Нанкилийцы - необыкновенно легкие, весёлые люди. Они все время смеются. У них у всех детские глаза - даже у стариков. Впрочем, я не знаю, можно ли их вообще называть "стариками". У пожилых нанкилийцев волосы не седеют, лица не покрываются морщинами, тела сохраняют силу и гибкость. Они до последнего часа бодры и деятельны, и заканчивают жизнь не в постели, среди хлюпающих родственников, склянок и кислородных подушек - а в походе, или за дружеским застольем, или, чаще всего - в своей лаборатории, ломая голову над очередной научной загадкой. Нанкилийцы поголовно все - ученые. У всех, с кем нас знакомили, был какой-то научный титул, даже у самых юных… Но, несмотря на всю свою ученость, эти люди, как оказалось, крайне наивны и доверчивы. Им даже в голову не пришло, что мы могли прилететь к ним с недоброй целью. Они ничего не заподозрили и даже не попытались нас как-то прощупать. Они просто потеряли голову от счастья, увидев гостей из Космоса.

- Это самый счастливый день для нашей планеты! - сказала профессор Тимару-Мин, которая выполняла роль нашего гида, - Наши ученые всегда говорили, что мы не одни во вселенной, что рано или поздно мы встретим братьев по разуму. Мы всегда жили этой надеждой. И вот она сбылась!

Праздники, торжества и встречи следовали не прекращаясь. Все хотели нас увидеть, улыбнуться нам, потрогать нас, сказать нам слова радости и восхищения. Со всех концов планеты летели приветственные послания. Это была самая настоящая эйфория. Нанкилау ликовала!

Для нас, конечно, все это лишнее. Встречи с восторженными жителями нас не интересуют. Нам нужно уточнить, где расположены месторождения тавдина. И проверить - есть ли на планете противовоздушная оборона, способная обнаружить и перехватить наши ракеты. После этого наша миссия будет закончена.​

Впрочем, нет, еще не закончена. Останется главное... Все будет, как всегда. Капитан отдаст команду о санации. Я без колебаний нажму на гашетку. В бортах «Тавдиры» откроются многочисленные люки, сотни тысяч ракет вылетят и повиснут над всей поверхностью планеты. Наш корабль взлетит, и через три минуты, когда мы уже будем в верхних слоях атмосферы, ракеты изольются смертоносным дождем, убивающим все живое... Так было не раз, так будет и теперь. Для этой планеты мы - вестники смерти.

***

Тавдира... В этом имени - что-то драконье.  Огромный дракон, который ползет, гремя железными кольцами, и дышит смрадом войны. Тавдира создана войной. Она - порождение войны, питается войной и существует для того, чтобы продлевать. войну.

Тавдира появилась тогда, когда появился тавдин. Чудо-металл, который дороже золота и нужнее хлеба... Тавдин - металл войны. С его помощью можно сделать самолеты, ракеты и снаряды невидимыми для радаров противника - и принести больше смерти и разрушения. Тавдин - металл смерти и разрушения. Тавдин нужен всем - потому что на Земле все готовятся к войне... Тавдин нужен всем - поэтому власть Тавдиры безгранична.

Президенты, короли, эмиры, шейхи, диктаторы - приходят к ней на поклон, они готовы сделать все, что от них потребуют, отдать все, что у них попросят - чтобы получить бесценный тавдин... Тавдира свергает и назначает правительства, решает судьбу стран и континентов. Тавдира могла бы покорить своей власти всю планету. Но тогда исчезнут войны - и само существование Тавдиры станет бессмысленным. Тавдира существует - пока существуют войны. Поэтому она правит тайно - заставляя враждовать всех со всеми.

Чем больше тавдина, тем прочнее власть Тавдиры... Агенты Тавдиры рыщут по всей Земле, отыскивая новые тавдиновые месторождения. И горе той стране, где их обнаружат! Тавдира ни перед чем не остановится, чтобы их заполучить.

Но время шло, и тех запасов тавдина, которые были на Земле, Тавдире стало мало. Человечество, предчувствуя тавдиновый кризис, забеспокоилось. Главы государств выражали в связи с этим тревогу и озабоченность. Общественные деятели ломали голову, как решить эту проблему... Словом, истощение запасов тавдина наша земная цивилизация восприняла как катастрофу. Цивилизация горевала, что уже не сможет воевать с таким размахом самоистребления, как до сих пор.

Пока какой-то тощий студент-геодезист не огорошил человечество безумной идеей - тавдин нужно искать на других планетах!

Безумной она была до того момента, пока учёные Тавдиры (а в ней работают лучшие учёные мира) не изобрели способ обнаруживать тавдин на других планетах. Было открыто несколько таких планет... Однако позже выяснилось еще одно обстоятельство. На всех планетах, где был обнаружен тавдин, существовала жизнь. И, судя по всему, разумная. 

Обитаемость планет Тавдиру не обрадовала. Для нее это была лишняя проблема. Живые существа непредсказуемы, никогда не знаешь, что они выкинут. Особенно - разумные. Тавдира с этим сталкивалась везде, где она разрабатывала тавдин. Если местных правителей за хорошую плату всегда можно было сделать покладистыми - то от местного населения были одни неприятности: вражда, недовольство и бунты, которые приходилось усмирять.

Тавдира не могла так рисковать. Она хотела обезопасить себя от всяких сюрпризов. Нужно было решить эту проблему.

Для решения проблемы был создан наш Особый отряд космической разведки.

Нас называют разведчиками, но разведчики мы только отчасти. Наше дело - подготовить новую планету, сделать ее оптимальной для дальнейшей добычи тавдина. А оптимальная планета - это необитаемая планета.

Мы - чистильщики. Мы очищаем планету от жизни, чтобы в дальнейшем Тавдира могла спокойно заниматься добычей тавдина. 
На моем счету - три экспедиции. Три убитых планеты... Мы очищали планеты от целых племен, рас и цивилизаций - деловито, как очищают жилье от тараканов. И называли мы это – санация. Три планеты... Нанкилау должна была стать четвертой. Но что-то пошло не так. Я оказался тем самым слабым звеном. Я – старый солдат, закоренелый убийца – я дрогнул, расслабился, размяк. Да, я думал, что я - человек войны и проживу на войне, что спокойная жизнь не для меня. Но я никогда не был в таком мире, где вокруг одни только друзья, где каждый встречный на улице - твой брат. А теперь я оказался в таком мире - и моя военная душа захотела отдыха, покоя, радости… Да, я хотел спасти Нанкилау! Эта мысль вселилась в меня - и я уже не мог избавиться от нее. Но для того, чтобы спасти Нанкилау - я должен предать капитана, а я не могу сделать это. Чтобы его предать - я должен испытать против него ненависть, ярость, гнев. Но во мне нет этих чувств. Если б я мог его ненавидеть! Если бы он был подл, бесчестен, с низкой душой!  Если бы он был труслив, жаден, честолюбив! Тогда я с легкостью разорвал бы все, что нас связывало. Но ни один из этих пороков не пятнал душу капитана.

Он не раздумывая отправлял на смерть тысячи людей – но он также не раздумывая бросался мне на помощь, рискуя жизнью. Он чужой и своей кровью добывал несметные богатства для Тавдиры - но для него самого деньги были как сор. Он знал славу. Но он по большому счету не дорожил и славой. Он дорожил только одним - сознанием, что он во всем остался верен себе и ни в чем не нарушил свой собственный кодекс чести.

Мой капитан был страшный человек. Но он был мой друг. Он верил в нашу дружбу. Он верил мне. Он не допускал мысли, что я могу его предать... Поэтому я и не мог его предать.

- Ты не забыл, для чего мы здесь? – спросил он как-то вечером - Ты не слишком погрузился в изучение здешних порядков?

-  Да, они меня заинтересовали.

-  Что же в них такого интересного?

-  Здесь нет войн. Разве это не удивительно?

Он немигающе взглянул мне в глаза. Он сказал: 
- Даже если бы я мог остановить войны на Земле - я не стал бы этого делать... Мужчина растет на войне. 
- А миллионы погибших?
- Да, иначе война не была бы войной. Мужчина - тот, кто живет рядом со смертью и не страшится ее.

Потом как-то странно поглядел на меня:

- Старший лейтенант Валиев! Мне бы не хотелось думать, что ты изменился!.. Скажи - ты не изменился? Ты со мной?.. Со мной или нет? Отвечай!

- Я с тобой, капитан.

- Хорошо! Я тебе верю. Ты никогда меня не обманывал... Но все-таки ты слишком много общаешься со здешними чудаками. И это плохо на тебя влияет...

Я ждал, когда он кивнет, разрешая мне идти. Но вместо этого он поднял левую руку. На руке не хватало части кисти и двух пальцев, безымянного и мизинца.

- Ты помнишь, восемь лет назад? - спросил он - Помнишь тот бой под Мадиной?

Как я мог не помнить? Это был ад, я уже прощался с жизнью, но подоспел капитан - хотя он тоже мог не уйти живым. Нам повезло, мы вырвались. Там капитан и оставил часть руки.

- Я должен был тебя вытащить, и вытащил. Я поступил бы так, даже если бы мне пришлось там положить голову.

- Я знаю, капитан.

Его челюсти сжались.

- Так вот, я хочу, чтобы ты знал и другое: если ты изменишь Тавдире - я убью тебя, не задумываясь…

«Я в этом и не сомневался» – подумал я… Я помедлил и спросил:

- Что такое для тебя Тавдира?

Он ответил, не задумываясь:

- Тавдира – это мощь. Тавдира - лучшее, что есть у человечества. Она подгоняет его железным кнутом, заставляет идти вперёд, подниматься всё выше и выше... Посмотри, сколько планет мы уже покорили! Разве без Тавдиры мы обрели бы такое величие?!

- Что мы несем этим планетам?

- Это неважно. Главное - идти вперед. Мужчина - это победитель...

Его глаза блестели холодным блеском. Потом он перевел взгляд на меня.

- Хорошо, теперь иди... Помни, что я сказал. 

Он повернулся и зашагал отмеренной, твердой поступью. И я, не видя его лица, знал, что его губы сжаты, а глаза немигающе прищурены. И он своим взглядом по-прежнему судил меня, вопрошал и требовал. Он требовал, чтобы я был таким же как он. Чтобы я также непримиримо презирал все мирское, невоенное - все, что может отвлечь воина от его пути, размягчить и расслабить. Чтобы я также бесповоротно, как он, шел дорогой войны, победы и мужественности. 

Но я не был таким, как он. Я всегда это знал. Я всегда знал, что он – сильнее, тверже, упрямей… Поэтому я и шел за ним. Поэтому из нас двоих он и был капитаном… Я всегда признавал его главенство. И служил я не Тавдире – а ему, и верен был не Тавдире – а ему. Тому мрачноглазому волчонку, который тридцать лет назад стал моим единственным другом и единственным светом в моей суровой детдомовской жизни.

***

И вот теперь я поднимался по лестнице в капитанскую рубку, как по ступеням собственного эшафота. Что я ему скажу? Чьим именем буду вызывать к нему? Именем справедливости? Она у него своя... Именем нашей дружбы?

- Капитан! Мне нужно говорить с тобой. Я хочу говорить... как твой друг. Капитан, мы с тобой друзья?

Он бросил взгляд исподлобья:

- А разве я давал тебе повод в этом сомневаться?

- Нет. Поэтому я и хочу поговорить.

Он помедлил.

- Ну что ж. Говори.

- Я хочу знать - задавал ли ты себе когда-нибудь эти вопросы: кто мы? что мы делаем? зачем мы здесь?

Он кивнул:

- А ты все-таки изменился. Да, я чувствовал это. Зря ты начал этот разговор...

- Ты мне не ответил.

- Отвечу...  Мы - солдаты. Мы служим Тавдире. Здесь мы выполняем миссию, которую нам поручила Тавдира.

- Какую миссию? Отправить на тот свет миллионы живых существ? Еще одну планету превратить в кладбище?

Его челюсти сжались. Взгляд стал отчужденным. Он закрылся, отгородился от меня броней, и сквозь нее уже не пробьются никакие слова.

- Это необходимость. Земле нужен тавдин.

- Хорошо, допустим. Допустим, Земле нужен тавдин... Но неужели только так? Неужели - только вот так?!! Почему нельзя как-нибудь иначе?!

- Иначе? Как ты себе это представляешь?

Во мне снова загорелась надежда.

- Капитан! Они поделятся с нами! Нужно просто попросить их об этом. Ты же знаешь, они не откажут…

Подбородок Максима налился тяжестью, скулы сделались каменными.

- Мужчина не просит - отрезал он - Мужчина сам берет то, что хочет.

Надежда погасла.

- Понты, - сказал я с горечью. Это слово – грубое, пахнущее улицей, было из нашего детства, и Верховцев слегка скривился.

- Вся твоя жизнь - одни сплошные понты, капитан.

(Я вдруг удивился, что не понимал этого раньше).

- Доказать себе и всему свету, что ты - самый неустрашимый, самый непреклонный, самый мужественный на планете и в ее окрестностях... В этом вся твоя...

- Остановись - сказал Верховцев, не глядя на меня. Его голос звучал сдавленно.

- Доказывать - кому? Ради чего?.. Деньги, женщины, обложки журналов - все это я мог брать обеими руками. И брал. И на все это я плевать хотел... Ты это знаешь. Ты знаешь, чем я дорожил. Нашей с тобой дружбой. Поэтому остановись, пока не поздно ...

Он говорил, почти не разжимая губ. Кожа на скулах натянулась до упора, до сероватой бледности. Я давно знал капитана, и знал, что это плохой знак. Но я уже не мог остановиться.

- Дружба?! Дружба двух сумасшедших! Ведь мы с тобой сумасшедшие, это надо признать. По большому счету, нас должны держать в клетке, как особо опасных зверей. Да, нас с тобой превозносят, как героев, но это потому, что наш мир тоже сумасшедший! Мы - больные дети больного мира!..

- Это - наш мир. Другого мира у нас нет и не может быть.

- Мы даже в этом мире - чудовища!.. Ты не спрашивал себя - почему все остальные отказываются лететь во второй раз - а мы летим уже в четвёртый? Почему мы способны на то, что для других невозможно? Почему, капитан?

- Потому что мы сильнее и лучше... Они - филистеры, мы - солдаты. Им нужны деньги на сытую спокойную жизнь. Для этого они и отправляются в экспедицию -  заработать на сытую спокойную жизнь...

- А нам? Что нужно нам?

- Мы выполняем свой долг. Мы спасаем Землю. Мы завоевываем новые планеты - и оставляем их филистерам. Пускай филистеры их обживают... А мы летим дальше.

- Подожди! Послушай, пожалуйста, послушай!.. Капитан, ведь мы с тобой превзошли всех злодеев прошлого. Мы истребили целые цивилизации, мы обезлюдили несколько планет!.. Теперь мы впервые оказались в счастливом мире... добром мире... Неужели и здесь все повторится?.. Капитан, капитан! - я замотал головой - В пролитой нами крови можно утопить целые галактики! Доколе?! Доколе, капитан? Сколько еще планет мы превратим в кладбища?

Верховцев скрестил руки на груди.
- Тебя не удивляет, что я тебя до сих пор не арестовал? Что продолжаю тебя слушать?

- О, спасибо тебе, спасибо, что слушаешь! Так послушай и дальше! Еще не поздно остановиться. Ты можешь - не правда ли, ведь ты можешь! - не делать этого. Это очень просто... Ты не отдашь приказ о санации... Я не нажму на гашетку... И мы с тобой не станем ангелами смерти для этой планеты... И счастливая Нанкилау будет купаться в лучах и звенеть стрекозами, а ее жители будут плясать на пирах и сидеть в своих любимых лабораториях... Ты можешь это, капитан! На корабле ты - царь и бог. А теперь ты царь и бог для целой планеты... Капитан! Ты что-нибудь ответишь?

- Отвечу. То, что ты делаешь - измена.

- Измена? Кому и чему я изменяю?

- Своему долгу. Своей присяге. Тавдире. 
- Тавдире?! То есть - этим упырям, которые в ней заправляют? Которым уничтожить население целой планеты - как хлопнуть себя по коленке?.. Ради них мы с тобой устроили армагеддон для трех планет, и теперь должны устроить для четвертой? Но почему? ПОЧЕМУ?!
- Потому что мы дали слово, - лицо Верховцева стало упрямо-каменным - Пускай я злодей, пускай я убийца - но предателем я не был! Если я за что-то взялся - довожу до конца. И теперь доведу... Никто не скажет, что я нарушил слово!

- Ну конечно! - я горько рассмеялся - Ведь это самое главное - чтобы никто ничего не сказал!.. Помнишь наше детдомовское детство? Помнишь того волчонка, который смотрел исподлобья, дрался с мальчишками из старших классов и прыгал с третьего этажа - чтобы никто не посмел назвать его слабаком!.. Это был ты. Ты так и остался тем волчонком...

- Волчонок вырос и стал волком. Да, я волк. Я живу по волчьим законам. Волк берет то, что хочет. Потому что может... Потому что за свою слабость он честно расплатится жизнью. И смерть он примет как волк -  молча, не прося пощады… Волк жесток, но честен.

- Ты стал волком, потому что ты жил в оскаленном мире. В этом мире нельзя показывать слабость, потому что за слабость там платят жизнью... Но есть другой мир, и в нем можно жить по-другому...
- Я не могу жить по-другому - капитан непреклонно смотрел поверх моей головы - Каким бы ни был мой мир - но он мой. Я его часть. А этот мир - он чужой. Он мне не нужен, и я ему тоже.

Эти слова падали на мое сердце, как камни. Я закрыл глаза от безнадежности. Но я не мог сдаться!

- Послушай, капитан! Послушай, друг мой! - я взял его за локоть, я постарался вложить в свои слова все, что чувствовал в эту минуту.

- Пойдём к Тимару, все ей расскажем и вместе подумаем, что делать. Клянусь тебе, эти люди нам помогут. Мы перед ними очень виноваты, но они простят нас, я уверен, простят! - по моему лицу текли слезы, и я впервые в жизни не думал о том, что это позор для мужчины - Мы останемся с ними, да!.. Здесь не нужно щерить клыки, рвать глотки, добивать раненых... здесь можно быть людьми... Пойдем, капитан!

Он с каменным лицом отстранился от меня.

- Ты арестован. Я прикажу закрыть тебя... Я должен бы тебя пристрелить, как изменника, но ты был моим другом. Пускай на Земле решают, что с тобой делать.

Наступило молчание. Мы оба прощались друг с другом. Но в этом молчании вдруг раздался голос Максима.

- Ты предатель - сказал он - Ты предал меня, своего капитана и своего друга. Ты предал нашу дружбу. Я думал, мы с тобой - до конца... Филистерам нужны деньги, уют, жена, дети... А нам с тобой нужны были только Космос, наша мужская честь и наша свобода. Я думал, что так будет всегда. Но ты предал! - в железной твердости капитанского голоса зазвенели детские нотки обиды и горечи, и передо мной встал тот мальчик из детдома, в те редкие минуты, когда он не сжимал кулаки и не супил лоб. Тогда его светлые брови потерянно надламывались, и лицо принимало беззащитное выражение.  

Но уже в следующую минуту Верховцев вновь стал собой. Его голос был тверд и невозмутим:
 
- Теперь все кончено... Прощай.

Он протянул руку к стене, чтобы нажать на кнопку вызова команды. 

Почему он повернулся ко мне спиной, зная, что у меня оружие? Потому что по-прежнему верил мне, как другу, несмотря на все, что сейчас сказал? И не допускал даже мысли, что я могу выстрелить?

Я вскинул руку и не целясь нажал на спусковой крючок. Выстрела я не услышал. Только увидел, что на широкой спине капитана, возле левой лопатки, расплывается красное пятно. Он не вскрикнул, не ахнул, лишь вздрогнул, закинул голову назад, и стал медленно поворачиваться. Повернулся ко мне вполоборота; я увидел скулу, кусок лба и глаза. В этих глазах не было гнева и ярости - а только удивление, и какой-то недоумевающий укор... Потом он вдруг, не шатаясь, разом грохнулся на спину, и застыл. Его закинутый профиль снова стал чеканно-упрям и суров.

Когда в капитанскую рубку вбежали остальные члены экипажа и увидели меня над телом капитана, я сказал им:

- Не торопитесь хвататься за оружие. Лучше поблагодарите меня… Вы все не ангелы, и у вас было всякое, но по крайней мере вы не станете губителями целой планеты.

Что они испытали, когда узнали, к чему мы с Верховцевым готовились, и в чем они тоже должны были принять участие? Когда они услышали про уже решенную участь Нанкилау, и про еще три планеты-кладбища?

Они слушали мой рассказ с ужасом и отвращением. И я порадовался за них. Что бы там ни было у них в прошлом, но они не перешли ту последнюю черту, после которой человек превращается в чудовище. 

В растерянных глазах моих товарищей я читал один вопрос - что нам делать теперь? И я им ответил:

- Нам остается только одно - все рассказать жителям планеты, и отдаться на их суд. Как они решат, так и будет.

***

Я сразу сказал, что виноват лишь я один, что кроме меня и капитана никто из экипажа не знал о цели нашей экспедиции и не узнал бы до последней минуты... Я сказал, что не жду для себя пощады.

- Я знаю, чего заслуживаю. Любой ваш приговор будет справедлив. Прошу только об одном - дайте мне отсрочку. "Тавдира" не успокоится, она пришлёт сюда новый корабль. У вас нет оружия, чтобы дать ему отпор. Я умею строить космические корабли, умею оснащать их самым страшным оружием. Дайте мне время - я научу ваших инженеров создавать такие аппараты. Мы вооружим планету тем же оружием, какое есть у "Тавдиры", мы подготовимся к обороне… Тогда я с готовностью приму то наказание, которое заслужил.

***
Безмолвные стражи Совета отвели нас, всех пятерых, в белую комнату, похожую на больничную палату. Там мы провели три дня. Нам давали еду, воду и все необходимое. Ни один из тех, кто нас обслуживал, за эти три дня не проронил ни слова. Мы не пытались вступить в разговор. Мы знали - в эти часы Нанкилау, в лице своего Высшего Совета, решает нашу участь. И мы ждали решения.

И вот нас снова привели в зал Совета.

Навстречу нам поднялась женщина темной расы, невысокая, коренастая, с коричневой кожей и голубыми глазами. Это была Амату-Тару, Глава Совета. Раньше ее раса считалась презренной - а теперь она, дочь этой расы, возглавляла Совет и имела право говорить от имени всей планеты. Члены Совета почтительно наклонили головы, готовясь выслушать то, что она скажет. Сейчас ее устами будет говорить Нанкилау.

- Четверо космонавтов: Богдан Лисогурский, Артак Ованесян, Янис Ляускайтис, Милош Драгович - не желали зла нашей планете. Они обманом были втянуты в злодейство. Поэтому на них нет вины. Именем народа Нанкилау Высший Совет снимает с вас все обвинения. Народ Нанкилау считает вас своими друзьями. Вы свободны. Вы можете вернуться домой или остаться с нами, как наши друзья и братья.

Чувство благодарности, которое я испытал в этот миг, было так внезапно и так сильно, что у меня ослабели ноги. Я бросил взгляд на своих товарищей. Все они стояли, закрыв лица руками, их плечи вздрагивали.

Тяжелый камень упал с моей души. Мои товарищи спасены, они не будут расплачиваться за мои злодеяния... Но мой приговор еще не оглашен. В зале Совета повисло молчание. Судьи медлят... Я знаю, почему они медлят. У меня нет сомнений, каков будет приговор - приговор народа Нанкилау... Да, нанкилийцы добры, добрее их нет людей на свете. Но ТАКОЕ простить нельзя...

- Марат Валиев!.. Ты хотел причинить нам зло. Ты задумал преступление против нашей планеты. Ты виноват перед нами.

С каждой фразой я опускал голову все ниже... Да. Осужден. Иначе и не могло быть...

- Но ты остановился. Ты задумал преступление - но не совершил его. Ты хотел погубить нашу планету - но спас ее. Какое бы зло ты ни совершил в прошлом - нам ты сделал добро. Мы прощаем тебя и считаем тебя своим братом. Останься с нами как наш друг, и помоги нам защитить нашу планету.

Я закричал и рухнул на пол. "Простили! Простили! Но как! Как можно такое простить!.. Ведь такое может простить только бог, только Христос, или те люди, которые идут его путем... Так мне говорили на Земле. Но на Земле только говорят об этом, но никто никого не прощает! А эти люди не поклоняются никаким богам, не молятся, не строят храмы - но прощают меня, злодея из злодеев, и называют своим братом!.. Значит, они и есть боги! Других богов у меня не будет!"

Когда моя душа затихла после этих содроганий, я вспомнил ещё одну свою боль. Я вспомнил, что на корабле, на полу капитанской рубки, лежит тело моего друга и моего капитана. Я должен отдать ему последнюю почесть, проводить его в последний путь... Я обратился к Совету с просьбой позволить мне позаботиться о теле капитана, похоронить его по обычаям Земли, или же сжечь, как это принято здесь. 

- Мы должны посовещаться - сказала Амату-Тару.

Они совещались недолго, затем сообщили мне свое решение.

- Капитан Верховцев десять дней считался нашим другом. Мы его любили, верили ему и почитали его. Поэтому мы не можем его ненавидеть, несмотря на его огромную вину перед нами... У нас нет ненависти к твоему другу. Но он был нашим врагом и умер нашим врагом. Он не раскаялся и не остановился, как это сделал ты. Поэтому ему нет места на нашей планете. Его тело не будет похоронено в земле Нанкилау. Его пепел не будет развеян в небе Нанкилау... Он должен покинуть нашу планету.

Я слушал, опустив взгляд. Когда я понял, ЧТО это означает - похолодел. Но я не возразил ни единым словом. Приговор был суров, но справедлив до последней буквы - как все приговоры Совета. И, как все приговоры Совета, обжалованию не подлежал. 

- Я сделаю то, что нужно... Разрешите мне отправиться на корабль.

Амату-Тару кивнула.
Странное чувство я испытывал, пока поднимался на Тавдиру. Я ненавидел это металлическое чудище, которое прятало в своих недрах смерть для миллионов живых существ. И в то же время - это был мой дом. Здесь я провел двенадцать лет своей жизни. И все эти двенадцать лет он был рядом со мной - мой друг, мой капитан. Мы вместе делили опасности, не раз спасали друг другу жизнь... А теперь он лежит на полу капитанской рубки, и красное пятно под левой лопаткой уже стало черным. Я был готов не задумываясь умереть за него.
И вот я убил его.

Он лежал, вытянувшись. Глаза запали, лоб стал худым. Но профиль капитана оставался так же непреклонен и строг.

- Пора, капитан - сказал я - Я пришел проводить тебя в последний путь.

Я поднял его на руки, и шатаясь под тяжестью большого тела, понес в седьмой отсек - туда, где находились спасательные капсулы. Я втащил его в одну из капсул (их было две) и усадил в кресло пилота... В этой капсуле, в этом кресле капитану Верховцеву предстоит провести свою вечность, сотни и тысячи лет - мчась сквозь холодную тьму космоса, мимо бесчисленных звезд и планет.

Я сел в соседнее кресло. Я должен был попрощаться со своим другом...

- Прощай, капитан, я не смог тебя спасти... Ты в этом мире доверял только мне, и у меня не было никого кроме тебя. Я убил тебя, и теперь мне не узнать покоя до моего последнего часа... Но есть вещи, которые выше всего... выше даже, чем наша с тобой дружба. Это - надежда. Надежда, что можно построить жизнь не по волчьим законам... Прощай, капитан!

Я вышел в отсек, и помедлив, нажал на кнопку аварийного вылета. Раздался щелчок, тихое гудение - и приведенная в действие катапульта со свистом выбросила капсулу из корабля. Капсула, превращенная в вечное пристанище, со скоростью света устремилась в верхние слои атмосферы. Через десять минут она пронзит насквозь атмосферу планеты и помчится, унося тело капитана в глубины космоса.

***
Весть о том, что планете грозит смертельная опасность, ошеломила мирную Нанкилау. Нанкилийцы с трудом в это поверили. У них уже триста лет не было войн. Они победили зло на своей планете - и даже не подозревали, что зло может явиться к ним из иных миров... И все же они приняли правду. Теперь я смотрю на их лица - эти лица стали другими. Вместо безоблачной радости - строгая сосредоточенность. Народ Нанкилау напрягся, словно пружина - и как один человек стал делать все возможное, чтобы защитить планету.

Мне дали под начало три сотни инженеров, два научных института и десять заводов, которые до этого производили обычную продукцию, а теперь должны были начать производить оружие. Нанкилийцы – смышленые люди, они все схватывают на лету. Работают они слаженно и быстро. А сейчас, понимая серьезность момента, они трудятся с героической самоотверженностью. Работа кипит. И теперь, если Тавдира задумает отправить сюда свои корабли - нам будет, чем их встретить!

Я сообщил об этом в Совет. Совет поблагодарил меня и оповестил жителей, что отныне Нанкилау вооружена грозным оружием и сможет дать отпор любым врагам... Лица нанкилийцев смягчились. Они снова начали улыбаться. Но, как сказала Глава Совета Амату-Тару: 

"Отныне мы никогда не забудем об опасности. Никто не застанет нас врасплох... Мы завещаем нашим потомкам всегда помнить об этом".

Я верой и правдой служу Нанкилау. Я полностью прощен и оправдан. Меня приглашают на заседания Высшего Совета. Я живу в прекрасном доме на берегу моря, и мои увитые цветами окна весь день наполнены ветром, солнцем и синевой. А недавно меня полюбила прекрасная девушка, Лиару-Ану - одна из дочерей Тимару. Она такая же лучезарная, как ее мать, но в самой юной поре, на пороге жизни. Она бесхитростна, как утреннее солнце, и свежа, как весенний листок. Я мог бы протянуть руку - и вот оно, счастье. Но мне нельзя. Слишком тяжелые камни висят на моей больной совести.

Первый камень - три планеты-кладбища.  Моя недрогнувшая рука обрушила на них смертоносный дождь, и теперь на них нет ничего живого. Только роботы-рудокопы Тавдиры копошатся, добывая драгоценный тавдин... Будь проклят этот кровавый металл, металл-убийца! Будь проклят тот день, когда его открыли! Будь проклята Тавдира! И я, я - будь я проклят до скончания веков!..

Я не сплю по ночам. Моя постель жжет меня как раскаленная сковорода, а легкий морской воздух давит на грудь как тонны камней. Я бы покончил с собой. Держит меня только одно - что меня, такого чудовищного - эти люди не отвергли, позволили мне жить рядом с ними. Они даже одаривают меня своей дружбой - которую я не заслуживаю и никогда не заслужу. И это меня держит. Я, пришедший из волчьего мира и отравленный им - буду жить рядом с этими людьми, раз они мне позволили. Буду видеть каждый день их доброту, благородство, искренность. И, если я буду стараться изо всех сил - может быть, когда-нибудь я хотя бы на шаг смогу приблизиться к ним...

Второй мой камень - капсула с телом капитана, которая мчится сквозь холодную тьму... Нет такого дня, чтобы я не вспоминал о нем. Да, я не мог поступить по-другому. Я знаю это... Но мой друг мертв. Мой друг остался один на один с холодом и тьмой... Эта тьма смотрит мне в лицо - пусто и равнодушно. Этот холод останавливает сердце. Мне начинает казаться, что это я сижу в проклятой капсуле. Что это я, мертвый, лечу сквозь бесконечные пространства, упёршись невидящим взглядом в пульт управления... Где ты сейчас, капитан? Мимо какой планеты пролетаешь на своем корабле-призраке?

И третий камень на моей душе - Земля. Моя родная Земля. Над ней - драконья власть Тавдиры. Она обвилась вокруг планеты, сжала ее своими железными кольцами, и крепко держит. Мне кажется, я вижу, как Земля бьется и трепещет, пытаясь вырваться из драконьих объятий. Но дракон не отпускает… Трупный яд Тавдиры отравляет всю планету. Там никто никому не верит, там все друг другу враги. Там - несчастные люди, измученные вечной битвой всех со всеми. Если бы полететь туда! Рассказать им про Нанкилау... Пусть узнают, как счастливо можно жить. Пусть они тоже станут счастливыми, бедняги!