Однажды мне сказали, что любить нужно всех, кто когда-либо поддержал меня в трудную минуту.

Однажды мне сказали, что любой, кого люблю я, будет любить меня.

Однажды мне сказали, что люди будут рядом до конца, стоит им доказать свою верность.

Почему же никто и никогда не говорил мне, что человек уйдет, как только ему надоест твое общество?

Почему никто не говорил мне, что друг уйдет, как только на горизонте появится более выгодный вариант?

Почему никто и никогда не готовил меня к жизни, где друзья могут просто оставить в одиночестве, самым настоящим образом плюя в душу?

Я был слишком наивен, полагая, что смогу удержать возле себя всех любимых мною людей.

Выхожу на улицу, сильнее кутаясь в свое пальто, но это не помогает. Холод пробирается под одежду, скользит к моей коже, забирается под неё и проникает к костям. Я дрожу от этого холодного ветра, но решаю, что домой не вернусь. Мне необходимо немного проветриться, чтобы избавиться от навязчивых мыслей по поводу моего будущего.

Достаю из кармана слегка помятую пачку сигарет и вынимаю одну, чтобы закурить. Иногда мне кажется, что тогда я начинаю думать правильнее. Но возможно ли это, учитывая, что под воздействием никотина человек лишь больше расслабляется? Вряд ли я смогу утверждать, что, если курю, то умнее остальных. Просто я верю в это больше других.

Прячу пачку обратно в карман и ищу зажигалку, которая попадается под руку спустя секунды. Крепко сжимаю сигарету в руке, словно она куда-то убежит, если я слегка ослаблю хватку. Проделываю выученный до автоматизма алгоритм и делаю первую затяжку. Глубоко вдыхаю, надеясь, что дым проникнет глубже в легкие, обволочет еще больше нервных клеток в моем разуме, постепенно удаляя их. Я знаю, что медленно убиваю себя, но ведь именно это мне и нужно.

На секунду закрываю глаза и задерживаю дыхание, ожидая хоть какой-то реакции организма на дым. Громко выдыхаю, выпуская облако белого дыма в воздух. Внимательно смотрю на рассеивающийся дым, понимая, что он подобен моим друзьям. Сначала они доставляют мне удовольствие своим общением, поддерживают меня, наполняют душу и разум собой, а затем — в один миг — уходят, распиливаются вокруг меня, оставляя мне лишь легкое чувство нехватки воздуха и опустошенности.

Сейчас я все больше и больше поддаюсь чувству опустошенности, словно не желая бороться с этим. Раньше я пытался удержать возле себя каждого, кто сомневался во мне. Раньше я унижался перед каждым, кто хотел уйти от меня. Раньше готов был биться о стену головой, придумывая план, как удержать возле себя близкого человека. Но меня все равно бросали; об меня вытирали ноги; мне плевали в душу и смеялись в лицо; втаптывали в грязь, смеясь над тем, как я собирал свою душу по частям; меня оставляли одного перед трудностями.

Когда-то я боялся остаться один, поэтому каждый день улыбался людям и говорил, как они мне дороги. Каждый раз я верил, что, возможно, я в силах все изменить. С каждым днем я лишь больше терял веру в то, что бывшее общение можно вернуть. Но мне никогда не было понятно, почему люди резко изменяли свое мнение.

Делаю еще одну глубокую затяжку, ощущая легкое жжение в горле, отчего на глазах выступают слезы. Руки мерзнут, поэтому прячу одну в карман, словно это поможет. Было бы неплохо, если бы рядом был человек, способный согреть своим присутствием. Но, увы…

Я всегда мирился с тем, что меня бросили. Да, я жалел себя. Да, я хотел умереть. Да, я пил. Да, я курил. Да, я смотрел на жизнь стеклянными глазами и хотел, чтобы Дьявол наконец забрал меня к себе в ад. Уверен, что именно там мне место.

Но сейчас что-то изменилось. Я громко выдыхаю, выпуская дым. Теперь я опускаю глаза вниз, чтобы не смотреть на дым. 

Разум слегка затуманивается из-за никотина и холода, поэтому я просто хочу закрыть глаза и ничего не чувствовать, кроме дымки в голове. Наверное, каждый человек имеет какой-то лимит: на любовь к другим, на друзей, на годы своей жизни, на возможности разума.

У меня лимит на ошибки в выборе любимых людей, которые должны быть рядом всегда. Я думал, что выбираю правильных людей, оказалось, что это они выбирали правильного человека, об которого легко вытереть ноги.

День за днем, лежа в своей комнате, исследуя трещины в неровном потолке, я все больше хотел умереть. Я вспоминал каждую потерю, которая глухим эхо раздавалась в моем сознании. Раз мне не позвонили, когда собирались идти гулять; однажды обо мне забыли, когда составляли список близких людей; миллион раз выбирали других для того, чтобы поделиться очередным секретом; обо мне говорили ужасные вещи, из-за чего люди один за другим отворачивались от меня; раз за разом я ощущал себя более жалким и недостойным их, желая скорее умереть или же доказать, что я гораздо лучше.

Что-то мешало мне доказать это. Это мешает мне сейчас, ведь я знаю, что я такой, какой есть. Никто не в силе изменить меня, лишь я.

Но я не делаю этого, а лишь сильнее гублю свое тело и душу. Я давно потерял желание вернуть что-либо, ведь знаю, что нельзя бегать за людьми. Тогда они начнут лишь сильнее презирать тебя.

Очередная затяжка, которая заставляет меня закашляться. Я кашляю, выбрасываю недокуренную сигарету и сажусь на холодные бетонные ступени. Не ощущаю холода, только жалкое чувство разочарованности. Ты жалок, парень.

Я смотрю перед собой, на серое небо и белый снег, зная, что поступаю правильно, окончательно избавляя себя от людей.

Иногда лучше быть одному, нежели доверять себя кому-то, а потом собирать осколки воедино, теряя самые важные части. Я осознаю, что если еще раз доверюсь «другу», то пропаду окончательно. Я отключаю небольшую часть разума, отвечающую за любовь, чтобы никогда больше не чувствовать себя брошенным и сломанным.

Смотря на серое небо, обещаю, что никогда не буду доверять тем, кому доверял раньше, что никогда не буду любить, не желая быть съеденным людьми, что не буду снова и снова унижаться перед кем-то. Захотят — сами найдут и поговорят. Жаль лишь то, что я никогда не захочу говорить с ними.

Обещаю, что, когда кто-то из них вернется, я посмотрю ему в глаза и скажу: «Спасибо, ты научил меня выживать».