В поисках смысла

“Мы теряем друг друга в лабиринтах миров. Или миры теряют нас. Вселенная сузилась до размеров ладони, по испещренным линиям судьбы которой мы мечемся, пытаясь вылепить на ней оттиск собственной личности. В сущности, многих волнует только то, насколько ладной и выразительной покажется своя фигура на фоне остальных, сумеет ли их обойти на пути в никуда”. – Аркадий остановился и перечитал последние строки. Получилось глубоко, со смыслом. Подумал, и заменил слово “многих” на “нас”. Да, вот так будет лучше. “Нас волнует” – и вот уже читатель не чувствует, что его макают носом в собственное дерьмо и получается что он, Аркадий Константинович Всеведов, человек, которому невольно открываются знания, сокрытые от большей части человечества, не стоит над ним или в стороне, а находится вот тут же, средих прочих несчастных слепцов, влекомых сиюминутными инстинктами в никуда.

Идея самоуничижения оказалась неожиданно приятна.

«В самом деле», – подумал Аркадий, надкусывая пирожок с капустой и рассеянно размахивая им у себя перед носом «Писатель должен уметь заглянуть в глубины себя. Самые темные глубины. В сущности, чем я отличаюсь от всего этого стада, которое не то, что не поймет, но даже и читать не станет ничего длиннее короткого поста?», – он откусил еще кусок и положил остаток пирожка не в тарелку, а на льняную салфетку под ней. Часть начинки вывалилась на стол, а по салфетке расплылось жирное желтое пятно...

Господин Всеведов втянул голову в плечи. Супруга звенела посудой на кухне. Противно засосало под ложечкой. Жены он, конечно же, не боялся. Не хотелось, чтобы его прервал привычный бубнеж о его неаккуратности, ее усталости, загубленной молодости и вечном безденежьи.

«А ведь была такая тонкая и трепетная. И куда все делось?», – думал Аркадий, глядя в открытую дверь на грузную фигуру, снующую по кухне между плитой и раковиной. – «Делала вид, что мечтает о чем-то. А сейчас? Одни пирожки на уме». Он злобно посмотрел на последний из оставшихся на тарелке и отправил его в рот целиком, предпринимая слабые попытки жевать при несмыкающихся губах.

– Заберу? – крикнули из кухни.

– АнгштАта – замычал писатель, и зачем-то стал махать руками, давясь целым пирожком и капая слюной на клавиатуру.

– Чего? – не поняла супруга и, переваливаясь, засеменила прямо к нему в комнату.

Аркадий стал похож на питона, заглатывающего кролика целиком. Парой энергичных движений кадыка он втиснул большую часть пирожка в пищевод, и расплющил его останки во рту. Одновременно выдернув запачканную салфетку из-под тарелки, скомкал и ловко бросил ее в форточку.

Внятно описать произошедшее после Аркадию Всеведову помогло только мастерское владение словом.

Супруга вошла в комнату.

Льняная салфетка вылетела в окно, и, подхваченная ветром, заметалась на фоне черного вечернего неба как беспокойная белая птица.

Пирожок протиснулся дальше к желудку.

Хозяйка дома подошла к столу и забрала пустую тарелку. С подозрением посмотрела на вернувшего себе способность дышать, но не говорить Всеведова, и повернулась, чтобы выйти.

Аркадий облегченно икнул и уставился в окно.

Запятнанная салфетка повисла на оконных бельевых веревках

У двери жена повернулась.

– А где салфетка? – спросила она.

– Какая шалфетка? – все еще жуя, притворно удивился Аркадий.

– Что значит какая? Мамина, льняная с вышивкой! – начала заводиться супруга писателя. – Она мне их на свадьбу дарила!!! Они же их специально тебе…

Не умеющий играть Аркадий посмотрел на бельевые веревки. Жена перевела свой взгляд туда же.

Внезапно с верхних этажей на балкон упало что-то большое и тяжелое. Схватив здоровенной ручищей салфетку вместе с веревкой, это нечто задержалось на пару секунд на уровне кронштейна и рухнуло вниз, на газон.

Ноги Аркадия Константиновича приросли к полу. Его супруга мгновенно замолчала и подбежала, чтобы открыть балконную дверь.

– Сенька! Как будто издалека услышал Аркадий ее голос. – Так и знала, что однажды этим кончится. Так и знала, что допьется так, что из окна вылезет. Повезло же идиоту, что у нас тут веревки на окне! Чего стоишь, в скорую звони! Повезло же идиоту! – продолжила она в радостном возбуждении, возвращаясь в комнату и набирая номер скорой помощи. – А Светка-то его, тоже дура, куда смотрела, мужика в таком состоянии одного оставлять?!

Всеведов не смог заставит себя подойти к окну, из которого доносились вопли сломавшего ногу Сени.

Вместо этого он сел за стол, придвинул к себе клавиатуру и быстро настучал: “На самом деле каждый живущий на этой земле связан с остальными невидимыми нитями…” Затем он встал, возбужденно прошелся по комнате, и снова сел писать.

Жена открыла рот, чтобы что-то сказать, подумала, и решив не мешать писательскому вдохновению, молча закрыла дверь в комнату.

Внизу послышались звуки сирен скорой и милиции, и после криков, шума и суеты, дом погрузился в обычную тишину.

Жильцы дома спали, смотрели кино или думали о своем.

Не спал и ни о чем не думал только вывалившийся с перепою из окна на седьмом этаже сосед Аркадия Константиновича Всеведова Сеня. Он лежал в приемной покое городского травмпункта и смачно матерился на все подряд, сжимая в руке белую запачканную льняную салфетку с заботливо вышитыми в уголке буквами В.А.К.