За громоздкой серебристой пеленой тумана шел дождь – это было странное, неподдающееся никаким доводам науки или простой человеческой логики, явление. Капли падали на томящуюся под знойным солнцем взопревшую почву стройным рядом, создавая истинную водную стену длиной в расстояние от неба до земли. Где-то недалеко прогремел гром. 

Девочка быстрыми семенящими шажочками пересекала громадное поле, застелившее все видимое наземное пространство от одного края горизонта до другого. В руках у нее застенчиво звенели два маленьких ржавых колокольчика: дзынь-дзынь, звеньк-звеньк, дзынь…

— Ох!.. — Ксения припала к земле, крепко прижимая звоночки к дрожащему тельцу и спрятав под грязное длинное платье коленки.

До усадьбы молодого барина еще верст десять, прибыть надо в скорейшем времени, ибо в ее тоненьких ледяных ручках чрезвычайно важную посылку – два колокольчика. Хозяюшка отправила ее еще ранним утром, как только петухи начали свои хриплые трели, и приказала обязательно доставить их сегодня же. Ох, бедная ее Марья Федоровна! Сколько же души она вложила в маленькую Ксению: кормила ее, поила, одевала и даже работу дала, чтоб та без дела не сидела!

«А ведь могла бы остаться без покрова!» — в душе восклицал ребенок, преодолевая новую волну естественного страха. Белая-белая ветка молнии рассекла надвое дымчатые небеса и раскаленный воздух возле самого бурого грунта, вспаханного несколько дней назад. Все маленькое существо сжалось, словно завитое в защитный кокон и шептало одними губами молитву, выученную еще с детства: «Отче наш, Иже еси на небесех …». Ксения очень Господа любит: он ей и отец, и наставник, и лучший друг! Он один все ее беды знает, и все горечи ее разделяет напополам, преобразуя людскую жестокость в законопослушность и помощь. Да только вот бабы старые, которым лет эдак под пятьдесят, каждое воскресенье охраняют ворота храма Господнего, чтобы маленький сиротский ребенок, не имеющий подобающей одежды и зачастую грязный, не омрачил церковь Божью своим неряшеством. Сколько ни просила их Ксения – ни одна не пустила! Все возмущаются, орут и руками машут, лишь бы отогнать бедное дитё от Господа подальше. А как же ей приходить в опрятном виде, коль выстирать одно-единственное незабудковое платьице, которое ей на ярмарке как-то купила Марья Федоровна, с субботы на воскресение не представляется возможным? Только девочка приволочется под самую полночь домой, так и валиться спать, а встает рано-рано, чтобы успеть дойти до соседнего села, где стоит единая на весь округ церквушка. Так и приходится Ксюше оббегать здание храма с левого боку – там святилище упирается деревянными стенами в могучие ветви дубов и кленов – забираться по стоящим рядышком закупоренным круглым бочкам на оголенные кисти деревьев и подлезать к самому краю, чтоб хоть одним глазком увидеть службу! Присматривается, прислушивается: вот посреди освященного мерцающим жемчужным светом лучей, пробивающихся сквозь узкие прямоугольные окна, зала стоит батюшка; в руках у него Священная книга, имя которой – Библия, и он, медленно переворачивая ветхие золотые страницы, зачитывает ту или иную главу. Онемелые слушатели внимают каждому слову, склонив грешные головы и повторяя, словно в бреду: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь!» И крошечное тельце, повинуясь каким-то новым порывам нежной души, прикладывает дрожащие пальцы к плечам, пупку и лбу, накладывая на тело правильный крест, и шепчет, заворожено глядя на батюшку: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа …»

Еще одна увесистая разветвленная линия разбила небо, и грянул зов небес. Ксения оглянулась: впереди, за несколько верст, медно-бурую степь застелила пелена дождливого миража, сквозь которую нужно было прорваться. Она попыталась встать – ноги тряслись, как у больного лихорадкой, руки все так же крепко сжимали маленькие колокольчики.

«Откуда бы взять чудодейственные силы? — вопрошало дитя, собираясь с духом. – Вот, например, святые отцы и царь – они ведь никогда-никогда не боятся! Им ведь что день, что ночь, что горизонт, устланный всадниками-врагами, что бесовские проделки и козни ведьм – ничего их не страшит. А я? Что за трусиха? Это ведь всего лишь гром и дождь, но … Ой! Как страшно! Как сердце в груди стучит! Как бешеное колотится!»

Дзынь-дзынь. «Ах, это колокольчики! Такие маленькие, а хлопот от них! Ой, прям, как я!»

Стена холодного стального ливня незамедлительно приближалась. Молнии все чаще возникали в небе, сопровождаемые ударами небесного гонга.

«Ну вот: еще лишь несколько мгновений … Лишь миг!»

Одна капля, вторая … По телу забили точные и колкие удары – платьице за секунду превратилось в мокрую тряпку. Платочек на голове прилип к светлым локонам, промокшим насквозь. Сердце стучало так же быстро.

Дитё сделало шаг. Потом второй. Дорога предстояла длинная, а груз надо было доставить до полуночи. Десять верст – впереди, за спиной – что-то тяжелое, обременяющее и непременно серое. Ах, да, это же дождевая стена! Льет себе и льет, устрашая прохожих раскатами грома и лезвиями молний.

«Тьфу! – девочка улыбнулась, медленно шагая по сырому грунту. – И вовсе он не страшный, этот дождик! Такой же мелкий и упорный, как я!»

Шажочек, еще шажочек, а потом радостный бег. Э-ге-гей, поля-равнины, как вольно на вас дышится! Свежо и легко на душе, так радостно легко, словно ты – маленькая пушинка в огромном воздушном пространстве!

Момент святого единения человека и природы, момент перерождения, он ли настиг тебя, юное дитя? Или, быть может, сам Бог явился тебе и упрятал твой страх, превратив его в храбрость?

— Экий ты Бог волшебник! – засмеялся ребенок, прямо таки порхая над землей, как мотылек.

Через полчаса еле приметная детская фигурка шагнула в зардевшийся предзакатный горизонт – и скрылась из виду. Серые хлопчатые дымки отступили в темнеющий край неба, дождевая стена вальяжно побрела в сторону непроходимых гущ, оставляя за собой бодрящую прохладу и чистый, свежий воздух.

Слушай, Господи, ты, наверное, действительно творишь чудеса.

Или это был опыт? …