НОВЫЕ МАРСИАНЕ

Не заметив, что нас уже нет.

Рей Брэдбери. Будет ласковый дождь.

Марсианские хроники.

После совещания, на котором доктор Ромелс сообщил, что отряд первых колонистов Марса уже практически сформирован, биолог экспедиции Мерк Верзлов спросил:

- Ты не помнишь, как звали того мужика, который написал в прошлом веке книгу о колонизации нашего объекта?

- «Марсианские хроники»?

- Ну да, вроде этого.

- Это был Рей Бредбери.

- Точно. Я знал да забыл. Но он ведь всё описал верно.

- Что значит «верно»?! Это же фантастика, - возразил я.

- Не скажи. Но дело не в этом. Я вспомнил, что он, уже в преклонном возрасте, всё собирался на Марс, даже если его на нём похоронят в банке из-под капустного супа.

- И что?

- Да вот думаю отыскать его клеточный код, чтобы уже на месте сконструировать клон этого парня с программой быстрого развития.

- Ты что, забыл, что клонирование людей запрещено? – удивился я.

- Запрещено на Земле – на Марс пока этот запрет не распространяется.

- Допустим, ты сконструируешь бездушное существо, подобное Бредбери… Но вряд ли его, лишенного души, будет волновать то, что воодушевляло фантаста. Вряд ли оно напишет хотя бы пару строк, подобных тем, которые отстукивал на своей пишущей машинке писатель. Не вижу смысла создавать подобие Бредбери только для то, чтобы похоронить его в консервной банке, согласно шутливому завещанию фантаста.

Кажется, я добил Мерка, и он сказал:

- Возможно, ты прав. Подумаю.

В суете пред отлётом, за время утомительного пути и нервотрёпки, с которой происходили поселение, обустройство и адаптация колонистов к искусственным условиям обитания, я совсем забыл о том коротком разговоре. К тому же, загруженные работой, мы редко виделись. Но однажды, выйдя от администратора языковых преобразований, я увидел в коридоре Мерка. Не останавливаясь, на ходу, он ошарашил:

- Как говорят в России, парень растёт не по дням, а по часам. Перечитал в Интернете всю фантастику и классику…

- Кто растёт-то?! – крикнул я ему вдогонку.

- Да твой Рей Бредбери растёт. Приезжай ко мне в Био-сити – познакомлю.

Рей оказался, действительно, вполне взрослым и серьёзным пареньком. Узнав, что я по специальности филолог-нормализатор, он первым делом поинтересовался, к какому из земных языков близка марсианская речь.

- Как тебе сказать, - сдерживая улыбку, ответил я. – Конечно, став марсианами, колонисты создадут какой-нибудь слёнг, который и назовут марсианским языком. А пока у нас в ходу только земные языки, точнее – их смесь. Иных я не слышал.

- Вы, правда, что ли, не слышали, как шелестят их слова?

- Чьи слова?

- Марсиан.

- А ты что, видел марсиан?

- Пока нет. Но ветры доносят их слова и целые фразы…

Похоже, Рей не шутил. А что, если в нём возродился великий фантаст, телесная оболочка которого упокоена на Земле, а дух по-прежнему будоражит людей и влечёт в космическое пространство, к звёздам, на Марс? Но этого не может быть. У клонов не может быть души, а, следовательно, и воображения, и полёта фантазии.

Паренёк, вероятно, был телепатом и, прочтя мои мысли, заулыбался:

- К фантастам это не относится. Всё, что от них исходит, книги ли, клоны ли, наделено их душевными свойствами.

- Книги, говоришь? Пожалуй, - согласился я. – Но не клоны. Авторство того, чьи клетки использованы, не может быть признано, просто потому, что сочинителями клонов являются другие люди – биологи и врачи.

Помолчав, я добавил:

- Весьма талантливые специалисты, но авантюристы. Твоего творца за такое «сочинение» на Земле по головке не погладили бы.

- Люди боятся клонировать себе подобных, - махнув рукой в мою сторону, осуждающее произнёс юный Бредбери. – Как в библейские времена, они страшатся гнева Творца. Ведь клонируя, они совершают то же самое, что Он когда-то совершил, создав Еву из клеток Адама. Если бы первый человек был начитан, он в тот момент, наверняка, развёл бы руками и сказал: «Фантастика!»

- Скажи, пожалуйста, Рей, а ты уже написал что-нибудь такое… типа рассказов старика Бредбери? – сменил я тему разговора.

- Всё, что он написал про жизнь марсиан, правдоподобно, а взаимоотношения их с колонистами – выдумка: не было при его жизни десантов на Марс. Мне для того, чтобы что-то написать, надо поездить по пустыням, послушать марсиан…

- Поездить тебе, вероятно, представится возможность. Со временем, конечно, когда подрастёшь. Что касается встреч с марсианами, то всё-таки придётся тебя разочаровать – нет никаких марсиан. И следов их нет. Марсиане – это мы с тобой и те, кто сюда прилетел. Но фантазировать тебе, конечно, никто не запретит. Действуй. Интересно было с тобой пообщаться. Разговор продолжим при следующей встрече, - оборвал я нашу дискуссию и, пожав Рею руку, направился к камерам перемещения, где оставил скафандр и пескоход.

А через два дня мне сказали, что воспитанник Мерка Верзлова бесследно исчез. Но, как я уточнил в администрации, не совсем бесследно. Он воспользовался запасным скафандром Мерка, а пескоход угнал с площадки для парковки. Рей умчался без дорог вглубь пустыни, где следы пескохода вдруг оборвались, будто машина взмыла вверх и растворилась в атмосфере, поскольку ни один орбитальный контролёр её не зафиксировал.

Мерк долго ждал его возвращения, а когда надежды иссякли, обратился к губернатору колонии с просьбой разрешить повторить эксперимент по клонированию и получил отказ. Он показал мне эту бумагу с короткой резолюцией, уведомляющей, что клонирование людей запрещено правительствами Земли и этот запрет распространяется на марсианские колонии.

Я остался у Мерка в Био-сити, и мы напились.

…Мы осваивали Марс и всё больше ощущали себя его аборигенами. Срастались наши языки, обогащаясь новыми словами, обозначающими отличные от земных явления, процессы и понятия. Я работал сразу над несколькими словарями, с трудом подбирая земные слова для истолкования марсианских терминов. Всё шло именно так, как я и предсказывал клону по имени Рей Бредбери. Но я об этом разговоре с ним уже и не вспоминал.

Однажды, когда я допоздна засиделся над работой, зажёгся экран видиосвязи. На нём обозначился Мерк. Он был взволнован и сказал только:

- Вернулся Рей. Приезжай.

Ранним красным утром я примчался в Био-сити. Вместо вихрастого паренька я увидел старика с полуулыбкой на губах и в глазах, со спадающими на уши серебряными волосами. Со скрещенными руками, пальцы которых засовывал под мышки, он был копией описателя марсианских будней, знакомого мне по фотографиям. Недоставало только очков.

- Я жил там, - махнул он рукой в сторону пустыни, - пока не пришло время умирать. И я вернулся. Надеюсь, где-нибудь для моих останков найдётся банка из-под капустного супа?

Через несколько дней он умер. И его закопали на кладбище в песок, закрыв тело в оранжевом контейнере фирмы «Марсианское упокоение».

Спустя время Мерк привёз сумку, наполненную тетрадями. Они были сшиты из лоскутов не то тончайшего пергамента, не то бумаги особой выделки.

- Ты – филолог, ты – лингвист, ты толкователь нашего языка, тебе и читать это. Я пробовал, но мало чего разобрал.

- А что это? – спросил я. – Новая фантастика?

- Пожалуй, что нет. Это – дневники…

Действительно, на первом листе было крупно выведено: «Марсианские дневники». Я перевернул его…

«Оказывается, из колонистов, кроме меня, никто не слышит марсиан. А я не только слышу их голоса, но и понимаю их речь. Возможно, потому, что я родился (или был воссоздан) тут, на Марсе, а, может, потому, что Бредбери-старший как-то связан с этой планетой…

В последние дни они меня одолели. Их много, и они хором зовут меня к себе. И меня к ним тянет всё больше и больше. Вчера я примерил скафандр моего творца. Он мне почти впору. Не снимая его, я вышел из дома и, сдерживаясь, чтобы не побежать, зашагал к камерам перемещения. Дождался, когда контролёр вышел по какой-то надобности, и, в мгновение ока проскочив шлюз, впрыгнул в чей-то пескоход и направил его прямо на голоса…

Они звучали всё громче и громче, пока ни слились в одно «о-о-о!» И тогда вместе с пескоходом меня втянуло в какую-то воронку и вращало до тех пор, пока я не почувствовал, что скафандра на мне уже нет, а я стал каким-то иным, невесомым, слепленным из пульсирующего, возможно, пространства, а, может быть, времени.

- Вот и ты! – прошелестел во мне голос. Наполненный пульсирующим светом, с глазами в пол-лица, марсианин вдруг выплыл из воздуха, а за ним стали проступать другие, но такие же, лица.

- Мы ждали, когда ты созреешь, - говорили они, - чтобы подтвердить, что ты… нет, не ты, конечно, а тот, кто остался на соседней планете… почти точно описал нас и нашу жизнь.

- Вы что, читали его книги? – насторожился я.

- Зачем нам читать? Миры сообщаются. И то, что думают где-то о нас, мы узнаем тотчас же.

- А он что, тоже мог узнавать, что происходит у вас?

- Видно, мог. Мог, конечно. Ведь и ты тоже слышишь и понимаешь нас.

- Это потому, что я его клон, - попытался я удивить их.

- Конечно, - не удивились марсиане. Они говорили хором, но как один. - Мы ведь все – тоже клоны, копии наших предков, прах которых истёрся давным-давно. И сколько с тех пор прошло времени, нам уже и не сосчитать».

Свой первый диалог с марсианином по имени Ишши Бредбери-младший, похоже, записал дословно, чтобы было видно, как он по-репортёрски умело вытягивал из собеседника сведения об образовании на Марсе невидимой цивилизации. Из подчёркнутых автором дневника фраз сложилась короткая летопись этого длительного процесса.

Сотни тысяч лет, благодаря предпринятым мерам предотвращения тектонических потрясений и падений на планету космических пришельцев, марсиане жили в тиши и покое, в согласии со скудной, но дающей им самое необходимое, природой. В холода они закрывались в городах, построенных в недрах планеты, куда доходило тепло от её оставающего ядра, а когда на поверхности наступало лето, выходили наверх, жили в шашулах на берегах водоёмов, летали по ним под разноцветными парусами и вечерами прожигали небо огнями салютов.

«Со временем им, как выразился Ишши, наскучило праздновать жизнь». Их стало волновать только одно: как подольше пожить, оставаясь здоровым, стройным, красивым. Были признаны вредными половые контакты и беременность. И стало правилом продолжать род путём клонирования, которое уже давно применялось для воспроизводства домашних животных и плодовых растений. В материал для клонирования сразу же закладывали копиты долголетия и приспособляемости к меняющимся условиям обитания.

Но износившаяся за тысячелетия система безопасности стала пропускать метеориты, рассказывал Ишши. Сотрясения литосферы разрушили несколько городов. Атмосфера ускоренно теряла свой воздух, как будто его откачивали. Те, у кого организм не успевал приспосабливаться к быстрым переменам, умирали.

«И вот тех, кто уцелел, призвал к себе Верховный правитель. «Нас осталось совсем немного, - сказал он. – И мы совершенно свободно сможем разместиться в параллельном самопрограммирующемся виртуальном мире, как бы уйдя с нашей планеты и в то же время пребывая на ней. Это убежище устроили магистры, когда стало понятно, что наша гибель совсем близка. Те, кто перейдут в него, утратят все свои материальные качества, но будут существовать вечно. Я даю вам четыре частицы времени на принятие решения: или остаться и умереть, или перейти и сохраниться. Многие остались, в том числе и Верховный правитель, а мы перешли в иную форму жизни.

- Но как же? - спросил я…»

Этими словами завершились записи на английском языке. Далее листы были испещрены буквами (или словами), начертанием напоминающие спиральные галактики, завихрения торнадо, горизонтальные «восьмерки» бесконечности. Иногда между ними попадались фразы на человеческом языке.

«Я видел, как они смотрят на пески пустыни. Ветер переметал, как эти пески, тоску в их глазах». «Они холодны друг к другу. Должно быть, за миллионы лет они устали видеть одни и те же неизменные лица». «Они считают, что во мне ещё слишком много «материального» и что меня следует ещё раз пропустить через «фильтры». Я говорю, что не надо торопиться. Но, видимо, из-за этого «материального» время слишком быстро проходит через меня. Я это чувствую. Наверное, я уже седею, но не вижу этого – нет зеркала».

Да, подумал я, Бредбери-старший хорошо написал о марсианских призраках, о смутной тоске теней Марса по живым людям с Земли. Но он считал, что марсиане будут противиться вторжению землян. И он ошибся. Они на нас даже не обратили внимания, хотя мы уже построили на Красной планете посёлки и обжились в них. Похоже, марсиане ждали подобных им клонов, которые бы разбавили однообразие их лиц. Рей, видимо, утолил их жажду. Утолить-то утолил, но почему-то не остался с ними. Почему?

Когда закончу работу над словарями, я попробую разгадать, что он написал в своих дневниках вращающимися марсианскими буквами. Уверен, что найду ответ, почему Рей предпочёл умереть среди людей, отказавшись жить в виртуальном мире вечно…