«Венок из незабудок»

Глава 1

Ноябрьская ночь

Маленькая Алёна проснулась среди ночи от страшного крика матери: «Ааа…ты убил его, убил!» Истошный вопль раздавался с улицы. Алёна протерла заспанные глаза и силилась понять, что происходит. Ей всего шесть лет, она — маленькая беззащитная девочка. На дворе стоит ноябрьская, морозная ночь. В Сибири зимы наступают рано. Накануне вечером был уютный, семейный ужин с мамой, отчимом и любимым дедушкой. Дедушка приехал еще летом, увидеть и познакомиться со своей внучкой. До этого времени он жил далеко от них с мамой, на другом конце таежных просторов. Они часто ссорились с мамой Алёнки, и он предпочитал подолгу игнорировать общение с дочерью. Но в какой-то момент желание обнять маленькую внучку, которая по словам матери была очень похожа на деда, преодолело стену неприятия и отчужденности с дочерью. И дедушка Кирилл решился встретиться со своими родными девочками.

Алёнка встала с кровати, вышла в столовую, где еще недавно проходило обильное застолье всех домочадцев. В комнате никого не было: на столе стояли пустые тарелки, в центре красовалась большая пустая трехлитровая бутыль из-под черемуховой настойки, а на стуле сидел рыжий кот Васька.  Она подошла к коту, чтобы погладить его, а тот в ответ на протянутую руку девочки зашипел, оскалив свои клыки, и замахнулся когтистой лапой.

— Васенька, ты зачем царапаешься? Ты же хороший. Что с тобой? — Алёнка резко одернула маленькую ладошку и готова была уже расплакаться от полученной царапины кота, как в столовую ворвалась мать девочки. Уличную дверь она не захлопнула, и в комнату ворвались клубы морозного воздуха.

Вид матери окончательно убедил Алёнку, что произошло нечто страшное. В накинутой наспех шубе и валенках на голые ноги, с растрепанными волосами, в которых запеклась кровь, она являла собой жуткое зрелище. Алёнка испугалась и заплакала, а тут еще царапина кота Васьки. Обезумевшая мать закричала на дочь:

— Что ты здесь стоишь, иди спать! Уходи отсюда, не до тебя.

Мать какое-то время сама не понимала, что делает. Она стояла и дико выла, запрокинув голову. Алёнка в страхе убежала в свою комнату, маленькая ладошка надсадно ныла от полученной царапины и кровь с неё капала на дощатый пол, оставляя маленькие красные следы. Она забилась в угол кровати и накрылась одеялом. Хотелось спрятаться от этой страшной ноябрьской ночи. Сквозь толщину одеяла пробивались враждебные звуки и голоса. Говорил дядя Гена громко и зло: «Это ты во всем виновата, я тебя хотел заткнуть, чтобы ты не орала, а дед заслонил тебя. Вызывай скорую, может еще жив. И милицию вызывай. Тварь, ненавижу тебя. Теперь, если дед не выживет, меня из-за тебя посадят за убийство.»

Дедушка не выжил. Три дня он лежал в районной больнице без сознания. У него была черепно-мозговая травма, надежд, что он придет в себя ни у кого не осталось. Алёнка стояла вместе с мамой у кровати молчаливого, скорбно лежащего дедушки и понимала только то, что он больше не встанет. Она тихонько гладила его шершавую и худую руку своей маленькой ладошкой и плакала. Слезы лились сами собой. Рука деда Кирилла еще была теплая и как будто отвечала на прикосновения внучки. Она поднимала свои удивленные небесно-голубые глаза в сторону матери и спрашивала:

— Мама, а разве дедушка больше не встанет? Он мне обещал нарисовать лошадок, нашу корову Марту и цветочки незабудки. Синие такие, красивые. Он мне карандаши и краски обещал подарить и научить рисовать. Как я без дедушки?

Мать Алёнки мрачно молчала и только подергала её за руку, давая понять, что её вопросы не уместны.

Потом привезли странный ящик, в котором лежал неподвижный, бледный и не похожий на себя дед Кирилл. Алёна не поняла, что за странное движение началось в комнате: люди в черном, мать, дико воющая и собака во дворе, вторящая ей в своем завывании. Отталкивая всех от себя больших взрослых людей, она протиснулась к ящику, в котором лежал дедушка, злой и холодный. «Это не он, это не мой дедушка, это просто какая-то большая пластмассовая кукла, похожая на него. Он добрый и ласковый. Дедушка рассказывал про то, что люди умирают. Это как будто они переносятся на верх, на небо и там летают как птицы, и всегда думают и переживают о тех, кто остался здесь, на земле. У них там хорошо, всегда лето и нет холодной зимы. И везде цветы незабудки небесно-голубые, как цвет глаз у неё и дедушки.» — мысли и чувства переполняли Алёнку, сердце отчаянно билось. Она встала рядом с гробом и уставилась на безжизненное и мрачное тело.

— Мама, это не наш дедушка. Наш деда добрый и хороший, он теперь на небесах, правда? Улетел. Его здесь нет.

Кто-то незнакомый взял за руку Алёнку и отвел от гроба:

— Олеся, уведи ребенка, уложи спать. Ни к чему ей это все. Да у неё жар! Она вся горит. Срочно в кровать.

Глава 2

Алёнкин венок

Алёнка идет по поляне полной бесконечной небесно-голубой синевы цветов. Яркое солнце светит прямо в глаза, она прикрывается от него рукой как козырьком. Где-то здесь должен быть дедушка Кирилл и корова Марта, которую он пасет. Дед недавно приехал к ним в гости. Июль, сибирское жаркое лето нестерпимо печет голову. Надо скорее найти деда и укрыться в тени.

— Дедушка, ты где? — зовет Алёна и идёт по поляне цветущих незабудок по направлению к островку деревьев, чтобы укрыться от нестерпимого солнечного пекла. Она видит дедушку Кирилла, который сидит под берёзами и плетёт ей веночек из незабудок. Он не замечает её. Алёнка отчаянно кричит и машет ему рукой. Наконец он поднимает глаза и замечает внучку, и приветливо машет в ответ. Спотыкаясь и подминая под ногами цветы, девочка стремительно бежит к деду. Подбежав к нему, она обнимает его своими горячими руками и, всхлипывая от слёз, говорит:

— Дедуля, ты зачем ушел так далеко, я тебя не могла найти.

Дед Кирилл ласково улыбается, гладит Алёнку по голове и с печалью в голосе произносит: «Не думал я, что так все получится. Но у меня еще есть время научить тебя всему, что я знаю: тому, что весь лес, деревья, цветы, наша корова Марта, они все понимают, слышат и чувствуют. Нельзя никого обижать. Всех надо любить и жалеть. Я покажу тебе это место, в котором я сейчас нахожусь. Тут я буду недолго, всего девять дней. Но это будут самые летние, счастливые дни. Я сплёл тебе веночек из незабудок. Посмотри, какой он красивый, глазки у тебя такого же цвета, как у этих цветов». — С этими словами дедушка надевает на голову Алёнки венок из незабудок, немного отстраняется, оценивая красоту венка и внучки, и одобрительно произносит:

— Красота, да и только!

— Дедуль, а девять дней - это много или мало? Я еще в школу не хожу и не знаю сколько это?

— Не знаю пока. Но знаю, что после девяти дней последуют самые тяжелые дни. Мне надо уберечь тебя. Давай так договоримся, ты будешь каждый день рисовать мне на листочке незабудки, перед сном. Клади листик под подушку и засыпай, а я буду к тебе приходить и показывать всё, что смогу. А теперь пошли к маме, она ждет с обедом. Видишь, зовет. И тебе попить надо, я тебе водички дам. — Дед Кирилл кладет свою теплую, такую заботливую руку на лоб Алёнки и сочувственно произносит: «Да у тебя жар, что мать думает? Опять ей ничего не надо!»

Алёна с трудом разлепляет глаза, пытается разглядеть сквозь туман фигуру человека, склоняющегося к ней, и опять проваливается в забытье.

Глава 3

След на руке

Целые сутки Алёнку лихорадило. Никто не мог сбить высокую температуру. Сельский фельдшер прописал жаропонижающие, пить много горячего морса из брусники, покой и материнскую заботу. Напоследок сказал, что видимых признаков заболевания нет, что так реагирует детский организм на перенесенный стресс. Мать Алёнки, Олеся отказывалась принимать жуткую реальность. Она изводила себя одним и тем же вопросом: «Зачем она допустила отца до выяснения личных отношений с мужем? Не было бы этой страшной ночи.» Осознание того, что ты не можешь уже ничего изменить, повернуть время вспять изматывало до полного изнеможения. После похорон отца, сразу на следующий день участковый заковал в наручники ее мужа Геннадия и отвез в следственный изолятор районного центра. Сам Геннадий признал свою вину и безропотно отдал себя на волю судьбы. Таково рода случаи были типичны для этих таежных мест. В пылу семейной ссоры, он не рассчитал силы и нанес удар деревянным поленом, который оказался несовместимым с жизнью.

Длинными зимними вечерами Олеся, обхватив голову руками, сидела за столом с бутылью черёмуховой настойки и протяжно, и страшно выла. Слезы она выплакала все. Подруга Таисия, которая пыталась успокоить её, не могла вывести её из состояния полной безысходности. Олеся выгнала подругу со словами: «Мне наколдовали, я знаю. Это вы мне все завидуете. Уйди от меня. Я сама справлюсь.»

Алёнка пришла в себя. Ощущение того, что дедушка рядом не покидало её. «Надо обязательно нарисовать незабудки и положить под подушку, для дедушки. Тогда они опять будут вместе сидеть на полянке, и он расскажет ей интересные истории. А главное — с дедой уютно и надежно. Если на неё закричит мама или захочет ударит, он защитит её и не даст в обиду.» Она с трудом встала с кровати, сильно кружилась голова, и от слабости подкашивались ноги. С кухни доносилось монотонное, странное завывание матери. Она по-прежнему сидела, обхватив голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону и непрерывно издавала звуки похожие на стоны раненого животного. Алёнка застыла на пороге комнаты, боясь приблизиться к ней. Потом решилась и тихо позвала:

— Мамочка, не плачь, пожалуйста. Дедушка обещал, что он нас защитит.

Мать подняла голову, отрешенно посмотрела на дочь, в глазах промелькнуло непонятное удивление, которое сменилось острой жалостью к маленькому ребенку и наконец она разразилась потоком слез. Захлебываясь слезами, она как будто простонала:

— Алёнушка моя, иди ко мне. Только ты у меня осталась. Ничего, мы справимся. Прости меня, если я тебя обижала. Прости меня, я не со зла. Это у меня характер такой дурной.

Алёнка понеслась со всех ног к матери и уткнулась ей в колени. В этот вечер они наплакались досыта. Олесе сразу стало легче, только осталось чувство изможденности и усталости, после страшных пережитых дней. Все позади. Хотелось просто спать. Она взяла на колени свою Алёнку и стала её разглядывать:

— Господи, как же ты исхудала. Одни глазюки остались, такие же голубые как у деда. — Мать осторожно перевела взгляд на руки дочери и заметила непонятный, красный след на запястье. Как если бы чья-то крепкая ладонь долго держала маленькую детскую ручку и следы пальцев отпечатались на ней. — Что это, Алёна? Ты лежала неудобно?

— Мамочка, не беспокойся, это мы с дедушкой гуляли, он меня за руку крепко держал, вот следы и остались. Мне надо нарисовать ему цветочки незабудки, я ему обещала каждый день рисовать и под подушку класть, тогда он будет рядом. — Алёнка сползла с колен матери и взяла со стола кусок пирога, который остался с позднего ужина. Она с жадностью начала есть.

— Я есть хочу, мамочка.

Олеся опешила. Только этого ей не хватало, чтобы у дочери на фоне трагических событий поехала психика. — Алёна, кушай, пожалуйста. Скажи мне, а дедушка сейчас здесь с нами? Ты его видишь?

— Нет, я сейчас просто есть хочу. Мы с ним договорились на полянке встретиться. Надо веночек сплести, он обещал меня научить. — Алёнка как в ни в чем не бывало уплетала пироги, запивая молоком. Глаза возбужденно блестели. Мать еще раз осмотрела запястье дочери, следы как будто врезались в руку. Решила, что это последствия перенесенной горячки и длительного лежания на кровати и это скоро пройдет.

Глава 4

По ту сторону поляны

Каждый день Алёнка рисовала незабудки в школьной тетради в клеточку. С каждым новым рисунком цветы становились ярче и крупнее. Сегодня был девятый день со дня случайной и нелепой гибели дедушки. Девочка загибала свои маленькие детские пальчики на руке, слюнявила карандаши и силилась посчитать количество цветов на рисунке.

— Мамочка, помоги мне посчитать цветочки. Дедушка сказал, что должно быть девять. Сегодня мне надо отдать ему незабудки. — Алёна подошла к матери с рисунком небесно-голубых цветов, который необыкновенно живо передавал летнее настроение и глубину цвета. Олеся в это время занималась домашним производством сметаны из молока. Она с раздражением сказала: «Не мешай, мне некогда. Сама посчитай, я тебя учила.» — Однако краем глаза успела захватить рисунок и поразиться натуральности изображенных цветов. Она отставила прибор на место, вытерла об передник руки и приобняв дочь, уселась перед ней на корточки.

— Дай посмотрю. Как хорошо нарисовала, цветы как живые. И всё верно, ровно девять.  Словно тебя кто-то научил рисовать!

Мать погладила по голове дочь и спросила: «Тебе опять дедушка снился?»

— Мамочка, мы с ним всегда вместе. Вот он в комнате сейчас, ждёт мой рисунок. Он мне помогал цвета выбирать. Я знаю какими карандашами надо рисовать незабудки. Он просил, чтобы ты мне купила краски. Скоро я буду рисовать черные цветы. Дедушка сказал, что с завтрашнего дня незабудки будут черные, — с этими словами Алёнка, развернулась и в припрыжку побежала к себе в комнату.

Олесю внезапно поразила жуткая догадка: «Девять дней — время, когда ангелы показывают покойному миры рая, где всё безмятежно и лучезарно. Демонстрация картин ада начинается с десятого дня по сороковой. Но откуда Алёнке об этом известно? Неужели за период летних прогулок дед успел ей рассказать свои байки. Он и ей маленькой рассказывал о библейских преданиях и мифах, надеясь, что она вырастет правильной христианкой, но этого не случилось. Вот и Алёнке видно поведал свои любимые истории. А теперь она с ним разговаривает наяву. Как бы плохо это не кончилось. Теперь эти чёрные краски, только этого мне не хватало…»— Олеся подошла к дочери, которая старательно выводила очередную цветочную композицию на листке бумаги.

— Алёна, покажи мне руку. У тебя ничего не болит? —Она тщательно рассмотрела запястье правой руки, на которой еще совсем недавно был отпечаток пальцев. Следов не было. Алёнка выдернула руку и сказала:

— Мы с дедушкой гуляем рядом, он за руку меня не держит. Собираем незабудки и плетём веночки. Мамочка, не забудь мне купить краски, дедушка просил напомнить.

На следующее утро Алёнка была непривычно молчалива и не по-детски серьезна. После завтрака она с суровым видом посмотрела на мать и сказала жестким голосом, не похожим на её привычный, звонкий голосок:

— Купи мне краски. Карандашами неудобно рисовать. Мне надо нарисовать черные незабудки, как просил деда.

— Краски у тебя на столе, Алёна. Рисуй сколько хочешь. Я ушла по делам. Дома остаешься одна. Веди себя хорошо. Буду поздно.

Алёна идёт по знакомой и привычной поляне к дедушке, который ждёт её на другой стороне под тенью смешанных деревьев из сосен и берёз. Вот он уже приветливо машет ей рукой. Алёна бежит, сминая ногами высокие стебли разнотравья, но поляна никак не закончится, а дедушка не становится ближе. Бирюзовые незабудки постепенно начинают приобретать темно синий, почти черный зловещий цвет. Алёнка задыхается от бега по бесконечной поляне, останавливается и осматривается. Она видит, что все цветы стали черными. Дедушка по-прежнему машет ей рукой и зовет. Внезапно стебли цветов и растений стремительно вырастают и становятся выше её роста. Из-за них она не видит деда Кирилла. Её охватывает ужас, она кричит и зовет маму. Неожиданно рядом с ней появляется дедушка, он крепко хватает её за руку и тащит за собой на край поляны. Дед не похож на себя, он злой и страшный. Алёна изо всех сил сопротивляется, пытается вырвать руку, страх охватывает её с головой, ей нельзя на ту сторону поляны. «Чутьё подсказывает, что, если она попадет на этот островок деревьев, она не увидит больше маму и навсегда останется с дедом Кириллом.» Невероятным образом девочке удается вырваться из крепкой костлявой хватки дедовой руки, и она со всех сил бросается бежать в обратную сторону. Черные, огромные лепестки незабудок сыпятся на неё и застилают дорогу, сквозь шум громадных, колыхающихся стеблей доносится спасительный голос мамы:

— Алёна, доча, очнись! — Мать отчаянно трясёт девочку за хрупкие плечики. Наконец Алёна открывает глаза, в которых лишь страх и растерянность. Олеся прижимает дочь к себе и произносит:

— Девочка моя, как ты меня напугала. Ты ночью меня звала. Я тебя насилу добудилась. Тебе опять дедушка снился? Расскажи мне, ничего не бойся.

И тут накопившиеся страхи вырываются из ночного ужаса Алёнкина сна. Она рыдает и сквозь всхлипы пытается поведать свои жуткие видения.

— Меня дедушка с собой хотел забрать. А я знаю, что он умер, его нет. А он меня крепко за руку держит и не отпускает. У меня рука болит. Вот посмотри, как он меня держал. —Алёнка показывает свое маленькое, хрупкое запястье, и обе видят отчетливый след красных, впившихся, костлявых пальцев дедовой руки.

Глава 5

Обряд изгнания

Олеся не на шутку была встревожена состоянием дочери. Разные истории ходили в таёжных сибирских селениях о духах шаманов, которые владеют этими местами и могут насылать проклятья и болезни в мир живущих. И здесь недалеко от их таёжного села жили немногочисленные, коренные семьи бурятов, исповедующих шаманизм. Население села состояло из пришлых казаков, ссыльных поляков, белорусов, исповедующих христианство. Однако, местные люди не гнушались обращаться за помощью к шаманам, не смотря на все предостережения властей и распространенное мнение, о том, что это просто дикие шарлатаны и колдуны. Олеся направилась к знакомой шаманке Дулсан – коренной бурятке. Местные жители звали её Дарьей на русский лад. Сама Дарья тесно общалась с главным шаманом и не понаслышке знала реальные, порой смертельные деяния таёжных духов. Она могла, посмотрев внимательно на незнакомого человека, рассказать о нём почти все: жизнь, болезни, страшные события, проблемы. А главное — она умела ворожить на гальке. Раскидывая мелкие камушки на специальной картонной бумаге, разделенной на шесть полей, она могла сказать всё о происходящем моменте, объяснить какой дух разгневан и почему, а также дать рецепт исцеления. Олеся шла к Дарье, прихватив с собой стопку рисунков дочери с незабудками ярко-голубого и черного цветов.

Мать Алёнки, рассказала о том, что-то неладное творится с дочерью после гибели отца. Шаманка спокойно и вдумчиво выслушала рассказ Олеси, внимательно посмотрела на рисунки и, тяжело вздохнув, произнесла:

— Ты вовремя пришла. Еще немного и я бы не смогла вернуть тебе дочь. Крепко держат её духи. Буду ворожить, тогда скажу, что делать тебе дальше.

— Помоги пожалуйста. Прошу тебя, — взмолилась мать.

Шаманка приступила к ворожбе. Она закрыла глаза, нараспев стала произносить слова мантры на бурятском, призывая невидимых духов. Потом взяла гальку из специального горшочка и усиленно стала трясти кумушек в кулаке, продолжая распевать мантру. Затем резко бросила гальку на картонное поле ворожбы, состоящее из шести частей, расходящихся из одной точки. Исход гадания определялся тем, на какое поле упала галька. Шаманка резко открыла глаза, посмотрела на гадальное поле, помрачнела и уставившись на Олесю сказала:

— Твоя вина, что дочь в беде. Много гневаешься, покоя не знаешь, любви. От тебя духи уходят, злишь ты их. А девочка стоит у порога, хотят её забрать, чтобы тебя научить через страдания и потери смирению и любви. Но так не должно быть. Не должно невинное дитя страдать. Я дам тебе заговоренный предмет — ножницы, а также дам тебе нашу шаманскую молитву. Будешь до сорока дней читать её перед сном у кровати дочери. И обязательно клади под подушку ножницы. Будь с ней рядом пока она не уснет. Всё поняла? И сама успокой свою душу. Не истязай себя тем, что уже не исправить. Живи дальше в мире и спокойствии, не злись ни на кого, не гневи духов. — С этими словами шаманка Дарья, зашла в другую комнату и через некоторое время вынесла Олесе в завернутом полотенце заговорённые ножницы и свёрток с молитвой.

Глава 6

Незабудки для дедушки

На дворе стояли сорокоградусные, декабрьские морозы. Шла шестая неделя сороковин, приближающая окончание скорбного путешествия в иной мир деда Кирилла. Олеся старательно исполняла инструкции шаманки Дулсун. Она с особой тщательностью проговаривала непонятные слова на бурятском, странным образом образующие четкий ритм и мелодию. Произнося мантру исцеления, она сама начинала покачиваться в такт произнесенному тексту. Обычные, старые, в некоторых местах заржавевшие ножницы, вкупе с мантрой на бурятском языке творили чудеса. Олеся видела в этом предмете некий символ, о котором говорила шаманка: «Ты как бы разрезаешь невидимую, духовную связь деда и внучки, отделяешь ребенка от потустороннего мира, в который покойник старается забрать живую душу.» Мантра призывала на защиту добрых духов, и не давала проникнуть враждебным силам в духовный мир беззащитного ребенка. Алёнка стала спать спокойно и безмятежно, правда не сразу. В первые дни обряда она еще могла проснуться среди ночи с криками: «Деда, отпусти меня! Я не хочу туда!» — Мать тут же её успокаивала и утешала:

— Алёнушка, не бойся. Деда уйдет, не будет тебя звать больше. Спи, я рядом.

Алёнка успокаивалась и засыпала. Постепенно красные, жутковатые следы с запястья детской руки сошли на нет.

На сороковой поминальный день в доме собрались родственники и знакомые семьи. Одна из родственниц помогала Олесе, готовить поминальную пищу, необходимую в таких случаях. После всех приготовлений полагалось посетить могилу умершего, отдать последний поклон и помолится за упокой его души по православному обычаю. Олеся уже начала тепло одеваться: шубу, валенки, на голову пушистый вязанный платок из кроличьего пуха — как Алёнка, увидев мать, кинулась к ней с детским, надрывным криком:

— Мама, возьми меня с собой, к дедушке. Я ему отнесу веночек из незабудок, как он просил. — Олеся опешила и с удивлением спросила у дочери:

— Как, ты его видела? Ты ведь теперь спишь спокойно, дедушка не должен тебе снится. Да и куда тебе, там холод такой.

Алёнка не слушала мать, начала торопливо одеваться и на ходу торопливо говорить:

— Я его сегодня видела. Он опять добрый. Сказал мне, чтобы я ему веночек принесла. И тогда он всегда помнить обо мне будет. И он любит меня.

— Боже мой, Алёна, какой веночек, где ты его возьмёшь? — Матери передалось беспокойство дочери, и она тоже начала волноваться. — Девочка моя, у нас будут для дедушки венки.

— Я свой принесу, настоящий, живой!

Алёнка в одном валенке, в накинутой шубейке вприпрыжку побежала в свою комнату. Каково же было удивление матери, когда она увидела в руках дочери венок из уже засушенных цветов, тех самых незабудок.

— Алёна, откуда это у тебя?

— Мамочка, это когда дедушка был жив, он плел веночек на той полянке, в лесу. Я же в нём пришла домой, и забыла, что он в шкафу. А сегодня нашла. Ты не волнуйся, все хорошо. Пусть он у дедушки будет на небесах, я его тоже люблю.

Мать с дочерью молча стояли у могилы отца и деда. Заледеневшая могильная насыпь покрылась густым, пушисты снегом. Деревянный, мощный крест врезался в землю и напоминал о бренности всего сущего. Резкий, холодный ветер налетал порывами и пронизывал до костей.  Родственники, пришедшие вместе на кладбище, деликатно дожидались в стороне и давали возможность Олесе и Алёне побыть наедине со своими сокровенными мыслями. Алёнкин веночек лежал в самом центре могилы, окруженный большими пластмассовыми венками. Его засохшие, но все еще яркие небесно-голубые цветы на фоне белого снега казались беззащитными и сиротливыми. Неожиданно ветер утих, и пошел лёгкий, серебристый снег. Это было необычно и чудесно. На глазах матери и дочери веночек из незабудок оживал, напитываясь снежной влагой как соком. Казалось, что цветы наливаются цветом и обретают жизнь знойного лета.

Мать и дочь одновременно увидели это мистическое преображение. Они переглянулись и подумали об одном и том же.

— Мама, дедушка на небесах. Он любит нас и будет защищать. — Алёнка подняла свои глаза, бюрюзового цвета на мать и по-взрослому мудро произнесла: — Дедушка простил тебя, ты ни в чем не виновата, так надо было.

Две женщины: мать и дочь смиренно и тихо шли с кладбища домой. Все позади, ничего не вернешь. Но долго еще Алёнке будет снится тот сон: поляна, полная незабудок, огромное солнце над островком деревьев, дедушка, сидящий под ними и плетущий своей внучке венок, его рука, которая гладит маленькую внучку по голове, и ласковый, добрый голос говорит: «Я вас буду любить и защищать. Помните об этом всегда.»