Леший не нуждается в чьей-либо вере, он просто есть…

Микологический невроз – это особое душевное состояние, которое передается через полное лукошко рыжиков, через первый же найденный белый гриб, через трухлявый березовый пень весь в веснушках молодых опят. Обсессивно-грибное расстройство может возникнуть в нежном дошкольном возрасте, и тогда вместо коллективных шумных игр в футбол или догонялки можно стать тихим лесным спецом по сыску оранжевоголовых подосиновиков – это история моего супруга. А можно дожить до опаленных стрессами висков, до взрослой дочери, до ненужного жизненного опыта и при этом ни разу не собирать грибы. Пара поганок, перепутанных с сыроежками, не в счет. Мой мозг порос мицелием в том возрасте, когда уже миновали все кризисы средних лет, возможно, поэтому лисички и боровики так крепко внедрились в нейронные связи, и я вдруг стала заядлой грибоискательницей, причем, куда отбитее мужа. Хотя нет, он ведь грибы даже не ест, просто собирает – этакий вегетарианец, пасущий будущий бараний шашлык, или охотник на калорийных диких уток, стреляющий из пальца. К слову сказать, он дальнозоркий, а я близорукая, в лесу мы прекрасно дополняем друг друга, как незрячая куропатка, блуждающая во тьме, и ослепленный солнцем филин, врезающийся в скалу.

         Наш семейный грибной сезон начинается со строчков и сморчков в начале мая, а заканчивается, когда Снежная королева уже варит в огромном ледяном котле белую крупу, которая бурлит, вскипает, лезет через край, а после превращается то в метель, то во вьюгу, то в глухонемой махровый снегопад. Иногда осень гонит зиму оттепелью и палит первые сугробы солнечным лазером, и тогда восстают самые крепкие грибные воины: они пережили заморозки, выстояли в боях с погаными червяками и прожорливыми слизнями и готовы сложить шляпки только в чугунной сковороде заодно с картошкой. Но так бывает не каждый год. Зато несколько лет подряд, когда наступает рыжая меланхолия, в сентябре, терпко пахнущем осенью, когда лето возвращается на неделю-другую, чтобы попрощаться на много холодных месяцев, вот тогда мы оставляем урбанистический улей. Закупаем соль, макароны, консервы и прочую лесную снедь, снимаем с антресолей палатку, наспех ремонтируем машину и мчимся в край клюквенных болот, глубоких карстовых озер, огромных лосей, сонных глухарей, а главное, миллиона самых вкусных грибов. Мы едем, разрезая светом фар красный бархат рассвета. Мчимся туда, где царит бесценный душевный покой, туда, где кукушки обещают бессовестно долгую жизнь, туда, где в искрах жаркого костра сгорает все суетное, мещанское, пустое…

                                                       ***

Последний провинциальный городок, где еще есть деревянные церквушки и обеденные перерывы в магазинчиках, остался позади, а неприятности не заставили себя долго ждать. Лес словно не желал пускать непрошеных гостей – вдруг опять оставят пластиковый и стеклянный мусор или, не приведи лесные боги, не потушат костер?

Мы еле-еле выехали из торфа, потом буксовали в песке и наконец-то уверенно сели на брюхо в жирную дождевую грязь. Вытащили нас в лесные князи добрые, но не чтущие грибной кодекс люди, которые упали нам на хвост и поехали на нашу и только нашу персональную стоянку: там родник бормочет водяную песнь в камышах, там поляна большая, как ладонь русского великана, там столик и скамейка, сделанные еще когда-то молодым свекром. Пока мы от удивления разводили руками, добрые люди оббежали вокруг нас и собрали десяток подберезовых и пяток белых. Как будто двухсот квадратных километров отборного хвойно-березового массива было мало! Но наивные недогрибники рыскали исключительно в беломошнике – разноцветном лишайнике, в котором обычно и растут благородные обабки. В итоге быстро разочаровавшись в «не грибном году», они наконец-то укатили по песчаной скатерти-дороге. Э-э-э, нет! Обидчивый гриб не терпит спешки, снобизма и жадности, и если ты не взял россыпь молоденьких моховиков, то вместо килограммового боровика справедливый Леший всучит тебе обидный красный мухомор – делай настойку, лечи радикулит, но не вздумай пригубить, иначе вместо телевизора будешь смотреть фильмы на ковре, эдакие шерстяные трагикомедии.

В этом сентябре Леший кому попало грибов не давал. Хозяин леса откровенно гнал и нас из своих чертогов. Сначала не завелась бензопила, которая должна была обеспечить костер березовыми «буратино» – ровными и толстобокими, из старых поваленных временем деревьев. Потом в баллоне для плитки внезапно закончился газ, лишь полминуты чадило, смердело и угасло. Но супруг оказался хитрее Лешего, в машине ждали своего выхода целых два топора и ржавозубая ручная пила, а нехитрый обед вполне себе приготовился прямо на костре. Тогда Леший включил дождь, чтобы остаток вечера мы просидели под тентом и спали не в палатке, а в автомобиле. Уже почти задремав, я вспомнила, что несколько лет назад в этих местах обитала медведица с тремя медвежатами. «Подросли мишутки, наверное, в машине-то спокойнее будет» – подумала я тогда.

         Утром дождь не закончился, а перешел в состояние противной мелкой взвеси, которая сделала сырыми дрова, теперь мы сидели на мокрых пнях и вдыхали едкую гарь. У нас были дождевики, были резиновые сапоги, но настроение стало прелое, как листва под ногами, и свинцовое, как обвисшее небесное вымя, из которого всё капало, капало, капало. Грибы потихоньку искались, находились, перебирались и щедро посоленные варились в ведре над костром, а после лишь едва прикрыли дно нового эмалированного чана на сорок литров. А ведь хотели купить двадцатилитровый, наивные жадины! Хотелось безо всякого гитарного сопровождения фальшиво затянуть «ты что грустишь, бродяга», скоренько собрать манатки, плюнуть в потухшие угли и уехать домой, в типовую квартиру на девятом по этажности бетонном небе, чтобы шагнуть в безлимитное интернетное поле, затеряться в сектах соцсетей, в общем, войти в привычную городскую колею. Однако серый мицелий в наших головах так просто не сдавался. Гриб манил и приказывал: вставай, иди, найди, возьми, засоли! Решили проехать вглубь и поискать лесную удачу уже не в беломошнике, а в зеленом мхе, не на пригорках, а в овражках, под юными стройными елями и березками.

         Машина сломалась в километре от стоянки. Правое колесо вывернулось, тормозной шланг «засопливел», внутри что-то захрустело. А рядом-то ни души! В середине недели по лесу гуляли лишь лоси и мы. Был еще лесник дядя Миша. Примерно в десяти километрах от нас. Вот только у него точно не было правого шруса (иначе что за ужасный хруст?) для нашего «Пежо», не было запасного тормозного шланга и, скорее всего, не было даже ключей (зачем они сдались его лошади?). Зато классный набор автомобильного инструмента пылился у нас. В гараже, в каких-то семи часах езды без пробок. Визит к дяде Мише виделся нам бесполезным и утомительным. Чтобы вызвать эвакуатор, нужно было добраться до ближайшей деревни – расстояние равное сумме километров до трех лесников, а просто позвонить мы, увы, не могли – в лесу имелась связь только с собственной душой и бесконечной Вселенной. Как поступает отбитый грибник в подобной ситуации? Правильно! Он бросает автомобиль, берет корзины и, как олень в период гона, ломится напролом в самую чащу. Ведь там, там, где под корягой сидит жирная голосистая лягушка, в окружении хоровода маслят стоит огромный белый гриб в желто-коричневом широкополом берете.

Грибы уводили все дальше и дальше, чтобы набрать полные корзины, мы петляли, как лопоухие русаки. Грибная облава прерывалась лишь фотоохотой: ну как не запечатлеть на телефон особенно крупные экземпляры и мое грибосумасшествие в виде счастливой улыбки и блестящих глаз? У мужа фотографии получаются лучше, поэтому статичные, стабильные грибы и непоседливую меня снимал он, периодически доставая телефон из заднего кармана «туристических джинсов» (особая степень ветхости и пятнистости), непригодных для ношения в городской среде. Я конечно одобряю задний карман, но только для носового платка и никак не для телефона, поэтому не раз предсказывала супругу материальные потери. О, лучше бы я была фальшивым оракулом! Мы вышли к поломанной машине, а новенький телефон с почти севшей батареей и кучей чудесных фотографий остался лежать в ареале двух-трех километров. От отчаяния я выдала звук, которым пугает все живое болотная выпь. Единственной хорошей новостью за тот день было прекращение дождя.

         Муж и корзины с грибами остались у машины, а я поплелась на стоянку – там были бутерброды и чай. А что еще нужно расстроенному человеку женского пола? Вдоль дороги валялись пластиковые пятилитровки из-под «стекломоя» для автомобилей и стеклянные бутылки из-под «стекломоя» для прямоходящих обезьян. Когда едешь на машине, этого не замечаешь, но теперь при выглянувшем солнце на малахитовом мхе это выглядело чужеродно и мерзко. Я нашла на стоянке большой черный пакет – мы всегда увозим мусор с собой, тот, который нельзя сжечь, и часа два собирала человеческое «спасибо» матушке-природе. Вернулась уставшая, но довольная, ибо за каждую поднятую бутылку лес «выдавал премию» – здоровенные грибы. Пока разводила костер и соображала барский обед из белых, случилось невероятное – муж приехал на машине. На нашей хрустящей кривоколесной страдалице. Оказалось, дело не в шрусе, а в гайке с сорванной резьбой с наконечника рулевой тяги – тьфу, какая мелочь. Запасных гаек, как и запасного телефона, супруг не имел – он всегда был уверен в себе, зато нашлась проволока, которая спасла почти безнадежную ситуацию. Поскорее вернуться в город уже не хотелось. Пока перебирала и варила грибы, супруг сделал отчаянную попытку обнаружить нужную еловую иголку в хвойном бору – отыскать телефон. Назавтра мы решили прочесать территорию вдвоем. Я не верила в успех дела, ну разве так, для успокоения совести.

         Вечером зажглись тусклые мелкие звезды, а потом небо заволокло тучами, и снова закапало. Телефон, конечно, не смог бы пережить такую ночь. Об этом где-то совсем рядом, в ельнике скорбно сообщил невидимый ворон – «кра, кра-а-а, кра-а-а-а». Супруг пил чай с шоколадными конфетами и печеньем и не верил в приметы. А меня вдруг осенило: надо задобрить Лешего и попросить, чтобы дождь прекратился. Вооружившись фонариком и почти силой отняв у растеряхи сладости, я сквозь папоротник метнулась вглубь, нашла пенек побольше, разложила дары, попросила лесного правителя о невозможном и вернулась к костру.

         И невозможное произошло! Сначала закончился дождь, высоченные сосны вверху передавали друг дружке теплый ветер и, словно дворники метлами, быстро расчистили тучное небо. От вида Млечного Пути, нарисованного златом и серебром на черном холсте, закружилась голова и зазвенело в ушах. Мы чувствовали себя космической пылью, кварками, нейтрино и мюонами и широко распахнутыми глазами принимали мигающие сигналы из рукава Ориона от далеких пронумерованных звезд, до которых человек, к счастью, никогда не долетит, чтобы оставить там консервные банки, бутылки и пластиковую смерть. Через час мой грибной подельник отправился спать, а я решила посмотреть на сладкие подношения. Что-то влекло и тащило меня в ночной лес, над которым взошла наглая кругломордая луна. Помню, было очень страшно, а еще потрясающе.

         Фонарик выхватил из тьмы очень крупного мужчину, одетого в явно малой камуфляжный болоньевый костюм, босого, с длинными белыми волосами. Он сидел на том самом «сладком» пне и громко причмокивал – так ребенок впервые пробует леденец на палочке. В здоровенных ручищах жалобно попискивал знакомый телефон. Человек разговаривал с издыхающей батареей на непонятном, но однозначно птичьем языке – так галдят болтливые сойки: бульканье, скрежет, посвисты, среди которых слабо можно разобрать «кжже-е-ек, кжже-е-ек, кже-е-ек». Пи-пи-пи – пищал телефон, «кже-е-ек-кже-е-ек-кже-е-ек» – обзывался на него полнолунный незнакомец.

– Это же наш телефон! – от неожиданности крикнула я и сделала пару шагов вперед.

         Он быстро повернул голову в мою сторону. О, лесные святые, храните любопытную и глупую меня! Лица у ночного незнакомца не было, вместо него – темное глубокое дупло, вместо кожи – кора, вся в наплывах чаги, и волосы оказались вовсе не волосами, а густой спутанной паутиной. От увиденного я застыла. Вокруг повисла такая абсолютная тишина, что я слышала не только стук своего трусливого сердца, но и хлопанье собственных ресниц.

Меж тем в дупле начал нарастать шум, все сильнее, сильнее. Через мгновенье оттуда вылетел рой пчел, поднялся к небу и застыл там янтарной гроздью сверхновых звезд, потом выползли десятки змей, направились к ручью, и вода в нем зажурчала сильнее, после в свете фонарика блеснул роскошный мех то ли норки, то ли куницы. Напоследок из дупла выпорхнули сороки, синицы, неясыти, вальдшнепы, сычи и прочий хичкоковский набор, они громко кричали и неслись прямо на меня, касаясь лица крыльями. И тут земля под ногами превратилась в болотную трясину, я провалилась в смертельную жижу с головой на долгих пару минут. А потом вынырнула… И вот уже снова стояла возле «сладкого» пня – абсолютно пустого. Потрясающе ужасного кого-то не было. Видимо, и все конфеты съел этот кто-то, а после незаметно напихал мне в карманы ветровки нетронутое печенье – не понравилось. Вдруг в пяти метрах, ближе к роднику затрещали ветки. Сохатый перепрыгнул на другую сторону и обернулся, и мне показалось, что огромные рога его облеплены множеством драгоценных турмалинов-светлячков.

         Утром я проснулась в машине, но помнила каждую деталь то ли ночного кошмара, то ли лесного знакомства с ним, с тем, кто главнее самого дяди Миши, с его величеством Лешим. Конечно же я всё рассказала мужу, но он скучно предположил, что это от переизбытка свежего воздуха и грибной усталости снятся подобные красочные сны. После завтрака мы поехали искать телефон, ибо примерные квадратные километры для этого бесполезного занятия знали.

         А нашли всего-то за пять минут! Ноги сами вывели в нужное место. Телефон лежал недалеко от дороги, рядом с многочисленным семейством подосиновиков. Целый, невредимый, как будто специально поджидал нас на сухой подушке из беломошника. А потом на нас просто-таки посыпались грибы: за ночь выскочили сотни маслят, распустились, как оранжевые бархатцы, крупные лисички, прямо под ногами вылезли крепкие белые. Мы не успевали сгружать корзины в багажник и бежали дальше, только телефон теперь остался в «Пежо» – карманы супругу я предусмотрительно зашила накануне вечером. Вскоре стало жарко, в лес вернулось настоящее лето и заставило снять куртки.

Но и на этом лесные приключения не закончились! За день я увидела столько лосей и оленей, сколько не видела за всю жизнь во всех зоопарках: одиночки, парами, семьями, небольшими стадами. Над нашими головами летали и выстукивали сосновую морзянку черные краснокнижные дятлы, а на небе появились десятки галочек – перелетные птицы решили напоследок полакомиться на болотах клюквой. В березовой рощице выбивали храбрую барабанную дробь уже начавшие линять, разжиревшие зайцы. А на опушках всполохами пылали хитрые лисьи хвосты. Мы чувствовали себя заколдованными Нильсами, попавшими на праздник на гору Кулаберг и получившими несметные сокровища, среди которых не оказалось ни единого червивого гриба. Бак заполнился за один день. Да что там бак! Даже макароны с тушенкой получились вкуснее ресторанных деликатесов! И Млечный Путь ронял нам в руки самые прекрасные и выполняющие желания не просто одиночные астральные цветы, а целые звездные букеты. Стоит ли говорить, что мужу я больше не дала съесть ни единой конфеты. Даже если ты лично не видел Лешего, ты всегда должен оставаться человеком. Разве нет?

Пролетела еще пара дней. Собирать грибы было уже некуда, мы просто гуляли – к болоту, к озерам, к лосиным кормушкам с солью-лизунцом, даже съездили к заброшенной староверческой деревне с черными деревянными срубами без крыш и окон. Я носила сладкие взятки каждый день, ибо знала: это был не сон, Леший есть. Самый настоящий! И неизвестно, добрый он лесной царь или злой, но мы ему понравились. Ведь мы не мусорили, не пили «стекломой», хорошенько заливали водой кострище и кланялись каждому грибу. Уже была собрана палатка, и загружены в «Пежо» вещи, оставалось положить на тот волшебный пень последнюю горсть конфет и вернуться домой. Чтобы впрыгнуть, как в униформу, в городскую оболочку и мечтать уже о следующем сентябре. Пора. Пора. Увы, пора.

***

Ехали мы по лесным дорогам разудало, чего уж. На проволоке! С заглушенным гвоздем тормозным шлангом! На звенящих нервах и ручнике! Но все-таки добрались до асфальта, потом до деревни, после до городка, в котором есть не только обеденный перерыв, но и выходные дни в магазинах автозапчастей. Заскочили на рынок купить пирожков и встретили там не Лешего, но его зама по лесному хозяйству – дядю Мишу. Разговорились. И именно в тот момент, когда уже начинает тягостно давить городское бытие, когда я вот-вот была готова поверить, что всё произошедшее – лишь ночное виденье, лишь лесной мираж, дядя Миша сказал:

– Странные вещи порой случаются. У меня пару дней назад вечером одежду украли – костюм камуфляжный, да вот этот самый (и ткнул пальцем в болоньевую грудь защитного цвета). Ружье, рацию, посуду или провизию не тронули, только костюм. А наутро вернули, вернее, не вернули, а подкинули к дому, на лавочку. Абсолютно целый, только в кармане обертки от конфет остались. Не от моих. Я ведь барбариски люблю.

         Мы переглянулись. А лесник продолжил:

– Похожий случай уже был. У меня как-то спортивный костюм своровали, а потом отдали. В июле это было. Тогда девочка городская в лесу потерялась. Маленькая совсем, лет пяти. Бегала, бегала за земляникой и отбилась от своих. Кричали, аукали – бесполезно. Спасателей вызвали, на вертолете летали, я так вообще с ног сбился. Думали всё, не выживет, четыре дня ведь прошло. А девчонка вдруг сама в деревню вышла, сказала «дяденька большо-о-ой такой ягодами кормил, из родника воду в ладошках приносил и дорогу показывал». На следующий день смотрю, а костюм-то мой на крылечке лежит, только пара пятнышек от черники осталась…

                                                     ***

Я не стану рассказывать, как мы нашли автосервис, в котором нужную гайку нам просто подарили. Как приехали домой уже ночью, как я два дня мариновала вкуснейшее грибное ассорти, как еще раз выбрались на заключительную тихую охоту уже в конце октября. И ведь набрали на славную жареху! А еще… Нет, не буду. Это уже совсем другие приключения.

Только вот что мне не дает покоя. Я этой зимой даже сплю плохо, как голодный шатун. Никак не могу вспомнить, какие именно конфеты я Лешему на пенек носила. И муж забыл название, говорит «вкусные, шоколадные, с начинкой вроде бы». Придется мне все виды шоколадных конфет скупить, пытаясь в супруге память пробудить. Насильно кормить одними сладостями вместо борща и жаркого стану. Пусть только не припомнит!

Ведь вдруг Леший только определенные конфеты в дар принимает? И что тогда нам – отбитым грибникам, а так вполне себе обычным людям делать?