Портрет Мужской Дружбы

Эту фотографию помню с детства. Она висела у окна, в зале. Маленькая, под стеклом, в старинной рамочке, с ажурной каёмочкой в позолоте. В том углу, где стоял телевизор, сначала небольшой черно-белый „Рекорд – 6”, а потом и все остальные, сменяемые течением жизни.

На снимке мой отец и его друг в молодые годы.

Никогда толком, я не спрашивал его, об этой фотографии. Было и так ясно, что он с другом и они молоды. И она для меня была предметом обстановки, не несущей в себе большей информации.

Взялся я, в последнее время, за оцифровывание семейных фотоснимков, из мгновений потока реальности, предваряющего моё явление, в моё время, то есть за родительские фотографии.

Уж двадцать лет, как нет отца, в этом бренном мире, а мне пятый десяток за половинку перевалил и предо мной вновь, из небытия, выудился сей Портрет Мужской Дружбы.

И вот, вынимая из рамки фотокарточку, я с радостным удивлением вижу, что она подписана, другом отца, фиолетовыми чернилами, и как-то даже ожидаемо, на русском языке  – „На добрую и вечную память другу Байходжаеву” – это заглавие подчеркнуто! и дальше – „Абдулла Ты, если забудешь меня то загляни в эту карточку где мы сняты с Тобой и вспомнишь Ты своего друга, Которы не жалел для Тебя своей жизни. Твой. тов. Серга.иев Искандар”. Пропущенная мной, буква в фамилии, так и не распознана, и остаётся не ясным „л” там или „з”, интуитивно напрашивающиеся.

В верхнем правом углу, черными чернилами, рукой моего отца, написано – „Это было 1933 году гор. Самарканде”. Смею думать, что это уточнение, дописано намного позже.

Из подписи Искандара, мне очевидно, что подчеркнутые первые слова выражают глубину привязанности, а все упоминания и обращения к другу, написаные Заглавными буквами, – уважение и почтение. Суть его верности другу, определена мной, в слове „Твой.” А слова ”… своего друга, Которы не жалел для Тебя своей жизни…” раскрыли мне силу чувства дружбы, любви, исходящего из его Сущности к Сущности моего отца.

Прежде чем продолжить, о чувствах и понимании, охватившие меня, после пристального созерцания этого Портрета, выписанного самой жизнью, вынужден сделать отступление.

Когда отец покинул этот мир – первое, что осознал, было то, как же мало я спросил его о жизни, которую он прожил и, как много, я потерял, не сделав этого. О его жизненном пути мне известно только из его отрывочных рассказов и со слов близких родственников.

Сейчас мне дороги истории и слова об отце, из уст знавших его людей. А таких всё меньше и меньше.

Судьба или жизнь отца, довольно удивительна.

Родился, за четыре года до Октябрьской Революции, в семье главы казахского рода Рамадан(одной из её ветвей) в низовьях реки Сырдарьи, на одной из стоянок, как положено, в юрте кочевника.

Мой дед, в отличии от отца, который статью вышел в свою мать, был человеком высоким и крупным. Скупы мои сведения о нём, но известно, что будучи старейшиной рода, целых двадцать лет – с 1910 года по 1930 год, в очень сложный исторический период, когда царская власть сменилась на Советскую, Байқожа неизменно оставался главой рода. И то, что крутой поворот в судьбе народа, почти никак не отразился на его состоянии, убеждает меня, в его мудрости и силе, с которой считались обе власти.

О деяниях моего предка остались в роду рассказы, передаваемые из уст в уста, а теперь уже и прописанные в книге о нашей родословной, одним из наших сородичей. Но о моём крутом предке пока всё.

Продолжу о его сыне.

До появления на свет отца, у его родителей умирали рожденные дети.

Родив Абдуллу, моя бабушка, которая отошла в мир иной, за пару лет до моего рождения, выпросила у небес, настолько яростной мольбой, жизнь сыну, что вдобавок оградила его от всех напастей и сохранила ему жизнь в Отечественной Войне, в этой беспощадной мясорубке, которую он прошел от начала и до победы, без ранений! Лишь две контузии поразили его, в отместку за эту бронь, в ситуациях, где смерть должна была быть неминуемой!

И в послевоенной мирной жизни смерть была готова забрать его тело, но ангел-хранитель, призванный матерью, твёрдо отводил косу в сторону.

В январе 1959 года, отец возвращался на поезде из санатория домой, где вот-вот должен был появиться на свет мой второй брат.

Ночью, в канун приезда, когда все пассажиры спали, поезд попадает в крушение. Кругом покалеченные люди, а отец наш абсолютно целёхонек!

И более того, считаю и мне перепало от той мольбы – прошел воинскую службу в Афгане, все два года и единственный из роты, у кого аж четыре боевых ранения(два тяжелых и два легких), что зажили на мне, как-будто и не касалась меня, тяжелая длань смерти, из под которой, каждый раз, бывал выхваченным.

Мальчиком, не ведаю в каком возрасте, отца отдали учиться в медресе, где он познал казахскую грамоту и письменность, что в ту пору была на арабской графике, позже перешедшая на латиницу и ещё позднее на кириллицу.

Эта его образованность, чуть погодя, по его словам, стала для него сначала звёздным часом, а потом проклятием, когда каждый вечер, после ужина, родня собиралась послушать, в его исполнении, чтение историй и поэм из редких книг.

Никакие ухищрения не могли убедить его отца, что он устал или болен и сегодня не может удовлетворить, жаждущих развлечения, неграмотных соплеменников.

Еще до рождения Абдуллы, мой дед был в крепких дружеских отношениях с главой рода Баткей, люди которого располагались в соседних землях. Когда мой отец окреп и стал делать первые шажки по земле, дед и его друг, у которого была дочь, договорились поженить своих детей, чтобы ещё теснее скрепить свои отношения.

В возрасте шестнадцати лет, отец, выполняя волю своего родителя, берет в жёны девушку, на год старше себя и становится семейным человеком.

Мне неизвестно, случилась ли меж ними Любовь, но по рассказам, разменявшей восьмой десяток лет, моей старшей сводной сестры, второго ребенка от того брака, в те молодые годы, отец был влюблён в какую-то певицу, которой передавал любовные записки, скрыв! их в яблоке. Наверняка она узнала это, от кого-то из близких людей, уже став постарше. И мне думается эта любовь, случившаяся с отцом, была в те годы, когда он учился в Фабрично-Заводском Училище(ФЗУ) в Самарканде.

Ну, вот я и подобрался ко времени, когда была сделана Эта Фотография, запечатлевшая Настоящую Мужскую Дружбу.

Из надписи, сделанной отцовской рукой, почерком похожим на арабскую вязь(в медресе! всё-таки учился), видно, что ему двадцатый год от роду.

Он красив, уверенный в себе, взгляд ясный и открытый, с уголками глаз опущенными книзу(никогда не обращал внимания на это). Широкие скулы, крепкая шея, распахнутая до середины груди белая рубашка, с франтоватым воротником и, выглядывающая из под неё, майка на спортивном теле. В пиджаке, с нагрудным знаком „ОСОАВИАХИМ”(предтеча ДОСААФ) на лацкане. Это особое отношение, к своему виду, было с ним до конца жизни. Молодой, полный сил, когда надо дерзкий, парень на свободе, вдали от семьи, от рода.

В ту пору отец, несмотря на то, что учился добросовестно, со своей „училищной ватагой”, легко могли пошалить лихими выходками по вечерам, в городе.

Тридцать третий год двадцатого столетия для СССР остался в Истории годом Великого Голода. Поэтому немудрено, что одной из разбойных забав Абдуллы и его компании, было опрокидывание хлебных киосков, сколоченных из толстой доски, но без дна.

Самый яркий эпизод отважной молодеческой удали отца, зафиксирован картинками, в моей памяти, из его рассказа, о тех днях жизни, в самаркандском ФЗУ, мне и моим братьям, в пору, когда мы из мальчиков превращались в юношей.

Теперь до меня доходит, что так он, передавая свой жизненный опыт, воспитывал нашу мужественность. Это же он делал, заставляя нас, учить наизусть, отрывки из его любимой поэмы Лермонтова „Беглец”, а также читая нам о подвигах Геракла и „Тараса Бульбу”, гася свои беззвучные рыдания, в сцене казни Остапа.

В один из обычных студенческих дней, он сидел в библиотеке, занимаясь необходимым ему делом, а его однокашники играли на стадионе в футбол. Вдруг, туда врывается кто-то, истошно вопя: „Абдулла!!! Наших бьют!!!” – и уже на бегу, взахлёб, докладывает ему, что там, на стадионе, местное хулиганьё побили ребят, а теперь, просто издеваются над ними.

Ворвавшись на стадион, с бешеным криком, кто-о-о главный? он несётся на указанного. По стану противника проходит волна оторопи. С разбега, без остановки, он бьёт в челюсть главаря, тот опрокидывается и, пытаясь встать, выплевывает зубы.

Воспрявшие духом, ФЗУшники выпроваживают непрошенных гостей, уносящих своего вожака.

Назавтра, училище заполняется теми же парнями, в сопровождении взрослых мужчин, опоясанных кинжалами, намеренных расправиться с обидчиком их родственника. И пока в училище прибыл, вызванный администрацией, наряд милиции, Абдулла, со своими верными друзьями, уже разоружили их, отняв у тех кинжалы.

И, как признавался нам отец, если бы не родной дядя, что забрал его из училища в Самарканде и отвёз в Алма-Ату, в сельскохозяйственный техникум, то жизнь пошла бы по наклонной вниз и довела за решётку.

Рассуждая логически и опираясь на интуицию, мне думается, что фотография, изготовленная в одном из центральных фотосалонов Самарканда, на улице Ленина 22, о чём засвидетельствовано штампом, едва заметном, на оборотной стороне карточки, как раз является следствием, предстоящего расставания двух лучших друзей, не раздумывая, бросавшихся на выручку, в опасных для жизни ситуациях.

Это Прощание, на пике бесшабашной молодости, в золотую пору, раскрывшихся сил Души и Тела, опьянённых Свободой.

В пожелании Искандара, написанном сумбурно, с пропущенными знаками препинания и буквой „й” в слове Который, я осознаю его волнение. Он огорчён и слегка потерян. Об этом же говорят его глаза, взгляд которых обращен куда-то вправо и чуть заметно дрогнувшие губы.

Он не хочет смотреть правде в глаза. Она его не устраивает. Он чувствует, что теряет Друга навсегда.

Совсем в другом положении мой, двадцатилетний, отец. Он уверен в себе и почти прямо(взгляд, при ближайшем рассмотрении, направлен слегка влево, но это скорее поза) смотрит в своё грядущее. Ничто его не сможет огорчить.

Но, факт существования этой фотографии, не сгинувшей, в совсем не простой судьбе моего родителя, говорит мне об обратном.

А Судьба его, кидала с места на место, это, не считая годов в армии и в Великой Отечественной, вплоть до 1964 года, когда он с третьей женой, моей матерью и пятью детишками, наконец-то нашёл своё место последнего пристанища, где через год заимел шестого ребенка, а отошёл в мир иной, за год до начала двадцать первого столетия, который так хотел увидеть.

Возможно, после расставания с Другом, до него дошло, осознание потери, дорогого человека, для его Души. И единственная связь с ним – эта фотография, стала для него той ценностью, которую он не захотел потерять, ни в коем случае.

С рождения, я видел отца, уже пожилым.

В год его пятидесятилетия, меня родила тридцатилетняя мать, которая вышла за него, в свои двадцать, а появилась на свет, как раз в том самом году, когда, Настоящая Мужская Дружба, проявилась на плёнке и застыла на Вечность.

Этот Портрет всегда присутствовал на периферии моего взгляда и никогда друзья или друг отца. Их попросту не было. Наверняка, они, у него ещё были, но, с начала моей фиксации его жизни, я их не видел.

К двум своим младшим братьям, из-за приличной разницы в годах, у него навсегда закрепилось поучительное отношение, плюс абсолютно разное отношение к жизни. Их объединяла только родственная связь.

Был в теплых отношениях с парочкой двоюродных братьев, близких по возрасту, но жили они неблизко и мы виделись с ними редко.

Он был одиноким по духу.

Усладой его души были история и философия.

Разум же был подчинён Идее Коммунизма, которой он служил честно и самоотверженно, как никто другой.

В его жизни не осталось места Друзьям.

Время или Течение Жизни поглотило их, и ни о ком нет даже и духа.

Лишь, в Памяти Его Сердца, жил и остался Навсегда, тот самый, единственный Друг, соучастник Портрета Мужской Дружбы.