Здравствуй, милое солнышко.

Знаешь, для меня это важно – писать тебе письма. Нетвёрдой рукой выводить неуклюжие строки – вместо слёз ронять корявые буквы – зная, что ты никогда не прочтёшь их: у меня ведь не хватит сил, чтобы отправить их… тебе.

- Я рисую жёлтых ящериц, розовых змей…

Никогда не любила запах гуаши, хотя ею рисовать значительно проще. Труднее – акварель. Гораздо сложнее – масло. Но у меня не поднимутся на него руки — мастерства не хватит — и я беру акварель.

У неё резковатый, но всё же приятный, едва ощутимый запах. Я знаю, что слово «медовые» не синоним «вкусным» – краски чуть горчат, когда по дури слизнёшь крапинку с пальцев. Разбегаются по бумаге ящерки и змейки, шипящие в тёмных ветвях – это первые жители нового мира. Я не Бог, чтобы начинать с птиц…

…безумные облака, в них поющих сирен…

Тоскливо смотреть в небо, когда там не видно их жителей. Ангелы слишком далеко, да и вряд ли позволят мне взять свой ослепительный свет в новый мир – там будет гореть пламя другого божества. А в небе — летать сирены. Я подарю им крылья, распишу их чешую цветами и перевью медь волос стеблями травы — и пусть они поют славу. Тебе.

…За окном становится небо темней,

Но небо в моих руках, на гладкой поверхности стен…

Пусть за окном зажигаются звёзды, эти первые искры, пусть сжигают они краски неба, оставляя лишь бархат ночи – светлый день на первом листе, приклеенном к стене. Ещё чуть-чуть – и к нему добавятся десятки других… Сотни… Самые красивые станут бумагой для писем… Зачем мне оставлять рисунки, я всё равно не могу найти места ни им, ни себе в мире без твоего обаяния. Невыносимо ощущать собственную бесполезность и ненужность – для тебя. Теперь тебе ни к чему моя молчаливая поддержка, ангел мой, теперь ты стала в сотни раз сильней…

...Эти горы, эти реки, покрытые льдом —

Я их назвала в твою честь, небо закрыла метель…

Каждая звёздочка, каждая капелька росы – всё вокруг шепчет мне твоё имя – я отдам его этому новому миру, солнышко, не сердись, хорошо?.. Чтобы рассказывать чужестранцам о незнакомых им глубинах, вершинах и городах, произнося священное слово снова и снова...

Я задеваю локтём так и не убранную баночку с белой гуашью – в новом мире, забрызгав последние строки, пошёл снег… Я знаю, как сильно ты не любишь холод, но прости меня за него, хорошо? Ведь скоро снег растает: я беру новый листок – вывожу последние слова заново – и ниже рисую ещё один день.

...Раскалённое выйдет солнце потом,

Здесь будут цветы и лес, скоро начнётся апрель…

Видишь? Тона уже стали теплее… Охрой разбрасываю по стволам деревьев цветы... Как же мне хочется, чтобы эти слова согрели твоё сердце, заставив тебя улыбнуться — светло и понимающе, как раньше.

...Пожалуйста, будь моим, пожалуйста, будь моим смыслом.

Мы одни на целой земле, в самом сердце моих картин.

Целый мир придуман, целый мир придуманных истин.

Я нуждаюсь в твоём тепле, я хочу быть смыслом твоим…

Ты знаешь, можешь не быть со мной. Гораздо важнее для меня знать, что ты есть в этом мире, что твоё сердце бьётся, толкая горячую кровь по голубоватым венам, просвечивающим сквозь тонкую кожу на узких запястьях… Что ветер треплет твои серебристые волосы, разносит по пыльному городу твой звонкий смех – но я лишена и этого. Уже лишена. 

И хочется прокричать тёмным небесам просьбу отдать мне тебя – хотя бы на миг… Но, знаешь, хорошо, что ты не прочтёшь этих строк – вернуться для тебя будет невыносимо тяжело, а я не хочу причинять тебе боль.

Поэтому просто будь. Хотя бы где-то. Смыслом моим. Чтобы каждая строчка, каждый штрих, каждый вздох – для тебя. Писать – чтобы рассказать о твоей красоте. Читать – чтобы узнавать в строках персонажей, похожих на тебя. Идти по улице – чтобы вглядываться в лица, выискивая похожее… И жить ради снов – чтобы видеть твоё лицо и слышать твой голос… А такой ли он был?

- За окном кто-то плачет, кого-то зовут,

Торопливые чьи-то шаги, дождь - как шорох страниц…

Солнышко, ты помнишь хоть один февральский дождь? А я вот слышу его за окном. Природа тоже сходит с ума без тебя… Завтра будет мороз, и ноги будут скользить по льду, когда я пойду по аллее, прижимая к груди изрисованные и исписанные страницы… Солнышко, я боюсь своей неуклюжести: обязательно ведь, падая, выкрикну твоё имя – выдам свой самый страшный секрет.

В этой пожизненной, словно нарочной рассеянности и неуклюжести — моё безумство тоски по тебе.

Передразнивает февральский дождь.

...Я рисую праздничный яркий салют,

Цветы, шары и флажки, тысячи радостных лиц…

Ты знаешь, весь этот праздник моей жизни – он в честь тебя. Чтобы зажигались в небе цветные, как твои иллюзорные радужные крылья, огни, чтобы на лицах каждого была улыбка – просто потому что ты – есть. Просто потому что это – счастье.
И неважно, кем для тебя была я, самое главное – кто есть для меня ты. Что каждое оброненное тобой слово – как откровение, как неоспоримая истина. Что воспоминание о твоей улыбке – как индульгенция для грешника, как предсмертный глоток воздуха – необходим – и так мало… Заставляю себя радоваться: эти улыбки были, и ничто уже не сможет их уничтожить. Главное — не ждать их вновь…

...Без тебя, бессмысленен весь мой труд,

Музыка и стихи, шум дождя и пение птиц…

Каждый мазок застывающей акварели, каждая чёрточка мелких букв – всё это бессмысленно, да? Тебе их никогда не увидеть – как и сотни разбросанных по комнате листков со стихами, как не услышать грустную привязавшуюся мелодию, которую я буду выстукивать на клавишах пианино, не замечая, как фальшивит последнее ре… Хорошо, что идёт дождь – он заглушит звук слишком высоких нот и затопит меланхолию в душе… Хорошо, что форточка закрыта — перед моими глазами не раскачивается старая ловушка для снов, к льняной паутине которой привязан клочок канвы с несколькими словами, вышитыми голубым, в цвет твоих глаз, мулине...

...Пожалуйста, будь моим, пожалуйста, будь моим смыслом,

Мы одни на целой земле, в самом сердце моих картин.

Целый мир придуман, целый мир придуманных истин…

Как я хотела бы сама спеть тебе эту песню… Подойти тихо в темноте, убрать с лица прядь волос, пахнущих цветочным шампунем, поцеловать, едва коснувшись, хмурую морщинку между бровей – и, сидя на полу возле изголовья постели, тихо-тихо шептать тебе ласковые слова – чтобы, проснувшись, ты не вспомнила ни одного. Или просто молчать, пытаясь представить твои сны и дышать с тобой в такт – мерно, спокойно… Как будто не было той фуры, вылетевшей из-за угла серой многоэтажки… Как будто ты не сидела за рулём, жалуясь, что по радио не крутят твои любимые песни.

Где были в тот момент все твои ангелы? Где была я?..

Ни крика, ни страха – лишь недоумённая полуулыбка, и так и не успевший прозвучать вопрос: «Это что, всё?..» Почему же — не я? Ведь сидели так близко...

Что-то краски поплыли, хотя дождь так и не смог проникнуть за плотно закрытые окна… Что за дивный зверь провёл шершавым влажным языком по моим щекам и смазавшемуся дракону у хрустального замка?

Знаешь, солнышко – прощай. Я постараюсь больше не писать тебе и не сжигать писем за полуобвалившейся старой усадьбой в парке. Интересно, на сколько в этот раз хватит моего обещания – на год, неделю, день?.. Успокоиться бы хоть на пару часов – и впустить в комнату того мокрого, скребущегося в окно зверя – может быть с ним ждать того дня, когда я снова найду тебя, будет не так одиноко.

Прощай, солнышко.

Скучаю...

До завтра.