ЩЕДРЫЙ ВОРОН И РАЗБИТОЕ КОРЫТО

Красивой быть не обязательно, достаточно стать старой. Поникшие от времени краски, парочка нежных морщин кракелюра – и успех обеспечен. Безотказный рецепт для непроданной картины. Через пятьдесят лет она перемещается в графу “антиквариат”, что автоматически поднимает цену, еще через сто ее наверняка выставят в музее. Хотя бы этнографическом.

На полотне красовался недовольный ворон – огромный, полинявший, взлохмаченный. Желтый клюв хищно нацелился на зрителя, а глаза неспокойные, со всполохами безответных чувств, выискивающие неправду. Ворон сидел на помятой скатерти в саду, безбожно царапая острыми когтями праздничный шелк. Лазоревую самобранку забыли без присмотра, и она валялась под могучим дубом, несчастная и ненужная.

В семействе бытовало предание, что этот ворон – хранитель и символ старинного рода, что его привез пра-пра-прадед из далекой Англии аж в 17-м веке, что он умел читать и давал своим попечителям ценные советы на протяжение долгих трехста лет. Но кто же верит в подобные сказки в эру интернета и соцсетей?

Картину написал неудачливый художник Донцов, и теперь она пылилась среди прочих невостребованных холстов на чердаке заброшенной дачи, где и прошли лучшие творческие годы непризнанного гения. Единственный сын Донцова – Михаил – не жаловал визитами пристанище муз, хотя дом был справный, с кирпичной трубой над гулкой жестяной крышей, с затейливыми деревянными ставнями и огромным запущенным садом. Внутри все заросло паутиной, замешанной на многолетней грязи, – и небольшая кухонька с настоящей изразцовой печкой-голландкой, и проеденный молью диван, и торжественные торшеры с чудом сохранившимися льняными абажурами. Над дверью висели тяжелые чугунки и сковородки на покривившейся жерди, забытые часы с грустной кукушкой покосились от неподъемного гнета времени. На чердак вела узкая лесенка, вместо балясин - выточенные тем же Донцовым деревянные фигурки нимф, русалок и спортивных гимнасток. Видимо, вдохновение посещало художника эпизодически.

Михаил вырос долговязым скучным инженером, глаза цвета пасмурного неба смотрели на мир скептически, ничему не удивлялись. Правильный овал лица портил крючковатый нос, делая его похожим на задумчивую клювастую птицу. Живопись он ненавидел, от скульптуры - передергивало, даже кафель в квартире выбирал без орнаментов - простой серый, под гранит. Сын позабыл дорогу на дачу сразу после смерти отца – 15 лет назад, и не верил, что забитый картинами чердак удастся монетизировать, пусть и с бешеным дисконтом. Но, оказывается, через 50 лет любая мазня перерастает в историческую ценность, за которую можно получить немножко американских президентов.

Так и оказался Миха на старой отцовской даче в компании улыбчивых иностранцев - пухляка в соломенной шляпе и восторженной дамочки на неуместных высоченных каблуках. С трудом отперев присохшую к косяку дверь, он нырнул в пропеченную солнцем пыль и остервенело начал орудовать кстати подвернувшейся шваброй, расчищая дорогу на чердак. Битва с паутиной заняла не меньше получаса, но в результате гости смогли проскрипеть ступеньками наверх и окунуться в сумрак, наполненный призраками прошлого. Разглядывали полотна с фонарем и неизменными восторженными причитаниями “Nice” и “Cool”. Особенно заинтересовал покупателей ворон на шелковой скатерти – мистический провидец, разрывающий в прах действительность. Немножко поторговавшись – все-таки семейная реликвия, родовая птица-оберег – сошлись на двухстах долларах. Небогато, но это только начало, вон сколько полуобнаженных спортсменок и заросших ряской прудов маячило в неверном свете фонаря.

Выпростав полотно с хищноклювым из объятий забвения, Миха начал осторожно спускаться, предвкушая, как прогуляет в магазине электроники неожиданное наследство. Иностранцы осторожно, с ритуальным сопением считали нимф и гимнасток позади него. Прощально кивнул льняной головой торшер, пожаловался на беспросветную жизнь дырявый диван, подмигнула случайным бликом глазурь на печи. Сковородки и кастрюли, развешанные под потолком, не остались безучастными - заволновались, зазвенели тревожными голосами над головами пришельцев, надувая некогда начищенные, а ныне прокопченные бока. И вдруг огромный тяжеленный ковш оторвался от хлипкой перекладины и с тугим чпоком приземлился на иностранную соломенную шляпу. Не выдержав подобной несправедливости, следом за ним отправилась глубокая кастрюля; ее путь лежал к загривку окаблученной барышни. И наконец, грозный чугунок последовал за собратьями, приложив Миху по коротко стриженному русому затылку. Все трое распластались на грязном полу среди мышиного помета, древесной трухи и закоксовавшихся ошметков древней каши.

Пухляк выпустил из рук свое приобретение, и картина с печальным треском упала на торец. На неудачников со скептическим превосходством смотрел старый черный ворон. Первым пришел в себя джентльмен в шляпе:

– Shit! I don’t need it! – с этими словами он вскочил и, прихрамывая, выбежал из негостеприимной избушки.

Дамочка, охая, помчалась следом. Вскоре раздался рык заводимого двигателя и яростное шипение шин по гравию.

Миха сел, оглядел испорченные брюки, потел набухающую на голове шишку. Жердь, на которой висела старинная утварь, не сломалась, один конец оставался прикрученным к печной трубе, а второй словно кто-то скинул, специально метя в головы посетителям. Прочная потемневшая от времени перекладина целехонька болталась посреди кухни, опасно дразня незакрепленным концом. Его место - над входной дверью, там специально устроена дощечка с выемкой. Михаил поднял близорукие глаза, надеясь рассмотреть предательскую деталь интерьера. Она никуда не делась: торчала корявым топориком из стены, прочно прибитая отцом. Но на деревянном бруске вместо несвоевременно вырвавшейся на волю палки сидела птица - молодой горделивый иссиня-черный ворон, сильный и опасный. Желтый клюв нацелился на Михаила, а неспокойный, выискивающий неправду взгляд укоряюще сверлил, словно спрашивал: “Разве так сыновья берегут отцовское наследство?”

Опешивший Донцов - наследник пыльных шедевров - оценил по достоинству хлопоты пернатого совладельца:

--Ладно, не будем продавать портрет твоего батюшки, -- ухмыляясь собственной покладистости, пробормотал он, -- а домой-то забрать можно? Над диваном повесить?

То ли лучи заходящего солнца так скользнули по притолоке, то ли птица на долю секунды утратила равновесие, но Михе показалось, что сидящий над дверью ворон отчетливо кивнул.

Оказавшись в своей неприхотливой однушке, Михаил сначала открыл настежь окна, чтобы впустить лета в прокуренный мир компьютерных игр и грязной посуды. Он старательно вытер пыль с полотна, и, кряхтя и чертыхаясь, повесил ее на старый, вросший в обои гвоздик над диваном. Только успел усесться перед телевизором, как в дверь заскребся ключ: притащилась Надя.

--Это что за уродское украшение? -- с порога воззрилась она бескомпромиссными жгуче-черными глазами, тыча в картину пальцем с круглым малиновым ногтем, больше похожим на переспелую вишню, чем на модный маникюр.

--Это картина моего отца, -- без эмоций, едва не по слогам разъяснил Донцов, -- она будет здесь висеть.

--Зачем? Если решил заняться интерьером, в Икее есть много дизайнерских штучек, -- ее голос опасно кренился в сторону визга, а курносый нос морщился, как перед регулярной истерикой.

--Штучки из Икеи можешь вешать у себя, а здесь мой дом, -- также твердо, не повышая голоса, произнес Миха.

Ему неприятно было отчитываться в своих порывистых поступках. Кто она? Просто напористая перезрелая девица, которая однажды завладела ключами от квартиры и с тех пор нахально распоряжалась в его доме, ложилась спать в его постель, готовила на его кухне. Отец воспитывал сына в дворянских традициях, которые не позволяли грубить дамам и ставить их на место. Настоящий мужчина, по мнению Донцова-старшего, должен в любой ситуации оставаться галантным кавалером и не опускаться до мелочных разбирательств с представительницами прекрасного пола. Вот так Миха и оказался под каблуком у ненавистной Нади, не зная, как указать ей на дверь.

--Я сейчас пойду на кухню и приготовлю ужин, а ты пока снимешь эту драную птицу и унесешь в гараж, -- драматично понизив голос, произнесла самозванка.

Она энергично, как в спортзале, стянула через голову тонкий бежевый джемпер и бесформенную коричневую юбку, не стесняясь и не пытаясь выглядеть соблазнительной. Под одеждой обнаружились не совсем целые колготки, победно доставашие резинкой до застиранного лифчика. Байковый халат цвета ненастья воцарился на монументальных грудях и крепкой попе. Миха сидел, отвернувшись к окну, и не смотрел в отчаянно горланивший телевизор.

Надя закурила, занавешивая горьким дымом действительность с обиженной птицей на картине, прошла на кухню и в следующий миг в тесной квартирке заметался истошный крик. Миха подскочил и успел уклониться от надиной тушки, пушечным ядром метнувшейся из кухни, роняя по дороге пепел и нечленораздельные ругательства. На обеденном столе посреди неубранной после завтрака посуды, опираясь хвостом на сахарницу, а клювом копаясь в креманке, восседал большой черный ворон, с выискивающими неправду глазами.

--Убери его, прогони, убей! -- визжала Надя.

--Зачем же убивать? - удивился хозяин квартиры. - Он поест и улетит.

В подтверждение его опрометчивой фразы ворон взлетел на холодильник и вернулся на стол, победно сжимая в ключе кусочек засохшего печенья.

--Все, этого я уже не выдержу, - продолжала причитать сожительница, - кто я в этом доме? Хозяйка или нет?

Честный от природы Донцов не удержался и, забыв про джентльменское воспитание, ответил:

--Разумеется, нет.

--Что-о-о-о??? Я пашу здесь, как Крошечка-Хаврошечка, стараюсь, ублажаю тебя... Мою, готовлю, стираю... Давно пора узаконить мой … статус, - непривычное слово занозило язык, и прорвалась давно созревшая мозоль, - ты так и не собираешься жениться???

--Отчего же, когда-нибудь соберусь...

Миха тоскливо посмотрел на картину: старый ворон выпятил грудь, призывая быть хозяином своей судьбы, отмытая от забвения лазоревая скатерка трещала, казалось, сама ткать мироздания рвалась под его когтями. На кухне тревожно заклекотал молодой ворон, нервно и призывно подергивая крыльями.

--Хоть на этом спасибо, -- удовлетворенно сказала Надя потеплевшим голосом.

--...но не на тебе.  

После этого памятного вечера Миха снова стал единоличным собственником жилья и даже прикарманенных ключей от него. Помаленьку разгреб прижившийся в углах мусор, отмыл газплиту, а потом, раззадорившись, сделал ремонт. Теперь на свежепобеленной стене висело броское полотно в дизайнерской раме, с нетривиальным сюжетом и запоминающейся палитрой. Новый уютный интерьер с пристрастным вороном удивительным образом не способствовал возлежанию на диване, а, напротив, куда-то гнал, тормошил, требовал энергичных поступков. Донцов бросил курить, начал бегать по утрам, устроился на вторую работу фрилансером. Денег стало не в пример больше, а скуки - меньше.

Через полгода накануне Рождества он снова наведался на отцову дачу и подивился, как чудесен зимний пейзаж вдали от дымных городских будней. Накрытое для ангельского пиршества покрывало слепило белизной, которая и не снилась в шумной городской сутолоке. Пока Миха отпирал дверь, тонкие сосульки падали, со звоном разбиваясь на мерцающие осколки чистейшего хрусталя без малейшей примеси машинного масла. Он громко потопал, стряхивая с тяжелых ботинок пушистую радость.

В доме ничего не изменилось -- злоумышленникам не надобны старые полотна и проеденный молью диван. Растопив настоящую изразцовую печку-голландку на небольшой кухоньке, Донцов поправил часы с грустной кукушкой, покосившиеся от неподъемного гнета времени, и полез на чердак по узкой лесенке, где вместо балясин красовались фигурки нимф, русалок и спортивных гимнасток. Спустился он с тремя полотнами. На первом истекал соками кровожадный натюрморт с окороком в окружении головок чеснока, зелени и затрапезных тарелок производства местной фаянсовой фабрики. На втором зеленел лирический пейзаж с псевдолавандовыми полями, которых Донцов-отец при жизни никогда не видел, поэтому они больше походили на разнотравье среднерусской полосы. На третьем улыбался сам Михаил - беззубый третьеклашка в разорванной рубахе. Когда расчувствовавшийся сын в сумерках покидал дачу, ему показалось, что в зачарованном царстве спящих деревьев промелькнула черная тень и на заснеженную грушевую ветку плавно опустился ком перьев с желтым клювом.

Натюрморт обосновался, конечно же, на кухне, собственный портрет уселся на комод напротив ворона с лазоревой скатеркой, а пейзаж уехал в офис и занял место, незаконно присвоенное прошлогодним настенным календарем. Все равно тот уже утратил актуальность, а нового никто не подарил.

--Откуда красота? -- спросил Степа Кирилыч -- энергичный мужик за сорок со здоровыми амбициями и вечно потеющей лысиной, навестив перед обеденным перерывом вверенный его заботам коллектив.

--Работа моего отца, -- некстати покраснев, пояснил Донцов.

--А что ж ты скрывал факт происхождения из творческой интеллигенции? -- почему-то обрадовался директор. -- Пойдем-ка ко мне в кабинет, чаю попьем, по душам побеседуем.

К вечеру Донцов стал закадычным другом Степы Кирилыча, даже поверенным его несбывшихся мечтаний. Оказывается, преуспевающий директор конструкторского бюро с детства мечтал посвятить себя искусству, но прагматичная фортуна подсказала иной -- более достижимый путь к процветанию. Успех пришел, а мечта никуда не делась.

--Я горько жалею, что родители меня не поддерживали, не понимали, зачем эти художества, и с чем их едят, -- жаловался директор своему подчиненному, а с недавних пор -- и приятелю.

--А меня никогда не тянуло по стопам отца, -- признавался Донцов, немного стесняясь собственной приземленности.

С тех пор самые вкусные проекты доставались Михаилу, премии, грамоты, участие в пафосных конференциях. Если раньше он сдержанно уважал свою профессию, то теперь по-настоящему полюбил ее.

Лавандовые поля переехали в кабинет Степы Кирилыча, окорочковый натюрморт отправился следом. Несостоявшийся живописец в шкуре начальствующего инженера так наивно радовался, как будто его коллекцию пополнил Рембрандт или Ван Дейк. Видя зашкаливающий интерес и отдачу, превосходящую самые смелые ожидания, Донцов собрался подарить директору на день рождения портрет ворона с лазоревой скатеркой. Снял картину со стены, бережно погладил темное дерево обманчиво-простой рамы. Жалко дарить. Но ведь Степа ничему так не обрадуется, как картине. Нельзя обмануть ожидания друга и припереться с очередным брендовым галстуком или запонками. “Может быть, купить картину в салоне?” -- мелькнула предательская мысль. Но тут же острой булавкой кольнула жадность: Миха копил на машину. Да и неловко с купленной картиной приходить, когда все знают, что у него в руках вся отцовская коллекция. Ворон с холста строго посмотрел угольками глаз. Хозяин вздохнул -- он успел сродниться с пернатым. “Не дарить же свой портрет в детские годы,” -- оправдался перед собой и сговорчивой совестью, и подался к входной двери. Коврик, безмятежно расстилавшийся в прихожей, отчего-то оказался вспученным, как будто об него запнулась чья-то нетрезвая нога, Михаил зацепил носком тяжелого ботинка коварный излом и полетел плашмя на пол, больно стукнувшись о тумбу для обуви и порвав карман пальто в безуспешной попытке ухватиться за вешалку. Картина выпрыгнула из рук и улетела к самому порогу. На неудачника со скептическим превосходством смотрел старый черный ворон.

Донцов сел, потер разбитый нос, алые капли расплылись бессовестными пятнами на новой рубашке. Он, как был, в злополучных ботинках, прошел на кухню, открыл кран. Сзади, со стороны уютно урчащего холодильника раздался шелест. Миха осторожно повернул голову: в открытую форточку заглядывала горделивая иссиня-черная птица, сильная и опасная. Желтый клюв нацелился на расквашенный нос хозяина квартиры, а неспокойный, выискивающий неправду взгляд сверлил укоризненно и неподкупно.

Степа Кириллович получил в подарок беззубого Мишку-третьеклассника и был несказанно рад. Для прекраснодушного настроения имелся и другой, более весомый повод: Степу пригласили на работу в министерство. А на свое сытное место он порекомендовал, разумеется, Донцова.

Став настоящим начальником, Михаил решил сменить недоброжелательный общественный транспорт на право передвигаться на собственном авто. Накопления не позволяли рассчитывать на элитные колеса, но подержанный металлолом тоже брать не хотелось. На авторынке ему предлагали либо баснословные цены, либо посмотреть на красивую жизнь со стороны. Печальная, но очень жизненная ситуация.

После долгих переговоров, компромиссов с зарвавшимся эго и звонков приятелям с просьбой одолжить денег, он остановился на вполне пристойной иномарке, приосанившейся рядом с неказистой Ладой. Хозяин иномарки без стеснения нахваливал свой товар, а продавец Лады с нескрываемой завистью наблюдал за удачливым коллегой. Донцов завел двигатель, открыл капот, ничего сомнительного не увидел, но тем не менее недовольно поцокал языком, сбивая цену.

--На ней десять лет будешь ездить и горя не знать, -- заверил владелец.

--Я за десять лет рассчитываю разбогатеть и купить новый Мерседес, -- не согласился с его прогнозами привередливый покупатель.

--Тогда мою бери, - вмешался в разговор хозяин Лады, -- раз все равно разбогатеть собираешься. На первое время и ее хватит, а потом новый Мерс купишь.

Миха недоверчиво и недовольно покачал головой. На всякий случай сделал круг почета на иномарке, чтобы убедиться, что колеса прочно пришиты к кузову. Подумав, и на Ладе прокатился, чтобы хозяину не так обидно было впустую стоять на морозе.

--Ладно, покупаю, -- сказал он обрадованной иномарке и полез в карман за задатком.

Не успел бумажник с тощей кучкой дензнаков оказаться в руке, как над головами озадаченных автолюбителей произошло движение -- черные крылья вспороли воздух и, взметнув клубок недовольства, ворон уселся на капот Лады.

--Карр, -- требовательно произнес новый участник торга.

--Нет, дружок, мы не поклонники отечественного автопрома, мы возьмем этот драндулет, -- попытался урезонить пернатого Миха. Продавцы смотрели на него с тревогой и непониманием.

--Карр, карр, -- настойчивее повторила птица, и для убедительности клюнула Ладу в обиженно зазвеневший дворник.

--Э-э-э, браток, скажи своей птичке, чтобы не хулиганила, -- рассердился продавец Лады, -- или покупай мою машину, или не сажай на нее своих питомцев.

--Подожди малость, дай я с товарищем перекурю, -- попросил растерявшийся Михаил, и обратился к пернатому, -- не хочу я эту машину, она же на ладан дышит. Ну, чего ты уперся?

Однако ворон свою диспозицию не менял, и на все уговоры отвечал требовательным: “Карр”. Большая и опасная птица на капоте видавшей виды тарантайки скандализировала рыночную общественность. На них стали обращать внимание.

--Братцы, я, наверное, сегодня не буду машину покупать, -- извиняющимся тоном отбоярился несостоявшийся автолюбитель.

--Карр!!! -- требовательно закричал ворон, цепляясь крепкими когтями за едва живую эмаль капота.

--Ну вот, поцарапала мне машину, -- разозлился продавец, а его коллега, торговавший иномаркой, потихоньку отошел за спины ротозеев, не желая связываться с сомнительной публикой.

--Черт с тобой, беру, -- в сердцах выплюнул Миха. И ворон сразу потеплел взглядом, а через пару минут, убедившись, что заднего хода не будет, и вовсе улетел.

--Все, что в машине лежит, можешь выбросить, -- крикнул на прощание бывший хозяин Лады, любезно закрывая водительскую дверь. За рулем Донцов обескураженно таращился в непредсказуемое будущее.

Через неделю, пообвыкшись с приобретенным металлоломом, он отправился на мойку. Перед СПА-процедурами для железного коня, следовало вытащить из многочисленных кармашков бумажный мусор, обертки от жвачки, смятые пачки из-под сигарет. Краем глаза приметил, что над головой кружит старый приятель, но приключения последних месяцев отучили удивляться. Свежеиспеченный автовладелец, щедро делясь с придорожной урной неказистыми сокровищами, вертел в руках блестящий картонный прямоугольник, извлеченный из недр бардачка. В этот миг раздалось предупреждающее “Карр!”. Миха разглядел свою находку: обычный лотерейный билет.

--Каррр!!!

--Ладно, спрячу, -- успокоил он пернатого соратника и убрал картонку в карман.

Вечером, от нечего делать, нашел лотерейные таблицы и подпрыгнул от удивления: найденный в машине билет обеспечивал выигрыш в пять миллионов рублей.

Став обладателем баснословного капитала, Донцов прежде всего поехал на дачу и забрал с чердака все картины, которые там прозябали. Пора оформлять ипотеку и раздвигать пределы личного пространства. Купит трехкомнатные (или даже четырехкомнатные!) апартаменты, а там и всем картинам отца место найдется. Ворон, примостившись на грушевой ветке, с удовлетворением наблюдал за хозяином дачи, но тот уже привык к странному соглядатаю.

Выбирая новую квартиру, Михаил не столько осматривал саму жилплощадь, сколько пялился за окно, не сидит ли на ветке черная большекрылая тень. Только увидел приятеля с удовлетворенной усмешкой в крепком клюве - сразу ударил по рукам. Когда продавал свою однушку, новые жильцы захотели оставить портрет ворона с лазоревой скатертью, но Донцов не отдал, он уже знал, чем чреваты попытки выпустить из рук этот холст. Привыкший к логическим конструкциям мозг инженера выстроил примерную диспозицию, обеспечивающую везение на всех фронтах: он сохраняет портрет воронова отца, а птица неведомыми способами льет удачу на его мельницу. Пусть так и будет. Пусть оживают детские сказки, и открывается дверь в фантастический мир. При такой гиперболе успеха можно и в иностранную компанию устроиться, и свой бизнес открыть, и коттеджем обзавестить со временем. А гараж для нового Мерседеса уже готов, он прилагался к новой квартире.

Тревожила лишь одна печаль: вдруг на ворона нападут мальчишки или кошки, покалечат или убьют? Или он влюбится и улетит? Как тогда воплощать в жизнь заманчивые грезы?

Успех следовало закрепить любой ценой. Поздней весной, когда под ногами кружевились опавшие черемуховые лепестки, Михаил направился после работы в самый разрекламированный зоомагазин. Приветливая остроглазая девушка с забавными плюшевыми ушками на резинке заученно расписывала достоинства товара.

--Вам для какой птички клетку? Для попугайчика? Для канарейки? -- щебетала она, не забывая погладить хомячка сквозь прутья решетки и почесать за ушком ленивого питона в толстостенном аквариуме.

--Мне для ворона.

--Как-как вы сказали? -- продавщица опешила, и очередная морская свинка, воспользовавшись ее замешательством, проворно укусила доброжелательный палец.

--Ворон будет в клетке жить, поэтому выберите побольше и попрочнее.

--Разве вороны живут в клетке? -- удивилась девушка. -- Он ранен? Не может летать? Как он к вам попал?

--Еще не попал, -- признался Миха, -- поэтому продайте какие-нибудь силки, чтобы словить его. Я насыплю корма на карниз, он прилетит, и -- фьюить! -- птичка в клетке.

Напрасно зоофея пучила острые васильковые глаза и пыталась внести коррективы в сценарий: Донцов твердо стоял на своем. Из магазина он вышел с большой тяжелой клеткой под старину, облагороженной затейливой ковкой, с декоративным навесным замком величиной с грушу и кривоватыми высокими ножками. Такая клетка станет украшением квартиры, и птице будет в ней по-царски просторно. С трудом запихнув громоздкое приобретение в невеликий багажник Лады, который после этой процедуры категорически отказался захлопываться, Миха покатил домой. На город опускались сумерки, сгущались тени в заснувших кронах, подворотни распахивали сиреневые объятия, а на открытой террасе модного кафе нестареющий Кипелов распевал о счастье быть свободным.

Донцов ехал по стремительно погружающимся в темноту улицам и мечтал о многомиллионных контрактах с нескромной арабской фирмой, о приветливом домике 17-го века на лазурном побережье Франции, и даже о Нобелевской премии. А что? Пределы неизученного поистине грандиозны, надо только правильно мечтать. О чем-то шипели фонари, не желая зажигаться на всю ночь, чтобы освещать чужой покой и комфорт. Незагруженный вечерний трафик дарил редкую возможность прокатиться с ветерком, и совсем неважно, что у старенькой Лады почему-то отказали фары.

В темноте черное не казалось таким пугающим, поэтому Донцов слишком поздно обратил внимание на силуэт птицы, преследовавшей его вдоль проезжей части. Вгляделся, но ворон взмыл вверх. Миха высунул голову в открытое окно, попытался разглядеть верного приятеля, готовый к очередному сюрпризу. В это время грузовик, свернувший с центральной автострады, запутался в паутине неверно мерцающих фонарей, и не заметил машину, скользящую без фар. Визг, скрежет и мат смешались воедино, припудренные сверху равнодушным “Карр”.

Михаил очнулся в больнице, прозрачные трубочки капельницы отсчитывали минуты забвения. Голову украшала корона из старательно намотанных бинтов.

--Ну, слава Богу, - сказала сидевшая рядом Надя, - теперь все будет хорошо.

Она двумя пальцами поправила одеяло, выставив вбок круглый малиновый ноготь, больше похожий на переспелую вишню, чем на модный маникюр. Белый халат прикрывал видавший виды бежевый джемпер и бесформенную коричневую юбку. Надя устремила на больного бескомпромиссные жгуче-черные глаза и сказала:

--А уродскую картину с противной вороной я выкинула из твоей однушки. Бесит!

--Это был ворон, - пересохшими губами прошептал Миха.