Истинное счастье всей своей тяжестью резко обрушивается на голову, белые круги вспыхивают под закрытыми веками, от шума собственного дыхания закладывает уши. Счастье ураганным вихрем врывается в жизнь внезапно, вовсе не тогда, когда Андрей может этого ждать — оно застигает его сидящим на твёрдой каменной лестнице, прикрытой ворованным покрывалом.

А за несколько дней до этого, ещё находясь в России, он предвкушает, как зацелует своего Яшу до смерти, когда спустя долгий год разлуки снова его увидит. Но они встречаются сразу в аэропорту, сразу всей компанией, а не вдвоём и, опаздывая на самолет, успевают только быстро обняться, не говоря о большем. Пусть Андрей ничего не скрывает от их общих друзей, но выставлять напоказ свои чувства к Яше не собирается и, наверное, поэтому встреча выходит такой скомканной.

Сидя в самолете, Андрей называет себя счастливым человеком — он и его первая, ещё школьная любовь, вместе. У них соседние места, у Яши на коленях карта и блокнот, на багажной полке бутылка виски. Отпуск, море и... что ещё нужно?

Бортпроводница приносит карамель. Андрей скромно берёт одну конфету, а Яша сгребает целую горсть.

— Соси, на взлете уши закладывать начнёт. — Расслабленный Яша толкает коленом Андреево, не забывая при этом с вредной улыбкой прищуриться. Протягивает ему ладонь.

— Все сразу? — шутит Андрей, но Яша настолько взволнован, что, видимо, не понимает шутки и произносит с полной серьёзностью:

— Нет, на посадку оставить надо.

— Пф... — Андрей закатывает глаза.

— Чего? Если тебя даже на лодке укачивает... Фиг с ним со взлетом, вот когда садиться начнём, завоешь.

— А ты нет? — Андрюха пытается скрыть, что всё же слегка нервничает, но звон теребимой им пряжки ремня безопасности выдает с потрохами.

— В отличие от некоторых нормально, — наглый Яковлев вздёргивает бровь.

«Конечно, ему нормально, наверное, уже привык. Раз сто летал. Правда, за родительский счет», — думает Андрюха с некоторой долей зависти. Он впервые отправляется за границу, и то в пошлую Турцию, а не как Яша, который где только не был. Кстати, в отношении Турции Яковлев с Андреем не соглашается: «Зря ты так. Турция — отличная страна с очень богатой историей».

Его опытный любимый, прежде чем согласиться на поездку, выдвинул ряд условий. Яша у «окна» — было первым из них, а дальше шёл перечень «но», начиная с того, какой авиакомпанией лететь, чтобы можно было заранее забронировать места у того самого «окна» и чтобы «покормили нормально, а не засохшей травой» и так далее. Закончился список требованием вылетать обратно непременно на двухэтажном Боинге. Андрей замучился объяснять остальным, почему им приходится переплачивать по две тысячи с носа из-за какого-то там самолета, но требование Яшки — закон. Убедил.

И вот приготовления закончены, вещи сданы, три часа в аэропорту проведено, и требовательный Яковлев молча сидит рядом, уставившись в стекло на взлётное поле. Он загораживает собой весь иллюминатор, и чтобы хоть что-нибудь разглядеть, Андрей кладёт подбородок ему на плечо. Он снова чувствует знакомый, но успевший позабыться запах — ему хорошо, ему сладко. Самолет вздрагивает — едут на взлетную полосу. По громкой связи приветствует пассажиров и представляет бортпроводников капитан. Стюардессы, прямо как в фильмах, становятся в проходах, жестами показывают запасные выходы и проводят инструктаж на случай экстренных ситуаций. За инструктажем на русском следует он же на невозможно ломаном английском. Андрей, как человек, прекрасно владеющий языком, сразу же осмеивает происходящее вместе с Яшкой.

Самолет набирает высоту. Он кружит над городом и, поднимаясь, кренится то на один, то на другой бок. В иллюминаторе внезапно всплывает земля с квадратами сперва улиц, а потом полей, и кажется, что они падают. Это тоже приключение, и да, счастье. Именно на взлете начинается отпуск, и настоящее мгновенно становится прошлым, оставаясь в памяти набором быстро сменяющихся картинок: Яшка забирает у бледного Андрея обед. Турбулентность. Наверное, самый беззаботный и легкий в его жизни сон. Снова турбулентность. Краткая лекция от любимого об истории города, куда летят. Карамелька. Посадка. Ещё карамелька. Аплодисменты членам экипажа (особенно капитану). Большая радость для всех — наконец получен багаж. Все чемоданы возвращены в целости — не зря ребята потратили время на то, чтобы обмотать их плёнкой. Две сигареты подряд на выходе из аэропорта. Горы вокруг. Стойка регистрации туроператора. Ещё сигарета. Они всей компанией стоят у автобуса и смеются над рассказом о том, как летели друзья в другой части салона. Жара. Автобус. Пальмы посреди улиц. Краткий инструктаж, что к чему и куда от автобусного гида. Отель. Их номер. В мусульманской стране их на двоих номер! А Андрей боялся, что так не поселят.

Он лежит на своей кровати, пожирает взглядом Яшку, который, стоя на коленях на полу, руками рвёт пищевую пленку, освобождая от неё чемоданы.

— Давай кровати сдвинем? — Андрей закусывает губу.

— Давай сначала вещи разберём, а, потребитель? — ворчит запыхавшийся Яша.

— Понял. Иду. — Прилагая, как ему кажется, титанические усилия, Андрей принимает вертикальное положение, но подняться с кровати всё ещё не может. — А на обед не опоздаем? Может, поедим сначала?

— Да, давай, — следует одобрительный кивок, — только надо ребятам в номер позвонить.

«Да, я счастли...» Но нет, ещё не тогда. Ещё будет. Ровно через один день в это самое время, а пока...

Бар у бассейна. Пиво для парней, для подруг — пёстрые слабоалкогольные коктейли, и это в разгар дня, под аккомпанемент звона тарелок и стаканов, тихой музыки и гомона разноязычных голосов. Вся компания обсуждает планы на будущую неделю, и между девчонками завязывается жаркий спор. Не обращая на них внимания, Андрей с интересом разглядывает огромный кактус, растущий в углу дворика у белой стены. Яша утомлённо вздыхает. Вот, наконец, друзья успокаивают своих пассий.

— Мы так и не решили, какие экскурсии будем брать. Андрюх, вы-то хоть с нами? — щебечет одна из спорщиц. Она обильно наносит на плечи масло для загара и медленно размазывает его по коже. Обгоревшие немки за соседним столиком смотрят на неё, как на сумасшедшую.

— Экскурсии? Смотря куда, — отвечает за Андрюху Яша. Он пытается отвлечься беседой с товарищами, но мысли всё равно влекут его в долгожданный завтрашний день. Что бы он ни делал, в глаза будто специально бросаются декоративные античные колонны, поддерживающие балкон отельного ресторана.

— Я в Памуккале хотела, в бассейн Клеопатры, — беззаботно теребя одну из сотни свежезаплетённых афрокасичек, заявляет вторая из девчонок.

— Клеопатра — это развод для туристов, — авторитетно вещает Яша, — там обычный бассейн с минеральной водой, только на дне античные колонны лежат. Это после землетрясения обвалилась кровля римской термы, а с ней и колоннада. Всё. Никаких Клеопатр.

— Ну умеешь же ты всю романтику угробить! — отворачивается афроподруга.

— Да брось. На самом деле в Памуккале стоит съездить. Там театр Аполлона очень хорошо сохранился — сцена со статуями, почти как в античные времена!

— Яшка, как всегда, спец по камням, — усмехнувшись, замечает Андрей.

— А я хочу в Памуккале на фоне этих белых... Как их?.. — вмешивается вторая спорщица.

— Травертин.

— На фоне травертин пофоткаться, в голубой водичке посидеть...

— Только на меня не рассчитывайте, я там уже был.

— И я не поеду, — поддерживает любимого Андрей.

— Жаль, что историк не хочет с нами. Рассказал бы что-нибудь интересное, — замечает один из парней, который в течение всего разговора только и делал, что молча листал экскурсионные рекламки в поисках цен на названные экскурсии.

— Ничего, гида поспрашиваете, — пожимает плечами названный «историк». Вообще-то Яша всего лишь на втором курсе университета.

— Рекомендуешь?

— Ага.

— Ладно, решили — Памуккале, — вроде бы приходят к соглашению ребята.

— Жёваный же ты карась, как так решили? — раздражённо вопит сверкающая намасленной кожей брюнетка. Она бегала в бар за новым коктейлем и, вернувшись, услышала только последнюю фразу. — А тур по островам что?

— Боже! — чуть ли не хором восклицает половина компании.

Возникает ещё одно долгое обсуждение. Высказываются новые пожелания, например, что девчонкам непременно нужно сходить хамам, а парням покататься на яхте, но Яшка уже не слушает. Он мечтательно смотрит в небо, думая о том, как сядет утром на велик и поедет в одиночестве на неизвестные толпам туристов руины небольшого города. Он здесь не ради травертин, гор, джипов, хамамом или ещё чего-то, а ради города, ради Фазелиса. Андрей видит нетерпение в любимых голубых глазах, улыбается — они отправятся туда только вдвоём: «Иметь такого симпатичного персонального гида — здорово! Хм… иметь?»

А ночью на сдвинутых кроватях:

— Ладно. Наши завтра в Памуккале, а мы-то в Фазелис когда? То-оже завтра? — зевая спрашивает Андрей.

— Ага, — Яша обнимает его и произносит мечтательным тоном: — Ты только это представь... Мне препод говорил, что в прошлом году там ни души не было. Вообще не было людей, даже сотрудников. Раскопки бросили, толком не начав, — он молчит несколько секунд и вдруг начинает тараторить: — Там есть некрополь с сохранившимися саркофагами, театр, скорее всего греческий, руины бань... Андрюх, это так круто! Андрюх...

Изнемогая от желания, Андрей по-кошачьи ластится, целует его шею, но Яша не реагирует. Он увлечён настолько, что совсем не замечает этих ласк. Иногда кажется, будто он и вовсе не человек, потому что не имеет склонности возбуждаться от прикосновений самых нежных на свете губ.

— А ещё там есть невосстановленные ворота Адриана. Ты вообще знаешь кто такой император Адриан? Он приезжал в Фазелис лично в сто двадцать девятом... Ох...

Наконец, «вовсе не человек» тает. Тает тогда, когда сильные руки смело раздвигают его ноги. Пальцы гладят наружную сторону бёдер, а тёплый язык чертит зигзаги по внутренней, целенаправленно приближаясь к паху.

— Что за Адриан, Яш? Говори, — страсть горячей волной захлёстывает Андрея, ему нравится эта игра.

— М-м... Ну, он...

Тонкое вафельное одеяло падает на пол. Яша, не глядя, тянется левой рукой к изголовью, путается в проводе и включает слабый свет бра, чтобы видеть, как нежные губы Андрея скользят по самой чувствительной коже; как неторопливо его тёмная макушка поднимается и опускается. Андрей явно смакует каждую секунду. Он давит смешок, когда Яшка вдруг начинает шептать о том, что: «Греки никогда не говорили «срамное место». Член для них являлся практически священным органом. Это важно, потому что только христиане потом...» А пальцы тем временем царапают простынь. Шёпот прерывается, дыхание становится сиплым.

***

— Надо велики припарковать, у тебя где-то была цепоч... О, вон он — некрополь! Некрополь! — Швырнув на землю взятый в аренду велосипед, Яковлев опрометью бросается к возвышающейся на краю скалистого берега громадине серых камней.

— Каску не потеряй, дурень! — Кричит вслед Андрюха — уж очень забавно Яшка поправляет кепку, опуская козырёк на лоб.

На самом обрыве любимый резко тормозит и блаженно вздыхает: «Я здесь! Здесь, наконец! Всё было ради этого места!» Метрах в двадцати от него вздыхает и Андрей. Правда, он от облегчения: «Добрались!» Он садится прямо на застланный бурыми хвойными иголками песок, пьёт большими глотками воду из пластиковой бутылки и сердито поглядывает на фигурку в голубой футболке и чёрных шортах: «Этому идиоту карту давать бесполезно! Полтора часа шатались. Полтора! По такой то жаре».

Утром Яша убедил его, что точно знает дорогу, и в подтверждение показал на карте весь маршрут от отеля до руин. Андрей и не думал сомневаться в Яшином умении ориентироваться по карте, поэтому, даже не взглянул на маршрут, о чём пожалел уже через час. Оказавшись за пределами их курортного городка, они, не торопясь, отправились по автомобильной трассе на запад в сторону соседней деревни. Ехать по такой дороге, как ни странно, было одним удовольствием: асфальт ровный, машин мало, вот только солнце палило нещадно, а скрыться в тени невозможно — полдень. Через полчаса Яша засомневался, не проехали ли они нужный поворот. Оказалось, проехали. Вернулись на пару километров назад. Искали ориентир, не нашли его, снова вернулись на пару километров назад, снова искали ориентир, но так и не найдя его, свернули в лес. Оказавшись в тени высоких сосен, Андрей решил, что самое трудное позади, но ошибся. Яша говорил, что руины были заброшены, а значит, дороги к ним не вело. Ребятам пришлось пробираться на юго-восток через какие-то кусты, неся велосипеды в руках. Яша виновато бурчал, что как только увидит море — город портовый — он сразу сориентируется и найдет кратчайший путь к развалинам. Он развлекал Андрея разными байками и рассказами о том, как забавно по-древнегречески назывались те или иные вещи. Говорил, например, что древнегреческое море — это «понт». Болтовня помогала скоротать время, вот только пресловутый понт всё равно никак не хотел показываться из-за высоких стройных стволов. Через двадцать минут они набрели на тропинку. Увидев за ней полосу Средиземного моря, Андрей замер на месте. Он был поражен синевой морской воды, он впервые в жизни её увидел! Вчера они выбрались из отеля, когда уже стемнело, так что природными красотами полюбоваться не успели, а утром не нашли времени, чтобы спуститься к пляжу.

Наконец, руины найдены.

Здесь шумно: кузнечики стрекочут, как сумасшедшие, изредка щёлкают падающие на землю шишки, и грустно щебечут птицы. Именно грустно. Весь лес словно пропитан умиротворением, но его покой переполнен тоской по временам, когда по этой земле ходили люди, когда пение птиц заглушали множественные человеческие голоса. В лесу светло и влажно, воздух пахнет хвоей. Просто дышать — наслаждение, а тут ещё и Яковлев рядом. Андрей сидит на земле, продолжает обливаться потом, пьёт воду и смотрит, как Яша осторожно спускается по камням с утёса на пляж. Медленно встаёт, вынимает из своего рюкзака длинную цепочку и на всякий случай пристегивает оба велосипеда к дереву, растущему в двух шагах от высокой стены... акведука. Андрей ошарашенно смотрит вверх — да, здесь, действительно стоит акведук, он умудрился его не заметить! Андрей осторожно спускается на галечный пляж, медленно бредёт к стоящему посреди каменных обломков Яшке. Любимый что-то бормочет себе под нос, садится на колени и трепетно касается толстых высоких бортов большого серого ящика.

— Что ты там разглядываешь?

— Саркофаг. Удивительно, как люди помещались туда, они же все максимум метр длиной! — улыбаясь искренней детской улыбкой, Яша показывает пальцем на другие серые гробы. Это довольно простые каменные ящики, некоторые придавлены сверху тяжёлыми треугольными крышками. Саркофаги пусты, разграбленные, скромно умалчивают, кем были их владельцы.

— Мне представлялись гробы повычурнее. Знаешь, типа египетских. — Эти ящики напоминают Андрею бетонные домики без окон.

— Андрюш, да какой нафиг Египет? — Яша смотрит на него, разочарованно качая головой. — Я понимаю, для тебя, как и для большинства туристов что Турция, что Египет — одинаково — страны, которые ассоциируются только с отелями, мусульманством и «олл инклюзивом», но вообще-то Турция — это бывшая греческая сатрапия, потом бывшая римская провинция. И да, связь с Египтом тут была, но не настолько прочная, чтобы перенимать их похоронные традиции.

Андрей только открывает рот, чтобы максимально красочно, и не скупясь на эпитеты, высказать Яше, что думает о нём в этот момент, но умник интуитивно чувствует неизбежность ссоры и перебивает его.

— Вон, смотри! Почти все саркофаги с дырами сбоку. Как думаешь, откуда они и зачем?

— Я не хочу разгадывать твои дурацкие загадки... — Андрей садится на обломок стены здания некрополя, скрещивает руки.

— Чаще всего греки кремировали покойников, а в саркофаги или урны клали уже пепел и кости. Но во многих гробах находили и не сожжённые трупы. Вообще, по-гречески слово саркофаг значит — «пожирающий плоть», и изначально так называлась порода камня, в саркофаге из которого в течение сорока дней труп уничтожался полностью, не оставалось даже костей. Представь, какое колоссальное количество органических газов выделяется от разложившегося в ничто тела? И вот, когда расхитители пытались снимать крышки, те под давлением новообразованных газов могли не только взлететь вверх, но и взорвать саркофаг полностью. Открывать их было очень опасно, но воры нашли выход: они проделывали дыры в стенках, чтобы выпустить газы, и уже потом, если было нужно, снимали крышку.

— Даже не думал, что греки в саркофагах хоронились, — Андрей уже хочет прекратить этот скучный разговор.

— А как ещё? — зануда Яковлев заглядывает в гроб, свесившись туда на полкорпуса.

— В земле же! — тяжёлый вздох.

— Не всегда — тут всё от полиса или сатрапии зависело: где-то саркофаги, где-то урны, где-то одновременно и в саркофаге, и в земле или кургане, — вещает из недр саркофага глухой Яшин голос. — Традиции отличались. Вот на неделе поедем ликийские гробницы смотреть…

— Уж про эти гробницы я знаю, можешь не говорить, — пользуясь случаем, Андрей награждает Яшину попу увесистым шлепком.

— Да, — даже не пискнув, вздрагивает «историк», — это высеченные в скалах большие, похожие на храмы склепы. Ликия — древняя страна, которая ещё до прихода греческих племён существовала на этой земле...

— Мы стоим тут почти час, жарко... — жалуется Андрей, но Яша будто не слышит его, продолжая тараторить про древнюю страну. Андрею не интересно, он говорит об этом любимому, а Яша упрямо ходит взад и вперёд от одного саркофага к другому.

— Да отклейся ты от своих развалин хоть на пять минут! Давай займёмся чем-нибудь другим, а? Посмотри вокруг: какая красивая бухта, какого потрясающего цвета море! Я честно думал, что все эти фотки с синей водой — фотошоп.

— Чего? — Яша растерянно отрывается от чтения записей в своём блокноте, которыми он уже успел увечься.

— Море, говорю, реально синее! Пошли купаться?

— Но я же ещё не всё осмотрел... — с искренним недоумением шепчет «историк».

— Тебе разве не жарко? Пойдём охладимся?

Андрей знает, что любимый может стоять перед его «реликвиями» часами, знает, что иногда Яшу приходится буквально оттаскивать от них. Эта увлечённость очаровательна, но в одиночестве плавать не хочется. Он настаивает и добивается своего. Несмотря на то, что в городе они похоже и впрямь одни, купаться без плавок рискованно — вдруг лодка какая-нибудь появится или яхта с туристами, но они идут на этот риск. Шлёпая по шершавым каменным глыбам — остаткам портовых зданий, покрытым галькой и песком, Андрей восхищается лазурной на мели и сапфировой на глубине водой, а Яша наслаждается свежим воздухом. Дует ласковый ветер, он пахнет не рыбой, а солью, если бы она имела свой запах.

— Жаль, что маску не взяли. Руины гавани на дне, скорее всего, очень хорошо видны, — вынырнув из воды, сетует Яша. Андрей начинает всё больше разражаться из-за его отстранённости и из-за увлечения всем, как кажется, чем угодно, но только не им. Он напоминает Яше: они не видели друг друга год и скорее всего не будут видеться ещё столько же, ведь живут в разных городах. А Яша молчит. Он не приезжает к Андрею сам, а его принимать у себя отказывается. Андрей приходит к выводу, что время расставить точки над i пришло.

Вытираясь, вопреки запрету, взятым из номера полотенцем, Яша поглядывает в сторону леса.

— Пойдём, Дорогой, я покажу тебе особенное место.

— Куда уж особеннее могил? — скептически замечает «Дорогой».

Одевшись, Яша снова открывает свой блокнот. Он внимательно изучает нарисованную преподавателем схему руин, оглядывается по сторонам в попытке сориентироваться, затем берёт Андрея за руку и ведёт на лесистый холм. То и дело хватаясь за стволы кедровых деревьев, они с трудом забираются на крутой пригорок. Идти недалеко, но из-за сильного наклона подъём занимает несколько минут. Вдруг Андрей замирает от неожиданности — перед ними как из ниоткуда вырастает амфитеатр! Он небольшой — на поверхности только верхние пять-семь рядов, а нижние и сцена скрыты пластами тёмной земли. Яша расстилает на ступени ещё один позаимствованный из номера предмет — покрывало. Они достают из рюкзаков печенье и воду, удобно усаживаются и с огромным удовольствием, будто это не печенье, а деликатес, принимаются за свой скромный обед. С верхних ступеней амфитеатра открывается вид на туманную хвойную долину, окружённую дымчато-голубой горной грядой.

— Смотри, какая гора! Ровная, как пирамида. А высокая... даже пика не видно! — не успев прожевать, невнятно восклицает Яша.

— Где? — любимый наклоняется так близко, что его тёмные волосы начинают щекотать Андрею висок. Яша указывает на густое белое облако, в котором спряталась вершина.

— Вот. Здорово, да? Эта гора раньше называлась Олимпос…

Андрей хочет поймать любимые губы. Он нежно касается его подбородка и приближает лицо к своему, но Яша резко отворачивается. Во время этой жалкой попытки всё, чего успевает коснуться Андрей — щека. Яша смеётся, он не успевает сказать, что произошедшее случайность. И зря. Для Андрея этот жест — последняя капля.

— Яковлев, теперь ты будешь слушать меня... — зло шипит он.

— Андрюш...

— Я думал, что хотя бы здесь мы будем вместе... — каждое последующее слово звучит громче предыдущего.

— Но мы вместе. Разве нет? — Яша искренне не может его понять.

— Отличная шутка! Чёрт подери, у тебя в голове всё что угодно, кроме меня. Даже тут, даже когда мы вообще одни, тебя больше интересует гребаный камень под задницей!

— «Камень под задницей»?!

Яковлев резко отворачивается, вскакивает. Он встаёт напротив и, засунув руки в карманы шорт, вперивает взгляд в карие глаза. Андрею больно видеть злость на обычно добром, задумчивом лице. Он повторяет Яшины действия, спускается по ступеням вниз на неровную земляную площадку.

— Это ты видишь здесь старый строительный мусор, а я вижу людей, — любимый обиженно кричит ему в спину. — Да! Вон смотри: здесь сидят бедные. Тут, — он указывает на другую часть амфитеатра, — богатые, а вон там — элита города. На нижней ступени в центре установлено кресло правителя. Я говорил тебе про императора Адриана, так вот он сидел там, внизу. Он видел эти горы, и через две тысячи лет их вижу я. А ты даже не знаешь, кто это.

— Ну так расскажи кто. — Андрей чувствует себя ничтожным по сравнению с надменно смотрящим на него сверху вниз Яковлевым.

— Ох, надо же, Андрюша захотел меня послушать! — сердито помолчав с минуту, пока Андрей так же сердито вновь просил его, Яша негромко заговорил: — Адриан правил Римской Империей во втором веке нашей эры. Когда власть перешла к нему, страна достигала колоссальных размеров: от Британии до Месопотамии — всё Римская Империя. Вместо того, чтобы вести захватнические войны и расширять империю, Адриан укреплял римскую власть, восстанавливал и развивал города. Он выделял огромные суммы денег на экономическое и культурное развитие городов. При нём строились храмы, библиотеки, учебные заведения, бани, акведуки, дороги, в общем, любые сооружения, которые только требовались. Для защиты границ Британии, например, был построен Вал Адриана — высоченная стена, длиной больше сотни километров. Руины Вала сейчас напоминают не стену, а невысокий забор, но до сих пор по ним проходит граница между Англией и Шотландией.

— Можешь называть меня невеждой, но я впервые об этом слышу. — Андрей поднимается к Яше и садится рядом.

— Так если сейчас кто-то и вспомнит Адриана, то даже не поэтому.

— М? — постепенно злость начинает уходить.

— Он путешествовал по всей Империи: был в Африке, в той же Британии, да где только его не носило, в том числе по современным турецким землям. Недалеко от современного Стамбула в провинции Вифиния, где тогда жили греки, он встретил молодого человека, которого безумно полюбил. Его звали Антиной. Парень, естественно, ответил императору взаимностью.

— Погоди. Император в мужика? — Андрей поймал себя на мысли, что интересуется искренне.

— Не в мужика, а в подростка. Когда они познакомились, Антиною было лет шестнадцать, а Адриану под пятьдесят... Ха! Ну и лицо у тебя!

— Ничего себе разница в возрасте! Да… попробуй тут не ответь взаимностью старому императору.

— Ну... Я не думаю, что взаимность была получена только поэтому. Адриан был физически крепким и сильным — полжизни в седле. К тому же, судя по его изображениям, тем же статуям, например, внешность у него была вполне приятная.

— А жена императора что? Её это не смущало?

— Думаешь, она могла повлиять? Адриан путешествовал без неё, а что касается свиты... В Древнем Риме, как и в Греции, гомосексуализм был нормой. Правда в Риме всё равно предпочитали свои склонности скрывать, а вот Адран скрывать не стал. Наоборот, Антиной постоянно был возле него в путешествиях, на приёмах, везде. Даже здесь, в Фазелисе, когда они приехали сюда в сто двадцать девятом году. Дата точная, потому что вон в той гавани, докуда мы с тобой ещё не дошли, лежат куски ворот Адриана, построенных в честь его приезда. Сто двадцать девятый... в следующем году Антиной умер.

— Почему?

— То ли его убили, то ли это был несчастный случай, а может вообще, самоубийство, до сих пор неизвестно и вряд ли когда-нибудь станет. Адриан очень страдал, он просто помешался на Антиное. Не поверишь, что он сделал — он его обожествил! По всей Империи начали строиться храмы богу Антиною. Ему поклонялись, молились, обращались за предсказаниями, как к оракулу и проводили праздники в его честь. В каждом храме, построенном Адрианом, стояла статуя его любовника. До современности в целом дошло огромное количество его статуй, из всех римских вообще больше всего изображений именно Антиноя... Вот мы только с некрополя. Саркофаги — это так, ерунда. Как думаешь, какую могилу построил для него Адриан, если смог даже обожествить?

— Говори уже. Вижу, что не терпится, — улыбается Андрей, незаметно для увлечённого Яши, его обнимая.

— Тут недалеко есть город Бодрум, это бывший Галикарнас. В Галикарнасе находилось одно из семи чудес света — Мавзолей. Так вот, Адриан по масштабам переплюнул даже его. На месте гибели Антиноя он воздвиг город! Некоторое время Антинойполис был одним из крупнейших в Египте. Достойная усыпальница для бога, не находишь? — «историк» сверкает вдохновлённой улыбкой.

— Вот честно, звучит как-то неправдоподобно, — вслух замечает Андрей, а в мыслях поражается тому, как это всё-таки здорово — вдыхать любимый запах и разглядывать веснушки на бледном носу.

— Тем не менее, — кивает Яша, — это правда. Адриан дожил до солидной старости и умер в болезни. Он совершил ещё много хорошего, да и плохого тоже и, судя по количеству статуй Антиноя на императорской вилле, забыть его так и не смог. — Яша вздохнул как-то слишком сентиментально. — Теперь ты хотя бы чуть-чуть понимаешь, что вижу я, когда смотрю на камни? Людей. Там внизу, где только что стоял ты, они сидели рядом, когда Антиной был ещё жив.

Андрей молчит, он не может подобрать лучшего ответа. Просто смотрит, как Яша царапает ногтем покрывало. Так проходит несколько тихих минут.

— Слушай, Яшка...

— Андрюш, мы слишком разные, но это не значит, что ты мне не нужен. А может, я вообще люблю тебя, откуда ты знаешь?

Истинное счастье всей своей тяжестью резко обрушивается на голову, белые круги вспыхивают под закрытыми веками, от шума собственного дыхания закладывает уши. Счастье ураганным вихрем врывается в жизнь внезапно, вовсе не тогда, когда Андрей может этого ждать — оно застигает его сидящим на твёрдой каменной лестнице, прикрытой ворованным покрывалом. Яша властно давит ему на плечи, заставляя лечь на спину. Он послушно исполняет немой приказ, приподнимает бёдра, чтобы помочь любимому снять с себя жёсткие джинсовые шорты. Он опускает взгляд вниз и наблюдает за тем, как лёгкий румянец неторопливо проявляется на щеках любимого. Его голубые глаза прикрыты, а ресницы подрагивают. Яшины губы обхватывают член, руки забираются под футболку, гладят напряженный живот, и именно тогда Андрей понимает, что счастлив.

— Если надо что-то доказывать, докажу как умею, — едва слышно шепчет Яша, оторвавшись от своего невероятно приятного, но из-за морской воды солёного занятия.

Когда он заканчивает предъявлять первое доказательство, встаёт в полный рост и стаскивает с себя белую футболку. Глядя в глаза растерянному Андрею, он медленно и неловко снимает шорты.

Голый. Красивый. В кроссовках. С эрекцией. Просто потрясающий воображение Андрея, он замирает словно специально, чтобы дать возможность полюбоваться собой подольше.

Когда Яша приподнимается над ним и, зажмурившись, медленно вставляет в себя член, этот мир будто вовсе перестаёт существовать для Андрея. Притупляется обоняние, не ощущается ни один запах, кроме терпкого пота. Заглушаются звуки, тихий Яшин мат не достигает слуха. Яша приподнимается и опускается, искренне делая вид, что ему не больно, что смазки, припасенного на всякий случай презерватива, хватает. Господи, да конечно не хватает! Конечно, ему больно, но именно эта жертвенность до предела, до полунаркотического полубезумия возбуждает Андрея. Он старается держать себя в руках, но черт подери, не выходит! Никак! Он стискивает любимого в объятиях, принуждает лечь на себя сверху, с силой прижимает к груди, и быстро, неистово, зло трахает его. Так, чтобы полностью. До предела. До лобка.

Когда солнце скрывается где-то на западе, они полулежат на тех же ступеньках и восстанавливают дыхание. Яша шутит про демократию и справедливость, после того, как получил свою дозу удовольствия, а Андрей — боли.

***

Ночь застигает их, когда, покончив с ужином, на который едва успели, они поднимаются на холм в компании своих русских друзей. Те не теряли времени даром и разузнали, как найти место, с которого открывается самая прекрасная панорама ночного города. Под шум, который поднимают их друзья, гиперэмоционально рассказывая о сегодняшних приключениях на Памуккале, Яша хватает Андрюху за палец и заговорческим тоном шепчет:

— На завтра какие планы? Может, наконец, на пляже полежим?

— Ты же хотел на ещё какие-то развалины ехать, — они сбавляют шаг, начиная отставать от остальных.

— Как хоче…

— Не-не, я очень хочу на пляж, просто… с чего вдруг?

— Для разнообразия. Олимпос ведь от нас никуда не денется, так что можно и отложить на денёк, — Яша сжимает своей рукой его сильные, но всегда неожиданно нежные пальцы.

— Для разнообразия, говоришь? А не потому ли, что ты теперь на велик сесть боишься?

— Чего?! Всё, Андрей, теперь ты больше!.. — Яша пытается высвободиться из цепкой лапы Андрея, которая сковывает его руку будто тиски, но у него ничего не выходит. — А сам-то вообще!.. У него якобы ничего не...

— Вот это красотища! — восклицает красная, как рак, любительница масла для загара.

— И правда, Яш. Посмотри, как здорово! — превозмогая боль в мышцах ног, Андрей буквально затаскивает в шутку сопротивляющегося Яшу на смотровую площадку. Он нежно обнимает любимого, а тот демонстративно фыркает, но не отталкивает. Оба устало вздыхают. Тёплый ветер ласкает их лица, доносит весёлую музыку и вкусные запахи, а внизу за огнями живого города, за уличными фонарями и пришвартованными лодками утомлённо плещется Средиземное море.