Всего произведений – 5076
Орнейские хроники 6
/ 0
Было ранее
Часть третья. Сплетение дорог
Лара
Месяц Летних Костров, 988 ЭС, Джинера
Белогрудый коломбо топтался по мозаичным плитам террасы, ворковал, красуясь перед подругой. А та не обращала на него внимания и деловито собирала крошки, бесстрашно подбираясь к самым ногам. Лара разломила миндальное печенье и кинула птицам. Самец оставил ритуал ухаживания и тоже принялся клевать подношение. Девушка чуть улыбнулась: недолго же длился любовный порыв.
Дуновение бриза донесло запах моря. Лара поднялась с резной деревянной скамьи, поставленной между вазонами с апельсиновыми деревцами, и подошла к балюстраде. С вершины Старой башни, самой высокой из четырех, было видно море. Полдень растекался зноем, над Джинерой повисла дымка. Черепичные крыши Читавеккья сбегали вниз, туда, где вовсю кипела жизнь Нижнего города и гавани. Но сюда, на Гранде-Коллину, доносился лишь отдаленный гул, почти не нарушающий безмятежный покой Палаццо д'Аурора. Впрочем, покой был нарушен приближающимися голосами, среди которых она узнала голос своей камеристки, Мануэлы. Коломбо, заполошно хлопая крыльями, метнулись ввысь.
- Лара, вот вы где! - раздался за спиной глубокое контральто. - Вас все обыскались.
Лара обернулась. Мачеха величественно плыла к ней во всем великолепии нового туалета. Изумрудное верхнее платье с распашной юбкой было отделано золотой тесьмой на рукавах и по подолу. Квадратный вырез лифа обрамляли кружева в тон нижней, молочно-белой юбки. В каштановых волосах поблескивали жемчужные нити; плечи и грудь прикрывала шифоновая вуаль. За ее спиной семенила растерянная камеристка.
- Простите, дона Эриния, что доставила вам хлопоты. Не знала, что я понадобилась...
- Никто не догадался, что вы на террасе Старой башни, - с мягким упреком сказала Эриния. Даже подьем по крутой лестнице не сбил ее дыхание, и не зажег румянца на аристократически бледном лице. Ее губы улыбались, но зеленые, кажущиеся еще ярче от цвета платья, глаза смотрели холодно: - Вернулся ваш отец.
Сердце радостно забилось: отец уехал в Альби два месяца назад и не послал ни одного гонца.
- Вернулся?! Когда же?
- Вы слишком увлечены созерцанием эфемерных далей. Разве вы не слышали переполох?
Лара передернула плечами: безупречная в манерах мачеха как никто другой могла заставить ее почувствовать себя неуютно.
- Я... задумалась. Благодарю, что сообщили мне. Где отец?
- Дон Винченцо будет ждать в кабинете, у него важное известие для вас.
Она шагнула в сторону, намереваясь обойти Эринию, но та остановила ее:
- Но не собираетесь же вы явиться к нему в подобном виде? Переоденьтесь, и пусть Мануэла причешет вас.
Хотя Лара не считала что ее скромное домашнее платье отец сочтет неподобающим, но пререкаться с мачехой и дать ей омрачить радость встречи не хотелось. Она присела и наклонила голову:
- Хорошо, дона Эриния.
Мануэла убирала под серебряную сеточку волосы, а Лара, глядя на себя в зеркало, размышляла о том, что за важное известие собирается сообщить ей отец. Отчего-то стало тревожно, и она встряхнула головой. Темные кудри рассыпались по плечам, и камеристка расстроенно охнула.
- Извини, Мануэла, - с сожалением сказала Лара, досадуя на себя. Теперь служанке придется начинать все с начала.
Наконец, едва замер мелодичный перезвон из часовой башни храма, возвестивший о наступлении часа вола*, Лара, в небесно-голубом наряде из креп-сатина подошла к дверям отцовского кабинета.
Створка была закрыта неплотно, и по доносящимся голосам девушка поняла, что дона Эриния уже внутри. А она-то думала, что сможет поговорить с отцом наедине!
Вздохнув, Лара взялась было за ручку, но застыла на месте, услышав голос мачехи:
- Не думаю, что нам следует медлить со свадьбой, Винченцо. Ларе миновала двадцать первая весна.
Свадьба? Ее свадьба?! Сердце замерло, потом зачастило. Между тем Эриния вкрадчиво продолжала:
- По Джинере гуляют слухи несмотря на все наши усилия. Это бросает тень на род. Того и гляди люди начнут судачить в открытую о...
- Довольно, Эриния, - прервал ее отец.
Лара закусила губы, слишком хорошо зная, что собиралась сказать мачеха. Несколько мгновений в кабинете было тихо, потом вновь заговорил отец:
- Людям свойственно болтать о том, в чем они не смыслят. Поспешность также неуместна.
- Никакой поспешности не будет. Понадобится самое малое месяц или даже два, чтобы подготовить приданое...
Девушка сглотнула, пытаясь справиться с собой, и решительно толкнула дверь.
- Папа!
Стоявший у окон дук Винченцо обернулся к ней, и ласковая улыбка появилась на его губах:
- Здравствуй, дорогая. Какая же у меня красавица.
Он шагнул к ней, раскрывая объятия, и Лара, как в детстве, подбежала и уткнулась лицом ему в грудь. Ей показалось, что отец вздохнул.
- Ах, дитя, - подала голос мачеха, - Скоро ты будешь счастлива...
Лара отстранилась. Дона Эриния сидела в кресле возле стола, прижимая кружевной платочек к глазам.
- Оставьте нас, Эриния, - ровным голосом произнес отец.
- Но...
- Позже вы обсудите с Ларой все необходимые вопросы.
Мачеха на миг утратила ледяное достоинство, позволив досаде проявится на лице, но тут же пропела:
- Как пожелаете, муж мой...
Выждав, когда жена уйдет, Винченцо спросил:
- Ты слышала наш разговор?
- Только пару фраз, - потупилась Лара.
- Присядь, - он указал на кресло, которое занимала Эриния, а сам сел напротив.
- Я не хотел, чтобы ты узнала вот так, но на все воля Странника.
Дочь кивнула, не поднимая головы, ее пальцы сминали ткань платья на коленях.
- Кто мой нареченный?
- Приближенный причепса альбийского. Полковник Раймон Оденар.
- Не альбиеец. Он дурен собой или стар?
- Неужели ты думаешь, что я отдам единственную дочь за урода или старца? Сьер Оденар родом из Ноорна. Ему тридцать четыре года и Эрнан Альбийский охарактеризовал его как человека достойного и благородной внешности. Но я вижу, что ты не рада.
- Отец, зачем мне уезжать от вас? - дочь подняла на него блестящие от слез глаза.
- Дитя мое, покинуть, когда придет срок, отеческий дом — удел всех девушек, - дук улыбнулся: - Не в обитель же сестер Странника ты собралась?
- Возможно, это было бы лучшим выбором для меня. Вы же не сказали месьеру принчепсу о... моих особенностях? - прошептала Лара.
Тьма раздери Эринию и ее длинный язык! Девочка услышала больше, чем он полагал!
- Не говори ерунды, - тяжело произнес Винченцо. - Совпадение, пусть трагическое, но совпадение. Ты не одержимая, обряд доказал это. И магистр Аврелиан прилюдно подтвердил, что в тебе нет ни капли Тьмы. Но если ты продолжишь упорствовать, то можешь и в самом деле навлечь на себя беду. Особенно, когда окажешься в чужом краю.
- Поэтому...
Винченцо, теряя терпение, втянул в себя воздух, затем медленно выпустил его сквозь зубы и сухо сказал:
- Ты моя дочь. И ты будешь достойна имени Конти, ведь так? Ступай, Эриния желает обсудить с тобой ткани для новых платьев.
Дочь ушла, пряча слезы. Оставшись один, Винченцо раздраженно ударил кулаком по подлокотнику кресла и мысленно пожелал жене прикусить язык, да как следует! Затем встал и прошелся по кабинету взад-вперед. Меньше всего он хотел, чтобы разговор коснулся этой темы. Прошло много лет, но все случилось как будто вчера...
… Отец отправил его в Сахрейн, постигать искусство дипломатии в составе посольства Альянца. На невольничьем рынке Саэтты Винченцо увидел невольницу. Она словно сошла с древней фрески. Огромные глаза глянули ему в душу, и он остолбенел, завороженный необычной красотой. Ушлый купец заломил цену, вдвое превышавшую стоимость сильного раба, но молодой эррурский аристократ не стал торговаться.
Ревати привезли из отдаленного уголка Сахрейнского эмирата, она была одной из последних представительниц какого-то истребленного сынами пустыни народа. Разумеется, отец был недоволен глупой расточительностью отпрыска, и пришел в ярость, когда узнал, что тот собирается не просто дать волю девушке, но и жениться на ней. Неслыханный скандал!
Конти слабо улыбнулся и, подойдя к окнам, распахнул створки. Тогда у него впервые прорезался фамильный характер, а вернее — упрямство: он нашел жреца, согласившегося совершить тайный обряд. Отцу пришлось уступить и срочно придумать Ревати благородное происхождение.
...У нее была шкатулка с причудливой формы фигурками, выточенными из слоновьей кости. Она подолгу могла перебирать их, раскладывала в сложные комбинации или бросала наугад. И иногда вдруг советовала мужу отказаться от выгодного предложения или поверить в невероятные слухи. Поначалу Винченцо отмахивался, потом стал прислушиваться. Он не распространялся о необычном даре Ревати, но Джинера все равно знала, что жена молодого Конти якшается с неведомыми силами.
Он не обращал внимание на косые взгляды и шепотки и любил жену с пылом первого чувства. Любила ли его Ревати? Он был уверен, что да. Но временами он смотрел в ее черные глаза, и ему казалось, что он смотрит в глаза самой Ночи. Тогда он спрашивал себя, а так уж неправы те, кто считает ее ведьмой?
Лара — почти точный ее портрет. Но Винченцо не ожидал, что она унаследует способности матери. Впервые дар у девочки обнаружился в шестилетнем возрасте, незадолго до смерти Ревати. Лару начали мучать кошмары, от которых она просыпалась, захлебываясь рыданиями.
«Ворон схватил маму когтями и унес!» - повторяла она.
На его встревоженные расспросы Ревати печально улыбалась и молчала, она ни на что не жаловалась, лишь обручальный браслет с каждым днем становится все свободнее для ее запястья. Через месяц ее не стало.
Винченцо относил провидческие сновидения Лары к обостренному детскому чутью. Но происшествие с Джулианой Морандой, дочерью одного из самых богатых негоциантов Джинеры, взбудоражило весь город. Джулиана со свой матерью была у них в гостях, и девочки ладили меж собой. Пока Джулиана случайно или из шалости не опрокинула флакончик с тушью на портрет, нарисованный Ларой.
По словам девочки и ее матери, Лара побелела, как полотно, и выкрикнула:
«У тебя будет гореть под ногами земля! И на твоем лице расцветут Ночные лилии**!»
Сама Лара ничего не помнила...
Ссору прекратили, однако на следующий день в особняке Моранды вспыхнул пожар. Джулиана выжила, но ее лицо осталось изуродованным ожогами. Особенно мнительным казалось, что по форме они напоминали лилии. Лара тяжело переживала случившееся, считала, что притянула несчастье своими словами. А Моранда потребовал созыва Совета Джинеры, где обвинил Лару в одержимости Демонами из-за Предела, попутно припомнив колдовство матери-чужеземки. Он настаивал на обряде Очищения. Влияние семьи Конти были в данном случае бессильно, Совет поддержал негоцианта. Ларе предстояло пройти по узкому - в одну плитку - проходу между двумя священными Огнями. Винченцо провел бессонную ночь перед тем, как сказать дочери о решении Совета. Однако девочка на удивление спокойно восприняла его слова.
Когда она ступила на треугольную площадку храма и направилась к пылающим в центре кострам, Конти закрыл глаза, ожидая услышать ее полный муки крик. Но стояла тишина, нарушаемая лишь дыханием собравшихся людей — представителей всех знатных семейств Джинеры. Потом слитный вздох всколыхнул душный пряный воздух.
- Чиста! Лара Конти, дочь дука Конти — чиста! - огласил своды храма зычный бас магистра Аврелиана. - И пусть никто отныне не усомниться в том!
Он не знал, почему огонь не оставил ни следов копоти на белом платье, ни опалил волос дочери. Не раз собирался расспросить, но слова замирали на языке. Шли годы, дар Лары — если он действительно был, никак не проявлялся. И Винченцо считал, что трагедия изгладилась из памяти людей. Пока три года назад не завел разговор с доном Гильермо Асуаной, намекая на возможность породниться.
- Скажу вам откровенно, дон Винченцо, и возможно, я — единственный, кто будет честен с вами. Если бы у вас была еще одна дочь, почел бы за честь. Но я не хочу, чтобы после супружеской ссоры у моего сына загорелась под ногами земля...
Конти был неприятно поражен и велел навести справки, осторожно выясняя настроение глав других семей. Результаты повергли его в еще большее смятение.
Он нахмурился и отошел от окна. Предложение союза со стороны Альби пришлось как никогда кстати. И вряд ли достойный во всех отношениях ноорнец будет дурно обращаться с его дочерью. А он пошлет в Талассу соглядатая, чтобы быть наверняка в этом уверенным.
***
Вероятно, дона Эриния ждала ее в главном зале или в Девичьей гостиной — личных комнатах Лары, однако девушка, пройдя по галерее, повернула в противоположную сторону и спустилась по боковой лестнице, ведущей в старую часть парка. Пинии и эттрурские кедры давали густую тень. Лара остановилась под пышными кронами и вдохнула смолистый аромат, особенно сильный в преддверии вечера. В голове не укладывалось, что самое большее через пару месяцев она уедет из Джинеры, и скорее всего — никогда не вернется назад.
Души северян суровы и грубы... Жених представлялся ей похожим на воителя с фрески храма, где изображалось одно из сражений эпохи Тьмы: мужчина огромного роста, с развевающимся светлыми волосами и глазами цвета льда беспощадно разил мечом жалких демонов.
«И прилетит он на ужасном драконе, который пожрет бедную деву, - абсурдность возникшего образа рассмешила Лару. - Чего я печалюсь? Уж точно, северянину не сравниться в холодности с доной Эринией».
Почему она решила, что никогда больше не приедет в Джинеру? Ноорнцы — не сыны пустыни, и дают своим женам куда большую свободу, чем то принято даже в Этррури. К тому же Альби не так уж и далеко, и природа там мало отличается от здешней.
Ей жаль расставаться с отцом, но ни со сводными братьями, ни с мачехой нет никакой душевной близости.
А любовь, то сердечное томление, о котором шептались девушки на устраиваемых отцом приемах? Их признания будоражили, но Лара не могла бы похвастать, что ее сердце хоть раз дрогнуло при виде юношей, являющихся предметом обожания и жарких споров. Лишь однажды, мимолетная встреча посреди шумной улицы, лицо, мелькнувшее и растворившееся в толпе, ставшее миражом... Какой вздор. И не пристало дочери дука помнить об таком.
Она уселась на покрытый слоем опавшей хвои пригорок. Неумолчный цокот цикад успокаивал. В сгущающихся сумерках возникла тень, блеснули два золотистых топаза. Лара протянула руку и послала мысленный зов, как когда-то учила мать.
Крупный черный кот бесшумно подошел, щуря глаза, боднул лобастой головой руку. Черты лица матери стерлись из памяти, остался лишь светящийся ореол и ощущение безграничной любви, да умение ладить с животными, особенно — кошками. Лара почесала зверя меж ушей. Полудикий крысолов, неведомо как пробирающийся в дворцовый парк. Она совершенно не боялась его, а он ни разу, даже играя, не оцарапал ее. В самом ли деле мать передала ей свой дар – а вернее – свое проклятие?
Однажды Лара услышала брошенное ей вслед с боязливой неприязнью – «порченная».
Отец полагает, что случаем с Джулианой все и ограничилось, однако Лара быстро научилась молчать о странных снах. Касались они других людей, собственную судьбу предсказывать не удавалось. Впрочем, видения были редкими и обрывочными, и ничего пугающего или предвещающего гибель — так, мелкие неурядицы или радости.
«Магистр Аврелиан не может ошибаться...»
- Мне будет не хватать тебя, месьер Кот, - прошептала девушка, прислоняясь спиной к стволу пинии. Кот забрался к ней на колени, рокочуще замурлыкал. Лара рассеяно поглаживала его, дыхание ее стало размеренным.
«Все уладится, - пришла неожиданная уверенность, - Не так, как я могу себе представить и вряд ли, как бы мне хотелось, но уладится».
*на наши часы выглядит так:
03 час волка
06 утра — утренний гонг
09 час ласточек
12 — полдень
15 час вола
18 вечерний гонг
21 час гашения огней
24 полночь
и есть еще бой часов в середине каждого промежутка. "получасие"
** ненюфары - разновидность лилий, по некоторым мнением связанная с миром мертвых
Засада
Месяц Костров, 988 ЭС Альто-Альби*, крепость Квилиан
Карта долины Венаско пестрела пометками: крестиками, треугольниками и стрелками, отмечающими проходы через горы. Долина, ограниченная хребтами Монт-Арьег с севера и Эстийским с юго-запада, зазубренным клином врезалась между графством Ветанг и землями пирров. Впрочем, автономия графства после восшествия на престол Лодо осталась лишь на пергаменте договора. Инар Ветангский затворился в родовом замке, однако Оденара мало волновала судьба прежде всевластного графа, но весьма - то, что за последний год в четырех приграничных городках Ветанга были размещены части галейской армии. Галейский посланник в Альби, граф Моруа продолжал рассыпаться в витиеватых заверениях о нерушимой дружбе и самых благих намерениях короля Лодо, но принчепс не питал никаких иллюзий. Оденару ситуация напоминала события почти пятнадцатилетней давности, предшествующих вторжению галейцев в Ноорн, и ему все сложнее удавалось придерживаться дипломатических рамок при встречах с Моруа. Кроме того, после полувекового затишья усилились воинственные настроения среди пирров. Весьма относительного затишья, но все-таки угон овец или похищения вздумавших прогуляется, куда не следует, девиц не шли ни в какое сравнение с участившимся проникновением в долины Альто-Альби разбойничьих шаек и грабежом деревень и купеческих караванов, а особенно — с нападением на Аржуан в прошлом месяце. Он нашел на карте черный треугольник, обозначающий копи. Пять лиг к югу от крепости Квилиан, запирающей путь в долину. Далека дорога. Как же передвижение довольно крупного отряда осталось незамеченным ни дозорными, ни кем-то из местных? Этим утром Оденар приехал в крепость, чтобы на разобраться на месте. Он поднял взгляд на коменданта, майора Тоне:
- Вы уверены, что в последней вылазке принимали участие галейские солдаты?
Грузный, багровый от жары Тоне повертел головой, слово пытаясь ослабить тугой шейный платок и пробасил:
- Выживший рудокоп слышал, как они разговаривали на общем. И откуда у пирров мушкеты?
- Охрана копей усилена?
- Так точно, сьер полковник.
- А это что? - Оденар указал на обведенные красным названия деревень на западе Венаско
- Об этом я хотел с вами поговорить. Здесь население подозревается в симпатии к горцам — почти все с ними в родстве. Долина лишь в прошлом веке отошла к Альби, и границ толком не было, пока не нашли селитру. Уверен, враги просочились возле Гуардена, — толстый палец коменданта ткнул в один из крестиков, затем в соседний, - или Мартеска. Надо выжечь разбойничьи гнезда!
Оденар покачал головой:
- Не самая удачная идея, сьер Тоне. Этим мы не добавим любви к себе, и отвратим тех, кто до сих пор был лоялен.
На круглом потном лице Тоне отразилось внутренее несогласие, но он смолчал. Оденар посмотрел на рисунки, обозначающие пиррские кланы по ту сторону границы: сокол, ласка, горный кот. С которым же из них сговорились галейцы? В любом случае, это весьма тревожный знак.
- Я хочу взглянуть на окрестности со стены, - сказал Оденар.
- Конечно, месьер.
Они вышли во двор. Стоящий возле крыльца в ожидании командира сержант экскорта вытянулся и коснулся рукой шляпы.
- Бестье, скоро выезжаем.
- Сьер Оденар, раньше вечернего гонга вы до Карды не доберетесь, - вставил комендант. - Не откажите ли мне честь отобедать? Распоряжусь накормить ваших людей.
Раймон посмотрел на солнце. Полдень давно миновал, а он и солдаты с рассвета в седле. Наверняка, у майора не сухари да солонина в погребе и на столе.
- Благодарю, сьер Тоне. Не откажусь.
Бестье так и расцвел: перспектива дороги на голодный желудок явно его печалила. Он быстрым шагом отправился к навесу, под которым рядовые коротали время, играя в кости.
- Сюда, прошу, - Тоне махнул в сторону ступеней, ведущих на западную стену.
Позади послышался звук бьющейся посуды.
- Ослеп?! - возглас сержанта заставил Раймона обернуться.
Бестье держал за плечо мальчишку лет двенадцати, на брусчатке двора, в растекающейся луже молока валялись осколки глиняного кувшина. Сержант замахнулся, намереваясь отвесить оплеуху, но подросток, вопреки ожиданию, не сжался в страхе, а гибко уклонился от увесистого кулака.
- Паршивец!
- Сержант, оставить, - велел Оденар.
- Так несется, зенки задрав, сьер полковник...
Оденар заинтересованно оглядел взлохмаченного мальчишку, исподлобья зыркающего темными глазами. Почти сошедший синяк на левой скуле, пара старых шрамов на предплечьях. Одежда, не по росту и ветхая, но на удивление чистая.
- Сьер Оденар, приношу свои извинения, это досадное недоразумение, - сухо проговорил Тоне. - А ты сгинь, Хотс.
- Погодите, сьер Тоне, - Оденар обратился к «досадному недоразумению»: - Ты пирр?
- Не-а... Прозвали так. Хотс по-нашему Волчок, грят мамка с дикарем путалась, а токмо брешут. Отец у меня самому принчепсу служил...
- Не мели, - прервал его Тоне и добавил, заметив вопрос во взгляде полковника: - Волчок значит приблудный. Он полукровка, из деревни, что внизу. По доброте душевной позволил ему молоко в крепость носить.
Оденар перехватил взгляд Хотса, устремленный на висевший у него на груди медальон — ощеренную волчью голову - и усмехнулся:
- Как по мне, храброму зверю нанесено оскорбление, Хотс.
- Простите, добрые сьеры, не нарошно я...
Порывшись в кармане, Оденар кинул мальчишке медяк. Тот недоверчиво улыбнулся и в мгновение ока спрятал монету за щеку.
- Смотри в следующий раз, куда бежишь. Пойдемте, майор.
Квилиан, строительство которой завершилось всего двадцать лет назад, представляла из себя почти правильный пятиугольник с угловыми башнями. Крепость занимала господствующее положение на холме. У подножия лепились друг к другу домишки — видимо, та деревня, оттуда родом Хост. С востока холм омывался бурными водами реки Арьег. Со скалистым Монт-Арьегом крепость соединял единственный на десяток лиг мост; тот берег выглядел необжитым: острые гранитные пики возносились на головокружительную высоту, перемежаясь с осыпями и расщелинами, из которых сбегали белые нитки горных потоков. Более пологие склоны Эста заросли лесом; среди темной зелени виднелись серые островки деревень, вырубки и ярко-желтые поля. И лишь на Пике Ането, самой высокой горе хребта лежали вечные снега. Скорее всего, враги прошли через потаенные тропы этой стороны. Как и предполагал комендант, у них есть поддержка местных жителей.
- Вон Мартеск, - показал Тоне на большое селение в четверти лиги к западу.
- Я пришлю подкрепление, - Оденар поднес к глазам подзорную трубу. - Устройте постоянные посты здесь и здесь, - указал он на две возвышенности Эстийского хребта: - Пусть держат запас хвороста, чтобы подать сигнал.
- Эх, еще бы оружия, - вздохнул Тоне. – Видел у ваших солдат карабины, сьер полковник, - не то, что с фитилем маяться…
- Будет и оружие. Десяток новых мушкетов, но только для лучших стрелков.
- Благодарю, - просиял комендант.
- Кстати, вы сказали — сжечь деревни. А я предлагаю — изыскать пути договорится с вождями пирров, по крайней мере, соседних с нами кланов.
Комендант скептически пожал плечами:
- Для них мы все — завоеватели. От века не было, чтобы договаривались, только Альдаберту Великому удалось перемирие заключить в 950...
- Договорились однажды – договоримся и впредь. Очевидно, что эмиссары Лодо уже добились многого и нашли себе союзников, в том числе — на нашей земле. Вызовите к себе старост деревень, узнайте настроение. Возможно, найдется толковый торговец, и тех, кто постоянно ездят через Пиррей.
Раймон убрал трубу в футляр и задумчиво потер указательным пальцем висок. До них доходили сведения о пиррейских прорицателях и колдунах при галейском дворе, но военный союз с кланами - весьма неприятное открытие. Следует как можно скорее обсудить это с месьером Эрнаном, придется ехать в столицу. Тоне слишком прямолинеен и категоричен, вряд ли он справится с подбором нужных людей. И... свадьба, Тьма раздери его и чадолюбивого джинерского дука! Совсем из головы вылетело. Оденар нахмурился и сжал губы. Только молодой жены ему не хватало! И кто - избалованная девчонка, привыкшая совсем к другой жизни, чем та, что может он предложить. Он с трудом представлял себя обремененным супружескими узами. Но раз уж дал согласие, что проку сожалеть. Пусть ее. Будет жить в его доме в Талассе, а у него других забот полно.
Комендант Тоне изо всех сил старался угодить с обедом. Пирог из зайчатины, сыры, еще теплый хлеб с деревенским маслом и добрый эль — незамысловатая, но сытная и вкусная еда несколько примирила Раймона с текущими неприятностями и грядущими изменениями в его жизни. Солнце клонилось к западу, когда обед завершился. Оденар вышел из дома коменданта. Конюх держал под уздцы гнедого жеребца, солдаты уже сидели в седлах. Однако обычно предупредительного до назойливости сержанта не было видно. Раздраженно хлопнув по бедру перчатками для верховой езды, Оденар оглядел двор. Забухали сапоги и из-за угла комендатуры вылетел Бестье, на ходу оправляя мундир:
- Виноват, сьер полковник! По нужде отлучился, живот прихватило...
- Жрецы советуют быть умеренее в пище, сержант, - бросил Раймон, садясь в седло. – И они правы. А то как бы враги не застали тебя со спущенными штанами.
Среди солдат послышались смешки, однако быстро смолкшие, едва полковник поднял руку — знак начала движения.
- Милость Странника в пути, сьер Оденар, - попрощался стоящий на пороге Тоне.
- И остающимся, майор. Ждите гонца и дополнительные силы.
Караульные открыли ворота и небольшой отряд выехал из крепости. Дорога вилась вдоль берега Арьега, а где-то через пол лиги свернула в лес. Оденар пустил коня размашистой рысью, торопясь до темноты успеть вернуться в Карду. Державшийся рядом сержант вдруг натянул поводья, переводя свою кобылу на шаг. Оденар тоже придержал коня и удивленно оглянулся: Бестье повернул лошадь, загораживая дорогу остальным.
- Сержант, в чем дело?
На лице у того проступила странная смесь страха и торжества. Внезапно раздался протяжный громкий треск и сразу две ели — впереди и позади, в паре туазов, начали валится на дорогу, отделяя Оденара от отряда. Испуганные кони вскидывались на дыбы, сбрасывая солдат.
Раймон выдернул из седельной кобуры пистолет и развернул жеребца. Из кустарника с гудением ударили арбалетные болты, пронзительно заржали лошади. Сквозь переплетение ветвей он увидел, как сержант выстрелил из карабина в одного из солдат и схватился на саблях с другим. Предатель!
- Бестье! - прорычал Оденар, нажимая на спусковой крючок. – Тварь продажная!
Сержант дернулся и осел. В этот миг гнедой с визгом взвился свечой, и тут же обжигающе резануло правое плечо. Раймон левой рукой выхватил второй пистолет и едва успел высвободить ноги из стремян, как конь рухнул на землю. Он глянул на метательный нож с черной рукоятью, торчащий из плеча. Новый набег? Или галейцы таки начали войну?
Впрочем, враги, кем бы они ни были, не спешили являть себя, лишь сухо щелкали выстрелы, да вспарывали воздух болты и крики обрывались хрипами, там, за упавшей елью. Оденар шагнул к завалу. С ним творилось Тьма знает что. Рука перестала слушаться, от раны огненной волной растекалась боль. В невесть откуда взявшемся тумане деревья кружились в тошнотворным хороводе. Шатаясь, он водил стволом пистолета перед собой:
- Покажись!
- Отчего бы и нет. Побеседуем, Ноонрский Волк! - прозвучал незнакомый голос. Из тумана выступила темная фигура, но различить лицо он уже не смог. Затем все исчезло.
* Высокогорная область западе и северозападе Альби, примыкающая к Пиррею
Тени Армории
Сознание возвращалось неохотно. Вспышками боли в плече, саднящим ощущением веревок, стягивающих запястья за спиной. Близко капала вода, пахло мхом и мокрым камнем. Звякнул метал, кто-то подошел к нему, с силой надавил на челюсти, вынуждая открыть рот. В горло полилась приторно-сладкая жидкость с привкусом корицы. Поперхнувшись, Оденар проглотил пойло. Застилающая зрение мгла рассеялась, и он понял, что находится в небольшом гроте. Перед ним стоял человек самой непримечательной внешности, увидишь такого в толпе — через получасие позабудешь.
- Пора бы. Ты Волк или сомлевшая от утех шлюха?
- А ты... кто такой? - прохрипел Оденар. - Галеец?
- На твоем месте меня бы волновали другие вопросы.
Оденар, приподнявшись, привалился спиной к камням:
- Поменяемся?
- Избавь меня от казарменного остроумия, - поморщился мужчина. - И не будем терять время. Мне нужно кое о чем расспросить тебя.
- Ничем не могу помочь.
Галеец усмехнулся:
- Мне приходилось иметь дело с высокородными чаще, чем ты думаешь. Уверяю, вы точно так же визжите под ножом, как и презираемая вами чернь. Но у меня другой приказ. Только я что дал тебе яд. Шаманские штучки. И теперь ты сам расскажешь.
Оденар сморгнул. Ему кажется или в гроте прибавилось народу?
- Итак. Ты Раймон Оденар, бывший капитан роты мушкетеров ноорнской армии?
Он хотел презрительно сплюнуть, но вдруг ставшие чужими губы вымолвили:
- Да.
- И ты был восемь лет назад в арморийском храме?
Вот оно что! Дыхание перехватило. Не об этом ли предупреждал хронист? Для Лодо и впрямь мифические артефакты крайне важны, раз галейцы пошли на рискованную авантюру — устроить засаду. Зря он не стал выяснять, что же такое нашел в целле...
- Да... - как со стороны он услышал свой голос.
- Ты стрелял в принца Лодо во время атаки на храм?
Сопротивляться. Оденар стиснул зубы. Или только хотел стиснуть?
- Д...да.
- Перейдем к более важным вопросам. Храм. Что ты видел в храме?
Оденар скользит по обледенелому склону, где не за что уцепиться. Пришедшее извне сокрушает волю, холодные щупальца вторгаются в разум, шарят, выдирают из памяти давно забытое. И то, что он хотел бы забыть.
- Деревья...
- Дальше.
Он снова идет по пружинящему ковру из мха и ветвей, покрывавшему пол храма, над головой, в закатном небе парят ажурные арки.
- Целла.
- Дальше.
Все быстрее спуск, все ближе край. Сопротивляться! Капает вода. Кап - вдох. Кап - выдох.
- Саркофаг.
«Здесь был похоронен Одаренный», - говорит сьера Ивэн, и в полумраке мягко сияют ее глаза. А в уголках губ притаилась улыбка, и ему хочется дотронуться до ее щеки...
- Что было внутри?
- Тлен и запустение...
- Перстень? Другая цацка? Обыскал тебя, думал ты спрятал камень в медальоне.
Покачивается голова волка на серебряной цепочке, скалится влажными клыками. Волком его прозвали позже.
- Вспоминай! Что было в саркофаге?
Враг теряет терпение, и это хорошо. Но отчего-то неважно. Важно другое. Он проводит рукой по волосам Ивэн.
- Простите меня, сьера Ивэн, я должен был предвидеть...
- Что ты несешь?! Звезда Странника. Ты нашел Звезду?
Звезду? Может, и нашел, да потерял, сам того не поняв. Горечь от того, что не сбылось и не сбудется, и щемящая тоска. И безграничный свет, который плавит душу. Если бы вернуться... туда.
- Не стоило связываться с зельем, - бормочет галеец.
На лезвии ножа восьмиугольники и зигзаги, насеченные черным бриеннским серебром. Точно такой же он вытащил из груди Ивэн. Он впивается зубами в нижнюю губу и кровь наполняет рот. Ненависть и боль будто проясняют сознание.
- До тебя не дошло. Ты все равно умрешь. Но у смерти много ликов. Выбирай — я без затей перережу тебе горло или ты сдохнешь, подвешенный на собственных кишках.
- Кишки, конечно.
- С удовольствием докажу тебе, насколько ты ошибся в выборе.
Рядом, в паре инчей** от виска есть острый каменный выступ. Хорошо...
Тяжело дыша, Оденар перевел взгляд на галейца:
- Это ты убил ее. Как поживает твой повелитель? Вырастил себе новый глаз?
- Сейчас узнаешь, как быть без глаза. Или без обоих. На то время, что тебе осталось, они без надобности. Где ты спрятал артефакт? Ведь ты же его нашел!
Острие ножа приблизилось. Оденар улыбнулся окровавленными губами:
- Увидимся за Пределом! - и с размаху ударился головой о выступ.
Уно по прозвищу Хотс любил бывать в Крепости. Знал, что есть и другие, в полдне пути или даже ближе. В Карде есть - с двумя кольцами стен и множеством башен. Или в Талассе, та, говорят, еще больше. Но для него что Карда, что Таласса - все одно как Изнанка Мира, а Крепость — вот она, над головой. Сьер комендант изволил платить по центиму** за кувшин молока и терпел, вернее, не обращал на него внимание, а конюх Ньер разрешал расчесать и заплести гривы коням. Сегодня и вовсе был повод в Крепость наведаться: из Карды высокие гости пожаловали.
Войдя в боковую калитку, Уно так и застыл, глазея на солдат в бордовых мундирах, бряцающих амуницией. И лошадки справные да сытые. Любил он лошадок. А больше всего его поразил сьер командир - не старый еще, взляд строгий, и сам как снаряженный лук. Про луки-то он знал, дед, пока жив был, лесовничал малость, приносил то дикого гуся, то куропатку. А на груди у сьера - поди-ка, - медальон с волком! Волков в деревне не любили, от того и приблуд волчками звали, да только, по мнению Уно, иные люди похуже зверей бывают.
И вот непруха! Нанесло на него дюжего сержанта! И вовсе он не бежал, а этот боров
своим брюхом в него воткнулся, кувшин выбил и чуть кулачищем не вмазал. От кулака Уно уклонился; частенько драться приходилось, что мать с отцом над Священным Огнем руки не держали, что никому из ребятни прозвище свое позорное не спускал, да мало ли какая причина найдется. Но быть ему битому, если бы сьер командир не вмешался.
От изумления Уно забыл, что перед сьером надобно глаза долу опускать... И вовсе диво, что тот не разгневался, а медным пятаком одарил. На радостях Уно решил в деревню не идти. Лучше подняться на Монт-Тесту, заодно в ельнике грибов наберет.
Взбираясь по склону, он то и дело касался языком монетки, словно проверяя, на месте ли. Про отца мать ничего не хотела рассказывать, но вдруг примечталось, что был бы он похож на давешнего офицера. Нет, не знатностью да богатством, куда тут, а... даже не сообразить, чем. От дерзких мыслей Уно запнулся и, остановившись, оглянулся на Крепость.
С лесной прогалины — как на ладони. Меж зубцов южной стены сверкнула искра. Раз, другой. Потом еще раз. Солнце блеснуло на нагруднике дозорного? Так не видать никого. Почудилось, верно. Он залез на гранитный валун, ожидая, сверкнет ли еще. Но нет, только ворота медленно раскрылись, и из Крепости на рысях выехал отряд Волчьего сьера. Уно спрыгнул с валуна и побежал тропке вдоль гребня Монт-Тесты. То ли проводить хотелось, то ли — отложить момент возвращения домой к вечно тревожащейся матери.
… Он услышал негромкие голоса и замер: говорили на общем, но иначе. Чужие. Метнулся к лиственнице и осторожно выглянул из-за ствола. Мужики в чудных коричнево-зеленых одежах возились возле ели. Приглядевшись, Уно заметил, что комель подрублен, и удерживается ель баграми. Сердце затрепыхалось и ухнуло в пятки. Ох же ты, Странничек, не выдай! Донеся конский топот, скозь ветки мелькнули размазанными тенями всадники. Ель рухнула, преграждая им путь, рядом - еще одна.
А на дороге началось побоище. Уно бы и рад был зажмуриться, да не смог. Вот и смотрел, закусив руку, чтобы не скулить, как погибали люди и кони. И как упал Волчий сьер, а потом чужаки его на уцелевшего коня взвалили, да в сторону Ледяных гротов повезли.
Стихло все, тогда только Уно отлепился от дерева. Трясло как в лихоманке: вдруг не все ушли, злыдни?! Недаром староста стращал, чтоб в леса не совались. Бежать надо, в Крепость, солдат поднимать.
«А может, ну его? — спросил внутри тоненький голосок. - Да и не поверят тебе. Никогда своим не станешь. Забыл, как мать плакала, да судьбу кляла, когда на последнем сходе припомнили твоего отца?»
Он потрогал скулу. Ну а Волчий сьер как? Живым ведь увезли, навряд ли добра ему ждать от чужаков.
«Что сьер? - не унимался голосок. - Ушел за Предел. А не ушел, так о тебе точно не вспомнит!»
Уно сердито всхлипнул и заставил подлюку замолкнуть. Вспомнит или нет, не его забота. Он прислушался. Тишина, только пичуги лесные пробуют голоса. Значит, ушли. Что же Странник не заступился? Или недосуг ему на мир смотреть? Ну да некогда теперь сетовать и жаловаться! Уно скатился на дорогу и припустил в сторону Квилиана.
Солнце уже царапало краем гору Ането, когда спотыкаясь, размазывая по лицу слезы и пот, он одолел крутой подъем и кулаками забарабанил в ворота. Из пересохшего горла вырвалось сипение:
- Засада... в лесу... Волчий сьер!
- Что городишь, Хотс?! - Недоуменный часовой выглянул из караулки.
Уно запоздало сообразил, что назвал командира выдуманным именем.
- Напали на отряд... А сьера командира к Ледяным гротам увезли...
Комендант грозно брови сдвинул, не врешь мол? Уно аж испугался – не поверят, да как самого бы подсылом не объявили. Однако поверил сьер Тоне. Собрал солдат, велел одному взять Уно на коня. Трясясь на крупе, он то у Странника прощения просил, за то, что усомнился, то молил, чтоб успели они. Вот и упавшая ель. Захрапели кони, затем и до людей, перебивая запахи летнего вечера, дотянулся смрад крови и смерти.
Из отряда живых не осталось, а по кустам на пять мертвяков наткнулись, чужих. Не сразу заметили, потому как на куртки из дайма были нашиты зеленые и коричневые ленточки. Сколько всего было врагов, Уно толком не мог сказать, дальше десятка счета не знал, но выходило — больше. Комендант мешкать не стал, выбрал с собой самых бывалых, что не ломятся через лес кабанами, благо, до Ледяных гротов не так и далеко. Остальным позади держаться приказал.
К гротам они подошли в сумерках. Уно глянул и приуныл — нагромождение камней, поди, пойми, куда могли уволочь сьера. Тоне махнул Дюрану, Уно его знал, из местных охотников в солдаты пошел. Тот крадучись двинулся по неприметной тропке между скальных стен и вдруг отпрянул, прижавшись к выступу. На тропе появился чужак, и Дюран, метнувшись вперед, прижал его к камням, надавливая на горло. Глаза часового расширились, он открыл рот, когда кинжал вошел под дых, но вскрикнуть не успел.
- По верху пройдем, - прошептал Дюран. - Там они все.
... Амарра в бешенстве пнул бесчувственного пленника. Кто бы мог подумать, что Волк выкинет такую штуку? Сначала решил, что прикидывается, на инч всадил ему нож в бедро. Нет, без дураков. И что, ждать, когда очухается? Или подохнет. Они и так задержались и пошумели, того и гляди гарнизон переполошится. Не стоило полагаться на туманные обещания шаманов, надо было действовать привычными и проверенными методами. Шорох осыпающихся камешков привлек его внимание, и он выглянул наружу.
- Ирем, что там?
Часовой не отозвался. Амарра вышел на площадку перед гротом.
- Ирем!
Снова нет отклика.
- Дери тебя демоны!
Звериное чутье не говорило, а кричало Гидо, что следует уносить ноги. Вернуться и добить Оденара или это сделает яд? Зашуршало на скальном карнизе над головой. Он скатился в подлесок за миг до того, как пуля выбила в валуне ямку — ровно напротив, где полагалось быть его голове.
* дюйм
** центим - одна сотая кроны
Гремят галейские пушки, картечь выкашивает пехоту.
- Держать строй! - рявкает Раймон.
По перепаханному полю на них катится вал закованной в броню конницы. Принц во главе атакующих, и Раймон знает, что должен убить его. Тогда все изменится. Он пытается разглядеть кирасу с наплечниками в виде когтей льва.
- Сьер Оденар!
- Сержант Стерен, в строй!
- Сьер Оденар, вы слышите меня? - его тормошат чьи-то руки, он отмахивается и поднимает пистолет.
Но солнце палит так, что пред глазами плавают радужные круги, а шлем, кажется, раскалился до красна.
- Принесите льда! - приказывает кто-то. - Да шевелитесь же!
Ядро взрывает землю у самых ног, и дугой разворачивается сверкающий мост, повисает во мраке.
- Рано. Еще рано!
- Уверен? - рядом, невесть как, оказывается старый жрец.
- За Лодо - Тьма. Я должен убить его, - возражает Раймон. - И отомстить.
- Месть приведет тебя во Тьму куда скорее. И не вернет ту, что ушла. Есть ли что-то иное, ради чего тебе стоит жить?
Раймон задумывается, потом упрямо говорит:
- Ты же не зря отправил нас в храм. Если Лодо призовет Старых Богов, как сможем мы противостоять? Камень. Надо понять, в чем его сила.
Жрец молчит, молчит долго. С тихим звоном переливаются звезды.
- Хорошо. Ступай, - говорит он наконец, и видение гаснет, сменяется благословенным ничто...
Оденара потревожили сердитые голосами, показавшиеся ему знакомыми. В более низком слышались властные нотки, однако второй спорящий, говоривший по-старчески надтреснуто, и не думал сдаваться. Оденар поморщился и открыл глаза.
Спорящие замолкли. Над ним склонился Стерен. Поседевший, раздавшийся в поясе. Не сержант — теньент. Прошло восемь лет, и Краннское поле давно заросло травой.
- Стерен?
- Сьер Оденар! - теньент расплылся в радостной улыбке. - Хвала Страннику!
За его спиной маячил Густов, гарнизонный лекарь Карды. Как они здесь очутились? Последние связные воспоминания относились к поездке в Квилиан, и в крепости он и находится, судя по надвратной башне, виднеющейся за раскрытым окном. Лучи вечернего солнца наискось проникали в комнату, где-то перекликались солдаты.
Густов оттеснил теньента. Сухие цепкие пальцы обхватили запястье Раймона, затем врач проверил зрачки и, пожевав губами, изрек:
- Скажу, что основная опасность миновала, и будем полагаться на Странника Милостивого.
Оденар дотронулся до повязки, охватывающей голову. Виски ломило, особенно левый, еще ныла рана в плече, однако самочувствие можно было бы назвать даже сносным, если бы не ощущение, что его разум поместили в соломенное чучело. Он попробовал сжать пальцы в кулак. Удалось плохо.
- Господин лекарь вам чуть все кровь не выпустил, сьер Оденар, и снова порывался, - неодобрительно заявил Стерен, заметивший его попытку.
- Если мне будет дозволено сказать, - едко парировал Густов, - наличие яда в жилах требовало кровопускания.
Стерен недовольно глянул на лекаря, но спорить не стал.
Яд? Про яд говорил телохранитель Лодо. События постепенно выстраивались в цепь. Засада в лесу, допрос и пришедшие из прошлого тени... И острый каменный скол.
- Как... я?
- Вовремя из гарнизона подоспели, - пробурчал Стерен. - Хотя майор Тоне сказывал, что вы, как есть, были в шаге от Звездного моста. Он сообщил в Карду, вот и примчался я с полусотней драгун, да господина Густова привез... Серди напавших на вас были как пирры, так и галейцы в пиррской одежде. Скорее всего, тот же самый отряд, что и в Аржуане. Ну, теперь больше не нападут...
- А телохранитель?
- Какой?
- Тот... Из Армории...
Стерен крякнул и прикусил рыжий ус:
- Длинные руки у короля Лодо. В гроте никого не было. Убег, значит.
- Сколько прошло?
- Седмица. Отправил гонца в Талассу, известить месьера принчепса.
- Ты поступил верно... но этого недостаточно, - Оденар тяжело перевел дух: если камень действительно является Звездой Странника, врагам не составит труда проникнуть к нему в дом и найти тайник. Его охватила тревога: - Мне... надо срочно возвращаться в Карду...
- Сьер Оденар, да как можно!
- Если мне снова будет дозволено высказаться, никак нельзя, сьер полковник... - подал голос лекарь: - Странник сотворил чудо, вы пришли в себя, и ранение никак не отразилось ни на вашей памяти, ни, надеюсь, на ясности ума...
- Господин Густов! - угрожающе начал Стерен.
Оденар слабо усмехнулся:
- Густов, не умру пока. Мне обещали.
Врач взглянул пристальнее, а Стерен осторожно спросил:
- Кто обещал?
И в самом деле, кто? Старик-жрец служит привратником у Странника? Отроду он не верил, что боги снисходят для разговоров со смертными. Но теперь, получается, обет дал. На Звездом мосту стоя...
- Неважно. А ты, Бьерн, готовь повозку к утру.
Стерен шумно вздохнул:
- Будет исполнено, сьер полковник.
- Как меня нашли?
- Парень из местных. В лесу шастал, да засаду увидел, а после в крепость прибежал.
- Хотс?
- Он, - Стерен подошел к раскрытому окну. - Внизу торчит. Легок на помине. Каждый день в крепости. Гонять толку нет — все о вас, месьер, справляется.
- Надо же... Пусть придет.
- Эй, Хотс! Поди сюда! Сьер полковник зовет! - зычно крикнул теньент.
- Вам не стоит утомлять себя, месьер, - предпринял еще одну попытку Густов.
- Ничего... Мне уже лучше.
Врач сокрушенно покачал головой.
По ступеням дробно застучали башмаки, однако звук шагов оборвался перед входом в комнату.
- Что мнешься? - Стерен распахнул дверь.
Запыхавшийся Хотс стоял на пороге, прижимая к себе пузатый кувшин с широким горлышком. Оденар посмотрел с любопытством:
- Не разбил в этот раз?
Мальчишка вспыхнул:
- Не... Молоко для вашей милости, утрешнее.
- Так ты с утра сидел с кувшином? - удивился Оденар.
Румянец на щеках Хотса стал еще гуще:
- В погребе стояло, месьер. Погреб туточки, я туда сначала... У Бланки молоко годное, всю отраву зараз вытянет, всяко лучше припарок да зелий!
Оденар покосился прикроватный стол, заставленный флаконами и бутыльками, и перевел вгляд на Густова, чьи брови гневно сошлись на переносице.
- Отвечаешь? - нарочито строго спросил он, предупреждая готовое прорваться возмущение врача.
- Зуб даю!
- Ну, раз зуб, тогда попробую.
Хмыкнув, Стерен взял из рук Хотса кувшин, шагнул к кровати и наполнил стоящую на столе кружку молоком.
- Позвольте, месьер, - он подсунул ладонь под затылок Раймона и приподнял ему голову, помогая напиться.
Молоко оказалось вкусным — приятно прохладным, чуть отдающим цветущим лугом. Откидываясь на подушки Раймон улыбнулся:
- Вправду сил прибыло.
Хотс так и расцвел:
- Я и завтра принесу!
- Э, парень, завтра нас тут уже не будет, - вмешался Стерен, укоризненно глянув на своего командира.
– Ох... - на лице Хотса проступило отчаяние, но что-либо сказать он не посмел, лишь голову опустил.
Оденар окинул его внимательным взглядом, ловя себя на том, что парнишка ему нравится. Смышленый, не перетрусил. Будто что-то тенькнуло в душе.
- Тебя как звать-то?
- Уно...
- В армию барабанщиками берут с четырнадцати. Тебе сколько?
- Четырнадцать! - брякнул Уно, чуть не подпрыгнув на месте: неуж сьер Оденар его забрать с собой хочет?! А взгляд у него вовсе не суровый, усталый только очень...
- Врешь.
- Вру, - согласился он, сердито шмыгнув носом: ишь, размечтался. - Не знаю я, сколь. Мамка по-всякому сказывала.
Коренастый рыжий теньент в усы ухмыльнулся. Ну, шутят, вестимо...
Месьер переглянулся с теньентом:
- Однако, полагаю, что проблема решаема, не так ли, Стерен?
- Так точно, сьер полковник. К делу пристроим.
Но мать как же? Совсем без подмоги останется?
- А ты у нее спроси, - вдруг проговорил сьер Оденар, и Уно понял, что вслух сболтнул, вот стыдоба!
- Мы против материнского слова не пойдем, - голос серьезный, а глаза улыбаются: - Если отпустит, приходи на рассвете. Опоздаешь — пеняй на себя.
- Придет? - спросил Стерен, когда Уно умчался прочь.
- Как иначе, - ответил Оденар. - Наизнанку вывернется, а добьется, чтобы отпустили.
Густов откашлялся и чопорно сказал:
- Месьер, позвольте мне вас оставить.
- Иди, Густов. Благодарю тебя.
- Вам все равно не угодны мои советы, - напоследок проворчал тот, скрываясь за дверью.
- Не всегда я согласен с господином лекарем, но рановато вам, месьер, в путь пускаться. Не оправились же! Как бы худа не вышло, - приглушенно сказал Стерен.
- Дело не терпит, Бьерн. И вот еще что. Сержант Бестье оказался предателем.
- Бестье?! - Стерен вытаращил глаза. - Да как проглядели стервеца? Два года служил, я же сам его в экскорт вам назначил...
- Так и проглядели.
- И в курган со всеми положили, эх...
- Ему за Пределом ответ держать. Но Бестье не мог в одиночку... Есть кто-то еще. А мне и в самом деле лучше. Напомни, откуда перевели сержанта?
- Из Марсаллы.
Оденар утомленно опустил веки. Да, Марсалльский егерский полк. И рекомендация была. От командира, полковника Риардо. «Старая знать» Альби. Мог ли существовать заговор или Бестье продался врагу позже? С этим он разберется, но прежде всего — реликвия.
Звезда Странника
Серые сумерки едва сменились нежными красками утра, а двор Квилиана уже был заполнен солдатами. У крыльца комендантского дома ожидала крытая парусиной повозка с высокими бортами, запряженная парой мохноногих болоне. Оденара устроили на соломенном тюфяке и обложили набитыми овечьей шерстью подушками. Майор Тоне, провожающий отряд, выглядел растеряно и виновато, и клялся, что теперь у него и мышь не проскочит через перевалы.
Уно Хотс, как и предполагал Оденар, обнаружился возле ворот. Переминался с ноги на ногу, держа в руках узелок. Рядом стояла худощавая женщина с тревожным взглядом. Молча поклонилась Оденару и легонько подтолкнула Уно, затем очертила рассеченный круг, осеняя не только сына, а весь отряд.
Дорога Оденару запомнилась плохо, он плыл между забытьем и явью; просыпаясь, слышал звяканье сбруи и всхрапывание коней, да ворчливые наставления возницы сидевшему рядом с ним на козлах Уно. Густов тоже дремал, скорчившись в углу повозки. Окончательно Раймон очнулся лишь когда они въехали в Карду, и колеса загрохотали по булыжной мостовой, а Хотс изумленно ахнул:
- Громадина! Это сколь же войска надо!
Оденар догадался, что Уно говорит о крепости Буртаж, которая в свое время произвела впечатление и на него. Выстроенная на рубеже веков, она считалась неприступной и по форме представляла из себя восьмилучевую звезду, с мощными бастионами и внутренним кольцом стен. Гарнизон насчитывал две тысячи солдат и включал мушкетеров, артиллеристов и две сотни драгун Стерена. Крепость окружал широкий ров, наполненный водой. С Кардой ее соединяли три подъемных моста; внутри располагались четыре казармы — по числу батальонов Кардского полка, несколько глубоких колодцев, питающихся водой из подземных источников, апартаменты офицеров, конюшни и склады с провизией, две пекарни и даже птичники. В центре, на пологом холме, виднелось приземистое здание Арсенала, слева от него в небо вздымались шпили храма Странника-Воителя. В случае осады Буртаж была в состоянии укрыть за своими стенами все население города.
Копыта простучали по деревянному настилу моста. Полог был поднят, и Оденар увидел проплывающую надо головой арку Северных ворот. Стерен, приказав солдатам двигаться к казарме, подъехал к повозке и обеспокоено уставился на него. Оденар вопросительно изогнул бровь, смутив старого вояку насмешливым взглядом. Теньент, всем своим видом показывая, что так просто от него не отделаться, пришпорил коня и гаркнул на возницу. Повозка тронулась вверх, в сторону Арсенальной площади, где напротив храма находился дом Оденара.
Впрочем, присуствие грозного теньнта благотворно сказалось на всполошившихся слугах, явно не ожидавших возвращения господина. Отправив кухарку согреть вина со специями, Стерен взял в оборот конюха и камердинера. В результате бурной деятельности Оденар оказался в своей спальне гораздо быстрее, чем думал. Стерен позаботился и о том, чтобы все оставили его в покое, аккуратно выпроводив за порог подоспевших офицеров, прознавших о ранении командира, и даже Густова. Терпкое красное вино разогнало кровь, и Раймон блаженно вытянулся на кровати.
В доме все звуки стихли, только в смежной со спальней гостиной покашливал лекарь. Судя по всему, Густов, невзирая на упрямство неблагодарного пациента, вознамерился до конца исполнить свой долг. Огромная крепость жила привычной жизнью: доносились отдаленные команды и пение горна; в приоткрытую створку окна тянуло запахом дыма, мешавшегося с запахом наваристой мясной похлебки.
Утром он соберет у себя офицеров и напишет подробный доклад для месьера Эрнана. Сегодня же... Он посмотрел на противоположную стену, где за барельефом, изображающим заключение перемирия Альдабертом Великим с пиррейским вождем, находился тайник. Ничего подозрительного в последние дни не произошло, и барельеф выглядел нетронутым, однако тревога все равно кольнула изнутри. Превозмогая слабость, Оденар сел и спустил ноги. Выдохнул, пережидая дурноту, затем встал, держась рукой за высокую спинку кровати. Терпимо. Слишком долго валялся да нежился. Однако ноги препаршивейше дрожали, когда он добрел до стены. Нажав на голову вождя, он сдвинул барельеф в сторону, достал из тайника деревянную шкатулку и почти рухнул в стоящее рядом кресло.
Отдышавшись, он открыл шкатулку. Реликвия хранилась в мешочке из черного бархата. Оденар вытряхнул камень на ладонь и поднес к глазам. Как и в целле храма, на просвет тот налился густым сапфировым цветом. Однако Раймон не ощутил ни потоков силы, ни еще чего-либо необычного. Действительно ли это Звезда Странника, артефакт, что дарует победу? Он не смог бы отличить его от сапфиров в скипетре месьера Эрнана. Ну так он не Одаренный. А король Лодо? Какие силы он призвал, почему камень так важен для него? Что проку гадать, надо отвезти его в Талассу и предъявить Магистрам. Оденар убрал Звезду в мешочек. В шкатулке были еще два предмета: метательный нож телохранителя и шарф Ивэн.
Сначала Оденар достал покрытый загадочным символами клинок и повертел в руках. Да, один в один с тем, что он видел седмицу назад. Пожалуй, его тоже стоит взять с собой и показать Гильему Лора, знатоку древностей. Он положил нож обратно и коснулся кончиками пальцев голубого шелка, испятнанного бурым. Давно за Пределом та, что носила шарф; яркой зарницей прочертила грозовое небо и исчезла. Ему же все эти годы некогда было предаваться воспоминаниям. А может, он не желал вспоминать? Суровая походная жизнь не оставляла места для душевных терзаний. О высоких чувствах он и вовсе не задумывался, время от времени позволяя себе мимолетное увлечение хорошенькой трактирщицей или ни к чему не обязывающую связь с одной из дам полусвета...
Что же вызвало тень Ивэн? Яд? Или он наконец-то заглянул себе в душу? Печаль и эхо давней вины нахлынули на него и вместе с ними пришла непривычная, непрошенная боль, сбила дыхание, заставив сжаться сердце. Он мотнул головой и прошептал:
- Да будет с вами милость Странника там, где вы находитесь, сьера Ивэн.
Месяц жнивья
Карета качнулась на колдобине, левый висок отозвался тупой болью, и Раймон мысленно вознес хвалу каретных дел мастеру из Талассы, нашедшему способ смягчить дорожную тряску. Прошли две седмицы, раны почти затянулись, но отравление неведомым ядом еще сказывалось головокружениями и слабостью. Эту запряженную четверней карету в сопровождении пяти гвардейцев прислал месьер Эрнан, узнавший о намерениях Оденара как можно скорее приехать в столицу.
На совете, состоявшемся на следующий день после прибытия в Карду, главным вопросом стали засада и предательство сержанта Бестье. Однако ничего определенного выяснить не удалось. Перевод из Марсаллы сопровождался личной рекомендацией сьера Риардо, выслуга в армии двенадцать лет, из них - два года безупречной службы в Карде; самого Бестье характеризовали как человека исполнительного и рассудительного. Стерен пыхтел и наливался багровым цветом. Его крайне удручало, что под его началом служил предатель. Он припомнил, что будто был у Бестье то ли брат, то ли еще какой родич в городе, держал харчевню «Три медяка», куда сержант часто наведывался. В «Медяки» нагрянул усиленный патруль под командованием теньента, но и эта ниточка оборвалась. На мостовой перед харчевней собралась небольшая толпа из соседей и любопытствующих прохожих, а возле закрытых на замок дверей топтался чиновник из Магистрата. Оказывается, рано утром слуги — кухарь и подавальщица, обнаружив, что харчевня закрыта, и хозяин не отзывается, заявили в сыскной департамент Магистрата. Там поначалу отмахнулись, мало ли по какой надобности мог тот отлучится, но кухарь настаивал, утверждая, что хозяин ни в какие поездки не собирался и даже велел прийти до утреннего гонга, очаг растапливать. Чиновник, присланный разобраться и засвидетельствовать убийство либо пропажу человека, был молод и не отличался особой решимостью, почему душевно обрадовался появлению патруля. Собравшиеся бурно обсуждали возможные версии исчезновения хозяина и щедро делились ими с солдатами.
Особо не раздумывая, Стерен приказал сбить замок и обыскать харчевню. В комнатах, где жил хозяин, обнаружились следы поспешных сборов, однако - никаких доказательств, что Бестье или его родич были связаны с галейцами. Двери опечатали, за харчевней установили наблюдение. Однако Оденар был уверен, что ищейки Магистрата зря теряют время, а своевременное исчезновение мэтра только усугубляло его обеспокоенность. Оставалось надеяться, что расследование Тайной стражи принчепса приведет к каким-то результатам.
Помятуя об обещании, данном коменданту Квилиана, Оденар распорядился направить в крепость полусотню пехотинцев, отобранных среди хорошо знающих местность. И, не доверяя бумаге, в письме принчепсу изложил лишь просьбу о личной аудиенции.
Накануне Стерен предложил ему взять Уно Хотса с собой. На удивленный взгляд пояснил:
- Не извольте гневаться, сьер Оденар. Пригодится. Присмотрит за вами.
- С чего тебе взбрело в голову, что мне присмотр нужен? - спросил Раймон.
Гневаться на неожиданное предложение он не спешил: теньент, за эти годы ставший не просто соратником, но и другом, без причины с советами не лез.
- Мало ли — не удалось раз, попробуют вдругорядь. Парень вам с потрохами предан и не пугливый. А его всерьез не воспримут, и прыти особой ждать не будут. Поучил я его малость, пару приемов с ножом показал. На кулаках он и до того ловок был. И из седла сразу не выпадет.
- Так столица - не горный лес, - хмыкнул Раймон, но Уно с собой взял. Не чтобы присматривал, а... Успел, оказывается, привязаться к Волчку.
И сейчас Уно сидел напротив него на переднем сидении кареты. Тщательно умытый, с приглаженными волосами и в подогнанных гарнизонным портным добротной куртке и штанах, он выглядел старше своего возраста, и ощущение усиливалось серьезным и внимательным взглядом.
По дороге Оденар решил распросить его о той части жизни приграничных деревень, которая зачастую оставалась скрытой от сильных мира сего.
Его интересовало сколько полукровок, если ли «чистые» пирры. Уно отвечал обстоятельно и охотно, и картина вырисовывалась любопытная: майор Тоне был прав в своих предположениях о симпатиях целых деревень горцам. Однако вряд ли в этом следовало винить жителей. Пренебрежительное отношение со стороны альбийских властей дошло до того, что в довольно большом Мартеске не было ни жреца, ни святилища Странника, и то же касалось других деревень с преимуществом смешанного населения. А значит - ни наставления усомнившимся, ни обучения грамоте, ни помощи недужным. Об этом ему тоже следует поговорить с принчепсом.
Таласса
Путь до столицы занял три дня. Оденар досадовал на медленную карету, прекрасно, впрочем, понимая, что врядли выдержал в седле хотя бы пяток лиг. Таласса, «город тысячи башен» лежала на берегу Лазурного залива, в устье полноводной Роаны. Изначально башни строились для защиты от набегов пиратов и иных врагов и в качестве сторожевых, но с ростом мощи принципата Альби такая необходимость отпала, превратилась в традицию, и уже лет двести каждая знатная семья считала делом чести возвести их в своих владениях. И теперь десятки башен возносились в небо, соревнуясь с друг с другом в изяществе и смелости замысла.
Оденар в первые годы службы довольствовался сьемными апартаментами, и лишь год назад, уступая укорам месьера Эрнана, что не по чину полковнику ютиться в комнатах, как простому теньенту, купил трехэтажный дом неподалеку от Звездной площади, где находился Кастел-Фортес, дворец принчипов альбийских и главный храм Странника. Карета проехала по широкому каменному мосту на левый берег Роаны, затем по шумной и оживленной Рю де Юстис, излюбленному месту прогулок высшего общества столицы, и свернула в переулок, направляясь к особняку за узорчатой кованной оградой, которые окружал разросшийся и запущенный сад. Ворота распахнулись, копыта лошадей процокали по плитам двора и карета остановилась. Слуги были извещены о его приезде. Оденар собирался без промедления отравиться в Фортес, как только приведет себя в порядок и переоденется, поэтому велел вознице и гвардейцам сопровождения ждать его во дворе.
Привратник Линье, из «волков», потерявший в одной из стычек три пальца на правой руке, низко поклонился:
- Месьер Оденар...
- Здорово, Линье, - кивнул ему Раймон.
Сойдя по откидной лесенке, Оденар окинул взглядом дом. Бывая в столице наездами и привыкший самостоятельно справляться с бытовыми нуждами, он обходился возмутительно малым штатом прислуги. Кроме привратника и управляющего, являющегося еще и камердинером, он нанял вдову, которая следила за чистотой в доме и готовила хоть и без изысков, но вкусно. Но скоро все изменится. Раймон нахмурился, подумав о грядущей свадьбе, которую никто не отменял.
От главного входа спешил управляющий Маниго:
- С приездом, месьер. Все ли было благополучно?
- Благодарю, милостью Странника.
- Желаете отдохнуть с дороги? Когда прикажете подать обед?.
- Некогда церемонии разводить. Скажи Каролине, чтобы нарезала сыра да ветчины, - Раймон махнул Уно, подзывая его. - Не робей, Волчонок, - он обернулся к управляющему: - Маниго, поручаю твоей заботе Уно. Накорми и отведи закут возле кухни. Пусть осваивается — в доме и городе.
- Как вам будет угодно, месьер, - управляющий пристально взглянул на смущенного всеобщим вниманием подростка.
- А ты, Линье, не забыл, как новобранцев учил?
Привратник, отвязывающий вместе с кучером дорожный сундук с запятков кареты, ухмыльнулся:
- Не забыл, месьер. Сделаем из волчонка волка.
- Вот и славно. Маниго, через получасие мне надо быть в Фортесе, Подготовь серый бархатный камзол и... - Оденар провел рукой по заросшему подбородку.
Управляющий кивнул:
- Будет исполнено в лучше виде.
***
Секретарь принчепса провел Оденара в малый кабинет. Поклонившись, учтиво проговорил:
- Месьер Эрнан сей момент будет, - и, бесшумно ступая, вышел.
Раймон постоял посреди кабинета, затем опустился в стоящее возле стола кресло и откинул голову на высокую спинку. Утомление давало себя знать, наполняло тело гудением, как после долгого пешего перехода. Щелкнула дверная ручка, послышались шаги, и он вскинулся:
- Месьер...
Принчепс Эрнан шагнул к креслу и положил руку Оденару на плечо:
- Сиди, Раймон, - он покачал головой. - Когда ты приехал?
- Утром.
- Если бы знал, что ты совершенно не оправился, не стал бы карету посылать.
- Что, все так плохо? - чуть улыбнулся Оденар.
- Ты похож на выходца из-за Предела, - серьезно ответил принчепс. - После мой врач осмотрит тебя.
- Благодарю. Но дело не терпело отлагательств.
- Удалось выяснить, кто устроил засаду?
- Да. И здесь весьма много пищи для размышлений. В отряде были как пирры, так и галейцы, и засаду тщательно подготовили. Не обошлось без предательства среди моих солдат. И это не случайно сбившаяся вместе шайка, поскольку я узнал приближенного короля Лодо.
- Тревожная новость. Приближенный? Но ты уверен? - нахмурился Эрнан.
- Приближенный или телохранитель. Восемь лет назад довелось встретиться, правда он не представился, - дернул уголком рта Оденар. - И это вторая причина, почему я хотел как можно скорее увидеться с вашей светлостью.
- Должно быть, это Амарра. Кому еще Лодо мог поручить такое задание...
- Весьма вероятно.
- Значит - заключен военный союз с одним или несколькими кланами, - проговорил принчепс, отходя от кресла к окну.
- И нам стоит попытаться сделать то же самое.
- Горцы ни с кем не шли на союз после Эпохи Тьмы, разве что славный Альдаберт смог договорится — и то, о ненападении.
- Да, месьер, мне это известно. Но осмелюсь предположить — то, что удалось галейцам и Альдаберту Великому — и нам по силам, - убежденно сказал Оденар.
- Я должен поразмыслить. А предатель?
- Убит. Однако он был не один, сообщник подался в бега. Хозяин харчевни в Карде.
- Будет, чем заняться Тайной страже, - принчепс цепко посмотрел на него: - Сведения важны, но ты же не только поэтому примчался в столицу.
- Вы правы. Вам, полагаю, известны некоторые байки обо мне? В том числе о сражении в Армории?
- Разумеется, хотя в своей сути они недалеки от истины, - с легкой иронией ответил Эрнан.
- Иногда — ближе, чем мне бы хотелось...
Оденар достал из внутреннего кармана камзола мешочек с реликвией и завернутый в холстину нож и сказал, вытряхивая камень на стол:
- Это хранилось в подалтарной целле. Прошу извинить мою недальновидность, но я не придал находке значения, даже после беседы с господином Лора. Но, возможно, камень обладает магической силой.
- Даже так? - Принчепс быстро подошел к столу и взял камень, внимательно рассматривая его.
- О том, нашел ли я что-либо в храме, спрашивал Амарра, когда захватил меня. Мне удалось не проговориться, однако из его слов я понял: Лодо считает, что в Арморийском храме была спрятана Звезда Странника.
- Звезда?! Ты же знаешь, что реликвию искали — и находили — многие? Впрочем, я не ощущаю ничего необычного.
- И я ничего не чувствовал, беря камень в руки, но мне не открыты тайны Мироздания.
- Оправа выглядит древней, но большего я, увы, сказать не могу, - пожал плечами Эрнан. - Но раз Лодо настолько жаждет заполучить его, что устроил засаду, то находка заслуживает пристального изучения, - он положил камень на стол и задумался. А если это и в самом дела Звезда, дарующая победу? Орден Воителя месяц назад возглавил молодой и честолюбивый Андроник Дегуа, который вызывал у него раздражение своим напором. Совсем другим был Франсис Вальен из ордена Пастыря: - Пожалуй, начнем с беседы с магистром Вальеном.
- Именно об этом я и хотел просить вас.
Эрнан уселся за стол и, достав из ящика письменные принадлежности и бумагу, написал несколько строк, затем дернул за свисающей со стены витой шнур. Звона колокольчика Оденар не услышал, а принчепс, улыбаясь, пояснил:
- Идея Гильема. Колокольчик зазвенит в приемной. А это что? - он указал на сверток с ножом.
- Нож, которым... был убит мой товарищ в Армории, такой же нож был у того, кто допрашивал меня, - пробормотал Оденар, разворачивая ткань. - Тоже весьма любопытная вещица. Хотел бы показать его сьеру Лора.
- Действительно, странные знаки. Лора уехал в Марсаллу. Оставь — я отдам ему. А теперь перейдем к другим вопросам. Дон Винченцо прислал письмо, в котором недвусмысленно намекает, что не желал бы надолго откладывать заключение брака дочери. И даже называет срок — вторая седьмица Месяца Осенних Зорь, празднества плодородия и урожая, как наиболее благословленное время для гармоничного союза. Это гораздо раньше, чем я думал, а ты еще не оправился от ран...
Оденар криво усмехнулся: остался неполный месяц. Но что проку откладывать? Не будет же он менять решение.
- Негоже заставлять девицу ждать, - твердо сказал он.
- Признаюсь, Раймон, у меня было чувство, что я потребовал от тебя слишком многого. И я рад, что это не так, - в голосе принчепса Оденару послышалось облегчение. - О церемонии не беспокойся. Пришлю к тебе моего мейстера празднеств, он все устроит.
- Ваша светлость? - дверь приоткрылась и в кабинет заглянул секретарь.
- Срочно доставить записку магистру Вальену, - велел принчепс, протягивая сложенный вчетверо листок. - И пусть подадут обед на двоих, сюда, - он обратился к Оденару: - Полагаю, ты не обедал?
- С удовольствием присоединюсь к вам, месьер.
***
Слуги только успели убрать со стола, а в галерее возник и стремительно приблизился стук деревянных сабо.
- Сьер Франсис подобен соколу, - вставая, усмехнулся принцепс.
Оденар тоже поднялся и склонил голову, приветствуя сухопарого седого магистра в простой серой хламиде, вошедшего в кабинет. О высоком сане говорил только висевший на груди знак ордена Пастыря, изготовленный из белого золота и усыпанный мелкими диамантами. Раймон уважал магистра Вальена, сохранившего в преклонном возрасте не только телесную бодрость, но и живость ума и независимость суждений.
- Надеюсь, я не прервал ваше молитвенное сосредоточение, Светлый Франсис, - смиренно сказал принчепс.
В ярко-голубых глазах Вальена мелькнула ирония, и он ответил, осеняя присутствующих знаком рассеченного круга:
- Если Странник допустил сие, значит, речь идет не о пустой прихоти, месьер.
- Да, нам потребовалась ваши мудрость и знания, магистр. Взгляните, — Эрнан указал на камень. - Есть основание полагать, что это — Звезда Странника.
Вальен осторожно взял камень и посмотрел на просвет:
- На чем основываются предложения?
- Так считает король Лодо.
- О... король галейский весьма, весьма искушен в таких делах... - магистр повертел реликвию в руках: - В летописях встречаются описания Звезды, и даже рисунки, правда - часто противоречивые. Но в самых старых текстах реликвия описывается как крупный сапфир темно-синего цвета в оправе из серого металла. Конечно, сапфиры такого оттенка встречаются. Но металл... Это не серебро и не сталь. Кто нашел камень?
- Я, - ответил Оденар. - В заброшенном храме Армории.
Помолчав, Вальен сказал:
- Я должен еще раз свериться с летописями, но если вы доверяете моему ощущению, то это... в самом деле Звезда.
Оденар выдохнул и встретился глазами с принчепсом.
- Три седмицы назад галейцы захватили меня, пытаясь добраться до камня. По милости Странника, камня при мне не было, он хранился в моем доме, но обнаружить тайник не составит труда. В храме же реликвия будет недоступна. Полагаю, вы отыщете способ пробудить ее мощь.
Вальен положил камень на стол и придвинул к Оденару:
- Оставьте Звезду у себя.
- Светлый Франсис! - изумленно воскликнул Раймон.
- Только Одаренный может полностью пробудить силу Звезды, а их, к сожалению, не осталось. И, если верить легендам, камень сам выбирает, кому служить. Вы же не продали его ювелиру, хотя, наверняка, собирались?
Оденар молча кивнул. Не продал и не заложил, даже когда в кошельке оставалась полукрона, а на скорое получение жалованья рассчитывать не приходилось.
- Я поддержу сьера Вальена, - неожиданно сказал принчепс.- Лучше всего спрятано то, что на виду. Амарра не сумел ничего от тебя добиться, и это поколеблет уверенность короля. Носи открыто — в перстне, в медальоне. Никому и в голову не придет.
- И вот еще что, - лицо Вальена посуровело: - То, что реликвия нашлась, означает, что силы Тьмы готовы вновь ворваться в наш мир. Грядет война. Тогда нигде не будет надежного хранилища. Место камня Победы - на поле боя, не в храмовой сокровищнице. Кому, как не славному воину, владеть им?
- Если вы считаете, что так будет лучше... Хорошо, - Оденар задумчиво потер ноющий висок. В конце концов, он обещал старому жрецу, там, в Запределье. Так почему бы и в самом деле не бросить вызов Тьме?
***
Добродушная кухарка Каролина поставила перед Уно кружку с сидром и тарелку, на которой лежала краюха хлеба, обильно политая медом.
- Ешь, ишь, тощий какой.
Уно мед не часто пробовать доводилось, да куда там, кусок в горло не лез. Вот она, Таласса, Изнанка мира. Ошалел он от неожиданно перевернувшейся жизни. Думал ли когда сюда попасть? А уж больше седмицы прошло. Дома огроменные, господа на улицах разряженные. Шум и гам, запахи голову кружат - сладкого хлеба, снеди печеной да жареной. А море — как увидел бездну лазоревую, бескрайнюю, дух захватило. Как если забраться на гору Арето, да в долину посмотреть, на леса, то похоже выйдет. Уно вздохнул, о матери подумав. Как справляется без него? Обрадовалась, что господа с собой зовут, даже прикрикнула, когда провожала, чтобы не нюнился. Что приблуде в деревне делать? А ей все равно печаль... Ничего, он же не навсегда. Вернется. Может — даже сержантом, вот. И все благодаря Волчьему сьеру... Сьеру Раймону — поправил он себя.
Еще в Карде заметил Уно, что из Волчка он в Волчонка превратился. Диво. Учить стали — что против сильного и оружного можно поделать, как из рук, если схватили, выворачиваться, куда бить, если вывернуться нельзя. Поначалу Уно здорово в пыли валяли, потом вроде получатся что-то стало. Сьер Раймон иногда приходил, смотрел, и чудилось Уно одобрение в светлых глазах.
- А когда вернется сьер Раймон? - спросил он.
- Так откуда ж ведомо? - удивилась Каролина. - С утра во дворец уехал. Но ты без дела не слоняйся. Не любит он лодырей.
- Не буду, - уверил ее Уно, наконец откусывая большой кусок. - После обеда дядька Линье во дворе меня ждет.
- Месьер заботится о тебе, будто... - эхом его мыслей отозвалась присевшая рядом на табурет кухарка и запнулась, потом договорила: - Истинный сюзерен*, о которых баллады слагают. Ты уже не подведи его.
Торопливо прожевав, Уно кивнул и уткнулся в кружку. Как подвести-то? Да он всю руту** отдаст. За эти седмицы еще явственней стали мечты о неведомом отце, за которые аж страшно: будто кто догадаться мог, что вылитым месьером мерещится. И за месьера страшно. Ох, и напугался Уно, когда того из грота вынесли: лицо снеговое, а из виска разбитого — алое струится. Но не попустил Странник-Милостивец...
Каролина улыбнулась и сказала, подпирая рукой щеку:
- Вот женится месьер... Сколько можно, одному-то.
А Уно вдруг щекотно внутри стало, ровно лягушку проглотил.
- Женится? - переспросил он.
- Ну да, в будущем месяце. Ой, заболталась я. Да и не нашего ума дело, - спохватилась кухарка. - Поел, так ступай.
Волчок вышел, укоряя себя за глупые вопросы. Верно, не его ума дело. Чтобы там ни мерещилось ему. Да и не старый еще сьер Раймон. Но лягушка внутри все равно насмешливо квакала, и отчего-то будущая жена месьера представлялась Уно похожей на ту лягушку...
* сюзерен — здесь больше в сторону тандема рыцарь-оруженосец, чем феодал-вассалы
** рута - от лат рутус, кровь
