской — себя.

— Ну все, хватит, — решился Тин и схватил нож с намерением отрезать кусок побольше, хоть торты он не любил.

— Торт, это Тиннад. Тиннад, это Легендарный Торт! — взвизгнула Шляпница. Торт распахнул наглые глаза и нахально показал розовый кремовый язык.

— Тин, ты что, это нельзя есть, он же легендарный, — с придыханием произнесла Шляпница, оказавшись в бело-черном, как у Пьеро, камзоле и высокой шляпе-цилиндре,а выбивающиеся огненно-рыжие волосы придавали происходящему сюрреалистичность и жутенькую нотку.

Мартовский Заяц, наблюдая за невежественным поведением гостя, поцокал языком и шумно отхлебнул чай из фарфоровой чашки.

— Мы так мило провели время, я пошел, — сказал Тин и швырнул салфетку. Аппетит пропал, деревья не вызвали желания попросить семена. Ему надо идти! Шляпница достала из кармана часы на цепочке, потрясла, окунула в чашку с чаем, посмотрела озабоченно.

— Старик Время идет. Он очень не любит когда его проводят! И теперь ты останешься тут навсегда.

— И ты останешься тут навсегда, — эхом подхватили деревья.

— Навсегда-навсегда, — посмеиваясь, сказал Заяц.

Тин вскочил из-за стола.

— Куда ты? Ты же ещё даже не пил чай с травами и листьями, их собрать надо.

— Но у меня мало времени! Очень мало! Мне надо идти… зачем-то… зачем?

— Все всегда есть, но очень мало времени для любви, — прошептала Шляпница.

Любви! Тин хлопнул себя по лбу. Аль, замок, девочки, Клайд, Боня, Бармаглот и Лапочка, в конце концов, нормальная кухня — СамКа, которая готовит нормальную еду, а время... Он сам разберётся.

— Спасибо, но мне пора.

— Мест нет, мест нет, — в один голос заорали Шляпница и Заяц.

Ветки смородины потянулись к Тину, он отпрянул. «Совершенно ненормальные», — подумал он. Отойдя подальше, произнес вслух:

— В жизни не видал такого глупого времяпрепровождения! Так терять время.

— Для любви, эльф, слышишь? Всегда есть время для любви... — донеслось ему вслед.

***

Вырвавшись от очень гостеприимных безумцев, Тин понял, что давно потерял из виду Белого Кролика. Голодный и обескураженный безумным чаепитием без чая, он брёл по лесу, смотря под ноги и стараясь ни о чем особенном не думать.

— Ну и каково это — бес-с-с царя в голове? — раздался шипящий голос над головой.

Тиннад дошёл до неожиданного объекта и немного разочаровался в своём прежнем желании быть удобного роста. Перед ним высился грандиозный гриб, похожий на снятый чрез радужный фильтр пантерный мухомор с массивной ножкой. На вершине пятнистой изумрудно-лиловой шляпки восседал упитанный Червяк. Вокруг его кольчатого тел обвивалась трубка кальяна, в пасмурные небеса возносились колечки сизого дымка. В воздухе пахло корицей, душистым перцем и кардамоном, но Тин уже смекнул, что всё здесь не то, чем кажется. Он подошел к грибу и на всякий случай шлёпнул ладонью по стволу. Гриб слегка сотрясся, и эльфийскую голову пребольно стукнула пара сосновых иголок

— Я сам себе Царь, — отозвался эльф, сталкивая с плеча иглы длиной с палку от швабры. Он в очередной раз пожалел, что эликсир «Выпей меня» выплеснулся через прорези короны и практически угодил мимо его рта. Его нынешний рост был повыше, чем у давешней мыши, но явно ниже среднего эльфийского.

— Ну-ну, пос-с-смотрим. Ты хоть один гимн в свою чес-с-сть знаеш-ш-шь? — Червяк был несомненным червяком, но в голосе слышалось поистине змеиное шипение.

— Гимн?

В голове заиграла музыка, слышанная в детстве, кажется про английскую королеву, но Эльф не растерялся и неожиданно пропел:

— Дай Привидение

Злым подобрение,

Щам окисление,

Кротам прозрение,

Царю терпение

Скорей пошли!

— Щас-с-с, только с гриба слезу и пойдём, — внезапно отозвался Червяк, выпуская огромный клуб дыма.

— Куда? — переспросил Тин.

— Ты же сам позвал: «Пошли», — Червяк не собирался покидать насиженное местечко, но явно любил препираться. — Только кто поспешит, того гриб не смешит.

— А он смешной?

Поганка сияла неоново-ядовитыми цветами.

— Он съестной! — строго заявил Червяк, и рядом с мундштуком кальяна мелькнул раздвоенный язык. — С одной стороны, оторви да брось, с другой — оторви да съешь. Диалектика!

Как можно шире разведя руки, Тиннад обхватил шляпку подозрительного гриба, отщипнул по кусочку и задумчиво посмотрел: в левой ладони лежал пронзительно-зелёный кусочек, в правой — такой же ядовито-фиолетовый.

— Фиолетовая или зеленая? Сон или явь? Вот в чём вопрос, — пробормотал змеечервь и незаметно ретировался в густую наву. Над тропинкой зависло огромное облако сизо-лилового дыма. Тин закашлялся, выпуская из руки кусочек гриба, а ладонью второй прикрывая рот — что за кусочек скользнул ему в рот, он так и не понял, а высунуть язык и посмотреть на цвет он не догадался. Да и не такой длинный у эльфов язык. Гриб пах знакомым кардамоном и сдобой.

***

Тин прижал пальцы к переносице: в глазах двоилось. Интересно, что было в том кальяне-то? Не говоря уже о грибе. Он тряхнул головой, оглянулся и прислушался — ти-ши-на. Эльф мягко раздвинул полог ивовых ветвей, скользнул к озеру и сам не понял, как уютно устроился в переплетённых, точно кто-то пытался соорудить подобие кресла, корнях. По телу разлилось блаженство, но ноги гудели. Тин скинул кеды и сунул стопы в прохладную воду. Вот. Идеально. Плеск, шелест листьев, мерный стрёкот убаюкивал. И убаюкал бы на крепкий здоровый полуденный сон, если бы внезапно эльфа не окатили водой:

— Вам плохо?! Вы тут умираете? Не могли бы вы умирать в другом месте?

После всех злоключений Тин уже особо не удивился, разве что меланхолично передёрнул плечами:

— Чем это место плохо?

— Да нет же, как раз ничем! Но заканчивать произведение смертью главного героя — это так пошло! Кстати, Герцогиня! — представилась русалка.

— Очень приятно, Царь.

Разглядеть новую незнакомку не удавалось — всё, что видел эльф, это широкополую, как кувшинка виктория регия шляпу и прозрачно-лазурные плавники русалочьего хвоста. Им его, видно, и окатили. Он мрачно отёр рукавом лицо. Однако собеседница витала в своих мыслях и никак не прокомментировала титул собеседника. Она бормотала о своём:

— Опять автор воду льёт… Лить или не лить? Краткость или сестра? Со щитом или под ним?

— А в чём, собственно говоря, проблема? — едва Тин это сказал, как понял, что это он зря.

На колени ему тут же плюхнулся размокший от воды томик чьих-то сочинений:

— А вы вот поглядите! Что ЭТИМ хотел сказать автор? В чём идея? Где, где мораль? Я вас спрашиваю! Вот герой пошевелил ногой — а зачем? Вот, ухо почесал — а что этим он хочет сказать?

— А если чешется? Комар укусил… — Эльф тронул внезапно зазудевшее острое ушко.

— И? Чем завершилось противостояние с самкой насекомого, желавшей обеспечить своему потомству беззаботное детство?

— Шлёпнул? — шепотом спросил Тин, заранее ожидая взрыв морали.

— Шлёпнул — это не идея. Лишил мотыль будущего — вот проблема, гуманитарная катастрофа в комариного масштаба!

— Мотыль! Рыбалка! — вспомнил Тиннад и зашарил руками в ивовых ветвях в поисках давно потерянного рюкзака.

Спор о морали — хотя едва ли это был спор, скорее монолог с комментариями — прервал выпрыгнувший перед собеседниками Белый Кролик. На белой мордочке беспокойно топорщились усы, а взгляд красноватых глаз впервые был направлен прямо на эльфа. Тин нахмурился — Белый Кролик был за ним? Прежде Тин бежал за ним, а теперь кролик пришел за ним? 

— Какое двойственное употребление предлога, — как ни в чем ни бывало продолжила Герцогиня. — А отсюда мораль…

— А ну, стоять! — Тин привлек внимание Белого Кролика. Предлог отцепиться от морализаторши был жизненно необходим. — Стой, ушастый, погоди!

— Ушки, глазоньки мои! Дедлайн же! Нельзя стоять! На приём к Королеве можно только бежать!!! Герцогиня, моё почтение! Царь Тиннад — поспешите!

***

— Королева! Белая Королева! — зашептали деревья в лесу, трава на поляне и головастики в пруду. — Королева идет!

Эльф заострил уши, навострил лыжи (на всякий случай) и уставился на тропинку среди белых лилий. Со стороны восхода к нему величаво приближалась монументальная венценосная особа (судя по короне на голове, слепленной из хвостиков замороженного минтая) в белом плаще с кровавым подбоем и в белых же, сильно волосатых подштанниках. Не исключено, впрочем, что это были ножки Её Величества. В руке Королева держала ведро со свежей рыбой.

— Здравствуй, путник! — благосклонно кивнула Королева.

Тин отвесил глубокий поклон. Подумал, не приложиться ли к царственной ручке, но потом передумал, разглядев огромные черные когти.

— Не хочешь ли партию в крокет? — прогудела Королева простуженным басом.

— Э-э-э, — замялся Тин. — В крокет долго. Может, лучше в шашки или в домино?

— Никогда не слышала, — фыркнула Королева. — Ну тогда купи слоника.

И она за уши вытащила откуда-то из-под мантии здорового сероватого тюленя, дрыгающего ластами.

— Здравствуйте, я ваша тетя! — заверещал Морской Слоник.

— Ой, нет, — на всякий случай отодвинулся подальше Тин. — Денег, знаете ли нема. И замок у меня маленький. Ванна так совсем невелика. Только сам и помещаюсь.

— Все говорят — не помещаюсь, а ты купи слоника, — надулась Королева.

— У меня на рыбу аллергия! И на шерсть! — вскричал эльф. — Даже кошку драную купить не могу!

— Все говорят — аллергия! — продолжала гнуть свою линию Королева. — А ты купи...

— У меня День Рождения сегодня, — в отчаянии прошептал Тин. — Я тороплюсь.

— О!!! — заголосила королева. — Поздравляю! Какое счастье! Тогда слона получишь в подарок.

И Королева протянула вперед здоровенную медвежью лапищу с нагло ухмыляющимся подарком.

— Не-е-ет! Никогда! — завопил эльф и ломанулся прямо сквозь фигурно подстриженные кусты с грацией гиппопотама.

***

Ветки цеплялись за одежду и волосы, старались ударить по лицу. Но запыхавшийся царь продолжал продираться сквозь плотные заросли. Бах! Трах-трясь! Очередной предательский корень поставил подножку, и Тин кубарем полетел вниз, проламывая телом туннель в кустах.

Последний толчок — и многострадальный путешественник растянулся лицом в землю, среди сочной шелковистой травы. Тишина. Лишь ветерок пролетел, прошептав старую забытую мелодию. Фух, погони, похоже нет. Тин перевернулся на спину, раскинул руки и поглядел в небо. Не тусклое серовато-дымчатое, не вечерне-закатное, не звёздно-ночное – нет! Синее-пресинее июльское небо. Сколько мира и покоя было в этом бездонном небе. А над головой покачивались васильки и колокольчики.

— Тоже синие, — сказал Тин с улыбкой.

— А каким им еще быть в саду Синей королевы? — раздался чей-то звонкий голос.

Наш герой приподнялся. На другом краю небольшой поляны, рядом с живой изгородью из роз, суетилась девушка в синем рабочем комбинезоне. Царь сначала не понял, чем это она занимается, но подошел поближе и заморгал, не веря в происходящее. Она окунала кисточку в банку с синей краской и красила — не скамейку, и не забор, и не таблички! — она красила розы. Алые лепестки под ее взмахами в момент превращались в синие.

— Но зачем?

— Видите ли, сэр, Синяя королев велела посадить синие розы, а я по ошибке посадила красные, вот и приходится перекрашивать. 

— А разве Синие розы существуют? — усомнился эльф. 

— А существуют ли вообще цвета? — ответила девушка, продолжая с легкостью порхающей бабочки перекрашивать цветок за цветком, то и дело обрызгивая собеседника бирюзовыми каплями. — Разве цвет — это не всего-навсего ощущение, которое мы получаем, когда световой луч попадает нам в глаза. Есть ли тогда смысл спорить о том, какого цвета могу быть розы? Имеет смысл лишь то, какие ощущения получаем от розы мы.

— Вроде, всё верно, — кивнул озадаченный Тин. — И все же, я имел в виду...

— А может, и наоборот! Может быть, важно то, какие ощущения получает роза от нас. Разве не логично? 

— А-а-а-а, — протянул царь, почесав затылок, — хм...

— Вот видите, — улыбнулась незнакомка и окатила царя очередной порцией брызг. 

— Так значит, ты садовница? —Тин решил сменить тему на более простую.

— О! Нет, конечно. Я — Создательница. 

— То есть как? — глаза царя выкатились, точно у рыб, которые носила в свое ведре Белая королева.

— Ведь я создаю ощущения, а значит, и весь мир. Побудешь создателем со мной?

Не успел Тин ответить, как ему была вручена кисть и ведро синей краски.

— Давай же, создавай синие розы. А то королева создаст нам ощущение отрубленных голов.

— Что-что?

Создательница уже его не слушала, а бодро напевала:

Чтобы избегнуть бед

Покрасим их в синий цвет

К цветку цветок, успеть бы в срок

Не то спасенья нет

Боимся мы вызвать гнев

Синейшей из королев

Она тот час издаст приказ

Казнить на месте нас

Чтобы избегнуть бед

Покрасим их в синий цвет

Мы создадим прекрасный мир

Вот наш с тобой секрет

Скорое уже и сам царь махал кистью в такт и подпевал:

Покрасим их в синий цвет

Да, в синий-небесный цвет

Не в белый, не в черный, не в золоченый –

А в синий-небесный цвет!

Было в этом что-то очень глупое и одновременно веселое, как бывает в детстве. Так что Тин на несколько минут даже забыл о том, куда держит путь.

Вдруг раздались звуки горна. Создательница с криками: «Королева! Королева! Падай ниц!» — отобрала у Тина кисточку с краской, запихала их поглубже в изгородь и повалилась на землю.

Царь конечно же не собирался падать ни перед какой королевой. В конце концов, он царь или не царь? 

В арке из синих роз сначала появилось десять солдат с копьям в синей униформе, потом десять придворных в голубых одеждах и в высоких, сверкающих на солнце бриллиантами голубых париках.

Вслед за ними выбежал уже знакомый Белый Кролик. Именно он и трубил в горн. А последней, чуть не задев своды арки головой, вошла Синяя королева. По сравнению с ее ярко-синим пышным нарядом, все платья придворных показались бледными. И к тому же ей явно не нужен был парик, ведь густые волосы небесно-синего цвета ниспадали на ее плечи и спускались до самой талии.

Тин улыбнулся и с достоинством царя поклонился.

— Кто это? — резко и властно произнесла королева, кивая в сторону Тинчика.

— Еще один создатель, — пролепетала Создательница.

— Ха! Как же! Кто ты? — на этот раз вопрос был направлен к самому гостю.

В голове нашего героя забегали мысли: Стоит ли называть себя царем Синей страны? Или это может привести к неловкой ситуации? Что будет, если здесь объявится Синий царь? Решат, что он узурпатор или, что еще хуже, подходящий жених для Синей королевы?

— Меня зовут Тиннад, с вашего позволения, — скромно ответил наш герой и очаровательно улыбнулся, поклонившись еще раз.

— Что ты тут делаешь с этой? — спросила королева уже более благожелательно.

— Мы... — тут эльф заметил рядом несколько недокрашенных красных роз и, шагнув в сторону, загородил их. — Мы хотели убедиться, что сад готов к приходу Вашего величества. И как видите — все превосходно. Конечно, если так будет угодно Вашему Величеству.

— Хм. Мне будет угодно, — королева кокетливо приподняла брови, стрельнула на Тина глазами. — А еще мне угодно, чтобы ты отправился играть с нами в крокет. И может быть, я даже не отрублю тебе голову. Свита! За мной! 

Синяя королева развернулась и зашагала прочь с поляны. 

— Спасибо, — шепнула Создательница, приподнимаясь и отряхивая траву со штанов. — ты спас меня.

Девушка чмокнула Тина в щеку и, зардевшись, убежала прочь.

***

— Кор-р-ролевский кр-р-окет! — пророкотал неожиданно густым басом глашатай, в профиль сильно смахивающий на камбалу.

— Все на поле! Все на поле! Возьмите молотки! — не менее зычно вторил ему Белый Кролик.

Гости засуетились по саду, задевая не подсохшие до конца розовые кусты. Кавалеры строились в шеренги, дамы вскрикивали и картинно валились в обморок, мешая проходу.

Тин досадливо поскреб присохшую к брюкам краску. «Хорошая, крепко сидит!» На взгляд эльфа, этот самый крокет мог закончится ещё большими неприятностями, но он решил всё же полюбопытствовать. Хоть тюленя не навязывают…

Когда безумная беготня унялась, и игроки встали по местам, вооружившись странными на вид розовыми клюшками, Тин во все глаза принялся разглядывать королевско-крокетную компанию. Громогласный вопль глашатая ознаменовал старт, и тут началось... Разномастная толпа игроков ринулась штурмовать изрытую ямами и колдобинами площадку для крокета. Отовсюду раздавались визг, улюлюканье, гогот и птичьи крики. Не успел Тин опомниться, как неизвестный доброхот сунул ему в руки клюшку. Клюшка рванулась в руках.

— Главное в игре — что? — глубокомысленно вопросил кто-то сверху.

— Что? — оживился Тин, поднимая глаза.

— Галдёж! — изогнув розовую шею подмигнул Тину фламинго.

— Ах, вот в чем дело... А мячи?

— Мячи путаются под ногами, естественно! — фыркнула живая клюшка. — Колени! Колени! — вдруг без какого-либо перехода возопила она.

— Что — колени? — оторопел Тин.

— Вы отдавили мне колени. А я птица редкая, дронт, знаете ли, вымирающий вид...

— Я могу, конечно, ошибаться, но, по-моему, вы фламинго, — как можно более вежливо возразил Тин.

— Да что вы понимаете в краснокнижных животных, — высокомерно задрала клюв птица. — Прощайте!

И громко хлопнув крыльями по эльфийскому лбу, улетела в закат.

Опять закат? Небо же недавно было синее! Проплутав по подстриженному королевскому лабиринту, Тин вышел на берег моря.

Как-то выходит, что море всегда особенно прекрасно на закате. Солнце было еще достаточно высоко, чтобы слепить глаза, от него по волнующейся глади моря бежала золотая дорожка. И прямо посреди сверкающих волн внезапно всплыла огромная виктория регия. То есть шляпа Герцогини.

— Та-ак, молодой человек, мы с вами не договорили. Есть ли в этой истории смысл?

— В какой этой?

— Героем которой вы являетесь. Вы же всё время куда-то норовите улизнуть. Вне морали.

— Наверное, я слишком аморальный тип, — повинился эльф и демонстративно понурил голову. Он и в самом деле планировал слинять куда-нибудь по-быстрому.

— Не тип, а Тин, не дурите мне голову, я же не Т9. Должен, должен быть смысл в этом вашем метании. Вы в пути?

— Я несомненно в пути. И немного даже тороплюсь. У меня рыбалка, а потом день рождения.

— А раз вы в пути, вам нужны лоцманы. Провожатые. Синедельцы.

— Кто? — Тин даже остановился от неожиданности.

— Профессиональные синедельцы, высокообразованные специалисты в своей области. Они бегут от суеты на край земли и поэтому… — Тут Герцогиня гулко хлопнула по воде хвостом. — Поэтому проводят все время на пляже!

***

— Ой, мы, кажется, не вовремя! — Тин резко затормозил, глядя на удивительную парочку на берегу: кот со сложенными за спиной крыльями нежно обнимал черепаху.

— Почему? — удивилась Герцогиня.

— Ну-у, они же…

— Кадрятся, — Герцогиня кивнула и деловито направилась по мелководью к Синедельцам, таща за собой Тина. — Им положено.

Парочка обернулась на звук шагов, и, если бы не Герцогиня, Тин просто врос бы в песок: на голове кавалера красовалась маска чумного доктора.

— Позволь тебе представить: Грифон…

Кот кивнул, в прорезях маски сверкнули глаза. На взгляд Тина, недобро сверкнули.

— … и Деликатесса.

Черепаха с улыбкой сделала реверанс. Тин в ответ неловко поклонился.

— Представляют у нас культрасовый сектор. Проще говоря, несут культуру в расы, — заключила Герцогиня и добавила, обращаясь к Грифону: — Вы уж сами покажите гостю, что к чему, а мне надо по делам, искать смысл жизни в песчинках бытия.

— Непременно, — сверкнул зубами Грифон.

— А у нас кадриться на людях считается неприличным, — брякнул Тин, не успев удержать язык.

— Деликатней надо быть, юноша! — с упрёком сказала черепаха. — Особенно рассуждая о приличиях. И потом, у нас график, утверждённый самой Белой королевой: на прошлой неделе мы тарантеллили, на позапрошлой сарабандили, а до этого занимались вальсовкой.

Тин заморгал.

— Похоже, он и слов-то этих культурных не знает, — процедил Грифон. — Может, вовсе неграмотный.

— У меня высшее образование! — опомнился Тин.

— Оно и видно. До глубин и близко не донырнул.

— Вы что-то путаете! — возмутился эльф. — По общепринятым положениям в образовании — высшее есть лучшее!

— Ты посмотри на него, панцирная моя, — фыркнул кот и грозно навис над Тином клювом своей маски. — С виду вроде не идиот, а что несёт. Ну как высшее может быть лучшим? Чушь! Я вот имею крылья, а по высотам не шныряю, ибо нет более глупого дела, чем скакать по облакам. Умные всегда ищут суть на глубине! Не так ли, дорогая?

— Совершенно верно! — подтвердила Деликатесса. — Если не можешь отыскать ила на дне, как ты его сыщешь на небе? — она наклонилась и громко зашептала Грифону в затрепыхавшееся ухо: — И тины этому Тину тоже не сыскать.

— Моё имя никак не связано с морской тиной!

— Вот-вот, не связано, — согласился Грифон. — Простейших знаний нет у вас, юноша. Связывать, расчленять, рвать и сшивать — это же базовые базы любой арифметики!

— Жуть какая, — Тин поморщился.

— О да! — неожиданно восхитился кот. — Мне тоже нравится!

— Друг мой, — черепаха, прослезившись, похлопала его по плечу. — Ты все ещё перекладываешь свои кошмары на бумагу? Это так мило!

— Конечно! Ведь ужас есть непреложная истина знаний. Помнишь нашу Низменную школу? А Страхастасию и Хоррорсона? Вот же были учителя! Знания вместе с сердцем на самое дно пяток падали! Меня до сих пор по ночам от восхищения потряхивает.

— Конечно помню. Как раз пишу мемуары о наших ученических поползновениях и нижайших в своей аффективности педагогах!

— Может, эффективности? — попробовал поправить Тин.

— Ха-ха-ха, — дико засмеялся Грифон, чуть не уронив маску. — Что за словечко! Как можно впасть в безумство истины с эффектом? Когда аффект — наше все! — он повернулся к Деликатессе. — Пиши, моя дорогая, пиши. И дай почитать этому Типу…

— Не Типу, а Тину! — возмутился эльф.

— Ладно-ладно. Этому типу Тину! Может хоть тогда осознает всю поверхностную несусветность высшего чего–либо. А тем более — ой, ха-ха, не могу — эффекта!

— И что же вам дает этот ваш аффект? Какая с него радость?

Грифон приобнял Деликатессу и мечтательно закатил глаза. Маска на его морде заскрипела от широкой улыбки. Та обняла его в ответ и сказала:

— Кажется наш юный гость начинает что-то понимать. Всё-таки каждому порой нужно поелозить носом по дну.

— Эх, парень, — довольно крякнул кот. — Это ж все знают. Чем глубже аффект, тем сильнее наносится скуке дефект! А когда у тебя с другом комплект, выходит танец ну просто перфект!

— Ого, — удивился Тин. — Так вы еще и танцуете?

— А как же! — воскликнула черепаха. — Мы с Грифоном так отжигали, что все прибрежные низины ходили ходуном, не говоря уже про дно!

Тин недоверчиво посмотрел на парочку: на великих танцоров они не походили.

— Нам только повод дай! — осклабился Грифон.

— А повод есть, — стараясь заменить насмешливую интонацию торжественной заявил Тин: — У меня сегодня день рождения!

— Отлично! В твою честь мы исполним Индиговую кадриль! Наслаждайся!

Грифон ухватил Деликатессу за руку, утаскивая к линии прибоя. Та щёлкнула пальцами и неизвестно откуда — прямо из воздуха! — грянула музыка самой популярной кадрили.

В стране чудес Индиго

Любой вопрос — интрига,

Ни гугл, ни суперкнига

Ответа не найдёт.

Фантазий суперлига

Сжимает год до мига,

А кролик, взяв мотыгу,

Копает чёрный ход.

Сжимая сухожилья,

Змей курит крэк с ванилью,

Всех красит синей пылью

Художник–садовод,

Индиговой кадрилью

Мир кружит без усилья,

И ангельские крылья

Ласкают небосвод.

Тин понял, что был неправ. Грифон и Деликатесса танцевали просто шикарно! Выписывая зигзаги, овалы и прочие правильные и не совсем фигуры, они летали по пляжу; песок вздымался и опадал красивыми волнами в такт музыке.

Медведь танцует джигу,

Рыдает волк–расстрига,

Болотная шишига

Туману поддаёт,

Олень сажает фигу,

Лиса клеймит веригу,

Кот с кошкой жарят сига,

А птица им поёт.

Закутавшись в мантилью,

Тортилла есть тортилью,

Любовной камарильи

Страна от панды ждёт,

Построившись в квадрилью

И сделав сказку былью,

Индиговой кадрилью

Охвачен весь народ.

— Здорово! — восторженно воскликнул Тин.

Грифон и Деликатесса подскочили к нему, подхватили под руки и стремительно увлекли в вихрь танца. Тин не сопротивлялся.

Спеши сюда, амиго,

Отбросив эга иго:

Русалка ждёт у брига,

Лукаво щеря рот.

Всегда в стране Индиго

К победе мчит квадрига,

А жители под Грига

Буянят хоровод.

И, множа развлеченья,

Киты пекут печенье,

Кроты, презрев сомненья,

Кадрилят круглый год.

В безумном упоенье

Чеширят привиденья –

Похоже, в день рожденья

Кого-то счастье ждёт.

С каждым коленцем небо становилось все синее и синее, закатный цвет померк, индиговый небосвод украсили огромные, как цветы астры, и очень яркие, звёзды. Было светло и празднично. Синедельцы со смехом свалили Тина на песок, смеясь и отфыркиваясь. И в этот момент…

На пляже показался озабоченно лопочущий Белый Кролик:

— Ну сколько ж можно! На крокет опаздывают, в суд не торопятся. В судилище, любезный Тиннад, в судилище!

***

Всё произошло настолько быстро, что Тин сам не заметил, как очутился в здании суда. Среди холодных мраморных стен на высоком престоле сидела тощая Синяя королева. Она перелистывала листы блокнота, время от времени морщась на прочитанное и кривя губы. Внизу, в самом зале, на скамье подсудимых сидело существо, облаченное в белый длинный плащ с высоко поднятым воротником. Тину очень хотелось рассмотреть бедолагу лучше, но единственное, что он мог видеть — его спину. Вдруг королева, сдерживая гнев, захлопнула блокнот и по залу пронеслось её писклявое:

— Та-а-а-к-с-с-с! Здесь мне всё понятно! Господин поэтописатель, — обратилась она к трясущимися от страха подсудимому. — Скажите, вам известно, в чем вас обвиняют?

Существо не поднимая головы отрицательно закачало ей.

— Так вот, неуважаемый, Королевский суд в лице Прокурора, — весь зал посмотрел на розового и внезапно уменьшившегося в росте Дронта-фламинго в пудреном розовом парике, — обвиняет вас в писательской бездарности. И прежде чем вынести приговор, Наше Величество готово выслушать вас. Сегодня мы добродушны.

Но существо продолжало молчать.

— Что же! — язвила королева. — Молчание — знак согласия. Глашатай, зачитайте присяжным вот этот стишок.

Сказав последнее, королева ткнула длинным пальцем в блокнот. Верный слуга сделал шаг вперёд, откашлялся и принялся громко читать:

Эне Бене рес,

Квинтер фитнтер джес.

Эне Бене ряба,

Квинтет финтер жаба.

В ожидании Годо

Я на завтрак съел додо.

В ожидании Кафки

Задушил две мафки.

Дважды семь не восемь,

Лето вам не осень.

Коль абсурд не говорить,

Значит головы рубить…

— Ну, всё довольно. Не продолжай. У меня от этих строчек голова болит… Это ли не доказательство? Но послушаем свидетелей.

Глашатай почтительно поклонился, его место занял Белый Кролик в белом судейском парике:

— Приглашается свидетель Шляпница!

Та появилась почти мгновенно, отчего-то верхом на тыкве.

— Человек я маленький, — замялась Шляпница и чуть не заплакала.

— Мы видим, что не большой! — поторопила Королева.

— Я человек маленький, со Временем не дружу... — продолжала та, комкая в руках платочек. — Так что только выбрала время собирать малину — а знаете, ее когда начинаешь собирать, сразу ешь, и сразу время пропало, а тут и сразу надо яблоки собирать и виноград, а капуста и говорит...

— Отрубить ей голову!

Шляпница стала словно ещё чуть меньше, съежилась на глазах, стала ростом с Клайда, потом с Боню, потом ростом с Мышь, потом еще меньше, открыла дверцу в тыкве, юркнула и прокричала из-за закрытой тыквенной двери:

— Всё знает Тин, а я человек маленький!

И добавила в щёлочку:

— Зато как он носит воду!.. Настоящий Мастер!

Практически весь зал, включая зелюков, мюмзиков, шорьков и прочих кандидатов от навы, — все повернули головы и посмотрели на эльфа внимательно.

— А теперь специалист по смыслописанию — Герцогиня!

Пара тритонов и жабка вкатили большую медную ванну на львиных ножках, в которой, прикрыв лицо грандиозной шляпой, восседала русалка.

— Я не вижу особого смысла в этих стихах, хотя начало напоминает древнейшие заклинания от порчи и сглаза…

— А что по существу?

— Автор нуждается в опеке, взращивании морали и поиске себя…

— Отрубить ей!..

— Свидетель Мышь!

— Вероятность нахождения смысла маловероятна…

— Отрубить!..

— Мюмзик от лица зелюков…

— Ой, я не знаю… Ой, всё…

— Отрубить!..

После изгнания всех свидетелей Существо в белом наконец попыталось что-то сказать, но королева продолжала свою речь:

— Итак, вина его доказана, и настало время наконец отрубить голову и ему…

— Протестую, Ваше величество! — донеслось из зала. Это был Тин. Ему наконец удалось вставить слово

— Что! Какая наглость! Кто посмел прервать нас? — она принялась хищно вглядываться в лица присутствующих. Тин уверенно встал и так же уверенно пошёл в сторону кафедры защиты. Оторопев от наглости и красивости новоиспечённого адвоката, Синяя королева произнесла:

— Кто такой?

— Меня зовут Тинад, или Тин, Ваше величество, я эльф из дружественной Синей Страны. И могу заверить, что я разбираюсь в литературе и женской красоте. А вы очень прекрасны и думаю, что весьма мудры.

Тин знал, что лучше всего женские нервы успокаивают комплименты и лесть. И это действительно сработало. Королева сама не заметила, как её синее лицо покрылось розовым румянцем.

— Вы неплохо воспитаны, господин Тиннад-Тин, хотя и кричите с места. Продолжайте.

— Ваше величество, я считаю, что вы слишком строги к этому бедолаге.

Королева вспыхнула вновь:

— Какая наглость! Вы находите мой суд несправедливым?

— Дорогая (от такого обращения королева ещё больше раскраснелась), я нахожу хороших людей и существ.

— И больше ничего? — она подозрительно прищурилась.

— И больше ничего. Разве что ещё вдохновение в каждом дне и смысл в самых, порой, бездарных текстах.

— Разумно. И что же вы предлагаете сделать с господином поэтописателем?

Тин повернулся в сторону подсудимого и только сейчас заметил, что тот похож на оживший пень. Вернее перед ним и сидел пень, вместо усов и волос которого торчали сучки и ветки.

— Подсудимый, скажите, — обратился он к собеседнику, — зачем вы писали эти стихи?

— Я… Я… Я просто скучал и хотел хоть как-нибудь убить время. — принялось оправдываться существо.

— Какая наглость! Отрубить! Отрубить ему голову немедленно! За убийство смертная казнь!

— Ваше величество, — ласково продолжал Тин. — Несомненно, он виновен, но в его стихах есть смысл.

— И какой же?

— По сути он прав в том, что лето это не осень, дважды семь не восемь и насчёт вашей любви к рубке голов он тоже прав. Так?

— Допустим! — сказала заинтересованная суждениями эльфа королева.

— Раз смысл есть, то не такой он бездарный. Так?

— Логично.

— Возможно, вместо того, чтобы казнить, стоит наоборот помочь этому несчастному обоснованной критикой.

— И что вы предлагаете, господин эльф? — королева, ощущая непобедимость логики своего собеседника, сказала эту фразу чрезмерно спокойно и нежно.

— Я предлагаю вам пощадить несчастного и дать ему срок набить перо. Возможно, ему суждено стать хорошим автором. А если нет, то отрубить ему голову вы можете в любой момент.

В зале суда повисла тишина. Тин заметил, что часть присяжных писали «набить перо», другие «забить перо», третьи «набить зеро», а кто-то и «рубить бедро». Королева, массируя виски, думала. Наконец она встала, выпрямилась, разгладила складки на подоле платья и принялась спускаться со своего престола по ступеням в зал. Дойдя до Тина, она оглядела его, потом, недоверчиво прищурившись, обошла подсудимого, хлопнула в ладоши и объявила:

— На основании показаний стороны защиты Наше Величество выносит следующий приговор: подсудимый останется жив и продолжит оттачивать своё писательское ремесло. Суд даёт ему на это ровно триста три дня и одиннадцать часов. После этого он вновь представит нам своё творчество.

По залу пронеслись аплодисменты. Присутствующие, обрадовавшись тому, что не нужно будет идти на казнь и смотреть на очередную отрубленную голову, принялись выкрикивать: «Слава мудрости королевы!», «Слава Тину-спасителю!», «Слава гуманности и доброте королевы!». Возможно, они выкрикивали бы и другие хвалебные слова, но Синяя королева прервала шум взмахом руки. И все снова замерли в ожидании.

— Однако, Наше Величество не может простить подсудимому попытку убить время писательством. А потому, господин поэтописатель, в наказание у вас теперь всегда будет двадцать минут до дедлайна. Решение суда обжалованию не подлежит. Приговор вступает в силу незамедлительно.

По залу вновь пронеслись громкие аплодисменты. Королева принялась величественно кланяться налево и направо. Закончив с поклонами, она обратилась к Тину:

— Господин, эльф, вы как-то слишком разумны для нашего мира. Можете покинуть зал суда и идти искать выход. Однако, я бы хотела отблагодарить вас. Чтобы вы хотели получить в подарок?

— Дорогая моя Синяя королева, у меня сегодня день рождения. И лучшим подарком было бы получить банку червей.

Королева быстро сменила милость на гнев:

— Какая наглость! Банк червей — казённое учреждение! Целый банк! Его нельзя подарить.

— О, нет-нет. Вы ослышались. Я говорю, что хочу банку червей. Червей, на которых ловят рыбу.

— А! Это можно. Выдать этому благородному эльфу огромную банку червей!

Перед Тиннадом показалось фиолетовое здание, формой напоминающее гриб с золотой табличкой «Банк». Перед ним на мраморном столике с чайником и парой полупрозрачных чашек стояла огромная стеклянная банка, к ней, деловито подталкивая друг друга, толпились розовые кольчатые червяки всех размеров, они подпрыгивали, и разом оказывались в банке — пока не наполнили её до краёв.

Поверх крышки змеилась сиреневая шелковая лента с изумрудной надписью: «Съешь ме…»

Тин вскрикнул и уронил огромный, как кастрюля, сосуд. В воздухе запахло кардамоном и душистым перцем. Тиннад звонко чихнул — и проснулся.

***

— …Поэтому батальные сцены так трудно даются начинающим авторам, — подытожил Альмонд и обернулся. — Давай не будем тормозить, все-таки в день рождения имеет смысл вернуться с добычей и вовремя.

Он посмотрел на растрепанного Тина, который зачем-то тряс консервной банкой с червями и вид имел несколько ошалелый и сонный одновременно.

— Ты чего? Не спать, замёрзнешь! Дедлайн! Верлибр! День рождения! Каким волшебным словом тебя взбодрить?

Тиннад тихо рассмеялся в полутьме. Они осторожно запрыгнули в «Черепаху» и, медленно пошевеливая вёслами, поплыли под индиговым небом. Звезды были большие, величиной с астру. Вдали кто-то пел дуэтом:

Медведь танцует джигу,

Рыдает волк-расстрига,

Болотная шишига

Туману поддаёт…