Вячеслав Миронов

Королевские шахматы.

Толкнул деревянную тяжёлую дверь, стекло только от середины вверх. Висит табличка «Закрыто». На стекле надпись «Bière Bruxelles mastodonte». Но разве меня может интересовать какая-то табличка на двери моего кафе «Брюссельский пивной бегемот»? Посетители называют просто «Бегемот».

Растягиваю рот в улыбке. Она должна быть искренняя. Хотя так хочется послать всё к чёрту и завалиться спать. Только в восемь утра я приехал из Франции со встречи. Потом думал, шифровал информацию, перегонял в Центр. Ждал подтверждения получения.

За барной стойкой Эллис.

— Добрый день, мсье Артур! — приветствует она меня.

— Добрый день, мадам Эллис! — радостно отвечаю ей.

Иду в свой кабинет. Звучит, конечно, громко, небольшая каморка за спиной бармена, зеркальная стена — стекло с односторонней проводимостью. Мне видно, меня нет.

— Вам, как всегда? Кофе? — интересуется она.

— Да. Как всегда, самый крепкий. — киваю я. — Отчёт когда будет готов за вчерашний день?

— Думаю, через полчаса и заявка на поставку, что нужно.

— Понял, спасибо. Жду.

Обычный день в Брюсселе. Всё размерено у местных жителей. И у меня, со стороны, должно тоже так выглядеть со стороны. Всё размеренно. Чинно-благородно. Откинулся в кресле, растёр лицо. Как же хочется спать! Чёрт побери! Как же достал этот бар! Раньше у меня было прикрытие, связанное с разъездами, оно было проще. И наружное наблюдение выявлять тоже сподручнее. А тут — обкладывай стационарными постами, передавай по цепочке, для контроля можешь запустить пару филёров, сиди, фиксируй все мои контакты.

Последние пять лет я был в «заморозке». Минимум активности. Отдельные поручения в Европе, типа заложить чей-то тайник. Отфиксировать человека, был он в 16.05 такого-то числа у Бранденбургских ворот.

У меня на связи было два завербованных агента «Мишель» и «Грегуар». В результате долгой работы, они занимали высокие посты в правительствах некоторых европейских стран. Поставляемая ими информация была настолько ценна, что Центр принял решение заморозить мою активность. Ни в коем случае не попадать в поле зрения органов контрразведки.

Время шло. Политическая ситуация менялась, и мои визави были отправлены в отставку новыми правительствами и парламентами.

Когда работаешь с агентами, то нужно, чтобы у вас сложились дружеские, приятельские отношения. Ни в коем случае источник не должен думать, что ты относишься к нему потребительски. Только как товарищу, другу, соратнику. Проявлять искреннею заинтересованность в его жизни.

В некоторых книгах, кино показывают, что разведчик получил компрометирующие материалы на кандидата на вербовку, пришёл, вывалил ему на стол фото, где он с любовницей, и он тут же начинает работать на российскую разведку. Приносит тебе сейф с совершенно секретными документами, где расписаны планы ядерного нападения на Россию. Но это в дешёвых книгах и кино.

Сейчас, когда в моде, или как говорят «в тренде», бездетные европейские президенты, или разведённые, то кого-то удивить порнографическими снимками сложно. Как и сексуальной связью с лицами одного пола. Да, и не будет завербованный агент на компрометирующей основе работать долго. Ему прощё пойти на сотрудничество с контрразведкой. И вот здесь имеется масса вариантов. Либо тебя сразу примут, или через тебя будут в Москву продвигать «дезу» в красивой, правдивой обёртке. И будут тебя «пасти» днём и ночью, выявляя все твои связи, каналы передачи информации, создавая условия мнимого благоприятствования.

За что человек готов умереть? Сам. За убеждения. Они могут быть разными. Это и религия и понятие Родина, за образ жизни, за всеобщую справедливость, за деньги. За тот иллюзорный мир, который сформировался у него под воздействием социальной среды, опыта, образования, социальных связей как вертикальных, так и горизонтальных. Это и есть убеждения. Пойми его, дай понять, что искренне разделяешь его воззрения, его убеждения, и он тебе доверится. И будет совместно с тобой добывать «руду» — информацию.

От хронического недосыпа всякое в голову лезет. Азы вербовочной работы всплывают сами собой в голове. Снова растёр лицо руками, уши посильнее. Легче. Аккуратно извлёк из стола початую пачку сигарет. Обычная пачка «Marlboro». С виду обычная. Даже можно вытащить сигарету и выкурить из первого ряда. Второй ряд трогать не стоит. Пачка тут же нагреется и начинка выгорит.

Счётчик посещений кабинета в моё отсутствие. Каждый раз, выходя из кабинета, я обнуляю счётчик. И каждый раз проверяю.

Если дома использую старый как мир разведки, способ — шарики пыли и крошки, нитки, волосинки, ворсинки, то здесь, приходит уборщица и наводит порядок. Всегда наблюдаю за её работой, прикрываясь срочными делами.

Как занести в охраняемое помещение записывающую аппаратуру, хоть видео, хоть аудио, взрывное устройство, насыпать медленный яд в бутылку с водой или алкоголем, засунуть в кресло радиоактивный элемент, или обмазать солями тяжёлых металлов телефонную трубку? Уборщица! Просто, элегантно и незаметно. Просто и эффективно. Мне ли это не знать.

Точно также и провести тайный осмотр помещения. Сегодня осматриваешь один угол, завтра — другой. Изучаешь систему замков, сигнализации, осматриваешь быстро, незаметно стены, пол, потолок, мебель на предмет поиска скрытых тайников. Сейчас на любой карте памяти можно спрятать целую библиотеку провинциального городка. И размером она не больше ногтя. Засунь под плинтус или дверную обналичку. Вроде и на виду, а спрятана. Но так поступают только неразумные граждане, начитавшиеся детективов. Не будет разведчик при себе хранить добытую информацию. На ней можно сгореть в два счёта. Прихватило сердце, отвезли по скорой помощи, раздели, нашли, передали в полицию, вот тебе и неразрешимая проблема.

Конан Дойл описал, как быстро найти спрятанное. Инсценируй пожар, будут спасать самое ценное. Вот, и если будешь хранить на рабочем месте добытые кровью и потом сведения, то дымовая шашка может заставить тебя выдать себя и принести искомое контрразведке страны пребывания на блюдечке с голубой каёмочкой.

В косяк проёма постучали, и тут же открылась дверь. Эллис принесла чашечку кофе, отдельно лежал кусочек горького бельгийского шоколада фирмы «Neuhaus», и отдельно бокал с коньяком. Перехватив мой взгляд, она пояснила:

— У мсье была трудная ночь, чтобы привести себя в чувство — это лучшее средство. — максимально деликатно сказала она, не глядя в глаза.

— Спасибо.

Она пошла выход. Я остановил её:

— Скажите, Эллис, как вы определили, что я плохо спал?

— У мсье мешки под глазами.

— Они у меня всегда. Не молод уже. Увы.

— Цвет и размер отличается. — кротко она ответила.

— Спасибо. — я рассмеялся. — От вас ничего не скроешь.

Откинулся в кресле, взял коньяк, покрутил жидкость в бокале:

— А вот за это — отдельное «спасибо»!

Поднял, понюхал. Мой любимый. Любимая марка. Дорогой. Посетители его редко заказывают.

Девушка вышла. Понюхал ещё раз, залпом выпил. Откусил кусочек шоколада, сделал глоток кофе. Уф-ф-ф! Хорошо! Кровь побежала по жилам, мозг начал работать, в глазах стали гаснуть красные круги от усталости. Можно и поработать на благо своего предприятия!

У бельгийцев, в отличие от тех же французов, вообще не принято обсуждать личную жизнь. Только между близкими родственниками. Насчёт того, что здесь есть у кого-то близкие друзья, я затрудняюсь сказать. Можно обсуждать многое, политику, погоду, чемпионат Бельгии по футболу, но личная жизнь — табу. Национальная черта — сдержанность. Улыбка — маска.

Поэтому и Эллис так тактично поступила. Допил кофе. Но надо поработать над собой. Если уж гражданская заметила мой утомлённый вид, то может кто-то и другой.

Открыл компьютер. Смотрю почту, параллельно запустил программу контроля видеокамер в баре. За ночь компьютер проанализировал всех посетителей. Отдельно выделила вещи, долго оставленные без присмотра. Это на тот случай, что могут быть кражи или признаки террористического акта.

Сканировала новые лица и выделила их в отдельный блок. Запустилась программа в режиме слайд-шоу. Вид сверху, анфас, профиль. Несколько офицеров в форме. Один из Эстонии, два немца.

Брюссель — вторая столица в мире по концентрации разведчиков на квадратный километр. Первая — Нью-Йорк. Там — ООН, различные фонды при ООН, рядом с ООН.

Мировая биржа на Уолл-Стрит. А при ней много агентств, сообществ, обществ, клубов, опять же фондов, консультативных центров. И все они нашпигованы разведчиками всех стран. Узнать информацию с биржи — дать возможность опередить твоей стране остальной мир, или не провалится в финансовую дыру.

С ООН тоже много интересной информации можно получить, и не только. Можно повлиять на процесс. Или попытаться повлиять.

Здесь, в Брюсселе, не так масштабно как в Нью-Йорке, но органы управления ЕС, НАТО. И город поменьше, всё компактнее, поуютнее. На улице можно встретить того, с кем сталкивался в коридорах Центра. Места мало всем добытчикам информации.

Поэтому разведчики роем носятся по городу. Идёт жесточайшая война за источники информации. Некоторые агенты работают на несколько разведок, враждующих между собой стран. Идёт невидимая война. По добыче информации, дезинформации друг друга, дезориентации, отвлечения сил и средств противника на негодный объект.

Когда открывал, по заданию Центра, это кафе, предлагал, что можно использовать вай-фай в наших интересах. При получении доступа в интернет, необходимо авторизироваться. Небольшая доработка, и можно спокойно скачать, втайне от владельца, все его контакты телефона. Но Москва запретила.

Вся Западная Европа находится под контролем американской системы «Эшелон». Звонки, электронные письма, сообщения, всё, абсолютно всё, находится под тотальным контролем этой системы. И подозрительная активность в кафе неподалёку от штаб-квартиры НАТО, может вызвать интерес.

Немцы, французы, контрразведка НАТО проверяет любопытных и подозрительных. А после террористических актов исламистов, все стали маниакально подозрительными, осложнили работу честным разведчикам.

Зато все новые лица, которые заходят ко мне на кружку пива или кофе, я отправляю в Москву. Те опознают, и сообщают, кто из них представляет оперативный интерес.

Также неоднократно предлагал установить на барной стойке или в каждом столике аппаратуру по считыванию информацию с телефона. Нередко люди выкладывают свои смартфоны на стол. Вот и скачивай всё, что там есть. Тихо, незаметно, эффективно. Запретили. А ты крутись, как хочешь, чтобы выполнить задание, а они по рукам бьют.

В 2010г. в США сбежал полковник Потеев, служил в СВР, возглавлял отдел нелегальной разведки в США и на всём американском континенте. Официально было заявлено, что он выдал 80 нелегалов. Но это верхушка айсберга. На самом деле их было гораздо больше.

СВР пришлось проводить перестановку разведчиков. Перекидывать из одной страны в другую. Менять документы. Многие были вынуждены прервать работу и вернуться в Россию. Большинство операций было свёрнуто.

Официально, за кордоном работают только СВР и ГРУ. ФСБ лишь обеспечивает контрразведывательное прикрытие на территории дипломатических представительств. Но это официально. А неофициально… «Разрешается проводить разведывательные операции в интересах контрразведки». Фраза из закона мутная, расплывчатая, непонятная. Как туман утром над заливным лугом. И чего там в этом тумане видно? Только какие-то непонятные тени.

Вот и я работал нелегалом во Франции, когда случилось предательство Потеева. И точный ущерб был неизвестен. СВР, часть разведчиков ГРУ, были вынуждены спешно покинуть славную страну Бельгию. Тем самым оставили без прикрытия головной офис НАТО в Брюсселе.

Также было неизвестно, засвечена агентура или нет. Её перевели в категорию «консервов» на неопределённый срок.

Агентура — самое ценное, что есть у любой спецслужбы в мире. Они и есть основной поставщик информации. Казалось бы, в эпоху всеобщей открытости, средства массовой информации, интернет располагает всеми тайнами. Только вот он преподносит уже устаревшие сведения. И не эксклюзивные. А здесь нужна информация свежая, раскрывающая планы противника на будущее.

Есть хрестоматийный пример, когда нашему разведчику, под дипломатическим прикрытием, удалось завербовать охранника, который сопровождал вывоз бумажного мусора из здания НАТО по адресу Бульвар Леопольда III 1110 Брюссель.

Как положено, по инструкции, все документы, черновики, пропускали через уничтожитель бумаг — шредер, который добросовестно распускал их лапшу. Тонкие бумажные полоски. Кому нужны такие документы? Только для набивки сувениров.

Но специалисты в Москве восстанавливали документы целиком. Просто, элегантно, красиво. Потом случился провал… И в НАТО стали уже не просто распускают документы на лоскуты, а измельчают в мельчайшую пыль, муку. Вот теперь уже точно никто и ничего не прочитает. Но я отвлёкся.

Во Франции моя работа для прикрытия носила разъездной характер. После получения нового задания, я осел на одном месте. Но никому в голову не пришло, что я должен свернуть, передать кому-то на связь имеющуюся агентуру во Франции. Говорят, что лётчик на двух самолётах сразу не летает. Так то лётчики, а разведчик-нелегал летает. И ещё как летает! С фигурами высшего пилотажа!

Открыть кафе? Проще простого. Берёшь чемодан денег, приезжаешь в другую страну, арендуешь помещение, покупаешь оборудование, делаешь ремонт, нанимаешь персонал, завозишь товар и торгуешь. Сам стоишь за барной стойкой, периодически пропускаешь по паре стопочек или кружек пива. Это в кино.

Откуда у француза деньги на открытие кафе в центральной части столицы соседней страны? Честно признаться, что привёз связной из Москвы? Так не пойдёт. В банк за кредитом. Самому делать ремонт нельзя! Нанимай работников с лицензией!

Надо сказать, что в Бельгии все специалисты очень узкого профиля. Например, когда заказал подключение к интернету, то через неделю пришел специалист, который проложил кабель. Через две недели меня подключили к интернету, а позже пришёл другой сотрудник, который настроил оборудование в кафе. Подключение у меня заняло почти полтора месяца.

В Бельгии очень высокие зарплаты и не менее высокие налоги. Многие восхищаются, что в кафе семейные традиции. Подростки носятся по залу, убирают посуду, протирают столы, пыль на столах. Так дешевле чем нанимать персонал. Большие социальные гарантии у населения в Бельгии. Особенно замечательная здесь медицинская помощь. Платишь страховку. После каждого посещения врача, сдаешь оплаченные счета, и тебе все деньги возвращаются. То же самое и с лекарствами. Полное возмещение.

Хорошо с точки зрения работника. А вот с точки зрения работодателя — не очень.

Вот и открыл кафе неподалёку от штаб-квартиры НАТО. Теперь встал вопрос, как привлечь посетителей к себе в кафе? Именно офицеров из штаб-квартиры. Стоять на входе и раздавать листовки? Конечно, можно, но заинтересуешь полицию и контрразведку. Простые туристы мне не нужны.

Предложил своему начальнику вариант с плакатами, фотографиями. Каждые две недели экспонировать на стенах кафе тематические плакаты и фотографии.

Все они брались напрокат в исторических обществах, у частных коллекционеров, потомков движения Сопротивления. Бельгия сопротивлялась гитлеровскому вторжению девятнадцать дней. Потом появилось множество групп, группочек сопротивления. Я сделал упор на «Белую бригаду» — сторонников короля Леопольда III. Того самого, на бульваре чьего имени была дислоцирована штаб-квартира НАТО.

Особо примечательным она не прославилась, в отличие от бригад коммунистов, партизанских отрядов из бежавших из концлагерей советских военнопленных или партизан, которых поддерживали Англия и США, но сам факт патриотизма в кафе нужно было подчеркнуть. А также отметить вклад союзников в освобождение Бельгии.

Но поначалу я добился иного эффекта. Честно, даже не ожидал, что получится.

Кто-то из посетителей рассказал дома, в школе. И стали учителя истории водить в кафе на экскурсию детишек разновозрастных. И прямо между столиков с посетителями проводили уроки. Я боялся, что немногочисленные завсегдатаи исчезнут, и я останусь вообще без выручки.

Но они сами внимательно слушали. Вставали из-за столов, чтобы ребятишки поближе подошли и рассмотрели плакаты и фотографии. Впоследствии оказалось, что там были и дети сотрудников Североатлантического альянса. Они рассказали дома, родители заскочили на бизнес-ланч, кто-то забрёл вечером на кружку пива. Сами, будучи военными, с удовольствием рассматривали экспозицию, общались между собой, с персоналом.

И я начал поставлять в Центр фото посетителей, с целью из идентификации. Сам тоже начал завязывать знакомство.

Следующей выставкой были карикатуры США, Великобритании, Франции на фашистскую Германию. Детей уже не приводили, но понравилось военным из штаб-квартиры с Бульвара Леопольда III.

В это же время пришло указание сблизиться с подполковником из Эстонии, входил в представительство НАТО.

Роберт Артурович Тамм из семьи кадрового офицера. Поступил в N-ское военное училище перед самым развалом Советского Союза, окончил его, успел повоевать в Чечне. Зарекомендовал себя с наилучшей стороны. Был женат на русской, совместный сын. В 1997г. выехал на постоянное местожительство в Эстонию, поступил на службу в Армию обороны Эстонии. Жена не сумела адаптироваться, развелась, с сыном вернулась в Россию.

Тамм принимал участие в боевых действиях, в составе НАТО в Афганистане и Ираке. Отмечен боевыми наградами. Тогда и приглянулся объединенному командованию. С 2010г. входит в представительство НАТО от Эстонии. Неоднократно привлекался к планированию операцию сил альянса в Восточной Европе и на Ближнем Востоке. Неоднократно выступал наблюдателем на учениях в России.

Сын окончил то же училище, что и его отец и два деда. Проходит службу в дивизии ВДВ, дислоцированной в Пскове. Во время поездки сына (Тамм Евгений Робертович) к деду — отцу матери в Минск, была организована встреча с отцом.

Провести встречу с использованием средств объективной фиксации не удалось.

Впоследствии источник, внедрённый в ближайшее окружение Тамма-младшего, сообщил, что во время встречи отец был подавлен, когда узнал, что сын проходит службу в Псковской дивизии. Настоятельно рекомендовал ему перевестись на Дальний Восток для дальнейшего прохождения службы. Вплоть до увольнения. Но лишь бы сын покинул территорию Псковской области. Сын ответил категоричным отказом.

Ранее были осуществлены вербовочные подходы к обоим Тамм. В разное время, разными сотрудниками военной контрразведки. Все попытки не увенчались успехом.

Анализ сведений, поступавших в Центр свидетельствовал, о том, что на территории Эстонии готовится нечто, что может угрожать безопасности России.

Вот так и стал бывший товарищ Тамм моим заданием.

Были опрошены втёмную все бывшие сослуживцы Тамма. Все, начиная с курсантских времён. Мы все родом из детства, и всегда делаем какие-то ошибки. Должны же были какие-то «скелеты в шкафу». Вплоть до незаконнорожденных детей. У курсантов и молодых офицеров такое случается, порой они и сами не подозревают об этом.

Зачастую теряют секретные документы, случайно уничтожают их. Теряют оружие, Занимаются рукоприкладством в отношении разгильдяев. Ничего не было. Даже в Чечне взвод под командованием лейтенанта Тамма не понёс ни одной потери. Он был фанатом службы. Но часто проявлял инициативу, которая неизменно приводила к победе, хоть и была за рамками инструкций и приказов.

С первого взгляда производил впечатление несколько медлительного. Как рассказывали, на первых курсах военного училища, немного тянул слова, говорил нараспев, но к третьему курсу избавился от этого недостатка, только фамилия выдавала в нём эстонца. Всё остальное — чисто русский. Владел эстонским, русским, финским, английским, бегло разговаривал на немецком.

Несмотря на свою внешнею открытость, никогда, ни с кем не разговаривал о своей личной жизни, о проблемах, не жаловался. Зато всегда доброжелательно, молча, выслушивал чужие проблемы, зачастую давал дельные советы.

Все отмечали его аскетизм в жизни. Пунктуальность. Алименты выплачивал как положено. Когда заболела тёща, выслал ей денег на лечение. Предлагал устроить в европейскую клинику и оплатить. Тёща умерла. Выслал деньги на похороны. В личных документах хранит фотографию маленького сына.

Следующей выставкой я сделал фото второй мировой войны. Как союзники освобождали Европу. Только два фото было о красноармейцах. Водружение Знамени Победы над Рейхстагом, и как солдат расписывается на закопченной стене этого здания.

Потихоньку, не так быстро как мне хотелось, но стали офицеры постоянными клиентами из моего заветного стеклянного сооружения с Бульвара короля.

Когда обновлялись «картины» на стенах, они внимательно рассматривали, обсуждали, комментировали. Некоторые оставляли большие, чем обычно, чаевые. Я наблюдал за Таммом. Мне была важна его реакция. Он задержался у двух фото с воинами из Советского Союза.

Тамм стал заходить почти каждый день. Он ни с кем не вступал в разговоры, только приветствовал знакомых по службе. Садился в угол. Заказывал пиво, Иногда скумбрию по-бельгийски.

Если свободных столиков не было, то присаживался за барную стойку

и брал пиво и сырные палочки. Пиво пил неспешно, потягивая каждый глоток. Так же неспешно и кушал. Очень долго жевал каждый кусочек, зачастую, прежде чем положить в рот, нюхал его, затягивал носом аромат свежей пищи, иногда прикрывал глаза. Как в Советской Армии учили: «Тщательно пережёвывая пищу — укрепляешь обороноспособность Родины!»

Сидел он прямо, развернув плечи. Роберт Тамм был высок, за метр восемьдесят, широк в плечах. Годы и сидячая работа, конечно, наложили свой отпечаток. Под кителем уже был не каркас из мышц как у российского десантника, которым он был непродолжительное время, но чувствовалось, что он крепок, готов к битве.

На лице видны мелкие шрамики. Они выделяются на белой коже. Так часто бывает, когда при обстреле лицо сечёт мелкими камешками и в ранки забивается пыль и грязь. Отметины на всю жизнь.

Даже когда Тамм сидел к залу спиной, он старался контролировать то, что у него за спиной. Бросал быстрые, короткие взгляды на зеркальную стену за спиной у бармена.

Было заметно, что он уклоняется от общения с американцами. Двое, майор и капитан часто заходили. Вели себя громко и вызывающе. Было видно, что подполковник Тамм сдерживает себя, когда майор по-приятельски хлопнул его по погону. Я несколько раз просматривал этот эпизод. Тамму с трудом удалось сдержать себя, чтобы не взорваться. Он резко схватил руку, крепко сжал. Потом встал, и мягко отвёл от погона.

Потом заказал ещё стопку водки, именно водки, выпил одним глотком, затем допил пиво точно также одним глотком, понюхал остатки сырной палочки, забросил в рот. Быстро проглотил, достал деньги из кошелька, бросил на стойку, не дожидаясь сдачи, нахлобучил фуражку, и быстро вышел.

Потом он два дня не появлялся. Я уже стал переживать, что американцы испортили репутацию моему заведению. Стал разрабатывать иные пути для встреч и установления оперативного контакта.

Но, нет. Вернулся. Заказал пиво и своё любимое блюдо. Стал заглядывать каждый вечер.

У меня сегодня смена экспозиции. Война НАТО в Афганистане и Ираке.

Случайно, совершенно случайно, хотя, в разведке случайности встречаются крайне редко, а уж и совсем была не случайность, но было фото, где среди многих был и, тогда ещё, майор Тамм. Проще было бы, если это фото привезли из Москвы. У них большой фото архив с Таммом, начиная с его первых фотографий. Пришлось побегать, в поисках фотографий в Европе. Нашёл, упросил, заплатил. И вот увеличенные снимки готовы для размещения на стенах моего заведения.

Встал, несколько резких взмахов, несколько боксёрских ударов по невидимому противнику! Глубокий вдох и выдох.

Конечно же, я не буду устраивать поединок с бывшим российским десантником. Я люблю тебя, Тамм! Как старый развратник медленно, шаг за шагом совращает молоденькую девушку, Так и здесь. Грубое и нелепое сравнение. Но что-то есть в этом. Только меня не интересуют сексуальные совращения и извращения. А безопасность моей страны. Звучит несколько высокопарно, но если не осознавать цель, которой служишь, то можешь банально закончить предательством. А таких масса примеров. Как тоже полковник Потеев. Или скандально известный писатель в Англии по фамилии Резун, литературный псевдоним «Суворов». Тот же резидент в Англии Гордиевский, который сдал более сотни разведчиков. Или небезызвестный Калугин. Да, много предателей. Они забыли для чего пришли в разведку. Брюхо с Родиной спутали. Божий дар с яичницей перепутали.

Эх! Начали! Вышел в зал.

- Эллис!

— Да, мсье.

— Ты — молодец! Выручка выше. Даже то, что не продавалось уже неделю, ты сумела реализовать! Как тебе удалось? Кому? Мне сегодня стоять вечером за стойкой, поэтому и интересно.

Эллис, польщённая похвалой работодателя, немного зарделась. И начала вещать, щебетать, расписывая в лицах, как она предлагала новинку нашего заведения.

У меня в очередной раз было раздвоение, растроение сознания. Я ненавидел этот бар. Но, как владелец собственного дела, я должен быть заинтересован в увеличении прибыли, И поэтому я слушал, кивал, отпускал реплики, подбадривая и поддерживая её рассказ. Запоминал. Мне самому это пригодится. Не может быть хозяин хуже работника. Не может априори!

Другая часть сознания выискивала наиболее выигрышную позицию для размещения фото. Мне не нужно, чтобы все посетители узрели, опознали Тамма и кинулись поздравлять, окружая его вниманием, отсекая его от общения со мной. Нужно иное, чтобы только он признал себя на снимке. Значит, подальше от окна. И не выделять освещением. И чтобы он сел за стойку, рядом с фото.

Поддерживая разговор о мастерстве барменши, я снимал старую экспозицию со стен.

Пусть Эллис говорит. Доброе слово кошке приятно, не говоря уже про человека. А когда человеку, особенно женщине, дают возможность донести миру о том какие они молодцы, то надо лишь поддерживать разговор. Но искренне. Никакой тени фальши. Человек 90 процентов информации получает через глаза. И даже при разговоре мы получаем информацию визуальную и оцениваем её. И видим ложь. Мы её и слышим тоже. Но именно визуально пытаемся угадать, понять, распознать ложь. И если будет ничтожное сомнение, что собеседник неискренен, потеряете его. Пусть даже ваш визави в этот момент несёт откровенную чушь, но гордится ею — будьте с ним открыты к диалогу. Покажите, что он вам интересен как человек. С его мастерством, недостатками. Он в вас поверит. Он обретёт в вас сначала собеседника, товарища, друга. Но не сразу. Постепенно. Но это произойдёт. Точно также и с бельгийцами. Внешне открытыми, но чрезвычайно замкнутыми внутри. С огромными комплексами подозрительности, маниакальной завистливостью.

Бельгийцы могут ездить на старых машинах. Одеваться, как попало. Женщины могут не расчёсывать волосы.

Когда проходил обучение, нам внушали, что приезжая в страну пребывания, мы не должны строить какие-то догадки. Просто воспринимать всё как есть. Никого не осуждать, не пытаться улучшить. Но… Первым впечатлением было, что собрали со всей Европы женщин с помойки. Неухоженные, не расчёсанные. Когда оформлял документы на открытие кафе, пришлось немного походить по инстанциям. Со мной работала чиновница. Пятно на кофте, волосы, как встала, так и пошла. Ни капли макияжа, ни капли духов и дезодоранта.

Все деньги бельгийцы вкладывают в оборудование квартир, домов. И гонка. Гонка за самыми последними моделями бытовой техники. И этим можно, как бы так, невзначай, похвастаться перед окружающими.

В гости никто просто так не ходят. Встречи дома назначаются за месяц-два, приуроченные к какому-нибудь событию. И приглашаются заранее. Через два месяца, такого-то числа, в такое-то время.

При встрече с не родственниками не обсуждаются личные, семейные проблемы. Только политика, погода и сплетни. Это бельгийцы очень уважают. Французы и немцы — невинные дитяти по части слухов.

И мои два источника в Бельгии поначалу пытались выдать слухи за проверенную оперативную информацию. Был бы помоложе и не такой опытный, мог и поверить и передать в Москву. Обучил, воспитал источников. Но всё равно, любую информацию от бельгийцев нужно проверять. Особенно, если она устная, а не документальная.

Вербовка, её принципы, основа прописана ещё шесть тысяч лет назад китайцами. Ничего нового, только используй в каждом конкретном случае. Вопрос в том, что деньги могут быть лишь началом вербовочного процесса.

Вербовка источника информации — это не только получение твёрдо выраженного согласия оказывать помощь разведке России. Но и постоянный процесс. Ну, взял человек деньги, передал информацию. Потом у него начинается психологическая ломка, что он предаёт свою страну. Или просто делает нечто, что не вяжется с его принципами. Вот тут надо его поддержать, подменить понятия.

Что есть правда? У каждого человека правда — это то во, что он верит. От этого у каждого человека своя, правда.

Помните, был фильм давно «Доживём до понедельника», и там была фраза: «Счастья — это когда тебя понимают!» Каждый человек мечтает, чтобы его понимали. С его правдой, с его недостатками, мечтами, неудачами. И вот если человек поймёт, что его понимают — идеальный кандидат на вербовку!

Мы все родом из детства. Кого из взрослых мы помним из детства. Не родителей. Нет! А дядю, тётю, соседа. А почему мы помним именно их? Нас окружали десятки взрослых. Потому что они были к нам добры. Искренне добры, они уделяли нам свое время и внимание. Они искренне интересовались нашими делами, помогали в наших проблемах.

Вот такое чувство благодарности мы записываем на подсознательном уровне и тянемся всю жизнь к таким людям. Хочешь подружиться с человеком — стань его добрым «дядей» из детства. Добро помнят только дети и животные.

Дети вырастают. Надевают маски, забывают добро, запоминают негативные моменты, отрицательные поступки окружающих, пронося глубоко в душе добрые искры воспоминаний.

Каждый человек справедливости, правды.

Если под понятием «правда» имеются эмоции, эмоциональная составляющая, то это уже становится убеждением. Вот и задача разведчика — агентуриста убедить человека, что он делает доброе дело. Чтобы гордость от осознания собственных поступков у конфиденциального источника была раздута. Нужно постепенно менять его мировоззрение. Самый лучший источник — это тот, кто сотрудничает за идею. Тогда он сам уже думает, как больше добыть ценной и особо ценной информации.

Знаменитая «Кембриджская пятёрка» работала много лет на разведку Советского Союза бесплатно. Никто не брал за помощь Советскому государству ни пенни. А их информация была бесценна.

Вот и при предстоящей беседе с Таммом нужно понять, что у него правда. Пусть он поделиться со мной ей. Пусть не всей. Мы все носим маски и скрываем от окружающего мира истинное лицо своего внутреннего «Я», некоторые проживают всю жизнь, так и сами не могут внутри себя разобраться. А мне нужно понимать, чтобы строить работу в дальнейшем.

Мозг, всё-таки, удивительная штука! Раздумывая про Тамма, внезапно всплыли слова песни из молодости:

«Там, за облаками

В небе колышется дождь молодой,

Ветры летят по равнинам бессонным,

Знать бы, что меня ждёт

За далёкой чертой,

Там, за горизонтом, там, за горизонтом,

Там, там-тарам, там-тарам.»

Тьфу! Тамм — там-тарам!

Тьфу! Точно не выспался! Нельзя думать по-русски! Нельзя! Даже во сне! И сны должны быть на языке проживания! Можешь бесконтрольно что-нибудь сболтнуть по-русски. Точно также и во сне сказать, пробормотать. Нельзя!

И во сне нужно думать и анализировать! Есть такое заболевание «Гипертимезия». При ней человек помнит всю свою жизнь. Каждую секунду. Говорят, что таких людей человек тридцать в мире. Врут они всё. Все российские разведчики такие. Ложась спать, ты, в отличие от большинства людей на планете Земля, не пускаешь пузыри во сне, а закрываешь глаза и начинаешь прогонять свой день в деталях. Не сказал ли чего лишнего. Вспоминаешь всех людей, лица, одежду, с которыми сталкивался или мельком видел сегодня. Анализируешь с людьми, которых видел вчера, неделю назад, месяц. Это может быть филёр наружного наблюдения. Их могут менять, чтобы ты не мог отфиксировать его дважды за день. Но возможности полиции, контрразведки не безграничны, его снова пустят за тобой, пусть даже у него будет борода, усы, другая одежда, иной возраст, но ты обязан его опознать, Иначе — провал. А самое лучше время для анализа –когда ты в кровати. Если у тебя в квартире сумели незаметно смонтировать систему видеонаблюдения или наблюдают за тобой тепловизор из соседней квартиры, то в положенное время, для наблюдателя, ты спишь в своей кровати. А ты не спишь, ты вспоминаешь, анализируешь, думаешь, сопоставляешь. Ни секунды из своей жизни нелегала ты не должен пропустить. Помнить всё! И всегда!

Тем временем Эллис закончила живописать, как ей удалось продать лежалую выпивку. Слушая одним ухом, поддакивая, искренне восхищаясь её ловкостью, снял со стен постеры старой экспозиции. Вместе с барменшей отнесли в мой «офис», вынесли новые.

Теперь Эллис, именно она должна повесить их так, как мне нужно. Но она должна быть убеждена, что сделал сама. Это её идея.

Вышел на середину зала, вытянул руки, раскрыл ладони, растопырил пальцы, глядя через пальцы на стены, спросил:

— Эллис! Вы мне помогали развешивать фотографии прежних выставок. И это было очень удачно. У вас есть и вкус и интуиция, то самое чутьё, что позволяет расположить исторические фотографии так чтобы нравилось посетителям, заставляя их расставаться со своими деньгами.

— Фотографии снова военные для военных? — Эллис вышла из-за стойки.

— Конечно! Военные любят выпить и у них есть монета. Вне зависимости от капризов погоды и туристического сезона. Согласна?

Эллис смешно наморщила носик и лоб, изображая думу на своём челе, поднесла указательный палец к носу, и кивнула.

— Да, мсье. Поначалу, мы все, — она мотнула головой в сторону кухни. — полагали, что вы — сумасшедший. Все гоняются за туристами, заманивая самым изощрённым, а порой и изощренным способом. Вы изначально пошли иначе. Сразу видно — чистокровный француз. Нестандартно, элегантно, умно, изящно. И они пошли. Сначала слабым ручейком, потом больше. И идея с детской экскурсией — это … — она замахала руками от возбуждения. — Это было конгениально! Чудесная идея!

— Эллис. Спасибо, что вы оценили мою задумку, но дети — получилось само собой.

— О, мсье очень скромный. Мы это уже поняли и оценили. И очень добрый. И поэтому мы все готовы помогать. И я тоже! Итак? Давайте расставим вдоль стен сначала.

— Эллис, я думаю, что нужно выбрать самую яркую фотографию и разместить, так чтобы было видно при входе в кафе. — я крутился на месте, делая вид, что ищу самую яркую фотографию. — Вы же сами так мне говорили, Эллис.

— Да, мсье! Я так считаю! — с вызовом, уперев руки в бёдра, сказала Эллис.

— И какая, по вашему мнению, заслуживает пристального внимания? — я по-прежнему крутился на месте.

На самом деле закрывал фото с Таммом.

— Вот же! — Эллис явно нравилось выступать экспертом по выставкам и понукать своим хозяином.

Я и сам определил, что она самая яркая и будет в центре, когда отбирал фото. Каменистая площадка, несётся военный внедорожник, который население называет «Хаммер», за автомобилем шлейф пыли, из люка высунулся пулемётчик. На заднем фоне горы со снежными шапками. Фотографу удалось передать напряжение, скорость, динамику момента.

Очень примечательное, позитивное фото.

Когда я отбирал фотографии, мне неоднократно предлагали те, где запечатлены жертвы войны, в том числе и разбомбленные странами Коалиции больниц, школы, старики, оплакивающие своих внуков. Инвалиды без конечностей, сидящие у миски с потухшим взглядом.

Но зачем мне такие фотографии с жертвами? Я же не собираюсь будить в них совесть. Мне нужны весёлые, лихие, отчаянные вояки, которые к чёрту в зубы полезут за победой! Только позитивный настрой, который будит воспоминания о прежних победах, Чтобы хотелось выпить, покуражится, что-то вспомнить, приукрасить.

Я водрузил её по центру зала, чтобы сразу было видно. Включил светильники, отрегулировал освещение поярче.

— А теперь, Эллис, как вы мне рассказывали ранее, что-то возле бара. Где много деталей. Яркое, привлекающее внимание. Чтобы хотелось встать из-за столика, подойти, рассмотреть и заказать, чего-нибудь выпить, коль, всё равно возле стойки. Правильно?

— Мсье всё помнит! — она была польщена, — Думаю, вот эту!

Она ткнула пальцем в картину, где на лётном поле в длинный ряд была выстроена различная боевая техника.

Красивая картинка. Яркая. Техника излучала спокойствие и мощь, силу. Много деталей, их надо рассматривать.

Мне предлагали другие фотографии, где такая же техника была разорвана в клочья, горящие и горелые остатки этой боевой, некогда, мощи несокрушимой армады НАТО в Афганистане.

Но не нужны мне были такие фотографии о потерях.

За час мы развесили ещё полтора десятка фотографий. Самую «вкусную» с Таммом я приберёг в последнею очередь.

Взял в руки, покрутил её, выискивая место.

— Вот же! — Эллис ткнула пальцем возле стойки, ближе к кухне.

— Точно! Я уже и забыл, что там осталось место. Она и не такая яркая как остальные. Там ей самое место будет.

Эллис подошла поближе. Рассмотрела групповой снимок.

— Вы правы, мсье, вы правы. Лица не радостные, усталые, даже не усталые. — она помолчала. — Опустошённые лица, будто внутри всё выгорело. Как будто как святой Лазарь, спустились в Преисподнею, и вернулись оттуда. Всё оставили там, а вышла только оболочка. Какая-то неприятная фотография.

Помолчала снова, вглядываясь в изображение.

— Знаете, мсье, страшная фотография. От неё пахнет тленом, смертью. Я даже боюсь её!

Зябко повела плечами.

Мне пришлось рассмеяться.

— Эллис, Эллис! Всё в порядке. Просто такое освещение. Я отрегулирую его, и всё будет хорошо! Здесь же темно! Вот смотрите!

Я включил подсветку, стало светлее на фотографии, тени ушли, лица стали более светлыми.

— Вот видите!

Она посмотрела:

— Да, мсье. Стало легче. Но всё равно… Неприятная фотография!

Я отвлёк её внимание. Не хотелось, чтобы она узнала Тамма.

Остаток дня пролетел в хлопотах. Первые посетители появились сразу после открытия. Кому-то кофе, кто-то пил пиво. Это туристы. Были завсегдатаи, эти обедали.

Предлагал же руководству внедрить систему распознавания лиц, под легендой увеличения выручки. Заходит постоянный клиент, или тот, кто был полгода назад, а система его идентифицирует и выдаёт меню, которое он употреблял ранее, отмечая его любимые напитки и блюда. И посетителю будет приятно, что у бармена хорошая память. Ну, и мне будет тоже прощё выполнять задания Центра. Ага! Хрен с маслом! Не привлекать внимания! Когда всё это найдёт широкое распространение в барах Европы, вот тогда — внедряй! А пионером в этом деле не смей! Полиции и контрразведке станет интересно откуда у тебя такие дорогостоящие «игрушки», тем паче рядом с штабом НАТО.

Сегодня четверг, я пораньше отпускаю Эллис, она навещает свою мать в доме престарелых. Традиция у них такая, своих родителей сдавать в дома для престарелых. Моя подчинённая, хоть молодец, раз в неделю навещает. Знаю некоторых, которые только в Рождество и день рождения, звонят раз в квартал. И при этом записывают в ежедневник, выставляют напоминание в телефоне, чтобы такого числа, в такое-то время позвонить родителям.

Я выставку специально приурочил под четверг, сам встану к стойке. Хлопот много, но так надо.

Эллис, заглянула, сказала, что ей пора. Я вышел в зал. Ранее наблюдал за реакцией вошедших. Особенно офицеров в форме. Реакция была положительная. Они с удовольствием рассматривали постеры, переходя от одной к другой, потягивая пиво, возле стойки бара вспоминали, что нужно ещё что-то, и заказывали. Чаевые Эллис сыпались щедро. Конечно, она не всё присваивала себе. Половина уходила на кухню.

Только одна пара из дамочек экзальтированного вида, заглянув, увидев, что много военных, и они рассматривают фронтовые фотографии на стенах, стали громко возмущаться:

— Это безобразие! Это пропаганда смерти и войны!

Английский майор, ухмыляясь, встал из-за стола, подошёл к ним:

— Леди! Это не ваш формат! Не портите нам праздник, и мы не испортим ваш!

Самая наглая дамочка, пару раз беззвучно открыла и закрыла рот, потом выпалила:

— Хам! Солдафон! Я буду жаловаться!

Выбежали на улицу. Бессердечные офицеры многих стран рассмеялись ей вслед. Врыв хохота, был таков, что перекрыл музыку, которая шла фоном, и мне в каморке было слышно. Дамочек я тоже зафиксировал. Пусть Центр посмотрит. Может, известные скандалистки, ходят по барам, ждут, когда их кто-то оскорбит, а потом подают в суд на заведение. Многие зарабатывают, как могут.

Эллис пошла, переодеваться, я встал за стойку. Скучать не приходиться.

Вошли немецкие офицеры. Спокойствие, равнодушие. Майор и два капитана. Смотрю на лица. Они удивились новой выставке. Озираются, рассматривают издалека фотографии военных лет. Подошли ко мне.

— Добрый вечер, господа офицеры.

Заказали пиво, мясные закуски. Передал заказ на кухню, наливаю пиво. Предлагаю им присесть за столик. Моя задача — занять посетителями все столики. Одно место должно быть свободным.

Отслеживаю клиентов. Вечер будет жарким. Офицеры ходят по залу, рассматривая фотографии, снимают их на камеры своих смартфонов. Обсуждают. Пересылают фото со стен и свои снимки на их фоне друзьям, коленам. Кто-то звонит и приглашает на кружку пива. Это иностранцы. Не бельгийцы. В течение часа подтягивается народ. Зал почти полон. Заполняется барная стойка. Одно место должно быть свободным. Ставлю поднос с чистыми кружками напротив нужного барного табурета.

Приходится крутиться быстро. Народу прибывает. Они голодны, хотят выпить. Только успевай поворачиваться. Плюс пробежаться по залу, забрать пустую посуду, протереть стол. Спросить, не желают ли мсье офицеры ещё чего-нибудь заказать.

Некоторые уже встают, рассчитываются, чаевые действительно хороши. До двадцати процентов от суммы чека. Это щедро. Очень щедро для такого места и далеко не фешенебельного ресторана. Предлагаю тем, кто сидит за стойкой переместиться за освободившийся столик.

— Мсье, полагаю, там будет удобно.

— Нам и здесь неплохо, дружище! — слегка хмельные офицеры стран НАТО ответсвуют.

— Там иные фотографии из вашего славного прошлого, вы их можете подробно осмотреть. — я не настаиваю, предлагаю.

«Терпение — добродетель!» — так записано во многих трактатах. Ну, а у разведчика — это догма. Плюс умение ждать. Ожидание выматывает само по себе. Внутри кипит. Центр требует информации, наступательного движения. А как? Сказать, что не получается, потому что нужно ждать, выжидать, ожидать. Сложно. В сотый раз протираю стойку бара. Придёт — не придёт. Прямо как подросток на первом свидании волнуюсь. Любит — не любит. Не хватало ещё ромашку купить в цветочном киоске, там есть голландские, и сиди, обрывай лепестки.

Пришёл! Подполковник Тамм вошёл. Он опоздал. Лицо уставшее, походка расслабленная. Кого-то увидел в углу за столиком, помазал рукой. Уф. Столик занят. Компания изрядно уже выпила и что-то громко обсуждала, тыча пальцами в фотографию с рядами техники.

Только Тамм вошёл, я тут же убрал поднос с кружками. Табурет стоит несколько поодаль ото всех. Знаю, что Роберт не любит шумные компании, предпочитая проводить время в одиночестве.

Он оглядел зал, в поисках мест. Кое-где были свободные места за столиками, он обратил взор на стойку бара. Есть! Он пошёл на «его» — подготовленное место.

Снял фуражку, полоса на лбу, надавило. Небрежно повесил её на стойку, растёр лоб.

— Добрый вечер, мсье подполковник! Пиво?

— Да. — он кивнул.

— А закуски?

— Пока ничего не надо. — он равнодушно махнул рукой, стал оглядывать зал. — У вас сменилась экспозиция?

— Да. — кивнул я, наливая ему пиво. — Стараемся каждые две недели освежать.

— Это хорошо. Новые фотографии, новые впечатления, — он крутил головой, рассматривая.

Улыбка тронула его губы, когда он рассматривал центровую фотографию, специально подсвеченную.

Поставил пиво перед ним. Он сделал большой глоток, слегка запрокинув голову. Взгляд зацепился за фото, что висело над ним.

— Ох! Ё! Это, что?

Он забыл про салфетку, оттёр тыльной стороной ладони губы пену от пива, встал, кружку на стол.

Он стоял долго, молча, забыл про всё, во все глаза, рассматривая фотографию, где он был моложе на десять лет.

Не отрываясь от фотографии, спросил:

— Откуда это у вас?

— Как и все фотографии. Из редакций военных журналов. Они охотно дают на экспозицию свои работы. Поверьте, у них там много. Но тогда бы мои посетители ничего бы не заказывали. А лишь бродили между столиками, рассматривая стены.

Я прикинулся лишь жадным барменом. Для меня все эти картинки — лишь для привлечения внимания посетителей.

— Вы знаете, кто на этом фото? — спросил он?

— Нет. — я пожал плечами.

— Точно? — он насторожен.

— Точно. Я человек не военный. Точно также не знаю, какая техника на других фото. Танки какие-то, пушки. — снова пожал равнодушно плечами.

— Понятно. — подполковник кивнул.

Подумал, наклонив массивную голову. Не отрываясь, выпил почти всю кружку пива. Вытер губы салфеткой.

— Водка есть?

— Водка есть. — кивнул я. — Вас какая интересует? Есть: американская, польская, израильская, французская.

— А русская? Русская есть? — настороженно спросил он.

— Конечно, мсье. Есть русская.

Достал из холодильника «Столичную». Поставил перед ним.

— Стакан.

— Стакан? — я сделал удивлённые глаза.

— Жаль, что у вас нет русского стакана. — он огорчённо покачал головой.

— Подождите, мсье. С этой водкой, в подарочной упаковке шли не очень красивые стаканы. Я убрал их в дальний угол. — нагнулся, достал граненый стакан и стопку такой же формы.

— То, что надо! — он удовлетворённо кивнул.—Сигареты какие самые крепкие есть?

Я достал пачку, открыл, щёлкнул по донышку, вышла наполовину одна сигарета. Спички с фирменной этикеткой и адресом моего заведения лежали в вазочках.

— Мсье курит? — вежливо поинтересовался я.

Было видно, что Тамм переживает массу эмоций.

— Мсье сегодня курит. — кивнул он. — Сейчас вернусь. Водку не убирайте и никому не давайте. Она — моя!

— Как скажете!

Роберт вышел на улицу покурить, бутылку я убрал вниз. Было видно, что взволнован. Закурил, чуть ли не в зале.

Вернулся.

— Стакан водки! — голос требовательный, взгляд жёсткий, как командир перед строем.

Мой голос вкрадчив, немного удивлённый:

— Мсье будет пить в чистом виде, или развести соком?

— Стакан чистой водки! Никакого сока! И… — он подумал. — Эту стопку тоже налейте.

Мне не нужно, чтобы он быстро опьянел и привлёк внимание к себе окружающих. Пока что только я и он сам себя опознал на фото. Иные участники «массовки» мне ни к чему.

— Мсье, позвольте заметить, что водка — очень серьёзный напиток и требует к себе внимательного отношения. Не желаете заказать мясное горячее блюдо? У меня тут были туристы из России. Они сумели выпить почти все мои запасы водки и кушали много мяса горячего. Я думал, что придётся вызывать «Скорую помощь», потому что любой другой бы уже умер от алкогольного отравления. Но они сами ушли и вели себя очень прилично. Даже не шатались

— Хорошо. — кивнул. — Есть что-нибудь готовое? Чтобы не ждать. Дежурное блюдо имеется?

— Конечно, мсье. Гуляш по-фламандски, мясо, картофель, овощи.

— Только быстро!

Сделал заказ на кухню. Быстро подали. Всё это время Тамм сидел, задравши голову на фото.

— Наливай! — кивнул он. — Есть ржаной хлеб?

— Нет, мсье, нет. Только белый.

— Кусок.

Налил стакан водки по нижнею каёмочку, стопку водки, подвинул ему, хлеб на тарелочке.

Тамм положил кусок хлеба на рюмку. Встал, перекрестился на католический манер, слева направо, посмотрел снова на фото, показалось, что слёзы блеснули в уголках глаз, выдохнул и одним залпом выпил стакан водки.

Никто на него не обращал внимания, даже те, кто сидел неподалёку.

Сел на табурет, охватив голову руками. Я пододвинул ему тарелку с горячим.

Он начал жадно есть.

— Хлеба! — резко попросил он.

Я потянулся снять хлеб со стопки с водкой.

— Не трогай! Другой кусок!

Подал ему. Отошёл обслуживать других клиентов. Конечно, мне хотелось быть рядом с ним. Но, увы и ах.

Когда я снова подошёл к нему, спросил, не нужно ли чего ещё. Он попросил ещё порцию гуляша.

— Налей мне порцию водки. Но в стакан.

В мерный стакан, потом в стакан. «Один дринк» — 30 миллилитров. В Англии — это 25, во Франции — 45.

Он поднял стакан чуть выше головы, как бы чокаясь с изображением. Выпил, закусил. Я протирал кружки полотенцем.

Поднял на меня глаза.

— Вы знаете, кто на фото, где она сделана и когда?

— Нет, мсье. Но она вам дорога, судя по вашей реакции.

— На фото… — он сделал глубокий вдох, загоняя рыдания внутрь. — Фотография сделана двадцать второго июня две тысячи седьмого года. В Афганистане в долине Сангин провинции Гильменд. А на следующий день, двадцать третьего июня, двое с этой фотографии, — он снова сделал глотательное движение, загоняя слёзы внутрь, махнул пальцем, мол, налей. — в результате ракетной атаки погибли сержант Калле Торн и младший сержант Яако Карукс. Еще четверо получили ранения — двое из них тяжелые, они так и остались калеками.

Я налил. Он снова махнул.

— Вот, что значит для меня эта фотография.

Я вышел в зал, собрать посуду, принять заказ, протереть столики, поставил в окно кухни грязную посуду, подошёл к фото, как будто впервые её увидел.

Налил Тамму порцию. Протянул.

— За счёт заведения. Я увидел, что вы там, на фотографии, только моложе и небритый.

— Да. — кивнул, выпил. — Я. Вы правы. Моложе, полный идеалов. Идиот! Не так, конечно, как в 1995. Но, всё равно. Наивный, полный иллюзий, идеалов. Считал, что спасаю мир, планету от террористов. А сейчас эти террористы пришли в Европу под видом беженцев, и европейцы аплодируют им. Парадокс жизни. Вот и спрашивается, за, что воевал я сам, и за что погибли они? — он снова поднял глаза на фотографию.

— Мсье, это политика. — поддержал разговор я.

— Да. Политика. Давным-давно я воевал в Чечне.

Я поднял удивлённый взгляд на него.

— Да-да. Воевал в России. Там тоже были исламские террористы, арабы. Но в Европе твердили, что в Чечне — рост национального самосознания и нужно помогать партизанам против русских войск. И помогали всем миром. Помогали теорристам. Но там их сумели победить. Но они пришли в Европу. В Чечне у меня не было потерь. Чего не скажешь про Афганистан.

— Мсье желает ещё заказать горячего? — поинтересовался я.

Он подумал.

— Давай рыбу. Мяса уже достаточно.

— Кофе?

— Давай кофе. Сделаю перерыв. — было видно, что подполковника «развозило».

Кофе, так кофе. Медленно потягивал огненный крепкий, какой смог сделать, напиток без сахара, кивнул на бутылку водки.

— Вы пьёте коньяк, который не сделали во Франции? Или шампанское?

Я усмехнулся в ответ.

— Это невозможно, мсье. Это не коньяк и не шампанское. Это нечто в бутылке, которое так называется. Но их нельзя отнести к этим благородным напиткам.

— Согласен. То же самое с водкой. Она может быть только русской. Всё остальное, как правильно заметили, некая субстанция бутылке с надписью «Водка». Пусть даже она и будет казаться и мягче, даже с какими-то парфюмированными отдушками, Но это не та водка, которая есть в классическом исполнении. Даже водка, выпущенная во Франции, Америке по старинным русским рецептам, и то, уже не то. И это не просто смешать воду и спирт. Это будет не водка, а просто водно-спиртовая смесь, но не водка. В ней нет поэзии, души.

— Чего? — переспросил я.

— Ничего. — устало махнул он. — Проехали. Забудьте. Вам не понять. — помолчал. — Вот, фотография сделана 22 июня. Что это дата говорит для вас?

Я закатил глаза к потолку, тщательно делая вид, что вспоминаю.

— Вряд ли что-нибудь эта дата говорит мне.

— Это дата начала войны Гитлера с Россией. Она тогда называлась Советским Союзом.

Я резко отреагировал:

— Мсье знает, когда Гитлер напал на Францию — мою Родину?

— Нет. Мсье не знает. — Тамм отрицательно покачал головой.

— Десятого мая одна тысяча девятисот сорокового года. Нас в школе учили. Сейчас в школах не учат. Вообще забыли ту войну. Ну, было когда-то. Было и прошло. Кто сейчас вспомнит про столетнею войну.

Тамм покачал головой.

— Тогда была первая попытка организовать первый ЕС. Германия, во главе с Гитлером. Неплохо получилось же! Минимум сопротивления. Заводы потом работали на экономику Германии. На войну против Советского Союза. Сейчас ЕС, НАТО. Все работают против России. Модернизация. И все довольны. Население занято на производстве. Не лезет в политику. Нет сопротивления. Антиглобалисты объявляются нигилистами, отщепенцами, сумасшедшими. Примерно также как и русские, которые не идут в кильватере.

— Вы же не русский. — пошёл на провокацию я. — Отчего же вы так печётесь о них? Если я не ошибаюсь, судя по вашей форме и нашивкам на ней, вы из Эстонии. Так?

— Правильно. Я не этнический русский. Я — эстонец. И горжусь этим. Но родился в СССР. И считаю своей Родиной не просто маленькую республику, а огромный, великий Советский Союз! Да, тогда не было красивых обёрток как за границей. Вы же не из Бельгии? У вас акцент иной.

— Я из Франции. Француз. И живу не так давно здесь.

— Отчего же здесь, а не на Родине у себя?

— Решил попытать счастья.

— Понимаю. У соседа и трава зеленее и вода мокрее. — он явно наступал, и это хорошо.

— Да. Мне так казалось. — я кивнул, еле сдерживая улыбку.

— И как? Получилось?

Я отрицательно помотал головой.

— Немного не так. Хоть и язык одинаковый с небольшими вариациями. Вроде и думают также. Но не то. Местные — иные. Немного, но другие. Но я не жалуюсь. Меня много устраивает и нравится. И, видите, я разговариваю с вами откровенно. Аборигены про себя ничего не говорят. Скоро я стану полностью как все и буду только кивать и улыбаться.

— Отчего не едете домой?

— У меня кредитов, во! — я чиркнул себя по горлу ногтём большого пальца руки.

— То есть поехали за мечтой, а напоролись на скрытый риф?

— Примерно так. Но я не теряю надежду!

— Вот так и я. Вернулся в Эстонию. Думал, что республика, осознав себя маленьким, но великим народом, сумеет подняться с колен. Но я был молод, глуп, отравлен идеалами пропаганды. В СССР Эстония была великой республикой среди прочих. Все пятнадцать республик были великими. Каждая по-своему. Но они были наравне со всеми другими сёстрами. Как в семье, бывают, что ссорятся, ругаются, но все родственники и помогают друг другу. Но это было давно. В прошлоё жизни. А сейчас Эстония… Побирушка. А сейчас… люди уезжают. Вся промышленность останавливается. И армия… вся армия — это чуть больше пяти тысяч человек. Звучит смешно. Бригада. Нас пугают русской угрозой. А мы никому не нужны. Понимаете?! Не нужны! Мы так рвались в Европу, думали, что будем жить как Германии, Франции, Бельгии! А мы живём как на задворках. Думали, что станем равноправными членами ЕС. А стали прислугой и плацдармом для НАТО, чтобы пугать русских. А русским плевать на нас и НАТО. Они лишь крутят всем фиги и живут, как хотят, по своему укладу.

— А семья есть? — я осторожно поинтересовался.

— И семья была. Распалась. Кончилась. Из-за того, что в Эстонии решили отрицать всё русское. Жена не выдержала, забрала сына и уехала. Сын уже большой. Самостоятельный. Более разумный чем я. Знает чего хочет для себя. Сказал, что он — русский. И не мечется с самоопределением. — взгляд был устремлён в пустоту. — Эх! Пауза кончилась! Налей! — он пододвинул стакан.

— Может, ещё кофе? — осторожно поинтересовался я.

— Лей! — ткнул пальцем в сторону бутылки.

Я через мерный стаканчик налил ему чуть меньше дозы. Он не глядя замахнул одним глотком. Стал лениво ковыряться в рыбе на тарелке.

Народ постепенно потянулся на выход. Много столиков освободилось. Но Тамм не замечал этого, он сидел за стойкой бара. Теперь надо переводить разговор как-то иначе. Люди часто перебирают лишнего, откровенничают с незнакомым попутчиком в транспорте или по жизни, а поутру, протрезвев, понимают, что сболтнули лишнего, рады бы прибить свидетеля — носителя их сокровенных тайн, но не могут. И поэтому просто замолкают, стараются максимально быстро удалиться от бывшего собеседника.

Мне же этого не нужно.

— Знаете, я видел эстонцев в своём баре. Они не так пьют как вы.

— И как же? — Роберт криво усмехнулся.

— Как вы обычно. Пиво умеренно. На закуски снеки или рыба. Как вы обычно. Их даже и не видно. Сидят тихо. Как немецкие офицеры. Вы же ведёте себя как русские туристы. Пьют много водки. Не представляю, чтобы кто-то из присутствующих вот так выпил столько водки в чистом виде, продолжал сидеть. Разумно рассуждать, не крушить мебель. Не падал на стол или под стол. Не типично. Водку я держу для коктейлей. Самые отважные заказывают «Кровавую Мери» или «Отвёртку» — апельсиновый свежевыжатый сок с водкой.

— Дети. — довольный Тамм махнул рукой. — Водкой можно обработать раны, остановить кровь, согреться. Унять тревогу и тоску, помянуть усопших. — кивнул на стопку с кусочком хлеба поверху. — Те, кто служил в Советской или Русской армии знает это. Равно как и в НАТО сидят дети. Им сказали, что враг — это Россия. Они и верят. В Эстонии нет здравоохранения. Ну, нет его. Кончилось после девяносто первого года. У кого есть деньги, ездят лечиться в Швецию, Финляндию. Вместо того, чтобы вкладывать деньги в медицину, Эстония покупает оружие. Много оружия. Заманивает НАТО на свою территорию. Отдаёт пашни под полигоны. И не думает, что за её спиной ей же готовят в спину нож. Большой. Огромный! — он развёл руки, показывая, как рыбаки демонстрируют, какая рыбина у него сорвалась.

При этом взгляд у него стал трезвым, жёстким. Значит, информация косвенно подтверждается. На территории Эстонии что-то готовится. И теперь уже ни Центр с меня не слезет, ни я не отстану от Тамма. Не похищать же его и не везти в Москву! Только если сам сбежит! Тоже неплохая мысль, кстати!

— Отчего же вы не поможете своей стране? — спросил я, глядя в глаза.

— Помочь? Эстонии? Помогать больному можно и нужно, когда он сам этого хочет. А если он упорно лезет в петлю, его вынимаешь из неё, но стоит только отвернуться, он уже на табуреточке, И петелька на шее и пистолет у виска. Выстрелю себе в голову, упаду. Даже, если и выживу, то петля задушит! Контролируемое самоубийство.

— Но она же ваша страна. Это как мама. Если она в силу заболевания или возраста творит глупости, вы же не бросите её? Мы в детстве делали массу неприятных вещей, но родители нас не бросили, а помогли. Теперь наш сыновний долг помочь матери. В вашем случае — вашей Родине.

Задумался.

— Не брошу, конечно. Но вряд ли смогу помочь. Остаётся только наблюдать за трагедией. Максимально дистанцироваться от этого.

— Знаете, — начал я осторожно, издалека.— недавно в Лондоне был террористический акт. На Лондонском мосту микроавтобус врезался в толпу отдыхающих. Затем из него выскочило трое арабов с мачете. Известно такое оружие?

— Конечно. — Тамм кивнул. — Полумечи для рубки сахарного тростника. В умелых руках — страшное оружие. Рубяще-колющего применения.

— Думаю, что эти фанатики тренировались, коль не сумели добыть огнестрельного. Так вот. Они начали крошить, крушить окружающих их людей. Когда отдыхающие в панике все бежали, арабы пошли в ближайший пивной паб. Продолжили там свои злодейства. Только один из посетителей поднялся и не побежал, а взял стул и стал отбиваться от этих животных. Задержал по времени нападавших. Отвлёк их на себя. Все посетители паба и персонал скрылись, сбежали. Он отвоевал им время. Спас много жизней. В одиночку.

— Прикрыл отход. — подполковник заинтересовался моим рассказом.

— Но ему было мало задержать отход, а потом погибнуть. Он перешёл к атаке. И выдавил террористов на улицу, под выстрелы полиции. Всех троих отправили на тот свет. В их рай, к девственницам, или о ком они мечтают.

— М-да. Хорошая история. Не слышал. Этого отчаянного смельчака надо наградить. Русские говорят: «И один в поле воин!»

— Один. Воин. Боец. Не за награду он бился. Я так думаю. А чтобы людей спасти и самому не погибнуть.

— Наверное, парень был изрядно пьян. — Тамм усмехнулся криво.

— Так и вы не трезвы. — парировал я.

Он снова посмотрел на меня тяжёлым, но уже трезвым взглядом.

— Не понял.

— Вы можете спасти свою Родину.

— В одиночку? — недоверчив.

— Зачем в одиночку. На свете много неравнодушных людей, которые хотят помочь Эстонии не попасть впросак. Не натворить глупостей.

Тамм откинулся. Осмотрел уже полупустой зал. Фотографии на стенах. Ещё раз взглянул на фото над собой. Потом на меня.

— Налей. — палец на бутылку.

Я плеснул уже без мерного стакана. Почти полстакана. Может пить подполковник. Сразу видна русская ВДВ-шная школа.

Он взял стакан, оттопырил указательный палец, обвёл рукой со стаканом зал:

— Я понимаю так, что всё это для меня? Для разговора со мной? Так?

Одним глотком выпил водку как воду. Зацепил уже подсохшую закуску с тарелки, кинул в рот. При этом старался не отводить взгляд от моих глаз.

Рисковал я? Очень рисковал. Но я так решил. Принял решение! Ва-банк!

— Да. Всё ради вас. Или ради Эстонии. Как хотите. Конечная цель — ради мира на Земле.

— Не боитесь, что я сейчас пойду в контрразведку НАТО или в местную SE— sûreté de l’Etat?

Я улыбнулся.

— Вы вольны делать всё, что хотите. Я не вправе вам указывать, что делать и с кем говорить. Просто не каждому выпадает уникальный шанс помочь своей Родине. Спасти страну, спасти граждан своей страны, которых, как вы сами заметили, и так уже мало осталось. — я смотрел на него жёстко, уже не как благодушно-равнодушный бармен.

Тамм молчал, желваки у него гуляли под кожей.

— Кто вы?

— Я? — я усмехнулся. — Бармен. А вот кто вы — сами решайте. Сейчас не важно, кто я. Главное — кто вы. Подполковник, боевой офицер или…

— Или?

— Или кусок гудрона, лежащий на обочине жизни, который все пинают. Сами определитесь для себя. И вам станет легче и понятно, что делать дальше. Как поступать. Применяя военный термин, ответьте сами себе в чьих окопах вы?

— Кто за вами стоит? Какая разведка? Или контрразведка?

— Скажем так. Люди, желающие мира во всём мире.

— А конкретно?

— Подполковник, вы часто проходите тест на полиграфе?

— Дважды в год. — Тамм пожал плечами. — Допуск к совершенно секретным документам. Стандартная процедура. Все проходят. А что?

— И вам задают вопрос о контактах с представителями разведки стран, не входящих в блок НАТО?

Он задумался.

— Да. Есть такие вопросы. Даже несколько. Они повторяются в различных вариациях.

— Так вот мы, — сделал упор на «мы». — в первую очередь заинтересованы в вашей безопасности как личной, так и служебной. Чтобы вам не пришлось врать, изворачиваться, подставляться при проверке на полиграфе.

— Я настаиваю. — он упорствовал.

— Назовём так: «Фонд борьбы за мир во всём мире». Вас это устраивает?

— Какая страна?

— Международный. Поверьте, вам же легче будет проходить полиграф и иные проверки. Не знаешь — не соврёшь.

Он молчал. Молча, показал на бутылку. Я вылил остатки в его гранённый стакан. Поднял на уровень глаз, и сказал по-русски:

— За ваше здоровье! — выпил.

Я улыбнулся.

— Вы знаете русский? — голос твёрдый, требовательный.

— Я смотрю американские боевики, в которых русские все пьют водку и постоянно говорят один тост: «На здоровье!» Русские туристы, которые заходят ко мне тоже часто говорят как вы: «За здоровье!» Поэтому я понял, что вы пьёте за моё здоровье. За это вам отдельное «спасибо».

— А ты скользкий. — в его голосе сквозило уважение.

Я молчал. Он молчал. Потом выдавил из себя:

— Давайте поговорим. Но я много не знаю.

— Давайте завтра. Не здесь. Как вам такой расклад?

Он кивнул.

— Во сколько вы встаёте?

— В пять утра. — он был удивлён.

— А потом? Потом у меня пробежка.

— Маршрут один?

— В основном, да. Но я часто меняю. — он замялся. — Привычка. Профессиональная деформация личности. Считаю, что на привычном маршруте проще устроить засаду. Много зелёных насаждений. «Зелёнка». А я очень не люблю их с Кавказа. — он поёжился от воспоминаний.

— Понимаю. — я кивнул. — Как насчёт того, что вы завтра выйдете на пробежку, но измените маршрут?

— Так рано встречаться? — удивился он.

— А что вас смущает? Город ещё только просыпается. Где вы обычно бегаете?

— Парк Волюве (Parc de Woluwe).

— Знаю. Хорошее место. — кивнул. — Вы забегаете со стороны бульвара Суверен?

— Да. — голос удивлённый.— Ведь чувствовал, что за мной наблюдают. Чувствовал как волк, но не мог понять! Всё-таки интуиция на войне научила многому.

— В пять десять я буду на машине возле входа в парк, сядете на заднее сиденье.

— Вы меня похитите? — голос напряжён.

— Зачем? — искренне удивился.— Если мы будем спасть страну, а то, может, и не одну, зачем вас похищать. Я желаю вам самого лучшего здоровья и многие лета плодотворной жизни! А сейчас рассчитайтесь и ступайте спать. Вам утром на службу.

Он был ошарашен. Достал банковскую карту, я снял с неё деньги. Тамм из кармана достал несколько купюр, бросил на стойку:

— На чай! — громко сказал он, так чтобы слышали все в зале.

Голос пьяный, немного развязанные манеры. Хорошо играет. В меру.

— Благодарю, мсье. Очень щедро с вашей стороны. — я улыбался как бармен, получивший хорошие деньги.

В течении часа посетители очистили зал. На часах полночь. Я отсчитал половину неплохих чаевых, зашёл на кухню, смена уже сворачивалась. Шеф-повар, назовём его так, хотя до «шефа» ему было далеко, Михаэль, вопросительно смотрел на меня.

Я поблагодарил всех. Отдал ему долю чаевых. Все видели, что сумма приличная, гораздо больше чем обычно, зааплодировали.

Сел в машину, домой. Спать.

Я ещё не подготовил сообщение в Центр о поездке во Францию. Завтра. И про одно и про другое мероприятие. Если он притащит контрразведку. Чужая душа — потёмки. Хотя, я наблюдал за ним, анализировал, не должен… Спать!

Подсознание анализировало прошедший день, прошедший разговор. Попутно вспоминалось, кто и как из посетителей вёл себя. Может, кто обращал внимание на нас. Прислушивался. Не заметил. Спать.

Сквозь обрывки сна снился мне мой дед. Старинного дворянского рода. Лазарев.

Давным-давно при царе-батюшке было Жандармское управление. И было там восьмое охранное отделение. На всю Российскую Империю тридцать два офицера. Тридцать два оперативных сотрудника. Не много. Но работали эффективно. Они внедряли своих агентов во все политические партии, движения, кружки, во все слои общества свою агентуру. Контролировали, а порой и управляли процессами.

Азеф Евно, оперативный псевдоним как агента «охранки» «Инженер Раскин». Сдал массу боевиков эсеров.

Среди всех партий были источники информации. Но любая разведка или контрразведка работает в интересах или по заказу высшего политического руководства страны. И хоть контрразведчики докладывали, сигнализировали, что ситуация в Российской Империи выходит из-под контроля, чревата взрывом, революцией, но царь, правительство всё игнорировало. И случилась Февральская революция.

В тот же день все архивы восьмого отделения Жандармского управления сгорели. Сгорело всё. Дотла. И личные дела на офицеров тоже пропали бесследно.

Никто не был пойман, задержан. Растворились в воздухе. Только один был задержан. В Киеве. Мой дед.

Его жена была беременна. Тяжелая беременность, тяжёлые роды. И сыпной тиф… В сыпном бараке умерла и жена и трёхмесячный сын.

Деда опознал его бывший агент из эсеров. Деду повезло, он только оклемался от тифа. Был ещё сильно ослаблен. Бросили в киевскую тюрьму, в одиночную камеру. Сам Петлюра хотел его лично допрашивать. Надо же! Целого жандармского офицера поймали! И непростого, а из «охранки»! Важная птица!

Об этом напечатали местные газеты. Даже Советская власть тут же обратилась через посредников к Петлюре с предложением обменять или выкупить деда.

Двое суток провёл в камере дед. А потом исчез. Из закрытой камеры. Из охраняемой тюрьмы. Больной, ослабленный. Испарился, растворился.

В тридцатых годах Советская Власть через зарубежную прессу обращалась к названным офицерам, просила вернуться домой, или выйти на связь с Советским представительствами. Обещали полную реабилитацию, деньги, славу, почёт, пенсию. Никто не откликнулся на призыв Советской власти, в то время. Знаю точно, что информация о них в России до сих пор засекречена, хотя прошло уже почти сто лет.

Дед всплыл во Франции. Только уже не как русский эмигрант, а как француз. Имел в собственности два доходных дома. Снова женился. Тоже русская. И тоже из древнего русского дворянского рода. Вот и получается, что я насквозь дворянин, и кровь у меня цвета медного купороса. А я тут барменом пыль со столиков смахиваю и раскланиваюсь за щедрые чаевые.

В 1937 году у деда родился сын. Мой отец. Дед понял, что Гитлер не успокоится, и после оккупации немцами Судетской области Чехословакии, отправил свою жену с годовалым сыном в Советский Союз. С письмом, в котором рассказывал, кто он и предлагал помощь разведчика-нелегала в Европе.

Бабушку с отцом отправили жить в Ленинград… А потом началась война и больше чем девятьсот дней блокады города. Голод и холод…

Бабушка умерла и похоронена на Пискарёвском кладбище. Отца вывезли в Горький, в детский дом.

Дед активно работал на советскую военную разведку. Свои доходные дома, во время захвата Франции, он предоставил немецким офицерам. Что использовалось для получения информации и легло маленьким кирпичиком в общую Победу над фашистами.

После освобождения Франции деда объявили в коллаборабоционизме. Деду пришлось продать за бесценок свои дома и уехать в деревню. Там купил шато и поднял его. Вино его марки приобрело популярность. А потом приехал к нему сын. По легенде сын войну пережил в Австралии, там и получил первое образование, женился.

Так и зажили они втроём, три разведчика — нелегала советской разведки. Наверное, уникальный случай. Когда семейная пара нелегалов — нормально, а вот когда в двух поколениях… Ненормально.

Там же родился и я. По достижению десятилетнего возраста, я уехал с дедом в Советский Союз. Официально, думаете куда? Ну, конечно же — в Австралию! К родителям моей мамы. Она же у меня коренная австралийка! Конечно, никаких родственников там у меня нет.

И вот в славном городе на Неве я прошёл подготовку. Многому меня обучал сам дед. Я видел, с каким почтением, с какой учтивостью с ним общались, и говорили мне, чтобы я гордился своим дедом. И какой он уникальный человек и как много сделал для Родины!

Я гордился. И осваивал нелёгкое ремесло разведчика—нелегала. После вернулся к родителям. Я их и раньше видел, они приезжали в отпуск. Недолгие встречи. Казалось, что мы не спали всё это время. Вчетвером говорили, ходили по городу. Дед рассказывал нам про памятные места его молодости. Показывал фамильный дом. Конечно, там живут другие люди. Но всё равно, приятно стоять возле своего родового гнезда, и осознавать, что мои предки жили здесь, и как много они сделали для своей страны.

Работа в шато давала возможность отцу разъезжать по всей стране, не вызывая подозрений. Прикрытием поездок было — наладить новые каналы поставок вина.

Отца с мамой отозвали в Союз, а мне было поручено продать семейный бизнес и заняться иной деятельностью. Что я и сделал. В глазах окружающих я читал осуждение. Дед поднял с колен полуразвалившееся хозяйство, отец продолжил, а сынок-повеса всё загубил.

Невдомёк им было, что вкус вину придаёт лоза из советской Грузии и Абхазии. Именно купаж с добавлением этих сортов винограда и ценился у знатоков и выгодно отличался на фоне конкурентов.

Дед похоронен на старинном кладбище в Санкт-Петербурге — Лазаревском. Там же покоятся и многие его предки. Не такой величественный памятник, как окружающие, на его могиле. Но как он любил говорить мне маленькому: «Человек не велик памятником могильным, а делами своими и памятью о нём!» Мне часто стал сниться мой дед. Великий разведчик, великий патриот.

Родители живут под Санкт-Петербургом в своём небольшом доме. Мама, хоть и на пенсии, но до сих пор преподаёт в Университете на кафедре иностранных языков, занимается переводами на французский.

Папа, официально, на пенсии. Очень любит возиться в саду. Многолетняя привычка работать на земле во французской деревне осталась. Он пытается вывести виноград в северных широтах, но получается плохо. Также осталась привычка к хорошему вину. Иногда отец исчезает на несколько месяцев. Соседям говорит, что навещает свою многочисленную родню по всей России. Прежняя служба периодически привлекает его для выполнения отдельных мероприятий. Даже у меня поработал связным, когда нужно было передать срочно информацию в Центр, а тайниковый способ не подходил.

В Петербурге и его окрестностях проживает много потомков славных дворянских родов. Высоко посаженная голова, ровная, как будто лом проглотил, спина, хорошие манеры. Это никого не приводит в ужас в культурной столице. А вызывает уважение. И мои родители с их манерами, хорошо вписываются среди местных.

Будильник разбудил меня в четыре утра. Которая по счёту у меня уже бессонная ночь? Можно, конечно, открыть замаскированный контейнер. Там есть специальные таблетки. Они дают гарантированно семьдесят два часа бодрствования. Только потом столько же времени нужно спать. Иначе сорвёшь нервную систему в ноль.

Ну, ничего. Мы уж как-нибудь привычными средствами обойдёмся. А специальные лекарства, разработанные в секретных лабораториях, оставим на потом. Даже, «сыворотку правды», которая также припрятана в тайнике под видом безобидных инъекций, оставим на иное время. Душ, кофе с чайной ложкой коньяка, да, простят меня французы, что я так обращаюсь с десятилетним напитком, витамины, бутерброд. В глаза капли, чтобы снять красноту белков глаз. Голову вправо, влево, назад, вниз. Уши растереть. Ехать по пустому городу десять минут. Но мне нужно не просто доехать до места и взять пассажира. Я же не таксистом работаю.

Круг в три квартала вокруг предполагаемого места встречи, постепенно сужая радиус. Под конец, оставил машину, пешком прогуляться по парку. Вроде тихо. Нет времени извлекать сканер радиочастот, чтобы прослушать эфир. Операцию проводят люди. А они совершают ошибки. Болтают в эфире. Выходят из машин, чтобы размяться, покурить. У всех разная степень подготовки, они по-разному относятся к выполнению задания.

Но тихо! Я дал слишком мало времени контрразведке для подготовки мероприятия по моему захвату. Если допустить, что Тамм прошествовал к контрразведчикам, после полуночи не так легко всех быстро собрать в одном месте, расставить людей, проработать различные варианты. И надо ещё поверить ему. В подполковнике сидело полкило водки, а это уже немало для нормального организма.

Могли запустить и дрона, чтобы с высоты фиксировал встречу. Камеры наружного наблюдения в этом районе после терактов меняли на цифровые, так что можно было не переживать, что засекут. Сейчас, на короткий срок, район остался без средств объективной фиксации. Вон, видны провода. Старые камеры городские власти сняли, новые не установили. Но есть камеры у магазинов, баров. С них тоже просто снять происходящее. Но на это нужно время. У меня был небольшой запас этого ресурса. Фора.

Ещё раз, прогоняя разговор с Таммом, не входило, что он должен был метнуться в органы безопасности и писать явку с повинной, что его хотят завербовать неизвестные злыдни под доброй личиной бармена.

Ладно, с Богом! Бог не выдаст, свинья не съест. На наручных часах пять часов. Поехали! Завёл мотор, двинулся в сторону парка, из которого я только что вышел.

В спортивном костюме цвета национального флага своей страны, бежал Тамм. Вокруг него никого не было. Он бежал легко, размашисто, экономя силы. Так бегут спецназовцы на марш-броске. Носки кроссовок чуть внутрь, чтобы ноги не так быстро уставали. Старается дышать носом.

Я подъехал к нему, остановился в двух метрах впереди. Так и крутилась фраза на русском на языке из фильма «Бриллиантовая рука»:

— Такси на Дубровку заказывали?

Но не стал хулиганить. Тем паче, что до конца не уверен в благоприятном исходе дела.

Я опасаюсь его, он боится меня. Взаимное недоверие — это нормально на вербовочной беседе.

Опустил все стёкла в машине, чтобы он был спокоен, что кроме меня никого нет.

Тамм, не снижая темпа, подбежал к машине, резко рывком открыл заднею дверь, влетел в машину. Я нажал кнопки на закрытие окон, начал движение.

— Доброе утро. — начал я. — Удалось поспать?

— Не очень. — вид у него и действительно был изрядно помятый.

«Что же вы, ваше благородие, так нарезались-то вчера, а?!» — мелькнула мысль. Да, и «выхлоп» перегара водочного у него солидный.

— Давайте поговорим. — продолжил я.

— Мне нужны гарантии, что Эстонии не будет нанесён вред. — угрюмо он смотрел в водительское зеркало заднего вида.

Я поднял глаза, встретился взглядами.

— Во-первых, я не знаю о чём идёт речь. Во-вторых, я же сказал, что организация, которую я представляю против войны в любых формах. За мир во всём мире. Думаю, что вы тоже разделяете, как военный, эти взгляды. Потому что военные и их подчинённые погибают на поле боя за промахи политиков, неспособностью их договорится. И из-за амбиций военно-промышленного комплекса. Люди гибнут за металл. Если вам нужны гарантии, то расскажите мне всё, что знаете, а мы подумаем, как нам обезопасить вашу страну. Договорились? Я внимательно слушаю. Но для начала уберите, пожалуйста, всё, что у вас есть в кармана в металлическую коробку, что лежит на полу. — посмотрел на него, и добавил с нажимом. — Пожалуйста.

Он нагнулся, поднял коробку, откинул крышку и начал вытаскивать из карманов телефон, ключи, всё положил, закрыл крышку.

Коробка была со свинцовым напылением. На дне установлен датчик давления, который включал систему подавления сигнала. Изнутри ни одно радиопередающее устройство не могло ничего передать. Стандартная мера предосторожности. Также внутри автомобиля был установлен сканер выявления радио сигнала. Я посмотрел на панель приборов. Горел зеленый светодиод. Значит, всё в порядке. Можно разговоры говорить.

Тамм вдохнул полную грудь воздуха, как перед прыжком в воду, затаил на секунду дыхание, и начал:

— Часто со мной советуются по политическим и военным аспектам по России и Эстонии. Три месяца назад меня вызвали в отдел анализа и планирования специальных операций и попросили охарактеризовать, на мой взгляд, русское меньшинство в Эстонии. Их возможное поведение в случае массовых беспорядков в Эстонии. Насколько вероятно проведение референдума по присоединению отдельных территорий Эстонии и других прибалтийских республик.

Он замолчал.

— И это всё? — я был разочарован.

О таком сценарии власти трёх республик трубили во всех средствах массовой информации, тем самым усиливая давление на оппозицию и на «не граждан» их стран.

Он помолчал, продолжил:

— Также их интересовало, как поведёт себя население, в случае химической атаки со стороны России? В частности, со стороны Псковской области.

— И это всё? В общих чертах — да.

— Понятно. И каков был ваш ответ?

— Я сказал, что не исключено, что не только русские поддержат референдум, но и часть эстонцев тоже. Потому что ожидание праздника — лучше самого праздника. И вступление в единую Европу и в НАТО не принесло Эстонии тех возможностей и уровня жизни, на которые они рассчитывали. А про химическую атаку сказал, что только глупец может применять боевые отравляющие вещества. Население будет умирать и паниковать.

— Это всё? — он начинал меня уже раздражать.

Конечно, источник в НАТО нужен, пусть даже и представитель ничего не решающей страны, но имеющий допуск к небольшой информации — это лучше чем ничего. И я не собирался отступать. Но вот так, проводить вербовочную беседу «на бегу», глядя периодически в зеркало заднего вида автомобиля — не дело. С кандидатом на вербовку, с конфиденциальным источником, иначе «конфидентом», нужно общаться не менее пары часов, глядя в глаза, понимая, где он лжёт, утаивает информацию, пытается сознательно донести до меня дезинформацию, двурушничает, или откровенно встал на путь предательства. Некоторые источники, получая денежное вознаграждение за информацию, «подсаживаются на «денежную иглу», а добыть ничего стоящего не может. Утратил оперативные возможности, вот и начинает врать, придумывать, вытягивая деньги. Только личная встреча может помочь выявить ложь. А сейчас… А я вот так… Не профессионально я поступил. Но Центр «давит», получая обратную связь, я буквально, пиная меня.

— Так, давайте спокойно, без суеты. Кто вас приглашал. Кто конкретно разговаривал.

— Были три офицера из Стратегического Командования НАТО, отдел анализа и планирования специальных операций…

— Вы входите, в какое подразделение? — хотя ответ я и так знал.

— В «Постоянный Комитет планирования НАТО». Как все военные представители. Так вот. Три офицера. Два американца, британец. Их я давно знаю, пересекались на совещаниях и учениях. Специалисты по Восточной Европе и России. И был один штатский. Его часто привлекают при разработке операций. Томас Браун. Немец. Говорят, что лучший ученик американца Стивена Манна. Вы знаете их?

— Потом. Сейчас мало времени. Продолжайте!

— Они меня долго расспрашивали о моей службе в России, об опыте боевых действий в Чечне. Потом про Афганистан. Я потом уже понял, что они проверяли мою лояльность. Нет ли у меня симпатий к России. Спросили про семью. — секундная пауза. — Сказал, что давно уже не поддерживаю отношений. В России сказать, что твой отец или бывший муж входит в представительство НАТО — навлечь массу неприятностей. Потом долго расспрашивали про Эстонию. Какой мой взгляд на отношение людей к ЕС, НАТО. Ответил честно, что они разочарованы. И даже качество лекарств в Германии, Франции выше, чем в Эстонии. Да, что там лекарства! Банальный стиральный порошок и тот лучше! Из-за санкций против России и контрсанкций, многие предприятия закрылись. Люди нищают. Всем говорят, что Россия во всем виновата, но многие считают иначе. Ну, а потом стали меня опрашивать на предмет, если появятся «зеленые человечки», как в Крыму, т.е. военные без опознавательных знаков принадлежности к какой-либо армии, местные повстанцы из русских захватят административные, военные объекты, какова будет реакция населения? Поднимутся они или нет на защиту своего суверенитета? Я честно ответил, что очаги сопротивления, безусловно, будут, но незначительные. Особенно, ближе на восток, где сильны пророссийские воззрения, то ничего не будет. Тогда они стали меня спрашивать, изменится ли настроение, в случае применения русскими химического оружия? Ответил, что русские не будут применять химическое оружие массового поражения. И нет у русской армии такого опыта применения. Тут надо понимать менталитет местных в Эстонии. Они с тем, кто сильнее их. Они на стороне победителей. Был сильным Сталин — они его приветствовали, пришёл Гитлер — с цветами и радостными визгами. Вернулась Красная Армия — снова цветы. Из прибалтийских республик эстонцы первыми отчитались перед Шикльгрубером о том, всех евреев уничтожили. Не все, конечно, но в большинстве своём. У меня в крови намешано много всех наций. По мужской линии — эстонцы. Вернее, носители фамилии Тамм. Но замуж все брали русских, литовок, белорусок, были и польки, норвежки. Так, что внутри у меня интернационал. У самого жена наполовину русская, наполовину белоруска. Люблю Эстонию, но часто не понимаю, от этого и ненавижу аборигенов. Ждут, когда им всё принесут на подносе. А когда этого нет, то бегут за лучшей долей из страны. Не хотят на месте ничего менять. Вот также и с оккупацией Россией. Никто не будет сильно сопротивляться. Если пришли русские, значит, они сильнее НАТО и ЕС. Все помнят заводы, фабрики, что были в СССР. Бесплатные квартиры и образование. Поэтому пусть медведь с шакалами воюет, а мы посидим, покурим, понаблюдаем и к победителю с цветами подбежим, пнем поверженного врага. Как в китайской поговорке: «Мудрая обезьяна сидит на горе и наблюдает за битвой тигра и льва. А потом спускается и присягает победителю, либо добивает оставшегося в живых раненного.» Как с Советским Союзом получилось. Только почувствовали, что медведь ранен и ослаб, тут же и переметнулись на другую сторону. Менталитет такой у маленького народа. Примерно так я рассказал им. Не очень-то понравилось им.

— Что ещё?

— Точно знаю, что они интересовались подобными вопросами у литовского представителя. Мы часто встречаемся на совещаниях, да, и сверяем информацию, когда докладываем в свои Главные Штабы. Должна же быть одна позиция на совете. У латышей интересовались тоже. Все примерно одинаково обрисовали картину.

— С кем конкретно вы общаетесь?

— Подполковник Петраускас Лукас.

— И каково его мнение было?

— Примерно такое же. Хотя нас просили не обсуждать ни с кем этот разговор. Петраускас до разговора со мной пообщался с представителем от Латвии Озолиньш Эдгарсом. То же самое. Будет война гибридная, то население, в большинстве своём будет пассивно наблюдать. Латыши более открыты и честны. Литовцев у нас за глаза называют «цыганами». Точно также как норвежцы, датчане, шведы, кривят рот, но не признают финнов скандинавами, за спиной шёпотом называя «чухонцами». Но у всех представителей стран Прибалтики в НАТО, на удивление, оказалось одно мнение.

— Ваших визави это удовлетворило?

Он задумался.

— Знаете, я понял так, что офицеры спокойно отнеслись к этому. А инициатором был Браун. Он очень эмоционально реагировал. Он не понимал, отчего население будет спокойно сидеть. Он постоянно повторял: «С таким сознанием хаос не посеять!»

— Вы общаетесь с Брауном?

— Несколько раз. Случайно. Он — фанатик шахмат. Постоянно носит с собой планшетный компьютер, и там разыгрывает шахматные партии. Там где нельзя проносить электронные устройства, достаёт карманные шахматы и разыгрывает сам с собой этюды. Вы играете в шахматы?

— А вы?

— Немного. Научился в армии. Браун сидел как-то рядом, я подсказал ему да хода. В армии научился. Но шахматы не люблю.

— Отчего же так?

— Знаю, что древние в Индии придумали, чтобы развивать стратегическое мышление у генералов. Но не для современных военных они. Сделал ход и жди ответный от противника. В современных войнах не надо ждать ответного хода, а действовать, наступать, отступать, маневрировать, использовать фланговые кинжальные удары, отрезая войска от тыла. И в шахматах каждая фигура может двигаться лишь по правилам. В современных войнах всё иначе. Кто действует по правилам — проиграл. Точно также как и с Крымом. Отчего весь мир прозевал момент присоединения? Потому что действовали нестандартно. Не по принятым правилам. Средства радиоконтроля НАТО не зафиксировали никаких приготовлений к захвату. Всё было сделано на высшем уровне организации. Потом несколько месяцев здесь, в Брюсселе, тщательно изучали опыт русских. Меня неоднократно привлекали, чтобы я прокомментировал. Но я сам был в шоке от организации этой операции. Это уже другая армия, не та, что была в Чечне. Точно так я и заметил, что в случае захвата Прибалтики русскими, в чём я глубоко сомневаюсь, не будет применена эта схема, всё будет иначе. Вот Браун и решил внести этот новый элемент — химическое оружие. Но это бред. После того как я подсказал ему пару ходов, которые он не видел, он проникся ко мне уважением, что ли. Доверием. В столовой пару раз обедали. Вернее я обедал, а он всё рассказывал про теорию хаоса, вернее управлением им. Вам интересно?

— Продолжайте.

— По его словам вся система управления обществом давно уже прогнила. И сейчас должна прийти новая формация. Он — агрессивный прозападник. По его словам Даже Бог — сторонник Хаоса. Бала какая-то большая устойчивая система. Она как-то функционировала. Но пришёл Бог и сказал: «Да, будет свет!» И произошёл Большой Взрыв. Что есть взрыв? Это и есть хаос. Любая граната, снаряд — устойчивая система с элементами взаимодействия, находящаяся в состоянии покоя. Но именно взрыв — хаос, приводит в действие массу случайных и запланированных факторов, которые рождают новые устойчивые системы. Так в результате Большого взрыва из одной большой устойчивой системы появились миллионы других стабильных систем — наша Вселенная, наша планета. Так и со странами, обществом, экономикой. И тот, кто управляет взрывом — управляет миром. Управляешь хаосом — управляешь миром. Сложившаяся система ценностей, типа христианской морали не позволяет управлять миром. Поэтому нужно внести корректировки, которые разрушат эту устойчивую систему. Поэтому Содом и Гоморра теперь уже города-герои, а не источник греха. Точно также как и существующая система государств неприемлема. Её надо менять «направленными взрывами», которые должны управляться высшей расой –англосаксами и народом Израиля. Хотя он сам немец, но почему-то причисляет себя к ним. Все остальные страны и народы должны помогать, либо погибнуть или стать разменной монетой на пути господства. Он активно помогал в Тбилиси, Киеве во время всех их революций и волнений. Типа полигона, обкатки технологий. У него получилось. Он стал одним авторитетнейших экспертов в Европе в этой области. И многие сквозь пальцы смотрят на его чудачества. Порой несколько эпатажный вид и поступки.

— Вы можете с ним завязать более тесные отношения, чтобы попасть в группу разработки управления хаосом?

Тамм внимательно посмотрел на меня в зеркало.

— Могу. А зачем?

— Вы же военный. Если что-то замышляется против вашей родины, нужно понимать, чтобы принять оборонительные шаги, предотвратить катастрофу. Например, как на Украине.

— Понятно. — кивнул головой.

— И ещё. Чтобы понимать ваш потенциал возможностей, не могли бы вы написать к каким документам, сведениям имеете доступ. Только не пользуйтесь компьютером, а ручкой. И нижние листы потом надо будет уничтожить. Также, какие у вас связи в штаб-квартире. С кем контактируете. Их данные, телефоны, всё, что посчитаете возможным.

Повисла неловкая пауза.

— Так всё-таки вы меня вербуете? В России меня военная контрразведка пыталась завербовать, чтобы я стучал на своих товарищей. Я отказался!

— Я не прошу вас стучать на своих товарищей. А предлагаю совместно обезопасить вашу родину — Эстонию. Может, заодно и другие прибалтийские государства. А, может, и не втянуть мир в хаос третьей мировой войны. Я же говорю, что мы — за мир. Вы же сами понимаете, что начинается какая-то большая игра, которая закончится кровью ваших сограждан. Ради новой формации могут принести в жертву тысячи жизней эстонцев. А чтобы иметь представление о картине, надо понимать ваши возможности. Не требовать же от вас схему расположения «Минитмен-3» в США или места расположения американских подводных лодок типа «Огайо» в мировой океане.

Перехватил удивлённый взгляд.

— Мы же за мир во всем мире. Не исключено, что они же и будут наносить удары по русским войскам в Эстонии, если таковые найдутся. Вот тогда от Эстонии ничего не останется. А были там русские или нет, поди, разбери после ядерного удара. Лишь пепел, да стекло. Главное же — объявить, что там были русские.

Повисла пауза. Тамм тяжело вздохнул, продолжил:

— Мои родители — старики пошли собирать ягоды на бывший советский танковый полигон. Рядом с деревушкой Соодла. Там много озёр. Красивые места. Собирают ягоды. А тут р-р-раз! И из кустов выскочили негры их США в камуфляже. Арестовали моих родителей. Положили лицом в грязь, руки заломили, наручники. Мешки на головы. Доставили в штаб. Разделили. Обыскали. Стариков!!! Моих родителей! И три часа порознь допрашивали. Даже мне позвонили, уточнить что-то. Я поставил на уши всю штаб-квартиру здесь, в Брюсселе. Позвонил в Главный Штаб Сил Самообороны Эстонии… Освободили стариков. — помолчал. — Не такой я участи хотел для Эстонии и своих родителей.

Я возвращался к месту посадки Тамма. Прошло двадцать минут нашей встречи. Пора расставаться. Протянул ему бумажку. Визитная карточка моего заведения, они стояли на каждом столе.

— Возьмите. На случай экстренной связи. Вверху телефон бармена, внизу — автоответчик. Звоните по второму телефон, заказывайте столик на двоих на имя Доминик с указанием времени и даты.

— А потом приходит к вам?

Протянул вторую бумажку.

— Прочитайте, запомните адрес. Я буду через два часа там от времени, указанного вами на автоответчик. Если всё нормально, то через неделю, в 19.00 я жду вас здесь же. Конечно, будьте в партикулярном платье. Не в форме.

Он внимательно прочитал адрес.

— Место-то криминальное. — он усмехнулся.

— Зато меньше лишних глаз. Доезжаете до Северного вокзала, потом по переходу под путями. Мимо квартала Красных фонарей. Там мало освещения, мало камер видеонаблюдения.

— Вокзал и его окрестности славится большим количеством карманников.

— Ну, вот видите, вы знаете его. А вот теперь возьмите вот это. — я протянул ему бутылку с распрыскивателем.

— Что это? — он подозрительно смотрел.

— Солёная вода. Побрезгайте на лицо. И руки. Вы же бегали. Вспотели. Вода высохнет, соль останется. В вашем же доме есть видеокамеры. Да, и другие жильцы могут встретить вас. Дышите поглубже.

Роберт усмехнулся. Побрызгал на раскрытую ладонь, понюхал, лизнул, сплюнул.

— Точно. Солёная вода. — побрызгал на лицо, ладони с тыльной стороны. — Вы предусмотрительный.

— Не приходите ко мне больше в бар. Только в случае большой срочности. Закажите гуляш по-фламандски. После того как вы уйдёте, встреча через два часа по этому адресу, который вы прочитали. Если закажете иное блюдо, значит, встречи не будет. Закажите себе чай, значит, вы полагаете, что за вами следят и вам угрожает опасность. Со мной напрямую не общайтесь.

— Почему? — удивился Тамм. — Мы же с вами мило посидели. Душевно. И это видели многие из посетителей. Постоянного и переменного состава.

Я усмехнулся от его чисто армейского выражения. Зато чётко сформулированного.

— Сами посудите, что может связывать вас и бармена? Вы же не числитесь в алкоголиках. Это может вызвать подозрение. А то, что вы устроили посиделки у барной стойки, в компании хозяина заведения, так это фотографией навеяло воспоминания. Минута слабости. Ничего страшного. Вы увидели на фото погибшего товарища. Это добавляет человечности к вашему облику. Тоже хорошо. И постарайтесь понравиться Брауну. Очень постарайтесь. — уже с нажимом произнёс я.

— Зачем? — Тамм искренне удивился.

— Так надо, Роберт. Так надо. — на второй фразе я был настойчив.

— Понятно, ясно. — он кивнул.

Тем временем добрался недалеко от дома Тамма, остановился в тени. Кивнул подполковника. Он забрал телефон и ключи, выскользнул из машины и побежал в сторону дома.

Повёл машину к своему дому. Вытер отпечатки пальцев в салоне и на ручке машины снаружи, которую трогал Тамм. Его пальцы у меня имеются, снятые с бокалов. Лишние мне ни к чему и местной контрразведке тоже. Точно также я протёр бутылку с солёной водой.

На работу. Первым делом кофе. Самый крепкий, какой мог сварить дома. Стопку коньяка в себя, стопку в кофе. Да, простят меня французы и истинные ценители коньяка.

И начал кратко, только факты, излагать по поездке во Францию и встрече с источником. Точно также о беседе с Таммом. Не забыл, конечно, описать Брауна.

Этот дядя нам был давно известен. Он со своим учителем Манном были одними из основных разработчиков серии цветных революций на Ближнем Востоке и на Украине. Неоднократно ЦРУ и Моссад привлекали этих двух «научных мужей» для консультаций и разработок операций.

И если Браун привлекли в НАТО для разработки операции, то задумывается большая гадость. Очень большая гадость.

Тамм, по моему прогнозу, сам это понимает и будет стараться на первоначальном этапе. Поэтому, после получения информации от него, будем считать, что он стал моим агентом.

Я прихлёбывал горячий кофе. Коньяк ударял в нос. Спирт ещё не весь вышел. Но сон уходил. Кровь разгонялась, мозг начинал думать быстро. Умеренная доза крепкого алкоголя и неумеренная кофе заряжает энергией мою нервную систему.

Надо подготовить донесение в Центр.

Одним из самых острых, опасных мероприятий является передача информации разведчиком в Центр. Раньше использовали радиопередатчики. А тайниковые операции использовали всегда. В момент закладки или выемки тайника могут схватить. И вот тогда трудно оправдаться. Но как меня учили, помимо Школы, отец с дедом: «Никогда ни в чём не сознавайся! Даже если жена застала тебя в постели с любовницей, отпирайся. Мол, я только перелазил, когда эта незнакомая тётка легла ко мне в постель!» Утрированно, конечно, но смысл верен. При подходе к тайнику, его закладке, думай, анализируй, сопоставляй. Всё, абсолютно всё и всегда у тебя должно вызывать недоверие. И продумывай все мелочи. Это говорят, что Дьявол в мелочах. У разведчиков внимание на мелочи.

Подготовили отчёт, донесение в Центр. Едете на машине к месту закладки. А тут, бац, и авария или сердце прихватило. Ваше бессознательное тело и машину осматривают. Находят смятую пачку из-под сигарет или подозрительно лёгкий камень, а там колонки цифр. Или письмо тётушке в Базель. А у вас рядом с домом, работой почтовые ящики гроздьями висят. Исследовали бумагу, выявили, что она обработана специальными составами. И снова вопросы. В английской разведке были провалы, когда рекомендовали разведчики, писали между строк, пардон, продуктами мужского естества. Запах выдавал. Немецкая контрразведка немало так выявила разведчиков и агентов Британии.

Не секрет, что почти каждый дипломат российского посольства находится под системой контроля. Технического, визуального. И вот он получает задание изъять контейнер с закладкой. Крутится по городу, отрывается от слежки, или дают ему понять, что оторвался. Создают режим мнимого благоприятствования. И вот он на берегу пруда в Леопольд Парке кормит уточек, потом швыряет камушки, что-то кладёт в карман и уезжает. Или, наоборот, оставляет камень на берегу, в траве, рядом со скамейкой.

Даже несведущему станет понятно, что не камушек на память он подобрал перед отъездом на Родину. Могут задержать, могут проводить до ворот посольства или консульства русского дипломата, кто закладывал тайник или забирал его. Расшифровать вряд ли удастся. Но скандал на весь мир. Придумают даже то чего и не было.

Возникает вопрос, что кто-то положил туда этот «камушек». Начинают изучать камеры видеонаблюдения. И если у вас нет привычки, хотя бы раз в неделю приезжать и мотивированно кормить уточек, то вы попадает под подозрение. И вас начинают изучать под микроскопом. А в жизни любого человека, пусть даже кристально чистого, есть пара-тройка «скелетов шкафу». И их найдут. А если разведчика рассматривать под углом зрения контрразведки, то они поймут, что фрукт перед ними. А они это умеют. В контрразведке дураков не держат.

Вот и приезжай в этот парк, где носятся бегуны, катаются на велосипедах, скейтах, туристы, мамочки с ребятишками, пенсионеры неспешно прогуливаются, смешивайся с толпой и корми этих уток! Будь они неладны! Я уже вагон хлебобулочных изделий скормил им!

И корми так, чтобы со стороны было видно, что ты делаешь это с любовью к окружающему миру, а не пытаешься проломить сухарём голову невинной водоплавающей птицы.

И если ребёнок подойдёт, должен посюсюкать с ним и дать хлебушка, чтобы тот покормил птичек. И умудряйся подбирать или закладывать тайник.

Приеду домой в отпуск, закажу маме, чтобы сделала утку под клюквенным соусом. Теперь понимаю, отчего отец так не любит уток и прочую птицу. Наверное, тоже устал кормить голубей, да, уток. Всегда с видимым удовольствием шугает их по поводу и без.

Так что, хоть и Дьявол в мелочах, но приходится всё держать в голове и продумывать каждую мелочь. Репетировать дома, как кидаешь кусочки хлеба уточкам, потом роняешь хлебушек, наклоняешься, поднимаешь контейнер или наоборот закладываешь. И он должен лежать в строго определённом месте. Смещение положения контейнера является признаком его компрометации. А, значит, что и разведчик попадает под подозрение или тот, кто закладывал.

Иногда используют пенсионеров, курьеров для закладки или выемки. Вот и папа у меня порой исчезает из дома. Маме ничего не говорит. Только привозит ей любимое ей вино или шампанское, которое в Петербурге не найдёшь.

Это в СВР и ГРУ закордонных резидентур много, как под посольской «крышей», так и нелегальных. А у ФСБ крайне мало. Вот и приходится крутиться, как можешь. Сам неоднократно вынимал и закладывал чьи-то контейнеры. Это могли быть и проверочные мероприятия в отношении меня. Не перешёл ли я на сторону противника или двурушничаю. Специалисты этот контейнер потом на просвет изучают. До миллиметра обнюхают. Все ли контрольные метки на месте. Меточки не доморощенные, а казённые. Ногтём задел, и всё, она скомпрметрована.

Но это всё вторично, как само собой разумеющееся. Главное — работа, Служба!

И вся моя работа должна быть нацелена на вскрытие разведывательных устремлений со стороны иностранных разведок к России и её союзников.

Вот и Тамм как раз подходит для этих целей и задач, по крайней мере, я так полагаю. И надеюсь.

С годами зрение не становится лучше. Только коньяк становится лучше. Всё остальное портится. И у меня с годами развилась дальнозоркость. Мелкие предметы с близкого расстояния плохо вижу. И даже в очках. Пришлось обзавестись очками с увеличительными стёклами. Часовых дел мастера и ювелиры зачастую такие используют.

В Бельгии, да, и вообще, в Западной Европе, городские жители крайне редко сами проводят ремонтные работы по дому. Квартиры арендованные. Значит, должны выполнять сертифицированные специалисты.

Если ты ничего такого дома не делаешь, значит, что-то надо придумать дабы выглядело естественно, а не как чужеродное тело в квартире. Вот поэтому я и придумал себе «хобби», будь оно неладно! Так как из французской деревни, то испытываю ностальгию по детству. Собираю модельки сельскохозяйственной техники. У меня уже семь моделей. Предлагал Центру, чтобы они собрали и выслали мне. Хрен! Чтобы мои отпечатки пальцев были на внутренних поверхностях деталек тракторов, грузовиков. Хотя могли бы сами мои пальцы оставить. Умельцы из Управления специальных технических операций не такие чудеса творили. А моих образцов отпечатков пальцев у них — вагон и маленькая тележка! Это на тот случай, что понадобится меня или компрометировать, в случае предательства или наоборот, вытащить. Например, мои пальцы находят на украденном кошельке. А меня обвиняют в шпионаже. В тоже время, получается, что я находился в другом месте. И получается, что я не русский шпион, а мелкий воришка. На, тебе три года общеуголовной тюрьмы.

Вот и тратил время, здоровье, сон на сборку этих никчёмных игрушек.

По бельгийской привычке, в гости я никого не зову. Только уборщица приходит, под моим наблюдением она проводит уборку. Вот ей и хвастался своими достижениями в области сельскохозяйственного моделирования. Заодно и подпускал к своему рабочему столу. Там лежала ещё одна модель. Там же и очки для работы с мелкими предметами. Если кому-то проболтается, а это как пить дать, или опрашивать будет полиция, контрразведка впрямую или опосредованно, то всё мотивированно. Мсье на старости лет головой тронулся, в игрушки стал играть. Но в целом, мсье безобиден.

Для декорации игрушечных моделей у меня хранятся камушки. Большие и маленькие. Вот и получаются композиции. Только некоторые эти камни и есть контейнера для тайниковых закладок. И на виду, и не видно. И опять же, оправдание, если «прихватят» с контейнером. Мол, камушек понравился. Конечно, все эти отговорки «в пользу бедных». Но тем не менее. Лучше так, чем просто уронят лицом в грязь, как грязного шпиона и будут по рёбрам охаживать крепкими ботинками с высоким берцем.

Вот один из таких камней я холил и лелеял. Сегодня даже в карман положил. В кармане небольшая дырочка присутствует. Суть надавил на камень, ткань разошлась, камушек на землю и упал. А там, господа полицейские, доказывайте, что он мой. Обработан он специальным составом, нет на нём никаких следов. Ни пальцев, ни запахов, ни остатков/останков ДНК. Ничего. Вот в этот контейнер заложил послание в Центр. Ликвидатор, в случае несанкционированного проникновения, поставил в боевое положение, контрольные метки. Нет, не взорвётся он в руках, отрывая кисти, и поражая осколками тело любопытного. Хотя и такие тоже имеются.

Здесь просто агрессивная жидкость за секунду растворит шифрованное послание. При вскрытии, жидкость, после соприкосновения с воздухом, превратится сначала в гель, а через пол минуты — в твёрдый материал. Тоже самое произойдёт, если подвергнуть контейнер рентгеновскому облучению, компьютерной томографии.

Сколько же я мучился в «Школе» обучаясь закладке и извлечению таких вот закладок! Даже экзамен сдавал.

Обязательно поставить контрольную сигнальную метку, чтобы знали в Центре, вскрывалась посылка или нет. Вот, вроде, и всё. Готово.

Критически осмотрел «камень». Он может и в воде пролежать около месяца. Его можно кидать. Но не так, чтобы он ударялся о скалу или что-то сильно твёрдое. Камень, да, камень. Неприметный. Из местных. Камни с берега Волги или Енисея отличаются от тех, что лежат мирно в Леопольд парке. Ну, не подошёл он для моей инсталляции с крестьянской миниатюрой, не вытанцовывается французская пастораль. Вот поэтому и возвращаю его на место.

А вот теперь самое «острое» мероприятие на сегодня. Доставить послание до «почтового ящика». По дороге меня могут задержать, при закладке тоже могут. Вот и крутись, как можешь.

Помимо моего рукописного зашифрованного послания о встрече с Таммом, в контейнере располагалась микроскопичная карта памяти. Это сообщение от одного из источников во Франции.

В провинции Бретань, что во Франции присутствует большой мясокомбинат. Забивают скот, разделывают его, готовят вкусные деликатесы, поставляют мясо по всей Европе.

Руководитель цеха по забою скотины мой источник.

Спрашивается, а зачем русской разведке в интересах контрразведки, такой источник? Узнать сколько мясной продукции выпускает французский мясокомбинат? Не голодают ли французы?

Нет. Не интересно это ФСБ России.

Недалеко от этого комбината есть база морских коммандос ВМС Франции. Одна из самых жёстких система полготовки спецназа в мире. Они были сформированы во время Второй мировой войны в Англии. Принимали непосредственное участие в Нормандской операции и освобождении Франции. Также постоянно поддерживают связь с английскими САС.

Даже великий исследователь морских глубин Жак Ив Кусто был морским офицером, и внёс немалый вклад в дело обучения и подготовки французского морского спецназа.

У них 6 подразделений, каждое из которых носит имя офицера, командовавшего им в свое время или погибшего в бою:
- Хуберт (борьба с водолазами противника, контртерроризм);
- Жауберт (нападение на море, вытеснение, ближний бой в море);
- Трепель (нападение на море, вытеснение);
- Пенфеньо (разведка, разведывательные операции);
- де Монфор (глубинная разведка и огневая поддержка);
- Кифье (кинологическое подразделение).

Раз в два-три месяца один из цехов отдела/цеха по забою закрывается. Все рабочие перекидываются на один день на другой участок работы. Остаётся только мой источник. Спецназовцы отрабатывают, оттачивают навыки убийства. Тренируются на скотине, подготовленной на убой. Огнестрельное оружие, холодное оружие, подсобные средства, голыми руками. Попробуйте голыми руками убить свинью, которая ошалела от стресса, страха, запаха крови, готова убежать или постоять за себя. Нельзя мышь загонять в угол, она дорого будет продавать свою жизнь, что уж говорить за старого племенного быка или кабана! Всё это снимает оператор, чтобы потом, на базе, разобрать действия каждого бойца, указать на ошибки, чтобы в последующем их исправить.

Также отрабатывается разделка туш, поедание тёплых органов животных, только что вырванных или вырезанных из неостывшей туши.

Работа такая у людей. Убивать. Бывает.

В Европейском Союзе очень жёсткие требования по гигиене. Все, кто посещает мясокомбинат обязаны пройти санитарную обработку. В том числе и рук. Не просто сполоснуть их в дезинфицирующем растворе, а положить руки в ванночку, и скребок, по типу как моют стёкла, автоматически проводит по пальцам, ладоням, соскребая грязь, бактерии. Нам удалось усовершенствовать это устройство, и оно стало сканером для считывания отпечатков пальцев.

Естественно, что на время визита военных, все заводские камеры отключены. Мы установили свои.

Спецназовцы из Англии, других стран НАТО тут тоже частые гости. Последние четыре года стали посетителями и вообще экзотические личности. С Ближнего Востока и Африки. Их готовят для борьбы в составе партизанских отрядов с проправительственными силами. Поступающая информация свидетельствовала, что контрразведка активно выявляла бывших боевиков из ИГИЛ, которым под видом беженцев удалось просочиться во Францию и другие страны ЕС. Их выдёргивали, делали предложение, от которого они не могли отказаться. И начинали обучать по программе морского спецназа Франции. А потом забрасывали снова на Ближний Восток, снова в ИГИЛ. Но уже обученные, подготовленные, полностью контролируемые и подпитываемые со стороны НАТО.

Сейчас возрос поток выходцев из бывших стран Советского Союза, особенно с Кавказа и Средней Азии. По словам источника, много русскоговорящих. Их готовили и забрасывали как в Россию, так и в сопредельные государства.

Мы имели видео лиц, рост, вес, форма ушей, носа, отличительные признаки в походке, в поведении, отпечатки пальцев. Иногда — образцы голоса. Также имелась съёмка, как они убивали скотину. Это тоже свидетельствовало о многом: опыт, психологическая подготовка, любимые приёмы.

В Центре, во время отпуска, мне сообщили, что часть заброшенных боевиков они установили по отпечаткам пальцев. Часть была взята под контроль. В Средней Азии, такую диверсионно-разведывательную группу разведка 201 мотострелковой дивизии ВС РФ, в Душанбе, уничтожил. Те не хотели сдаваться. Прессе всё выдали за стычку противоборствующих наркокланов.

Вот так начальник цеха на французском мясокомбинате помогает выявлять русской контрразведке террористов, подготовленных в НАТО.

Нельзя сказать, что агент «Бенедикт» трудился на нас во славу русского оружия и из идейных соображений. За каждую такую «посылку» с

« пальчиками и видеосъёмкой» он получал щедрое вознаграждение. Чуть больше его полугодового оклада. Хорошая прибавка.

Очень сложно контролировать агента, особенно, когда ты находишься от него далеко. Поначалу он ошалел от такой суммы. И приходилось его увещевать. Неразумные траты привлекают внимание не только окружающих, но и налогового органа, полиции, контрразведки. В Европе, с её высокими налогами, всегда подозрительны приобретения новых автомобилей, недвижимости, предметов роскоши. Что-что, а доносительство они впитывают с молоком матери.

Вот и первый «гонорар» я ему отдавал частями. Он хотел купить новую машину. Грезил ей.

Объяснил ему, что нужно купить в кредит. Тогда никто не будет завидовать и подозревать. И вот он частями, на деньги, полученные от меня, погашал автокредит. Так, постепенно, приучал его не жить расточительно, не привлекать к себе внимание. Не бахвалиться в компании, за бутылочкой «Божоле-нуво», молодое вино сильно ударяет в голову и тянет на «подвиги», что можешь скупить всё это кафе. Да и язык становится длиннее твоего роста.

Вербовочный процесс — дело тонкое и деликатное. И не заканчивается при выражении иностранного гражданина оказывать содействие российской разведке в интересах контрразведки.

Зачастую бывают и казусные ситуации, например, когда перспективного источника разрабатывают две разведки одновременно. Так было с помощником военного атташе Великобритании во Франции. У меня появился к нему подход через его любовницу, но на мой запрос в Москву об изучении его как кандидата на вербовку, пришёл категоричный отказ с жёстким приказом свернуть всю деятельность вокруг данного тела. Потом, в отпуске, уже шепнули на ухо, что наши военные вокруг него круги год как нарезают.

Одно время я подвизался на общении с бывшими сотрудниками министерства обороны и военной разведки Франции. Добыл списки у кого из них были неизлечимые болезни, и под видом писателя, за щедрое вознаграждение, опрашивал дедушек.

Многие старые тайные операции мне были поведаны. Заодно, по косвенным признакам, в Москве и Санкт-Петербурге были задержаны агенты военных разведок стран НАТО. Некоторых удалось перевербовать. Во время перестройки и девяностых они активно сотрудничали со многими разведками.

Ну, и больные старики рассказали немало компрометирующих материалов на современных руководителей разведывательных органов. Тогда они были ещё юными, начинающими сотрудниками, делающими первые шаги, совершающие ошибки, о которых они были готовы позабыть сейчас. А старикам, на краю могилы, хотелось поговорить. Вспомнить молодость. Свои достижения, промахи, что хотели бы изменить, показать себя с наилучшей стороны, покритиковать нынешнее руководство за мягкотелость. Очень много интересного можно узнать, набравшись терпением и энной суммой денег.

Не поверите, но деньги нужны даже тем, кто одной ногой стоит в чистилище. Дедушки вскорости умирали из-за болезни, а их воспоминания анализировались, сопоставлялись с имеющейся информацией. Часть информации использовалась как выводная, чтобы не совершать ошибки, выявлялись новые признаки ведения подрывной деятельности разведслужб на территории России и сопредельных государств, с целью дестабилизации политической и экономической обстановки. И резидентуры иностранные в России не сворачивали свою деятельность, а в последнее время, наоборот, активизировались. Даже стали «расконсервировать» агентуру, замороженную десяток лет назад. Один из признаков или переворота или «особого периода» — предвоенного периода.

Запомнился мне разговор с одним из полковников. Это был старик, родившийся в годы Второй Мировой войны в шале на юге Франции. Здесь же он коротал свой оставшийся век.

Мы сидели во дворе под цветущей яблоней. На столе стоял большой глиняный кувшин с домашним вином, сыр, отварное мясо.

Полковник налил вино стаканам, не по изящным бокалам, а грубым, крестьянским стаканам. Посмотрел на свет цвет вина, покрутил немного, понюхал:

— Вот, что я скажу тебе, молодой человек! На излёте жизни, я считаю, что жизнь человека подобная бочке с вином. Господь Бог наполняет её, кому доверху, кому-то наполовину. В детстве мы пьём виноградный сок. Наши матери нам щедро наливают его, мы хватаем его стаканами. Один, другой, третий и бежим во двор, чтобы поиграть с ровесниками или помочь отцу. Потом вино становится молодым. И мы, как молодое вино, которое ударяет в голову, пускаемся во всяческие приключения, авантюры, полагаем, что мир создан для нас и только для нас. Нет авторитетов, и Эверест — это не вершина мира, а всего лишь макушка горы, которую мы покорим запросто. Потом приходит время шампанского. Женщины, романтика, снова авантюристические приключения. Драки, служба, войны. Но всё равно, считаем, что мы всего добьёмся, всё одолеем, всех победим. Ну, и, конечно же — женщины. Много женщин. Вино и женщины. Ни того ни другого много не бывает. Затем приходит время выдержанного вина. Мы уже осознаём, что вина в бочке жизни остаётся всё меньше. И уже не так шалим, более сдержаны, рассудительны, более взвешенные. Оглядываемся назад, понимаем, что слишком много сил потратили впустую, в погоне за миражами, которые сами себе придумали или чтобы кому-то понравиться, зависели от чьего-то бесполезного мнения. Но всё равно продолжаем упорно идти вперёд, в надежде достигнуть чего-то. Пусть уже менее призрачных, но реальных целей, взвешенных целей и достижений. И вот приходит время коньяка. Уже реально понимаешь, что особых подвигов у тебя не получится сделать, да, и нет особого желания. Но хорохоришься, мнишь себя мудрецом, которому идут за советом, хотя им не совет нужен, а требуется лишь, чтобы ты договорился о решении чей-то проблемы со своим боевым товарищем, который стал политиком или банкиром, после выхода в отставку. Вы знаете, что коньяк хранится и выдерживается в дубовых бочках семьдесят пять лет. Потом его уже нет смысла это делать. Он не набирает силу, не обогащается ароматом. Нет столетнего коньяка. Точно также как и наша жизнь, после семидесяти пяти не набирает силу, крепость. Приходит лишь осознание простой мудрости, что счастье оно всегда было рядом. Вот так сидеть вечером в кругу большой семьи вечером, возвратившись с виноградника с заходом Солнца. Вино на столе, как вот это — он кивнул на кувшин на столе — без оксида серы. Сыр, отварное мясо, хлеб. И говорить. Просто говорить, Вечером, прихлёбывая из стакана десятилетнее вино с собственного погреба, неспешно пыхтеть трубкой с домашним табаком, с добавлением вишни и чернослива, читать книгу, бросая иногда взгляд на большую семью. Чтобы все были рядом, перед глазами. Это и есть счастье. Качаешься в кресле-качалке, которое сделал ещё мой прадед, оно неказистое, грубое внешне, но очень удобное. Вы пейте вино, юноша, пейте. Ему больше сорока лет. Оно живое. Если оставить в тепле — заплесневеет. Плесень, она же живая, и живёт и размножается только там где живая культура, например, как сыр, как домашнее вино. То вино, что в бутылках — мёртвое. Чтобы не было плесени, добавляют окисленную серу. А сера, как известно, она от дьявола. Из ада. Вот и получается, что люди — глупые создания, от дара Божьего отказываются — от вина, созданного трудом и любовью, политое потом крестьянским, и убивают его дьявольским порошком, пьют мёртвое вино. Сами себя отдаём на откуп аду. Поэтому, пока молодой, не совершайте самую большую глупость — не транжирьте время, отпущенное Всевышним. Либо займитесь крестьянским трудом, или трудитесь на благо окружающих вас людей, родственников или просто тех, кто попросит у вас помощи. Нам неведомо, какая у нас бочка вина. Мне повезло. Я почувствовал весь процесс, от виноградного сока, до самого старого коньяка. Вот и пью свою жизнь –выдержанный коньяк маленькими глотками, с оглядкой на прожитое. С каждым днём его всё меньше и каждый глоток всё слаще и желаннее, изысканнее, утончённее. Мало коньяка осталось на дне бочки. А сколько моих ровесников не попробовали даже выдержанного вина. Окончили свой жизненный путь на шампанском. Многие на войнах. Сейчас я оглядываюсь назад, на колониальные войны, в которых принимал участие, и не понимаю, а зачем и кому это надо было и не понимаю для чего. Это не принесло ни славы, ни богатства никому. Ни солдатам, что погибали, ни Франции. Те, кто жил в колониях, тоже не в восторге от того, что было. Они хоть свою землю защищали, свой уклад жизни. А мы? Ладно, мсье, я сам стал по-стариковски болтлив и суетлив, и время уходит в моём пустословии. Поэтому, давайте нальём ещё по стаканчику из этого глиняного кувшина, который сделал мой отец своими руками, я очень люблю те вещи, которые сделали сами мои предки. Для окружающих они не представляют никакой ценности, а для меня — история. История моего рода, моей семьи, тот самый мостик, который двигает меня что-то оставить после себя. Точно также и кусочек моих мемуаров, который вы вставите в свою книгу.

И этот старик честно, откровенно, порой с излишними подробностями поведал мне нелёгкий путь службы от лейтенанта в Алжире до полковника военной разведки.

Если написать настоящую книгу и издать её, думаю, что многие писатели, подвизавшиеся в жанре шпионского романа, кусали бы себе локти. Настолько увлекательна была жизнь и служба пожилого служаки.

Можно снять сериал. Можно было бы даже, и сделать компьютерную игру. Но ни я, ни мои командиры не были заинтересованы в издании книги, постановке фильма. Прости меня, старый полковник «К», обманул я тебя. Но такова служба. И даже в компьютерной игре твой персонаж не появится.

Мне пришлось стать ещё компьютерным игроком. В старые игры. Для новых ходилок-стрелялок я уже стар. А вот добрые проверенные стратегии или шахматы — в самый раз. Только они тоже требуют времени. А это тот ресурс, которого у разведчика всегда мало.

Вот и приходится крутиться как белке в колесе. И моделированием старой агротехнической техники успевай заниматься, и в компьютер поиграть, и по ночам по Европе кататься, с соблюдением правил дорожного движения, по утрам с кандидатами встречаться, бизнес вести, уточек кормить. Всё должен успеть.

А в компьютер поиграть для чего? Там есть чаты, игроки общаются, можно и личное сообщение послать кому-нибудь. Вот и отправляю первое сообщение, что посылка готова, отправка по расписанию. Жди сигнала по плану на «объекте № 17». Это в районе Южного вокзала есть Stalingrad Avenue (проспект Сталинграда), там же расположено кафе «Сталинград», популярно у русскоговорящих туристов.

Кафе располагается в районе Южного вокзала. Сейчас он заселён выходцами с Ближнего Востока и Турции. Ведут они себя тихо, прилежно. Относительно безопасный район, но углубляться в него не стоит.

Многие стены внутри дворов испещрены граффити. Поэтому полоса чёрного цвета на углу дома не вызовет подозрений. Одной больше, одной меньше. Уличного освещения там мало, камеры видеоконтроля отсутствуют на этом углу. Камеры магазинчиков тоже не захватывают этот угол. Хорошее место. Там и тайниковые операции можно проводить. Но руководство посчитало иначе.

Это место выставления сигнальной метки. До названного кафе меньше квартала. Ставить надо так, чтобы было видно с основной дороги. Я несколько раз там прогуливался. Получалось, что турист, попил пива, кофе, пошёл прогуляться и «срисовал» меточный знак. Потом или сам топает или передаёт дальше по эстафете, что всё в порядке, можно закладывать или изымать закладку — контейнер.

Взгляд на часы. До работы ещё есть время. Утро, детей мало в парке, только бегуны, да, старики с их бессонницей, пожалуй, ещё русские туристы из Сибири, у которых разница по времени, поднимает ни свет, ни заря, Вот маются бедолаги в прогулках ранних, в ожидании открытия кафе и музеев.

Было такое, когда «кормил пернатых», такие туристы уселись за моей спиной, муж с женой. Муж выговаривал жене, мол, за каким чёртом она притащила его в Брюссель, где нет моря и «All inclusive». Жена терпеливо ему внушала мысль о любви к искусству и тяге к прекрасному. Но мужчина гнул свою линию. Что не хочет он ни скучную Европу с её музеями и пошлой культурой.

Я слушал. Одновременно наслаждался богатым языком, который был у мужа и изысканностью, интеллигентностью и терпеливостью жены. Для меня эта перебранка ранним утром была как музыка, Вот только слушать надо было, не выказывая, что я их понимаю. Они и отвлекали на себя внимание пробегавших мимо физкультурников. Я успешно заложил контейнер, попутно покормил уток. Или наоборот. Не имеет значения. Оставил метку, что тайник заложен. На работу. Работу надо любить. И внушать эту мысль и окружающим, тем паче подчинённым.

На работе сегодня я был первым. Сам себе сварил кофе, запустил просмотр видео вчерашнего вечера. Не то, как я общался с Таммом, меня интересовала реакция окружающих. Кто-нибудь сумел увидеть молодого Тамма на фото? Сумел его идентифицировать? Или же вызвало интерес его поведение?

То как вёл себя кандидат на вербовку, я помнил назубок, вплоть до каждой секунды общения с ним. Кофе быстро кончается. От усталости ломит лоб, виски. Недаром же у разведчиков идёт льготная выслуга. Как на боевых, день за три, даже, если томишься в иностранной тюрьме.

Здоровья эта работа не прибавляет. Никакой романтики. Тяжёлая, изнурительная служба. Это в кино хорошо показана романтика разведывательной работы. В действительности, всё прозаичнее, каждый шаг должен быть регламентирован Центром, каждый евроцент под контролем Контрольно-ревизионного управления.

Растворил аспирин, он хорошо разжижает кровь, улучшает самочувствие. Витамины тоже помогают взбодриться. Ну, а сигарета, пусть и вредит здоровью, но очищает мозги от слизи и тумана. Стопка коньяка сверху, большая кружка кофе. Помотал головой, растёр уши. Уф. Легче. Смотрим. Запустил прогон всех камер на чуть ускоренный просмотр. Сосредоточился. Все сидят, занимаются своим делом, а вот…

Стоп. Эту картинку выделяем и вытаскиваем на монитор. В углу два американца — сослуживцы Тамма, к которым он относится, скажем «прохладно». Что меня насторожило? Взгляд. Хоть и долго сидят, заказали немало выпивки и закуски, сидят в углу у окна, но в окно не смотрят, как делают обычные посетители, разглядывая девушек. Нет. Эти осматривают зал. И подполковника трезвый взгляд в спину Тамму. Абсолютно трезвый. Чуть вперёд. Снова взгляд в спину. На ускоренную перемотку назад. Он подливает больше своему компаньону, а сам чуть цедит. Но так не должен смотреть разведчик! В упор, в спину! Как через прицел! Разведчик может обозревать всё, что происходит у него за спиной, глядя в окно! Всё видно. А тут…

Закончили американцы свои посиделки за полчаса до того как Тамм вышел. Камера над входом. Так. Вот он вышел. Изрядно выпивший.

Не зря я потратился на качественные камеры и своих шефов убелил в необходимости и целесообразности таких трат. Они долго сопротивлялись. В правом верхнем углу в темноте маячит тень. Так, стоп-кадр, курсор на тень, увеличение. Плохо видно, осветление картинки, ближе. Ещё ближе, контрастность. Маму вашу за ногу!

Какой сон! Сон как рукой сняло и безо всяких стимуляторов. Я откинулся в кресле, затушил один окурок и тут же кинул в рот другую сигарету. Тот самый американский подполковник. Один собственной персоной! Стоит, ждёт, наблюдает за выходом из моего «Бегемота». После выхода Тамма, оживился. Проводил взглядом его. Отпустил такси на метров двести, сел в машину и поехал следом. Сам за рулём. Был там ещё кто не видно. Испарина на лбу.

Если они его вот так «пасут», то могли и утреннею встречу зафиксировать. Спокойно, мужик, спокойно. Думаем. Вспоминаем. Дым в потолок. Когда не видишь сигаретного дыма, то и нет такого удовольствия. От этого, наверное, рождённые слепыми не курят, а ослепшие, зачастую бросают курить. Не видят дыма. Нет ощущения полноты картины. Как у меня сейчас с американцами. Нет полноты картины. Нет понимания их действий.

Устроился поудобнее в кресле, закрыл глаза, вспоминай всю встречу утром. Мелочи. Детали. Лица бегунов. Номера машин. Кто был в машинах. Подозрительная суета. Мне ещё провала не хватало!

Суеты не было на встрече.

От самого выхода из квартиры. Что видел? Кого встречал? Какие машины? Номера машин? Лица водителей? Кто ещё был в машинах? Пассажиры?

В замедленном воспроизведении прогоняю. Это соседки из соседнего дома на пробежке. Это молочник. Этот — водитель доставки рыбы. Здесь — никого. Здесь я смотрю в зеркало заднего вида. Никого. Перекрёсток, какая-то машина сворачивает во двор у меня за спиной. Номер? Как давно она ехала за мной? Приметы машины? Она выехала квартал назад с перпендикулярной улицы, к моему движению, свернула во двор, не проехав и квартала. Так не «ведут» объект наблюдения. Менее тридцати секунд.

Не расслабляйся, и не питай иллюзий. Самоуспокоенность приведёт к пропасти. Могли и дрона запустить, что с воздуха вести наблюдение. Но для этого надо иметь веские основания. Думай. Что тебе могло, не понравится? Мысленно пробежался в мельчайших подробностях до встречи с Таммом, всю встречу с ним.

Нет подозрительных объектов. И почему ведёт наружное наблюдение кадровый офицер, а специальные службы? «Вели» Тамма, а не меня. Так ли он чист? Не понятно. Стоит обратиться в контрразведывательные службы Бельгии или иной страны, и вся картина по Тамму будет ясна. А вот так… По-дилетантски… Изображать пьяного, раньше выйти из кафе, чтобы проследить до дома… Зачем? Профессиональные разведчики наружного наблюдения, сделает это качественно и незаметно для объекта оперативной заинтересованности.

Две-три бригады плотно «закроют» объект. Странно. Снова сигарету, снова кофе. Ещё раз просматриваю запись вечера из зала кафе. Американцы. Что делают? Как себя ведут?

По всему получалось, что устроили наружное наблюдение за Робертом пинкертоны доморощенные. Теперь придётся замораживать контакты с Таммом. Сил и средств у меня мало. Придётся просить Центр о помощи провести контрнаблюдение. А жаль, всё так хорошо начиналось.

Эх! Начала писать срочное донесение в Центр. Это не провал, но рядом с ним.

Если Тамм «прокололся» в чём-то раньше, то его могут проверить на полиграфе. И тут выплывает из тумана, увы, не айсберг, а моя тушка. Ликвидировать Тамма? Концы в воду.

Задумался. Это не истерика. Просто должен просчитать все варианты выхода из ситуации. Никто его убивать не будет, и не будет устраивать «несчастный случай». Это в кино всё красиво. Раз-два, и труп.

Не будем торопиться. Но план эвакуации надо готовить для своей персоны. Тамм — не профессиональный разведчик, полиграф не обманет.

Что может обо мне рассказать Тамм? Что я представляю некие силы, которые проводили с ним вербовочную беседу. Отработали задание по сбору доступной информации, плюс на сближение с Брауном.

Для профессионалов этого более чем достаточно, чтобы заняться мною вплотную.

Паники не было. Мозг как компьютер просчитывал варианты. Один, второй, третий. Все мои связи. Что можно законсервировать, кого можно передать на связь другому сотруднику, прибывшему из Центра. Кто-то не знал меня лично, а осуществлял связь через тайник. Там же и получал вознаграждение. Встречи личные были раз в три месяца, но так, чтобы он не видел моего лица.

Что может меня скомпрометировать, в случае задержания?

Даже не нужно закрывать глаза, чтобы перечислить. Разрозненные, закамуфлированные предметы. Некоторые просто составные части единого целого. А вот некоторые, как вот этот счётчик посещений, на самом деле просто замаскирован. Всё это можно мотивировано объяснить.

Сам с собой веду диалог мысленный. Без паники. Контейнер ушёл в Центр. Ему добираться ещё долго. Придётся выходить каналу экстренной связи? О чём? Что за Таммом есть американский «хвост»? Кто знает, они, может, одну девку не поделили. Вот ревнивый американец и следит за «горячим эстонским парнем» не к его ли зазнобе тот ночью катается для утех любовных?

В разведке как в Библии «не суди». Источники могут творить нечто, что аморально, порой, не приемлемо обществом, но информация, равно как деньги, не пахнет.

С преступным элементом старался не общаться. Всё-таки они зачастую находятся на связи у полиции, да, и любят поболтать со своим братом — асоциальным элементом. Но они зачастую знают гораздо больше о тайной жизни добропорядочных граждан, чем спецслужбы.

Именно бандиты засекли, что бывший президент Франции Олланд катается по ночам на мотороллере к любовнице. Я был первым, кто узнал эту информацию.

Захватить его? Вывезти из страны? Скажу честно, у меня это была первая мысль.

Центр принял иное решение и через доверенных лиц, сообщил французским журналистам. Шум, скандал. Олланд не идёт на второй срок. Центру виднее.

А преступный элемент присматривал квартиры для краж. Режим хозяев. Какие квартиры пустуют. А тут знакомое всем лицо, оглядываясь, посещает одну и ту же квартиру.

Я продумал текст донесения в Центр по обычному каналу связи. Не стоит пороть горячку. Если бы что-то было серьёзное, то эстонский подполковник был «под колпаком» у компетентных органов, а не у армейских офицеров, пусть, вероятно, причастных к разведке.

Что такое истина? Её никто не знает, но объективную картину, пусть и частичную можно воссоздать. Например, вы смотрите на торец многоэтажного жилого дома. Что вы видите? Что-то. Не более того. Вы даже не знаете, сколько там подъездов, какого цвета балконы. Вы не располагаете всей полнотой картины. Точно так же, как рассматривая только фасад, вы не имеете понятия каков торец здания. Насколько оно широко. И имеются ли сзади чёрный вход.

Вот также и в этой ситуации. Я случайно увидел кусочек картинки. Судить рано и делать выводы. Но надо бы расспросить Роберта об его взаимоотношениях с товарищем из Америки. А то как-то неудобно получится, когда случится провал. И в Центр надо представить свои доводы и выводы. А вот так написать, то сочтут меня паникёром или вообще прикажут свернуть деятельность на неопределённый срок. И сиди на стуле ровно, командуй опостылевши баром.

Ничто так не успокаивает нервы, как рутинная работа. А у меня как раз её накопилось немало. Нужно рассчитаться с поставщиками, сделать заказы. Подготовить отчёт в налоговую инспекцию. Проверить, нет ли у меня задолжности по коммунальным платежам. Не хватало ещё, чтобы мне отключили за неуплату электроэнергию. Подготовить ведомости по заработной плате работникам. Хватит дел. По крайне мере с утра до обеда — это точно. Да! Не забыть провести платёж в банк по кредиту. Открыл календарь, хотя я и так помнил, сделал пометку — напоминание себе. Если кто и будет просматривать мой компьютер, то обычная рутина.

Стал сверять кредит-дебит. Доходы и расходы. Хоть в этом месяце у меня получилось поработать с небольшой прибылью. Это хорошо. Не надо идти на поклон в очередной банк за очередной порцией кредитов, или в прежних банках расширять кредитный портфель, а того ещё хуже — открывать овердрафт, там проценты выше.

Пришла Эллис. Она сняла показания кассы, принесла мне. Даже поаплодировала удивлённо. Выручка за вчерашний вечер была выше обычной.

— Мсье был прав, что новая экспозиция фотовыставки должна привлечь клиентов. На кухне сказали, что и чаевые были щедрыми. Поздравляю. Мсье, ваша задумка сработала!

Мне меньше всего хотелось слушать её вежливую болтовню.

Но, чёрт побери, что делать?! Как правильно поступить? Вызвать Тамма на встречу? И что? Сказать ему, что коллеги сами ему «сели на хвост»? Тьфу! Чертовщина какая-то! И Эллис под ногами путается и жужжит как муха у лампочки!

С вежливой улыбкой, которая не сходила у меня с лица, глядя в глаза, я думал о своём, прогоняя через мозг один вариант за другим. Анализируя, моделируя, просчитывая варианты исхода. А Эллис всё трещала как сорока в лесу. Приходилось вставлять реплики. Но пора заканчивать. Улучив паузу в словесном потоке бармена, я вклинился:

— Эллис, у меня сегодня платежи в банках по кредитам. Мне нужно собрать в кучу всю нашу бухгалтерию. Поэтому, дорогой мой самый лучший работник и правая рука. Очень прошу, чтобы нам с вами остаться с вами работать тут, подготовить все документы через полтора часа, ни секундой позже.

Эллис зарделась от моих комплиментов, тряхнула головой, смахнула чёлку, поправила — взбила волосы над плечом, подбородок выше, спину выровняла, грудь вперёд. Готов биться об заклад, что она сразу полразмера стала больше. Это её смущение красило её. Но вот говорить об этом ей нельзя, она могла заявить в полицию, что работодатель, то бишь я, сексуально домогаюсь. Не хватало мне ещё закончить карьеру потомственного разведчика — нелегала как озабоченный маньяк. Дома тоже особо разбираться не будут, отправят поднимать народное хозяйство, после выхода из бельгийской тюрьмы.

Эллис утвердительно тряхнула чёлкой, приложила руку ко лбу:

— Слушаюсь, мой женераль!

— И кофе, Эллис! У меня не получается повторить вкус кофе, который вы варите!

— О, мсье! Благодарю! Есть небольшой секрет…

Она снова готова была открыть фонтан своего красноречия.

— Эллис! В каждой женщине должна быть загадка. И то, что вы мне сейчас поведаете, это разобьёт вдребезги тот флёр кофейной феи, который окутывает вас! Я всегда с нетерпением жду прекрасный напиток, приготовленный вашими стараниями. Не разочаровывайте меня! Очень прошу! Из рук ваших яд приму! Главное, чтобы он был в кофе!

Она ещё больше покраснела, было видно, что ей приятно, повернула голову и на пороге бросила через плечо:

— Мсье, как истинный француз, умеет сделать девушке комплимент. Спасибо!

И вышла. Через незакрытую дверь было слышно, как она настраивает кофе-машину.

Ну, и хорошо. Потёр виски, потом уши. Пусть кровь приливает к голове, пусть мозг считает варианты. Растёр лоб.

Выставить контрнаблюдение. Но не самому. Это будет подозрительно, что я кручусь у штаб-квартиры НАТО. Хотя… А зачем мне крутиться там? Я знаю досконально маршрут движения Тамма. Если его просто «провожают», то можно выставиться на маршруте движения.

Хорошо живётся резидентам СВР, ГРУ, есть штатный помощник. Возможностей побольше, ресурсов. Коллеги с дипломатическими паспортами тоже наличествуют. При необходимости, из Центра пришлют пару бригад специалистов по профилю.

Какую хочешь. Бригады наружного наблюдения. Технарей, что опутают весь дом невидимыми путами, и даже как тараканы подъедают крошки под холодильником, зафиксируют. Есть и специалисты по «мокрым» делам.

У смежных «организаций» сделают всё, если игра стоит свеч. И мой Тамм того стоил. Но не пришлёт Контора мне три бригады разведчиков наружного наблюдения. Нет меня здесь, и иных тоже не будет. Просить коллег из посольства подсобить… Их там всего два человека. И у самих работы невпроворот. Брюссель — город разведчиков. Вот и получается, что не только разведчики из России стирают бельгийскую брусчатку, выворачивая на поворотах, но и в отношении их работают все разведки мира, в надежде завербовать, скомпрометировать наших дипломатов, и не дипломатов, но с синими паспортами.

Поэтому, сиди, кури, думай, смотри в потолок, мысленно черти на нём схемы, ибо ничего тебе рисовать, писать, делать заметки нельзя.

Принял решение. Риск есть, но он есть всегда, даже переходя дорогу, или появляясь в людном месте. Посмотрел на часы. Курим, ждём, думаем.

Без паники! Нет поводов.

День прошёл внешне спокойно.

Это хорошо в кино показано, да, и в жизни используют, когда на экране монитора видно как перемещается телефон по городу.

Очень удобная штуковину придумали товарищи из США. Все операционные системы на мобильных устройствах, компьютерах изобретены в США, поставлены на контроль там же.

«Noka» пыталась развить свою операционную систему. Тут же была перекуплена Майкрософт. Марка упала. Никто не стал покупать. Ничего страшного. Перепродали. Все перешли на «Андроид». Майкрософт потерял деньги? Ничуть не бывало. Они получили чудесный заказ от АНБ (Агентство национальной безопасности) с лихвой покрывающей все потери.

«Samsung» стоило произнести вслух, что они приступают к разработке собственной операционной системе. Так тут же последовал скандал, что президент этой южнокорейской компании давал деньги подруге главе государства, по просьбе первого лица страны. Итог известен. Президент Южной Кореи Пак Кын Хе обвинена в коррупции, отстранена от власти. Глава «Самсунг» в тюрьме. Единая компания разделена на пять частей. Ни у кого больше нет мыслей о создании новой операционной системы.

Смешно наблюдать за потугами, кто сообщает, что их приложение на телефоне обеспечивает гарантированное шифрование, потому что «ключ» к шифру находится только в телефоне, а не на сервере. Он-то находится не только в телефоне, а на операционной системе, к которой имеют доступ все разведывательные и контрразведывательные сообщества США. И вот, политики, бизнесмены созваниваются, переписываются, используя известные приложения, пребывая в твёрдой уверенности, что они в безопасности. Американцы же молчат, улыбаются, периодически вываливая терабайты компрометирующих материалов строптивым политикам или бизнесменам. Точно также они сделали «ручным хорьком» главу Германии Меркель.

Хорошо товарищам из Америки знают всё про всех. Поэтому они и частично свернули агентурную разведку, развивая техническую. Включил программу и смотри где Тамм бродит. Хочешь, включи микрофон на его телефоне, слушай, что он говорит. Можно и камеру включить, посмотреть, чем он занимается. А то, что говорит по телефону, отсылает по электронной почте — не проблема. Архивы электронные могут храниться вечно. И все ухищрения с шифрованием — детские забавы на свежем воздухе.

Ну, у меня, лишённого доступа к базам АНБ США, придётся по старинке, ножками, глазками организовывать наружное наблюдение за молодым агентом ФСБ России.

Посмотрел на часы. Пора! На выходе кинул Эллис:

— Буду через пару часов!

Зал начал наполняться туристами и завсегдатаями. Некоторые мне махали приветственно, кто-то приподнял большую запотевшую кружку с пивом в знак приветствия. Постоянные клиенты приносят до семидесяти процентов прибыли, и только тридцать — «переменный состав». Поэтому я сердечно улыбался, махая в ответ. Рад вас видеть, друзья мои! Деньги свои отдавайте Эллис!

До окончания рабочего времени Тамма полтора часа. Покрутился на машине по центру. Зашёл к поставщику, подписал бумаги, попытался выторговать себе скидку и увеличить срок оплаты. Не получилось. Да, и не особо надо.

Так. Время. Неподалёку от дома, где проживал товарищ Тамм, был небольшой продуктовый магазинчик. Изучая Тамма, завязал приятельские отношение с владельцем. Даже организовал пару пробных поставок его колбас и сыров к себе в бар. И с ним я рассчитывался в первую очередь. Клиент, который платит вовремя — лучший клиент.

Так, что всё легендировано у меня сегодня. К одному поставщику заехал, к другому.

Мы сидели в маленьком кабинете в магазине, пили ароматный кофе, болтали о перспективах развития нашего сотрудничества, рассуждая, что же может из продуктов пойти в моём баре. За спиной очаровательного владельца было огромное, витринного типа, окно, прямо на улицу, по которой был проложен маршрут подполковника Тамма «дом — служба — дом». Этот отрезок был пешеходным. У Тамма не было машины. Его редко подвозили коллеги. Погода хорошая. Отчего же не проветриться?

В стекле за спиной было видно, что у хозяина открыто на мониторе компьютера. Сбоку от монитора были прилеплены бумажки с напоминаниями. Одна выделалась. Старая, пожухлая, немного выгорела, потеряла свой первоначальный цвет, что у собратьев. Чуть сдержал улыбку. Это пароль. Он был сложный. Много букв, цифр, символов. Подобрать сложно. Запомнить нелегко. Несмотря на то, что всё это было в зеркальной отображении, я запомнил, «сфотографировал». Потом воспроизведу. Редко мне улыбается удача, а тут она случилась.

Нет, я не хотел воровать у этого милого человека деньги с его банковского счёта. Всё гораздо прозаичнее. Система видеонаблюдения, включая наружные, были подключены к компьютеру. А сайт этого магазинчика я знал наизусть. Там было всплывающее окно для удалённого доступа.

На стене комнаты сбоку от стола хозяина, висели большие часы, у меня не было надобности незаметно поглядывать на наручные.

А вот и собственной персоной прошествовал Тамм. Обычная походка немного уставшего после работы человека. Плечи не напряжены. Лицо сосредоточено. В форме. Выправка строевого офицера. Отметил, что шедшая навстречу молодая женщина, бросила игривый взгляд на бравого подполковника в иностранной форме. Тамм не удостоил её взглядом. Я бы тоже не посмотрел…

А вот в пятнадцати метрах от него топал один из американцев — офицеров НАТО, часто заглядывающий в мой бар, как в одиночном порядке, так и в коллективном. Ух, ты! Ребята, что происходит?! Всё более интересно становится с вами.

Я попросил ещё чашку кофе у хозяина магазина. Он никуда не спешил, предложил по капельке женевера. В своё время он послужил основой для английского джина. Возгонка из сбродившего ячменного сусла и можжевеловых ягод. Отчего нет испробовать. Заодно и обсудить, может попробовать поставлять его в мой бар. Знаю, что некоторые коктейли делаются на основе женевера, плюс местная выпивка. Туристы часто заказывают местное. В сортах пива они, традиционно, путаются, раскрывая рот перед выбором. Нередко англичане и немцы заказывают крепкое. Пиво у них и своё неплохое. Похуже чем бельгийское, но вполне сносное.

Говорят, что женевер благоприятно действует желудок. Не знаю, но ёлочное послевкусие мне определённо нравится.

Пригубив стопку, делаю глоток кофе. На нёбе рта остался привкус можжевельника, делаю глубокий вдох, послевкусие усиливается. Хорошее ощущение.

Рождается мысль смешать кофе с женевером. Есть же кофе по-ирландски. Две трети виски с убойным крепким кофе в одну треть. Бодрит. Кофе по-бельгийски уже есть. Но на любителя. Взбивается в пену яичный желток с сахаром, выпускается в кофейную чашку. Сверху кофе, а потом взбитые сливки из баллона. Тёртый шоколад на макушку. Торт полужидкий, а не кофе. Хотя… кофе с резким ёлочным ароматом вряд ли привлечёт большое количество поклонников. Но поэкспериментировать стоит.

Через десять минут «топтун» прошествовал в обратном направлении. Вообще ничего непонятно. Они вот так «бросили» объект слежки? А если он уйдёт куда-нибудь? Или его кто-то посетит? И сейчас не глубокая ночь. Тамм может спокойно переодеться и упылить куда угодно. Формальная слежка непрофессиональных филеров-любителей? Передал объект для контроля другому? «Пост сдал — пост принял?»

Детский сад. От алкоголя с кофе или от волнения из-за непонимания что происходит, на лбу выступила испарина. Давненько такого не случалось. Сердечно распрощался с гостеприимным хозяином. Заказал у него пару бутылок женевера. Попробую предложить посетителям. Как-то я упустил его из виду. Пусть Эллис изучат рецепты коктейлей с этой можжевеловой самогонкой.

Машину оставил за два квартала. Машину американцев я знал. Через пять минут нашёл её в потоке. Обогнал, ехал впереди на три машины. А то мальчики вошли в азарт, и будут постоянно смотреть в зеркало заднего вила, а то и того хуже, установят, в порыве шпиономании, видео регистратор на заднее стекло, чтобы потом анализировать машины, что следовали за ними.

Не специалисты всегда думают, что слежка она сзади. Не менее эффективное наблюдение спереди. Но это нужно уметь делать.

Как я и предполагал, трое американцев в машине вернулись на службу. В штаб-квартиру НАТО. Похвальное служебное рвение. Внеурочные, за переработку доплачивают? Сделал круг. За мной никого? Чисто. На работу.

Приехал в свой бар. На удивление бар был полон. Даже у стойки почти не было места.

Эллис, с раскрасневшимся лицом бегала за барной стойкой. Заказов было много. Переоделся, вышел ей на помощь. Вдвоём пошло веселее. Много военных в форме. Они рассматривали фотографии, что-то громко обсуждали. Кто-то пытался «склеить» Эллис. Трое женщин, если бы были без сопровождающих кавалеров, пользовались бы успехом.

Эллис побежала в зал, собирая пустую посуду, вытирать столы. Освобождавшиеся места тут же занимали. До самого закрытия зал был полон. Щедрые чаевые. Некоторые, криво нахлобучив фуражку, сбив галстук на бок, долго трясли мне руку, выражая признательность за тёплую, душевную атмосферу. Клялись, что у меня самый лучший бар в Европе. А они, мол, обошли все злачные места Брюсселя и ближайших окрестностей. Почему-то я им верил. Я вежливо поддерживал разговор. Некоторые протягивали свои визитки, просили уведомить, если будет смена экспозиции. Кто-то тыкал пальцем в фото из Ирака, говоря, что на фото его старший брат. И он уже сфотографировал на телефон и отправил брату и родителям. Все счастливы. Просили передать хозяину заведения, что они благодарны за то, что помнят в Европе подвиги на Ближнем Востоке. Дал адрес, где я заказывал коллекцию. В ответ получил визитку, приличные чаевые и заверения в любви к бару и вечной дружбе со мной.

На пару с Эллис мы навели порядок в зале, и за стойкой. Она пробила на кассе «Total». Получилась очень приличная сумма. Хм. Если так пойдёт дальше, то я через пару лет могу стать прибыльным предприятием! Эллис была радостно возбуждена. Она поделила чаевые. Мы пошли на кухню и поблагодарили всех невидимых творцов европейской кулинарии. Люди были уставшими, но чаевые их взбодрили.

Проводил всех. Эллис укоризненно качала головой. Мсье не бережёт себя. Хроническое недосыпание сильно вредит здоровью. Запер все двери, со своего компьютера зашёл на сайт магазинчика, где я «срисовал» пароль доступа. Понаблюдал за активностью на сайте. Тишина. Время уже далеко за полночь. Приличные граждане сопят в своих кроватках. Ввёл пароль хозяина. Так, смотрим. Вот доступ к видеокамерам. О! У него архив хранится месяц. Уважаю, мужчина!

Начали! Примерное расписание передвижения Тамма мне известно. Утро сегодня. Вот он. Один. Ранее утро. За ним в течении пяти минут никого. Утро предыдущего дня. Такая же картина. Так. А вечер? Ну-ка, ну-ка! Не один. В сопровождении дяди из Америки. В гражданском обличии, с военной выправкой. Да, ребята, что-то у вас не так в организации любительского наружного наблюдения. Сопроводил моего подопечного. И точно строевым шагом через семь минут убыл в обратном направлении. Да, что за цирк такой вы устроили? Таким же образом проверил все записи, что были в архиве. Получается, что утром Тамма никто не провожал на работу. В выходные он вообще был предоставлен самому себе. Только вечером сопровождение доводило его до подъезда, а затем топало в обратном направлении. Пять человек. Все они бывали у меня в баре, личности известные, установленные. Так в баре они у меня были для контроля за обожаемым подполковником, али, по любви к выпивке и чудесной атмосфере моего заведения?

Курю, думаю. В крови уже мало крови осталось. Кофеин с небольшой примесью алкоголя. Ну, и никотина тоже немало.

Надо встречаться с Таммом. А что лучше всего освежает мозги, как не утренняя пробежка агента?

Смотрят за Таммом утром или не наблюдают? Вот и узнаем.

Парк, в котором бегал подполковник, я знал. Маршрут движения агента также известны.

Были известны и диагональные, перпендикулярные дорожки. Вот и передвигаясь по ним, планировал наблюдать за Таммом, вернее, за его «хвостом», если такой будет.

Спать опять долго не пришлось. Наверное, счастливы те, кто может позволить себе спать по восемь часов. Долгий сон — счастье, награда. От этого у многих разведчиков, мечтая о пенсии, одна мысль — выспаться!

И дед, и отец рассказывали об этом. Но на пенсии они, по привычке, вставали ни свет, ни заря. Привычка, видать.

Вот и я, затемно, подъехал на машине. И начал пробежку по парку. Никого ещё не было. Надо заранее убедиться, что филёры не выставились заранее на позиции. Никого. В машинах, запаркованных вокруг парка и прилегающих улицах никого. Рано для любителей спорта и поздно для хулиганов, грабителей. Тишина. Никого.

Через минут сорок появились первые бегуны. Физкультурники или из службы наружного наблюдения? Военные тоже записались в любителей по шпионить за коллегой.

Машины новые не появились.

Комбинация с Таммом напоминала разновидность шахматной игры

Kingchess. «Королевские шахматы».

Думаю, что их придумал кто-то, имеющий отношение к спецслужбам. Правила почти, такие как в обычных шахматах. Только игра начинается при пустой доске. И фигуры выставляются в ходе игры. И количество, как и качество фигур, определяет сам игрок.

Придумали их в России, в 1992 году. Наверное, кто-то из пенсионеров, упразднённого на тот момент КГБ, развлекался.

Всё как в разведке или контрразведке. Когда начинается противостояние, то на поле только две фигуры, а в ходе игры появляются неизвестные. В жизни они появляются из тени, а в игре — из коробки — «запасника».

Вот и соглядатаи за Таммом, подобно «слонам», в России такие фигуры часто называют «офицерами», как в шахматах, двигаются прямолинейно, точно по диагонали. До дома и назад. Прямо как на шахматном поле.

Светало, а новых фигур не добавилось в парке. Свернул на небольшую тропинку, вилявшую в кустах. С основных дорожек не видно. Зато мне хорошо просматривалось пространство от поворота до поворота. Слева дорожка раздваивалась. Если за эстонским подполковником велось наблюдение, то они должны здесь идти за ним на короткой дистанции, потому что Роберт непредсказуемо выбирал то одну, то другую дорожку для пробежки. Одна была длиннее, примерно, метров на двести. Вот, и получается, если за ним плотное наблюдение, не по контрольным точкам, а они требовали много сил и средств, то напротив меня, они должны нестись «ноздря к ноздрю». Взгляд на часы. С педантичностью Тамма, он должен появиться в любое мгновение. Привычка — враг.

Послышался шум. Тамм бежал легко, размеренно, явно экономя силы. Наверное, все военные любой страны так бегают, сохраняя энергию, понимая, что после этого забега предстоит решать иные задачи. Этим они отличаются от штатских, бегающих за модой или здоровьем, а тем паче, от спортсменов. У всех трёх категорий различный стиль бега, даже положение тела во время бега разнится.

Вот, если кто за натовцем увяжется, и определим по стилю бега «из чьих он конюшен» будет.

Чтобы рассмотреть получше, появилось глупое желание, отодвинуть ветки кустарника. С трудом подавил это нелепое желание. Боковое зрение зафиксирует автоматически движение. Это у нас от предков — охотников на уровне инстинктов записано. Зачастую не замечаем, что перед собой, но боковое зрение тут же привлечёт внимание, как скрытую угрозу организму. Поэтому, лучше стоять не тихо и неподвижно, сливаясь с окружающей природой.

Как-то русская компания сидела у меня в кафе, выпили крепко, и один выразился, в ходе повествования: «Прикинулся ветошью, лежу, не отсвечиваю!»

Вот оно сейчас как раз для меня. Тамм быстро пронёсся мимо меня. Умеет военный бегать. За ним никого. Вплотную никого. Только спустя минуту пробежала девушка. Стиль как у спортсменки на разминке. Мой источник за это время уже скрылся за поворотом. И куда он понёсся, мне было неведомо, равно как тому разведчику наружного наблюдения, если тот следовал позади.

Постояв ещё пару минут, я выбрался и трусцой проследовал к своей машине. Предварительно, сделал вывод, что на пробежке за Таммом нет наблюдения. Непонятно. Как был туман, в котором прятались «фигуры», так и остался он плотной стеной.

В «Королевских шахматах» можно или ход делать, или фигуры выставлять на доску. Вот и непонятно мне, проводя аналогию условную, против меня ход делают или фигуры расставляют?

Ладно. Будем наблюдать. В том же разговоре, когда русские туристы мне сделали хорошую выручку, помимо «ветоши», услышал ещё одно хорошее выражение, неизвестное мне ранее: «По хрену! Пляшем!»

Очень сложно, прикидываться «ветошью» и не показывать, что ты понимаешь русскую речь. Особенно, когда сдобрена сочными, образными выражениями. Зачастую, туристы, находясь в чужой стране, полагают, что их не понимают и не стесняются в выражениях. Как и эта подвыпившая компания была. Несколько раз я с трудом сдерживал улыбку от их рассказов, анекдотов, выражений. Но никто не должен был сообразить, что помимо европейских языков мне ведом и этот. Русских туристов любят в Европе. Хорошие заказы, чаевые. Главное, чтобы никто из окружающих к ним не лез выяснять отношения. Сами русские туристы никого не тронут. А вот если зацепят… Интерьер придётся менять в зале. Ну, и полиция возьмёт на заметку.

Есть такое приложение в телефоне «TripAdvisor», там оставляют мнение о заведении гости. Изучал, да, и сейчас заглядываю, чтобы понять, что нужно туристам и местным. Многие не стесняются в выражениях.

В Голландии русские туристы подрались в кафе с арабами, что прибыли с Ближнего Востока. Местные жители с возмущением писали о «русских варварах», которые резко отреагировали на попытку арабов вытащить из-за стола русскую туристку. «Применили неадекватную силу». Русские же написали очень хороший отзыв. Описали драку. Приглашали других русских туристов посетить это место, чтобы закрепить победу, если понадобится. Надо отметить, что туристы из России оплатили счёт, оставили чаевые, частично погасили ущерб, нанесённый заведению, и скрылись в переулках до приезда полиции. Отзывов мигрантов я не нашёл.

Только профиль заведения у меня был иной. И не нужны мне были носители родного языка. Они отпугивали хрупких и ранимых офицеров и сотрудников из штаб-квартиры НАТО. А русские любили поглазеть на это здание и помечтать: «Вот бы «Тополем» жахнуть!»

Домой. Переодеться, на работу. Рутина.

Если на служебном автоответчике появляется сообщение, то оно автоматически копируется на мой рабочий компьютер и на телефон приходит оповещение.

И вот как мне теперь поступить? Если за Таммом тянутся натовские офицеры, то, как его оповестить об этом? Связь-то я ему дал одностороннею. За что корил себя ежесекундно. Вроде и не новичок в разведке, а вот, надо же! Дал маху! Не мог я в первую встречу вложить в его голову все меры предосторожности, связи, конспирации, сбора, хранения, обработки информации. Да, и задание, получается, я ему отработал первое почти провальное. Примут его под белы рученьки, обыщут, а там перечень всех документов, сведений к которым он допущен. Да, ещё список офицеров - -его контактов.

Уф! Лоб покрылся испариной. В кино показывают разведчиков с железной мимикой, бортовым компьютером вместо головы и тросами вместо нервов. Мне бы такие нервы.

Как? Как с ним связаться? Завтра на пробежке? А где гарантия, что, если за ним сегодня не было слежки, то завтра тоже не будет. И наблюдение можно осуществлять, выставив людей по контрольным — «реперным» точкам.

Посидел, покурил, поморщил лоб. Ну, а, что. Не знаешь, что делать –делай первый шаг. Как по тонкому льду. Медленно, не спеша. Лёд подломится.

Отец и дед очень бережно относились у русскому языку. У русских эмигрантов первой волны, после революции, было видно два класса. Первый, который стыдились, что они русские, старались как можно быстрее раствориться в окружающей среде, с восторгом воспринимали окружающий мир, кляня, на чём свет стоит «сермяжную Россию». Сами быстро забывали свои корни, детям не прививали русскую речь. Многие принимали католическую или протестантскую веру.

Второй класс — хранили историю своего рода. Дома разговаривали только по-русски. Часто использовали старинные русские половицы, поговорки, показывая как многообразен и богат язык, как «несколько слоёв» лежит в незамысловатых поговорках.

Вот, и сейчас, когда пришла мысль в голову про тонкий лёд, вспомнилась поговорка, услышанная от деда: «Внешний ледок ненадёжен, что чужой избы порог». Прав старый разведчик в своей мудрости, используя русский язык.

Через час на телефон пришло оповещение, что на автоответчике оставлено одно сообщение. Вот чего я не ожидал, так это Тамм запросил встречу по срочному каналу связи. А вот теперь вообще непонятно. Тамма взяли перевербовали? Так быстро? Через два часа, посмотрел на часы, семь часов после пробежки в парке? Или создали «режим мнимого благоприятствования», подсунули много дезинформации, чуть-чуть правды, обильно сдобренной ложью, и наблюдают, что сделает подполковник, имеющий сына в России. Прочитает, сделает пометки в служебной тетради, запрёт её в сейфе и благополучно забудет. Или будет копировать, шифровать, с ухищрениями выносить с работы и понесёт на встречу иностранному шпиону.

Работа у разведчика — сплошная рефлексия. И труд ума. Анализ, моделирование, прогнозирование. И всегда надо быть готовым к провалу. К нему нельзя подготовиться. Никогда. Так, например, Вик Хайханен предал легендарного полковника Абеля. Когда ФБР ворвались к Абелю в номер, тот из-за жары лежал голый на постели. И десять часов кряду его допрашивали, не давая надеть, даже нижнее бельё! И как рассказывал мой дед, лично знавший легенду разведки, Вильям Генрихович поведал, что вот такое состояние психологической незащищённости, больше всего его угнетало в тот момент, не давало сосредоточиться на линии обороны, все мысли были прикованы к собственной наготе. Предавший Абеля погиб, но была провалена целая сеть агентов, помогавших Советскому Союзу. Одно предательство привело к большой трагедии многих людей.

Вот так же, каждый день думаешь, в случае моего провала, кто может пострадать? Кто «посыплется» следом?

Вот и сейчас, в двадцатый раз прослушивая голос Тамма, заказывающего столик на имя Доминика, пытался уловить в интонации страх, ликование, эмоциональную окраску, подсказывающую, что меня ждёт засада, что он работает под контролем и чужую диктовку. Но ничего. Обычный, как всегда без эмоциональный, слегка растягивающий гласные голос агента.

Встречу надо готовить.

Первое. Тамм — провокатор. Им известен адрес. Значит, там сейчас кипит работа. Оборудуется помещение техникой объективной фиксации высокого качества. Выставляются посты для моего захвата. По периметру расставляются заранее группы захвата, снайпера. Бельгийцы, под руководством ЦРУ, французской , DGSE, очень упорны и старательны. Опыт многих успешных операций по противодействию терроризму, показывает это. И с каждым годом они всё больше матереют, набирают опыта. Если раньше они смотрели в рот ЦРУ, то сейчас способны на многое самостоятельно.

Можно самостоятельно отправиться в путь и посмотреть, что же там происходит. Но на дворе уже новый век. Есть сайт удалённый доступ к нему. На него пишется информация из квартиры в моё отсутствие. Там же установлен датчик подсчёта посещений. После каждого просмотра, все записи камер и счётчика стираются.

Когда работал во Франции, один из конфидентов, любил говорить так:

— Лучше уничтожить героина на миллион долларов, чем быть осужденным за героин на миллион долларов.

Хотя сам не имел никакого отношения к обороту наркотиков. Но получалось очень образно. Сервер, на который транслировал сайт, находился в Бразилии.

Всё было тихо, хотя это ни о чем не говорило. Переключился на камеры, которые были установлены на окне, они частично захватывали вход в дом. Тоже никакого ажиотажа. Обычная жизнь. Люди входившие и выходящие мне известны. Жильцы, их родственники и знакомые. Добавился новый жилец, беременная с первого этажа родила.

Ладно. Допустим, что Тамм не предатель и честно желает доложить командным голосом об успешно выполненном задании. А вот, что делать с его негласным сопровождении? Как мотивированно объяснить, не вызывая подозрений? Врываться «на его плечах» в мою явочную квартиру, контрразведка не будет. Да, и не пахнет там контрразведкой, а похоже, что натовцы решили понаблюдать самостоятельно прежде чем пригласить его в команду.

Что не так в поведении подполковника Тамма последнее время? У него не поведение, а благоповедение. Слишком идеальное. Может, это и хорошо, но поручи мне такое задание, я бы засомневался. У каждого человека должен быть порок. Скрытый, явный недостаток. Лучше, чтобы его видели. Тогда отпадают другие вопросы. Каждый человек порочен по своей природе, а западный мир вещает о свободе внутренней, призывая не скрывать, не сдерживать своих бесов, выпускать их наружу, в пределах новых границ. Содомия уже не порочна, а почётна. Равно как и зоофилия. М-да. А подполковник, находясь в прекрасной физической форме, ежедневно, словно паром, дефилирует по одному маршруту дом-служба. Иногда загуливая в кафе на пару кружек пива. А это мысль! Рядом рассадник разврата — брюссельский «квартал красных фонарей».

Мне понравилась эта мысль, радостно, по-мальчишески, взъерошил волосы на голове.

В моём баре я не жаловал проституток, хотя неоднократно предпринимались попытки «поселиться» в моём заведении. У меня иной профиль. Но визитных карточек сутенёров, бандершей, индивидуальных особ, легальных, нелегальных у меня было много. Предлагали, чтобы поставлять им клиентов за процент. Вежливо отказывался. Разные задачи. Но, если подвыпивший гость обращался с просьбой подсказать, где можно найти проституток, как девочек, так и мальчиков, увы, и такие попадались, то звонил по одному из телефонных номеров своей обширной картотеки.

В моём подъезде, куда должен прибыть товарищ Тамм на рандеву, проживала нелегальная проститутка из Украины.

Когда-то была учительницей французского языка. Но после переворота, потеряла работу, отмены визового режима, она подалась в Европу. Печальная история. Дома маму и маленького ребёнка она содержала, переводя им деньги.

Работала она нелегально. Не из той категории, что требуют за ночь по десять-двенадцать тысяч евро. Но не стыдно появиться в свету. Высокая, красивая, ухоженная, способна поддержать беседу, как учительница, имела психологическую подготовка. Как она сама рассказывала, что у неё были постоянные клиенты, которые приходили к ней не за сомнительными удовольствиями, а чтобы поговорить. Вернее выговориться, порой спросить какой-нибудь совет. Во-первых, дешевле, чем у дипломированного психоаналитика. Во-вторых, всё равно, клиент чувствует превосходство над проституткой. Он контролирует ситуацию, а не ситуация его. В-третьих, всегда может встать и уйти. В-четвёртых, конспирация. Кто поверит грязной нелегалке, занимающейся проституцией?! Никто! А, значит, можно выговориться. А можно и фантазировать.

Я иногда её рекомендовал озабоченным клиентам, которых после большой порции горячительного, тянуло «на сладкое».

Она была мне благодарна. Жестокая конкуренция, тем паче на нелегальном рынке. Украинки «обвалили» цены на рынке интимных услуг Европы. Позвонил ей. Немного поболтал, потом поинтересовался свободна ли она сегодня вечером. Оказалось, что свободна. Пообещал клиента.

Ничего удивительного, что я как бармен, порекомендовал одинокому офицеру девушку, чтобы развеяться немного и скрасить его суровые будни.

Это хорошо вписывается в легенду как мою, так и его. Уф! Оттёр испарину со лба. В квартире у меня стоит небольшой магнетрон, кинь туда любой электронный накопитель, менее чем через три секунды от записанной информации не останется ничего. Для уничтожения бумаг использую модифицированный тостер. Хлеб он, правда, зажаривает до состояния угольков, а вот бумаги сжигает почти мгновенно. А случае штурма квартиры, можно успеть избавиться от компрометирующих улик. Надеюсь, что до этого не дойдёт.

Очень надеюсь, что подполковник Тамм заедет домой переодеться в партикулярное платье. И если за ним «хвост» до квартиры, как обычно, снимут наблюдение, как только он поднимется к себе на этаж. И свидание с нелегальной гетерой, лишь добавочная мера безопасности. По фигу! Пляшем!

За полтора часа до встречи, оставил машину в районе Северного вокзала, пешком добрался до дома, где расположена явочная квартира. Не просто так, по прямой, а по спирали, сужая окружность, где в центре был дом.

Снимая квартиру, анализировал, где могут быть засады, размещены группы захвата, пункты наружного наблюдения, точки технического контроля. Не факт, что они будут располагаться рядом с объектом оперативной заинтересованности, Но будут. И неподалёку. Для группы захвата — пять минут, расчётное время прибытия. А вот, командный пункт, кто будет отдавать приказ на штурм очень рядом. Может, и в самом доме. Но наблюдение за движением в подъезде показал, что все жильцы на месте. Ведут себя обыденно. Значит, квартиры все заняты постоянным составом. Никто не съехал. Но заниматься самоуспокоением не стоит. Опасно. Если ты не видишь наблюдателей, не факт, что их нет, значит, они хорошо замаскировались, а ты их не можешь выявить. Точно также, когда генерал Калугин предал Олдрича Эймса — агента из ЦРУ, который много лет успешно трудился на советскую, а затем, на российскую внешнею разведку. ФБР постепенно скупило несколько домов вокруг дома Эймсов, установило плотный технический контроль. Новейшая, в 1994 году, аппаратура нашпиговала дом от подвала до конька на крыше, просматривала каждый сантиметр домовладения. Чувствительная звукозаписывающая аппаратура фиксировала переговоры мышей в подвале.

Минуло больше двадцати лет. Аппаратура и методы ведения контрразведывательных, оперативно-технических мероприятий усовершенствовались и продолжают совершенствоваться.

Двигаясь по спирали, я заходил в кофейни. Неспешно выпивал чашечку кофе, закусывая свежей сдобой или любимым шоколадом. Просматривал планшет, внимательно осматривал места предполагаемых засад. Тихо. Нет микроавтобусов, грузовиков, стоящих под знаком «стоянка-остановка запрещена». Или перед булочной стоит фургон, перевозящий мебель, и при этом рядом нет никакой суеты по загрузке — выгрузке мебели. Много чего ещё. Например, дворники в столице Европы — люди постоянные. Редко меняется состав. А вот, когда появляются новые, или группа новых уборщиков территории, которые всё делают неспешно, да, ещё больше смотрят не под ноги, а на окружающих — значит, проходит полицейская операция. Не факт, что желают достать твой организм, но за кем-то идёт охота.

Как сказал мой знакомый полицейский во Франции:

— Поверьте, милейший, нет ничего азартнее, увлекательнее, захватывающее на свете, чем охота на человека! Обычная охота не идёт ни в какое сравнение!

Любил человек свою работу, делал её добросовестно, примешивая к ней личное, вкладывал в неё душу. От этого и был на хорошем счету. Но получал немного, а стресс зачастую снимал в сельской местности, надираясь до чёртиков. И моё шато ему очень нравилось для этих целей. Знакомый, по моей просьбе, настойчиво отрекомендовал. Далеко от Парижа. Лишних глаз нет, никто вопросов не задаёт, лишнего не болтают. Хозяин — хороший человек. На этой почве у меня с ним установились доверительные отношения. Хоть, порой и обременительно было с ним возиться, но, поверьте, на слово, оно того стоило, даже более того…

Преданный службист, сам того не ведая, рассказывал о методах работы полиции. Его, как преданного делу, с незапятнанной репутацией, часто привлекали к операциям контрразведки. Он прекрасно знал преступный мир, вместе с тем, обладал живым аналитическим умом, которому периодически требовалась перезагрузка.

И он любил показывать перед деревенщиной в моём лице, какая важная персона перед ним. Хвастовство — порок для тех, кто занимается оперативно-розыскной деятельностью.

Вычленяемая информация из словесного потока, носила не только общий характер, но и прикладной. Так, например, удалось узнать по косвенным признакам, что проводились активные контрразведывательные мероприятия вокруг нашего посольства, с целью дискредитации на международном уровне. Второй советник заинтересовал их. Планировалось сфабриковать против него связь с террористической организацией во Франции. Ситуация была локализована.

Мой приезжий товарищ по алкоголю, очень сокрушался, что все оказались под подозрением. И все, кто был причастен проверялись с использованием полиграфа — детектора лжи, на предмет утечки информации. Но, когда он рассказывал мне государственную тайну, был почти пьян, и ничего не помнил. Проверку он прошёл успешно. Ему ещё принесли извинения за тень подозрения. Он очень обиделся, его нервная система была подорвана, и он снова приехал ко мне топить обиду в красном вине. Правда, и платил, по местным меркам, щедро. Так, что получается, по всем меркам, оказался в приварке.

Так, что со слов парижского полицейского мне было известно обо всех новейших способах слежки и проведения операций французской контрразведки, которые являлись кураторами своих коллег из Бельгии, благо, что языковой барьер отсутствовал.

Активность вокруг минимальна. Вроде не упустил ничего. Периодически заходил на сайт, куда стекалась информация с явочной квартиры. Датчик посещений обнулён, таковым и остался. Камеры также не фиксировали ничего. Запоминал расположение теней. Солнце попадает в квартиру и расположение теней от предметов изменяется. На случай, если технические специалисты перехватили сигнал от камер и установили статическую картинку. Тени двигались, с движением Солнца. Интенсивность светового освещения также была правдива. Прогулочным шагом неспешно приблизился к группе туристов, они шумно следовали в Квартал «Красных фонарей». Экзотика. Одним глазком взглянуть на запретное. Они крутили головами. Им всё интересно. Согласитесь, идти одному и крутить головой, конечно, понятно, турист. Но привлечёшь к себе внимание. А группа туристов привлекает внимание лишь торговцев и владельцев питейных заведений. Остальные граждане стараются удалиться от этой шумной кампании.

Вот и я крутил головой, делая то удивлённое, то восхищённое лицо, мимикрия, как у всех в группе. На меня уже перестали обращать внимание. Сошёл за своего. Группой безопаснее, тем более в таком криминальном районе, где проститутки и бандиты.

Только я осматривал окрестности не в целях изучения архитектуры, и изучения предложений греховных удовольствий, а только лишь с целью выявления слежки. Не выявил.

На повороте отделился технично от ватаги туристов, теперь уже как местный, двинулся в сторону места встречи.

Тихо. У подъезда никого. Входная дверь под электрическим замком, поднялся на третий этаж. Никого. Поднимался, прислушивался. За соседскими дверьми кипела жизнь. Обычные, повседневные звуки, обыденной жизни.

Вошёл в квартиру. Часы. До встречи двадцать минут. Обошёл квартиру, поставил чайник. Включил планшет, полюбовался на себя, прошёл комнаты, проверяя работоспособность камер. Всё исправно. Стёр запись, отключил камеры. Ни к чему мне записывать встречу с источником.

Не приближаясь к окну, осмотрел двор, нет суеты. Жильцы возвращаются с работы. Усталые. Кто с покупками, кто налегке. Ребятишки вприпрыжку скачут рядом, рассказывая родителям о своих успехах или неудачах в детском саду.

На окне установлен датчик фиксации лазерного излучения, на случай, если будет вестись запись с помощью лазерного микрофона, луч направляется из передатчика, отражается от наружного стекла, искажённый вибрацией голоса из комнаты, передаётся на приёмник. Далеко от объекта заинтересованности. Тело расслаблено, считает, что за ним нет наблюдения. Поэтому и нужен такой датчик. Ничего сложного нет. В обыкновенном автомобильном детекторе радаров такой встроен. Из Китая быстро доставят. Прекрасно работает в широком спектре.

Заварил чай. Классический английский. Кофе я уже напился за последние дни. Из бара достал пепельницу, встал на стул, вынул батарейку из датчика дыма на кухне и в зале. Теперь можно и покурить. Ф-ф-ф-ф! С наслаждением струю в потолок, после глотка ароматного крепкого чая и кусочка тёмного шоколада с острым перцем. Хорошо! Нервы в комок. Идёт агент. Кто он сейчас? За кого? Со мной, против меня, сам за себя?

Посмотрел на проём входной двери. Не мешало бы установить во всех проёмах датчики отслеживания электронных устройств. Зашёл источник в квартиру — выложи телефон. Иди руки помой. А сам смотришь, как реагируют датчики. Сигнализируют о том, что агент выложил всю электронику из карманов или нет. Есть ли на нём звукозаписывающая аппаратура. Надо будет у Центра запросить разрешение на установку и оборудование. Дорого стоит нелинейный локатор, да, и когда покупает его бармен — подозрительно, а тем более, когда несколько комплектов — вдвойне.

Военный есть военный. Не приближаясь к окну, наблюдал за подъездом. Ровно за три минуты до назначенного времени, подполковник вошёл во двор, закурил, посматривал на часы. Затушил окурок, бросил в урну, подошёл к входной двери, нажал на кнопку вызова

Всё это время наблюдал не только за поведением Тамма. Насколько он нервничает, это естественно. Он может считать, что предаёт свою Родину или дело, которому посвятил свою жизнь. Это естественная реакция.

Если слишком спокоен, тоже плохо. Значит, он может быть переметнувшимся. В таком случае ему необходимо прикрытие.

Либо наружное наблюдение, или прикрытие своего агента. Но за это время во дворе никто из посторонних не появился. Ни мужчины, ни женщин, ни даже ветеранов контрразведки под видом немощной старушки с ходунками.

Не спрашивая, я нажал кнопку на панели домофона, открывающую электрический замок на входной двери. Открыл замок входной двери, сам отошёл в глубину квартиры, встал напротив входа. Если и была группа захвата, то она бы спустилась с верхнего этажа. Но зачем меня сейчас брать в плен? Тамм мне ещё ничего не передал. А встреча у нас для знакомства с девицей лёгкого поведения, Дверь на площадке, напротив. Она сейчас прихорашивается, готовится к встрече клиента. Не более того. А какие у нас отношения — никого волновать не должно. У нас же свободная страна!

Всё это уже было отрепетировано, и уложено в голове и нервной системе по полочкам. Главное — сохранять спокойствие.

Тамм легко, почти беззвучно поднялся по лестнице. Я слушал. Эту лестницу я знал наизусть. Мог подняться в полной темноте. На последнем лестничном марше, на третьей ступеньке, возле лестницы, есть выбоина. Те кто не знает, впервые поднимается, хватаясь за перила, спотыкается о неё. Я молча слушал. Нет. Тамм легко проскочил. Значит, поднимался ближе к стене. Привычка людей, кто воевал, быть подальше от простреливаемого пространства, чтобы спина была прикрыта надёжной защитой. Не потерял, значит, подполковник навыки. И настороже. Тоже боится.

Толкнул дверь. Я стоял, фигура расслаблена, руки на виду, улыбаюсь самой искренней, обаятельной улыбкой. Агент должен чувствовать себя в безопасности. Видеть во мне товарища, а не угрозу. Я же не спецназовец. Да, и старше Тамма. Так, что физическое преимущество на его стороне.

Вошедший закрыл за собой дверь, даже цепочку накинул. Благоразумная предосторожность. Значит, сам опасается проникновения из вне.

Сделал к нему шаг навстречу:

— Здравствуйте! — протянул ему руку.

Он также пошёл навстречу, поздоровался. Смотрит ко за спину, пытаясь увидеть, не прячется ли кто в комнате.

Спокойно, чуть замедленно, в полу развороте, показывая рукой, пригласил его:

— Идёмте, я проведу вам небольшую экскурсию по моему скромному убежищу, заодно вы расскажите, как вы добирались.

Пошёл вперёд, показывая ему спину.

— Вот зал. — остановился на пороге. — Большой шкаф, если вам нужно переодеться в более удобную одежду. — распахнул шкаф, там могли спрятаться два взрослых мужчины.

Но там не было ничего, кроме одежды на вешалках. Больше прятаться там негде. Тумбочка с телевизором, диван, два кресла, журнальный столик, пустая этажерка.

— Как добрались?

— Нормально. — Тамм пожал плечами. — Без суеты. «Хвоста» не было, если вас это интересует. — поспешно добавил он.

— Это хорошо. — тепло улыбнулся я. — А как вы это установили?

— Просто. Я несколько раз, после выхода из дома заходил в разные кафе, причём это делал быстро, неожиданно, если кто смотрел, то должен был зайти следом, я это делал на повороте. Потом проходил в глубину зала, от входной двери не видно, выпивал кружку пива. У входа и окон всё забито туристами и любителями красивых пейзажей.

Поневоле широко улыбнулся, хотя челюсти сводило судорогой от такого трюка:

— Очень разумно. Ваша личная безопасность превыше всего. Всё остальное вторично.

Зашли в спальню. Двуспальная кровать на ножках, было видно, что под ней нет никого, комод для постельного белья, там тоже не спрятаться. Рядом совмещённый санузел, включил свет, открыл дверь:

— Мойте руки. Вы будете чай или кофе?

Роберт на полсекунды задумался:

— Если есть хороший чёрный чай, то давайте чай. Если нет, то кофе.

— Есть отменный классический английский чай. Думаю, что вам он понравится.

Снова чайник, снова завариваю чай, старую заварку слил в раковину на кухне.

Вошёл Тамм. Он ополоснул лицо и пригладил волосы. Было заметно, что он успокоился.

Он сел, затем достал из внутреннего кармана какие-то бумаги, положил на стол:

— Вот. То, что вы просили.

Через плечо бросил взгляд на стол. Листов десять, исписанных ручкой. Очень продуктивно.

— Очень хорошо. Спасибо. Об этом чуть позже. Расскажите, почему вы меня вызвали на встречу по неотложному каналу связи?

Тамм тяжело сглотнул.

— Есть сигарета?

— Так вы же не курите? — удивился.

— Бросал. Чувствую, что пора начинать. — снова шумно сглотнул.

Поставил на стол чашки с чаем, печенье, шоколад.

— Давайте, вы расскажите, а курить не стоит. Окружающие знают, что вы не курите, а тут такая пагубная привычка появилась у вас. Могут подумать чего дурное о вас. А ни вам, ни нам этого не надо. Ещё кашлять начнёте, лечи вас! — пошутил на последней фразе.

Тамм сделал глоток из чашки, чуть поморщился, чай горячий:

— Понимаете, у меня утром состоялся разговор с немцем.

— С каким? — лицо попроще.

— С Томасом Брауном. Я вам говорил. Специалист по управлению хаосом, шахматист.

— Понял, понял. — кивнул головой, пригубил чай.

— Меня вызвали в отдел анализа и планирования специальных операций. Вход в этот отдел по специальным пропускам. Я там не был ни разу. Не моё — не надо проявлять инициативу. Ещё в российской армии меня научили, что инициатива всегда доставляет массу хлопот инициатору. А тут звонок по служебному телефону, приглашают. Прибыл. На входе дополнительный контроль. Не просто дополнительный пропуск, но личный досмотр через металлодетектор и изъятие в камеру хранения всех радиоизлучающих и записывающих устройств. Карты памяти, телефоны, диктофоны, всё! Даже перочинный нож отобрали. Даже ремень из брюк пришлось доставать. Правда, потом вернули. А то бы ходил по коридорам, придерживая штаны.

Мне очень хотелось курить, но решил пока воздержаться, чтобы лишний раз не провоцировать Роберта на безумные поступки. Не хватало ещё, чтобы обратили внимание на то, что он после беседы занервничал и закурил.

Отвели в комнату. Там был этот… немец. — в голосе его сквозило лёгкое презрение. — Браун. Я понял, что это его кабинет.

— Постарайтесь подробно описать кабинет. — попросил его.

— Кабинет как кабинет. Видно, что он там один. В нашем крыле в таком трое работают. Рабочий стол с компьютером, на столе много бумаг. Ворохом. Но он в нём прекрасно разбирается. Знает где, что лежит. Много книг.

— Каких? Можете вспомнить?

— Много по географии. Смешно то, что я видел том произведений Ленина.

— А номер тома?

— 26. Я тогда ещё посмеялся. Сказал, что учился в военном училище, там было полное собрание сочинений Ленина. Никто не читал, и Советского Союза уже не было, а тома стояли. Команды выбросить не было. — Тамм улыбнулся. — Но Браун был серьёзен:

— Социалистическая система сумела сделать всё, чтобы изучали труды Ленина из-под палки. Если бы они прививали любовь к вдумчивому познанию наследия Ленина, уверяю вас, мир бы уже социалистический. Но, на наше счастье, влияние Запада, система потребления просочилась через «железный занавес» и разъела элиты. Они совершили переворот в 1991 году. Китай очень бережно относится к ленинским трудам. До сих пор штудируют, в том числе, чтобы не довести внутри своей страны до революционной ситуации. А ведь пару раз чуть не случилась. Мы старательно поддерживали оппортунистов, что вы на меня так смотрите? Я использую термин Ленина, а не новомодные рассуждения о либерализме, оппозиции, демократах. В этих стенах, — обвёл ручкой кабинет. — нет никакой необходимости играть словами. Чем быстрее мы придём к общему пониманию, тем быстрее достигнем цели. И поэтому называть вещи своими именами — основа основ, тем более доверия. Ленин в 1915 году, когда вовсю шла Первая Мировая война, вовсю рассуждал, и заметьте, очень грамотно, о Соединенных Штатах Европы. Работа у него так и называется «О лозунге Соединенных Штатов Европы». Говорит в то время, что ещё рано говорить о таком образовании. И описывает те предпосылки, которые могут способствовать объединению всех стран Европы. Гитлер попытался сделать это искусственно, и потерпел неудачу. Недооценил Англию. Хотя она постаралась выпестовать его. Члены королевской семьи очень лихо вскидывали руку в нацистском приветствии. Всем нравилась перспектива перекройки мира. Но Гитлер оказался глуп. Возомнил себя Богом. Забыл он, кто его поставил и что должен был сделать. Межеумок! Он стал враждовать с Британией, вместо того, чтобы пригласить к пирогу. А сейчас, почти все предпосылки, расписанные Лениным более ста назад, складываются точно на свои места. Только глупые, недалёкие люди, могут отрицать величие ума Ленина. — сделал паузу Браун задумался, а затем предложил. — Сыграем партию в шахматы? Я проанализировал партию, что проиграл вам. И понял! Вы отвлекли моё внимание своей рокировкой! На самом деле гениально! Показать мнимую слабость короля, я сконцентрировался на этом, пытаясь вас добить, а вы кинжальным проходом ладьи устроили мне «вилку», а затем конь завершил комбинацию. Я долго ломал голову, пока не понял, как это получилось. Работа над ошибками, пожалуй, главное, что не делают люди. Они не извлекают уроки из собственных ошибок и промахов.

— И что? Вы стали играть? Какая партия получилась? Вы говорите, я посмотрю. — взял бумаги со стола и стал просматривать.

Ну, вот, мои отпечатки пальцев уже имеются на шпионских бумагах. Криво усмехнулся своим мыслям.

— Какая партия была? Знаете, я не силён в теории шахмат. Правда, Томас обронил, что пытался со мной разыграть партию Рети — Алёхин, говорит, что очень красивая партия, но я пошёл в лобовую атаку, бросая в прорыв все свои силы. Я проиграл. — Тамм пожал плечами.

— Обидно было?

— Нет. Я понял, что ему нужно выиграть у меня. Это же шахматы, а не преферанс в блиндаже на сигареты. Вон там игра. Азарт! Там думать надо, не знаешь, что и как у противника, — он махнул рукой.

— И что было дальше? — очень надеюсь, что он пришёл ко мне не для того, чтобы рассказывать про проигранную шахматную партию!

«Терпение — добродетель!» — успокаивал я себя.

— А потом заказал кофе нам и начал меня осыпать комплиментами. Но я — военный! «Бойся данайцев, дары приносящих!» И когда меня гладят по шерсти, значит, успокаивают бдительность, жди удара ножом сбоку под рёбра! И он начал рассказывать мне о теории хаоса. Масса мелких, никак не связанных между собой событий, но приводящих к событию, мега событию. И, вроде, оно появилось внезапно ниоткуда, вроде как бы само собой. В качестве примера он привёл как специалисты из Израиля, чтобы остановить иранскую ядерную программу, планомерно физически уничтожили четырёх учёных иранцев. Одного русского. В России. Каждый был убит ювелирно. Только однажды двое посторонних пострадало. Следов нет. Но все поняли предупреждение. Ещё десять иностранных специалистов, презрев высокие оклады, покинули спешно Иран. А чего стоит только их кибератака, что затормозила тысячи центрифуг по обогащению урана. Всего-то лишь компьютерный вирус. Когда выявили причину, то в исходном коде на иврите были записаны строки из «Песни Суламифь» из Библии. Никто не признался, но предупреждение было получено. Точно также как в Западной Европе были скомпрометированы десятки политиков. Что в Англии, в Германии, и тут в Бельгии тоже. Удалённо закачали на их компьютеры детскую порнографию. Затем с этих же компьютеров распространили эти же файлы. Сообщили в полицию, журналистам. И всё! Никто, никогда не будет общаться с распространителем детской порнографии. Карьере, семье наступает конец. До конца жизни находиться под пристальным полицейским контролем. Вот так, элегантно, издалека устранили союзников Ирана, с которыми велись переговоры о возврате замороженных денег, о снятии эмбарго. Заодно и остальным показали, что опасно идти против сынов израилевых. А чего стоит комбинация против директора-распорядителя МВФ Доминика Стросс-Кана?! Элегантно, но выведен из игры навсегда. Горничная обвинила, что он пытался её изнасиловать. Всё равно, что потом его оправдали. На самом деле он уже ни у дел. Навечно. Он выступал посредником между переговорщикам по размораживанию средств Ирана. Кстати, по просьбе Генерального Секретаря Пан Ги Муна. Кстати, на него также был вылит ушат помоев журналистами, по сведениям «некого юриста». Бездоказательно. Но было. И это его заставило отказаться баллотироваться на пост Президента Южной Кореи. Месть Израиля о том, что с его подачи признали Палестину государством. Вот это и есть хаос, вернее, управление им. Ряд событий, внешне никак не связанных друг с другом, но очень эффективных. И самое интересное, что никто не винит впрямую Израиль. Никого не захватили в плен, никто не дал показания против самого государства или его разведывательного сообщества. Я перехожу в предложению. Вижу, что вас мало интересует проблема Ирана и лиц, причастных к этому. С целью вывода России из игры, одномоментною операцией, подобно той, что они провели в Крыму, предлагаю вам принять участие.

— А вы?

— Я долго смотрел на него в упор и молчал. Потом спросил, мол, а как же исполнение моих обязанностей? Тот ответил, что никто не снимет их с меня. Нагрузка возрастёт многократно, придётся помотаться по Европе, а то и по Ближнему Востоку, если придётся, благо, что опыт у меня имеется, и связи также остались там. И обо мне отзываются хорошо. А также, оказывается, за мной было организовано наблюдение, меня проверяли всячески. Проверяли люди, которые уже в группе. Не привлекали посторонних, чтобы не бросить тень подозрения. Всё очень достойно. Дом — работа. Иногда крепко выпиваете. Но не часто. На следующий день ни тени похмелья на лице. Никаких посторонних связей. И даже в интернете, только новостные сайты, спорт, сайты на эстонском языке. По телефону общение только на служебные темы. Кропотливая работа с документами. Вы понравились членам группы. Принято решение привлечь вас к разработке.

— В чём суть разработки? Он пояснил?

— Кратко — создание деструктивной обстановки на ближайших границах России, с целью её компрометации, возможной военной агрессии. Или спровоцировать Россию проявить агрессию к ближайшим соседям, для последующей контратаки силами дислоцированных воск НАТО в странах Балтии и Польши. Возвращение Крыма Украине, размещение там базы ВМС США. Цель максимум — уничтожение России в кратчайшие сроки, используя все факторы, в том числе и дестабилизирующие внутри страны.

Я почувствовал, как у меня глаза вылезают из орбит.

— Вот поэтому я попросил о немедленной встрече.

— И что вы ответили этому герру Брауну?

— Я согласился. Выразил горячее согласие. На, что Браун спросил про моего сына. Сказал, что сын с удовольствием продолжит жизнь в нормальных условиях.

— Хорошо. — я включил чайник. — А теперь очень подробно. С подробностями, в цветах и красках.

Роберт начал снова. Теперь уже неспешно. Порой он возбуждался, вставал, раскраснелся, размахивал руками, изображал в лицах диалог. Было видно, что ему было сложно совладать было с собой. Но, по его словам, он справился. А вот теперь эмоции, пережитые вновь, его «накрыли». Было видно, что ему нужно было выговориться. Несколько раз он употребил русские крепкие выражение в армейской интерпретации. В ход шли эстонские словосочетания. Я не прерывал его. Слушал, наблюдал за его реакцией. Невольно закралась мысль, а, может, он играет. Как актёр самодеятельного театра. Но, не похоже. Был бы Станиславский, и тот бы воскликнул: «Верю»!

Картина понятна. «Королевские шахматы». Пока противник достаёт и выставляет новые фигуры. В данном случае передо мной был Тамм. Ему уготована роль пешки. Но и пешка может многое. И пешка может по отдельным штрихам восстановить, дать понять всю картину происходящего.

Наблюдал за ранее мало эмоциональным подполковником. Никак не подозревал, что он может вот так выражать эмоции. Бурно. И постепенно понимал его мотивацию к сотрудничеству. Раньше для меня это было загадкой. Понятно, что сын в России. Но он вырос, сам выбрал карьеру офицера. Он его предупреждал.

Но я увидел, как Тамм одинаково переживает за Россию и Эстонию, а случай с его родителями, когда американцы взяли их в плен за собиранием ягод в лесу, переполнило чашу его терпения, сорвало последний предохранительный клапан.

Словно прочитав мои мысли, Роберт обратился ко мне:

— Знаете, если бы вы не вышли меня вот так, то я бы после сегодняшнего разговора нашёл бы способ связаться с представителями русского посольства или миссией России при НАТО. Инициативно. И точно также рассказал им, что и вам.

— Тогда бы они предложили вам сделать то, что я сейчас.

Он удивлённо посмотрел в глаза:

— Что же это?

— Вот. — я пододвинул ему листок бумаги и ручку. — Пишите.

Он усмехнулся.

— Всё как в кино. Расписка о сотрудничестве. А если откажусь?

Пожал плечами:

— Ваше право. Только это не нам надо, а вам.

Он сильно удивился:

— Пардон! А мне-то зачем? — добавил по-русски. — На хрена попу гармонь?!

Усмехнулся и ответил ему:

— Так легче самому. Определитесь, в чьих вы окопах. Сейчас у вас на душе кошки скребут. До сегодняшнего разговора, вас терзали сомнения, зачем вам всё это? Сегодня вы проспитесь, и эти мысли к вам вернутся. И не расписка, а подписка о сотрудничестве.

Тамм потёр лицо:

— Дайте сигарету! — потребовал он.

— Не дам. Вы сорвётесь, а это подозрительно. Вы теперь сами того не ожидая, стали очень ценным источником. Кто знает, может, вам удастся предотвратить третью мировую войну. — потрафил ему.

Тамм всё ещё был на ногах, задумался.

— Знаете, а, может, вы и правы!

«Я всегда прав, мой юный подполковник!» — пронеслось самодовольно в голове.

Пока агент думал, стал заваривать чай.

Тамм резко пододвинул стул, сел, расположил бумагу для письма.

— Что писать? И на каком языке?

— Язык не имеет значения, на каком вам удобно. — снова очаровательная улыбка.

— На каком удобно? — тоже улыбка, секунда на раздумье. — А на какую разведку я буду работать? — глядя прямо в глаза жёстко спросил он.

— Для вас это имеет значение? Если на полиграфе вам будут задавать вопросы, вы не сумеете сокрыть правду. А если вы не знаете правду, то вам и не придётся врать. Подумайте. Я же вам говорил, что мы — организация, которая борется за мир во всём мире.

— Знаю я эту шутку. — снова усмешка. — За борьбу за мир вы камня на камне не оставите на планете. И всё-таки? Я рискую жизнью, и имею право знать на чью разведку работаю?

Вздохнул. Конечно, ты имеешь право знать.

— На русскую.

Тамм широко, даже радостно улыбнулся в тридцать два зуба, откинулся на стул, заложил руки за голову:

— Я знал! Я чувствовал! Постоянно знал, что за мной наблюдают русские! Что я им интересен!

— Насчёт наблюдения за вами, я бы не сказал, что это были русские. Последнее время за вами наблюдали ваши коллеги из НАТО. Американцы. А вот русские наблюдали за американцами. Ну, это, видимо, та самая проверка, которая включала наблюдение. Вечером вас провожали до дома. К этому мы ещё вернёмся. Позже. А сейчас - -подписка. — кивнул ему на листок перед ним.

— Конечно! Ну, коль на русскую разведку, то буду писать по-русски! — решительно взял ручку. — Диктуйте!

— Сверху посередине: «Подписка о сотрудничестве».

Тамм начал писать. Я продолжил по-французски:

— С красной строки: «Я, Тамм Роберт Артурович, дата рождения,

Тамм писал, не отрываясь от письма произнес:

— Как-то напоминает присягу. — прочитал присягу по памяти, отложив ручку в сторону:

«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным Воином, стойко переносить все тягости и лишения воинской службы, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.

Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству.

Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины— Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.

Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение советского народа»»

Пока на русском языке произносил текст присяги. Выпрямился, смотрел куда-то вдаль, словно перенёсся сквозь годы. Лицо серьёзное, торжественное. Ни разу не запнулся, не споткнулся, не сбился.

Потом долго сидел молча. Я не торопил.

Когда-то, очень давно, не на плацу с оружием, а в кабинете, в присутствии своего деда, отца, мамы, моих кураторов, начальников, точно также, в волнительном запале, торжественно читал текст присяги.

На самого как-то нахлынули воспоминания.

Принимать присягу, стать разведчиков в третьем поколении… Это накладывает большие обязательства. Я не могу подвести своих предков, свой род.

Налил чай в две высоких кружки. Сахар, сдоба, чайные ложки. Офицер насыпал две ложки, стал помешивать, и всё это машинально. Сделал первый глоток. Поморщился. Горячий. А ложечку не стал вынимать из кружки. Чисто русская привычка, хотя рядом стоит блюдце. Это отметил машинально. По привычке.

Тамм вернулся из своих воспоминаний. Наверное, чай горячий отвлёк его.

— Это же надо столько лет прошло, а до сих пор помню. Все тога волновались перед присягой. Самое страшное было — упасть в обморок. Позор! Вот и сейчас волнуюсь. Как тогда. Давайте дальше.

Он оттёр взмокшие ладони о брюки.

Я усмехнулся. Чисто русский жест. Хорошо, что не надо выдавать себя за иностранца. Один жест — подозрение. Второй подобный — провал.

— Беру на себя обязательства о предоставлении правдивой информации секретного характера, выполнять отдельные конфиденциальные поручения. С красной строки. Обязуюсь хранить в тайне сведения, полученные в ходе сотрудничестве. Также обязуюсь не разглашать сам факт сотрудничества.

— Секунду. Не торопитесь. Мне нужно прописать организацию, на которую я всё-таки я буду работать.

Я, молча, смотрел на него. Он продолжил:

— Какую спецслужбу вписывать?

Молчу. Смотрю.

— Службу внешней разведки или ГРУ?

— А вам самому на какую спецслужбу в системе разведывательного сообщества России хотелось работать?

Без раздумий:

— На Главное Разведывательное Управление Генерального Штаба, конечно!

Ах, как мне хотелось провести вербовку «под чужим флагом»!!! Но глядя на Тамма, который рискует жизнью, не смог ему соврать. Не знаю почему, но решил, что нужно быть честным с ним.

— Пишите. Также обязуюсь не разглашать сам факт сотрудничества с ФСБ России.

Тамм опешил:

— Так разве ФСБ может работать за границей по линии нелегальной разведки?

Теперь я уже усмехнулся:

— Поверьте на слово. ФСБ может всё! В том числе и работать нелегально за границей. Увы. — я развёл руками. — Не могу предъявить вам служебного удостоверения. Оставил на панели автомобиля, чтобы бельгийские «флики» не оштрафовали за парковку в неположенном месте.

«Флик» — так называли полицейского во Франции и Бельгии.

Тамм продолжил писать. Теперь уже серьёзен. Проникся, наверное.

— Пишите дальше. С красной строки. Для связи и подписи избираю оперативный псевдоним…

Роберт писал.

— У вас есть предпочтение, желание избрать себе псевдоним?

— Можно… — запнулся. — Разрешите. «Анатоль»?

— Конечно.

Кивнул ему. Он писал. Не надо было подсказывать, чтобы подписал. Он сам всё это сделал, расшифровка фамилии. Дата. Я внимательно наблюдал, что он писал, за его реакцией. Есть ли сомнения? Есть ли страх? Он закончил. Бегло пробежался глазами по тексту, протянул:

— Кровью подписывать не надо? — пошутил он.

— Спасибо. Но вы слишком высоко меня оцениваете. — шутливо поклонился ему.

Он пристально посмотрел на подушечку своего указательного пальца.

— А я уже приготовился. Подумайте. Может, вам моя ДНК потребуется?

— Я думаю, что когда вы отправлялись в командировку в Чечню, то у вас брали.

— Хм. — Тамм задумчиво почесал лоб. — А, знаете, вы правы. Срезали волосы, ногти. Для облегчения опознания неопознанных трупов. Была в Ростове-на-Дону лаборатория, которая после штурма Грозного занималась опознание останков. — помолчал, вспоминая. — Я уже и забыл. — внимательно посмотрел на меня. — Уважаю Контору. Столько лет прошло, а всё записано. Навечно. Какая штука — память! Вспомнился стишок:

«Товарищ верь, пройдет она,
так называемая гласность,
и вот тогда госбезопасность
припомнит ваши имена.»

— Давайте поговорим о тех бумагах, которые вы мне принесли. — подписку я сложил и убрал в карман. — Где вы писали их? На службе?

— Да, вы, что? — Тамм возмутился. — Я, что похож на идиота? Дома. И снизу ничего не подкладывал, если вас это интересует. Разрешите вопрос?

— Спрашивайте. — я кивнул.

Он спросил на русском:

— Я много говорил по-русски. Но так и не понял по вашей реакции, вы понимаете русский язык?

Молча, смотрел на него. Мне тут же хотелось его послать в известные каждому русскому места. Не всякий иностранец сообразит, как туда добраться, а русский знает дорогу с пелёнок.

— Я всё прекрасно понимаю. — ответил я на русском.

— Ух, ты! — по-мальчишески воскликнул седой подполковник.

— Знаете, у нас с вами мало времени. Если у вас нет вопросов по существу дела, давайте продолжим. Вы не против?

Как послушный ученик, он поёрзал на стуле, выпрямил спину, руки только не сложил как в первом классе, одна другую.

Чёрт побери! Как хочется курить. Уши уже пылали. И тут у агента проснулась никотиновая зависимость, будь она неладна! И мне не курить! Ничего. Не первый год в разведке. Когда сам ведёшь наружное наблюдение, или скрючившись на чердаке, прослушиваешь квартиру, а курить нельзя. Тоска. А всего ломает как наркомана со стажем. Но есть выход. Разведчик всегда должен находить выход. Хочешь курить, а нельзя, значит, жуй никотиновую жвачку. Конечно, суррогат, но ничего попишешь. Лучше так, чем никак.

Квадратик в рот.

— Хорошо. Вы писали. Куда вы прятали написанное?

— У меня дома газовая плита. Я прятал в духовке. Стоило запалить духовку, как все бумаги сгорели бы.

Я улыбнулся.

— Мудро. Сами придумали или кто надоумил?

— Сам. Сидел в каждом помещении квартиры, включая санузел. Думал куда. В кино в туалете все прячут оружие и наркотики. Это все видели, знают, там будут в первую очередь искать. Думал в холодильник, завернуть что-нибудь и морозилку. Но там тоже часто прячут деньги и оружие. И нужно же быстро уничтожить. Вот и придумал. Я что-то неправильно сделал? — с видом испуганного школяра спросил он.

— Нет-нет. — успокоил я. — Вы сделали всё очень правильно. Тем более, что сами продумали. Это очень хорошо. Вот и давайте начнём наш первый урок как правильно записывать информацию, шифровать её, так, чтобы у всех на виду, но непонятно и как расшифровывать свои записи, хранить её. Так пойдёт?

— Да! — он кивнул, улыбнулся. — Жаль, что конспектировать нельзя.

— Нельзя. — в тон ответил я ему.— Итак. Начинаем. У нас с вами… — посмотрел на часы. — Не более часа, потом вы сделаете то, что я вам скажу.

И я стал обучать агента как собирать информацию на службе, помечать «на манжетах». У Тамма есть ассоциативное мышление и память. Это хорошо. На этом и сделал упор. Также у него хорошая зрительная память. Так же я обучал его методам тайнописи. И как обезопасить своё жилище и рабочий стол подручными средствами.

— Сейчас, хоть и объявили, что приняли вас в команду, но тем не менее будут обкатывать на мелких заданиях. Например, то же самое наружное наблюдение за другими кандидатами. Вам же не озвучивали список группы?

— Нет. Не озвучивали.

Я рассказал ему, что за ним было установлена слежка. Кто, когда наблюдал, маршрут его следования, и как поступали наблюдатели.

— А вы знаете, я ведь как-то чувствовал. Ощущал кожей что ли. На войне ты не видишь противника, но понимаешь, что он наблюдает за тобой. И неизвестно будет он стрелять, смотреть на тебя, или попытается захватить. Я и сейчас не могу объяснить толком. Лишь было желание внезапно отпрыгнуть в сторону, перекатиться, развернуться за укрытием, вытащить пистолет и посмотреть что за спиной. Или кто там прячется, крадётся. А дома я сидел, потому что писал. Вспоминал. На работе пытался запомнить всё, и бежал домой, чтобы записать, пока что-то в голове осталось.

Рассказал ему о его ошибках, которые могли привести к его, и не только, провалу. Обучал простейшим мерам конспирации и выявлению службы наружного наблюдения. Но, опять же, чтобы сильно не расслаблялся. Когда против тебя работает человек двадцать в наблюдении, то могут разыграть целый спектакль, а ты ничего не заметишь.

Показал как элементарно, когда будет приходить на квартиру для встречи, незаметно глядеть на окно. Если одна из штор будет задёрнута — немедленно уходить, безостановочно. Если в течении трёх часов я не дам знать о себе — уничтожать без жалости всю информацию, оборудование. Ждать. Пароль при встрече: «Мы могли встречаться в Австралии?» Отзыв: «Наверное, вы перепутали с Эстонией». Продолжение: «Точно! Я видел вас в Швейцарии!»

В Швейцарии, Австралии Тамм не бывал.

Жаль, что мало времени, было видно, что агент в звании подполковника жадно, словно сухая губка, впитывал неведомые ему знания. В него сегодня можно было вложить, и он усвоит, «переварит», разложит всё по полочкам в сознании. Он будет работать. У него пока ещё азарт поиграть в шпиона.

Но сознание человека подобно маятника. Теперь главное, не упустить тот момент, когда у него наступает апатия, желание послать всех подальше, лишь от него отстали. Психологический надлом. Некоторые идут сдаваться в контрразведку, кто-то кончает жизнь самоубийством… Но если вовремя понять, уловить этот «провал» в сознании, то легко поправить мотивацию источника и продолжить многолетнее плодотворное сотрудничество. Главное, чтобы конфиденциальный источник «выдавал на гора руду» — информацию. И, желательно, не мелкую, но много, а крупную. А Тамм, пока, обладал широкими оперативными возможностями. Значит, он автоматически, становится кандидатом из категории просто агент, в категорию «ценный агент».

Я отслеживал время. Потом рассказал, что в его поведении насторожит окружающих.

— Ваш монашеский образ жизни. Либо больной или избегаете женщин…

Он прервал меня. Надо поработать над его манерой поведения. Надо слушать, уметь слушать, слушать так заинтересовано, что собеседнику хотелось бы говорить с вами. Много, подробно, честно. А когда спрашивают, надо жевать жвачку, а не говорить. Но Тамм продолжил мою недосказанную мысль, продемонстрировав отменную ассоциативную память:

— Это почти полная цитата из моей любимой книги «Мастер и Маргарита»: «Что-то недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжелобольные, или втайне ненавидят окружающих.»

— Прекрасно сказано. Вот поэтому этот вечер вы проведёте в компании юной девы с Украины. Вам предстоят расходы. — потянулся к бумажнику.

Тамм замахал руками:

— Гусары денег не берут!

— С этой минуты вы делаете то, что я говорю. Вам сейчас нужно появиться в сопровождении девушки в нескольких людных местах, там, где могут быть ваши сослуживцы или кто вас знает. — перехватил его взгляд. — Нет-нет. Ко мне ходить не обязательно.

— Я, может, хочу показать свою фотографию в вашем кафе. Произвести на даму впечатление, какой я бравый вояка.

Я задумался.

— Хм. Логично. Но не вздумайте со мной искать встречу. Даже взглядом. Просто поприветствуете меня, если увидите в зале. Не более того. Понятно? А до этого, зайдите в пару мест. И не напейтесь! Пьяницам секреты не доверяют и ответственную работу тоже. Помните об этом! — достал из бумажника тысячу евро. — Вот. Сдачу отдавать не надо.

У Тамма глаза чуть не выпали из орбит.

— И ещё небольшая формальность. Не очень приятная, но требуется… Поймите правильно. — я засмущался, замялся.

— Надо написать расписку? — пришёл на помощь он мне.

— Да. Так положено.

— Понимаю. Что писать?

— Сверху «Расписка». Мною, агентом «Анатоль» получено одна тысяча евро как числом, так и прописью в скобках за предоставленную оперативную информации. Внизу подпись и «Анатоль» — расшифровка вашей подписи, дата.

Тамм написал расписку по-русски. Подпись поставил свою.

Теперь у тебя перед ФСБ не только моральные обязательства, в виде подписки, но и материальные, не считая агентурного донесения, собственноручно исполненного.

— Сейчас вы выйдете на улицу, и выйдет девушка. Будьте естественны. Не стройте из себя важную птицу, что вы разведчик. Помните об этом.

— Понял. Он кивнул.

Я подошёл к двери, посмотрел в глазок, до этого, незаметно для агента, прохаживаясь по квартире, осмотрел двор и вход в подъезд. Чисто. Пожали руки, попрощались.

Посмотрел, как он вышел во двор. Ведёт себя спокойно. Не пялится в мои окна. Это хорошо. А то бы ещё помахал рукой. Я позвонил девушке, сказал, что кавалер ждёт её на улице.

Подождал как они встретятся. Тамм, как истинный кавалер поцеловал даме ручку, левую руку колесом.

Молодец. Не вёл себя как клиент с проституткой. Дал девушке почувствовать себя вновь женщиной. Как бы не влюбился. Влюблённые витают в облаках и совершают ошибки, ведущие к провалу всей операции. А, иногда, агенту требуются большие суммы денег для содержания женщин, и тогда они начинают двойную игру, становясь двойным агентом. Как правило, всё это плохо заканчивается для источника и разведчика, у которого он состоит на связи.

Посмотрел, как пара удалилась из двора. За ними никто не пошёл. По крайней мере, не было чтобы кто-то последовал следом. Двор был пуст.

Теперь надо упаковать то, что получил от агента «Анатоль». Каждый листок сам по себе представлял смертельную угрозу для нас обоих. И надо переправлять в Центр. Как можно скорее. Тяжело вздохнул. Опять не спать! В голове всплыл старый анекдот: « По горам бредут два монаха — буддиста. То, что сзади, ворчит:

— Я спать хочу! Я устал!

Впереди идущий:

— Ничего! В следующей жизни отоспимся!

Отстающий:

— Ты мне это в прошлой жизни обещал!

Вот так же и мне кажется, что я не спал ни в этой жизни, ни в прошлой. Нет, надо так всё устроить, чтобы полноценно выспаться. Взять выходной, и просто спать. Встал, поел, и снова в постель. А то так можно совершить ошибку. А, они, увы, бывают последними. Не крайними, а всё, обрыв, провал. И Центр останется без информации. Хуже этого невозможно что-то придумать.

Что мне остаётся? Никотин, кофе, крепкий алкоголь. Короче, не здоровый образ жизни. Не ведёт он к длинной жизни!

Включить газовую духовку. Не приведи, Господь, конечно, но на случай, вдруг, придётся уничтожать бесценные сведения. Лучше уничтожить, чем потерять всё.

Пока думал о сне, руки автоматически складывали бумаги. До минимального размера. Попробуйте на досуге свернуть стандартный лист писчей бумаги до минимального размера. Есть теория, что лист можно сложить только в семь раз. Дилетанты! Сначала складываете по длине «гармошкой» с минимальным шагом. Получается длинная узкая полоска. А потом эту полоску снова «гармошкой». Получается «квадрат». Вот его под каблук, и уминаете своим весом. Чтобы не распрямился — под ножку шкафа или комода. Со стороны, чтобы не качалась мебель. А так, уминается хорошо, чтобы не разворачивалась бумага. И таким образом каждый лист. А их получилось восемнадцать листов. Немало. В одну пачку из-под сигарет не войдёт. Часто так делаю, когда нужно перенести «по открытой территории». За фольгу внутри пачки. Если много, то на дно. Обрезаю часть сигарет. В случае чего — пачку мну и выбрасываю. А тут много получается. Вот и ломай голову, как чего и где спрятать, чтобы можно было избавиться сразу.

Сворачиваю и читаю. Запоминаю, без анализа. Просто мозг «фотографирует» картинку построчно. Вот и получается, что информации много, а проверить её мне не под силу в одиночку. Да, и Центр каждую закорючку в тексте будет на просвет просматривать.

Первое агентурное сообщение. Кто же знает этого «новобранца». Может, «казачок засланный», бывало, что новоиспечённый агент занимался откровенным сочинительством. Тоже случается. Желание произвести хорошее впечатление на окружающих — это в крови у человека. Мы с детства носим маски. Стараемся заслужить похвалу от родителей, учителей, окружающих людей. Зачастую врём. Только вот в разведке не надо быть хорошим или плохим. Конторе это безразлично. Интересуют лишь оперативные возможности. А как ты добудешь — не имеет значения. Разведка — дело жёсткое, без сантиментов…

Если информация, что дал «Анатоль» соответствует правде, своевременна, то получается, что он есть самая, что ни на есть золотая жила.

Я уже не сопляк, у которого руки дрожат от радости, а в голове рисуется картинка как тебе вручают в Кремле Золотую Звезду Героя.

За каждую информацию несёшь персональную ответственность. Если, есть возможность — проверяешь информацию на месте. Точно также, ту, что отправляю в Москву, будет проверена несколькими специалистами. Они заточены на сравнение с другими источниками. Смешно думать, что только я работаю по штаб-квартире НАТО. Есть рядом масса организаций, которым штаб Североатлантического альянса даёт заказы. В том числе и по разработке неких операций. Много есть способов, в том числе и по косвенным признакам.   Ладно, потом расскажу, если придётся к слову. Я уже молчу про техническую разведку. Те же перехваты телефонных переговоров, в том числе и по засекреченной аппаратуре, дают те самые «штрихи», что укладываются в общую картину мозаики размашистыми мазками.

Вот и узнаю, что думают о том, что предоставил Тамм. Дезинформация, частичная правда, информация, подлинность которой не представляется возможным подтвердить или опровергнуть, полностью подтверждается.

Тамм — тарарам. Если даже, что он описал, то у парня широкие оперативные возможности. Эту бы информацию в ГРУ ГШ, они бы наверняка сообразили, что к чему.

Полагаю, наши так и сделают, пусть в завуалированной форме, без подробностей проконсультируются.

Конечно, между спецслужбами ФСБ и ГРУ имеется не любовь. Конкуренция за источники, информацию, но все делают общее дело, все работают за Родину. Поэтому моим шефам придётся крутится, чтобы, в том числе проверить информацию, рассмотреть её на перспективность, относимость, своевременность, достоверность.

За мыслями я свернул все листы. Взгляд на часы. Надо и честь знать, появиться в баре.

И начал упаковывать, прятать листы с сообщениями. Непросто. Даже съесть не получиться. Слишком много. Не переварю.

Ладно, двинули!

За мной тихо. Но не расслабляйся! Если не видишь слежку — это не значит, что её нет! С соблюдением всех правил дорожного движения, не хватало ещё, чтобы меня полицейские остановили за нарушение, добрался до своего бара.

В баре больше половины столиков занято. С постоянными клиентами, что оставляли у меня часто деньги, здороваюсь за руку. Я рад вам, ребята, что вы принесли мне свои деньги! Щёлкаю пальцами Эллис — пару пива за счёт заведения за этот столик. Они потом оставят щедрые чаевые. Проверено.

Кому-то машу рукой. Эти тоже не в первый раз тут. Нарабатывается постоянная клиентура. Это хорошо.

А вот эту компанию за привычным угловым столиком я не ждал сегодня. Товарищи из Америки. Те самые, что шлялись прогулочным шагом за моим агентом. Судя по столу, они сегодня действительно отдыхают.

Пьют, а не изображают. Тоже неплохо. Если Тамм всё-таки дотопает со своей дамой до моего бара, они увидят, что подполковник эстонской армии тоже не чужд утехам с женским полом.

Думал, как передать сообщение в Центр. По обычному каналу — через тайник. Или вызвать курьера — связника. Везде имеются и плюсы и минусы.

Решил через тайник. Привычнее. Да, и, пока, не было сомнений, что он провален. Объём, правда, передаваемой документации великоват. Ну, да, ладно, есть и «камушек» побольше.

Вот сегодня будет, чем заняться. В кабинете проверил, не было ли непрошенных гостей. Счётчик обнулён. Пыль, сор на месте, где и оставил. Положение кресла не сдвинулось ни на миллиметр, иначе бы волосок слетел с ножки кресла. Ну, и хорошо.

Отправляю в Ирландию электронное письмо, где прошу предоставить мне сведения о прямых поставках в моё кафе пива разновидности «ирландский статут». Кстати, рекомендую, вкусное пиво. А если взять его на десерт, после хорошего обеда, будете премного довольны.

Конечно, это кощунство, из Бельгии, утончённой страны, с вековыми традициями пивоварения, запрашивать грубое, неотёсанное ирландское! Но! Зато это сигнал, что у меня будет срочная, внеплановая закладка тайника. После закладки, будет выставлен условный знак у «объекта №8». Я же запросил шесть сортов пива. А шесть плюс два (контрольное число), получается восемь. Вот такая хитрая арифметика.

А когда идёт внеплановое мероприятие по тайниковой операции, значит, что-то важное. Нужно экстренно перегруппировать силы и средства, обеспечить легендирование и прикрытие. А это всегда чревато с риском, тем паче, зачастую, привлекают разведчиков под дипломатическим прикрытием. А когда дипломат выходит за привычные рамки, значит, творит недоброе против страны пребывания. И контрразведка «делает стойку», спускает «легавых» по следу. Так, что обычная, плановая закладка — мероприятие чрезвычайно острое, опасное. А уж про внеплановую закладку, я молчу. И если ошибся в оценке информации, то, всё… Центр не любит суету. По голове получишь так, что уши отлетят в разные стороны. В результате плохо спланированной, из-за спешки, операции, можно скомпрометировать разведчика под дипломатическим прикрытием, подписка Тамма попадёт в руки контрразведки, меня тоже накроют «медным тазом». И всё полетит кувырком. Я уже молчу про тот политический резонанс или диссонанс, как вам удобно, что пройдёт по всему миру.

Одно дело, когда перехватят шифрованное послание. Пусть сидят, ломают голову в ворохе цифр, ищут отпечатки пальцем, которых там нет, ищут следы ДНК, запаха. Ничего этого там нет. Можно трясти перед камерами бумагой с колонками цифр, но всё это будет мало кому интересно. А тут… Всё как на блюдечке с голубой каёмочкой.

С курьером тоже не всё так просто. Встретились два человека, возраст, пол не имеет значения, Но это тоже не так всё просто и однозначно. Вот сиди и думай. Ёрзай на кресле. Сначала жди сигнал, что тайник снят. Потом, что информация в целости и сохранности доставлена на Лубянку. Тут можешь облегчённо вздохнуть. Ну, а потом, оценят информацию, и стоило ли колготню разводить вокруг неё. Тут не то, что закуришь, впору в запой уходить. Никаких нервов не хватит.

Бросил взгляд на камеры. Оба-на! Подполковник Тамм собственной персоной с дамой. Критически посмотрел на неё. Не похода на падшую женщину. Просто дама. Красивая, ухоженная, стройная, с гривой волос. Толстый, густой волос чёрного цвета с голубыми глазами. Такие как ведьмы, русалки, мужика очаруют, и на дно пруда утащат, в самый глубокий омут. Был бы холост — сам бы влюбился. Надеюсь, что Тамм не сотворит такой глупости.

Переключил монитор, чтобы видеть поближе реакцию американцев. Я не слышал, но было видно, как из нижние челюсти брякнули о стол, и слюна побежала. Наблюдал я, мальчики, с какими вы некрасивыми дамами общались возле моего бара. Дешёвые проститутки. Учитесь!

Было видно, что они замахали Тамму, приглашая за столик к себе. Он усадил даму за свободный, сам подошёл, поздоровался, вежливо отказался. Ну, теперь, герру Брауну будет доложено, что у подполковника всё в порядке и с ориентацией и потенцией.

Я ушёл из бара пораньше, ещё не было двадцати двух часов. Зал был полон. Эллис быстро перемещалась между столиками, собирая грязную посуду. Ну, хорошо. Ещё один трудовой день окончен.

Возле стойки Тамм с спутницей рассматривали фото, где Тамм был в Афганистане. Он что-то полупьяно, бурно рассказывал ей. Я знаю, сколько он может выпить. Недавно наблюдал. Не мог он так быстро опьянеть. Правда, мне неведомо сколько он употребил в других барах. Он замахал мне:

— О! Этот тот человек, что вытащил меня из забвенья!

Ещё не хватало, чтобы он орал на весь бар, что я его познакомил. Она также узнала меня, улыбнулась. Простая, открытая улыбка, полная благодарности. Эх, офицер, хватит ли тебе той тысячи, что я тебе дал? Вспомнилось: «Женщина подобна пуле со смещённым центром тяжести: попадает в глаз, проходит через сердце, бьёт по карману и выходит боком!» Очень надеюсь, что Тамм поступит верно. Не мальчик уже с взором горящим, и сильным желанием в штанах. Как курсант военного училища. Помахал им ещё раз.

На улице у выхода курили и что-то бурно обсуждали гости. Две компании. Один, раньше не видел его, подошёл, изрядно выпивший:

— Мсье! Позвольте выразить вам своё восхищение вашим заведением! Разрешите пожать вам руку! Я и мои друзья в полном восторге!

А взгляд-то не сильно пьяный, как поведение.

Протянул руку. Я пожал, тут же ощутил маленький квадратик бумаги. Так совершилась «моменталка». «Моментальная передача». Неожиданно. Обычно всё это подготавливают и люди известные друг другу.

Или провокация?! Холодный пот по спине. Улыбаюсь.

Или приказ о немедленной эвакуации? Сейчас, когда Тамм только завербован? Чёрт! Чёрт! Чёрт! Помахал гостям рукой и на выход. Ходу! Ходу! Это связано с моим запросом, что два часа ушёл в Москву? Быть того не может, чтобы они так быстро всё организовали!

Не могли они вот так, мгновенно организовать сотрудника, да ещё не на словах передать, а на материальном носителе! Риск громадный для всех. Чёрт! Что происходит?!

Что же? В машине, аккуратный взгляд на развёрнутую папиросную бумагу. Колонки цифр. М-да. На мне информация от Тамма, внезапная, как снег на голову, без предупреждения шифровка из Центра. И день был напряжённый, чую, что и ночка та ещё выдастся.

Как бы хотелось вжать педаль газа в полик машины, сдержался. Спокойно, как положено, как всегда, я же обычный обыватель этого европейского рая, рулил по улицам. Руки были влажными от пота, от волнения. Проверялся по ходу движения. Не вижу никого. Но факт ли это, или мои предположения?

Тихо. Не вижу. Но шерсть на спине дыбом от маленького бумажного квадратика. Да, и бумаги на мне жгли тело уже раскалённые утюги.

Паркуюсь, осматриваюсь. Всё как обычно. Ни одной новой машины. Фургонов, микроавтобусов, грузовиков не видно. Прохожих, компаний незнакомых тоже не видно.

Сдерживая дыхание, стараюсь не показывать виду, пытаюсь меньше волноваться, чтобы пот не бежал по лицу, поднимаюсь в свою квартиру. Как бы ни спешил, но проверить, были ли у меня гости, необходимо. Жизненно.

Счётчик показывает ноль, пыль, сор, волосинки, шерстинки на месте, никто их трогал, не сдувал, проходя мимо.

Ну, что же. Бумаги Тамма в тайник. Включаю ноутбук, вбиваю цифры, жду. Откинулся на спинку кресла. И что теперь делать? Стреляться, бежать, ждать ареста?!

А раньше не могли сообщить? Данные со скотобойни во Франции оказались «дезой», «липой». Предыдущее сообщение, которые было три месяца назад. Спрашивается, а «крайнее» настоящее или тоже «деза»? Агента перевербовали? Или помудрили с аппаратурой и закачали туда ложную информацию? Или аппаратура сама дала такой сбой, что всё полетело к известной матери? Тьфу!

Зашёл на служебный электронный ящик, посмотрел, есть ли какой ответ из «Ирландии». Нет ничего. Команда «отбой» не поступала, значит, действуем по первому варианту.

Надо всё делать быстро. Сначала отправить сообщение в Центр. Попутно приложить свои мысли. Давно уже агентов двурушников не устраняют. Эпоха гуманизма на дворе царствует. А, порой возникает мысль, очень даже зря!

В шифровке указано, что отпечатки пальцев принадлежат спецназовцу, которого давно уже убили в Сирии, был инструктором у боевиков. Не может быть полного совпадения у мёртвого и живого. У второго отпечатки пальцев принадлежат пожилому дядьке, который был в России туристом, но ни как двадцатипятилетнему военнослужащему, упраздняющемуся в убийстве скота.

Третий. Вообще абсурд. Известному преступнику Жаку Мерину, он умер в 1979 году. Профессиональный грабитель банков и ювелирных магазинов.

У тех, кто подтасовывал данные чувство юмора? Или они не надеялись, что есть база для сравнения?

Ёлки-палки, лес густой! Вообще непонятно! Так, а что с агентом? Поехать и припугнуть его? Так он уже, как пить дать, перевербован, сам сдался, инициативно, или же был арестован, и потом уже переметнулся. Что делать?

Бежать домой? Бежать в другую страну. Комплект документов имеется в тайнике. Там же сумма денег приличная. Можно купить дом и два года не высовывать носа из дома, заказывая по интернету еду с доставкой. Наверное, такую услугу придумали или разведчики, либо преступники в бегах.

Ладно. Это потом. Сначала донесение. Успокойся, возьми себя в руки. Улыбайся! Сам себе улыбайся. Не можешь? Возьми большой карандаш в рот, так, чтобы концы губ растягивались в улыбке, в мозг поступает сигнал об улыбке, и он перенастраивает всю психомоторику тела.

В комнатах установлены датчики дыма. В ванной комнате сжёг сообщение из Центра, пепел смыл в слив раковины, губкой протёр раковину. Чтобы следов пепла не было.

Лицо холодной водой умыть, шею тоже. Уф. Вдох-выдох! Фу!

Успокоился? Поднимай камень — контейнер. Самый большой в твоей коллекции камней для инсталляции сельскохозяйственных моделей.

Закладываю. Так как информация архиважная и точно так же и ценная, то нужно и самоликвидатор установить. Попытка несанкционированного открытия приводит к полному уничтожению путём нагревания. Вещество «термит». Контрольная меточка, что контейнер вскрывался или нет. Внимательно осмотрел. Порядок! На часы — полночь! Окинул взглядом квартиру. Что меня может выдать, в случае захвата и обыска?

Наверное, преступники тоже думают, что их может скомпрометировать, в случае ареста полицией?

Потом. Всё потом. Сначала закладка! В крови закипал адреналин. Выдохнул. Надо успокоиться. Если за тобой придут, то ты ничего не сделаешь с группой спецназа. Только молчать.

Ладно. Посмотрим. Разберёмся. А теперь спать!

Сложно, но смежив глаза, явь стала путаться со сном. Несколько раз казалось, что в дверь ломится контрразведка. То привиделось, что окно спальни разбивается и люди в чёрном, с оружием проникают в квартиру. Я швыряю в них всё, что попадётся под руку. Среди этих предметов и камень-контейнер. Бойцы лихо уворачиваются от моих метательных снарядов. Всё мимо, всё в окно. А вот камень попадает кому-то в лицо и раскалывается. И бумаги по комнате, Меня стреножили, прижали к полу, и я беспомощно наблюдаю, как их собирают, читают, обсуждают, тычут пальцем в мою сторону и смеются, скаля свои белые зубы. А у меня от бессилия текут слёзы.

Тут же подбрасывало с подушки. Озирался. Тишина. На часах два часа. К бесам такие сны! Умылся, побрился, кофе, тост, сделал себе плотный завтрак. При таком раскладе неизвестно когда удастся покушать в следующий раз.

В четыре утра спустился к машине. Ранние прохожие, машины грузовые развозят продукты. Усмехнулся. Я бы тоже организовал наблюдение за объектом, используя такое вот невинное и обоснованное прикрытие. Наклейки изготавливаются в типографии в течение нескольких часов. Модели грузовиков почти у всех однотипны. Только раскраской и надписями отличаются друг от друга.

По хрену! Пляшем!

Уже не за два квартала, а за три до знакомого парка, запарковал я тени, и ножками. А вот теперь, если есть наблюдение на пустынных улицах, попробуйте, сопроводите незаметно.

Ладно. Хватит нервы загонять в пиковое положение! Спокойно! Работаем! Сам. Один! Вперёд! Неспешно. Я живу здесь. Вот такое поведение. Такая походка. Выпил. Задержался на работе. Возвращаюсь с ночной смены. Да, кого вообще волнует чужое горе! Вперёд, мой мальчик! Только вперёд! Не озираться, не оглядываться!

А вот и парк. Остановился, шарю по карманам, в поисках сигарет. Слушаю. Смотрю в темноту до боли в глазных яблоках.

Никого. Или кто-то вон там за деревом? Иду, курю.

Прошёл мимо точки закладки. Тишина. Вернулся через пять минут. Ещё раз мимо фланирующей походкой. Никого. Во рту пересохло. Руки предательски потеют. Либо старею или нервы ни к чёрту. Надо выспаться. Окурок аккуратно тушу и снова в пачку. А зачем им образец ДНК оставлять на память? Это женщинам хорошо. Намазала губы помадой, в ней жирные кислоты, которые разрушают следы дезоксирибонуклеииновой кислоты, раскладывай окурки где попало. Сложно доказать твою причастность.

Камень обтёрт, моих «пальчиков» там нет. В условном месте, недалеко от скамейки перед озером, в траву. В глаза не бросается. Точно такие же камни лежат неподалёку. В своё время кто-то из дипломатов здесь же его подобрал, отправил в Москву, там из него изготовили контейнер. Камни из Подмосковья отличаются от камней из центра Брюсселя. В разведке случайностей не должно быть. Случаются, конечно, но редко.

Отправился в обратный путь. Мысль в голову пришла: «А вот интересно, а вскрывать будут в посольстве, или в Центре? Весь камень дипломатической почтой отправят?» Вес у полого камня имеется. Вот курьер намучается, таская такую тяжесть, В посольстве упакуют в соответствующий контейнер. На нём установлены, помимо стандартных печатей, свои, особые метки вскрывался ли уже контейнер. С виду пластиковый ящик, проложенный изнутри мягким, бугристым материалом, который бережно охватывает груз, не даёт ему смещаться. Сам контейнер выдерживает падение со стометровой высоты без ущерба для содержимого. И крушение самолёта также выдерживает. А с виду обычный пластик. И размеры у них различные. От пачки сигарет, до солидного кофра. Разведчики добывают по всему мира много интересного, и его нужно бережно доставить на Родину. Ну, а коль, в ФСБ разведчики — нелегалы товар штучный, редкий, то для доставки добытого сил и средств не жалеют.

В разведке как? Есть наши силы и средства. Силы — это разведчики, дипломаты в посольстве, сила и мощь Центра. Средства — агенты, технические возможности, информационное обеспечение, и так далее. У противника тоже имеются силы и средства. Силы — контрразведка, контрразведывательное сообщество НАТО, европейское и иные фонды, которые прорабатывают целенаправленно или опосредовано операции против русских разведчиков. Средства… О этого у них в избытке. Агентура как своя — контрразведывательная, полиция их источники. Технические возможности в своей стране, считай, безграничны. А посередине — оперативная обстановка. Это на пальцах, а сухой канцелярский язык более ёмко, малопонятно обывателю гласит иначе:

«Оперативная обстановка — совокупность условий, которые прямо или косвенно влияют на процесс борьбы органов государственной безопасности с противником, определяют направления этой борьбы и выбор используемых в ходе ее сил, средств и методов.

Влияние оперативной обстановки на разведывательную деятельность состоит в том, что она либо благоприятствует, либо препятствует ей, вплоть до того, что не дает возможности начать запланированную деятельность без предварительного изменения сложившихся условий.

Оперативная обстановка включает три основные группы условий:

а) деятельность противника (интересы, мотивы и цели деятельности противника, объекты его посягательств и защиты, его силы и средства, используемые им способы и приемы);

б) собственные возможности органов государственной безопасности (имеющиеся в их распоряжении силы и средства и готовность к их применению в данных условиях);

в) общие для обеих сторон условия общественной и природной среды, которые каждая сторона учитывает в своей деятельности (лица, поддерживающие контакт с противником, характер этих контактов, правовой режим, настроения, быт и нравы населений, состояние промышленности, транспорта, сельского хозяйства, свойства местности, время года и т. д.).

Изучение оперативной обстановки - непременное условие правильного планирования и организации разведывательной деятельности. Оно позволяет заранее знать, что прямо или косвенно угрожает интересам государства и каковы те благоприятные обстоятельства, которые могут быть использованы для достижения успеха в борьбе. Особенно большое значение имеет при этом получение наиболее полных и объективных данных о противнике.»

Нет, определённо надо отдыхать! Сейчас бы домой, с семьёй на закрытую базу на Енисее или на Байкале!

Да, не можем мы вот так, спокойно прогуляться по Курортному проспекту Сочи, как Солнце к закату будет клониться. Но после открытия страны, можно встретить знакомого или того, кто знает меня по работе за рубежом. Так, что нельзя. А вот в глухих местах таёжных стоят особняки. Все думают, что это нувориши построили для себя. На самом деле — ведомственные закрытые санатории, даже по сметам ФСБ они значатся как «Объект № такой-то». Крайне ограниченный круг лиц может знать, где они расположены. А уж про гостей, посещающих их, ещё меньше. Номера ничуть не уступают самым дорогим номерам в самых престижных гостиницах мира. Знаю, сравнивал.

Наверное, подсознание, считая, что грозит смертельная опасность, вытаскивает из запретного чулана памяти воспоминания о Родине, о тех местах, где мне с семьёй было безопасно и уютно. Рано, рано, подсознание, ты меня гонишь домой. Мы ещё разберёмся.

Прошёл на выход. Никто и ничто не привлекло моё внимание, хотя, казалось, что волосы на ушах слушали ночную темноту.

Но это ничего не значит. Сейчас камень просветят, поймут, что там полость, и нечто спрятано, затем устроят засаду, будут ждать гонца, Потом «примут» его, а вот после этого и начнут вскрывать контейнер под видом камня. Неспешно, чтобы сохранить содержимое. Даже, если будет уничтожено, вложит своё, и предъявят прессе.

А вот теперь надо выставить метку, что контейнер заложен. «Объект №8» в центре города. Есть там историческая площадь Гранд-плас. Старинные здания. Главными достопримечательностями там ратуша и хлебный дом, это его старое название, сейчас — Дом короля. Забавно, что на голландском его называют по старому «хлебный», а по-французски — «Дом короля».

На самой площади установлено большое количество видеокамер. Место паломничества туристов, особенно с 15 по 18 августа каждого года здесь яблоку негде упасть. Из цветов, в основном, из бегоний выкладывают ковёр. Красиво. Рай для карманников, очень удобно в этой суете осуществлять совершать «моменталки». А вот неподалёку от этой площади расположен круглосуточный Макдональдс. И между камерами наружного наблюдения полиции города и самого американского заведения имеется «слепая зона», она не просматривается ни теми, ни другими. Немного. Всего метров десять улицы. А мне и не нужны большие пространства. Хватит. Красный мел в правой руке. Столб освещения. На уровне, от середины бедра до пояса, вертикальная черта. Заход в «Мак», чизбургер с собой. Интересно, как можно питаться этим фаст-фудом в Брюсселе! И цены за эту, извините, еду, очень даже приличные. У меня за этот бутерброд с котлетой и сыром можно заказать приличное блюдо. Надеюсь, что меня никто не видит. Даже как-то неудобно. Стыдно, что ли.

Домой. Завтра, пардон, уже сегодня в обед узнаю, что контейнер изъят или нет.

Это же не просто пришёл человек, поднял камень в парке и тихо покинул общественное место отдыха граждан.

Работают минимум человека три, а то и больше. Отрыв сил, средств от своих дел, тем паче внезапно. А разведка не терпит суеты, равно как и музы. Больше риска, меньше продуманности, взвешенности. Но если Москва говорит, что «надо», значит, твою безопасность она ставит меньше значимости мероприятия. И поэтому старайся, чтобы не провалиться. Умри, но вывернись, сними контейнер и доставь в посольство.

Как только «посылка» в здании посольства, предварительно осмотрена, что не вскрывалась, кто-то ставит метку об изъятии. Тоже черта, только на углу обусловленного дома.

В запасе у меня таких вот «Объектов» для постановки меточных знаков около пятидесяти. Есть даже в северной части города. Там узкие улицы. Проживают мусульмане. Узкие улицы. Едешь на машине, только и смотри, как бы припаркованные машины не подставили тебе свой бок. Тогда, готовь кошелёк. Пока будешь пытаться объясниться среди разъярённой, орущей толпы, у тебя под шумок обчистят салон машины, твои карманы тоже не преминут опустошить. Постоянно на улице кто-то присутствует круглосуточно. Туристы стараются обходить эту часть города. Только по незнанию могут забрести или заехать. Полиция также старается без нужды не лезть к ним. Камеры наблюдения там либо разбиты или скручены и проданы на чёрном рынке за бесценок.

Это, пожалуй, одно из преимуществ. Если нужно срочно встретиться с курьером, и нет возможности выехать за пределы страны, то лучшего места не найти. В пакистанских забегаловках очень приличная, не дорогая еда. Приправленная восточными специями. В меру острая, пряная, сытная. За очень небольшие деньги. И кофе они умеют варить. В турецких кондитерских неплохая выпечка. Не такая как привычная, бельгийская, своеобразная. Но иногда стоит повысить себе уровень сахара в крови этими приторно сладкими кондитерскими изделиями.

Приехал домой. Проверил. Чисто. Гостей тайных не было. Спать. Хоть немного, но поспать, а то я скоро за каждым углом буду видеть шпика из местных. Спать!

Проснулся в десять. Три часа сна. Именно сна, а не метания по подушке — замечательно!

Проверил служебную почту. Ответ гласил: «Уважаемый! Наша компания заинтересована в расширении рынка поставки нашего замечательного продукта. Мы рассмотрим ваше предложение и свяжемся позже.»

Сигнал о закладке принят, всё по плану. А вот последнее предложение мне не понравилось. Буквально означает: «Свернуть всю деятельность. Быть в готовности к эвакуации.»

Интересно, а как это Тамму объяснить? Передать его на связь другому сотруднику? Будет приказ из Центра, так и сделаю. Эх. Начинаем очищать квартиру от всего, что может меня скомпрометировать в случае ареста. Ладно, хоть заранее предупредили. Учили же, что должен быть готовым к этому постоянно. Но как можно быть готовым к задержанию? На словах легко. На деле сложно.

Книги для шифрования и дешифрования. Книги как книги. Одна — пособие по открытию кафе. Покрутил в руках. Нормальная книга, обоснованная. То, что немного засаленная и потрёпанная — естественно. Она же, как настольное пособие в начале бизнеса. Вторая — национальные блюда Бельгии. Старое издание. Тоже объяснимо. Только отнесём мы их на рабочее место. Пометок внутри нет, наколов иглой тоже. Ручкой по тексту не водил, выискивая нужные слова, соответствующие задачам. В сумку. Симпатических чернил, те, что исчезают после написания текста, не держу. Всё это выявляется в современных криминалистических лабораториях запросто.

Программа на компьютере. Эх! Жалко, но, что поделаешь! Буду какое-то время без срочного шифрования и дешифрования. Ручками, по книжкам. Со вздохом удалил её с домашнего компьютера. Её и так было сложно выявить, но для специалистов не составило большого труда. Хоть она и маскировалась под стандартную, которые устанавливают при загрузке. Удалил. Проверил, не осталось ли следов её на жёстком диске. Не было. По большому счёту, сменить жёсткий диск. Но это будет подозрительно.

Так, что ещё? Счётчик посещений квартиры, как бы обидно не было — разбить, по дороге выбросить. Увы.

Покрутил свой телефон. Операционная система на нём перепрошита. Аккаунта в интернете, с привязкой нет. Опции, что можно включать дистанционно: геолокация, камера, микрофон и другие, отключены. Только, если я сам делаю. Могут быть вопросы, но я официально отдавал в ремонт телефон. У меня в столе лежит квитанция. Менял аккумулятор. Может тогда втайне от меня они перепрошивку установили. Для чего? Спросите у них. С этой стороны я подкован, комар носа не подточит.

Но всё это ерунда. Самое главное, что же произошло во Франции? Внутри начинало расти возбуждение. Неприятное. Усилием воли гасил его.

Надо подать сигнал Тамму, что все контакты обрываются. А я его этому не учил. Вот же я баран! Идиот! Растяпа! Агент «Анатоль» с упорством неофита сейчас начнёт инициативно лезть в пекло! Вот это меня беспокоило сильнее всего! Попросить Центр, чтобы вышли на Тамма, и «замкнули» его на другого?

Дипломаты в российском посольстве, в любой стране Евросоюза, после присоединения Крыма и введения санкций, под плотным наблюдением, как наружным, там и техническим. Это раньше было полегче. У меня связные были из наших посольств в Германии, Испании. А теперь все их перемещения, чуть ли не спутником отслеживаются.

Просить Центр, значит, прибудет кто-нибудь из Москвы или другого нелегала срывать с места. Он исполнит приказ, но и Тамм может из-за меня находиться под подозрением.

Ладно. На работу. Покружил немного. Зашёл к паре поставщиков, переговорил, оплатил наличными деньгами предыдущие поставки, договорились о дальнейшем сотрудничестве. За мной никого не было. Добрый знак. В этих фирмах я оставил останки регистратора и ещё пары «игрушек», которые у специалиста могли вызвать подозрение. Всё в мусоросборник.

На работу. Умница Эллис, как всегда на месте. Улыбается. Рапортует, что вчера снова был удачный вечер. Много было новых гостей, они делали большие заказы, щедрые чаевые. Обещали, что будут рекомендовать своим друзьям наше заведение.

Эллис сказала «наше заведение». Значит, поверила в перспективу развития. До этого говорила «это» и «ваше». Народ поверил командиру, пошёл за ним. То есть за мной. Значит, не такой я уж и плохой бизнесмен. Глядишь, так из долгов выберемся и будем в прибыли!

Так и подмывало передать часть полномочий Эллис, дать инструкции на тот случай, если я исчезну. Но нельзя! И какое бы прибыльное предприятие не было, я в этой стране не для того, чтобы увеличивать внутренний валовый продукт, улучшать статистику.

Счётчик посещений рабочего кабинета показывал «ноль», пыль, сор, ворсинки там, где я их оставил. Хорошо. Начинаю приводить счётчик в нерабочее состояние, стирать отпечатки пальцев с него. Стук в дверь. Эллис с ежедневным восхитительным кофе и бокалом коньяка. Доза коньяка увеличена.

Смотрю удивлённо. Она прижимает палец к губам, заговорщицки неумело подмигивает, и головой мотает на выход. Усмехаюсь. Надеюсь, она не хочет соблазнить меня на рабочем месте. Отхлёбываю коньяк, глоток обжигающего кофе. Идёт первой на кухню, оборачивается, манит пальчиком. На кухне ещё никого. Закрываю дверь, закурил, смотрю вопрошающе. Она оглядывается.

— Мсье, со мной вчера общались господа после закрытия заведения. –молчит.

Я тоже молчу. Хотя холодок пробежал по спине.

— Они интересовались мсье, как вы себя ведёте, много ли у вас знакомых. Есть ли среди них подозрительные лица?

Молчать уже неприлично.

— И что вы им сказали?

— Я сказала, что вы пашете как ломовая лошадь, гробите своё здоровье, вкладывая всё здоровье и душу в этот бар. Что вокруг много конкурентов, но вы сумели найти свою нишу. Что вы все в долгах перед банками и поставщиками. И только-только стали работать без долгов. Что мсье очень добрый, никогда не кричит, делится по-честному чаевыми, когда сам за стойкой.

— Эллис, — я прервал её поток красноречия хвалебных слов мой адрес. — кто это были? Конкуренты? Как считаете?

Прикинулся дурачком деревенским.

— А, знаете, они не представились. Но, чую, что это полицейские. Я с ними общалась. Первый муж попал в нехорошую компанию, потом загремел на пять лет в тюрьму, так, что как общаются полицейские, я знаю. Только, — она за секунду задумалась. — какие-то они были чересчур вежливые, вкрадчивые. Не задавали вопросы в лоб, как в полиции. В полиции всегда торопятся. У них мало времени и много дел. А у этих господ было время, они и выпили. И пахло от них хорошо. И ногти…

Она смешно сморщила носик.

— Знаете, чистые ногти. Нет мешков под глазами от хронического недосыпания, вот как у вас. Вы полностью выкладываетесь на работе, по ночам думаете, мало спите, много курите, много кофе, коньяк не для того чтобы получить удовольствие или для того чтобы расслабиться, а для того, чтобы взбодриться и многого достичь. Для вас кофе, коньяк, никотин — это как бензин для машины. Питаетесь не регулярно, хоть и своё кафе у вас. Можете ничего не есть целый день, только на кофе. И полицейские точно также. У вас нет жены, вы и выглядите как мужчина, одежды которого не касалась женская рука.

У меня непроизвольно дёрнулась щека. Вот так меня раскусили. Ну, да, нет времени выглядеть как метросексуал, но всегда полагал, что выгляжу презентабельно.

Эллис увидела мою реакцию.

— Мсье, не обижайтесь. Я вижу, что вы стараетесь выглядеть как хозяин жизни, но ходить по два дня в одной рубашке, согласитесь, что это моветон. И ногти вы подстригаете себе сами. Не посещаете маникюрный салон. Вы их обрезаете под самый корень раз в неделю. Чтобы не мешали. И пальцы жёлтые от сигарет. Всё как у полицейских, с которыми я общалась. У тех либо точно такие же ногти и жёлтые от сигарет пальцы, или вообще обломанные ногти с каёмками грязи под ними. Очень неприятно. Эти же господа, были очень ухоженными, с маникюром от хорошего мастера. Глаза только у них холодные. Как в душу смотрят и змеиные улыбки.

Улыбнулся. Вижу, что она взволнована.

— Эллис, вы прямо рисуете каких-то маньяков. Может, просто поступила какая-нибудь жалоба в инспекцию, вот и они и вынюхивают. Или кто-то хочет прикупить кафе, но, если узнать слабые места владельца, то так проще надавить на него и сбить цену.

Она посмотрела с сожалением матери, как смотрят на несмысшлённого или умственно отсталого малыша, который в очередной раз сморозил глупость.

— Господи! — она всплеснула руками. — Мсье! Вы меня не слышите или никогда не имели дело с полицией или другими карательными органами! Это страшные люди! Они прикинулись обычными посетителями, и когда вы вчера ушли, стали расспрашивать меня. Маскировались под обычных клиентов. Но люди такие вопросы не задают. И счёт забрали с собой. Знаете, кто так поступает?

Пожал плечами.

— Наверное, командировочные или те, у кого оплачивают представительские расходы.

— Так поступают в полиции или кто на государственной службе. — она снова смотрела на меня как недоумка. — Вами интересуется полиция из «белых воротничков», или ещё кто-то повыше…

— Кто же? — заинтересованно спросил я.

Она понизила голос, оглянулась за спину, наклонилась к уху:

— Господа из контрразведки. Я чувствую, что они страшные люди!

Сделал испуганное лицо. Молчу.

— Во что же вы вляпались такое, мсье? — она была искренне расстроена.

— Знаете, Эллис, если бы у господ, — показал пальцем в потолок. — были ко мне вопросы, они бы спросили у меня, а не собирали сведения у бармена. Пусть даже и очень очаровательного. — сделал комплимент ей.

Она зарделась пунцом. Всё-таки не балуют в Европе женщин комплиментами. Ах, да! Это можно расценить как сексуальное домогательство. Совсем сдурели. Открою военную тайну, мы все произошли, как следствие, как побочный эффект, сексуального домогательства.

Взял нежно за руку барменшу:

— Милая Эллис! Не волнуйтесь. Думаю, что это какая-то ошибка. Недоразумение. А господа были пьяны. Или просто куражились, набивая себе цену, чтобы привлечь внимание такой милой, юной особы как вы. — поцеловал ей руку.

Эллис словно током ударило. Она еле сдерживала слёзы.

— Ах, мсье Артур! Вы так добры! Если с вами что-то случится, я не переживу. Я столько лет мучилась временными заработками. Меня шпыняли. А у вас за много лет я снова почувствовала себя человеком, а рядом с вами — женщиной. И все, кто работает в кафе, даже уборщица, и та отмечает, что все мы стали одной семьёй. Вы не опускаетесь до панибратства, держите дистанцию, но все ощущают вашу доброту и заботу. Как отец в большой семье, вы обезопасили всех нас. У всех у нас тяжёлое прошлое. Но вы не интересовались, вам нужна только работа, а не прежние грехи. И никому вы не пеняете. Требуете только работу. Качественную. И платите справедливо. От выручки. Храни вас Дева Мария!

Казалось, что ещё секунду, и она заревёт белугой во весь голос. Этого мне ещё хватало, тратить время чтобы успокаивать женщину.

Первое. У меня плохо, получается, успокаивать женщин. Наверное, как и всех мужчин на свете.

Второе. У меня дел по горло. Надо ещё сбегать на явочную квартиру, где принимал Тамма.

— Так, Эллис! Спокойно! Без паники и слёз. Ничего не случилось. Всё будет хорошо! Сейчас идите за стойку. Подготовьте мне отчёт по кассе и расход продуктов и напитков за вчерашний день. Сейчас придут коллеги на кухню, а потом откроем заведение. Так, что… Просто работаем. Я съезжу к поставщикам. С утра уже к двум заехал. Надо ещё поговорить. Интернет хорошо, но когда смотришь в глаза человеку, то понимаешь многое, чего нельзя установить по электронной переписке.

— Конечно, конечно, шеф! — Эллис смахивала осторожно слезинки с уголков глаз и шмыгала носом.

Ну, всё. Началось!

Конечно, топорно, бездарно, но, может, такие методы у местной контрразведки.

Надо двигаться!

Первое. Снять визуально, что контейнер изъят.

Второе. Явочная квартира.

Город Брюссель наводнён автомобилями. Есть пешеходные зоны. Но после терактов, полиция, армия усилили патрулирование. И камер видеонаблюдения появилось на улицах чуть меньше чем листьев на дереве. Оснастили всю эту систему системой интуитивного поиска и анализа. Борются против террористов, а страдают ни в чём не повинные разведчики их России! Безобразие! Очень облегчает службе наружного наблюдения работу. А мне осложняет. Знаю, что система распознавания лиц у них хромает. Поэтому, паркуемся. И ножками, смешавшись с толпой.

Два квартала до нужного места, осматриваю архитектуру, как все окружающие меня разноязычные туристы. Медленно двигаясь, проходим мимо заветного столба. Есть отметка. Контейнер изъят! Фу! В противном случае, мне бы пришлось самому его забирать, прятать, ждать инструкций. Значит, закладку никто не беспокоил. Метка на месте. Засады не было. Ночью за мной никто не следил. Уж, они бы не упустили того, кто забрал камень.

Если так, может, ещё успею и остальное сделать.

Наматываю круги по городу. Смотался в северную часть города. Чуть не задевая бока припаркованных машин, прополз по узким улочкам. Я стал приятелем владельца пакистанской закусочной, у местных я попал в категорию «не трогаем». На улице кипела жизнь. Кто-то курил кальян. Старики пили чай, неспешно, что-то обсуждая. Самый авторитетный из местных дед Ахмат был на своём месте, пил чай. У меня создалось впечатление, что он никогда не уходит со своего поста. Ходили слухи, что он связан с Талибаном, воевал когда-то с советскими войсками, потом с американцами. Сейчас вышел в отставку, перебрался со своей семьёй в Брюссель под видом беженцев. Казалось, что он поглощён размышлениями, но это было не так. Он как паук сидел в центре своей паутины. К нему периодически мальчишки, что-то почтительно шептали. Он чуть заметно кивал, что-то коротко кидал в ответ, и мальчишки убегали.

Также подходили к нему люди разных возрастов. Быстро говорили — докладывали, получали ответ, и тут же уходили. Было видно, что он держит район под контролем.

Я медленно ехал на машине, опустил стекло с пассажирской двери, встретился глазами, и вежливо наклонил голову в приветствии. Ахмат чуть заметно кивнул в ответ.

Поднял стекло, подъехал к знакомой закусочной. Хозяин был на месте. С кем-то играл в нарды. Увидел меня, отложил партию. Поздоровались. Разговор ни о чём. Заказал кофе. Поддерживая беседу, я ждал. В этом районе редко бывают посторонние. Туристы не в счёт — это жертвы. Их положено обдирать как липку. Но когда появляются местные, маскирующиеся под туристов, значит, полиция. Если за мной идёт слежка, то десятки глаз быстро выхватят её, и тут же оповестят своих. Под чутким руководством Ахмата, в этом районе можно было купить всё, что угодно. Наркотики, оружие, ворованную аппаратуру, нелегальные программы, перевести деньги по системе «Хавала». Если вам нужно перевести деньги из одной страны в другую, не привлекая внимание, приходите в пункт «Хавалы» в своём городе, и говорите, что нужно. Отдаёте деньги с процентом за услугу. Один звонок в другую страну. Кому отдать, пароль. И всё. Быстрее банковского перевода. И никаких проблем с налоговой инспекцией. Сумма не имеет значения. От нескольких сотен евро, до пары миллионов в любой валюте.

Поэтому система безопасности была налажена. И дед Ахмат отвечал за функционирование системы. Я знал, что в этой закусочной готовят бесподобное мясо «Шахи корма», лепёшки «роти» вместо хлеба. Но есть не хотелось. Кофе и вода, вот и всё, что мне надо. Я никогда не просил ничего криминального, мы беседовали. О бизнесе, о кухне. У него было высшее образование, полученное в Карачи. Умные, живые глаза. После второй задушевной беседы с ним ни о чём, я «срисовал» за собой «хвост» из пакистанской шпаны, что крутилась вокруг лавки. Привёл в своё кафе. С тех пор беседы стали сердечнее. Было видно, что ему просто не хватает общения. Пару раз он заходил ко мне. Я угощал кофе, выпечкой. Как ни странно он порекомендовал мне переставить столы, чтобы можно было поставить ещё два. Незаметно, но ёмкость увеличилась.

Я пил кофе, прикидывая, что если кто и увязался, то должен околачиваться рядом. Тридцать минут просидев, не увидев суеты, попрощался. Хозяин вопросительно смотрел на меня, не задавая вопросов, было понятно, что что-то не вязалось в моём сегодняшнем положении. Я вытащил купюру в пятьдесят евро, положил на стол:

— Извини, проблемы. Надо было подумать за чашечкой кофе и хорошей беседой.

Он встал, засунул купюру мне в карман:

— Чашка кофе и добрая беседа всегда тебя ждёт. Мне приятно, что ты относишься к нам к людям, а не к грязи. Приходи.

— Спасибо. — пожал руку.

На языке у меня крутилась пара-тройка язвительных фраз, но я же не для того сюда пришёл, чтобы нотации читать. Я был благодарен ему. Конечно, я не питал иллюзий, у местных есть договорённость с полицией, что в случае чего, они сами отдадут скрученного по рукам и ногам чужака, своего не отдадут, а вот неверного элементарно.

Если здесь тихо, а наружное наблюдение пошло бы наверняка. Во время учёбы я вёл наружное наблюдение. Как самостоятельно, так и в составе бригады. Чтобы понять тактику, методы, и как нужно уходить из-под наблюдения, нужно самому ножками немало потопать за объектом наблюдения, научиться предвосхищать события, а не следовать за ними. Вот, и сейчас, ставлю себя на место «шпиков».

Не знаю как бельгийская, а русская бы пошла следом, а также перекрыла все выходы из района, чтобы не упустить объект из-под наблюдения. И кинули бы основные силы вперёд. На въезде оставили бы просто дежурного наблюдателя. Я решил вернуться назад. Снова медленно еду, Ахмат чуть заметно улыбнулся мне. Понял старый демон или просто хорошее настроение? Улыбка в ответ. Кручу головой, нет суеты среди местных. Каждый занимается своим делом.

Мелькнула шальная мысль, надиктовать новый текст на автоответчик: «Мест нет!» Автоответчиком пользуюсь только я. Редко кто оставляет сообщения.

Самое сложное в работе разведчика — ожидание. Действие мобилизует. А вот неопределённое ожидание изматывает. И нет никаких инструкций. Ждать. Чего? Кого? Махнуть во Францию? На месте разобраться? С кем? С агентом? С контрразведкой? Бред сивой кобылы.

Что скажет про меня агент? Сколько раз мы с ним встречались? Три? Нет. Семь раз. Вербовку я проводил сам. Чем мотивировал, что мне нужны отпечатки пальцев, фото, рост, вес, индивидуальные приметы, а также квалификация убийц, то есть спецназовцев? Обоснование, конечно, идиотское, но его устроило. Частный сыщик, ищет алиментщиков. Бравые солдаты наделали детей на стороне, а теперь прикрываясь государственной защитой, уклоняются от содержания бедных детей. А они голодают. Мамы вбиваются из последних сил, чтобы прокормить малюток. И поэтому, призываю вас, благородное сердце, мсье, принять посильное участие в поисках бездушных отцов, которые бросили бедных своих летей на произвол семьи.

Конечно, то «пособие», которое он получал за каждую передачу информации, с лихвой перекрывало годовое содержание мнимых «сироток». Но кого интересует этическая сторона дела.

Где же прокол? Могли сами работники обнаружить подмену оборудования? Могли. Что-то вышло из строя. Авария, ЧП, ЧС также могло привести к ремонту, ревизии оборудования и программного обеспечения.

С агентом проводились тайниковые операции. Он информировал, что будет тренировка спецназовцев, тестировал оборудование, потом снимал информацию, по электронной почте давал сигнал. Ящик отследить невозможно. Здесь прокола не может быть. Потом, в течение суток оставлял посылку в установленном месте, снова сигнал на почту. Я выезжал, забирал карту памяти, укладывал деньги. Агент забирал деньги. Ровно через сорок восемь часов после закладки им тайника. И так продолжалось довольно продолжительное время. Первое время я его контролировал, не давал сорить деньгами. Мог сорваться. Этот… Вспомнил его, все встречи, поведение, алчный блеск, недовольство своим положением, желание подняться по социальной лестнице, изменить свою жизнь, за деньги полученные от русской разведки.

Его даже не волновало, что он может кого-то поставить под удар. Нет. Его интересовали только деньги. Не более того. Ради них он зайти далеко. Трус? Есть такое.

С другой стороны должен же понимать, что рано или поздно поймут в России, что их водят за нос, и прервут с ним связь, а, значит, и поток денег прервётся.

Но он знает меня, правда, под другим именем. Машину не видел. Встречи были вне камер видеонаблюдения. Что ещё может сработать против меня?

Как током ударило. Листок бумаги, на котором я писал адрес электронной почты для подачи сигнала о тренировке и закладке тайника! Отпечатки пальцев вряд ли там остались. С бумаги сложно их снять, несмотря на обыгранную ситуацию в кино. А вот образец почерка, пусть даже минимальный — серьёзная улика. Проводи оперативный эксперимент, который, судя по всему французская контрразведка это уже сделала. Под контролем отправлено письмо, подброшена ложная информация, получены деньги. Информацию забирал я. Деньги укладывал я.

Слежка? Не было. Точно не было? После последних событий, я уже сомневаюсь. Если меня сразу не арестовали, может быть несколько вариантов.

Первый. Приняли за курьера, не представляющего большого интереса, поэтому отпустили, продолжив наблюдение.

Второе. Решили продвинуть через меня какую-то большую дезинформацию.

Хотя, какую информацию? Пальцы, рожи? Непонятно. Всё непонятно. Хотелось колотить по рулю кулаками. А что изменится?

Кстати, почему за мной нет слежки? Не сумели идентифицировать меня французы? Известно, что бельгийцы очень ревностно относятся к тому, что на их территории иностранные спецслужбы проводят опеарции. Вроде того, что, да, мы маленькие, но очень гордые, и вообще, у нас туту столица Европы, а вы своими неумелыми действиями, сорвёте много операций, которые проводим с другими спецслужбами мира!

В этом есть свой резон. Например, ЦРУ проводит что-то, при содействии коллег Бельгии. Врывается французская «кавалерия», рушит ближайшую связь объекта проверки или полностью операцию «кузенов». Так в Лондоне называли ЦРУ. Французам понравилось это выражение, переняли.

Так, что, не исключаю, что сейчас идёт согласование проведения совместной проверки моей персоны. Есть маленький, минимальный зазор по времени для того, чтобы обезопасить себя и источников. Значит, на явочную квартиру, о которой знает Тамм.

В донесении в Центр я указал, как с ним установить связь. Значит, если меня возьмут в оборот, Москва восстановит с ним связь.

Ещё покрутился с час по городу, пытаясь понять, есть ли за мной наблюдение. Заехал к поставщику. Выпил кофе. Поговорили о перспективах сотрудничества, посетовали, что с каждым годом сложнее работать.

Добрался до дома. Остановился во дворе. Отошёл в тень, вроде, как случайно заглянул. Стою, курю. Вполоборота смотрю на свой подъезд. Не знаю, что, но на душе стали скрести кошки. Плохо как-то стало. Тоскливо. Интуиция? Нервы?

Позвонил соседке, что с Таммом познакомил. Дома. В отличие от местных бельгийцев, для которых дом — это табу для посторонних, она с радостью позвала к себе.

Поднялся на свой этаж, к своей двери не подхожу. Даже не смотрю. Целенаправленно иду к соседке. Думаю, что род её занятий не секрет для окружающих, поэтому, просто очередной озабоченный клиент. Звоню.

Открылась дверь. Ух, ты! Шёлковый халатик чуть ниже… Поясок удерживал этот халат, который был готов свалиться с неё. Тяжело сглотнул слюну. Мне ещё не хватало вляпаться в историю…. Тогда уж точно, с Таммом будем «побратимы».

— О, мсье Артур! Проходите! Проходите! У меня небольшой беспорядок, не обращайте внимания! — щебетала Анна.

Однокомнатная квартира. Сразу видно, что здесь живёт женщина. Части женского туалета лежали повсюду. Шорты, футболки, какие-то шарфики, много чего ещё. Она кокетливо, чуть смущённо обвела рукой комнату. Мол, извините. Хотя, казалось, что весь этот беспорядок сделан умышленно, чтобы заинтересовать мужчину.

На плите уже варился кофе в большой турке. Она периодически встряхивала её, чтобы образовалась пенка. Несколько раз стыдливо запахивала разъезжающийся халатик то на груди, то в районе бёдер. От этого он ещё больше распахивался. Кхм. В горле запершило. Захотелось курить, или чего ещё чего-то сделать.

Кофе готов. Она умело сняла его с огня в тот момент, когда над туркой стала подниматься шапка пены. Очень хорошо. Такой кофе очень вкусный. Она несколько ударила легонько по столешнице донышком турки. Знаю. Чтобы осадок быстрее осел на дно, и в чашку не попала гуща. Хорошие познания.

Налила мне чашечку. Наклонилась над столом. Грудь чуть не попала в кофе. Нельзя такую красоту обварить кипятком! Я учтиво отвёл взгляд. Господи! Вернее, не так! Центр! Дай мне силы!

Села напротив, нога на ногу. М-да. Терпеть!

Сделал глоток обжигающего кофе. Очень даже недурён! Анна встала к окну, потянулась, открывая окно для проветривания. Пока тянулась вверх на цыпочках, край подола задрался. Ох! Ещё глоток кипятка из чашки. Кровь приливает в верхнею часть туловища.

Девушка с улыбкой вернулась на своё место, достала сигареты, показала пачку:

— Вы не против?

Достал свои сигареты, показал пачку:

— А вы?

Она прикурила, окуталась облаком дыма, выпустила струйку дыма:

— Я всегда «не против». — она сделала ударение на последнем словосочетании. — Это мсье Артур всегда «против».

Анна игриво покачала носком ноги.

Закурил. Вздохнул. Выпустил дым. Глоточек кофе.

— Расскажите как вам новый знакомый, которого я отправил к вам?

Она закатила глаза:

— Роберт — настоящий мужчина! Извините, но вам не понять этого! Он галантен! Офицер. Мы с ним могли говорить по-русски! Боже! Как давно я не говорила на родном языке! Я думаю на французском и чуть-чуть на голландском! Думала, что забыла уже. Когда слышу русских туристов в городе, хочется обнять и закричать: «Свои! Родненькие!» Но молчу. Меня уже за русскую, ну, или не так, из бывшего Советского Союза, мы же для вас все русские, не воспринимает. Я же сама с Украины. Украинский знаю, немного, хоть и украинка сама по рождению. А с Робертом мы почти весь вечер говорили на русском. Вы не представляете, это такое наслаждение, такое удовольствие! Не сразу мы поняли, что оба родом из СССР! А когда поняли, оба обрадовались! И поэтому, я вам так благодарна!

«Благодарна» она произнесла таким точным голосом, что даже волосы на голове встали дыбом. И наклонилась вперёд, Разве что грудь не положила на стол.

Я улыбнулся. Конечно, ситуация несколько двусмысленна. И я же –француз! Но! Зачем ей давать власть над собой? Не надо нам этого. Иных проблем хватает. О Родине думать надо. О задании.

Затянулся:

— Я рад, что ему понравилось. Значит, я не ошибся. Для нас с вами, главное, что клиент остался доволен.

— И он очень щедрый оказался. Он ещё и воевал! Показал в вашем кафе фотографию, где он в Афганистане. У него там друг погиб. Это так печально. — печальная мордашка. — Для нас, русских, и не только, для тех, кто из СССР, Афганистан тоже не просто так прошёл. У многих там погибли родственники. А Роберт, хоть и из Эстонии, а воевал за Америку в Афганистане. Так получилось. — прелестно пожала плечиками.

Далеко не дурра, высшее образование, бывшая учительница, но дурочку строить умеет. Иногда проскакивает её истинная натура. Например, про Афганистан. Казалось бы, какое дело обычной проститутке до какого-то Афганистана. Падшая женщина понятия не имеет, где он находится, и что там происходит. У неё в жизни иные интересы и проблемы. А этому пытливому уму в очаровательной черепной коробке есть до всего дела.

Чтобы отвлечься от соблазнительного, пытающегося соблазнить красивого тела, подумалось, а чем мы отличаемся внешне друг от друга? Отчего одни лица красивы, а вторые нет? В, принципе, у каждого одинаковые черепа. Только специалист - антрополог сумеет отличить один череп от другого. Набор костей. Собаке кинь — грызть не будет. Мышцы сверху на костях. Тут более разительные отличия. А чтобы мышцы защищать от неблагоприятных факторов внешней среды, сверху натянута кожа. Она всего лишь оболочка. И вот тут-то, получается, что все мы — это костяно-мышечный набор, по большому счёту — суповой набор, мы и считаем красотой.

Мысль проскочила мгновенно, но стало легче. Легче дышать, светлость мышления вернулась. Вот уж точно, мужчинам крови в организме не хватает.

— Я рад, что вы тоже получили удовольствие от общения с бравым офицером.

Она откинула голову, мечтательно закрыла глаза:

— О! Да! Настоящий мужчина! Джентльмен! С ним я была просто женщиной. На этот вечер я забыла, что он клиент. — бросила на меня быстрый взгляд. — Ну, вы понимаете.

— Понимаю. — кивнул я. — Мы профессионалы, иногда позволяем себе быть простыми людьми.

— С вами так легко! — снова игривый тон. — Он рассказывал много анекдотов, истории. Ему было со мной тоже интересно. В вашем кафе его знают. Сначала думала, что это завсегдатаи, но потом поняла, что сослуживцы. Короткие стрижки, широкие плечи, грубые ладони, быстрые взгляды, накаченные шеи. Военные. Я таких знаю. Взгляд у всех тяжёлый. Такое ощущение, что они тебя рассматривают через прицел, выбирая, куда бы выстрелить. Много среди них психов. Я и девочки опасаемся. Они как напьются, так или бить начинают, или начинают рассказывать такие ужасы… Грубы, нетерпеливы, считают, что им весь обязан, и принадлежит по праву победителей. Особенно американцы, немцы, англичане. Остальные… помягче, что ли. А Роберт… Я всегда думал, что эстонцы заторможенные, замороженные. Скупы на эмоции. Но он просто порхал. И не скажешь, что он старше меня. Я бы очень хотела, чтобы такой мужчина был в моей жизни. Сильный, крепкий, надёжный, знает, что хочет в жизни, и очень нежный, внимательный. Щедрый! Так мало сейчас в Бельгии настоящих мужчин! Ах!

«Наверное, всю тысячу спустил! Я бы тоже обрадовался, если бы кто-то оставил чаевыми тысячу евро у меня в баре.» — подумал я, слушая её щебетание.

— Хорошо, что вам понравилось общаться.

— О! Да! Он сказал, что будет со мной общаться. Я снова как шестнадцатилетняя девчонка. Влюбилась по уши!

Перехватив мой взгляд.

— Да-да! Конечно. Понимаю. — она сникла. — Кто он! Боевой офицер в НАТО. И кто я.. — опрокинула свой кофе в рот, тыльной стороной ладони вытерла рот, глубоко затянулась сигаретой. Вы правы.

— Я ничего не говорил. — как можно мягче начал. — Вы — молодая, красивая женщина. И надо верить в своё счастье, свою удачу. Наверное, многие находят своё счастье. Я прав?

Горькая усмешка на её лице.

— Все ищут его. Счастье. Только не находят. Все приезжают сюда в надежде, что встретят свою любовь. Богатого, щедрого, не садиста, мужчину. Но я не знаю ни одной такой, кому бы повезло. Наверное, фильм «Красотка» виноват. Все мы насмотрелись, и ждём своего принца на белом «Мерседесе». Только в Бельгии экономят все и на всём. И даже богатые ездят на такой рухляди! На Украине на таких древних рыдванах только деревенские гоняют. Эх!

— Не отчаиваетесь, Анна! Должно повезти. Вы же хороший, добрый человек, с очень большим, открытым сердцем. Главное, в стране удержаться. Сейчас, после терактов, полиция проверяет дома, высылает всех.

Тяжело вздохнула.

— Знаю. Двух подружек уже заграбастали депортировали. Въезд в Европу запретили. Как они теперь будут семьи кормить?! Сама боюсь. Лишний раз к двери стараюсь не подходить, веду себя тихо. Чтобы соседи не заложили. Они же здесь такие, что в глаза улыбаются, а чуть, что так в полицию названивают: «Примите меры!» Каждый шаг на лестнице слушаю. И в глазок дверной смотрю.

«Так. Мою дверь она не видит. Не просматривается. Это хорошо.» — подумалось.

— И как? Не было посторонних? А то они порой, наверное, я так думаю, сначала тихо обходят места будущих облав, опрашивают соседей, а потом уже налетают как коршуны на бедную птичку.

Она подумала. Затушила одну сигарету, тут же прикурила вторую. Махнула рукой:

— Нет, всё тихо. Я очень хорошо слышу. Иностранный язык преподавала, от этого малейший оттенок улавливаю. Малейший звук. А сейчас настолько натренировалась, кажется, что одно ухо за дверью живёт. Во двор частенько смотрю из-за шторки. Там тоже посторонних не видела. И в подъезде у нас тихо. Точно уже как месяц никого не было. —- подумала, посмотрела в упор на меня. — Чужих. Незнакомых не было.

Тамма, девочка всё-таки «срисовала» или услышала у моей квартирки. Плохо, но ничего криминального.

Пора прощаться. Я услышал, что хотел. Конечно, не факт, что она не на службе у правоохранительной системы Бельгии, и могла выйти из дома, проспать элементарно, или была занята работой, когда у меня могли появиться непрошеные гости у меня на явочной квартире.

— Спасибо за отличный кофе. — положил ей руку на кисть. — У вас всё будет хорошо. Вы красивая, умная и осторожна женщина. Так и продолжайте. Верьте в свою удачу, и всё получится.

Тепло, мягко улыбнулся, пошёл на выход. Она следом. Обернулся, халатик запахнула, теперь уже сама скромница.

— Спасибо вам, мсье Артур! Вы очень любезны. И… — немного засмущалась. — Разрешите вас поцеловать. Мне с вами очень спокойно стало.

Не дожидаясь ответа, чмокнула меня в щёку, встав на цыпочки.

Я не стал отвечать, просто ещё раз улыбнулся, и пошёл к своей двери. Делая вид, что шарю по карманам, в поисках ключей, смотрел под дверь. Там оставил высохшую хлебную крошку. Она была тёмной, как раз подходила в тон двери. Когда закрывал дверь, уронил ключи, пока подбирал, положил крошечку.

Её не видно. Тем паче, если работаешь быстро, подбирая ключи или орудуя отмычками, стараясь скорее проникнуть в помещение незаметно, непременно собьёшь крошку.

На месте крошка. На месте. Значит, у меня ещё есть фора времени. Дай-то Бог!

Осторожно вхожу в квартиру. Прикрыл дверь. Свет не включаю. Нюхая воздух. Долго. Вдыхаю, закрыв глаза. Нас учили, что проводя оперативный осмотр не пользоваться парфюмом, бить в чистой одежде, не иметь запахов. Но такого не бывает. Человек и его одежда всегда пахнет. Машиной, другим табаком, едой, другими людьми, пройди мимо вереницы проституток, и будешь пахнуть как в дешёвой парфюмерной лавке, где духи разливают по бутылкам из-под воды.

Нет посторонних запахов. Моё временное пристанище пахло, как я его оставил.

Счётчик посещений показывает, что не было никого. Прости, мой друг, разбираю его, рву провода. Иду по квартире, собирая всё, что как-то может меня скомпрометировать. Задёргиваю все шторы на окнах. Хорошо, что мы в Бельгии, в Голландии до сих пор многие местные не занавешивают окна.

Когда-то в Голландии правил посланник Испании Альба. Он приказал убрать шторы, потому за закрытыми шторами устраивали цеха по производству оружия и тайные встречи революционеры. Потом случилась революция, испанцы утратили влияние на Голландию. Но не занавешивать шторы осталась. Голландцы гордятся, что им скрывать нечего, что соответствует христианским нормам морали. По-моему, просто экономят на шторах. Они ещё могут поспорить с австрийцами, а те уж чемпионы Европы по умению экономии на всём. Хотя некоторые отдают пальму первенства шотландцам.

Надеюсь, что Тамм парень сообразительный, поймёт, что к чему.

Не стал долго оставаться в квартире. Расставил «сторожков» по квартире в несколько раз больше разумного, но решил подстраховаться наверняка.

Избавился от компрометирующих материалов.

Поехал домой. Тихо. Очень тихо. Или они научились так вести наблюдение, что объект слежки ничего не замечает?

Что я сделал дома? Крепко выпил! Центр не узнает.

Сидел и думал, в какое положение я попал. Есть в шахматах такое понятие «пат». Когда такое положение твоих фигур, что любое передвижение всякой фигуры будет угрожать безопасности короля. Второе название Цугцванг (Zugzwang). Обычно употребляют выражение: «Ходить нельзя и не ходить нельзя!» Сидел, крутил стакан, курил, кофе. Можно и разыграть «мнимый цугцванг». Будем развивать кафе! Иначе с ума сойти можно! Время — тот ресурс, который невосполним. И тратить его просто так, без связи с Центром, с брошенным, новоиспечённым агентом, мучительно. Как пыточной. Есть такая пытка. Мягкая обивка на стенах чёрного цвета, без света, без единого звука. Даже, когда орёшь, звук не отражается от стен, кажется, что сам себя не слышишь. И не знаешь сколько времени ты провёл. Еду кладут в лоток, который тоже из мягкого пластика. Темнота. Не видно даже еды. И она специально обработана, чтобы не было запаха. Еда без специй, даже без соли. Пресная. Чуть тёплая. И темнота вокруг.

Человек мечтает о беседе. О собеседнике. Об общении с близким человеком, другом. И непонятно когда вырвешься из этой чёрной комнаты.

Вот так и со мной сейчас. Без связи, отрезанный от своей любимой работы, от Центра. Как в чёрной комнате, пусть вокруг меня и люди. Много людей. Но они для меня сейчас как мягкая обивка в этой поганой камере. Я не слышу их, я не слышу себя, меня не слышит Родина.

Это тяжело. В кино показывают порой работу разведчика как бесконечные светские рауты, коктейли, беседы, сделки, бесконечные песчаные пляжи под жарким солнечным светом, белоснежные яхты, красавицы в бикини, постоянные погони, перестрелки, подмешивание яда в бокал, пытки. Но это кино. Красивое, увлекательное, зрелищное, романтичное. Я и сам люблю посмотреть такой фильм. Благо, что в кинозале темнота, и все с увлечением наблюдают за невероятным поворотом сюжета или акробатическими номерами главного супер шпиона, Когда весь зал с замиранием следит за очередной сценой, мне хочется смеяться в голос. Это как кинокомедию рассматриваю. Но сдерживаюсь. Иногда, с большим трудом, и загоняя смех внутрь, прикладываюсь к трубочке с напитком, что купил в фойе кинотеатра.

Снимать фильм про работу реального разведчика — скучно и никому не будет интересно. Можете спросить у любой стоящей контрразведки. Десятки, сотни часов записей. Смотреть, как он ходит на работу, как идёт домой. Как любит кормить птиц. Кстати, «хозяйке на заметку», если человек любит кормить птиц, стоит к нему присмотреться, не шпион ли. Шучу, конечно. Но когда твой мозг простаивает, и ты без связи с «материком», то ум проводит по многолетней привычке всякие параллели, ищёт между мелочами причинно-следственную связь, как по горизонтали, так и по вертикали, по времени, месту, пространству, маршрутам. С годами работы понимаешь, что весь мир серый, а чёрное и белое всего лишь оттенки серого. Крайности серого цвета. И ты должен быть серым, как весь мир, чтобы не привлекать к себе внимание.

Интернет сам того не ведая выявил нездоровую тенденцию у населения планеты. Коль все люди серые, и занимаются своими делами, некоторым удаётся абстрагироваться, выскочить под софиты, то многие обычные люди, стараются им подражать. И всё равно стали он белыми или чёрными — знаменитыми преступниками. Отчего тюрьмы, в которых содержаться опасные преступники осаждают толпы поклонников и поклонниц? А потом появляются подражатели. Психиатры многих стран бьются над разгадкой этого феномена, но не могут понять. От того всем нравятся яркие фильмы с массой специальных эффектов, Чуть разнообразить свою серую жизнь. И не понимают они, что именно в этой кажущейся им серости бытия и есть самый смысл всей жизни. Каждый занимается своим делом, вместе строят дом для человечества. Серые люди собирают великолепные самолёты, ракеты, пекут хлеб, воспитывают детей. Жизнь, пожалуй, и есть самое главное в жизни, в её разнообразии. Некоторые серые пытаются уничтожить эту жизнь, это хрупкое равновесие в мире. Чего-то планируют, что-то замышляют. И не более десятка кварталов от меня. И серый Тамм добывает незаметно эту информацию, что остановить этих серых людей, один из которых любит играть в шахматы, перепутав шахматную игру с судьбами мира, ставя на кон миллионы жизней. Просто одним серым захотелось доминировать над другими. А моя роль незаметной серой мышки сейчас ограничена положением враждебных фигур противника. Я заперт в своём углу. И вместо того, чтобы после вербовки перейти на учащённый график встреч, вынужден сейчас продвигать своё кафе в рейтинге успешных общественных точек питания.

Эх! Ладно! Чтобы не сойти с ума от бездействия, находясь в изоляции, надо двигаться. Как один мой коллега по отделу, в прошлом, офицер военной контрразведки любил говорить: «Под лежачего офицера водка не течёт!» Немного вульгарно, но, что вы хотели от строевого офицера, впоследствии военного контрразведчика, а ноне — одного из командиров «Иностранного Легиона» Франции! Суровый вояка, якобы, выходец из Сербии. А на самом деле — разведчик нелегал.

Ну, что, сварил себе утром кофе, плотный завтрак. Вроде и выпил немного, а мешки под глазами. Ничего. Пройдёт, ничуть не хуже, чем раньше выгляжу. Вперёд! За бизнес успехом!

Подхожу к своему кафе. Стал смотреть на него не как обычно, а как придирчивый турист. Как капризный турист. Что не так? Что сделать, чтобы увеличить посещаемость?

Надо отмыть окна. В пыли. Хоть и убираются в городе, но пыль присутствует в воздухе. Посмотрел на соседние заведения. Не хотел, поначалу я, заодно и сэкономил на оформлении входа, но сейчас понял, что надо повесить над входом, перпендикулярно ходу тротуара вывеску. Что будет раскачиваться на ветру.

Эллис на посту. Здороваюсь, интересуюсь делами, как можно детально. Неплохой вечер был вчера.

— Эллис! Вот вы опытный, талантливый бармен, Скажите, чтобы вы хотели улучшить в заведении, на кухне, в зале, чтобы выручки стало больше, заодно, и увеличить наши зарплаты? Не спешите. Подумайте. Критически посмотрите на всё. На кухне спросите. У каждого человека есть идеи. Как появится уборщица, пусть займётся витринными стёклами. Пыльно. Некрасиво. Непрезентабельно.

Взял пивную кружку с собой в кабинет. Счётчика нет. Мусор на месте. Включил вчерашнею запись с камер в зале. Курю, кручу пустую кружку в руках, думаю, взял фломастер, стал рисовать на кружке. Мысли выражались в рисунке. Не очень красиво, но понятен замысел.

Вошла Эллис с утренним кофе и порцией коньяка в бокале. Посмотрел на бокал. Нет, на него этот рисунок не стоит наносить.

— Эллис, как вы смотрите на такое?

Показал ей кружку с рисунком. Взяла, покрутила, приблизила, отодвинула. Я улыбнулся.

— Эллис! Вы хоть поняли, что хотел изобразить в своих неловких попытках?

Она улыбнулась. Когда улыбается, то становится гораздо моложе и миловиднее. На щеках появляются маленькие ямочки. Шарм, обаяние, то, чего не хватает многим западным женщинам. А если её накрасить и уложить волосы — баба хоть куда!

— Конечно, мсье, поняла. Это бегемот, что нарисован у нас на двери, в левой руке у него винтовка вертикально, на левой руке, то есть, лапе, повязка как бельгийский флаг, а в правой руке, тьфу, лапе — кружка пива с шапкой из пены. Правильно?

— А голове?

— На голове?

Она всматривается. Не дождавшись ответа, подсказываю:

— Каска времён первой мировой войны.

— Ну. — она замялась. — Мсье не художник. Ему виднее.

Я нетерпеливо махнул рукой.

— Присядьте. Послушайте. Задумка такая. Над входом вешаем фигуру вот такого бегемота. На часть кружек наносим логотип этого военизированного гиппопотама. На подставки под кружки тоже. На другие кружки наносим рисунки воинов, солдат, офицеров, сестёр милосердия стран, кто участвовал в первой мировой войне. Ну, а вас одеваем в костюм сестры милосердия того времени? Как вам такая идея? Ну, уж, коль мы пытаемся найти свой стиль, и затея с военными фотографиями удалась. Что скажете?

Эллис смотрела на меня слегка расширенными глазами, зрачки у неё увеличивались. Это один из признаков возбуждения, в том числе и сексуального.

— Мсье, вы позволите?

— Конечно. — пожал плечами.

Она встала и звонко поцеловала меня в щёку. Потом резко села на своё место. Ошалело посмотрел на неё.

— Извините, мсье меня. — она была смущена. — Но сложно было удержаться. Я всегда верила, что вы сумеете добиться многого! Это просто гениально! Я бы посоветовала ещё на кухне сделать специальное меню, например, что-то из блюд того времени.

— Замечательная идея, Эллис! Прекрасно! Может, по углам расставить манекены в форме той эпохи?

Было видно, что она загорелась этой мыслью. И как девочка, ёрзая на стуле, захлопала в ладошки.

— Мсье, позволите, я налью себе?

— Естественно! — великодушно махнул рукой.

Она быстро вернулась с бутылкой джина «Арлингтон Лондон Драй». Не знал, что ей нравится этот местный джин. Или схватила первую попавшуюся бутылку? Плеснула себе чуть-чуть в стакан.

— За вашу гениальность, шеф! — она высоко подняла стакан.

— За успех нашего предприятия! — поддержал я.

Не чокаясь, выпили, запил кофеем. Мой бармен смущённо улыбалась. Ей было неловко за свой поцелуй.

— Спасибо, дорогая Эллис, мне приятно, что поддержали мою затею. Идите. Подумайте, может, ещё что-нибудь придумаете.

Она выскочила из кабинета.

Сфотографировал изображение на кружке, накачал изображений военных и медсестёр с первой мировой войны, подписал, какой стране относится, написал письмо в компанию, которая занималась оформлением входа, описал, что нужно. Заодно поинтересовался, могут ли они изготовить наклейки на кружки с определённым изображением,

Поискал в интернете клубы реконструкторов баталий Первой Мировой войны. Написал им свою идею. Мне не нужны оригинальные вещи той эпохи. Хватит копий, одетых на манекены. Точно также как массогабаритные модели оружия того времени. Конечно, чтобы всё было искусственно состарено. Оригиналы можно достать, но они будут стоить дороже, чем моё кафе. Пока с Центром нет связи, решил немного «пошалить», и без спросу вложить деньги в развитие бизнеса. Потом отчитаюсь.

Вышел в зал. Эллис что-то чертила, рисовала на листке бумаги. Кивнула мне на отчёты о вчерашнем дне. Кивнул, забрал, уселся за столик в зале, начал изучать. Можно позволить себе немного декораций в заведение.

Почему первая мировая война? В той далёкой эпохе есть некий флёр, который очаровательно смотрится в наше время. И после её люди изменились. Перекроилась карта мира. Наступила новая эра человечества. Не было бы тогда этой страшной войны, всё было бы иначе. И в России, и здесь, в Бельгии тоже. Поворотный пункт в истории всего человечества.

Последующие дни я мотался по фирмам, проверял эскизы, придирался ко всему к чему можно. Торговался о скидке до хрипоты, стараясь сбить цены. Снова решил обновить галерею фотографий, вернуться к первой мировой войне. Но уже с упором только на Бельгию. Пивная-то бельгийская!

Всё это заняло у меня три недели времени и немало денежных средств. Благо, что удалось обойтись без очередного кредита. Тогда бы я точно разорился.

Провёл собрание со всем рабочим коллективом. Пояснил, что сейчас вкладываю деньги в оборудование зала, поэтому премий не будет. Попросил потерпеть.

Шеф-повар, рабочие на кухне давно были в курсе происходящего, сами разыскали блюда, популярные в годы первой мировой войны в Бельгии. Некоторые я сам отмёл. Слишком дорого они получались. Остановились на простых, сытных.

Эллис нашла в интернете фото, где солдаты на фронте пьют что-то из помятых алюминиевых кружек. Предложила подавать джин и коктейли в таких кружках. Для поддержания антуража нашего кафе. Идея всем понравилась.

За время «застоя», стал больше общаться с персоналом. Многое обсуждать. Поначалу все молчали, потом стали высказывать свои идеи. Многие были дельными. Шеф-повар решил со мной вести по панибратски. Пришлось ставить на место. Эллис лишь посмеялась над этим. Она давно поняла, что шеф с виду тихий, но может быстро расставить точки над «i».

Предлагали заклеить окна белым малярным скотчем крест на крест, как заклеивали во время войны, чтобы от взрывов не лопались стёкла. Отказался. Так во время Второй Мировой войны делали. Не будет соблюдена историческая правда.

Во время всех своих не поездок, а скорее, скитаний по городу, я проверялся. Не было ничего необычного. И даже в северной части города бывал неоднократно. В пакистанской харчевне попросил раздобыть, за не очень большие деньги, реквизит того времени. Может, в лавках, старьёвщиков на Ближнем Востоке можно что-то добыть. Пригласил хозяина харчевни и через него Ахмата — старшего «на районе» в день, когда у меня будет новая экспозиция. Угощение за счёт заведения.

Через десять дней после «затворничества» на автоответчике отметился Тамм, заказывая столик. С трудом сдержался, чтобы не рвануть на встречу, на явочной квартире. Только сглотнул тяжело слюну, стёр сообщение. Тяжело вздохнул, выкурил пару сигарет подряд.

Через четыре часа последовало новое сообщение. Тамм извинился и отменил заказ столика. Голос у него был напряжённый. Понял, что заходить нельзя, а причина ему неизвестна, поэтому и напрягся. Эх! Он же пришёл с информацией! А я тут… занимаюсь реконструкцией! Тьфу! Обидно до слёз! И Центр молчит! И не бежать и