Двадцать один дракон

—Драконы – воплощение гнева Божьего на земле!

Все лица тревожно уставились на пузатого пастора, а тот взял эффектную паузу и уставился над головами прихожан, будто в неведомые дали.

—Каждое поколение приносит в жертву лучших, ибо лишь лучшие достойны стать драконами. Гнев – вот что их огненные пасти несут по наши души. Ибо грешны мы.

Какое же лицемерие. Как я ненавижу этих двуличных проповедников. Стоят такие все в белом и оправдывают с трибун любые зверства. Драконы, надо же было ему именно сегодня про них заговорить. Я краем глаза вижу, как мать оживилась и подалась вперёд на скамье, внимая каждому слову. Всё надеется, что Марко обернётся драконом, а не получит в Огненной Академии пинка под зад, как я и Агнес. Если на финальном испытании в Академии он не сломается и обернётся, то поступит на военную службу короля. Он станет полководцем, прославленным в веках, и будет купаться в роскоши, как любой из тех трёх процентов людей, что умеют обращаться в дракона.

Мать ходит в церковь каждое воскресенье и по всем праздникам. То ли верит в святость своих дел, то ли замаливает вину перед тремя своими детьми, каждого из которых она с младенчества избивала, травила огнём и запирала зимой в погребе. «Гнев и воля, воля и гнев, вот что нужно закалять в человеке, чтобы он стал драконом» – завещал святой Джакомо. Его книги по воспитанию стоят у нас в красном углу рядом с лампадой и распятием. Мать их наизусть выучила. Я тоже, хотя больше всего на свете мне хочется их сжечь. Это чистое зло. «Как младенец сядет, обведи его смолой и подожги оную. Ежели не заплачет он и не закричит, есть в нем кровь драконья». Свое младенчество я не помню, а как подросла, дважды наблюдала это мракобесие – когда Агнес, а потом и Марко было месяцев семь от роду.

Марко не плакал с самого рождения, и мать билась в экстазе, перечитывая строки Джакомо: «Потомок дракона не кричит о матери сызмальства, не боится темноты, не ведает слабости». Она оставляла младенца на ночь на улице, не кормила сутками, а он не кричал. Чудо небесное! Мать бежала в церковь посоветоваться с пастором. Тот рекомендовал воспитывать гнев. Мать орала на Марко, отдавала приказы, лишала еды, била кнутом без провинности. В четыре года Марко взял ухват и ударил её в ответ. Счастью матери не было передела. А в пять лет его отдали в Огненную Академию, и с тех пор нам запрещено его видеть. Все сердечные привязанности исключены.

Я не заметила, как пастор закончил вещать, как прихожане хором помолились напоследок. Мать разбудила меня толчком в рёбра, когда проворные служки уже разносили вино и хлеб. Дома мне попадёт за «непотребное поведение» на мессе. Я привыкла к упрёкам. Я самая никчемная в семье. Еще в шесть лет вылетела из Огненной Академии на первом же зачете за то, что впервые в жизни не выдержала и заплакала. Работать меня взяли только на ферму – ходить за скотом. После такого позора большего мне никто не доверит. Я старая дева и живу с родителями. Даже не знаю, что хуже – жить как я, или терпеть нечеловеческие издевательства в Академии, как Марко, или же, как наша Агнес, пройти этот ад и стать «сломанным» – доживать свой век в богадельне при монастыре, пуская слюни на воротник. Наверное, лучше всего родиться обычным ребенком, который плачет с первых минут и не может без матери.

Дома темно и холодно. Печь остыла. Значит, отец так и не возвращался в эти сутки. Пахнет дымом, кислой капустой и потным человечьим духом. Я с порога кидаюсь возиться с печью, пока мать не начала отчитывать. Разозлить её сейчас ничего не стоит: осталось всего два дня до финального испытания Марко на Большой Арене. Для матери он – последняя надежда воплотить свои амбиции на старости лет. Стать матерью дракона такой почёт! Семья получит собственный каменный дом, капитал золотом и благородную фамилию, которую можно наследовать. Иногда я даже жалею её. Родить сразу трех талантливых детей, и уже двое из них потерпели фиаско. Понятно, почему она встает на дыбы, стоит мне заговорить о Марко.

—Паола, завтра Марко будет здесь, – сухо сказала мать.

—Я помню, матушка.

—Не вздумай пускать сопли или лезть к нему с нежностями.

—Я не…

—Ты знаешь, о чём я. Ты испортила Агнес, я не дам тебе испортить Марко. Он станет драконом.

Она винит меня в судьбе Агнес. Да, я просто не могла смотреть, как мою крошечную младшую сестрёнку выносят на мороз. Я тайком покидала дом и всю ночь качала и грела её на руках. Я прокрадывалась к ней и в подпол, хотя она не плакала. Мы всегда поддерживали друг друга. Мать застукала нас лишь однажды, и тогда нам обеим влетело от отца так, что мы с неделю не могли подняться с тюфяка. Но я хотя бы могла плакать – от меня никто уже не ждал подвигов. А вот Агнес была безупречна. При родителях она вела себя что кремень: образцово молчала, гневно сверкала глазами, молча смотрела, как бьют маленького Марко. А по ночам мы с нею вместе заботились о нём тайком. Агнес тогда еще не знала, что их с братом ждёт в Академии и – Бог мне судья – я не говорила обоим ни слова. Она была такая добрая! И самая сильная из нас. В назначенный срок она пошла в Академию и прошла её до самого последнего дня. Лишь на финальном испытании она вдруг перестала сражаться. Бросила пику на окровавленный песок, стала на колени и сказала: «Так нельзя». Больше она не говорила. Её забрали в монастырь, а меня родители избили и на неделю посадили в погреб. «Это всё ты!» – шипела мать. Отец даже не удостоил меня словом. Он и сейчас со мной не особо разговаривает.

Марко вошел в дом, пригнувшись, чтобы не задеть головой косяк. Я не узнала его. Высокий, мускулистый, покрытый щетиной мужчина совсем не напоминал пятилетнего щекастого мальчугана, которого забрали десять лет назад. Чем их пичкают в Академии и как закаляют? Я не знаю, я вылетела на первом году учёбы. Мать попятилась, отец молча смотрел, сидя на лавке за столом. Никто не сказал ни слова приветствий. Я от греха подальше забилась в угол, но желтые глаза Марко остановились на мне и едва заметно сощурились. Я подавила счастливый вздох: он помнит нашу дружбу!

—Садись, Марко. Отведай хлеба за родительским столом, – отец произнёс ритуальную фразу и церемонно повёл рукой.

Марко медленно прошагал к столу. От него веяло силой. Я видела, как отец и мать вжали головы в плечи. Боятся его. Еще бы! Они были первыми тиранами, что били и мучили Марко. Не думаю, чтоб он это забыл. А теперь он может раздавить их одной левой. Бывали случаи на семейных трапезах. Это считалось хорошим знаком. Мне едва удалось подавить усмешку, сидя в своем углу. За стол я не пойду, да меня и не пустят.

—Отец, мать, — выдавил Марко тихим басом. — Я разделю с вами хлеб.

Родители облегчённо вздохнули. Я вскочила и принялась разливать по мискам суп. У стола Марко снова поймал мой взгляд. Его золотистые глаза гипнотизировали, приковывали. Удивительно, но я не ощущала ни капли страха. Мне лишь хотелось снова обнять его, как тогда перед его уходом в Академию. Вместо этого я отвела глаза и унесла горшок обратно к печи. Трапеза прошла в полной тишине. Я слышала стук ложек, чавканье родителей, треск углей в печке. Марко был беззвучен, словно тень. Он поднялся из-за стола внезапно и резко, и родители снова вздрогнули. Когда за ним закрылась дверь, мать заплакала. Мне захотелось ударить её.

—Он скажет нам спасибо, Роберта, – отец обнял мать и кивком отправил меня прочь из комнаты.

Скажет, как же! Нет ни одного королевского дракона, который в итоге был бы не рад своему чину и почестям. Весь его гнев и ярость уйдут на обращение, останутся только воля и сила. Быть идеальной военной машиной, любимцем народа, богачом – кто не мечтал о таком? Я выбежала во двор и, чтобы не закричать, пнула бочку с дождевой водой. Я не мечтаю о таком! Я всегда мечтала только о счастье и любви близких.

Большая Королевская Арена забита зрителями до отказа. В дни испытания драконов в амфитеатр пускают всех без разбора, даже самых жалких бедняков. Самое ожидаемое и самое кровавое зрелище года! Звенят трубы, ухают огромные барабаны. Но рёв и визг толпы их перекрикивают. Очередного сломанного испытанием еще не дотащили до решетки выхода под общее улюлюканье, а мокрый обагрённый песок уже рыхлят и посыпают свежим слоем. Сегодня Арена увидела полёт уже двух новоиспечённых драконов и падение десятка сломанных. Мне дурно. Я ненавижу эту Арену и кровавую бойню, что разворачивается тут каждый год. Я была здесь лишь однажды ради Агнес. А сегодня пришла снова ради Марко. От летнего зноя кружится голова, даром что семьи выпускников сидят в отдельной ложе, а не душатся на обычных переполненных скамьях. Мать бледная как мел, губы сжаты в нитку. Отец наоборот красный, почти сиреневый. По его лицу текут крупные капли пота. Он следит взглядом за высоким крепким юношей, появившимся из дальней решетки. На нём лёгкая туника и кожаный пояс с коротким мечом и кинжалом. В руках у него длинное и тонкое двустороннее копьё. Ни шлема, ни панциря, ни щита. Обуви тоже нет.

На противоположном конце арены поднимается решетка. Появляются вооруженные противники. Они постепенно налегают на Марко: один, двое, трое, пятеро. Он мечется и уклоняется, крутится и разит. Его скорость поражает. Говорят, перед боем претендентов в драконы поят специальным дурманом, вводящим их в ярость и притупляющим боль. Но как же они тогда ломаются? Правда, никто не ломается на боях с людьми. Все противники Марко уже лежат у его ног, песок снова красный, будто его и не трогали. Теперь черёд зверей. Кабан, лев, медведь. Тела с песка не убирают, и конкурсанту нужно лавировать между ними. Туши зверей тоже остаются лежать на Арене. Туника Марко мокрая от пота. На теле ни царапины. Он даже дышит ровно! Но лицо у него такое страшное, что даже я наконец испугалась его, щекастого маленького братика, которого я кормила по ночам. Меч ушел по рукоять в тушу медведя и обломался, кинжал застрял в горле льва. У Марко осталось лишь копьё.

Он дошел до последнего рубежа: бой с драконом. Да, так их отсеивают. Конечно, действующий дракон имеет ограничения по выстрелам огнём и ударам с воздуха. Ведь его задача не убить претендента, а разозлить. Разозлить настолько, чтобы тот дал отпор на равных, либо сломался и пал. Огромный тёмно-бордовый дракон спускается на Арену с воздуха. Его тень заслонила площадку вместе с трибунами, зеваки задрали головы, роняя картузы и шляпы, как будто он спускается в первый раз, а не в тринадцатый! Я на миг закрыла глаза. Я хотела бы не смотреть на это. Просто узнать итог и принять его, каким бы он ни был. Родители не глядели на дракона – только на сына. Желтые злые глаза Марко смотрели прямо, испепеляя ложу гостей. Он не мог встретиться с нами взглядом, но будто знал, где мы сидим. Ветер от гигантских крыльев поднял в воздух тучу песка, и зрители в очередной раз закашлялись и зажмурились. Но Марко смотрел прямо и даже не моргнул, когда прыгнул в сторону от бронзового когтя размером с саблю. Со сложенными крыльями дракон был ловок, как змея. Он выворачивался и молниеносно бросался, крутил хвостом и длинной шеей. Я восхищенно смотрела на танец двух яростных существ. Однажды он почти захватил Марко своим хвостом в кольцо, и толпа ахнула. Но брат оттолкнулся копьем и прыгнул прямо на чешуйчатый бок, а затем в два прыжка оказался на песке. Я закрыла глаза. Больше не могу! Но толпа так ревела и вскрикивала, что я не смогла удержаться. Сквозь пальцы я глядела, как дракон дразнит и дразнит Марко, как тот начинает часто дышать, ошибаться, пропускать удары. Нет, я не буду смотреть. Я не могу еще раз увидеть то, что я увидела с Агнес.

Закрыть глаза я не успела. Дракон во второй раз взял Марко в кольцо и на этот раз поймал. Толпа визжала, но я сквозь любую бурю услышала бы этот звук – голос Марко. Он тихо рычал и отчаянно матерился. Дракон усилил хватку, и тогда Марко просто открыл рот в беззвучном крике. Он задыхался. Толпа притихла так, что стало слышно скрежет бронированной чешуи на скользящих кольцах драконьего хвоста. Рёв Марко прорезал тишину, как гром среди ясного неба. Как он умудрился вдохнуть? Брат ревел и рвался, и вдруг – мое сердце пропустило удар – воспламенился. Рёв его стал нечеловеческим, он разметал бордовые кольца и начал рвать на себе тунику, а затем раздирать себе грудь. Его спина выгнулась дугой, кости прорывали плоть, руки скрючивались. Снова народ на трибунах взялся блевать и падать в обморок. Мать тоже обмякла и завалилась, отец и не думал её ловить – он стоял у самого поручня, согнувшись пополам и держась за сердце. Лицо его было лиловым.

Над Большой Королевской Ареной медленно поднялся новый дракон – чёрно-синий, с блестящими стальными когтями. Он описал три круга почёта над Ареной вместе со своим недавним противником. Затем бордовый дракон улетел на стартовую площадку экзаменаторов позади Арены. А Марко спустился на песок, с которого успели оттащить все трупы, и снова обернулся человеком. Он позволил отвести себя в комнату победителей – там его вымоют и облачат в лучший военный наряд, а затем снова покажут толпе и позволят пожать руку Королю и военному министру.

Я будто чуяла: что-то не так. Слишком долго не возвращались Марко и его свита. Когда тяжелая дверь распахнулась, из-за неё не вышли ни вельможи, ни ректор Академии, ни военный министр. Вышли лишь трое – двое парней и девушка, ставшие драконами сегодня. Они медленно шагали к самому центру Арены. Стражи недоуменно переглядывались, ожидая команд от офицеров. Может, это какой-то новый ритуал? Офицеры ринулись к королевской ложе, толпа зашелестела. А трое всё шагали к центру Арены, будто не замечая волнения в рядах. Наконец, они остановились. Над Ареной снова повисла тягостная тишина. Марко сказал всего два слова:

—Так нельзя!

Трибуны зажужжали ропотом, затряслись.

—Так нельзя с нами! – снова крикнул он, а затем все трое крутанулись и приняли новую форму. Позади трибун уже гудели крылья дракона-экзаменатора, но он был один. Короля уже тайком увели из ложи, гонцы мчались во дворец с вестью о том, что военный министр убит, и приказом созвать всех воинов Драконьего Гарнизона. Но прямо сейчас три молодых дракона взмыли в воздух против одного. Такого зрелища толпа не видела еще ни на одном испытании. Впервые наблюдали они огненную битву в воздухе, падение раненого дракона. Для многих это стало последним, что они увидели, прежде чем огромная туша придавила правую трибуну. Народ запаниковал, началась давка. Мать беспомощно сидела на полу ложи, обняв свои колени и глядя на хаос вокруг невидящим взглядом. Отец лежал без сознания. Я обхватила руками голову и закрыла глаза. Умирать не страшно – страшно видеть, как умираешь. Он схватил меня за руку и потащил на арену. Марко. Я боялась дышать, смотрела только под ноги. Чувствовала горячий песок под сандалиями. Слышала свист, когда он отпустил мою руку. Знала, что сейчас я полечу на драконе. Знала даже, куда мы полетим. Может, Марко телепат и без слов сообщил мне всё это? А может, я всегда это знала и всегда мечтала, что наша история закончится как-нибудь так.

Агнес уже стояла на заднем дворе монастыря. За её спиной, чуть поодаль, так же молча и смирно стояли все сломанные, живущие здесь. Когда мы подошли к ней, она обняла нас по очереди и прошептала: «Марко. Паола…». А потом обернулась к группе сломанных и громовым голосом рявкнула:

—Так нельзя с нами!

—Так нельзя-а-а-а-а-а! — Хором крикнули они в ответ.

Этот день запомнят и запишут в истории. Двадцать один дракон взмыл в небо над монастырем святого Джакомо. Монастырь был сожжен дотла за минуту. А в следующий час были уничтожены Огненная Академия и Драконий Гарнизон. Историки, попы и маги долго будут спорить, как сломанные смогли обернуться, как половина военных драконов оказалась на стороне бунтовщиков, и наконец, почему Военное Министерство не успело ничего сделать. Историю им придётся переписать, будто и не было трёх веков, когда потомков драконов воспитывали по церковным книгам и заставляли служить короне.