«Сколько бы ни было вагонов подготовлено, завтра надо начинать испытания. Будет один состав — будем работать с одним, но завтра первый поезд должен начать обкатку линии», — повторил про себя Кайрат напутственные слова Стрельникова. В глубине души он надеялся, что теоретический экзамен всем курсантам поставят «автоматом», и необходимость тянуть билеты отпадёт сама собой. За свою жизнь Алтынбаев уже уяснил, что слово «завтра» слишком часто приходится понимать как «никогда». Конечно, его, равно как и Алексея, постоянные задержки пуска, внезапно выявляемые нарушения, недоделки (весьма корректно называемые в отчётах «несоответствиями») и внеплановые проверки должны были волновать меньше всего, ведь курсанты не имели прямого отношения к процессу приёмо-сдаточных испытаний, а всего лишь приехали в рамках программы по обмену опытом. Но с каждым часом Кайрат замечал растущий пессимизм его коллег. Чем больше проходило времени, тем мрачнее они становились. И если внешне ничего не менялось — всё так же шла работа, такими же дежурными фразами тебя встречали товарищи, — в воздухе нависало, всё больше сгущаясь, предчувствие чего-то нехорошего. Особенно бралась в глаза нервозность Стрельникова, Антипенко и даже Тырышкина. Хотя они старались не выставлять напоказ свою обеспокоенность, она всё равно сквозила в их резких фразах и в общем измотанном состоянии. Волей-неволей беспокойство старших передавалось и остальным сотрудникам, и по дороге домой Кайрат не мог не думать о происходящем.

Вернувшись в квартиру, парень с такой силой плюхнулся на старую кровать, что она жалобно заскрипела, а ножки, казалось, на мгновение оторвались от пола. Пару раз он пробовал позвонить Айгерим, но на звонки она не отвечала. Странно, но парень не чувствовал ни волнения, ни разочарования от этого — должно быть, переживания последних дней уже настолько истощили нервную систему, что она уже была неспособна на проявление эмоций. «Ну, не отвечает и не отвечает. И что? Завтра разберёмся, а сейчас спать надо». С таким настроением Кайрат и лёг спать, перед этим пощупав батарею. В том, что в комнате было холодно, ничего удивительного не было. Скорее, удивление вызывал тот факт, что батареи были тёплыми в сентябре, когда до начала отопительного сезона ещё надо было пережить сезон гриппа и прочих ОРВИ.

***

«Бабушка, ну пойдём смотреть паровозики!» Немного поворчав для вида, она неторопливо одевалась, брала его за руку, и они шагали по узенькой улочке, которая вела к будке путевого обходчика. Мальчику не нравилось, что бабушка шла медленно, и он вырывал свою ладошку из её руки и весело бежал вперёд, не забывая посетить ближайшую канаву, чтобы нарвать одуванчиков или головок репейника. А потом они подходили к железной дороге и садились на скамейку возле небольшого кирпичного строения, и могли находиться там часами, глядя на проезжающие мимо поезда. Маленький Кайрат завороженно любовался могучими гудящими и пускающими дым машинами, а бабушка вычёсывала из его густых длинных волос застрявшие там колючки и зонтики одуванчиков. Уже годика в четыре мальчик мог безошибочно узнать тип каждого локомотива, проезжающего мимо. Но больше всего ему нравилось смотреть вдаль, на противоположную сторону путей, где располагался отстойник. Там ожидала отправки на металлолом отслужившая своё техника. На заросших травой проржавевших рельсах стояли паровозы, позже на дальний путь свозили старые электрички, а изредка там появлялись и деревянные пассажирские вагоны. Мечтой всего детства Кайрата было попасть туда, перепорхнув через все эти многочисленные рельсы, и погулять по заброшенным вагонам. Бабушка не пускала Кайрата туда, да и бегать через десяток путей было небезопасно. И поэтому для маленького мальчика эти массивные чернеющие силуэты вдалеке всегда казались этакой несбыточной мечтой, которая поблизости, но добраться до которой суждено только избранным. Его завораживали огромные стальные монстры, такие величественные, но беззащитные перед лицом времени и забвения. Отчего-то ему особенно запомнились два когда-то зелёных, но уже проржавевших почти насквозь паровоза с тремя огромными и двумя маленькими колёсными парами. В детстве они казались ему страшными и нереальными, словно скелеты динозавров. Но больше всего мальчика удивило, что однажды проходившие мимо путейцы назвали эти паровозы «Борьками». У мальчика это слово ассоциировалось с кличкой поросёнка, которого держали их соседи, и он никак не мог понять, зачем такой огромный паровоз звать поросячьим именем. А потом Кайрат пошёл в школу, и они с бабушкой уже перестали ходить к той будочке — в жизни начались совсем другие заботы. Но когда его спрашивали: «А кем ты хочешь быть, когда вырастешь?», мальчик уверенно отвечал: «Буду машинистом!»

Но в эту секунду, словно реклама на самом интересном месте фильма, сновидение прервал писк телефона. А затем ещё и ещё. Парень взглянул на время — было семь с небольшим. «Какая зараза закидала меня сообщениями с утра пораньше?» — Кайрат разозлился не только из-за того, что теперь уже точно не сможет уснуть, но и потому, что не поставил телефон на ночь в беззвучный режим. Парень не стал вставать сразу же, а предпочёл ещё поваляться в постели, думая о своём странном сне, таком ярком и неестественно реалистичном, но моментально начавшем забываться после пробуждения. Он казался Кайрату настолько реальным, что, проснувшись, парень был готов поклясться, что всё увиденное происходило с ним на самом деле. Первые минуты после пробуждения парень лежал, неподвижно уставившись в потолок, словно заново переживая свой сон. Чтобы удержать в памяти хотя бы обрывки увиденного, Кайрат начал думать о самой впечатляющей детали — стройных, вытянутых паровозах на больших колёсах, которые, даже заброшенные и проржавевшие, ещё не растеряли своей красоты и изящества. А сон ли это был? Или путешествие в прошлое, нечто, пережитое множеством людей, но так и не нашедшее научного объяснения? Старая немощёная улочка, деревянные домики, запах дыма, смолы и пропитки шпал, шорох щебня под ногами, бабушкин платок и длинный халат из цветастой ткани… И эти паровозы со своими изящными будками клиновидной формы, которые ни с чем не перепутать. В середине пятидесятых, полвека назад, они ещё работали на Туркестано-Сибирской железной дороге. «Турксиб… послевоенные годы… — думал Кайрат, и мельчайшие крупицы воспоминаний и впечатлений постепенно складывались в его сознании в цельный образ. — Так там же работал мой дедушка! Это о нём я видел свой сон!» Кайрат едва удержался, чтобы не выкрикнуть это вслух. Своего дедушку Даурена — маминого отца — Кайрат помнил только по рассказам мамы. Тот всю жизнь отдал железной дороге, и где он только не бывал — исколесил страну от Урала и до Забайкалья! В войну водил эшелоны с эвакуированными, санитарные поезда. А в тысяча девятьсот пятьдесят четвёртом, кажется, его не стало. Погиб он по глупости: он вёл пассажирский поезд, нагоняли опоздание и забыли проследить за уровнем воды в котле. Когда подъезжали к конечной станции, потолочный лист топки уже раскалился докрасна, и помощник то ли по невнимательности, то ли от усталости открыл кран инжектора. Холодная вода хлынула на раскалённый металл… Взрыв котла, обломки, разлетающиеся во все стороны, жаровые трубы, будто вывернутые наизнанку… Шансов не было. Его жена тогда ждала ребёнка, и коллеги хотели скрыть от неё катастрофу, соврать, что он попал в больницу, пищевое отравление или что-то вроде этого. Не хотели лишний раз нервировать. Но она, завидев у своего порога молчаливых и мрачных работников депо, сама задала им вопрос: «Как это случилось?» А когда тебя спрашивают в лоб, уже нельзя соврать. Через пару месяцев она родила девочку, маму Кайрата, которой так никогда и не посчастливилось увидеть собственного отца. Сохранилось только несколько фотографий в семейном альбоме. Одна из них с детства запомнилась Кайрату — дедушка, ещё совсем молодой, в белом парадном кителе и фуражке стоит у паровоза серии Б, украшенного флагами и лозунгами. И подпись на обратной стороне «Депо Оренбург, 1945 год». Но мама обычно быстро пролистывала эту страницу, когда показывала маленькому сынишке альбом. «Наверное, ей тяжело было принять тот факт, что её сын тоже хочет стать железнодорожником», — вздохнул Кайрат. Он не выспался, но, тем не менее, сна не было ни в одном глазу. Парень зевнул, потянулся и решил вставать и умываться — всё равно выбор был невелик. Он налил себе кофе и выглянул в окно — погода совсем не напоминала конец сентября. Деревья всё ещё украшала густая листва, покрытая блестевшими в первых лучах солнца каплями. На лужайке у дома несколько собачников выгуливали своих питомцев. По тротуару, о чём-то оживлённо щебеча, прошли несколько девочек-подростков в школьной форме. Бело-жёлтые многоэтажки-новостройки в соседнем дворе казались вырезанными из бумаги и наклеенными на густо-синий фон безоблачного неба.

И только сейчас он взял телефон, чтобы, наконец, посмотреть, кто же устроил ему столь ранний подъём. В уведомлениях светились три сообщения от Айгерим, но когда он попытался открыть их, на экране была лишь надпись «сообщение удалено». Кайрат поставил чашку кофе на стол и начал нервно вышагивать по комнате из угла в угол. «А что, если...?» — подумал парнишка и начал торопливо одеваться. Он вышел на улицу, и быстрым шагом направился в сторону остановки. Прохожих на улице было немного, если не считать нескольких мамочек с колясками, неспешно шагавших по дорожке, ещё сырой после ночного дождя. Лучи утреннего солнца пробивались сквозь ещё густую, едва ли начавшую желтеть, листву, зажигая капельки на листьях, словно искорки, а прохладный воздух был настолько свежим и пропитанным ароматом влажной земли и травы, что им хотелось не просто дышать, а упиваться, наслаждаясь каждым мгновением. Просыпавшийся город светился яркими красками — зеленью и золотом листьев, синевой безоблачного неба, отражением солнечных лучей в окнах многоэтажек. Волшебную тишину этого утра нарушали только редкие гудки локомотивов и отрывочно доносившиеся с вокзала объявления диктора. Всё, как в детстве, словно и не было этих лет, пронёсшихся, словно ускоренная киноплёнка.

***

С самого детства любимым временем года у Кайрата была эта недолгая пора между летом и осенью, время коротких вечеров, ярко-алых закатов, оранжевых гроздьев рябины, глубокого синего неба и влажного асфальта на рассвете. А ещё эти последние дни перед школой казались для него временем обновления, новых открытий и планов. Даже по прошествии многих лет ему нравилось заново переживать то восхищение, с которым он примерял новую одежду к школе, выбирал тетради и дневники, листал новые учебники, рассматривая картинки и наслаждаясь запахом свежей бумаги и типографской краски.

Кайрат любил и солнечные осенние деньки, когда листва ещё только-только начинает желтеть, а природа, то ли не желая прощаться с летом, то ли по ошибке, заставляет распускаться жёлтые одуванчики и бледно-голубой клевер среди травы. Холодными утрами шёл пар изо рта, а иногда на железных прутьях заборов появлялся голубоватый налёт инея. Но к полудню обычно разогревало, и мальчишки бежали домой после школы, скинув с себя пиджаки и куртки. Дневную жару быстро сменяла вечерняя прохлада, а небо покрывалось облаками, светившимися розовым в последних лучах солнца.

Именно в эти дни Кайрат начинал чувствовать себя по-настоящему счастливым и старался прожить их в полную силу. Он проводил с друзьями на улице весь день, до самого заката, и возвращался домой, покусанный мошкарой, с мокрыми растрёпанными волосами, но такой счастливый. Зайдя вечером в свою комнату, он падал на кровать и мгновенно засыпал, чтобы ранним утром встретить новый день.

Время шло, и в старших классах он мог бы ездить на автобусе или троллейбусе в школу, которая находилась в самом центре города, но вместо этого парнишка предпочитал ходить пешком через крутой и страшный пешеходный мост напротив массивной казармы с готическими башнями из красного кирпича, метко прозванной местными жителями «Париж». Такое название сильно контрастировало с плачевным состоянием здания, с обветшавших стен которого сваливались кирпичи, а двор был погребён под слоем мусора, который давно никто не вывозил. Район пользовался недоброй славой, и Кайрату было неприятно ходить там, особенно вечером, рискуя нарваться на хулиганов или того хуже, скинхедов. Но этот риск ничего не значил по сравнению со зрелищем, которое открывалось ему со старого моста, многие ступени которого уже вывалились, а под ногами зияла пустота. Ведь этот мост проходил как раз над путями, куда свозили старые списанные локомотивы. Конечно, паровозов из далёкого детства он уже там не застал, но его манила сама атмосфера этого места: тепловозы, которые когда-то бегали по всей стране, вагоны, в которых побывали тысячи разных людей — всё это стояло и ржавело, ожидая предсказуемого конца.

***

Кайрат не стал отгонять нахлынувшие воспоминания детства и ранней юности, напротив, он специально решил пройти той самой тропой, которой ходил домой из школы. Этот мост уже отремонтировали, а железнодорожные пути огородили глухим бетонным забором. Да и старых вагонов на них не было — теперь всю рухлядь резали прямо на территории депо, а не отгоняли в отстойник.

Но в остальном всё было почти так же, как тогда. Парень достал телефон и посмотрел, сколько времени — было около девяти. Новых сообщений не было. На всякий случай он заглянул в прогноз погоды — сегодня ожидался один из последних тёплых деньков, а на следующей неделе обещают сильное похолодание и даже местами снег. Но сегодня и вправду жарко, хотя уже время от времени у горизонта наползали чёрные тучи, намекая на то, что осень медленно, но неизбежно вступает в свои права.

Вот и знакомая пятиэтажка, где жила Айгерим. «Какого чёрта я здесь делаю?» — задал себе вопрос Алтынбаев, прежде чем в его голове возникло три одинаково сумасшедших плана. Неприметная железная подъездная дверь была покрыта несколькими слоями объявлений, накопившихся за годы существования дома. Особенно выделялись две надписи: «Баянист, тамада, услуги» и странный лозунг «Коней на мясо», написанный красной краской из баллончика. Когда парень был здесь в прошлый раз, он даже не обратил на них внимания.

Первый план, который родился у Кайрата, был как самым простым, так и самым идиотским: позвонить в домофон и заявиться в гости, как ни в чём не бывало. Но вероятность быть изгнанным поганым веником, половым тряпками и прочими подручными материалами в данном случае оказывалась чересчур высокой. Поэтому такой вариант отпал сам собой. Отойдя от подъездной двери, Кайрат обошёл дом, угадывая, какой из балконов принадлежит её квартире. Тем самым он сможет приступить к реализации второго плана — несколько более романтичного, но и более опасного. «Айгерим живёт на третьем этаже, — размышлял Кайрат, поглядывая на толстые ветви деревьев, почти вплотную подходившие к балконам. — Значит, я могу попробовать залезть по ним…». Но здравый смысл всё же возобладал, и парнишка решил не рисковать. Вместо этого он присел на корточки за кустами и перешёл к плану номер три…

***

Той ночью Айгерим не спалось. Но виной тому не был ни стресс из-за подготовки программы выступления в новом сезоне, ни даже погода. Девушка легла поздно и долго ворочалась в постели, распахнула окно из-за духоты, через несколько минут закрыла, потому что в комнате стало холодно. Она прошла на кухню, стараясь не шуметь, налила себе крепкий кофе. «Неужели он меня любит? — мысли девушки были в таком же беспорядке, в каком была и её постель. — Через столько лет... Я уже изменилась, всё уже не такое, как было раньше... И почему я не могу перестать о нём думать? Почему я хочу снова его видеть?»

Айгерим достала альбом: рисование было единственным, что могло отвлечь её от дурных мыслей и успокоить. Ещё со школьных лет она носила с собой блокнот и карандаш или гелевую ручку. Девушка хорошо рисовала, но почти никогда не показывала свои рисунки другим людям, потому что она часто изображала на бумаге либо то, что её волнует, либо то, о чём она страстно мечтает. А посвящать в свои страхи и мечты можно только тех, кому ты готова доверить так же, как себе самой. Линии и штриховка, поначалу хаотично разбросанные по странице, превращались в фигуры, фигуры обретали детали, из деталей вырастал целостный образ, а из образа — сюжет.

Сердечко во всю страницу, словно рамка. Внутри него две фигуры в профиль — парень в железнодорожной форме и миниатюрная девушка, глаза в глаза. На заднем плане — вагон метро. Айгерим перевернула страницу.

Маленькая комната, скомканная одежда на полу, смятая постель, две обнажённые фигуры, слившиеся в чувственном поцелуе... Ещё одна страница.

Девушка отложила альбом в сторону и взяла телефон. «Прости, что побеспокоила». Отправить. «Хочу, чтобы ты был рядом». Отправить. «Напиши, если захочешь встретиться». Отправить. Удалить все сообщения.

А затем Айгерим с головой накрылась одеялом и свернулась калачиком, чтобы согреть свои влажные и холодные ладони. Но уснуть всё равно не получалось. Девушка перевернулась на другой бок, ещё сильнее закутавшись в одеяло и обняв подушку. Она всегда спала с двумя подушками: на одну ложилась, а другую обнимала. За окошком уже начало светать, а ночную тишину нарушило включившееся радио и бренчание посуды в кухне.

***

«Мяу! Мяяуу! Мяяяяуууу!» — на такой истошный вопль должны были се сбежаться все соседские коты, а те жильцы, кто ещё спал — проснуться, как по сигналу тревоги. После четвёртого или пятого захода послышался шум открываемой балконной двери на третьем этаже. Мысленно парень уже приготовился к тому, что благодарные жители обдадут его ведром холодной воды, но — терять было уже нечего, и Кайрат приподнялся из-за кустов. На балконе стояла Айгерим и протирала заспанные глаза. Босая, в розовых облегающих шортиках-велосипедках и серой футболке, она недоумевающе оглядывала двор. Кайрат помахал ей рукой, и она тоже радостно махнула в ответ, после чего прислонила палец к губам и жестами показала ему, что сейчас спустится.

Вернувшись в квартиру, она по-быстрому умылась и открыла шкаф, чтобы выбрать себе что-нибудь из нарядов для прогулки. Девушка даже не стала краситься, только закинула косметичку в свой рюкзачок, после чего заперла свою комнату на ключ.

Айгерим не удалось выскочить незамеченной — как раз, когда она открывала входную дверь, мама выглянула из кухни. Коридор заполнился запахом подгоревшего хлеба: гренки у неё явно не получились, как бы ни старалась она убедить себя в обратном.

— Оставь мне тысячу, я в магазин схожу, — по тону просьбы Айгерим поняла, что настроение у мамы было приподнятое, а это означало, что она начнёт приставать к дочери с навязчивой и совершенно бесполезной заботой по любой мелочи, чтобы затем картинно обидеться на «чёрную неблагодарность».

— Я сама схожу по дороге домой, — строго ответила девушка, прекрасно догадавшаяся, для чего маме понадобится эта несчастная тысяча. В это время в проёме кухонной двери показалась мужская фигура. Гость сделал несколько шагов в её сторону нетвёрдой походкой.

— Здравствуй, красавица! — и незнакомец похабно присвистнул. — Что же за стол с нами не идёшь? Давай познакомимся!

— А это ещё кто? — демонстративно проигнорировав маминого гостя, Айгерим обратилась к маме, но та сделала вид, что не услышала вопрос.

— Чего это ты гостю хамишь?! — ответила мама. — Будешь так с людьми разговаривать, тебя никто замуж не возьмёт...

Айгерим не дала Динаре закончить мысль.

— Мама, я понимаю, что ты обо мне беспокоишься, — спокойным, но строгим голосом ответила дочь. — Но я уже достаточно взрослая, чтобы решать, что и кому говорить. И не забудь, деньги зарабатываю сейчас только я. И пожалуйста, следи за плитой.

Айгерим воткнула наушники — верный и эффективный способ избавиться от не в меру навязчивого собеседника, но Динара и тут не унималась:

— И ещё засунула бананы в уши! Взрослых слушать надо, не доросла ещё своё мнение иметь!

Девушка ничего не стала отвечать, потому что знала, что спорить бессмысленно — свою точку зрения она все равно не отстоит, а только испортит настроение на весь день. Тем более, что мамину тираду на самом интересном месте прервал её хахаль:

— Чего ты раздухарилась? И так башка трещит...

— Эта соплячка с утра уже меня жизни учит. Деньги она, видите ли, зарабатывает.

И воспользовавшись столь вовремя начавшимся разговором, Айгерим выскользнула из квартиры.

Кайрат ожидал её, сидя на качелях на детской площадке во дворе. Оттуда он мог наблюдать за входом в подъезд, сам при этом оставаясь незамеченным за листвой. Айгерим не появлялась уже с четверть часа, но парень убеждал себя, что так оно и должно быть. «Если надо — прожду и хоть весь день, у меня всё равно выходной», — думал Кайрат. Но вот миниатюрная фигурка показалась из подъезда. Девушка сразу же направилась в сторону детской площадки — она догадывалась, что Кайрат будет ждать её именно в этом укромном местечке.

Кайрат предложил ей сесть на качели рядышком, внимательно вглядываясь в её лицо. После бессонной ночи Айгерим было не узнать: лицо её осунулось, исхудало, под глазами появились тёмные пятна, а скулы, казалось, стали выделяться ещё сильнее. Кайрат хотел было спросить, что случилось, но вид и голос девушки сказали всё за себя.

— Извини, — смущённо улыбаясь, ответила она. — Я вчера поставила телефон в беззвучный режим и не обратила внимания на пропущенные звонки. — Как дела на работе? — спросила она его, чтобы закончить неловкую паузу.

— Замечательно! Сегодня выходной!

— Не сильно устал за неделю?

— Да нет, — отмахнулся парень.

Айгерим уже поняла: Кайрат не такой человек, чтобы жаловаться на жизнь по пустякам. А пустяки для него — это всё. Может, это и хорошо — относиться к жизни без напускной серьёзности, но не ничего хуже, чем путать ответственность с работой на износ. Она видела это на примере своих подруг—соперниц по фигурному катанию, и всерьёз боялась, что у Кайрата не останется больше сил ни на что, и в первую очередь на неё. Может, он этого ещё не понимает, но она — более чем. Она уже заметила, что он тоже выглядел уставшим и измотанным, хоть и храбрился.

— Плохо спала? — задал риторический вопрос Кайрат.

Айгерим картинно закатила глаза.

— Могло быть и лучше. Перенервничала в последние дни. Сдала цикл статей про кольцевые гонки, и напутала с должностями организаторов. Я написала, что соревнования проводились под эгидой Российской Автомобильной Федерации, а на самом деле — Национальной Ассоциации Автоспорта, а эти две организации в жёстких контрах. Ошибку заметили, только когда материал опубликовали, пришлось срочно удалять и править. Просто я обычно не писала про автоспорт, а здесь попросили, потому что штатный автор сейчас в командировке на Алтае, сопровождает команду «КамАЗ» и пишет репортаж о жизни на ралли «изнутри». Вот что получается, когда кто-то не на своём месте.

— Что верно, то верно. — Кайрат встал и потянулся, разминая затёкшие мышцы.

Ни у Кайрата, ни у Айгерим не было заранее задуманных планов, а пожелания сводились к короткой и ёмкой фразе: «Куда угодно, лишь бы вместе». Так что они решили просто побродить по улицам, ну а дальше — как сложится.

— Живём! Зарплата пришла! Может, в кафе сходим, я угощаю! — сказал Кайрат, проверив сообщения в телефоне.

— Не нарушай мои планы, — голосом строгой учительницы ответила девушка.

— А какие? — опешил от такой неожиданности Алтынбаев.

— А я ещё не придумала! — расхохоталась она.

Утренний город постепенно просыпался, машин на дорогах становилось всё больше с каждой минутой. По улице разносился соблазнительный запах шавермы и свежей выпечки, и только необходимость следить за весом перед предстоящими соревнованиями была тем единственным сдерживающим фактором, который не давал Айгерим потратить все карманные сбережения на вкусняшки. Ребята прошли через небольшую рощу с фонтаном и вышли на набережную, с которой открывался красивый вид на правый берег Волги и Дворец спорта, с обеих сторон окружённый возвышающимися мачтами освещения стадионов. За невысоким гранитным парапетом раскинулся широкий пустынный пляж, песок с которого задувало ветром на брусчатку набережной. В тени было ещё прохладно, но на солнце уже припекало, и девушка сняла свою курточку и повязала на поясе.

— У тебя блузка красивая, — сказал Кайрат, оглядывая Айгерим.

— Спасибо, — покраснела она. — Это моя любимая. Для тебя надела!

Они шли и разговаривали обо всём и ни о чём, просто наслаждаясь общением. Айгерим рассказывала Кайрату о подготовке к новому сезону, о своих подружках и соперницах. Наконец, набережная, которая в детстве казалась Кайрату бесконечной, упёрлась в железные арки старинного моста с возвышающимися шпилями.

— Давай на ту сторону? — предложил Кайрат, и девушка кивнула в ответ.

Правый берег Волги не был таким ухоженным, и вместо мощёных дорожек вдоль реки пролегала узенькая тропинка, петлявшая среди кустов за забором стадиона. Кайрат хорошо помнил эти края — поскольку в его школе не было спортзала, то, когда позволяла погода, уроки физкультуры у него проходили на этом стадионе. Тропинка впереди разветвлялась: одна дорожка шла дальше вдоль берега, а другая заворачивала за угол забора. Там, за рядами зрительских трибун, прямо под комментаторской кабиной, там, откуда перед матчем выходят игроки, располагался весьма укромный уголок, куда в школьные годы многие бегали тайком покуривать, в том числе и на самих уроках физкультуры. Сколько драматических побегов от физрука видели эти густые ветви, сколько первых, неловких и неумелых, поцелуев повидало это отнюдь не райское местечко! Кайрат вздохнул, вспомнив весёлые школьные годы, а затем взглянул на Айгерим. Та улыбалась. Только сейчас до Кайрата дошло, что они всё это время шли, держась за руки. Совсем, как тогда!

— Мне так приятно, что ты рядом, — произнесла девушка. — Не хочу жаловаться на жизнь, но последние несколько недель меня вконец вымотали. Как будто поднимаюсь по лестнице, а на последней ступеньке спотыкаюсь, и снова оказываюсь в самом низу. Чувствую, что могу намного больше, но не в нынешних обстоятельствах.

Айгерим привыкла анализировать события, и сейчас она молча восстанавливала в памяти всё, что происходило за последнее время. Безусловно, девушка догадывалась, что мама хотела, чтобы она поехала в Москву, чтобы сделать карьеру, а потом выйти за какого-нибудь богатенького мальчика с квартирой. Наверное, Динаре было обидно, что дети всех её знакомых давно закрепились в Первопрестольной, а она оказалась «самой рыжей». Мать, похоже, уже давно распланировала всю жизнь дочери — в какой вуз отдать, на какую работу устроить и когда выдать замуж, а фигурное катание воспринимала как мимолётное юношеское увлечение, которое закончится, как только Айгерим возьмётся за более серьезную, по мнению матери, деятельность. Но смерть отца показала всю эфемерность этих планов, да и в целом уклада жизни, казавшегося доселе незыблемым и предсказуемым.

— Карьера — дело хорошее, но и о жизни забывать не стоит. Как разница, сколько ты зарабатываешь, если ты при этом несчастлив? — ответил ей Кайрат.

Айгерим глубоко вздохнула, не желая продолжать обсуждение больной темы.

— Не парься, — улыбнулся Кайрат. — У меня с выбором жизненного пути тоже всё было непросто.

— А почему?

— Родители долго не могли простить мне, что я не стал получать специальность, какую им хотелось, а пошёл в железнодорожный техникум. Они думали, что я поступлю в универ, они сами преподаватели, и считают, что если у тебя нет «вышки», то ты ничтожество и конченый человек. А я просто хочу заниматься тем, что люблю.

— Да я тоже!

— Вот только система сломалась, и я в итоге получаю намного больше, чем эти хвалёные доктора наук. Короче, они поворчали, похрустели костяшками, а затем смирились и даже зауважали. Особенно после того, как я оплатил им ремонт дачного дома.

Кайрат терпеть не мог этот интеллигентский снобизм, с детства окружавший его, когда за бумажкой не видят личности. Раньше, будучи подростком, он ненавидел их самих и их взгляды, но сейчас понял, что лучший способ борьбы с ними — просто игнорировать и лишний раз не вступать в полемику. Иногда Кайрату было просто жаль этих людей, которые мнят себя чуть ли не хранителями вековой мудрости, а на самом деле не знают ничего, что выходит за рамки их учебников.

Он отлично знал это опостылевшее общество практически изнутри. Сухие высокомерные люди, отказывающие себе в удовольствиях и в малейшем проявлении собственной личности, старательно выдавливающие из себя всё человеческое и, словно компьютер, пытающиеся дать рациональное объяснение абсолютно всему, что их окружает. Кайрат часто видел этих «светил науки», непричёсанных, неопрятно одетых, в стоптанных дырявых ботинках и протертых на локтях свитерах, но при этом рассуждающих на глобальные темы с видом великих экспертов. Они выглядели жалко не потому, что у них было мало денег — гонорары за научные работы позволяли многим жить весьма безбедно — а потому, что считали постыдным иметь деньги, а тем более — их тратить. Вот и копились у них на банковских счетах миллионы «на чёрный день», пока они сами перебивались на самых дешёвых макаронах и чайных пакетиках, заваренных по три раза.

Кайрат и Айгерим как раз проходили мимо одного из корпусов университета — обшарпанного четырёхэтажного здания. Через старую тротуарную плитку, выложенную перед корпусом, уже вовсю прорастал мох и трава. Одну из стен украшала мозаика, чудом сохранившаяся с советских времён и почти незаметная под рекламными афишами. Прямо позади здания виднелся покосившийся железный забор полузаброшенной стройплощадки нового университетского общежития. Забор оканчивался информационным щитом, а дата окончания работ, судя по нему, прошла ещё пять лет назад.

— Посмотри, как красиво! — вдруг воскликнула Айгерим, показывая рукой на тёмно-сизые облака с золотой каймой, подсвеченной лучами солнца.

— Сейчас, чувствую я, эта красота на нас как выльется... А зонта у нас, разумеется, нет.

Они заскочили в маленькое кафе-пекарню и заказали кофе и круассаны.

Негромкая музыка и уютный интерьер с отделкой из натурального дерева настраивали на умиротворяющий лад. Предчувствие не обмануло Кайрата — едва они успели устроиться за столиком у окна, как небеса разразились ливнем. Ребята смотрели в окно, как застигнутые врасплох люди бежали к входам в магазины или стояли, сгрудившись под навесами на остановках. Струи воды, бежавшие по водосточным трубам, на тротуаре превращались в бурные потоки, а машины утопали в тучах брызг. Изредка сверкали молнии, сопровождаемые мощными раскатами грома.

— Не знаю, как твоим родителям, а мне очень нравится, чем ты занимаешься! — с улыбкой сказала Айгерим, неспешно потягивая кофе.

— Но, на самом деле тоже иногда бывает тяжело. Кажется, что каждый день всё одно и то же, а жизнь проходит мимо.

— Ну, это ты зря. Ты же водишь поезда, благодаря тебе люди ездят на работу, домой, к друзьям...

— Вроде жаловаться не на что. Я люблю свою работу и умею работать. Но — как будто чего-то не хватает. Многое зависит от случая. Меня назначили однажды машинистом в колонну специального подвижного состава, в работе проявил себя хорошо. Вот меня там и оставили, не хотят отпускать на линейные составы, говорят — ты нам в депо нужен, на манёврах, на перегонках всяких. А мне хочется работать на линии. Возить людей на работу, домой, ты правильно сказала.

Конечно, сидеть на маневровой работе, видеть целыми днями эти пять километров, которые уже с закрытыми глазами проехать можешь, — это не совсем то, что хотел Кайрат, когда поступал на работу в метрополитен. Но его с детства приучали никому не завидовать и не просить об одолжениях. Кайрат посчитал ненужным говорить о человеке, которого считал когда-то своим другом и которого спас от неминуемого увольнения, подменив результаты медосмотра в медицинской карте. Но вышло так, что его самого допустили только до технических рейсов «по состоянию здоровья», хотя как раз у него никаких противопоказаний не было. Вместо этого он отвёл глаза, как будто стыдясь чего-то, и смотрел на лужи на асфальте, пузырившиеся от потоков дождя.

— Зато ты по опыту, знаниям и вообще по всему легко заткнёшь их за пояс.

— Да, а езжу на парковой «хозяйке», — Кайрат поднял глаза от чашки.

— «Хозяйке»? — переспросила Айгерим, черкнув что-то себе в маленький, но толстый блокнот в кожаной обложке с золотым обрезом.

— Да. Так на нашем жаргоне зовут электровоз, который передвигает вагоны по территории депо. Ещё у него есть прозвище «батарейка», потому что он работает от аккумуляторов.

Перекусив, ребята попросили счёт и вышли на улицу. Гроза была сколь сильной, столь и короткой, и сейчас над лужами на асфальте уже проглядывали редкие проблески солнечных лучей. И хоть сверху ещё летели запоздалые капли, в облаках уже виднелись голубые просветы.

— Смотри! — воскликнула Айгерим, показывая на небо.

На фоне чернеющих грозовых туч, подсвеченных выглянувшим солнцем, сначала еле заметно, а потом всё ярче и ярче появилась двойная радуга. Верхушки облаков светились нежно-розовым, и солнечные лучи отражались от окон домов и от мокрого асфальта. Айгерим достала телефон и сделала несколько фотографий.

— Знаешь, я так давно не думал, что это может быть красиво, — сказал ей Кайрат. — Мне кажется, я разучился восхищаться природой…

— Мы все просто слишком заняты работой, повседневными делами, — ответила ему девушка. — Сидим как кроты в норе, и не замечаем, какая красота вокруг!

Навстречу им, шатаясь, двигалась промокшая до нитки подвыпившая компания, нестройным хором горлопанившая «В лесу родилась ёлочка». Когда они прошли мимо, Кайрат прыснул от смеха:

— Не рановато ли начали праздновать?!

Но Айгерим с улыбкой ответила:

— Это у нас нормально. Хорошо, хоть не частушки матерные! Это же не ваша «культурная столица», где даже бомжи стихи декламируют!

— Ну, у нас тоже далеко не все жители окультуренные! — усмехнулся Кайрат. — А погода сегодня очень даже петербургская.

— Мне нравится Питер… — мечтательно и медленно ответила девушка. — Да, он холодный, а иногда дождливый, серый и грязный. Но он такой уютный. Особенно эти дворы-колодцы в центре, вдоль Фонтанки или на Ваське.

— А ещё я люблю дождь, когда ты идёшь по улице, а свет фар отражается в мокром асфальте. А ты рядом с любимым человеком, и тебе больше ничего в жизни не надо, только бы дождь не кончался. И не важно, что у вас нет зонта, и вы оба завтра сляжете с простудой…

— Ты умеешь видеть красоту даже в самых обыденных вещах. Ты прирождённый поэт, Кайрат. Ну, или художник.

Айгерим отчего-то казалось, что Кайрат — очень творческий человек. Она бы не удивилась, если бы он был музыкантом или актёром. Но то, что он водит поезда, с трудом укладывалось в её картину мира. Кайрат ей нравился именно сочетанием утончённой нежности и безалаберного хулиганства, и было так странно, что он посвятил жизнь такой работе, которая не оставляет ни малейшего простора для самостоятельности а на каждую ситуацию есть своя инструкция. Она часто думала, что он родился не в то время и не в том месте, и мысленно проводила параллели с собой.

— А ты часто бывала в Питере? — отвлёк её от размышлений Кайрат.

— Да, иногда не по одному разу в год. На соревнования, да и так — у меня там много друзей.

— Большой пионерский привет! — Кайрат слегка вздрогнул от неожиданности, когда из-за его спины ему на плечо опустилась здоровенная лапа Димы Антипенко. — К экзамену готовишься, я так погляжу?

— Приветствую! — обернулся Алтынбаев.

— З-з-здравствуйте, — смутившись таким внезапным вторжением, негромко произнесла Айгерим.

Дима щеголял в новенькой парадной форме с двумя звёздочками в петлицах и целым иконостасом значков на груди.

— А чего это ты при параде? — обратился Кайрат к Диме.

— А ты шо думал, я тильки в замазученной робе ходить могу?

— А что за экзамен? — удивлённо вскинула бровью Айгерим.

— Ну да, а ты думала, тут романтика поездов и всё такое? С этим здесь туговато, зато инструкции припасены на каждый случай жизни! Воооот такие тома! — Дима многозначительно показал пальцами толщину. — Аж мозги кипят и из ушей вытекают! Правила эксплуатации, техника безопасности, устройство подвижного состава...

— И вы всё это сдаёте?

— Ну, я вже всё давно сдал! А вот моему младшему товарищу это тильки предстоит, — Дима уже начал откровенно рисоваться перед миниатюрной казашкой, наслаждаясь производимым впечатлением и тем, как багровеют от злости щёки у Кайрата. — Тянем билет, пишем на бумажке конспект ответа, а потом отвечаем перед комиссией. Бывает, шо и не сдают с першого разу. Тогда отправляют на пересдачу.

— Но некоторые инструкции — просто дебильные, — перебил Кайрат. — У меня такое ощущение, что скоро кто-нибудь сочинит инструкцию, как пользоваться унитазом.

— Или в какой позе заниматься сексом. И заставят сдавать зачёт. Сначала теорию, а потом практику, — усмехнувшись, закончил мысль Антипенко, разглядывая покрасневшие щёки Айгерим, которая уставилась в телефон, стараясь не пересекаться взглядом с Кайратом. — Но ты, я тут погляжу, зря времени не теряешь! — добавил он в сторону Алтынбаева. — Не забудь, завтра обкатка, так шо допоздна не задерживайся!

— Дима, ты, кажется, по делам шёл, а мы тут тебя отвлекаем, — намекнул ему Алтынбаев.

— Как обезьяна, если честно, — шёпотом сказала Айгерим, когда Антипенко, наконец, удалился. — Нацепил побрякушки и перед девушками выделывается.

«А ведь правду говорит, какой смысл во всех этих звёздочках и нашивках...» — подумал Кайрат, и ему отчего-то стало грустно.

— А почему ты решил ехать сюда, а не в Москву? Здесь же зарплаты копеечные, — продолжила прервавшийся разговор Айгерим.

— В Москву ещё попасть надо. А ишачат везде одинаково… Разница только в том, сколько получают за это, ты права, — вздохнул Кайрат. — Но если уж на то пошло, то можно сделать карьеру и не только в столице. У меня было предложение поехать в Москву. Я отказался.

Конечно, Айгерим была не первой, кто задал ему такой вопрос. Его коллеги в Петербургском метрополитене только покрутили пальцем у виска, когда узнали, что Алтынбаев откликнулся на предложение стажироваться на строящемся метрополитене.

— Москва — это город карьеристов и дешёвых понтов, — ответил Кайрат. — Мне кажется, что жизнь там какая-то... ненастоящая. Она похожа на человека, который покупает новейший айфон, но при этом живёт в хибаре с сортиром системы «дыра в полу».

Айгерим поморщилась от такого сравнения, но не могла не согласиться с ним.

— А ты? Чего ты хочешь от жизни?

— Вырваться, — вздохнула Айгерим.

Кайрат взял её за руку, удивившись холоду её бледных ладоней. В воздухе повисла неловкая пауза, и парень по одному только тону догадался, что речь шла о какой-то трагедии, круто изменившей жизнь этой девушки, оказавшейся отнюдь не такой простой, как можно было бы подумать с первого взгляда. Кайрат молчал, с одной стороны замечая, как же легко Айгерим его понимает, но с другой — она угадывает даже те чувства и страхи, которые он сам всячески пытается подавить в себе. И главный из этих страхов — потерять всё. Неотвратимо и безнадёжно...

— А ты давно выходил на лёд? — Айгерим решила увести Кайрата от тягостных воспоминаний прошлого, которые опустились на него, словно тяжёлые грозовые тучи, снова внезапно нависшие над городом.

— Очень давно, сейчас и не вспомню.

— Давай, пойдём на каток! — предложила девушка.

— Ну, если работает, то можно.

— У меня всё работает, я же Айгерим Иманкулова! — ободрила его она.

Они свернули в сторону Площади Победы, прошли мимо мрачного и величественного обелиска, возле которого, как всегда, стоял свадебный кортеж, и фотографировались молодожёны, а потом пошли по набережной. Кайрату всегда нравился вид на небольшой залив, к которому вёл крутой склон, поросший травой. В детстве зимой он часто катался с этого склона прямо на речной лёд. В то время не было никаких ледянок, поэтому ребята скатывались на школьных портфелях, пакетах из-под сменной обуви, а то и просто на картонках или на собственной пятой точке. Никому и в голову не приходило, что это могло быть опасно. Не было и несчастных случаев. Шишка на лбу, ссадины на руках и даже разбитый в кровь нос за травму не считались, и даже родители реагировали на полученные «боевые ранения» без излишних церемоний: «Так тебе и надо, впредь будешь аккуратней». Но чаще всего взрослые просто махали рукой со словами: «Ну, это же мальчишки, что с них взять». Теперь, поглядывая вниз со склона, Кайрат удивлялся собственной смелости: уклон был резкий, и скорости на нём развивались достаточные, чтобы отправить сорванцов если не к прапрадедам, то на больничную койку — точно. Этот район почти не изменился с поры развесёлых девяностых, разве что припаркованные машины стали посовременнее. Набережная заканчивалась Дворцом спорта «Юбилейный», позади которого за металлическим забором высились четыре синие мачты освещения Центрального стадиона, который уже с десяток лет находился в состоянии вялотекущего ремонта. Вернее сказать, ремонт начали с размахом, но на полпути оказалось, что деньги имеют свойство заканчиваться в самый неподходящий момент. Особенно, если львиную долю выделенных средств пустили не на реконструкцию спортивного объекта, а на сооружение очередной по счёту губернаторской дачи. Вот и стоит чаша в полузаброшенном состоянии, а из всех обитателей на территории остался только ворчливый и вечно подвыпивший охранник, прикармливающий штук шесть бродячих собак, прибившихся к нему и посему незамедлительно поставленных в наряд по охране общественного порядка на объекте. За несение караульной службы четвероногие бомжи получали хоть и скудный, но ежедневный паёк и право свободно перемещаться по стадиону, отпугивая желающих прогуляться по знаменитой заброшке, своим величием напоминавшей Чернобыль.

Совсем рядом с этим «позорищем города», как окрестила стадион местная пресса ещё лет десять назад, возвышался ещё один забор, к которому вела раскатанная КАМАЗами грунтовка. На въездных воротах гордо сияла большая красная буква «М», а на информационном щите сбоку от входа было выведено «Строительство наземного вестибюля станции метрополитена «Дворец спорта». Срок окончания работ…» Дальше надпись была предусмотрительно затёрта, чтобы не смущать особо любопытных жителей. Видимо, звук шагов Кайрата и Айгерим привлёк внимание собачек, и свой путь вдоль забора ребята продолжили под аккомпанемент лающих, визжащих и рычащих существ, которые, однако, не намеревались выбегать на улицу. Айгерим, чуть испугавшись, крепко сжала ладонь Кайрата, и они, прибавив шаг, ринулись по асфальтированной дорожке, которая вела к широкой лестнице у входа во Дворец спорта.

Окажись Кайрат здесь один, он бы ни за что не поверил, что это массивное угловатое здание ещё используется по прямому назначению — настолько пустынной выглядела местность. Он ещё раз поинтересовался у девушки, работает ли здесь каток, на что она ответила, подмигнув: «Нас пропустят! А в два часа начинается массовое катание, так что у нас будет целый час, чтобы лёд был в нашем распоряжении!» Они зашли внутрь, где перед ними была развилка: лестница вниз вела к раздевалкам спортсменов и выходу на лёд, а лесенка вверх — на зрительские трибуны.

Айгерим уверенным шагом повела Кайрата за собой вниз по лестнице. Они прошли мимо раздевалки для посетителей массового катания и оказались перед запертой дверью раздевалки для спортсменов. Тут Айгерим попросила парня подождать, а сама направилась вверх, на ходу набирая чей-то номер. Через несколько минут она вернулась вприпрыжку, весело напевая незатейливую мелодию. В одной руке у неё были ключи от раздевалки, а в другой — пара коньков, связанных шнурками — не иначе, для Кайрата.

— А что, так можно было? — удивлённо улыбнулся парень.

Тем временем девушка открыла дверь и включила свет в раздевалке.

— Свои коньки я храню здесь, в своём шкафчике, а вот тебе какие были, такие и взяла, надеюсь, с размером угадала.

— Ты точно уверена, что это хорошая идея? — вот уж что, а поход на каток точно не входил в планы Кайрата.

— Подержи курточку, — попросила Айгерим, а потом выглянула из раздевалки. На льду неторопливо тарахтела машина для заливки покрытия, но она должна была закончить работу с минуты на минуту. Девушка огляделась вокруг, а потом снова кому-то позвонила. Когда она вернулась в раздевалку, Кайрат уже натянул коньки и привыкал к такому знакомому, но в то же время и непривычному ощущению — всё-таки последний раз здесь он был в школьные годы.

— Я всё уладила, — сказала девушка, слегка потрепав ладошкой его густые волосы. — Когда заливочная машина уйдёт, нас пустят. И музыку включат на полчаса пораньше. Считай, что это мой маленький подарок тебе!

Теперь уже настала очередь Кайрата залиться краской:

— Ты просто волшебница какая-то! За пять минут всё устроила!

— Я просто знаю, к кому обратиться! — улыбнулась она, зашнуровывая коньки.

«Наверное, — подумал Кайрат, — я так никогда и не смогу этому научиться — решать все вопросы при помощи улыбки...» Сонный и безлюдный каток оживал: вот уже включилось полное освещение и зазвучали первые такты мелодии — а это означало, что можно уже выходить на лёд. Положив на скамейку накладки на лезвия, Айгерим устремилась на зеркальную гладь катка, она разогналась, потом развернулась и покатилась уже спиной вперёд, не сводя глаз с Кайрата, всё ещё стоявшего у бортика и любовавшегося ею. Сделав полный круг, девушка подъехала к выходу на лёд и взмахом руки пригласила его с собой. Кайрат помчался вслед за девушкой, но никак не мог догнать её. И Айгерим видела это, она увлекала его за собой, не давая догнать! В этом было своё, особенное кокетство, когда она разогналась ещё сильнее и взвилась в воздух в прыжке, а приземлилась уже, глядя на Кайрата.

— Тройной аксель! — перекрикивая музыку, радостно сказала она Кайрату.

А он смотрел на неё и с трудом верил, что эта девушка — реальность, а не плод его воображения. Кайрат не мог оторвать взгляда от этого невесомого, наполовину сказочного создания, летящего надо льдом. Всё во внешности Айгерим было прекрасно — и белоснежная шёлковая блузка с высоким воротником и широкими рукавами, схваченными у запястий узкими манжетами, переливавшаяся в свете десятков фонарей, и тёмно-синяя плиссированная юбочка, подчёркивавшая её стройные ножки, и даже растрепавшиеся от ветра волосы, которые она собрала в небрежный хвостик. Девушка разогналась, украдкой поглядывая, как Кайрат любуется каждым её движением, едва осмеливаясь приблизиться, как будто боясь спугнуть с цветка редкую бабочку. Он смотрел, как она сделала прыжок — простенький, «ученический», а потом ещё один. Струящийся в лучах шёлк кружился, словно снежный вихрь, и только ледяная крошка, искрами сверкавшая в свете софитов, отлетала в стороны от её коньков… Теперь Айгерим, стоя уже в самом центре ледового овала, взмахом руки пригласила парня к себе. Кайрат помчался вслед за ней, а Айгерим снова сделала разворот, и теперь они катились лицом к лицу, с каждым мгновением всё ближе и ближе… Наконец, их ладони сомкнулись, и как раз в этот момент над катком разнеслась мелодия французского вальса: «Cet air qui m’obsède jour et nuit, Cet air n’est pas né d’aujourd’hui…» Он обхватил девушку и стал кружить в объятиях…

Кайрат уже ни о чём не думал — ни о правильности шагов и попадании в такт, ни о том, что уже лет десять не стоял на коньках и тем более не танцевал, но всё получалось само собой, как будто он был рождён для этой ледовой стихии. Айгерим как будто угадывала каждое следующее движение, не давала им сбиться с темпа.

Мелодия вальса стихла, и они просто катились, держась за руки и переводя дух. Кайрат наслаждался моментом, не находя нужных слов, да они были и не нужны. Здесь, на пустом катке, где были только он и она, Алтынбаев оглядел пустые трибуны и поприветствовал их, взмахнув рукой, словно он был на Олимпийских играх, перед десятками телекамер и тысячами болельщиков. Это было его лучшее выступление, и какая разница, если его увидит только один человек — его партнёрша… Тем временем над катком зазвучала новая мелодия.

— Ой! — сияла Айгерим, кивая в сторону громкоговорителя. — Я под неё в прошлом году выступала!

— Дай отдышаться, — Кайрат уже вытирал пот, который не переставал течь с его лба и щёк. — Тяжело после такого перерыва…

— А я до этого никогда не каталась в паре, я же одиночница, — девушка хохотала от счастья. — Так что мы в равных условиях!

Кайрат смотрел на неё, любовался её глазами, светившимися от радости. Парень почувствовал, что его поглощает такое сильное чувство нежности к этой девушке, какого он уже давно не испытывал. Он ощущал тепло, разливающееся по всему телу и лёгкий холодок, пробегающий мурашками по коже. Парень наклонился, и их губы сомкнулись... Айгерим словно ждала этого момента, но, когда он настал, не могла поверить в его реальность. Вздох, и ещё один поцелуй… и крепкие объятия снова и снова, и её изящные пальцы, лохматившие густые волосы Кайрата…

— Спасибо тебе… — прошептал он ей, подавая руку, когда они выходили со льда.

Ребята решили покинуть Дворец спорта очень вовремя, потому что каток уже открыли для свободного посещения, и на лёд набежало невероятное количество галдящей, спотыкающейся и толкающейся школоты, кататься в чьём присутствии — удовольствие сомнительное. Они заскочили в неприметную дверь раздевалки для спортсменов, и продолжили целоваться.

— Я люблю тебя, — произнесла Айгерим, обвивая Кайрата своими тонкими руками. — И все эти годы любила...

— И я тебя…

Кайрат прижал девушку к себе, целовал её густые чёрные волосы, гладил по спине и шее, касаясь губами нежной и тёплой кожи…

— Не надо сейчас… — шёпотом ответила девушка. — Я тоже хочу, но не надо…

Кайрат и Айгерим вышли на улицу. К вечеру распогодилось, и почти ничто не напоминало о дневном буйстве стихии. Разве что тротуары были покрыты густым ковром ещё влажной листвы, сорванной ветром с деревьев. Но, несмотря на яркое солнце и безоблачное небо, стало гораздо холоднее.

— Уже поздно, — вздохнула Айгерим, словно проснувшись после красивого сна. — Хочу лечь спать пораньше.

— Я тебя провожу, — предложил Алтынбаев.

— Не сегодня, извини, — негромко ответила Айгерим безо всякой грусти или злобы. Скорее, с лёгким оттенком цинизма по отношению к маленьким домашним драмам.

— Но ты напиши мне, когда доедешь, любимая, — вырвалось у него в ответ. — Я уже вызвал такси.

— Любимая… — повторила она. — Ты ещё никогда так не называл меня…

И что же это было — внезапный порыв нежности или же всплеск настоящей любви? Они поцеловались ещё раз... Айгерим крепко прижала Кайрата к себе, стремясь продлить каждое мгновение рядом, чувствовать его крепкие руки, ласкать непослушные волосы…

— Спасибо, что ты появился в моей жизни!

— И даже если ты останешься одна на всём свете, я всегда буду рядом. Ты можешь на меня рассчитывать, — шептал он на ушко Айгерим.

— Ты очень сильный, Кайрат.

— Правда? Если честно, по сравнению с остальными, да с тем же Антипенко, я начинаю ощущать себя слабаком и неудачником.

— Это неправда. Иногда мы сами не представляем, насколько великая сила скрыта в нас. Будь сильным… Будь моим!

За свою жизнь Кайрат понял одно: ты никому не нужен по умолчанию. Ни на работе, ни вообще нигде. Все ищут только выгоду от тебя. Но однажды ты находишь человека, которому ты нужен. Нужен просто так, безо всяких условий. Просто потому, что ты есть. И с этим человеком ты счастлив, и для счастья вам не нужно доставать луну с неба. Достаточно самого малого — гулять по ночным улицам, сидеть допоздна в кафешках, слушать музыку через одни наушники... Это и есть настоящая любовь. И какая-то неуловимая грусть. Совсем капелька, но без которой не бывает настоящего счастья...

— Я могу не ответить на сообщение, но ты всё равно напиши, что добралась, — ещё раз повторил Кайрат.

— Обязательно!

Кайрат посадил девушку в такси, послал воздушный поцелуй, надел наушники и пошёл к трамвайной остановке. Трамвая долго ждать не пришлось, и Кайрат заскочил в вагон, обдумывая завтрашний день. «Завтра утром надо будет тянуть билеты, как в универе, отвечать на вопросы… — размышлял Кайрат, вглядываясь в проплывающие мимо дома, в окнах которых уже зажглись огни, в бесконечный поток машин, которых за прошедшие годы стало слишком много в этом городе. — А я даже не открывал конспекты. Ладно, раньше справлялся и сейчас справлюсь, не первый раз».