Часть 1

***

Утро. Если это утро конечно. Я уже проснулся, но еще не открыл глаза, позволил себе полежать и прислушаться к ощущениям. Солнечный свет проникает ресницы, слух фиксирует внешние звуки, доносящиеся с улицы. Я слышу обрывки иностранной речи, удары топоров, крики детей. И что теперь делать? Что мне делать? Интуиция молчит, а организм напротив требует многого: справить естественные потребности, еды, воды, действий, в конце концов.

Я вышел на площадку. Вчера, потрясенный произошедшими событиями, я не слишком смотрел по сторонам, сейчас же позволил себе изучить это странное место получше. Община располагалась на большой поляне, со всех сторон ее обрамлял лес. Некоторые деревья были настолько огромные, что люди на их фоне выглядели не больше насекомых. В центре деревни расчищен небольшой пяточек, от него лучами расходятся дорожки, ведущие к отдельным шалашам. Народа в деревне немного, вчера мне показалось, что их было больше. Женщины у котлов (кстати, откуда здесь котлы?) готовят еду, рядом с ними группа детей – три подростка и один младенец, ползающий на четвереньках, чуть подальше мужчины заняты на строительстве нового шалаша. Мимо меня идут двое, перетаскивая на себе большое бревно.

- Эй, - обращаюсь я к ним, - где здесь туалет?

Эти явно не русские, они повернули головы на мой зов, покивали, улыбнулись, выдали тарабанщину, и все это не прерывая основного хода. Я никак не могу отделаться от ощущения нереальности происходящего. В голове бардак.

- Эй, - послышалось за спиной. – Туалет в конце деревни. Тебе прямо до конца, а там по запаху найдешь.

Я обернулся. В проеме шалаша находился здоровый крепкий мужчина, под два метра ростом. Цвет волос его при разном ракурсе колебался от зрелой пшеницы до красноватого ржавого отлива, подбородок украшала начинающая расползаться борода. Я и сам высокий, но этот обогнал меня почти на голову.

- Я Клим, - сказал рыжий и протянул огромную руку.

В туалет хотелось сильнее, чем продолжать знакомство, кивнув я потрусил в указанном направлении. После утреннего моциона меня перехватила учителка.

- Осваиваешься? Это хорошо. Ты должен максимально быстро адаптироваться, община наша растет, поэтому каждый вновь прибывший должен приносить свою пользу ради общего дела. Пока ты ешь, я расскажу тебе как у нас здесь все устроено.

Она наложила мне в тарелку густой похлебки и подвела к столу.

- Итак, здесь действует принцип: община – прежде всего. Ты должен всегда об этом помнить. Возможно, тебя удивят некоторые наши правила, но если ты подумаешь, ты согласишься, что правила обоснованы. Самое важное – всегда рассматривай свои действия с точки зрения целого, а не общего. Быть эгоистом на всем готовом большая роскошь, а мы еще только начинаем строить свой рай. Ты будешь обеспечен кровом и едой, но и того и другого у нас не так много, поэтому, если не испытываешь голод – не ешь лишнюю порцию. Мы должны беречь ресурсы, которые у нас есть. Нам всегда требуются мужчины для работы в поле или на рубке леса, если умеешь что-то мастерить – цены тебе здесь не будет. Ты кем работал, кстати?

- Менеджером по продажам на транспортную компанию.

- Ааа, - протянула она разочарованно, - ну ладно, наши мужчины тебя обучат, главное было бы желание. Сейчас покушаешь и принимайся за работу. Новая группа отправляется в лес.

Это, конечно, не то, что я ожидал. Не большое внеземное приключение, а колхоз, где нет места личности вроде меня. Я согласен помогать по мере сил, но не в первый же день. Неужели никому, кроме меня, не интересно узнать, где мы находимся? Черт возьми, нас поместили в новый мир, а меня гонят на укладку дров. Людмила прочитала мои эмоции на лице.

- Что не так? – Деловито спросила она.

- Все так, - буркнул я в ответ, - просто мне хочется осмотреться.

- Осмотришься, когда сделаешь свою работу. Не забывай наше основное правило: Община прежде всего!

Мда. Меньше всего мне хотелось оказаться на необитаемом острове с заслуженным учителем из Санкт-Петербурга, долбанным контр-фриком. Они избавили меня от унижений коммерческого директора и подарили нотации педагога. Чтобы не провоцировать конфликт интересов я посмотрел на посуду. Это глина?

- Мы обнаружили ее у озера, - взмах рукой в сторону, - но не совсем обычную глину. Она менее пластична, чем наша, но зато крепче и быстрей застывает. Когда тарелка полностью готова, по своим качествам не уступает прочности ореховой скорлупы. Очень крепкая. Послушай. – Люба постучала по тарелке, посуда ответила глухим звуком. – А деревья? Чудо, а не материал. Древесина у них как у пластилина, вырезать ложки сплошное удовольствие. Не знаю, кто поместил нас сюда, но они сильно облегчили нам жизнь.

Я пока не разделял ее энтузиазм. Зачерпнул ложкой густую жижу и с осторожностью попробовал. Вкус оказался странным, но вполне съедобным.

- Это похлебка из корнеплодов. Мы не знаем их названий и пока времени у нас для этого нет, но, согласись, чем-то напоминает картошку. И мы заметили, что здесь есть хочется в разы меньше, чем на Земле. Возможно потому, что здешняя еда более питательная, чем земная.

Консистенция похлебки крахмальная, на вкус отдавало тыквой с пряной примесью, я почувствовал сладковатый привкус. Но кроме этой еды другой мне не предложили, поэтому выбирать не приходилось.

- А плантация с рисом? Откуда она здесь? – Задал я вопрос.

- А вот это интересно, - глаза ее загорелись. – Поройся в карманах, вдруг ты с собой что-то прихватил.

Я пошарил рукой в карманах, вместе с мусором из крупиц табака и пыли я достал поломанную визитку, на которой написано: «Марат Веденеев, ваш персональный гид в мире грузоперевозок». Люба заметно опечалилась. Немного прока от куска картона. Чтобы не быть в ее глазах лузером, я нырнул в другие карманы, но они были пусты. Она смотрела на меня с надеждой, как ребенок смотрит на Деда Мороза, который вытаскивает из мешка… Что же? Рука моя что-то нащупала, что-то мелкое забилось в самый шов кармана, я рванул руку и вместе с нитками выдрал пять семечек подсолнуха.

- Ооо, подсолнух, - сказала она благоговейно. – Это чудесно.

- Не очень-то на них рассчитывайте, - парировал я. – Они жаренные, не факт, что прорастут.

- Но мы все же попробуем. Вы пока не представляете, какая это ценность. Марат, вы такой молодец. Мичурин! До вас только у Линя, это наш старик-китаец, оказались рисовые зерна. – Она подскочила с места и побежала показывать другим свою находку. Потом на полпути обернулась и крикнула мне: - Доедайте быстрее, посуду принесите обратно и вперед к новым вершинам. Ваши новые друзья уже ждут, - кивок в сторону.

Она утомила меня своей педагогичностью и своим сюсюканьем, тю-тю-тю. Тьфу. Я посмотрел в сторону, куда она указала, двое сидели на поваленных бревнах и со скучающим видом смотрели по сторонам. Зашибись вышло приключение.

***

Мы втроем (только вдумайтесь!) – норвежец Оле, азербайджанец Назар и я, наполовину русский, наполовину татарин, Марат – идем в лес по дрова. Сложно поддерживать разговор, когда не в зуб ногой не понимаешь, что тебе отвечают «названные братья». Какой это все же бред.

- Прышлы, - сказал Назар. Он у нас вроде за бригадира. Назар дал нам с Оле по палке, с привязанной лианой острым камнем на конце. Указывая на деревья, он сказал: - Hack bu ağac.

- Йа, йа, - невпопад ответил я. Оле на меня странно посмотрел, будто обнаружил в своих рядах шпиона. Ситуация все больше меня забавляла. Дурачок внутри меня рвется наружу, требует участия в этом цирке.

Мы принялись за работу. Гравитация усугубляла дело, рубить дерево было тяжело. Мы совсем как первобытное племя, опустились до уровня инстинктов. Тук-тук по деревьям, тук-тук – работают топоры. Я со всей силой и мощью, на которую только способен, обрушиваюсь на дерево, но оно не поддается. У моих товарищей уже получилось пробить кору, а я, сколько не рублю, не могу справиться, ствол остается целым, лишь появляются небольшие рубцы. Руки устают, кожу натирает рукоятка топора. Назар остановился и кричит мне:

- Başqa bir ağac. Bax, bizim ağac.

- Йа, йа, - отвечаю я.

- Bu, bu ağac, - он показывает на свое дерево, повышая голос.

Я сравнил деревья. Теперь все понятно. У меня другое дерево, поэтому такая разница в древесине. С новым деревом работа пошла быстрей. Камень прорубает кору и врезается в мягкую древесину. Я потрогал ее пальцем. Она мягкая, как плод авокадо. Пока я работал, осматривал окружающий пейзаж. Первое, что заметил – отсутствие насекомых. Жучки не ползали по коре дерева, в ухо мне не лезли комары, как бывает в наших лесах. Теперь почва, - верхний слой ее плотный, земля хорошо спрессована. Трава более жесткая, листья ее заострены. При таком раскладе мои легкие конверсы долго не прослужат.

Не знаю, сколько мы работали. Я потерял ощущение времени и пространства, я целиком отдался труду, но мысли мои перебирали факты. Итак: отсутствие насекомых. Как может существовать природа без насекомых? Если убрать из цепочки одно из звеньев, значит, не будет и другого, того, для кого насекомые являются кормом – мелкие животные, птицы например. И на самом деле, я ни разу не слышал звуков птиц или других животных, а ведь, казалось бы, мы находимся в глухомани. И потом, эта постоянная температура. Нет перепадов, нет ветра или пекла. Я практически не потею, хотя работаю на совесть. Свет опять же, равномерный, не видно облаков или туч, чертово голубое матовое полотно. Соединив все факты в одно уравнение, я нашел ответ. Это не другая планета, это искусственное место, созданное под человека. Эксперимент своего рода. За нами наблюдают как за белыми мышами. Сделав открытие, я больше не мог спокойно рубить дерево.

- Назар, - позвал я азербайджанца. – А ты здесь давно?

- Ны знаю. Ны так уж давно. Рубы дерево.

- Да подожди ты. А люди у вас в деревне болеют чем-нибудь?

- А?

- Больных много, спрашиваю?

- Нэт. Работай давай.

Ладно, хрен с ним. Вернусь в деревню, узнаю у Любы.

По дороге в деревню, когда каждый тащил свою законную добычу – собственноручно поваленный ствол, я увидел в поле рыжего, парня, который утром указал мне на туалет. Он тоже меня заметил и помахал рукой. Рыжий вспахивал землю вместо плуга. Навалившись на заостренную палку, он делал борозду. Жилы на его щеке вздулись, на лбу от натуги выступили вены.

От физической нагрузки и сильной усталости мышцы мои свело, они напряглись во всем теле, стали будто камень. Не зная, как справиться с болью, я начал растирать ноги и руки, но это не помогало. Чуть слышно поскуливая, постукаю по икрам. Люба появилась неслышно, села рядом:

- Не стучи по мышцам, а лучше растягивай их.

Ты-то мне и нужна, трубадур режима.

- Люба, а много здесь болеют?

Она удивилась моему вопросу.

- Ни одного случая еще не было, а почему ты спрашиваешь?

Я отчего-то стал скрытным.

- Просто интересно. Новое место, акклиматизация должна же быть. Уверен, здесь есть внеземные бактерии, которые дадут какие-то новые формы заболеваний.

Она меня перебила:

- Не придумывай давай. Завтра тебе опять деревья рубить. Сейчас отдохни немного, а потом тебя научат, как вырезать ложки из деревьев.

Это же полный финиш. Они что, думают, в пионерлагерь попали? Какие, нахер, ложки? Стараясь быть максимально тактичным, я все же не отступал от своей линии поведения.

- Люба, а сколько ты уже здесь пребываешь?

Она задумалась.

- Сложно ответить. Как ты понимаешь, часов мы здесь не наблюдаем. Но если судить по количеству моих снов, то больше ста. Хотя сны тоже разные по продолжительности, когда больше, когда меньше, не знаешь точно, сколько ты спишь. Пусть будет условно сто дней. Три месяца.

- А расскажи, как ты встретилась с ними… инопланетянами. - Выдавил я из себя это слово. Мне почему-то кажется, что, несмотря на весь тот сюрреализм, в котором я нахожусь, говорить о пришельцах – это как добровольно сознаваться в своей ненормальности, но ведь именно этот факт нас здесь всех и объединяет. И если они забыли об этом, то я намерен разобраться.

- Это было в конце лета, я готовилась к началу нового школьного года и уехала на дачу по делам. На даче ведь всегда много дел. – Она задумалась. – Это был вечер. Обычный вечер. Темнело рано. Я выкапывала лук, относила его в дом, чтобы он подсох. Помню, вышла из дома и удивилась. Стало почти совсем темно, и не было ветра. Знаешь, такое затишье, какое бывает перед грозой. В небе действительно были тучи. Сейчас я не помню, была ли такая погода с самого начала или же появилась с ними. А потом несколько молний проявились в небе, раз за разом, и, главное, в одном месте, и я увидела три фигуры возле своих яблонь. Они были большие, почти касались крон дерева. Я не испугалась, а потом присмотрелась – ба… - Руки ее хлопнули об коленки. – Они удерживали мой взгляд, и я увидела, что они показывают мне набор лиц как в телевизоре. А потом яркая вспышка в глаза или это была молния, сейчас воспоминания путаются, и все исчезло. Я стояла с пустым ведром, которое держала в руке, без эмоций. Ну не было у меня страха или паники. Сначала я подумала, что мне показалось, привиделось, и пошла к яблоням. А дальше… сфера, в которой я находилась, внезапно лопнула и я очутилась здесь. С ведром. – Она улыбнулась. – Позже мы использовали ведро как слепок для создания новых вещей. – Последнее было сказано с гордостью. Она внесла неоценимый вклад в жизнь здешнего общества.

Я слушал ее внимательно и искал общие черты рассказа со своей пережитой историей. Что-то сходилось, что-то нет. Но сейчас я ее сильно удивлю:

- А знаешь что, Люба. – Я медленно растягивал слова, - Ты здесь не три месяца. На Земле сейчас сентябрь. Ты здесь год.

Год! Страшная цифра в год дошла до ее сознания. По лицу Любы сложно было понять, что она чувствует.

- А после тебя и до того, как я появился здесь, много ли было новеньких?

Казалось, мой вопрос рассердил ее.

- Что тебе это даст? Вот зачем ты мутишь воду сейчас? Мой тебе совет, чем быстрей ты примешь эту реальность, тем проще тебе будет адаптироваться. Марат, ты еще очень молод. Ты имеешь право на свою точку зрения, но я прошу тебя все же думать о других. Если тебе это поможет, то после меня и до тебя прибыло еще… - задумалась, перебирала пальцы, - 5 человек. Ты шестой новенький, после меня.

То есть 6 человек в год или 1 человек в два месяца. Неслабо. Вернулось противное чувство искусственности всего созданного. Ведь даже интервал как подобрали – два месяца! – отличный срок для адаптации, а потом, когда человек освоится, хоп, и подсылают новую лабораторную мышь. Тогда теперь, когда я точно поверил в свои подозрения, встал главный вопрос: для чего это все? Может мы не на другой планете, а в какой-нибудь лаборатории и исследуют они нас? Может мы на их корабле, он же огромный. Может Земля не так уж и далеко – всего в нескольких метрах от меня? Лицо мое скривилось от безумных мыслей, я ощутил почти физическую боль в груди. Люба с жалостью посмотрела на меня:

- Не мучай себя. Прими это. Просто прими это и начинай жить. Здесь есть девушки твоего возраста. Жизнь не закончилась, наоборот, она только начинается. Почему же ты не ценишь то, что тебе дается?

Как же некоторым людям легко жить. Их не мучают постоянные вопросы «Зачем?» и «Для чего?». Они – идеальный электорат. Они проглатывают любую муть, которую им дают. Это же счастье, жить без мозгов и воспроизводить себе подобных.

***

Пару дней или около того я был паинькой. Решил, что рубить с плеча глупо, сначала нужно осмотреться. Уклад общины был более-менее понятен: все жители вносили свой вклад в общее дело. Биоритмы у всех людей разные, кому-то достаточно 6 часов для сна, кому-то и 10 будет мало, наша индивидуальность давала возможность общине всегда находиться в движении. Всегда кто-то стучал палками в лесу, кто-то варил еду, кто-то мастерил мебель или плел корзины. В основном все строилось на принципах доверия и честности, а так же потребности в выживании. Единого лидера не было, казалось, людей толкает внутренняя потребность делать свою работу, чтобы показать свою приверженность группе, стать частью единого целого. Хотя иногда между отдельными личностями случались редкие перебранки, вспышки недовольства или недопонимания. Но мы же все плывем на одном корабле, и куда ты денешься с палубы? Приходится мириться, приходится расти над собой, чтобы понять мотивацию поступков другого человека.

Я ближе узнал Клима, с ним мы нашли общий язык сразу. Возможно, нас сблизило то, что мы ровесники, а возможно чувство юмора. Я всегда ценил людей, кто может посмеяться над собой и ситуацией. Я попросил Клима сводить меня на экскурсию, подальше в лес. Одному идти страшно. «Свожу, чего не сводить то» - широко улыбнувшись, ответил он. Еще через пару дней он выполнил свое обещание.

Он повел меня знакомой дорогой, к озеру, где люди нашли глину. Озеро примыкало к лесу почти вплотную, я думаю, его обнаружили внезапно – исследовали местность и наткнулись на воду. Глина, объяснил мне Клим, находится внизу. Само озеро не очень глубокое. Да и зачем говорить, ты лучше нырни и сам все поймешь.

Странный эффект получился. Вода напоминала газировку по составу, мелкие пузырьки поднимались со дна озера, ее плотность не выталкивала меня, скорее поддерживала в равновесии не позволяя погрузиться вниз, но и не болтаться как поплавок на поверхности. Когда я привык к состоянию, сделал несколько кругов по озеру. И не было сопротивления воды, эта субстанция реагировала на мои движения. Я прижимал руки к туловищу, работал корпусом и ногами, имитировал стиль морского котика и вода, как живая, откликалась на мои ощущения, она позволяла телу набирать скорость и маневренность. В какой-то момент я разошелся, забылся, выпрыгнул из воды, сделав полукруг как дельфин, и нырнул обратно. Это было так необычно.

- Ну что, навеселился? – За мной внимательно наблюдал Клим. – Пойдем, покажу еще что-то интересное.

По дороге я поделился с товарищем своими опасениями об искусственности всего созданного. Вода – еще один аргумент в пользу инопланетных технологий. Он выслушал мои доводы, а потом… согласился со мной.

- Мы тоже так думаем и сейчас ты поймешь, почему.

Мы шли по вытоптанной тропе, я хотел было спросить, была ли она до нас или это сделали люди, как тропа внезапно оборвалась. Земля в том месте была обожжена. Полоска обожженной земли тянулась по неровному периметру. Кто-то явно обозначил участок. На нашей стороне росли преимущество большие деревья, было много кустарников, травы и зелени, а там, за обожженной полоской, земля переходила в опавшую хвою и рядками росшие деревья удивительно напоминали нашу сосну.

- И? – Вопросительно посмотрел я на Клима

- Пройди вперед, если не боишься.

Я осторожно сделал шаг правой ногой. Ничего не почувствовал. Потом шаг левой и вот теперь я пересек границу нашего периметра. И вновь ничего. До меня что-то вроде стало доходить, но я же не думаю, я вначале делаю, а потом… В общем, сделав еще шаг мое тело подбросило гравитацией вперед на несколько метров. Я перестал чувствовать вес тела, я пытался им управлять, чтобы хоть как-то приземлиться. Гравитация сменилась, теперь она едва ли дотягивала до 80% земной. Перепад так сильно ощущался, что управлять телом без подготовки – это наверняка врезаться в дерево и получить увечья. Когда вернулся на прежнюю половину, гравитация опять придавила меня своей тяжестью. Ну, хорошо, это интересный эффект с гравитациями, но объясните мне, что здесь происходит?

- Если бы мы знали, - сказал Клим, всматриваясь на ту половину леса. – Я думаю, что у каждого, кто дошел до этого края, есть свои соображения. Но то, что люди пропали, после перехода за границу, – это факт.

И он рассказал историю, как на заре зарождения общины, когда люди стремились понять причины и исследовать место, двое жителей ушли, обнаружили границу перепада, вышли за нее и не вернулись. На их поиски отправились еще двое и тоже не вернулись. Пропало четыре человека. Больше никто не выходил за границы. Были другие заботы – постройка хижин, становление уклада общины. Никто вслух не сказал о запрете покидать периметр, но каждый сделал для себя такой вывод.

- Я как-то прошел вдоль границы, она идет по окружности, получается, мы в центре круга с измененной гравитацией. Ты прав, в этом круге жизнь искусственная – нет животных, нет угрозы, максимально комфортная жизнь. Пока ты в круге, ты жив.

Теперь я понял, почему Люба вяло отреагировала на мой интерес в исследовательской миссии. Она знала, но не сказала об этом. Старая грымза.

И я опять оказался между тяжелой кувалдой благоразумности и прочной наковальней интереса, который так и тянул меня положить голову на ее основание.

***

После открытия периметра я немного успокоился. Стал полноправным членом нового общества. Сконцентрировался на нем. Отбросил от себя все эгоистические мотивы, стал винтиком в эволюционной машине. Я научился лихо работать топором, вырезать ложки с именными инициалами, купаться в озере и бродить по доступному нам периметру. К своей гордости я обнаружил новый вид съедобного плода – смесь помидора и дыни. По консистенции как помидор, а по вкусу очень похож на дыню. Как-то я подумал, что сам того не ведая превратился в вегетарианца. Да и вообще, на кого я, интересно, похож?

Отражение воды в озере показывало мне меня, будто знакомя двух совершенно чужих людей. Я смотрел на бороду, которая уже полностью закрыла подбородок, щеки и виски и подумал о том, как ее скорректировать? Волосы отрасли и теперь челка спадала мне на лоб темными линиями. Цвет глаз не изменился, остался серым, но из них ушел блеск, исчезло что-то важное, что-то, что было в прошлом. Юношеский задор, который заставляет нас искать приключения и новые возможности. Сидя на берегу озера, я вдруг осознал, что сам того не желая продвинулся вперед. Эта община научила меня тому, что не мог научить земной социум – ответственности, самоконтролю.

Время шло. Я приспосабливался к обстоятельствам, но оставлял за собой право оставаться собой, хотя порой ловил себя на мысли, что община полностью меня поглотила, но это не раздражает, наоборот, я ее незаменимая часть, ресница, что оберегает глаз от мусора, ноготь, который помогает раскапывать землю в поисках съедобных корешков, волосок на голове, позволяющий не напекать голову. Я – всего лишь частица, маленькая, незначительная, но важная для целого организма.

***

Сфера с вновь прибывшим появилась в центре площади. Работа остановилась, все поселенцы с интересом наблюдали, кто там находится. Мне хотелось подбежать к сфере, ощутить какая она вблизи, но что-то меня удерживало. Удерживал меня человек на стуле, кто сидел по ту сторону от нас. Он находился в очень грязной комнате с обшарпанной, ветхой мебелью. Человек смотрел прямо на нас, но он, естественно, нас не видел. Он был недоволен и что-то зло говорил в пустоту. Он обводил мутным взглядом комнату снова и снова, а нам казалось, что он осматривает каждого из нас. Если этот новенький будет жить с нами, то я почувствовал, что иные уготовили нам серьезное испытание. Потом мужчина встал, покачнулся и чуть было не упал. Он худощавый и немолодой. Руки его сухие и жилистые, от запястья до локтя набита татуировка. Увидеть ее изображение сложно, она давно уже не представляет из себя образ, скорее смотрится как грязное, синее пятно. Мужчина, пошатываясь, шел к границам сферы. Я задержал дыхание и надеялся только на одно – что он не проткнет ее, но чудо не произошло. В глаза ударила вспышка света и вот он – вновь прибывший – очутился с нами. По собравшимся прошел рокот, никто не находил в себе смелости подойти и приветствовать его. Слова про «Добро пожаловать домой» не лезли из горла, всем хотелось знать, кто он такой. Но я знал, что он – наш. Так легко можно вычислить соотечественника, находясь на заграничном курорте. И я ощутил чувство вины. Мне впервые было стыдно за себя и за того парня.

- Че за на? – Хрипло, с вызовом сказал он.

Он обводил нас мутным взглядом. Во взгляде его читалась злость.

- Кто такие, черти? А ну пошли на отсюда. – Еще громче и еще злее крикнул он.

Толпа охнула и попятилась. Никто не находил в себе силы выйти первым. Омерзение, которое охватывало тебя, когда ты смотришь на этого человека настолько сильное, что дает ему силу. Легче отступить, забыть, игнорировать, чем вовлечь себя в разговор. Но он был послан нам. Я покосился на Любу и понял, что она испытывает те же эмоции. И принял решение.

Выйдя вперед, я сказал:

- Успокойся. Здесь обычные люди и для тебя нет никакой опасности.

- А ну пошел на, черт. – Он размахнулся для удара, но потерял равновесие и упал на землю. Подняться сразу ему было сложно, сначала он встал на четвереньки, а потом с трудом поднялся на ноги, но покачнулся и снова упал как мешок. Я понял, что мужчина чертовски пьян. И, что самое плохое, это его обычное состояние.

Мужчины нашего племени связали руки и ноги ему лианами, перетащили в шалаш для сна и дали время, чтобы он проспался и пришел в себя. Но я знал, что затея не выгорит. Не на того нарвались. Его организм отравлен алкоголем настолько, что свету невозможно пробиться через гнилую плоть.

Настроение в общине стало подавленным. Все понимали, какой груз ответственности ложится на их плечи. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, я чувствовал общее настроение и понимал, что несу ответственность за него возможно даже больше, чем все остальные, потому что он – свой. Вот уж не ожидал такой подлянки от иных.

Скоро он проспался. Мы с Климом и Любой сидели в шалаше, чтобы поздравить его с прибытием. Абсурд.

Он зашевелился, открыл глаза и уставился на нас.

- Эээ, братуха, где я? – Поднял руки и увидел, что они связаны. – Че происходит?

Но традиция есть традиция.

- Добро пожаловать домой, - говорю. И попытался объяснить ему всю ситуацию. Он тупо смотрел на меня, я видел, что слова мои отлетают от его головы, он не воспринимал их. Но снова и снова я терпеливо объяснял, что с ним произошло и где он теперь находится.

- Че, на, на самом деле? Да ты шутишь, братуха! – Мужчина то веселел, то впадал в злую угрюмость. – Я Санек. Слышь, развяжи а?

Мне не хотелось развязывать путы, но не могли же мы его держать вечно.

- Я это. Вчера перебрал чуток. Блин, ничего не помню. – Рукой он потер лоб. – Шо там было то, а? Эти… именины. – Саша вспомнил трудное слово. – А где я? Чет не пойму ничего. Бошка болит. Водички дай, а, браток.

Я готов был закричать от бессилия. Он неуправляем. Перевоспитывать его – года не хватит.

- Ты вчера то, что помнишь? – Я понизил уровень общения до привычного ему.

- Тэ… - Он задумался. – Ну, это, на. Говорю же, именины. Поздравляли, культурно проводили время так сказать. С Ленкой поругался. Она та еще на, – он пустился в смачные подробности и слова из него выходили канализационным потоком нечистот, злость лилась помоями. Мне хотелось отвернуться, уйти, но я знал, что это неправильно. Он продолжал. – Димон ушел, я не понял куда ушел, - говорил он вяло, речь его оскудела от долгого пьянства, мысль не могла построить четкую схему разговора, он перебирал разные детали вчерашнего вечера и не мог свети их к одному. - Я вроде как один остался. Закурил. Задумался о чем-то. А потом смотрю, стоят трое. Я не понял, че за хня. Они высокие, на, в потолок башкой упираются. Но мы-то тоже народ не пуганный. Я сразу понял, что это белочка у меня. Один раз тоже чертика на кухне видел, под холодильник убежал он потом от меня. Но эти огромные, трое. – Его звук «р» смазывался, он проглатывал его как холодную кашу, получался не резкий звук, а какой-то вялый «рь». – Они картинки мне показывали, я не запомнил, кино, на. Потом исчезли. Я так и не понял. Ну точно, белка. Перебрал, с кем не бывает. Димона, думаю, найду, расскажу эпизод. Он в туалете застрял. Поднялся я, значит, чтобы к нему идти, а тут вы нарисовались. Я вообще ничего не понял, да и сейчас не особо. Че происходит то, на?

И я снова объяснил ему ситуацию. Иногда лучше оружие против тупости, снова и снова повторять то, что нужно, чтобы тебя услышали.

Первое время Саша был тихий. Он все время озирался по сторонам и был похож на пугливую собаку. Ссутулившись, он шел по поселению, иногда останавливался и долго смотрел по сторонам, будто видел все впервые. Рвал листья и долго трогал их пальцами. Больше всего от Саши страдали люди, кто отличался от него. По большому счету все, кроме нас. Азиатов называл «узкоглазыми». Климу доставалось за «бульбаша», ко мне пристало прозвище «братуха» или «паря», к Любе «мадам» или «фея» в зависимости от его настроения. Мы все знали, что долго так продолжаться не может. Саша отказывался от работ под любым предлогом. Первое время ему в силу интереса было все в новинку, и он попробовал было поработать, но быстро понял, что это не его стезя. Хотя вырезать из дерева любил, но вырезал все больше фигурки – детям на радость. Как-то он объяснил, что научился этому на зоне.

- По-глупому залетел, за девку вступился, подрался, я же не знал, чем дело кончится. Вот мне 201 и дали. 8 лет строгача, паря.

Несколько раз, когда его не было в поле зрения, и он не мог нас услышать, мы обсуждали что делать дальше. Ну, невозможно же. Наша община, наш единый организм, будто получил вакцину с живым вирусом, и организм вначале сопротивлялся, но бактерия оказалась сильней и вот она подавляет нас всех. Находиться рядом с ним было неприятно. Люди стали пугливыми и старались меньше общаться даже друг с другом.

Он совершил преступление, пошел на низость, сознательно выбрал подлость по отношению к своему же близкому товарищу, к тому, с кем проводит свои дни. Нельзя красть у своих, нельзя наплевать на людей, нельзя ставить себя выше остальных. Когда он съедал свою и чужую порцию – это еще можно простить, когда он сидел под деревом, пока все остальные работали – это еще можно терпеть, пока он смеялся над остальными, показывал пальцам и бестактно лез в разговор – это еще можно не замечать, но когда он попытался изнасиловать молодую немку, застал ее врасплох в лесу, куда она отправилась за ягодами – это переполнило нашу чашу терпения. Ее крик – острый, громкий разносился по воздуху так, что его слышали все, и те, кто в общине, и те, кто в лесу на работах. Мы все побежали как один и увидели страшную картину: она под ним трепыхается как птица, а он над ней уже приспустил штаны и шарит рукой внизу живота, пытаясь найти вход. Все на секунду остолбенели. Мы не знали, что делать и как поступать. Я первый вышел из ступора, отломил ветку – она поддалась как тягучая резина – и ударил его по затылку. Он сразу обмяк и навалился на девушку всей тяжестью. Она хрипела под ним, пока мы его стаскивали. И все испытывали чувство жгучего стыда, будто совершил это не посторонний человек, а каждый из нас. Будто мы все причастны к его преступлению. Это и стало последней каплей.

Когда он очнулся, мы всей общиной сказали ему, что он изгоняется из деревни. Что отныне он нам чужой, а, следовательно, враг. Община поручила нам с Климом привести приговор в исполнение. Но так как никто не решался на радикальные меры (даже мысли не возникло), лучшее, что мы могли придумать, это вывести его за периметр и оставить там на волю богов. Но проблема была в том, что мы еще не выходили за периметр круга, а те, кто выходили – так и не вернулись. Но чтобы помочь общине вновь обрести покой, мы решили рискнуть.

Часть 3