Рассказ – финалист конкурса "Темные светлые духи Рождества" портала Fulllib

            Двадцать пятое декабря – Католическое рождество, а погода как в марте. Снега нет, тепло, на смородине почки набухают, трава везде зеленеет. Люди говорят, даже грибы в лесу опять появились. Вечером я пошел к пацанам, жгущим костер на карьере. Сегодня не повезло. Опять прицепился второгодник Вацик Либерман по кличке Череп, он же Два мосла и кружка крови, он же Скелет. Кличка Череп была вполне заслуженной – кожа так обтягивала лицо, что однажды на уроке анатомии биологичка объясняла строение череп, человека, используя Вацика как наглядное пособие. Тем более что гипсовый череп с останков избитого и поломанного школьниками скелета незадолго до этого украли.

            Череп, который Вацик, дважды оставался на второй год и теперь был моим одноклассником, что позволило биологичке еще два года использовать его в качестве наглядного пособия. Как и многие второгодники, Вацик не любил тех, кто был младше и умнее.

            – Здорово, Финн, – преградил мне дорогу к костру, вокруг которого сидели пацаны, задумчиво пускавшие по кругу сигарету и полулитровую бутылку пива. – Чего приперся?

            – Здорово, – вопрос я проигнорировал.

            – Здоровей видали, хи-хи-хи, – в дополнение к дурацкому облику природа и родители-алкоголики одарили Вацика и совершенно идиотским смехом.

            Злые языки поговаривали, что именно из-за смеха он и оставался на второй год. Я промолчал, ожидая пока затихнет скрежет, вызывающий ассоциации с ржавыми ведрами и скелетами, совокупляющимися на жестяной крыше.

            – Так как здоровье? – отскрежетав, спросил Вацик.

            – Живой пока, в череп не кашляю.

            У костра засмеялись.

            – Ты что сказал? – Вацик нахмурился, подозревая подвох. – Ты кого черепом назвал? Меня? – замахнулся.

            Я молча принял боксерскую стойку, ожидая продолжения.

            – Да я тебя! – горячился он. – Кровью ссать будешь! Потом не откачают! Один удар по голове, второй по крышке гроба!

            Ударил, я подставил плечо. Еще удар, я уклонился, смазав его левой по ребрам.

            – Так значит? – Череп отшатнулся и озадаченно посмотрел на меня. – Так?

            – Врежь ему! – непонятно кого подбодрили от костра.

            – Что «так»?

            – Не хочешь по хорошему, значит?

            – Это как?

            – Это? – внезапно шагнув вперед, ударил ногой в живот.

            Я согнулся, и схватился за живот.

            – Вот так это! – обойдя, обрушил на мою спину и почки град ударов. – Будешь знать, как надо старших уважать, – пнул, сшибая на землю и вернулся к костру.

            – Здорово ты его, – сказал кто-то из пацанов, – одноклассник все-таки, не надо так.

            – Я сам решу, кого и как! – Вацик присел к костру.

            Продолжился прерванный моим приходом разговор.

            – Всегда такое в Рождество бывает. А вот еще дед Игнат говорил, – рассказывал рыжий выдумщик Леха, – что у кладбища ночью встретил барашка.

            – И что? – спросил Димка, еще один мой одноклассник.

            – А то, – Леха понизил голос, – что не простой барашек был. Дед ему: «Бяша, бяша», а барашек стоит, не подходит. Ну, дед видит такое дело, сам подошел, погладил. Говорит: «Бяша, бяша», а барашек вдруг оскалился, да как скажет в ответ «Бяша, бяша» и захохотал. Дед отскочил, а барашек и исчез, как не было его.

            – Чегой-то? – не понял кто-то из пацанов.

            – Потому, что это Сатана был, – убежденно сказал Леха.

            – Да брешешь ты, – сказал Череп. – Не было такого. И овец в округе давно никто не держит.

            – Ничего не брешу, вот те крест, – Леха размашисто перекрестился. – И Людка, соседка, тоже мамке про этого барашка сказывала. А если не веришь, то сам возьми и сходи ночью на кладбище. Слабо?

            Глаза всех скрестились на Вацике.

            – Сегодня же не то Рождество, – начал юлить Вацик, – католическое, не наше.

Я встал с земли, подошел к костру и тоже уставился на него:

            – Слабо? Тем более, если Рождество не наше, то и бояться тебе нечего?

            – Ты чего вякаешь? – дернулся Череп. – Еще хочешь? Мало?

            – Не, ты стрелки не переводи, – Леха выставил ладони – и к нему не лезь. Слабо на кладбище ночью сходить?

            – Ничего мне не слабо, – пробурчал Череп, буравя меня ненавидящим взглядом, – сегодня же и схожу.

            – Как мы узнаем, что ты ходил? – спросил Димка.

            – Со мной пошли, посмотришь.

            – Нашел дураков. Одному страшно, так других с собой зовет.

            – Не страшно мне! Пацаны, давайте кто-нибудь со мной?

            – Мы Рождество будем отмечать, – зашумели пацаны. – Бухнем в клубе. Ты вызвался – тебе и идти.

            – Давай так, – предложил Леха, – уже почти стемнело. Я через полчасика принесу краски, у бати есть в сарае. Ты нарисуешь на дереве посреди кладбища крест, а мы завтра посмотрим. Если будет крест, значит, ты был, если нет, то зассал.

            – Сам ты зассал! Неси свою краску!

            – Рано еще, – Леха отвернул рукав и посмотрел на старенькую «Электронику», – барашка надо в полночь ловить.

            – А если поймаю вашего барашка?

            – Тогда мы с пацанами тебе ящик пива купим. Идет?

            – Идет, – Вацик почесал затылок, что-то соображая.

            Время шло, темнело, пацаны расходились по домам. Я тоже пошел, но не домой, а сделал крюк и, убедившись, что никто не видит, пошел на кладбище. По пути подхватил коромысло, забытое кем-то у колодца. На кладбище было тихо и спокойно и даже комары летом не донимали. Незаметно я задремал. Проснулся от звука осторожных шагов.

            – Бяша, бяша, – негромко звал Вацик, неуверенно шагая среди могил. – Бяша, бяша.

            Я осторожно прокрался следом, стараясь не шуметь. Впереди смутно белело какое-то пятно.

            – Бяша, бяша, – Вацик остановился, видно почуяв меня, и стал медленно поворачивать голову.

            Я замахнулся.

            – Бяша, бяша?

            – Черепяша! – обрушил коромысло на затылок, словно отбивая битой мяч в лапте.

            Раздался хруст, словно силач – сосед дядя Коля раздавил пальцами грецкий орех. Вацик рухнул лицом вниз. Звякнула о могильную оградку отлетевшая банка с краской.

            – Черепяша! Черепяша! – молотил коромыслом, дробя череп. – Вот и все.

            – Бяша, бяша… – к телу медленно вышел из темноты белый барашек.

            Я уронил коромысло и осторожно попятился, стараясь не запачкаться в крови и испуганно глядя на барашка.

            – Бяша, бяша… – повторил барашек и вдруг жутко улыбнулся, оскалив длинные клыки.

            Глаза его налились красным светом и барашек начал, жадно чавкая, пожирать тело Вацика. Я, остолбенев, смотрел на страшное пиршество.

            – Баша, бяша, – барашек поднял окровавленную морду, посмотрел на меня и вдруг дико, истошно захохотал.

            Я развернулся и кинулся прочь. Не помню, как добежал до дома и всю ночь дрожал, лежа в кровати. Под утро пошел сильный дождь. Тело Вацика так и не нашли. Бабка Шура Ермолаева, идя через кладбище, нашла окровавленное коромысло с клоками налипших волос. Приехавший участковый списал коромысло на происки местного хулиганья.