Её звали Лета. Виолетта на самом деле, но ей не нравилось. К тому же она появлялась только летом – родители привозили её к бабушке на каникулы. С приходом сентября девочка исчезала, чтобы появиться только в следующем июне.

Лета была лучшим другом. Мы бегали на речку тайком от взрослых и воровали абрикосы на дачах за городом. Ходили в лес за пролесками, сплавляли кораблики по ручьям, строили шалаши, спасали щенков. Она была весёлая и вечно чумазая, с грязными коленками, коричневым от загара лицом и белыми выгоревшими волосами, торчащими из съехавшего набок хвостика.

Ничего я не ждал так, как окончания учебного года. Ведь это значило, что вскоре наступит лето. И Лета. С ней нельзя было заскучать. Мы придумывали тысячи игр, и ни один день не был похож на предыдущий. Но время шло неумолимо.
Однажды я подсаживал Лету на грушу в чьём-то саду у реки и увидел её стройные загорелые ноги прямо перед лицом. И задохнулся. Мне стало жарко и стыдно.
Ни разу до того момента я не понимал толком, что она – девчонка. У меня была подружка в школе, мы вроде как даже были парочкой, ходили за руки по коридору и целовались за шкафом. Но у меня никогда не возникало такого душного, обжигающего чувства, такого электричества, пробегающего от пяток к затылку. Мне было тринадцать.

Это было начало конца.

– Эй, ты чего там застрял? Лови груши! – крикнула Лета с высоты. А я не мог ей ответить. Отвернулся и пошёл к поваленному стволу над рекой. Сел и стал смотреть в воду на проплывающие внизу палки, листья и всякий мусор.

– День, ты чего? – Лета подобралась ко мне и уселась рядом, болтая невыносимо длинными загорелыми ногами над водой. Я молчал. Что я ей скажу? Что никогда уже не будет так весело и просто? Что она выросла из девочки в девушку, и я этим недоволен? Что я идиот, который не заметил очевидного?

Лета ухватилась за ветку и опасно наклонилась над водой, пытаясь заглянуть мне в глаза. Я краснел и отворачивался.

– Ты прав, – сказала она.

– Что?

– Ты прав. Детство закончилось. И лето заканчивается. И я.

– Что ты?

– Тоже заканчиваюсь. Больше не приеду. Последнее лето здесь.

Я молчал. Смотрел в воду. Как глупо всё получается. Когда волнуюсь, ничего не могу сказать, кручу в голове тысячи мыслей, а вслух – ничего. Или мямлю что-то невнятное.

– Жаль, – только и смог из себя выдавить.

Лета растрепала мои волосы и заговорщически подмигнула.

– Я расскажу тебе тайну. На самом деле я не человек. Я дух лета. Ведь меня так и зовут. Мне захотелось поиграть, и я воплощалась для тебя. Так что я всегда буду с тобой. Три месяца в году. А на зиму я становлюсь старым абрикосовым деревом.

– Опять твои сказки, – я сердито мотнул головой, пытаясь вернуть причёску в прежнее положение.

– Это не сказки. Вот. Возьми, – девушка протянула мне тряпичный мешочек с чем-то твёрдым внутри.

– Что там?

– Четыре абрикосовых косточки. Когда захочешь увидеть меня снова, расколи и съешь сердцевину. Увидишь, что получится.

– Летка, что за бред ты несёшь?

– Ну, бред так бред. Побежали наперегонки?

Она соскочила с бревна и помчалась вверх по холму в сторону города. Я не хотел никуда бежать. Сидеть бы так всё время. Лета обернулась с вершины холма, помахала мне и исчезла. Я ещё немного просидел, ожидая, что она вернётся, потом встал и поплёлся домой.

На следующее утро она уехала. И её бабушка тоже. Косточки я сохранил на память о Лете. Разгрызать не стал - не хотел убеждаться, что нет никакого волшебства, и Лета просто сказочница. Я хотел верить. Кто знает? Может, чудеса случаются. Всё может быть.

(первая косточка)

– Деньк, а Деньк!

Голос Витки вырвал меня из сладостного мира высшей математики и вернул на землю. Точнее на узкую койку в общаге, где кроме меня помещались гитара, хомяк в клетке и Вита – моя девушка.

– Чего тебе?

– День, а что это у тебя на шее? Дай посмотреть.

– Там прах убиенных мною жен, – попытался отшутиться я. Безрезультатно.

– Не поместится туда прах даже одной жены, – возмутилась Витка, – тем более там что-то твёрдое, оно мне давило, когда мы обнимались.

– Витка, отстань, – я начал нервничать, - там талисман. Амулет.

Я отвернулся и уставился в конспект. А перед глазами проносились те летние дни. Дни с Летой. Со временем воспоминания подёрнулись пылью и снисходительным «в детстве». Но я не мог выкинуть абрикосовые косточки. Я больше не верил в волшебство, но это всё, что осталось от того времени, от той дружбы.

С Виткой всё по-другому. Университет, посиделки под гитару, первая любовь, поцелуи. Мы гуляли с ней вечерами в парках – где ещё гулять студентам? – и я рассказывал ей всё-всё. А о Лете не мог. Лета была только для меня, я хотел сохранить воспоминания о ней нетронутыми пересказом или недоуменно поднятыми бровями собеседника. Ну, девочка, ну, дружили, ну, косточки.

– Так, ладно, учебный процесс сорван, пошли пить чай, – я отбросил конспект, схватил Витку в охапку и попытался утащить на кухню.

– Положи, где взял, – вопила она.

Так, брыкаясь, мы дотащились до кухни, и разговор об амулете был забыт. Точнее, это я так подумал.

Витка осталась на ночь. Утром я проснулся и поначалу ничего не заметил. Только когда начал умываться, и мешочек с косточками не повис как обычно над раковиной, мешая сплюнуть, я понял, что его нет. И побежал в комнату, роняя по дороге тапки.

– Витка! Где мой…

Я не договорил. Не было смысла. Косточки валялись на столе.

– Ой, развёл тайну, – засмеялась девушка, – таскаешь с собой всякий мусор.

– Уходи, Вит.

– Мне ко второй, – не поняла она.

– Уходи сейчас. Насовсем. Я просил тебя не трогать их.

Её лицо вытягивалось с пониманием сказанного.

– Ты что? Из-за этого? Из-за косточек? С ума сошел?

Я молчал. Витка покраснела. Она всегда краснела: от злости, смущения, волнения. Некрасиво, от шеи, пятнами по щекам.

– Да на! Забери эту дрянь! Подавись! Дебил!

Витка схватила косточки и бросила мне в лицо. Потом развернулась, схватила сумку и какие-то шмотки и выбежала.

Я закрыл дверь на замок и начал собирать косточки. Три нашлись быстро, а четвертая застряла в щели между досками. Крутил и ковырял её ножом, но она не поддавалась. Наконец, мне удалось её подцепить, и я достал половинку косточки с маленьким зернышком внутри. Она раскололась.

Я аккуратно сложил три оставшихся косточки в мешочек, крепко затянул шнурок и повесил на шею. Сел за стол и уставился на маленькое ядро, похожее на миндальный орешек. А что я теряю? Была не была. Я разжевал горькое ядрышко и проглотил его.

В глаза ударил яркий свет. Когда я смог видеть, вокруг не было общежития и вообще каких-либо зданий. Я сидел на зеленом холме, вокруг колыхались травы, жужжали насекомые, было очень жарко. Совершенно не ноябрь, в котором я только что был.

Навстречу мне по узкой тропинке поднималась Лета. Моя Лета. Только взрослее, не такая угловатая, как я её помнил. Девушка подошла и села рядом.

– Здравствуй, День. А я ждала тебя раньше. Думала, ты больше веришь в чудеса.

– Лета, я так скучал. Привет! Я не верил. А это всё правда. И ты настоящая. Ты.

Я схватил её за руки, а она откинула голову и расхохоталась задорно, как раньше.

– Конечно, это я, чудик. Я же сказала тебе тогда. Ох уж эти люди.

– Я боялся, что это неправда. Я боялся разочарования. Если бы не Витка…

Её лицо стало серьезным.

– День, тебе нужно с ней помириться. Она не хотела причинить тебе боль, тебе будет с ней хорошо. И она устроила нашу встречу. Не теряй её.

– Но я не хочу с тобой расставаться.

– Ты путаешь мечту с реальностью. Это маленькое волшебство, а тебя ждет большая жизнь, Денька. Ты уйдешь отсюда вечером. И будешь счастлив. А у нас с тобой останется еще три косточки – три встречи. Не спорь. Будет так.

Я и не стал спорить с Летой. Мы на один день стали снова детьми. Катились кубарем с холма, купались в реке, нашли шелковицу и измазались по самые уши. Это был прекрасный день.

Вечером я очутился в комнате общежития. Успокоил родителей и друзей, отговорился срочными делами и помощью другу.

С Виткой помирился через неделю. Косточки она обещала больше не трогать.

(вторая косточка)

Три встречи – это так мало. Если бы кто-то знал, что осталось всего три встречи с дорогим человеком, как бы он поступил? Я не мог потерять Лету. Не мог потратить шанс на нечто обыденное. Ждал случая, момента. Бессовестно врал себе, откладывая нашу встречу.

Купил новый мешочек для косточек, покрепче, и зашил его наглухо. А потом спрятал. От Витки или от себя – не знаю.

Не пошёл к Лете, когда закончил университет. Что ей мои мелкие радости? Не пошёл, когда решил жениться на Витке. Не мог отделаться от чувства вины. Я посмел быть счастлив без Леты. А я был счастлив с Виткой. По-настоящему.

Мы жили скромно, но радостно. Работали, ходили в кино, ели пиццу на старом диване, пили дешевое вино, смотрели хорошие фильмы. Наша маленькая квартирка была островком тепла и любви в холодном мире.

Прошло два года после свадьбы, когда я узнал, что стану отцом. Это было какое-то чудо. Мы с Виткой сделали нового человека, который будет наполовину я, а наполовину – она. Когда я думал об этом, мурашки бегали по телу. Можно ли стать ещё ближе друг к другу? Я и думать забыл о Лете. Хватало других забот.

У Юльки были мои глаза. И совершенно мамина улыбка. Она была нашим солнышком. Мы уставали, не высыпались, срывались иногда, забывали поесть, Вита похудела, я регулярно опаздывал на работу. Улыбка дочери того стоила. Одна её улыбка, и мы вспоминали, ради чего это всё. А потом стало полегче. Я вспоминал о Лете, но было как-то не до того.

А однажды Юлька простудилась. Сначала сопли и жар. Дальше - хуже. Она кашляла до рвоты, краснела и задыхалась. Моя девочка. Моя малышка. Я бы всё отдал за её здоровье. Их с Виткой положили в больницу. Врач качал головой и сыпал непонятными терминами. Он был равнодушен. Юля была пациентом, случаем. Хотелось ударить его, выбить зубы, разбить очки, раскрасить белоснежный халат ярко-красным. Витка чувствовала и цеплялась в плечо. «Уходи!», – сказала, – «Уходи, я сама. Завтра придёшь. Я напишу, что купить из лекарств».

Я метался по дому. Не мог сесть, не мог лечь, хватал пульт, включал телевизор, выключал, лез в компьютер, но не видел написанного там. Перед глазами стояло красное заплаканное лицо дочери. Я не мог её потерять.

Тогда я вспомнил о Лете. Что, если. "Чтоесли, чтоесли, чтоесли", – заела пластинка в голове. Если были в моей жизни чудеса, то это была Лета. А я нуждался в волшебстве как никогда. Только где мешочек? Мы уже дважды успели переехать: из общаги на съёмную, потом в ипотечную однушку. Перевернул квартиру и почти успокоился. Поиски давали иллюзию действия. Нашёл! На верхней полке рядом с аптечкой и теми вещами, что мы убрали подальше от ребёнка.
Трясущимися руками я распорол мешочек и достал оттуда одну косточку. Остальное свернул и положил на место. Потом зашью. Сухая косточка легко раскрылась. Я зажмурился и проглотил горькую сердцевину, как пилюлю, с той же надеждой на скорое облегчение.

Жар окатил волной, подступил к горлу, перехватило дыхание. Я хватал горячий почти жидкий воздух и не мог протолкнуть его в грудь. Свет слепил глаза.

– Жарко, День?

Я обернулся. Лета стояла прямо за спиной. Она изменилась. Стала ещё красивее. Фигура немного потяжелела. Это была не угловатая девочка, не изящная девушка – цветущая молодая женщина. Дыхание перехватило повторно – от красоты.

– Привет.

– Привет.

Она молча ждала, что я скажу. Я наконец-то вспомнил, зачем пришел.

– Лета, я прошу о помощи. Моя дочь, у меня есть дочь, Юленька, ей три, она заболела. Ты единственное чудо в моей жизни. Ты можешь нам помочь? Пожалуйста.

Лета молчала. Улыбалась. Подошла, взъерошила волосы привычным движением, как будто мы только вчера сидели на берегу реки, и я был всего лишь глупым мальчишкой. Потом обняла меня. Я вдыхал цветочный запах её волос, и во мне назревало чувство отчаяния. Лета отстранилась.

– Денька, всё, что у нас есть – наши встречи. Я не могу влиять на события в мире.

Из меня будто выдернули стержень. Я сел на траву и закрыл лицо руками. Она присела рядом.

– День, всё будет хорошо! Слышишь, Денёк? Я не могу помочь, но могу сказать, как будет. У меня здесь нет времени. Ну, что же ты?

Я посмотрел на неё. Против солнца она была очень похожа на Виту, мою жену. Я понял, что не люблю больше Лету. Она дорога мне, но самое дорогое, что есть в жизни, – жена и дочь. И я на всё ради них готов.

– Как будет?

– Юля выздоровеет. Она будет часто простужаться в школе, но в институте увлечётся йогой, дыхательными практиками. Простуды прекратятся. Она замечательная. Ты будешь гордиться ею.

– Да, буду гордиться. Спасибо тебе. Я пойду.

– Так быстро? – Лета выглядела грустной.

– Меня ждут. Прости.

Развернулся и пошёл вниз с холма, а шагов через десять уже спускался по лестнице в нашем подъезде. Я побежал обратно вверх в квартиру, через две ступеньки. Двери были не заперты. В реальном мире (а какой мир более реален, интересно) прошло четыре часа. Пятнадцать пропущенных. Истерика Виты. Мои сбивчивые извинения. Поездка в больницу. И слова доктора: «Жар спал. Всё хорошо».
И вот тогда всё действительно стало хорошо.

(третья косточка)

Странные вещи творит с нами время. Мы всегда одни и те же, и всегда – другие. О чём помыслить было невозможно пятнадцать лет назад, сегодня – обыденность. Я стою в потоке времени, неподвижный, как скала, и время бушует вокруг, сдирая с меня наносное, обнажая до сути. Я та же скала или уже другая?

Чего я достиг? Эта волшебная история позволила думать, что я какой-то необыкновенный. Заслуживаю большего. Лучшего. Это не так, конечно. Такой, как все.

Но секрет в том, что дают тому, кто требует. Требует с уверенностью, что достоин.

– Денис Александрович, ваша супруга звонит, – голос секретарши прервал мысли.

– Света, я занят.

С той стороны трубки помолчали.

– Виталина Михайловна просила напомнить, что у Юли сегодня защита диплома. Вы обещали быть на ужине.

Пауза. Ну, говори уже.

– И мне ты тоже кое-что обещал.

Бинго. Я закатил глаза.

– Свет, ты же слышала. У Юльки диплом, я не могу.

Шлёпнулась трубка. Со Светиком пора заканчивать. Все эти девочки поначалу рады подаркам и вниманию, а потом начинают борзеть. И ведь я им сразу говорю, что у меня семья на первом месте. Не верят, дурочки. Думают, есть в них что-то особенное, что заставит меня забыть жену и дочь.

Я вернулся к работе и поднял глаза уже в половине седьмого. Ах ты ж… Светуля, обиженная отказом, не напомнила, что пора идти домой. С-с… Уволю. Завтра. Сейчас бежать. Юля расстроится.

Я схватил пиджак, и выскочил из кабинета. Рявкнул: «Закроешь!», - в сторону Светкиного стола. Сел в машину и помчался домой. Правда, мчался я метров сто, пока выезжал с парковки, а потом намертво встрял в вечернюю пробку. Потянулся за телефоном и понял, что телефон остался в кабинете. Да что ж за…
За два часа в пробке я успел купить цветы и конфеты. В девять вечера влетел в квартиру, рассыпая лепестки и извинения.

– Девчонки, вы где? Юлька, Вита! Я в такую пробищу попал, думал заночую. Но лучше поздно, чем никогда. Давайте праздновать!

Вита вышла в коридор. В платье, но без макияжа и причёски.

– Юля уехала час назад. Тебе привет.

Я сел на тумбочку в прихожей.

– Вит, я виноват, заработался. Эти пробки…

– Денис, хватит. Ты думал, я ничего не узнаю о твоих интрижках? Я обо всём догадывалась, но эта девица перешла грань.

– О чём ты говоришь? – Я уже знал, что услышу.

– Звонила Светлана. Поздравляла Юлю с дипломом. Сказала, ты забыл у неё телефон. Еще она сказала, что мы с тобой якобы в разводе, и она рада, что мы поддерживаем дружеские отношения. Назвала Юлю дочерью. Представляешь? Эта… Эта соплячка. Как ты мог, Дэн?

– Вита, что за бред? Она сегодня облажалась, я её отчитал и уже думал об увольнении. Видимо, это такая месть.

– Денис, я не слепая. И не дура. Может, она и приврала, но там было не только враньё. Я и раньше замечала. И ещё до Юльки. Кто-то был у тебя. Всё время какие-то тайны. Я устала. Мы все устали. Нет, не перебивай. Я вызвала такси. Юля взрослая, она поймет. Не ищи меня пока. Мне нужно время.

Я попытался её обнять.

– Вита, нет, Вита, послушай. Поехали отдыхать. На острова, хочешь? Будем только вдвоём, Вит. Ну, что ты? Ты же одна у меня, Вит.

Вита молча отбивалась. По её лицу текли слезы. Я забыл, как она плачет. Забыл, как краснеет. Мне показалось, она снова стала той девчонкой из общежития.

Зазвонил телефон. Вита вывернулась и схватила трубку. «Вас ожидает», - она радостно всхлипнула, схватила у меня из-под ног заранее собранную сумку и выбежала за дверь.

Как будто боялась, что я буду держать её силой. Как будто боялась – меня.

Обида захлёстывала волнами. Неблагодарная. Я же всё для семьи. Изменял? А кто не? Мне по статусу положено. И я ведь никогда, никогда ни в чём не отказывал. Как сыр в масле каталась, могла бы потерпеть.

Мысли ужаснули меня. Как будто не мои. Подошел к зеркалу. Это я? Во что же я превратился?

Пить не хотелось, спать тоже. Мысль о Светке вызывала отвращение. Я решился. Мне нужно вдохнуть тот запах летнего луга. Нужно увидеть кого-то, кто хранит светлые воспоминания обо мне. Хотел бы я вернуться в то время. Когда я был наивным пацаном с широко распахнутыми глазами и верой в чудо.

Косточки лежали в дорогой шкатулке в сейфе. Две. Только две встречи. Я покатал их по дну шкатулки. Сколько раз я доставал косточки, грел их, гладил, и не решался. Они стали сухими и отполированными за столько лет. Если не сейчас, то когда?

Достал одну, расколол и захлебнулся от горячего ветра. Я даже глаза не успел зажмурить. Одна картинка сменилась другой. Я стоял на нашем холме, а Лета поднималась по тропинке. Ветер пытался сбить её с ног, дёргал за платье, бросал волосы на лицо. Я смотрел на приближающуюся женщину. Она снова изменилась. Я узнавал и не узнавал. Фигура стала ещё округлее, редкие седые волоски блестели среди золотых прядей. Она была роскошна и ослепительна в своей зрелости.

– Привет, Денёк! Какой ты стал важный. Костюмчик тебе идёт.

И рассмеялась. Я действительно выглядел нелепо в деловом костюме, но мне было всё равно.

– Здравствуй, Лета. Я соскучился. Уделишь мне время?

Она поморщилась.

– Не люблю этот твой возраст. Ты закостенел, День. Возомнил себя слишком взрослым.

Она протянула руку и растрепала мне волосы.

– Приходи-ка ты лучше, когда мы с тобой познакомились. Помнишь, как было весело?

– Но время нельзя повернуть назад.

– Дурачок ты, Денька! – Лета расхохоталась и побежала вниз с холма.

А уже через мгновение я обнаружил себя в домашнем кресле.

– Лета! Нет! Лета!

Но было поздно. Я схватил было четвёртую косточку, но передумал. Что, если она снова не захочет со мной общаться? Это ведь последняя. Осталась последняя встреча. Судя по часам, была уже глубокая ночь. Но я не мог спать. Предстояло многое обдумать.

Где же я повернул не туда? Что привело к тому, что меня оставили самые близкие? Почему им внезапно расхотелось быть со мной рядом? Ответов не было.

Одно я знал точно. Завтра я попытаюсь помириться с семьёй. Я многим их обеспечивал, но в главном задолжал. Пора раздавать долги.

  
(четвертая и последняя косточка)

Время утекает сквозь пальцы. Как песок. Как вода. Сначала его много, и убыли не замечаешь. А потом раз – и нет его. Куда девались мои дни? Я чувствую так же, думаю так же. Но моё время закончилось.

Мне семьдесят четыре. Я прикован к постели. Рак съедает меня изнутри. Метастазы везде. Я развлекаюсь тем, что размышляю, из-за чего и когда умру.

Откажут почки? Сердце? Мозг? Сегодня или через неделю? Заключаю свои личные пари и смеюсь над жизнью, когда выигрываю. Хотя рад бы уже сдаться.

Изо дня в день проигрываю жизнь в голове кадр за кадром. Детство, юность, молодость, зрелость, старость. Картинки меняются, выцветая к последним.

Июнь. Абрикосы, Лета, Вита, влюбленность и настоящая любовь, ветер в голове, смех, гитара, пьяные пряные вечера. Всё кружится и взрывается фейерверками. Радость через край.

Июль. Рождение дочери, работа, друзья, первые деньги, первые большие деньги, ошибки и их исправление. Наблюдать за тем, как растет твой ребенок. Как будто нежный росток. Заботиться о ней. Любить. И отпустить. Как же сложно было её отпустить.

Август. Увядание. Сбор плодов. Результаты. Вся жизнь, как одно длинное лето.

Мы сошлись с Витой снова через два года. Слишком приросли, не оторвать. Бегали на свидание тайком. Смешно. Даже показалось, что молодость вернулась ненадолго. Потом съехались. Вернулись рутина и старые проблемы, накопленная усталость. Но я больше не изменял ей. И она ни разу не напомнила о прошлом.
Бизнес рухнул во время кризиса. Что удалось скопить, пустил в новое дело. Крутился, как белка в колесе.

И однажды ощутил себя старым. Хорошо помню этот момент. Боли в суставах донимали весь день, я взял какой-то документ, и мне не хватило длины рук, чтобы разглядеть написанное. Зато я разглядел уродливые синие вены на морщинистых запястьях.

В тот день я вышел из офиса, чтобы больше туда не возвращаться.
Занялся здоровьем и правнуками. У Юльки прекрасные малыши. Они выросли и родили своих детей. Но, видимо, работа была последним, что держало меня. Через полгода обнаружили рак. И сразу в четвертой стадии. Господь настойчиво стучал по часам, напоминая, что мне пора.

За следующий год я сгорел. Из бодрого пожилого мужчины превратился в немощного старца, скелет, обтянутый кожей. Но самое обидное и невыносимое, что они лечат меня. И на это лечение утекают огромные деньги. Все средства, которыми я хотел обеспечить жизнь жены, дочери и внуков, спускаются на поддержание жизни в этом нелепом теле.

Я прошу отпустить меня, но никто не слышит. Улыбаются через силу и желают мне выздоровления. А в глазах тоска.

У меня осталось одно желание – попрощаться с Летой. Эта последняя косточка мучает незавершенностью. Стыдно, что она увидит меня таким, но в последнее время я привык к стыду. Мне всё равно.

– Юля, Юлечка. Пойди сюда.

Бежит малышка. Тугие косички болтаются над оттопыренными ушами.

– Деда День, я Маша.

– Да, да, Машенька. Поможешь дедушке?

– Чем?

– Возьми стульчик, деточка, и поднеси к шкафу. Да, вот так. Достаёшь до верхней полки? Какая большая уже, умница, Юлечка. Да, да, Маша. На краю шкатулка стоит. Достань, пожалуйста. Давай её сюда. Вот, смотри, какие колечки, бусы. Хочешь примерить? Я мешочек возьму, а ты бери остальное, поиграй.

Малышка убежала в комнату – играть. Как-нибудь Вите объясню потом. Да и вряд ли девочку будут ругать.

Я надел очки. Узловатыми пальцами развязал мешочек. Простой, почти как первый, что Лето подарила мне. Не выронить дрожащими руками. Взял со столика ножницы для маникюра. Вита специально выложила их рядом с кроватью, чтобы Юля вечером могла обрезать мне ногти. Но раскалывать не понадобилось.

Видимо, эта косточка уже была треснута. Она сама распалась, стоило мне прикоснуться. Я глотнул сердцевинку, не жуя, – нечем.

И почувствовал ветер на лице и холод земли. Я лежал на знакомом холме в нелепой ночной рубашке, а Лета стояла надо мной.

Она как будто стала меньше ростом. Это была сухонькая старушка. Её лицо было похоже на печёное яблоко. Улыбчивое и лукавое.

– Да уж, Денёк, жизнь тебя не пощадила, – она звонко расхохоталась и присела рядом со мной, заглядывая в лицо.

– А сама-то? – я улыбнулся. Хоть при ней я не чувствовал, что присутствую на собственных похоронах.

– Дураком был, дураком и остался. Я же лето, День! Все лето! От июня до августа. Здесь нет времени, смотри.

В ней неуловимо промелькнули образы: старушка, зрелая женщина, молодая женщина, девушка, подросток, дитя. Лета остановилась на подростке.

– Жаль, я так не могу.

– С чего ты это взял? Вспомни, что ты тогда чувствовал и вперёд.

Я закрыл глаза и попытался вспомнить ощущение свободы и неизвестности. Меня бросило в жар. А потом посмотрел на ноги. Это были уже не кости, обтянутые пятнистой сухой кожей. Загорелые коленки с царапинами. Грязные шорты. Я вскочил.

С меня как будто сняли целую гору. Я больше не чувствовал боли! Я так привык, что её отсутствие потрясло больше, чем всё остальное.

Я кинулся обниматься к Лете. И мы, хохоча и брыкаясь, покатились к подножию холма.

– Наконец-то ты вернулся, День. По-настоящему.

Мы бегали и играли до самого вечера. А вечером жгли костер и пекли картошку, укопанную на огородах за лесом.

– Я не хочу возвращаться туда. Я не смогу после сегодняшнего. Не смогу.

Лета кивнула.

– Да, время твоей жизни закончилось, День. Теперь ты можешь остаться. Ты должен был прожить свои дни, чтобы мы могли быть вместе.

– А откуда ты знала, что понадобится всего четыре косточки?

– Я не знала, – Лета улыбнулась. – Иногда всё, что мы имеем долгие годы, это надежда. Иногда это очень много.

И я остался. Меня беспокоило только то, что я оставил семью. Исчез. Мы с Летой много говорили об этом. Спорили. Она была против контактов с миром. Но я напомнил ей о нашем знакомстве. Тогда она сдалась. Если бы я вышел в мир, тут же умер бы, ведь у меня не было больше времени.

Поэтому я записал свою историю. А Лета положит письмо в почтовый ящик.
Юля, Вита, не знаю, чем вы объяснили моё исчезновение. Мало ли, что может взбрести в голову умирающему. Надеюсь, всё у вас хорошо. Я люблю вас и очень скучаю. В особенно жаркий летний день вспомните меня. И улыбнитесь.

Вечно ваш, Денёк.

***

Из письма, найденного на чердаке.