ПАПИН СВИТЕР

Чёрно-белая лайка бежала вдоль берега по оставленным отливом водорослям, распугивая чаек. Её звонкий лай разлетался по пустынной глади моря до самых островов.

Женя, сидя на корточках, оторвалась от своих ракушек, встречая Линду.

– Что случилось? – Она встала, рукавом убрала белокурые волосы с лица. Яркое солнце светило прямо в глаза.

Линда, обежав вокруг девочки, не снижая скорости, понеслась обратно к станции.

– Наверное, папа зовёт. – Она отряхнула руки, взяла банку с ракушками и камушками и зашагала за собакой к дому.

Здесь, на неприветливом берегу северного моря, солнце, хоть и низкое, и холодное, радует так же, как и полный штиль, потому что редкость. В полярный день солнце бродит по горизонту круглые сутки. Но так, чтобы его было видно, чтобы резкие длинные тени по земле, блестящие мокрые камни на берегу, голубое небо – это очень непривычно. И даже цвет моря в этот момент кажется не серым.

Низкорослая северная тайга, приближаясь к пологому берегу, становится ещё ниже, и не доходя до воды совсем падает ниц перед величественным простором моря, открывая одинокую метеостанцию Махтава всем ветрам. На несколько десятков километров, а если не считать геологов и закрытые колонии, то и на добрую сотню километров, – ни одной живой души. Море, камни и тайга.

– Что сегодня набрала? – Папа с любопытством заглянул в банку. - О-о! С отливом и улов побогаче!

– Да, сегодня удачный день. Все девчонки в интернате к первому сентября будут с нарядными браслетиками. – Девочка сама была довольна трофеями. – Ты меня звал? Линда прибегала. – Женя сполоснула руки в ведре, стоящим у крыльца деревянного дома, сняла резиновые сапоги и надела кроссовки. – Как мама?

– Отвезу её к врачу. В посёлок.

– Ого! Даль такая! Как она перенесёт-то? Спит?

Отец молча кивнул. Когда он переживает, всегда становится молчаливым. Никогда Женя не видела, чтобы отец давал волю чувствам. В любой ситуации он был спокоен и собран. Наверное, именно такие люди и приживаются лучше на севере. Но почему мама, затейница и хохотушка выбрала отшельническую жизнь на краю земли, не понятно было никому. Даже её тринадцатилетней дочери.

Женя тихонько зашла в комнату. На диване согнувшись от боли лежала мама. Девочка села рядом на пол. Мелкие капли пота блестели на обветренном и загорелом мамином лице.

– Жень, нам придётся надолго оставить тебя здесь одну. Прости, - Жесткая натруженная мамина рука с нежностью провела по белёсым волосам дочери.

– Мам, ты давай, поправляйся, - девочка уткнулась головой в её горячую ладонь. – Горько было видеть маму в таком состоянии, но плакать девочка не умела. Суровый отцовский характер давал о себе знать.

– Не переживай, котёнок. Врач посмотрит, даст нужных таблеток. Всё будет нормально, - мама подмигнула дочери. Голубые глаза её были уставшие и спокойные.

– Жень, два-три срока справишься одна? – Папа заполнял таблицу наблюдений.

Девочка прикинула в уме:

– Это часов через шесть-девять. Получается, к ночи вернётесь?

– Скорей всего. Пока отлив, часа за три доберёмся по берегу. Обратно уже, наверное, лесом. Не знаю.

– Ты только предупреди дядю Вову. А то опять подумает, что я с рацией балуюсь.

– Не подумает. Он уже знает, что ты почти профессиональный метеоролог. Пойди, маме помоги собраться, а я машину заведу.

Не старый, но уже потрёпанный северными ветрами, УАЗик завёлся не сразу. Маму положили на заднее сидение, закутали одеялом и закрепили ремнями. Документы, запас белья и бутылку с водой Женя положила ей в ноги.

На прощание девочка погладила маму по плечу и поцеловала её как ребёнка в макушку.

– Возвращайтесь скорее.

Папа едва заметно перекрестился.

– Может, её в больницу положат. Тогда один вернусь. Будь осторожна. Про свитер не забудь! Ключ на гвоздике.

И машина, очень аккуратно переваливаясь на камнях, двинулась в путь по песчаному берегу.

Женя сидела в комнате за столом и разбирала в картонной коробке свой «улов». Во взрослой отшельнической жизни девочка нашла для себя отдушину: искала красивые ракушки на берегу, обкатанные волнами необычные цветные камушки и мастерила из них украшения, добавляя купленные в городе бисер и бусины.

До следующего срока снятия показаний оставалось ещё время. Женя скрупулёзно распределяла ракушки по цветам и размерам. Увлёкшись, она не сразу услышала посторонние звуки в доме. Снаружи кричали чайки, шелестели волны. А вот это что за шорох? На секунду она оцепенела, пытаясь осмыслить, что это и где.

«Свитер!» Утром папа ходил дизель-генератор проверять. Девочка оглянулась – лежит на диване.

Отец рассказывал, что этой зимой появилась в округе очень наглая и любопытная росомаха. Он пугнул хищника из ружья. Скорей всего, зацепил дробью. Теперь она реже появляется. И знает, как пахнет боль.

Рабочий папин свитер был пропитан запахами пороха, табака, пота и солярки. Для чувствительного носа росомахи теперь это сигнал опасности. Женя с осторожностью натянула большой папин свитер.

От страха сердце её, кажется, остановилось. Кровожадный хищник в доме? Днём? Девочка с ужасом вслушивалась в едва различимые звуки.

«Ключ на гвоздике», - на цыпочках Женя подошла к печке и, не отрывая глаз от двери в коридор, нащупала ключ. Теперь сердце колотилось с бешеной силой. «Почему Линда молчит? Она жива?»

Проскользнув в коридор, как можно тише отперла шкафчик. Там стояло ружьё, на полке – коробка с патронами и ракетница. В доме ракетницей нельзя. Женя взяла ружьё. Заглушая мягкими пальцами щелчки оружия, зарядила оба ствола.

Прошлым летом отец учил её стрелять. Но после первой же тренировки у Жени на плече появился огромный синяк. Он болел по ночам. Папа решил, что всему своё время, и больше не давал дочери оружие.

Сейчас Женя очень жалела об этом. С заряженным ружьём и бухающим в груди сердцем она на носочках продвигалась по коридору, прислушиваясь к каждому шороху. Звук шел из кладовки с продуктами.

Крепко сжимая ружьё двумя руками, она подошла к двери. Не заперто. Дверь открывается в коридор. Открыть дверь – значит, выпустить ружьё из рук. Стоять перед закрытой дверью глупо. Женя судорожно соображала, как поступить.

Не снимая палец с крючка, перехватила приклад под мышку, отпустила левой рукой цевьё, взялась за ручку двери. За дверью всё затихло. Она попробовала, подкинув ружьё, перехватить в обе руки. Не трудно. Опять освободила левую руку. Затихший было шорох возобновился. Рывок за ручку. Женя вскинула оружие, и прицелилась вниз. Движение вверху. Дуло в потолок. Оранжевая тень заметалась по коробкам и полкам. Белка! Тьфу!..

Женя выдохнула с облегчением. Ружьё вдруг стало невыносимо тяжёлым. От резкой слабости оно выскользнуло из рук. Ноги её обмякли и девочка села на порог.

Встрепенулась от резкого звонка. Будильник. Срок!

Вскочив на ноги, Женя вбежала в рубку, схватила ленту для гелиографа, вылетела на крыльцо, надела резиновые сапоги и помчалась к приборам.

– Махтава! Ответь, Махтава… Женя… Женя, ответь! – В рубке рация тревожно скрежетала голосом дяди Вовы.

– Дядь Вов! Здесь я. – Девочка влетела в помещение, схватила переговорное устройство, – Замешкалась. Я сейчас в журнал всё занесу. Подождёте?..

Закончив с работой, Женя вспомнила про оружие и открытую кладовку. «Как белка туда попала?» – Поставила на предохранитель ружьё, повесила его на плечо и вышла оглядеть дом снаружи. Окно было целым. Под карнизом никаких щелей.

Где-то на берегу залаяла Линда. «Вот она где! С чайками играет», – подумала девочка и заглянула под пол кладовки. Та была пристроена к дому и поставлена на невысоких столбах, для защиты от грызунов и сырости. Женя подлезла поглубже. Потрогала всё руками, подёргала каждую доску – нет, ничего.

Линда заливалась лаем. Голос испуганный. Она что-то увидела? Женя на четвереньках выползла из-под кладовой. Вспомнила, что не закрыла дверь в дом. Сняла с плеча ружьё. Опять белка? На этот раз может и росомаха: время к вечеру. Собака на крыльце металась и лаяла в открытую дверь. На ступенях видны были грязные следы, кровавая дорожка вела в дом.

«Ну, теперь я тебя не боюсь!» – На крыльце Женя выскользнула из резиновых сапожек и в одних носках тихо вошла в дом, держа оружие наготове.

Заглянув в комнату, девочка увидела монстра. Грязный, лохматый мужчина сидел на её стуле и рвал зубами простыни на полосы. Всё её рукоделие было рассыпано по полу, шкаф открыт. Он сидел спиной к двери окровавленный, худой. Серая роба порвана в клочья. Пальцы и ладони перевязаны обрывками серой ткани, насквозь пропитанными кровью, тощие руки в синяках.

Девочка, краснея от перехватившего горло страха, упёрла дуло ему между лопаток. Человек замер. Он молчал, не смея пошевелиться. Женя тоже молчала, не зная, что дальше делать. Едва щёлкнула предохранителем.

– Не-не, мужик, не кипятись, – не видя стрелка, но чуя красноречивый запах опытного охотника, он медленно стал поднимать дрожащие израненные руки, – я не хочу никому зла. Думал, нет никого. Я перевяжусь и уйду, – его голос был хриплым и слабым.

– Привязывай себя к стулу! – Женя пнула ему под ноги обрывки ткани, которые валялись на полу. Услышав сзади детский голос, мужчина вскочил на ноги, повернулся к девочке, но тут же получил испуганный удар дулом в горло, поскользнулся на рассыпанных бусинах и грохнулся плашмя на пол. Женин визг он уже не слышал. Она сама не поняла, как ударила его, куда попала. Выстрелить не хватило духу.

Девочка перестала кричать и, всхлипывая, прислушалась: дыхания не слышно. Без сознания. Или притворяется?

Подвывая, Женя опустилась на коленки, на них положила ружьё и дрожащими пальцами стала связывать вялые руки чужака остатками простыней. Раны на его руках и ногах кровоточили и гноились. Вытирая рукавом свитера слёзы, девочка крепко затягивала узлы. С каждым затянутым узлом она собирала волю в кулак, приводила себя в чувство.

Когда чужак начал подавать признаки жизни, он уже был надёжно зафиксирован: руки привязаны к ножке дивана, ноги - к ножке платяного шкафа. Он оказался растянут вдоль печки, и лежал на металлическом листе под заслонками. От бессилья он просто спал.

Линда на улице не унималась. Женя выглянула в окно. В вечерних сумерках плохо было видно, что там её беспокоит. Полярный день кончался, и теперь на несколько часов солнце всё же уходило за сопки. И сейчас сумерки уже накрыли побережье.

Что с Линдой? Едва переставляя ноги от усталости, Женя вышла на крыльцо. Перед домом, припадая к земле, собака кидалась на ощерившееся чудовище с массивными клыками. Зверь, похожий на небольшого медведя, шипел и кидался на Линду, пытаясь ударить её лапой с длинными когтями. И, видимо, тварь всё же зацепила её: левое ухо у Линды кровоточило.

Едва Женя показалась в дверях, зверь, что-то почуяв, попятился назад, не прекращая рычать и отражать атаки лайки.

– Линда, стой! Уходи, уходи! – Замахала собаке руками. – Я сейчас!

Девочка метнулась в дом. Путаясь в длинных рукавах свитера, схватила ружьё, выбежала и без малейшего сомнения выстрелила в росомаху. В плечо сильно ударил приклад, Женя взвыла. Зверь тоже издал леденящий душу рык. Превозмогая боль, девочка, не раздумывая, ещё раз выстрелила. Безжизненное тело хищника затихло в траве.

Линда ещё лаяла, суетилась вокруг опасного зверя, но, успокоившись, осторожно подошла и понюхала мёртвое животное. Женя, не то плача, не то смеясь, опустилась на ступеньки. В ушах девочки звенело, плечо ныло, руки дрожали.

Тихое море катило волны на песок. Горизонт горел закатом, плавно переходящим в рассвет.

Около полуночи машина подъехала к дому. Линда с перевязанным ухом выбежала встречать хозяина.

– Женя! Женя, что случилось? – отец бросился в дом. На крыльце лежал труп росомахи. Охнув от неожиданности, он вбежал в комнату. - Женя!..

На полу спал растянутый и связанный беглый арестант. Заспанная дочь выползала из-под пледа на диване. Она обнимала ружьё, и улыбалась спросонья. Ошеломлённый отец, сел на стул, не в силах вымолвить слова.

– Пап, как мама?

– Хорошо… Прооперировали… Аппендицит, - он с трудом подбирал слова, глядя на распластанного чужака. - Кто это? – он махнул рукой к двери, – Что это там?

– Пап, видишь, день у меня сегодня удачный. Только маме не рассказывай! Пожалуйста!

– Женька… – Мужчина схватился за голову. Собирая мысли, с силой потёр уши, лицо, крякнул, - Жень, а знаешь, мы маме на зиму новые унты сделаем.

– Замётано!

– Давай ружьё, и иди, спи. Я посторожу этого красавца. И транспорт за ним вызову. Охотница моя!