Мир развернулся в привычную картину слишком резко, чтобы это было приятно. Сон оборвался неожиданно, уступив место суровой реалии. Давешняя головная боль только усилилась, тяжелым обручем сжала лоб и затылок. Тело неприятно ныло из-за неудобства позы: я как всегда уснул прямо в кресле, не удосужившись донести свое бренное тело до кровати. С самого начала полета постель так и не была расправлена.

За лобовым стеклом по-прежнему светился коридор гиперпространства. Панель передо мной спокойно помаргивала зелеными и желтыми индикаторами. Тишь да гладь. Прекрасно! Хоть одна приятная новость по пробуждению.

Я блаженно потянулся, разминая затекшие плечи и шею, и с удовольствием выругался на деверонском, который был обычен для этой отдаленной части Республики.

– Доброе утро, капитан, – прошелестел совсем рядом голос на общегалактическом языке с небольшим акцентом. Едва слышно, словно на металлический лист сыпанули песок. Невысокий инсектоид чуть повернулся ко мне, приветливо склонив к плечу голову с огромными фасетчатыми глазами.

Своего помощника я называл просто Трей: его настоящее имя, которое состояло из набора щелчков, скрипов и протяжных «сыпучих» звуков, было слишком сложно для произношения гуманоидом, а против такой альтернативы он против не был.

– Утро?

– Да, капитан, – он кивнул. Устрашающего вида жвалы дрогнули, издав неприятный слуху высокочастотный звук, который на деле был просто довольным смешком. – На Иссаре сейчас как раз утро.

Иссара-3 – родная планета этого малыша. По тамошним меркам он совсем еще юнец: только-только переступил порог совершеннолетия, хотя его возраст давно перевалил за шесть десятков стандартных лет. Но, не смотря на «юный» возраст, иссарианец был опытен и сноровист. Управляясь с приборами с помощью двух пар покрытых хитином конечностей, он заменял двух-трех техников и пилотов гуманоидов. Его большие темные глаза видели сразу все датчики, показатели приборов, положения рычагов и переключателей. Он мгновенно реагировал на любую нештатную ситуацию: от банального перегрева внутренней атмосферы корабля и изменения ее состава, до критических неполадок в двигателях либо орудиях.

Этот корабль – небольшой грузовичок, неказистый на вид, но удобный в работе принадлежал ему. Трей рассказывал, что его отдали за бесценок в нерабочем состоянии почти десять стандартных лет назад, и он самостоятельно довел колымагу до средненькой работоспособности, которой, кстати, не могли похвастать большинство кораблей самой крупной корпорации торговцев и грузоперевозчиков. Но поскольку малыш был еще не опытен в навигации, ему пришлось искать штурмана, а по совместительству капитана для кораблика. Так уж устроены иссарианцы: они исполнительны, но не инициативны. Живут колониями, которыми управляют Старшие, а те, в свою очередь, находятся под контролем Вечной Королевы.

Сейчас наш грузовичок, названный романтичным Треем «Иссарианский вереск», медленно скользил в гиперпространстве, неся на борту свой первый груз: эксклюзивные детали и двигатели кораблей для верфи, развернувшейся в этом захолустье.

– Наш организм так устроен, капитан, – тем временем продолжал инсектоид. – Мы пробуждаемся, едва только Иссера показывает край диска за Белыми горами.

– Хех. Да помню: коллективный разум и все такое.

У меня не было никакого желания вновь слушать длинные оды колонии, Старшим, Вечной Королеве и Иссере – красному гиганту, вокруг которого обращалась планета

– А ваша колония, капитан? Какая она?

Мальчик любопытно склонил голову к плечу. Могу поклясться, я увидел любознательный блеск в фасеточных глазах. Еще бы, не часто представители его расы покидают пределы планеты и еще реже их родину посещают туристы.

– Ааа.... Ну... колоний в твоем понимании у нас нет. Мы живем семьями, парами или по одному...

Малыш слушал мой рассказ, наклонив голову, при этом совсем не двигался. А я с каким-то щемящим чувством вспоминал родную планету, которую покинул еще в десятилетнем возрасте, сбежав с контрабандистами. С тех пор практически все время жил в космосе, лишь по нужде возвращаясь под гнет естественно гравитации.

– Хватит, – оборвал я рассказ, когда почувствовал усталость от непривычно долгого разговора. – Сколько еще нам тащиться?

Трей огорченно щелкнул челюстями и отвернулся к панели.

– Тридцать часов, капитан.

– Показатели? – спросил я, лишь бы чем-то отвлечь инсектоида.

– В норме, – мгновенно среагировал тот.

Его хватательные конечности протанцевали над переключателями – малыш добавил мощности двигателям, а заодно и перепроверил их состояние. По кораблю прошла ощутимая волна, а мерный рокот в машинном отделении начал постепенно усиливаться.

– Мощность возросла на семь процентов, – прощелкал отрывисто Трей. – Скорость – на три.

– Эта колымага выдержит? – «Вереск» хоть и не разваливался, но все же мастерству механика-самоучки я не доверял.

Инсектоид утвердительно кивнул, звонко что-то прошелестел на родном языке и переключил все внимание на панель.

«Почти полтора суток впереди»... Закидывая ноги на приборную панель, я готовился провести оставшееся время спокойного полета в блаженном пребывании в мире грез.

Помешал задуманному негромкий треск, какой бывал, когда по проводникам пробегали коронные разряды небольшой мощности. Я долго прислушивался, пытаясь уловить источник, пока не понял, что это Трей, тихонько покачивая головой, что-то «напевал». В непрерывном сыпучем перекате звуков едва уловимо прослеживалась мелодия и некое подобие ритма. Маленький инсектоид, словно зачарованный, уставился на что-то за пределами иллюминатора. Как я не вглядывался, пытаясь разглядеть это нечто, ничего необычного в гиперпространственном туннеле не видел.

– Что это было? – спросил я, когда он, произнеся последние щелкающие трели, затих.

– Дань уважения, – пожал плечами Трей. – Королеве. Иссере... Каждое утро мы радуемся возвращению светила.

– А почему, я раньше не слышал этих... «песен»?

– Просто за время полета это только первое утро. У нас сутки длятся почти сто двадцать стандартных часов. И... все время ночь увеличивается. – Малыш погрустнел: опустив голову, он медленно отвернулся к приборной панели. – Иссера пожрет мир так же, как до этого, много времени назад, проглотила младших братьев Иссары. Королева говорит, что это было не так уж и давно, а Солнце вновь голодно.

Инсектоид тихо поскрипывал жвалами – как-то неосознанно он перешел на родной язык.

– Слушай, а почему вереск? – я неуклюже попытался сменить тему. – Никогда не слышал о том, чтобы на Иссаре рос этот сорняк.

Малыш опустил голову, уставившись взглядом в переключатели и кнопки.

– Когда еще Иссара-1 была жива, – тихо начал он, – тонкие стебли, пушистые от мелких цветочков сиреневого вереска, застилали поля. Жители готовили из них сладости. Говорят, незадолго до гибели планеты, вереск исчез. А потом и Иссара-1... исчезла...

Мальчишка совсем сник, опустив обе пары верхних конечностей на колени.

– На Иссаре-3 он тоже почти исчез. Я помню, когда за моим домом было бесконечно большое поле ароматного вереска. Сейчас там бурый пустырь. – Он практически смолк, я едва расслышал последние слова: опять тихо зашелестел песок по жести: – Если вереск совсем исчезнет, Иссара погибнет.

Маленький инсектоид переключил все внимание на приборную панель. Он делал вид, что поглощен работой, хотя тумблеры не нуждались в изменении положений, а индикаторы, хоть помаргивали с различной частотой, по-прежнему были стабильно зеленого и желтого цвета. На мостике повисла давящая тишина, которую разбавлял лишь едва слышный гул двигателей и шипение компрессоров.

История системы Иссера, конечно, грустна и печальна, но галактика знавала и не такие трагедии.

С неприятным осадком после этого недолгого разговора, я вновь попытался устроиться удобнее в ставшем уже почти родным кресле. Напряженные плечи, обретя привычную опору, даже как-то слегка расслабились. С мерным урчанием кондиционеров, тихим поскрипыванием хитиновых пластин конечностей Трея, под невеселые раздумья прерванный сон вскоре затянул меня, словно черная дыра.

* * *

Слегка сиреневая дымка стелилась от самых ног до горизонта – безбрежное море, которое аккуратно гладил легкий ветерок. Мелкие цветы усыпали тонкие стебли. Белесое небо упиралось в край сиреневого моря, далекий туман стирал границу, образовывая единое, словно сфера, пространство. Теплое прикосновение ветра...

Жесткий порыв сбил меня с ног, опрокинув в заросли вереска. Я хотел подняться, но не смог – очередная волна жаркого, будто выхлопные газы двигателей, ветра накрыла с головой, придавив к земле. Нежный сиреневый цвет в течение нескольких мгновений приобрел отвратительный бурый оттенок. Тонкие ветви и лепестки неведомая сила рвала на части и они сгорали на лету. Земля дрожала, даже казалось, стонала, как живое существо.

Всё сиреневое поле исчезло: пыльные вихри метались по безжизненной пустоши, стирали границу между небом и землей – горизонт окончательно растворился, а мир обернулся вокруг меня глухой сферой.

Вспыхнуло алое зарево и разорвало в клочья и бывшее поле вереска под ногами, и безжизненное небо над головой.

* * *

Первым же ударом меня выбросило с кресла. Недолгий полет окончился у приборной панели, об которую я приложился лбом. Свет в кабине погас, но через секунду вспыхнуло оранжевое аварийное освещение. Взвыли сирены и где-то в коридоре зашипели огнетушители. Я лежал на пермакритовом полу и упорно старался остановить вращающийся перед глазами потолок.

– Капитан! – Трей навис надо мной. Он обеспокоенно щелкнул жвалами, а короткие усики между глазами пару раз нервно дернулись, выдавая панику.

– Какого черта?! – С руганью на пяти языках я возвращал своему телу более или менее вертикальное положение – вставал, опираясь о край панели. – Что произошло?

То, что я увидел за иллюминатором, заставило помолиться всем известным божествам, хотя до этого момента я не веровал ни в одного из них. Прямо по курсу, ощерившись всеми орудиями, на нас плыла темная канонерка. Вырвавшаяся из объемистого брюха судна стая перехватчиков ринулась на наш хромой грузовичок.

– Пираты, – скрипнул Трей.

Он уже сидел на своем месте, все четыре конечности летали над панелью. Взрыкнув, словно раненная рептилия, заработали маршевые и досветовые двигатели. «Вереск» дернулся в сторону как раз вовремя: луч турболазера пропорол пространство как раз там, где еще недавно было днище грузовичка.

То, что послужило причиной столь неожиданного моего пробуждения, было до невозможности простой и отработанной тактикой. Пираты расставляли на транспортных магистралях мины-ловушки. Корабль, несущийся в гиперпространстве, при столкновении с ними, выбрасывало в реальное время. При этом двигатели, как правило, превращались в пыль, а иногда и корабли разрывало от невероятных перегрузок. То, что наш «Вереск» относительно легко отделался, иначе как чудом назвать сложно. Хотя, возможно, все-таки я недооценил мастерство Трея как механика.

Негромко ухала турель – наше единственное вооружение. Кораблик проявлял неожиданные чудеса маневренности: нырял и выныривал, заваливался в штопор и вилял, словно затравленный зверек и действовал абсолютно рандомно. Поэтому вражеский огонь хоть и ложился опасно близко, но серьезного вреда не причинял.

– Мощность щита упала на тринадцать процентов.

Отрывистые щелчки сейчас лишь отдаленно напоминали общегалактическую речь: малыш то и дело переходил на родной язык, шипел и скрипел намного громче. Уверенные движения инсектоида гипнотизировали.

– Всю мощность на корму! Защити двигатели! Попробуем скрыться!

Неожиданно двигатели взревели. В буквальном смысле слова. Меня вжало в кресло. Небывалая перегрузка прошла быстро: компенсаторы сработали просто отлично, хоть и с задержкой. Я не поверил своим глазам, когда глянул на датчики: двести восемь процентов мощности!

– Откуда?..

– Пришлось отключить часть фильтров и компрессоров в кабине и трюме и перебросить высвободившиеся резервы на двигатели.

Корабль дрожал: и от выстрелов, и от небывалой мощности тяги.

– Нам нужно всего лишь оторваться... – прошептал Трей. Я торопливо переключал радиоканалы: искал волну здешнего патруля и одновременно отправлял сигнал «SOS! Пираты!» на всевозможных частотах.

Пираты постепенно отставали. Не мудрено, – такую скорость не смог бы развить ни один из их кораблей.

– Мы сможем прыгнуть к ближайшей системе? – Я пробежался взглядом по показателям и от злости скрипнул зубами: двигатели стремительно теряли мощность, – они буквально плавились и грозили вот-вот взорваться. Я оперативно начал вводить в навигационный компьютер координаты для прыжка. Любые, лишь бы убраться отсюда.

– Да, – скрипнул отрывисто иссарианец. Он уже готовил гиперпривод. – Только нужно будет выключить форсаж...

Вот тут-то и раздался взрыв. Корабль вздрогнул всем остовом, натужно скрипнули переборки. Завыл хор различных сигналов оповещений и сирен, две трети индикаторов мгновенно вспыхнули красным.

– Выключи этот ор! – зажимая уши, рявкнул я на Трея.

Мальчишка замер, его лапки дрожали над панелью. Выругавшись сквозь зубы, я потянулся к переключателям. В течение минуты в кабине стало тихо. Только в машинном отделении шипели противопожарные системы.

– Ка... капитан... мы потеряли правый маршевый двигатель... и щиты по правому борту.

– Черт! – Дурная новость. Компьютер все еще возился с цифрами, а в корпус уже ударила бластерная очередь.

– Враг приближается, минуты через три будем под прицелом.

– Знаю! – Ладони вспотели и скользили на рычагах. Я в суматохе пытался определить последствия взрыва. Наши двигатели издохли; мы только что дали деру не хуже высококлассного истребителя, а теперь плелись со скоростью допотопного колесного автомобиля!

– Мы можем прыгнуть только на три секунды... – Мальчишка щелкнул несколькими переключателями и снял энергию с оставшегося двигателя. Стало неимоверно тихо.

Атмосфера в кабине постепенно нагревалась, из-под двери пока еще тонкой струйкой просачивался дымок.

– Достаточно. Они наверняка видели взрыв и не ждут ничего подобного.

Компьютер выдал долгожданный сигнал о готовности к прыжку. Как и ожидалось длительностью чуть более двух с половиной секунд, в ближайшую населенную систему.

– Прыжок через... три...

Я положил руку на рычаги. По корпусу прошла еще одна очередь, за иллюминатором мелькнул силуэт перехватчика, который разворачивался для нового захода. Щиты еще держались, но уже на последнем издыхании: еще пара выстрелов и они превратятся в воспоминание.

– ... две...

Корабль натужно заурчал, показатели мощности стремительней поползли к критическим значениям. Корпус заскрипел и завибрировал. Краем глаза я видел как Трей что-то переключил на своем пульте, и стрелки датчиков замерли на границе красной зоны.

– Один!

Звезды за стеклом вытянулись, сливаясь в гиперпространственный коридор. Словно на прощание, кто-то так лихо в нас попал, что одним выстрелом смел подчистую всю нашу защиту. Но, фактически, было уже поздно. Полосы слились лишь за тем, чтобы спустя мгновение вновь развернутся привычную картину.

Как и ожидалось, вокруг было тихо. Слева, совсем близко, темнел диск планеты. А за ним багровело солнце этой системы – огромный красный гигант, окруженный волнами испускаемой материи. Впопыхах я даже не удосужился прочесть название, просто задал компьютеру единственный параметр: «Населенная». Но... видимо, жизнь уже исчезла с единственно планеты и тогда данные навигационных карт крайне неверны, а мы видели последние мгновения существования этого мирка.

– Что... это?.. – Трей привстал и приблизился практически вплотную к стеклу. Я заглянул в навигационные данные. Система не несла никаких обозначений или названий: только набор цифр и букв, а в параметрах было сказано о населении: небольшая станция на самой границе – маленькое шахтерское поселение на астероиде.

Взвыли датчики радиации и еще какие-то предупреждающие сигналы об опасности снаружи.

– Трей... – окликнул я мальчишку. – Надо валить отсюда.

Он молчал. Чертыхнувшись, я сам окинул взглядом все наши показатели. Двигатели остыли, все системы стабилизировались, и в данную секунду шло восстановление мощности и накопление энергии. Часть ремонтных дроидов – те, что устойчивы к высоким температурам, – уже латали мертвый двигатель.

– Трей! – Я повысил голос, когда понял, что инсектоид слишком уж задержал свое внимание на разворачивавшейся на наших глазах трагедии. Он вздрогнул и повернулся ко мне. – Здесь уже никого нет, всех эвакуировали. Пора бы и нам...

Он кивнул, принимаясь за работу. Его лапки дрожали и действия выходили не такими уж ловкими.

– Это не Иссара... Это не Иссара... – повторял мальчишка. – Но... с ней будет то же самое...

– До этого еще далеко, – серьезно высказался я, вновь вбивая в навигационный компьютер данные для прыжка. Теперь приходилось рассчитывать намного точнее, но и времени было больше. Краем глаза видел, как инсектоид откинулся на спинку своего кресла и уставился на темный диск обреченной планеты.

– Надо выйти из поля притяжения.

– Да... – Трей коснулся переключателей и хромой кораблик медленно поковылял к внешним границам системы.

Хрипло урчали двигатели, корпус хоть и вибрировал, но разваливаться, вроде, не собирался. Постепенно удалось стабилизировать все системы: нервно мигающие желтые огоньки сменяли тревожные красные. В кабине по-прежнему было жарко и душно, а компенсаторы мне так и не удалось полностью восстановить: они снимут перегрузки при переходах, но эту мелкую вибрацию погасить на данный момент не могли.

Трей вяло переключал тумблеры и передвигал рычаги, вручную перекидывая мощности то на одну систему, то на другую.

– Я испугался... – неожиданно сознался он. – Когда взорвался двигатель, я думал, что нам конец.

– Но все же обернулось хорошо. – Оторвавшись от монитора, по которому бежали цифры вычислений, я посмотрел на помощника. Он вновь казался мне отрешенно спокойным. – Не волнуйся, полетаешь еще по галактике на своем сорняке. – Я довольно фыркнул удачной шутке.

– Я боялся... «Иссара не погибнет, пока существует вереск», – инсектоид кивнул своим мыслям. Он замолчал и совсем замер, убрав лапки от панели.

– Твой «Вереск» точно долго проживет. Беру назад свои слова о колымаге и сорняках.

Трей немного повернулся ко мне и едва заметно склонил голову к плечу, тем самым выражая благодарность.

Тихую идиллию нарушил одобрительный сигнал от навигационного компьютера. Я глянул на ряд чисел.

– Через тридцать секунд сможем совершить прыжок. Готовь двигатели.

Мальчишка что-то отщелкал по-своему и включился в работу. Он замер лишь на мгновение: огладил лапкой приборную панель, тихими песчинками упали трепетные слова на его родном языке.

– Три!

Корабль дрогнул, словно сжался пружиной, готовый к прыжку.

– Два!

Гиперпривод ожил, зарокотали, застонали сверхсветовые двигатели.

– Один!

Звезды вытянулись в полосы и слились в коридор, принимая потрепанный грузовичок в гиперпространство.

* * *

Ветер гладил тяжелые кисти. Туманом стелился по долине вересковый цвет. Безбрежное поле уходило из-под ног, взбиралось мохнатой волной на холмы и таяло у подножия гребня, темнеющего на горизонте. Высокое и чистое небо, чуть розоватое и золотое, там, где за Белыми горами рождалась Великая Иссера. Малиновым лучом солнце разрезало шелк ночи, дало приветственный сигнал миллиардам коленопреклоненных иссарианцев. Тихим рокотом, шипением и щелчками была воспета Дань уважения.

Иссера подарила еще один день жизни.

Вереск все еще цветет.