Утопия Вити Ватрушкина

- 1 -

Работа в Глобальном Акционерном Обществе «Таропыга и Ко» была желанной всеми. Компания эта главенствовала на рынке курьерских услуг, и те, кто там работал, никогда не жаловались на заработную плату.

– Фамилия?

– Ватрушкин.

Администратор городского офиса протянула Вите небольшую стопку документов и произнесла буднично, быстро и сухо:

– Вы приняты. Подпишите договор и сдайте один экземпляр в окно номер два. Приступаете к работе завтра с трёх утра. Офис номер четыре. Запомните?

– Я… попробую, – от неожиданности это было всё, что он смог из себя выдавить.

Витя продолжал смотреть на администратора ошалело, но та уже пошла дальше вдоль очереди претендентов, раздавая бумаги. Всем остальным она вручила по единственному листку с красным прямоугольным оттиском. Витя и не пытался приглядеться. У него дома таких лежало семнадцать – копий заявлений о принятии на работу; и красный прямоугольный оттиск «ОТКАЗАНО» на каждом.

«Высокий заработок! Низкие риски! Широкий социальный пакет! Узкая специализация!» Прочно въевшиеся в кожу слоганы кадровой кампании «Таропыги», вызывавшие раздражение до, теперь радостно всплывали в Витиной голове, щекоча извилины. От этого хотелось улыбаться. Три года мытарств по мелким фирмочкам, платившим скупо, а требовавшим много, закончены. Ура!

Покидавшие офис другие кандидаты смотрели на него волком или не смотрели вовсе. Конечно, по-человечески он сочувствовал им, но перестать улыбаться не мог. Он разложил на столе документы, отыскивая в них договор и напевая под нос:

– Раз, два, три, четыре, пять, вышел Витя по-гу-лять...

Окно номер два было свободно.

- 2 -

По причинам, которые Вите тогда еще не были известны, даже на должность обычного курьера, да что там курьера – он подавал резюме и на уборщика помещений – в ГАО «Таропыга и Ко» к кандидатам предъявлялись высокие требования. Уровень образования не ниже среднего специального, опыт работы не меньше года, отсутствие проблем с законом и со здоровьем. Но даже в таких условиях претендентов было в десятки раз больше числа вакансий. И таких, как Витя Ватрушкин, тоже хватало – недавних студентов с высшим экономическим образованием, мечтавших устроиться в «Таропыгу» хотя бы курьером, чтобы просто зацепиться, втиснуться в ряды «избранных», где уже маячили, пусть отдаленные, но все же и карьерный рост, и материальный.

Пусть и желанная, работа не приносила удовлетворения Вите ни в ночную, ни в дневную смену. Получи пакеты, отметь время, отнеси пакеты, отметь время доставки каждого, приди обратно за новым пакетом пакетов. И так в бесконечном цикле. Порой по пятницам, после кружки-другой пивка с приятелями, Витя позволял себе немного посетовать на судьбу и сравнить себя с микроскопом, которым колют орехи. Ему очень нравилось это сравнение. И нравилось платить за пиво фирменной банковской картой с логотипом компании, на которую два раза в месяц «падала» хорошая по меркам курьера сумма.

Беда пожаловала на исходе третьего месяца Витиной работы в компании. Пожаловала, как водится, не одна, а прихватив с собой белокурые, по плечи, волосы, аккуратные, в меру пухлые губы, наивные зеленые глазки и бюст под стать всему перечисленному. В сборе с прочими приятными на вид деталями получилась…

– Извините, пожалуйста, меня Марина зовут… – она вежливо сделала паузу, как раз, чтобы Витя успел представиться в ответ.

Имена, его и ее, были и так написаны на бейджах, прищепленных к их униформе, поэтому еще раз назваться по имени Витя посчитал лишним, но ответить-то было надо.

– Ватрушкин, – сказал он, одновременно понимая, что такой ответ еще менее уместен.

Марина слегка улыбнулась.

– Вы мне не поможете?

В руках у нее был небольшой пакет в красной оберточной бумаге, перепоясанный желтыми лентами с чередующимися надписями «КЛАСС ЛЮКС». Марина подняла пакет на уровень груди, и повернула его адресной наклейкой к Вите. Она продолжила:

– Здесь не пропечатался адрес, а логисты все подевались куда-то, и я не знаю, что делать дальше, и к кому еще обратиться, тоже не знаю. Вы не можете что-нибудь придумать?

То ли странная постановка вопроса активизировала Витины мозговые ресурсы; то ли кокетливо-стеснительная грация, с которой Марина держала пакет, заставила его вспомнить, что он не просто курьер, а мужчина-курьер, защитник, так сказать, всея справедливости… Как бы то ни было, судьбоносное для себя решение он принял именно в тот момент. С несвойственной ему, да и вообще большинству людей, скоростью, он оценил ситуацию. Причем, всё для этого нужное одновременно находилось в поле его зрения.

Во-первых, красный пакет с желтыми полосками, как защитный тотем выставленный перед ним Мариной. Витя таких никогда не доставлял, но что это такое, знал из первичного инструктажа. Доставка класса «Люкс» означала обязательную доставку – минута в минуту – ко времени, определенному клиентом. В случае малейшего опоздания компания гарантировала освобождение заказчика от оплаты услуг курьера и полное возмещение стоимости содержимого пакета, каким бы это содержимое ни было. Как сказал менеджер при инструктаже, «последствия для всех виновных в срыве такого заказа вы даже представить не можете».

Во-вторых, зеленый фон бейджа, укрепленного на униформе в районе груди Марины, выдал в ней младшего курьер-менеджера, принятого на работу не больше месяца назад. Все новички носили зеленый бейдж. Витя сам не так давно сменил такой же на обычный белый, и хорошо помнил, как, бывало, терялся, когда что-то шло не «по накатанной».

В-третьих, прямо за спиной Марины, да, действительно пустовала, стойка логист-менеджеров. Возле нее постепенно скапливались клиент-менеджеры, карго-менеджеры, курьер-менеджеры и прочие «-еры». Витя не припоминал, чтобы такое случалось раньше: обычно все менеджеры без задержек обрабатывали поступающие друг от друга запросы. Но теперь, сколько времени пройдет прежде, чем Марина добьется, чтобы для нее перепечатали адресную наклейку, можно было только гадать.

А всё вместе складывалось… Нет, не складывалось. Чего-то или кого-то не хватало. Может, рыцаря на белом коне?

– Я попробую, – решительно ответил Витя и взял у Марины пакет.

Стараясь придать походке и взгляду как можно более непринужденный вид, он приблизился к пустующей стойке, плюхнулся на чужое рабочее место, а заветный пакет положил, как бы невзначай, на центр стойки, чтобы было видно всем. Он страстно желал, чтобы пакет этот был большим-пребольшим и заслонял от окруживших стойку его пылающее лицо и бейдж с надписью «ВИКТОР. КУРЬЕР». Но пакет был маленький. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что стоявшие ближе всех к стойке менеджеры, увидев пакет, отступили на полшага, словно опасаясь, что тот прыгнет на них и прилипнет к рукам.

В общих чертах с методами работы с системой Витя был знаком, видел, как это делается. Но компьютер логист-менеджера работал как-то неохотно. Курсор мыши перемещался скачками, на каждое Витино действие интерфейс системы реагировал только спустя одну-две секунды. Ожидая в любой момент услышать чье-нибудь возмущенное «это что тут происходит?!» и ругая про себя медлительность компьютера, Витя по номеру отыскал в базе данных заказ и распечатал новую адресную наклейку.

Собственно, на этом «общие черты» и закончились – по какому принципу на доставку выбирали курьера, и где потом его искать, Витя уже не знал. Поэтому, в списке он выбрал себя и нажал кнопку «назначить». Компьютер подумал и вывел на экран сообщение: «До времени доставки класса «ЛЮКС» осталось 0 часов 49 минут!».

К счастью, место доставки находилось относительно недалеко от офиса. Он успеет и через час уже вернется. Схватив пакет, Витя по привычке отметил на нем время получения и, лишь кивнув провожавшей его взглядом младшему курьер-менеджеру Марине, побежал к выходу.

– Раз, два, три, четыре, пять, вышел Витя погулять, – почти неслышно напевал он, но лицо его было по-рыцарски серьезно.

Через полтора часа офис №4 закрыли на вход. Кроме компьютерных инженеров, всех работников выпроводили, и добрая половина их, получив неожиданное окончание рабочего дня и не спеша расходиться, собралась на площади у входа. В толпе говорили, будто у менеджеров стали сбоить компьютеры, а когда те отлучились за инженерами, какой-то «умный Вася», из обычных курьеров, залез в систему, обрушил весь сервер, да похоронил базу данных в придачу. Кто-то смеялся. Кто-то вздыхал, предчувствуя шквал претензий клиентов. Кто-то звонил домашним, сообщая, что придет сегодня домой пораньше. И только один оцепеневший, близкий к обмороку человек точно знал, что тот курьер был совсем не Вася. И вовсе не такой уж умный.

А еще говорили, что на восстановление базы данных и возобновление работы офиса уйдет недели три.

- 3 -

«Инициатива бывает наказуемой, и другой инициативы не бывает». Эти слова приписывались молвой основателю и бессменному вот уже тридцать семь лет председателю совета директоров ГАО «Таропыга и Ко» Василию Сергеевичу Таропыге. Про него вообще, надо сказать, бытовали разные мнения и слухи. Одни утверждали, что он шутливый гений и лучший стратег в мире. Другие – наоборот, будто он блажен в собственной глупости, и от этого успех сам липнет к его рукам. И в ту, и в другую версию, однако, укладывались как тот факт, что выбранное им название компании было полной анаграммой Ильф-Петровскому «Рога и Копыта», так и то, чем обернулась для Вити его нечаянная диверсия.

Вопреки прогнозам, офис №4 возобновил работу через неделю. Чтобы уложиться в такой рекордный срок, с остальных девяти городских офисов сняли половину инженеров и системных администраторов и бросили их в аврал по восстановлению сервера и базы данных. Ребята работали почти в круглосуточном режиме, делая лишь перерывы на прием пищи и сон. Ели и спали там же, в офисе.

Витя тоже не скучал. На следующий же день после происшествия он пришел в службу безопасности компании и во всем признался. Это решение он принял не от одних лишь мук совести. И не от слабоволия, нет. Он прекрасно понимал, что его и так быстро разоблачат: холл офиса был со всех сторон утыкан камерами наблюдения. Кроме того, инженеры рано или поздно восстановят базу данных, и все произведенные им манипуляции окажутся, как на ладони.

Так всё и было. В управлении не особо удивились Витиному признанию. Следующие два дня он давал объяснения уполномоченным всех вообразимых служб компании. Еще день он провел в размышлениях о том, «что было бы, если бы…» и «что было бы, если бы не…». День – в просмотре сайтов с вакансиями других компаний. На шестой день его вдруг осенило, что, если руководство «Таропыга и Ко» заявит о происшествии в органы, он может и под уголовную статью попасть на раз-два. Но окончательно разъесть себя этой мыслью изнутри Витя не успел, потому как был вызван в управление кадров.

– Я не стану оглашать все технические подробности выводов служебного расследования, – медленно, с тенью надменности, говорил Вите сидящий по другую сторону длинного брифинг-стола инспектор управления кадров, постукивая пальцами по лежащему перед ним документу. – Вы всё равно ничего из этого не поймёте. Копию акта вы получите. Если захотите, вникните.

Инспектор посмотрел исподлобья и со вздохом продолжил, уже живее:

– А общий смысл таков, что, как говорится, компьютеры часто ошибаются, но, чтобы окончательно всё испортить, нужен человек. Этим человеком и оказался курьер Виктор Ватрушев.

– Ватрушкин, – поправил Витя.

– Ва-трушкин, – победоносно повторил инспектор нараспев. – Всё правильно, Виктор. На сервере произошел сбой, серьезный, но не фатальный, и его уже почти устранили, но тут явились вы, внесли изменения в базу данных, и в результате мы имеем то, что имеем. Убытки ещё не подсчитаны окончательно, но даже предварительную сумму я не решаюсь произнести вслух. Вам понятно, Виктор?

Витя обреченно кивнул. Инспектор вздохнул и заговорил вновь, но теперь нарочито официально, громко и по-военному четко проговаривая каждый звук:

– Конечно, ответственность за происшедшее несете не вы один, – он отложил акт расследования, поднялся, подошел к своему рабочему столу и взял с него другой документ, с которого стал читать. – Логист-менеджер Алексей Астафьев: в нарушение инструкции покинул рабочее место, не заблокировав компьютер. Уволен.

Еще чеканя «уволен», инспектор поднял глаза и, не отрывая от Вити пристального взгляда, перевернул страницу, которая, будучи прикрепленной к остальным скобой степлера, начала безжизненно, на манер висельника, покачиваться из стороны в сторону. Палач опустил взгляд и продолжил чеканить, называя еще имена работников, чьи действия, бездействия и недосмотры стали косвенной причиной аварии, и, после каждого «уволен» глядел на Витю, переворачивая очередную страницу-висельника.

Инспектор отложил бумаги обратно на стол и вновь выжидающе посмотрел на Витю. Тот молчал, опустив голову, закрыв глаза и представляя четырех висельников на одной балке и себя, стоящего рядом, еще не повешенного, но уже с петлёй на шее. И в этом видении не столько стыд за содеянное, сколько чувство вины перед повешенными терзало его. Он размышлял о том, что главной причиной, спусковым крючком, как ни крути, стал он, а не они. И если этих четверых уволили, то что же сделают с ним, с Витей? Хотя, опять же, что они смогут сделать еще, кроме как уволить? Ну не повесят же, в самом деле… Нет-нет. Посадить еще могут, но точно не повесят.

С этой, почти радостной в сложившихся обстоятельствах, мыслью Витя открыл глаза. Словно по команде, инспектор вновь заговорил, опять вернувшись к своему протяжно-надменному тону:

– По вам, Виктор, решение принимал Василий Сергеевич Таропыга лично. Будь моя воля, я бы вас просто уволил, так же, как этих четырех бездарей, уж простите, но главный есть главный; ознакомившись с вашим личным делом, Василий Сергеевич дал указание вас... – инспектор выдержал паузу, – повысить.

Сперва Вите все же показалось «повесить» и он, как ужаленный, вскочил со стула. Когда, спустя секунду, истинный смысл сказанного дошел до него, он нахмурился и недоверчиво наклонил голову.

– Да, я тоже был крайне удивлен, – сказал инспектор, – но мы имеем то, что имеем.

Инспектор тяжело вздохнул, как будто произнести следующую фразу его вынудили под угрозой расправы:

– Вам предлагается должность экономиста в главном управлении. У вас экономическое образование, и Василий Сергеевич, почему-то, уверен, что вы справитесь. Что скажете, Виктор?

Мысли вихрем проносились в Витиной голове. Это что, какая-то проверка? Подвох? Злая шутка? Отказаться и с гордым видом уйти? А вдруг не шутка? Таропыга непредсказуем – об этом он не раз слышал. Согласиться и с большой вероятностью выставить себя на посмешище, сделаться объектом анекдотов и баек? Или отказаться сразу и потом всю жизнь корить себя за то, что не попробовал?

– Так что скажете, Виктор? – подстегивал инспектор, не давая времени на долгие раздумья.

– Я попробую, – ответил Витя, на всякий случай с нотками вызова в голосе.

Час спустя, несмотря на то, что в руках у него был оформленный по всем правилам трудовой договор, а десятью минутами раньше он своими глазами видел приказ о назначении на должность, подписанный лично Таропыгой, ощущение нереальности происходящего все еще не покидало Витю. Мотивы такого странного решения главы компании ему никто так и не пояснил, а Витя, будто боясь разрушить хрупкую иллюзию, так и не поинтересовался. Чтобы собраться с мыслями и немного прийти в себя, он решил не брать такси, а прогуляться пешком.

Уже стемнело, когда он подходил к дому. Свежий воздух вернул ясность ума, настроение улучшилось. Ему вспомнилась Марина. Она упоминалась в акте расследования, который он по дороге успел проглядеть «по верхам», но в списке наказанных не числилась. Зато теперь Витя точно знал, в каком менедж-секторе она работала, и назавтра же собирался ей позвонить.

В общем, жизнь налаживалась. Душа потребовала песни, и мозг выдал самое очевидное:

– Раз, два, три, четыре, пять, вышел Витя погу…

Возле подъезда его ждали, и, как только он показался, твердой, не предвещающей ничего доброго, походкой двинулись ему навстречу. Еще не разглядев лиц, Витя понял, что это были те самые, как выразился инспектор-кадровик, «бездари». Понял, главным образом, потому, что их было четверо.

- 4 -

Искать среди сотен тысяч работников компании того, кто хоть раз лично видел Василия Сергеевича Таропыгу, а тем более имел честь говорить с ним, было столь же интересно, как искать грибы. Хотя найти последние, даже зимой, шансы были куда больше. Ходили слухи, что он вообще никогда не покидает своей квартиры, занимавшей два верхних этажа здания головного офиса компании, и лишь изредка появляется на заседаниях совета директоров. Самолично решения по деятельности компании он принимал в исключительных случаях. Причем, какой именно случай мог являться для него исключительным, никто и никогда гадать не рисковал. Это могла быть какая-нибудь особо крупная сделка, или совсем пустяковый вопрос вроде того, каким цветом выкрасить фасад одного из отдаленных офисов.

Пока Виктор лежал в больничной палате, его несколько раз навещала Марина, хотя Виктор, что уж там, предпочел бы встретиться с ней в иных обстоятельствах и в ином виде – отметелили-то его славно… Но, как это обычно случается с переломами ребер и синяками на лице, постепенно все зажило. На новом месте Виктора приняли спокойно, несмотря на то, что история с четвертым офисом была у всех на устах и уже, как это обычно бывает, обросла деталями, достойными лучших образцов беллетристики. Естественно, были и перешептывания за спиной, и ухмылки, и некая настороженность в общении. Поначалу. Но потом как-то всё стихло. Виктор был на своем месте, работа в его руках спорилась, общался он открыто и доброжелательно, так что вскоре стал «своим парнем».

Самого Виктора, в общем, тоже всё устраивало. Коллектив был дружным, непосредственное начальство адекватным. Это не могло не радовать, тем более, что под боком был пример для сравнения.

Сектор экономического планирования состоял из двенадцати отделов, Виктор работал в девятом, а был еще одиннадцатый отдел. Так вот, работники того отдела были какими-то серыми, неразговорчивыми, постоянно задерживались на работе и взглядом напоминали загнанных зверьков. А когда Вите доводилось заходить в кабинеты одиннадцатого отдела, он почти физически ощущал витающие там эманации страха и напряжения. Говорили, что началось это с назначением в отдел заместителем начальника некоего Ивана Дворянчикова, которого острые на словцо коллеги из девятого отдела чаще всего характеризовали ёмким «хрен с горы». Он, вроде бы, начинал в одном из офисов в провинции, очень быстро там «вырос», и в свои неполные тридцать три получил неожиданное назначение в главное управление.

Приняв дела, Дворянчиков решил, что работа отдела построена из рук вон плохо, и взял подчиненных в ежовые рукавицы. «Разборы полетов» и «вызовы на ковер» к Дворянчикову, не гнушавшемуся прямых оскорблений и ругательств, стали в отделе привычными. О любом проступке подчиненных он сообщал письменно сразу руководству сектора экономического планирования, не забывая при этом упомянуть, что начальнику отдела он, дескать, докладывал о сём неоднократно, но меры как не принимались, так и не принимаются.

Начальник Дворянчикова был человеком добрым. Когда-то. Но, получив «подарок» в виде такого инициативного, радеющего за общее дело заместителя, принял правила игры и действовать пытался подобным же образом. И всё же, Дворянчиков умудрялся всегда оказываться на шаг впереди. Поэтому, уставшие быть между молотом и наковальней рядовые работники, хотя и любили (когда-то) начальника, жили одной только надеждой, что последний будет-таки «съеден» своим заместителем, и тот наконец успокоится.

И вот, примерно через полгода, начиная с того времени, как Виктора перевели в управление, это случилось. Начальник одиннадцатого отдела сам написал заявление о переводе его на другое место работы, желательно в район крайнего севера, а лучше – в другое полушарие, с готовностью к понижению в должности. На предложение возглавить экономический отдел преторианского офиса в ЮАР, не раздумывая, согласился, посетовав лишь, что не очень хорошо переносит жару.

Иван Дворянчиков стал начальником. Кто-то из особо циничных коллег – из другого отдела, конечно – даже набросал карикатуру: Дворянчиков в безошибочно угадываемом образе Ивана «Грозного», которому бывший его начальник кланяется в ноги со словами «Не вели казнить, вели в Африку отослать!»; а на втором плане – надпись «11 отдел», причем обе единицы – в виде окровавленных кольев.

Забавлялся этой ситуацией и Виктор, еще не зная, что беда опять подкрадывается к нему, искусно отвлекая внимание соседскими распрями и маскируясь под «всё у тебя отлично». С Мариной у Виктора к тому времени завязались отношения, так что второй раз брать с собой Марину беда не стала. А если уж откровенно, то вообще неизвестно, кого она с собой на этот раз притащила – просто одним хмурым ноябрьским утром на Витином рабочем столе, неведомо как, появился листок бумаги. Текст на нем начинался со слов «Приказ о переводе В.Ватрушкина» и заканчивался словами «на должность заместителя начальника одиннадцатого отдела сектора экономического планирования». Дальше шла подпись и расшифровка: «В.С. Таропыга».

– Раз, два, три, четыре, пять, вышел Витя погулять, – медленно, словно в бреду, произнес Виктор, оседая на стул.

Конечно, он тут же позвонил в кадры, где ему сообщили, что он действительно переводится со следующего дня на новую должность, и недвусмысленно намекнули, что если он еще раз позволит себе назвать документ с личной подписью Таропыги шуткой, то это может для него закончиться весьма даже хорошо … но за пределами компании.

Виктор все равно нервничал. Не работа в подчинении Дворянчикова, который в преддверии годовых отчетов несомненно переложит на нового зама все неудачи отдела, пугала его. И даже не вопрос справедливости назначения. Главное – что его даже не спросили! Просто взяли и назначили. Как это понимать?

– Никак, – отрезал, отправляя в рот конфету, упитанный начальник девятого отдела, к которому Виктор зашел за советом. – Это Таропыга, Виктор. А те, кто когда-либо на моей памяти утверждали, что поняли Таропыгу, уже здесь не работают. Так что я сам давно уж не пытаюсь.

Витя хлопал глазами, пытаясь понять хотя бы собственного начальника, а тот продолжал:

– Я тебя поздравляю, конечно, но ты смотри, поаккуратнее с этим, – он показал на подпись Таропыги в приказе. – Я пару раз встречал таких же. Кого Таропыга, почему-то начинал… я не знаю, опекать, что ли?

Начальник взял из стоящей на столе вазы еще одну конфету и стал ее разворачивать.

– Говорят, главный вроде как играет с людьми. Сначала наверх их тащит-тащит, а потом вдруг раз, – конфета отправилась в рот, – вызывают человека к Таропыге, и нет его больше в компании… Но ты это, не пугайся особо, лучше про Дворянчикова думай. Его, кстати, тоже, говорят, Таропыга лично тянет.

Дожевывая вторую конфету, начальник подвинул вазу к Виктору.

– Угощяйся. Вкусные конфеты.

Витя молчал и долго не шевелился, переваривая сказанное.

– Ну, смотри сам. Мне кажется, попробовать стоит, – сказал начальник, имея в виду то ли конфеты, то ли должность.

– Я попробую, – ответил Виктор и потянулся к вазе.

Никаких приветствий, никаких напутствий. Когда Виктор вошел в кабинет, Дворянчиков лишь вскинул голову в немом вопросе. Его жесткие коротко остриженные черные волосы с проступившей повсеместно сединой, густые брови и прищуренные глаза неприятно контрастировали с молодостью кожи лица. Глядя на изогнутую уголками книзу линию его тонких и бледных губ, Виктор подумал было, что его новый начальник только что нечаянно проглотил муху, но тут же перестал так думать: откуда в конце ноября мухи?

– Ватрушкин, – стараясь придать голосу твердость, произнес Виктор.

– Рад, что Ватрушкин, – зло и совершенно как-то безрадостно ответил начальник, не меняя изгиба губ. – Иди работай, завтра утром жду рапорт.

Всё, что Виктор знал об одиннадцатом отделе, оказалось неправдой. Правда была гораздо печальнее.

Начальник жестко пресекал все попытки заговорить с ним. Любые сообщения, оправдания, возражения, он принимал только письменно, в виде рапорта или отчета. Уже на второй день Виктор писал рапорт о недочетах рапорта, а потом еще рапорт о несвоевременном предоставлении рапорта о недочетах рапорта. Ежеутренние совещания, длившиеся по часу и более, как быстро понял Виктор, давно уже потеряли приставку «со-», потому что вещал на них только Дворянчиков и только криком. И так происходило каждый день.

Немудрено, что отдел был провальным. После совещаний, рапортов и докладов на собственно работу времени оставалось полдня от силы. В будни Виктор стал задерживаться на работе вечером вместе с остальными. Этого оказалось мало. Чтобы хоть что-то успеть, он пришел в субботу, пришел в воскресенье, и в понедельник уже получил выговор с занесением в личное дело, поскольку, как следовало из рапорта Дворянчикова начальнику сектора, все равно что-то не успел.

К концу следующей рабочей недели Виктор поймал себя на том, что паникует при одной мысли не прийти на работу в выходные, постоянно грызет ногти и до крови расчесывает левый локоть. Примечательно, что в тот же день, перед уходом домой он просматривал штатное расписание отдела, и взгляд его задержался на табельном номере Дворнячикова. Номер был длинным и заканчивался цифрами «1984». Горько усмехнувшись над совпадением, Виктор неожиданно для самого себя вырвал первую страницу, яростно скомкал ее, бросил на пол и растоптал каблуком туфли. Он стыдился потом, вспоминая эту вспышку гнева, однако, не исключено, что свершенный им акт уничижения штатного расписания как раз и выплеснул в пространство тот энергетический импульс, которого недоставало нашедшим друг на друга зубьям шестеренок судьбы, чтобы соскользнуть в пазы и вновь пустить жизнь своим ходом. Более того, жизнь, возможно, пошла своим ходом прямо в тот же миг, но Виктор уже собрался и ушел домой.

Лишь следующим утром, корпя над годовым отчетом и изучая документы, Виктор обнаружил ошибку, допущенную Дворянчиковым в бытность заместителем. Заинтересовавшись, нашел он и докладную бывшего начальника об этом – безрезультатную докладную. Однако, стоило «копнуть» еще чуть глубже, как стало ясно, что вовсе это не ошибка – сатрап намеренно исказил данные, чтобы скрыть пару-тройку собственных грубых просчетов, либо уже повлекших убытки, либо вскорости должных это сделать.

Некоторое время в душе Виктора боролись темное и светлое начала.

– Состряпай рапорт на сатрапа и отправь руководству сектора! – рычало темное.

– А если не поможет? Да начальник тебя живьем съест! – парировало светлое. – Наверху же знают об этой ошибке уже. И не сделали ничего. Где гарантия, что сейчас сделают?

– Он и так рано или поздно съест, – настаивало темное.

– Но ты же обещал себе, что не станешь подобием Дворянчикова, – не отставало светлое. – И что? Первая же возможность, и ты готов с головой нырнуть в грязный омут корпоративной склоки?

– А как быть, если по-другому нельзя?

– Честно работать. Подойти к Дворянчикову, пусть объяснит. Может, действительно просто ошибся.

– Да это ж самоубийство чистой воды. Ты хоть думай, что говоришь. Три раза подряд ошибся? Ха!

– Ну, всякое бывает…

Темное начало, чувствуя, что у светлого заканчиваются доводы, решило поднадавить.

– А ты, Вить, еще забыл про подчиненных своих. Им-то каково, а? Они уже вон все на успокоительные подсели. Ты три недельки всего, а они почти год уж маются… О! Гляди! Там, на улице! Что это?!

Виктор привстал, и, несмотря на то, что кабинет его находился на четырнадцатом этаже, ему показалось, что прямо перед окном действительно промелькнуло что-то, поразительно напоминающее рыцаря на белом коне.

– Делай, как знаешь, – капитулировало светлое. – Только ты уж тогда пиши рапорт не в сектор, а сразу главному. Вдруг снизойдет…

Эра Дворянчикова закончилась в первый рабочий день после новогодних каникул. Во время утреннего совещания его вызвали в совет директоров, к Таропыге. Недоумевающий Дворянчиков вышел, зло буркнув, чтобы никто не смел расходиться. Все остались сидеть на месте, хотя шестое чувство подсказывало потерявшему было надежду Виктору, что сатрапу конец. Через несколько минут в кабинет впорхнула секретарь и, сияя, внесла приказ об отстранении Дворянчикова и назначении Ватрушкина начальником отдела.

На Виктора снизошел туман. Но не туман славы или туман радости. Не туман победы. Это был туман опустошения. Больше двух недель с того дня, как он отправил председателю совета директоров свой рапорт, не зная, каков будет результат, он работал с удвоенным остервенением. Он толком не встретил Новый год, проторчал все праздники на работе, поссорился из-за этого с Мариной…

Теперь он машинально принимал искренние поздравления коллег, что-то им отвечал. Садиться сразу в кресло поверженного диктатора Виктор не решился, а когда все вышли из кабинета, тяжело опустился на случайный стул, положил перед собой приказ и тупо уставился на него, обхватив голову руками. Приказ был подписан председателем совета директоров одним из первых в году, и шел за номером пять.

- 5 -

Одиннадцатый отдел сектора экономического планирования Виктор Евгеньевич возглавлял всего пять месяцев. За это время отдел вышел на додворянчиковские показатели работы и даже превысил их. Отчасти, так вышло оттого, что вследствие разительной смены правящего курса в отделе подчиненные, можно сказать, боготворили своего нового начальника, а некоторые, вопреки неодобрению Виктора Евгеньевича, по инерции продолжали задерживаться на работе. Отчасти – оттого, что в Викторе Евгеньевиче обнаружился, несмотря на молодость, действительно талантливый управленец. Как бы то ни было, выйдя после заслуженного и, по ряду причин, счастливого отпуска, Виктор Евгеньевич, застал за своим рабочим местом своего же заместителя, который вручил ему приказ о повышении до начальника сектора.

Стоит ли говорить, что Виктор Евгеньевич ничуть не удивился, когда с листа бумаги на него зыркнула затейливая подпись Таропыги с вертикальной перекладиной буквы «Т», напоминающей значок интеграла? Он не испугался, хотя к этому времени, памятуя о разговоре со своим давешним начальником-сладкоежкой, провел некоторую работу и выяснил не то, что про пару – про множество случаев, когда работники компании неожиданно быстро начинали подниматься по карьерной лестнице стараниями лично председателя совета директоров. Выяснил он и то, что карьера каждого из них неожиданно обрывалась. У кого-то выше, у кого-то ниже, но неизменно обрывалась, и всегда предвестником был вызов лично в кабинет к Таропыге.

И тем не менее, свойственная молодости уверенность в собственных силах взяла верх, и Виктор Евгеньевич не стал противиться судьбе. Правда, уверенности поубавилось, когда через полгода Таропыга опять его повысил. И опять не спрашивая. И совсем Виктор Евгеньевич запаниковал спустя еще восемь месяцев, когда в свои неполные двадцать девять стал заместителем начальника главного управления компании.

Что ни говори, он был действительно молод, и нервы его сдали. Получив последний приказ о назначении (он и не тщился называть его крайним, а был твердо уверен, и, как оказалось впоследствии, небезосновательно, что этот приказ именно последний в его карьере), первое, что сделал Виктор Евгеньевич, была убийственно долгая поездка на лифте на этаж совета директоров, где он записался на прием к Василию Сергеевичу Таропыге, не желая ждать, пока тот сам его вызовет. Дородненькая бальзаковского возраста секретарша приняла у Виктора Евгеньевича заявление и сообщила, что он восемнадцатый по очереди. За сегодня. О времени приема, если таковой случится, его уведомят.

«Что ж, как бы то ни было, первый шаг за мной», – подумал Виктор Евгеньевич и на следующий день приступил к работе на новом месте, а через два дня ему сообщили, что его может принять один из членов совета директоров, но не Таропыга. Разговор вышел пустым и недолгим. Член совета директоров не знал, что сказать Виктору Евгеньевичу ни на его опасения, ни на вопросы о причинах столь стремительного повышения. Он лишь поздравил его с назначением и заверил, что кадровая политика компании исходит из принципов справедливости и транспарентности.

Пока Виктор Евгеньевич ехал обратно на свой этаж, размышляя над последним термином, перед его мысленным взором представали офисные «соты» многочисленных зданий компании с полностью прозрачными внутренними и внешними стенами; а на самом наверху Василий Сергеевич Таропыга - кукловод, видящий всех и вся и дергающий за веревочки. Злость, почему-то возникшую при этом видении, Виктор Евгеньевич тщательно пестовал и лелеял в дальнейшем. Она будто помогала ему быть в постоянной готовности к тому, что неминуемо произойдет. Но ее все равно хватило ненадолго, и злость отступала постепенно тем дальше, чем лучше у Виктора Евгеньевича получалось работать, и чем больше работа становилась ему по душе. А потом ушла совсем, как обычно, в самый неподходящий момент.

– Извините, вас срочно к Василию Сергеевичу, – вот так просто, без предисловий, во время планового совещания сообщила ему секретарь.

С чувством, в котором смешались сожаление и облегчение, Виктор Евгеньевич отпустил подчиненных (подчиненных ли теперь?), поискал глазами личные вещи, чтобы не возвращаться за ними, и, ничего из таковых не найдя, отправился наверх. Войдя в приемную председателя совета директоров ГАО «Таропыга и Ко», он уже приготовился зло кинуть секретарше свое обычное «Ватрушкин», но та первая поднялась к нему навстречу, узнав его, по всей видимости, хотя он был уверен, что раньше ее не встречал.

– Здравствуйте, Виктор Евгеньевич, – с улыбкой приветствовала она, – Василий Сергеевич вас ожидает.

Она провела его через дверь с полотном из цельного массива махагони, на котором, прямо по дереву, были выгравированы фамилия и инициалы председателя совета директоров, в кабинет к Таропыге. Жилистый седовласый старик с живым лицом, которого не за что было бы выделить в толпе, кроме как за мимолетную схожесть с Альбертом Эйнштейном, сбрей тот усы, сидел за столом из той же махагони. Витя поневоле развел большой и указательный пальцы, будто примеряясь, достанет ли одной его ладони, чтобы обхватить столешницу по толщине. Подлокотники вращающегося офисного кресла, в котором сидел Таропыга, если и не были сделаны из красного дерева, цветом и текстурой ничем не отличались от столешницы. Точно такое же кресло стояло по другую сторону стола. Больше мебели в кабинете не было. На столе лежал только один лист бумаги, перевернутый чистой стороной вверх.

– Добрый вечер, вы меня вызывали, – сказал Витя ровным голосом, не спрашивая, а констатируя факт.

– Здравствуй, Виктор. Вызывал, присаживайся, – ответил Таропыга, указав Вите на кресло.

С опаской сторонясь огромного, во всю стену, окна, из которого открывалась захватывающая дух панорама, Витя дошел до кресла и утонул в его мягкой незыблемости. Таропыга рассматривал Витю, как диковинку. Некоторое время оба молчали. Наконец, Василий Сергеевич решительно выдохнул:

– Спрашивай.

– Что спрашивать? – не понял Витя.

– Я не знаю, – Таропыга изобразил на лице удивление, как будто это Витя вызвал его в кабинет, а не наоборот, – но ты же наверняка хочешь что-то спросить. Ну, хотя бы, «что здесь происходит, Василий Сергеевич?».

Не ожидавший такого поворота беседы Витя слегка нахмурился. Вычурно шутливый, какой-то даже клоунский тон Таропыги в то время, когда решалась Витина судьба, был, как ему казалось, решительно неуместен. «Вот уж действительно, “Рога и копыта”», – подумал Витя.

– Василий Сергеевич, – как можно уважительнее начал он, предваряя конфликтную фразу, – я предпочел бы без шуток услышать то, для чего я был вызван. Если вы собираетесь меня вышвырнуть, так и скажите, но в таком случае я просто не понимаю, почему меня так упорно двигали вверх. Это что, такой вид наказания за четвертый офис?

Сказав это последнее предложение Витя сам поразился своей догадке и тому, как в нее укладывалось всё происходившее с ним за последнее время. А Таропыга прищурил глаз и ткнул в сторону Вити указательным пальцем.

– Молодец, Ватрушкин! Я про тебя много читал – личное дело там, рапорты всякие, но прямого общения не заменишь. Я теперь вижу, что не ошибся, так что давай по порядку.

Таропыга взял со стола лист и продолжил:

– Я вызывал тебя сюда, чтобы предложить место в совете директоров. Здесь, – Таропыга положил лист бумаги на стол текстом вверх, – решение совета. Не хватает только моей подписи. И я ее поставлю, если ты согласишься.

Витя посмотрел на Таропыгу исподлобья, думая, что разговор наконец дошел до сути.

– На что соглашусь?

– Виктор, ну не разочаровывай меня, – сказал резко посерьезневший Василий Сергеевич. – Согласишься войти в состав совета, конечно.

Василий Сергеевич Таропыга действительно мало вникал последние годы в деятельность компании. Он был занят другим, можно сказать хобби, хотя у него оно превратилось в смысл жизни. Он собирал людей. Одаренных – не только в профессии, но и по человеческим качествам – работников он сравнивал с бриллиантами на пыльной дороге. И чем шире дорога, тем труднее отыскать в ней эти драгоценности. Чаще ему попадались экземпляры, которые, хоть и блестели, когда поднимешь их и очистишь от пыли, на поверку оказывались просто стекляшками. Таропыга выбирал людей из докладов о неординарных случаях проявления служебного рвения, а иногда – просто по доходившим до него россказням о каких-нибудь необычных случаях, и поднимал их вверх, чтобы поближе рассмотреть. Но одни просто не справлялись, другие начинали зазнаваться – к таким Василий Сергеевич был безжалостен. Как к Дворянчикову, например. Единственное, чем корил себя Василий Сергеевич, что он слишком много времени дал Дворянчикову. Верил он в людей несмотря ни на что, хотя и знал уже, что истинных, стоящих огранки камней попадается мало.

И тем не менее, за последние двадцать пять лет Таропыга весь совет директоров сформировал из таких вот бриллиантов, и, как показала практика, лучшего управления компанией этот мир еще не видел. Вся документация о членах совета изымалась из управления кадров, потому на слуху были только негативные «избранные».

Что до Витиной истории с четвертым офисом, Таропыга рассмотрел в ней то, что, возможно пропустили бы «кадровики» и «безопасники»: несмотря ни на какие преграды, то злополучное отправление класса «ЛЮКС» Витя доставил вовремя. Это была работа курьера, он не побоялся взять ее на себя и просто выполнил, не кичась этим. Такие качества Таропыга ценил более всего. Потом у Вити хватило дерзости согласиться на повышение – тоже не каждому дано. И в ситуации с Дворянчиковым он проявил себя достойно. И дальше не побоялся идти. И справился. Просто делал свое дело. А то, что Витя молод, так это пройдет – тут уж точно можно не переживать.

Долго говорили Таропыга с Витей. Василий Сергеевич много рассказывал, отвечал. И Витя уже дал свое согласие, а все никак не мог поверить в этот идеальный мир, который создал или по крайней мере пытается создать Таропыга. Мир, в котором ценят людей.

– Катенька, покажите Виктору Евгеньевичу его кабинет.

Прежде, чем уйти, Витя задал еще один мучивший его вопрос:

– Василий Сергеевич, а могу я про называние поинтересоваться?

– Про что? – не понял сперва Таропыга, но потом, видимо, до него дошло. – А, ты про «Рога и Копыта»?

Витя кивнул.

– Случайно вышло, – Таропыга махнул рукой и закрыл дверь.

Катенька привела Витю к махагониевой двери с гравировкой «В.Е. Ватрушкин». Витя усмехнулся про себя. «Нет, название точно не случайно», – подумал он. В своем новом кабинете он еще некоторое время стоял перед окном в пол, привыкая к пугающей пропасти за прочным стеклом и унимая взявшуюся откуда-то дрожь.

Придя в себя, он решил позвонить Марине, но обнаружил, что на его мобильном разрядился аккумулятор. Тогда он нажал клавишу интеркома и попросил соединить его по стационарному телефону.

* * *

В кабинете старших курьер-менеджеров четвертого офиса зазвонил телефон. Трубку подняла Юля – соседка Марины по кабинету.

– Это тебя, – сказала Юля и, на немой вопрос Марины, прикрыв микрофон рукой и скривив рот в гримасе удивления, шепотом добавила, – из совета директоров.

Марина в недоумении мотнула головой, медленно подняла трубку параллельного телефона и настороженно произнесла:

– Ватрушкина…