Что может ворон

«Хорошее здесь место, удобное, — думал вóрон, усевшись на лысую верхушку старой сосны. — Вид красивый». Его блестящие черные перья переливались на солнце синим, зеленым и фиолетовым. Ворон грелся — не часто в феврале выпадали такие приятные дни. Сосновый бор неровным бело-зеленым полем простирался сзади, а перед ним, много ниже линии сосен, стоял недостроенный трехэтажный особняк — заснеженный и заброшенный, — тропинок вокруг не видно, и только голые ветки подросших деревьев торчали между стенами и дощатым забором. За особняком, через дорогу, возвышалась длинная панельная десятиэтажка. И даже она казалась симпатичной в своей сине-оранжевой раскраске, хотя и закрывала вóрону вид на корпуса больницы и сквер. Ну и бог с ним. С тех пор как люди снесли толстую кирпичную трубу больничной котельной, делать там стало нечего — на новых металлических трубах, что поставили вместо одной старой, сидеть было совершенно невозможно.

Имена вóронов для человека кажутся неблагозвучными, а произносить их и вовсе затруднительно, так как состоят они из одних согласных. Но если вслушаться, то имя сидящего вóрона было по-своему красивым — Каррык. Обитал он в лесу лет, наверное, сорок, крепкий, не старый был еще ворон. Как строили больницу он не застал, а вот возведение десятиэтажки наблюдал, начиная с ямы-котлована до плоской крыши, под которой летом заводились гладкие и быстрые стрижи.

Жена его, ворониха Раввара, придумала развлечение — наблюдать за людьми в окнах десятиэтажного дома. Годились не все окна, конечно, а те, что хорошо видны днем с опушки леса. Вечером, когда люди зажигают свет в квартирах, смотреть даже интересней, но приличные вóроны ночью спят. Сейчас любимых окон было, собственно, три. Раньше они с Равварой смотрели в другие, но людям нравится все менять: то шторы приделают, то сами куда-то исчезнут, и глядишь, уже иные, неинтересные люди ходят там, за стеклом.

В одном окне довольно часто можно застать старушку. Она сидит у подоконника в компании двух кошек. Иногда старушка открывает окно и кормит голубей (вкусных и жирных, как утверждал филин Ефросий — заклятый друг Каррыка). Кошки тоже наблюдают за голубями и даже пытаются их ловить. Раввара рассказывала, что при ней полосатая кошка однажды свалилась из окна. Повезло ей. В смысле, Равваре.

В окне на пятом этаже можно развлечься наблюдением за жизнью молодой парочки: девушки с черными волосами и юноши — со светлыми. Люди обычно редко проводят время дома, и не всегда за ними удобно наблюдать, а эти почти все время были на месте. Сидят, как привязанные, в центре комнаты напротив друг друга у большого стола с компьютерами (Каррык был продвинутый ворон и про компьютеры знал), иногда эти двое исполняли странные танцы, раздеваясь догола. Это окно любила Раввара.

Весьма интересным было третье окно. Там, за стеклом, на шестом этаже справа, уже год как жил мальчик — среднего размера, побольше половины взрослого мужчины. Мальчик подолгу сидел у стола, перебирая разноцветные детали конструктора и выстраивая высокие красивые сооружения на подоконнике, симметричные по форме и цвету. Иногда ворон видел его вместе с женщиной. Обычно они что-то говорили друг другу, размахивая руками. И хотя из-за стекла не долетало ни звука, Каррык ощущал, что разговор этот не душевный и не добрый. Вóроны хорошо разбираются в смыслах, выражаемых жестами, и эти двое, стоя рядом, явно не слушали друг друга. Еще там очень редко появлялся мужчина, тогда мальчик смеялся, залезал на подоконник и прыгал мужчине на шею. Забавно.

В этот раз ни в одном окне никого не было, ни бабушки, ни молодежи. Потом пришел мальчик с грустным лицом и начал рассматривать лес. Каррыку вдруг показалось, что мальчик заглянул ему в глаза. Неприятное чувство. Ворон взмахнул крыльями и легко поднялся над лесом.

— Ну как? — спросила Раввара, сидевшая на дереве у гнезда. — Что видел?

— Да, как обычно. Мальчик был в окне.

— А я с большим рыжим псом играла. Хозяин у него смешной, помнишь, еще шишки в нас кидал?

— Ага. Слушай, курить очень хочется, сил нет. Слетаем сегодня?

Ворон Каррык очень любил курить трубку. Дело это у воронов не то чтобы постыдное, скорее неблаговидное, хотя, любители есть. Вот и Раввара тоже любит, и Дерг с Гаркрой. С этим самым курением много проблем: лап-то у воронов только две, плюс клюв — все это не самые подходящие приспособления для раскуривания трубки. Опять же табак-тагир. Его в лесу только у Жыгры достать можно. Но у нее табак-тагир настоящий, качественный.

Научиться курить — дело сложное и муторное. Кто по молодости не овладел, назло родителям с их правилами, потом вряд ли освоит — только у подростков для этого достаточно свободного времени. Еще нужно защищенное место, а подросткам не сложно устроить себе что-то типа клуба в любом буреломе. Соберётся, бывало, компания — штук пять-шесть молодых воронов, и делятся они своими незатейливыми тайнами, страшные байки рассказывают, мечтают о не совершённом. Табак-тагир приносят по очереди. Из каких таких трав его делают — неизвестно, все-таки местные кикиморы никому не скажут, а может, они и не знают, просто делают, раз обучены. А дальше — так. Немного табака надо размочить в выемке камня, а лучше всего в пластиковом стаканчике, их на краю леса всегда валяется в избытке (люди, к сожалению, очень нечистоплотные существа). Размоченного тагира надо отхлебнуть, а потом — ждать. Через пару минут начинает меняться тело, появляются «руки», и летать в таком состоянии уже нельзя. Но главное — руки, — отростки такие, на руки похожие, без перьев. Они чем хороши, можно зажечь спичку или зажигалку и держать трубку у рта, который появляется вместо клюва. Этих зажигалок в лесу и больничном сквере попадается много, не меньше, чем стаканчиков, подростки-вóроны обычно специально их собирают. А вот курительные трубки — дело непростое. Трубки вóронам попадают по случаю, многие из тех, что в обиходе, совсем древние. Какие-то из них люди делали, а какие — невесть кто. Понятно, что курение — это развлечение это не для дальних глухих лесов, а неизбежное зло возле городов и поселков. И еще, это — большой риск. Когда компания воронов курит, тут и собаки могут схватить, и филины эти уродские. Люди, конечно, ничего вокруг себя не замечают, но их подростки тоже бывают опасны, как и любые другие не повзрослевшие звери. Волки вот, например.

— Давай слетаем, — согласилась Раввара. — Когда стемнеет. Там тагира хватит?

— С прошлого раза должно остаться. Дерга позвать?

— Да ну его. Там табак-тагира все равно должно быть мало. А он еще со своей Гаркрой припрется, а она — зануда. Все разговоры о третьем гнезде. Оно им вообще, зачем? И как накурится, так начинает к тебе приставать.

— Компанией лучше.

— Лучше… Ладно, зови.

Над лесом раздались резкие крики, нечто среднее между карканьем и кряканьем. И если бы кто из людей смотрел в небо, то увидел, как пара больших черных птиц, кружит над лесом, выделывая странные пируэты, практически фигуры высшего пилотажа.

А вечером, незаметные в сумерках, уже две пары птиц присели на карниз мансарды заброшенного особняка, слились со стеной, а потом и вовсе исчезали в проеме черного окна.

Особняк начали строить вслед за десятиэтажкой. На этом месте вырубили сосны, вырыли котлован, собрали два этажа, прикрыли крышей и все — строители уши на двадцать лет, оставив дощатый забор и решетки на окнах. Это Раввара сообразила, что на чердак легко попасть через слуховое окно и там можно спокойно курить, все-таки женщина — двигатель прогресса. Курили они, правда, не на чердаке, а в комнате второго этажа, в середине дома. Там строители оставили скамейки и старый матрас. В комнате было хорошо, не задувал ветер, и никто их не беспокоил. Но несколько лет назад пришлось на время отказаться от уюта — в особняк опять пришли рабочие (недостроенный дом кому-то мешал), и вóроны, как встарь, слетались покурить на Старом болоте. (Эх, Старое болото — секретное волшебное место, — не все звери и птицы туда могут попасть, а людям и вовсе путь туда заказан).

Впрочем, довольно быстро строительная суета закончилась, и рабочие снова исчезли, оставив все те же серые стены из блоков. Но окна весело заблестели стеклами, а солидные двери — металлом. Еще строители переделали крышу, появилась мансарда, и дом стал трехэтажным. Что ж, жизнь идет, мир меняется, но не по сути, а по разным своим проявлениям. Рабочие вывели на крышу особняка блестящую металлическую трубу — невысокую, с крышечкой. С осени из нее начал сочиться прозрачный дымок, и в доме поселился сторож. И хотя удобное слуховое окно строители заделали, вóроны нашли-таки путь в мансарду. Ее маленькие окна были забраны деревянными рамами, и одна из них, как это водится у людей, оказалась сломанной, поэтому легко открывалась. В результате, все вернулось на круги своя: пару раз в месяц, вóроны занимали угловую комнату под крышей и курили в свое удовольствие, потому что и со сторожем можно найти общий язык.

В этот раз все шло как обычно. Заначка табак-тагира лежала в банке на столе, там же был стакан и бутылка воды, трубки лежали в ряд. Столик, конечно, неказистый, но это не важно. Вокруг стола располагались разномастные кресла с разорванной обивкой и сломанными подлокотниками. Раввара налила немного воды в стакан и положила табак-тагир, вызвав, как всегда, восхищение Каррыка и зависть Гаркры точностью своих манипуляций.

Но вот и табак размок.

Действо всегда начинал Каррык — такая традиция. Пара глотков, и он примостился в кресло. Потом, после глотка тагира, свои места заняли остальные вóроны: Раввара, Дерг и Гаркра. Всего кресел было пять, поэтому одно пока пустовало. Каррык ощутил привычное тепло и жжение в груди, под крыльями слегка свело мышцы, потом в голове зашевелился красный туман, а в лапах запрыгали ёжики-спазмы. Последним ненадолго отключилось зрение, и это было самым неприятным. Но все метаморфозы завершились быстро, пяти минут не прошло. И вот уже вполне антропоморфные фигуры, не очень большие, в каких-то невразумительных накидках оказались в потрепанных креслах. Оставалось быстро взять трубку (у каждого вóрона она своя), раскурить, а потом откинуться на спинку и начать выдувать дымовые колечки, прокручивая в голове тягучие разноцветные мысли, и говорить тягучие и тоже почему-то разноцветные слова.

Когда дым из четырех трубок основательно заполнил пространство, не раньше и не позже, в комнату вошел сторож Абубакр – невысокий, плотный, скорее старый, чем молодой. Он занял пятое кресло, закурил принесенную трубку со своим табаком и включился в беседу:

— Приветствую вас, уважаемы вороны, — начал он, — надеюсь, ветер был для вас попутным.

— Здравствуй Абубакр, добрый человек, — как обычно за всех ответил Каррык (во всяком случае, сторож его понимал). — Как дела в доме, не беспокоят ли тебя?

— Нет, уважаемый Каррык, все без изменений.

Дерг и его Гаркра предпочитали не смотреть на Абубакра, да и он на них тоже. Со сторожем, собственно, дружили только Раввара и Каррык, но Абубакра это не смущало. Более того, он до сих не был уверен, что четыре фигуры в креслах ему не мерещатся, хотя знакомы они были уже пару лет. Но, если что, видения эти ему нравились, особенно ведущий философские беседы Каррык.

Чем более густым и пахучим от дыма становился воздух, тем более яркие и умные мысли неспешно перекатывались у Абубакра в голове, тем яснее ощущал он волны любви, исходившие от фигур в креслах. Ему казалось, что вокруг сгущается теплый воздух, и где-то совсем рядом, невидимая в полумраке за воронами, ходит бабушка Фарангис. Иногда она говорит с Абубакром, и потом долго, почти неделю, он ощущал сладкую радость внутри. Каким-то обретенным чувством, он улавливал, что Дерг и Гаркра чудесные вóроны, и он любил их, как родственников, только, как бы это выразиться, души у них совсем небольшие, много туда не помещается, и в головах тоже многого не помещается. Но ведь не всем же быть такими как Каррык с его необъятным всё-пониманием. А еще в голове Абубакра перекатывались мысли воронов, непередаваемые словами, но дающие странное ощущение, будто видишь мир сверху и все понимаешь про птиц, зверей и людей. В свою очередь, Каррыку и воронам нравились мысли Абубакра, простые, теплые и бесхитростные, они продавали разнообразие общему полю размышлений и привносили новые цветные лини в узоры их видений.

— Погода будет ветреная, но не холодная, — заметил Каррык.

— Говорят, волчица Ярра готовит подарок, — после сообразной паузы продолжил Дерг.

— И что? Это ее дело, — ответил Каррык.

— Зачем она вообще это делает? Какой смысл дарить что-то людям?

— Наверное, долг у нее, договор, обет… Что еще бывает? Не знаю… А кто говорит?

— На старом болоте говорят.

— Ты их слушай больше… У этих кикимор свои фантазии. Может, в другой жизни уже подарила, а может, лет через пять еще подарит.

После обмена дежурными фразами все надолго замолчали. Да и что говорить, розовые, голубые и фиолетовые мысли продолжали наполнять комнату. Чем больше участников, тем красивей узор. Абубакр опять погрузился в запахи горячего Канибада́мского лета. И что он делает здесь, посреди бесконечной зимы?! Этот вопрос оставался без ответа уже многие годы.

Затянувшуюся паузу прервала Гаркра. Что-то изнутри ее беспокоило — простое и суетное, в таком их состоянии это было особенно заметно. И это — не третье гнездо:

— Зря вы к болотным плохо относитесь, — наконец, сказала она. — Они много чего рассказывают и многому научить могут. Было бы желание.

— Мы? Плохо? — немного подумав, переспросил Каррык. — Просто надо понимать, что от болотных принимать можно, а что — себе дороже. Табак-тагир — можно, но брать бесплатно — совершенно нельзя, только в обмен (да что я вам рассказываю?!). Все остальное от них — берем, благодарим, но не используем.

— Но почему? Что за предрассудки?

Каррыку не хотелось объяснять. Суета это, и так понятно, об этом всегда ясно говорил Ворон-Дед, что жил за озером. И примеры он приводил такие — хорошие. Вернее, с очень плохим концом примеры. Все эти мысли отразилось на общем тумане, он поблек и стал менее очерченным и приятным.

Курильщики опять замолчали, но не расслабились. Напряжение в комнате из-за неспокойной Гаркры увеличивалось. Наконец, она не выдержала:

— А вот мне недавно объяснили, как ощущать людей. И управлять ими. На расстоянии.

— Зачем? — равнодушно осведомился Каррык.

Гаркра не ответила.

— Я ощущаю вас. Вы ощущаете меня, — сказал обычно молчащий Абубакр. — Вы хотите управлять мной? Зачем, уважаемая?

— Ты – ни при чем! — отрезала Гаркра. — Ну как объяснить? Вот вы с Равварой смотрите в окна, это игра такая, развлечение, наблюдаете за людьми. А можно подключиться прямо к голове человека, которого видишь. Это тоже развлечение. Или даже не видишь, а знаешь точно, где он находится. Вот мальчик ваш, про которого вы в прошлый раз рассказывали. Вам не интересно, что он ощущает?!

— Вообще-то, не интересно, и так понятно, — ответил Каррык. — Нам ощущения людей не нужны — они простые и незамысловатые. Мы наблюдаем за поступками и действиями. Иногда это скучно, иногда забавно. Зачем управлять? Это все равно, что сочинять историю, а потом разыгрывать в лицах. Лучше оставить историю при себе, а еще лучше — рассказать другу.

Каррык не очень-то рвался впускать в себя чужие чувства, тем более, не воронов.

— Да что вы занудные какие. Сейчас покажу. Нужно попасть в мозг и приложить сначала синее тепло, а потом красное к этому … в мозгу… в середине там… круглое… — путалась Гаркра. Дым вокруг нее пошел неровными струями. — Вот где сейчас мальчик? Ага, поняла…

Увы, мысли всех сидящих сливались в одно целое, поэтому от шустрой Гаркры секретов быть не могло. Невольными стараниями Каррыка и Раввары, она вполне отчётливо видела место, где был мальчик. Все замолчали, не очень понимая, что происходит, но поле их тягучих мыслей-образов всколыхнула легкая тревога.

— Э-э, подожди, — выпрямилась в кресле Раввара. — Ты что затеяла?

Ответа не было, но тревога начала пропитывать воздух.

Так продолжалось, по ощущениям, невыносимо долго, пока неожиданно не хлопнула дверь на первом этаже. Этот звук породил волну ледяного ужаса, идущего с низу, так что фигуры в креслах замерли, и даже потоки розоцветного дыма остановились в виде распростертых во все стороны щупалец. Каррык не мог думать. Так страшно ему было лишь однажды, когда он, несмышленый слёток, сидел на ветке, а рядом — гигантский, мягкий и бесшумный, слившийся с сумерками, — пролетал филин. На мгновение их взгляды встретились, и перья Каррыка зашевелились сами собой. Только одна мысль тогда пульсировала у него в голове, и он боялся, что филин ее услышит: «Я – ветка». Вот и сейчас, «я – ветка» крутилось в голове Каррыка.

Раздались легкие, но четкие шаги — кто-то поднимался по лестнице. Воздух в комнате звенел, между фигурами в креслах начали проскакивать голубые искры, Гаркра стала почти прозрачной, на пороге появился силуэт.

Это был мальчик.

Это был тот самый мальчик из окна на шестом этаже, в домашнем красном свитере, застиранных синих спортивных штанах и дырявых домашних кедах. Глаза его блестели, лицо выражало радостное возбуждение.

— Вы же волшебники?! — неожиданно громким голосом сказал он. — Я знаю, мне сказали, вы исполняете желания! Я пришел. А вы меня не заберете? Я хочу только желания — ладно? — заговорил он. Напряжение в комнате не исчезало.

— Ах ты, нежить лесная! — первым пришел в себя Абубакр и зачастил, — Ты чего творишь?.. Там же зима, а он раздетый… Сейчас родители… Да тут милиция!.. — и, обращаясь к мальчику, проговорил. — Сынок, не бойся, нормально все.

Абубакр снял куртку и обернул ею ребенка.

— Ты тоже волшебник? — спросил мальчик.

— Волшебник, волшебник… Замерз?

— Нет, я быстро добежал.

— А дома у тебя кто есть?

— Мама есть. Но она спит. Устала после работы. А вы меня теперь к себе заберете и колдовать научите? Если что, мне не очень хочу. Мне желание надо. Чтобы исполнили. А потом – домой.

— Тебя как звать?

— Веня.

— Сейчас, Веня, с желанием разберемся и домой пойдем. Я тебя провожу.

— А ты вообще кто?

— Абубакр, сторож.

— Хорошее имя. А эти?

— Эти — главные волшебники.

— Злые? Но мне говорили, что добрые. Прямо в голове! Мне надо — желание!

— Эээ- э, погодите, — вступила в разговор Гаркра. — Какое желание? Он просто должен был ходить по дому, смешное всякое делать…

— Ты — идиотка?! Совсем с катушек слетела?! А если бы твоих птенцов кто сманил, и в чащу завел?! — закричала, а вернее, почти закаркала Раввара.

— Да, родная! Ты, пожалуй, это — того, — не удержался Дерг.

— Да в чем-дело-то?! Ну, пришел мальчик. Как пришел, так и уйдет, — бросилась в нападение Гаркра. — Забавно же…

— Так вы что, не волшебники? А кто? — на лице мальчика начал проявляться страх. Он как бы заново увидел странную комнату с ободранными креслами, смутными человекоподобными фигурами и разноцветным святящимся туманом. И только простое лицо Абубакра выражало сочувствие.

— Малыш, все в порядке, — раздался теплый и глубокий голос у мальчика в голове. Наконец-то, в разговор вступил Каррык. — Мы — волшебники, а кто же еще?! Ты скажи свое желание, и мы его исполним. Только, может быть, не сразу.

— Я хочу, чтобы папа приехал к нам, и мама с папой не ругались. Чтобы папа больше не уезжал, а то он все время уезжает в командировки. Это же одно желание? Да?

— А что вообще делает папа?

— Папа — спасатель. Он всех спасает. Он раньше был пожарником. Тогда было лучше, он дома часто бывал. А сейчас — нет. И мама меня все время ругает, когда я про папу спрашиваю.

— Значит, так. Посиди немного с Абубакром. Молча.

— А может ему дым этот ваш не полезен, — заворчал сторож, усаживая ребенка рядом с собой в кресло.

— Ничего. Пусть посидит. Нормальный дым… Гаркра, прошу тебя, ничего больше не делай, кури себе тихонько. Я буду разбираться.

Каррык погрузился сначала в себя, потом с небольшим усилием заглянул в мысли мальчика. Но нужны были не мысли, а ощущения и связи его мысле-поля, чтобы воздействовать синим и красным, но не теплым (как говорила Гаркра), а самым что ни на есть горячим. После такой настройки Каррык, а вернее, то существо, в которое он превратился, увидел внутренним взором маму мальчика, а в душе у нее — невнятное запутывание всех важных линий.

Для начала разберемся с мамой, решил Каррык, кривое — спрямим, запутанное — распутаем. Она ведь, в сущности, неплохая, только несчастная какая-то, и чем-то не своим всю жизнь занимается. Встает вот ни свет, ни заря…

Теперь папа. С трудом, но нащупал, проник Каррык по этим горячим-холодным потокам туда, к мужчине. Был он очень далеко, и никого не спасал, а напротив, собирался умереть. Вокруг него суетились люди в одинаковых серо-голубых костюмах, испачканных красным, но только Каррык понимал, что один сосуд в глубине его тела, пробитый стальным осколком, все выпускает и выпускает кровь. Каррык напрягся, воздух вокруг него стал упругим, Вóроны, поняв, что происходит, включились в полную силу — и вот уже осколок скользнул ниже, сосуд сжал резкий спазм, и кровь остановилась. Держим… Держим… Держим… — это плотное темно-бурое слово, казалось, и было тем жгутом, который пережимал сосуд. Держим… Держим… Держим…

А-аа, вот и помощь подоспела: люди разрезали тело, где надо, наложили стальной зажим, и зашили, что положено. Теперь разберемся с папиной головой. Она, конечно, в отключке, но кое-что поправить можно. Каррык нажимал теплом и холодом, мягкой силой и электрическим полем особые точки в мозгу, пока красивая и гармоничная картинка не сложилась у мужчины в голове…

И времени это заняло — изрядно.

Когда Каррык закончил и огляделся, мальчик спал, пригревшись под рукой сторожа. Искажённые фигуры в креслах теряли антропоморфные очертания.

Поняв, что дело сделано, Абубакр взял мальчика вместе с курткой и понес домой. На улице к нему присоединилась черная птица, она и указала окна Вениной квартиры. Абубакр прикинул нужный подъезд, который, естественно, был закрыт. Сторож умел открывать любые двери, но мешал мальчик. Сидя на руке Абубакра, черная птица постучала клювом, что-то тронула ловкими пальцами с когтями, и дверь открылась. Почти неслышно мужчина поднялся в квартиру на шестой этаж — хорошо, что мальчик не захлопнул за собой дверь. В одной комнате спала мама, а в другой, явно детской, стояла пустая кровать. Он положил туда Веню и прикрыл одеялом. Раздевать не стал, боясь разбудить. Потом Абубакр ушел, тихонько закрыв замок, и только на улице надел куртку. Вокруг не было ни души, ни одно окно десятиэтажки не светилось, зато на небе горели звезды. Удивительная тишина стояла над миллионным городом, даже с дороги не доносилось ни звука.

Когда Абубакр вернулся под крышу в курилку, воронов уже не было. Он, как всегда, аккуратно сложил трубки, воду и стакан. «Весь табак-тагир скурили», — неодобрительно покачал он головой и отправился к своей печурке. Подтопил, и прозрачный дымок вновь заструился из блестящей трубы куда-то к звездам. Он долго лежал на старом диванчике. Мысли, конечно, мелькали всякие, но он почему-то был уверен, что ничего плохого не случилось и не случится. В окно виднелось чуть-чуть посветлевшее небо, скоро пойдут первые прохожие, и только школьники будут еще спать по случаю воскресенья.

Два дня после этого мальчик не появлялся в окне, и Каррык начал беспокоиться. Наконец, он увидел, как Веня разговаривает с мамой — оба смеются. Ну что ж, все неплохо. «Да просто гениально, — сказала вечером Раввара. — Стало гораздо веселее». Может и веселее, Равваре тоже нравилось смотреть в окно на мальчика.

Весна в тот год случилась поздняя, и был уже конец марта, когда снег начал ощутимо таять. Именно тогда Каррык впервые увидел в привычном окне на шестом этаже, как мальчик прыгает с подоконника на шею мужчине в военной форме. Ну, наконец-то! Где вообще его кикиморы носили, мог бы и раньше приехать!

О возвращении мужчины вóрон сразу рассказал жене. Они тогда сидели на ветке недалеко от второго гнезда.

— Так и должно быть. Ты же волшебник! — ласково сказала Раввара. — И зря ты сомневался. Ведь сомневался?

— Сама знаешь, что нет.— Каррык расчувствовался и быстро перевел разговор. — А ты что-нибудь новенькое видела?

— Да, интересное окно на третьем этаже. На подоконник поставили совсем мелкого детеныша, ему нравилось смотреть на улицу, смеялся. За ним на подоконник залезла кошка. Ну и человек сзади стоял. Такие все активные, веселые, рыжие.

Еще через пару дней у четы воронов состоялся их обычный разговор у старой каменоломни:

— Слушай, курить очень хочется, сил нет. Слетаем сегодня? — спрашивал Каррык.

— Давай. Только этих звать не будем. Гаркра еще чего-нибудь учудит. Мне вообще-то яйца скоро откладывать, волноваться вредно.

— Да ладно. Вчетвером все равно лучше.

— А может, Деда пригласим? Вдруг согласится?

— Давай. Я спрошу.

В это время послышался смех и знакомый голос. Мальчик! По тропинке вдоль каменоломни шел мальчик Веня, а рядом с ним, держа на поводке серого щенка невнятной породы, шагал его папа. Щенок суетился, тыкаясь носом в шишки, палки, следы и собачьи желтые записки. Он зарывался в рыхлый снег с головой, а потом выпрыгивал на тропу.

— Ты представляешь, — увлеченно продолжал мальчик свой рассказ, — мне такой сон классный тогда приснился. Как будто я ночью встаю, захожу в этот недостроенный дом, — который заброшенный. Поднимаюсь на третий этаж в комнату, а там сидят четыре волшебника и сторож. Я даже имя его запомнил — Абубакр, — такое разве бывает?! Они почему-то все, кроме сторожа, были вóронами.

— Это как? — спрашивал папа.

— Не знаю. Но точно — вóроны. Они исполнили мои желания. Вот честно-пречестно. Я загадал, чтобы мама с тобой не ругалась и не грустила, и чтобы ты был дома.

— Так я и буду. А когда сон снился?

— Месяц назад. С субботы на воскресенье.

Что-то болью и тошнотой отозвалось у отца в животе. Месяц назад… Он снова увидел, как с низко летящего дрона падает граната… Ладно, каких только совпадений не бывает, подумал он и продолжил путь, прихрамывая.

— Надо было еще загадать, чтобы мама меня не ругала. Но она и так, ничего — в общем, сойдет!

Над их головами раздались резкие крики, и две черные птицы в синхронном полете заложили крутой вираж. Щенок поднял голову и радостно затявкал.