Начало здесь.

ДРЕВО МИРА

Космосага

Глава 1. Птицы космоса

Он и Даэне появились на свет при весьма нетипичных обстоятельствах.

В Центральных архивах на одной из ведущих планет Союза бережно хранятся сведения и материалы обо всех известных исчезнувших цивилизациях, когда-либо населявших галактику. Любые записи, артефакты, генетические образцы — всё, что удалось собрать и уберечь. Память и атрибуты Памяти всегда составляли одну из базовых ценностей для народонаселения Союза, фундамент его силы. Каждой канувшей в вечность цивилизации в этом огромном хранилище отведена особая ячейка. Вот на одну из таких ячеек Памяти и натолкнулась группа молодых учёных, которая поставила перед собой задачу реализовать некий научный проект ради получения каждым из них престижной учёной степени и продвинутого учёного звания, которые открыли бы им путь в ещё более высокие академические круги. Сдувая, образно говоря, древнюю пыль с не менее древних полок великих архивов, они наконец нашли то, что им было нужно: образцы генетического материала с абсолютным отсутствием какой-либо вменяемой предыстории. На небольшом контейнере стояла одна-единственная метка: «Планета: Даневе», сделанная на одном из общих — и давно устаревших — языков Союза. И всё. Никаких более подробных сведений. Даже название звёздной системы, к которой эта самая Даневе относилась, и то не было указано. В обозримой истории цивилизаций Союза данных о планете с таким именем не содержалось: видимо, она исчезла так давно и так внезапно, что сохраниться не успело практически ничего, кроме этого контейнера, вмороженного в вечность и затерявшегося в архивах Памяти среди таких же бедолаг — да и тот был, похоже, сбережён каким-то чудом, иначе полное отсутствие информации не объяснишь. Чистый лист, выпадение из поступательного хода жизни, едва слышный привет из глубокой древности…

Именно чистый лист и был нужен нашим учёным. Генетический материал контейнера принадлежал представителям гуманоидной расы — их-то, в целях осуществления научного проекта, им и предстояло возродить к жизни.

Воспроизводство разумных биологических существ было и остается процессом затратным, а следовательно, малодоступным для юных умов, только делающих первые шаги к академическим высям, однако для упомянутых молодых учёных он не стоил ровным счётом ничего: самый предприимчивый из членов группы сумел изыскать квоту на финансирование в рамках Программы сохранения древнего гуманоидного наследия обозримого космоса. Случай, конечно, в плане «сохранения наследия» довольно двусмысленный, и учёному со слабо подвешенным языком, не обладающему достаточно изворотливым мышлением и навыками демагогической аргументации, вряд ли удалось бы выбить финансирование на столь дорогостоящий проект. Однако этот конкретный деятель научной мысли данными качествами вкупе с нужными связями обладал в полной мере, поэтому смог практически в одиночку убедить Совет по науке, что воспроизводство гуманоидных существ (в количестве двух экземпляров), представляющих цивилизацию, очевидно настолько давно исчезнувшую, что никаких упоминаний о ней в анналах галактической истории не осталось вовсе, имеет к сохранению древнего гуманоидного наследия самое непосредственное отношение. Да, конечно, что именно сохраняется, доподлинно не известно, поскольку упоминаний о планете — нуль, однако на выходе мы будем иметь двух живых разумных представителей вымершего народа, что само по себе уже очень интересно (древнейший генетический код, помещенный в современные условия) — а в перспективе даже имеется вероятность, что пробудившаяся генетическая память данных экземпляров сможет однажды указать путь к местонахождению их родной планеты — и кто знает, возможно, там остались артефакты, которые обогатят историческую науку и уже самым прямым образом смогут быть отнесены к древнему гуманоидному наследию, требующему дальнейшего бережного сохранения.

Выслушав эту аргументацию, Совет одобрил финансирование практически единогласно, и так был дан старт новой жизни — не ради неё самой, но во имя науки, что тоже вполне приемлемая причина и, очевидно, законная часть плана Творца миров, ибо осуществление данного этапа шло гладко, абсолютно без каких-либо сложностей, так часто сопровождающих тернистый путь научного познания — и завершилось безоговорочным успехом. Через положенное время из найденного генетического материала, в чистейших лабораторных условиях глубокого космоса, появилась на свет пара близнецов.

Их назвали Аэдан и Даэне, логично позаимствовав буквосочетание «д*н» из имени их родной планеты, единственного связанного с ними ориентира. Поразмыслив немного, научная группа решила присовокупить к именам ещё и дифтонг «аэ», чтобы придать им определенную инакость и архаичность. Данный дифтонг не встречается в основных современных языках Союза, тогда как, согласно выводам лингвистической науки, для некоторых наречий древности он был довольно типичен.

Детство и ранняя юность близнецов прошли на космической исследовательской платформе ХЛАР5799-ни, большой станции, не привязанной к определенной звёздной системе. Будучи вызванными к жизни в условиях Союза и на его территории, они получили все основные права его граждан. Единственное, в чём были ограничены Аэдан и Даэне, так это в приписке к какой-либо из планет, принадлежащих исконным цивилизациям Союза. Не имея за плечами ни биологических родителей, ни истории происхождения, где бы фигурировала союзная планета, они никак не могли претендовать на то, чтобы называть своим домом что-либо иное, кроме означенной космической станции. Это не страшно и формально не является ущемлением в правах, однако путь в некоторые сферы уже с рождения был для них закрыт.

Ранние свои годы близнецы провели в условиях относительной изоляции, прежде всего от сверстников, имевших счастье быть рождёнными традиционным способом. Нет, Аэдан и его сестра не были обделены вниманием взрослых — одних названных отцов и матерей у них было куда больше, чем у обычных детей, и они относились к своим подопечным с подобающим уважением и даже чем-то большим, чем просто уважение: ведь именно от них зависел успех проекта учёной группы. Но брат и сестра оба знали в глубине души, что делается это не по зову сердца, а является всего лишь частью плана, в котором они сами не более чем средство и необходимый этап. С рождения находясь под бдительным оком взрослых и серьёзных людей, они с радостью променяли бы это, подчас чересчур назойливое, внимание на свободу обычных ребятишек, не отягощённых ни непонятностью своего происхождения, ни бременем «служения науке».

Из них двоих Аэдан первым осознал, что в сути своей они совершенно одиноки и могут полагаться только на самих себя да друг на друга. С того момента он поклялся, что будет оберегать и защищать сестру как единственно дорогое, что есть у него на всём свете.

Итак, они росли подобно другим детям их времени, с поправкой на обстоятельства эксперимента и условия глубокого космоса. Нельзя сказать, что Аэдан и Даэне были совсем лишены социализации с себе подобными. Огромную станцию изредка посещали ребята, чьи родители были командированы сюда на длительные сроки, и эти дети не относились к близнецам как к чему-то чужеродному. Где-то они ими даже восхищались: за не вполне типичную внешность и способности выше среднего, за окутанную тайной историю происхождения — но лишь до известной степени. Во всём остальном воссозданные из древности близнецы едва ли чем отличались от них самих.

По истечении семи стандартных циклов научный эксперимент был блестяще завершён: большая комиссия постановила, что воссоздание гуманоидных существ с неизвестной историей, а также их начальная адаптация к условиям текущей цивилизации прошли успешно, и присудила всем членам исследовательской группы вожделенные степени, после чего повышенные в ранге учёные удалились покорять новые научные высоты, а подросшие близнецы остались на попечении постоянных сотрудников станции, и судьба их ожидала вполне предсказуемая: обучаться премудростям космической науки, а по окончании взросления освоить в совершенстве одну из профессий, связанных с работой в условиях космоса.

Беспредельное Ничто стало им отцом и матерью. Когда под ногами не чувствуешь тверди иной, чем тонкая палуба станции, вне которой — бездна, когда единственное, что видишь из окна — свет бесчисленных далёких звёзд, ни одна из которых не является тебе родной — всё это рождает парадоксальное чувство вселенской сопричастности и вселенского же одиночества. С самого детства близнецы учились привыкать к тому, что лишь тонкая грань отделяет их от небытия — и что так будет всегда, где бы они ни очутились. Им не суждено ступить на землю обетованную, которую они смогут назвать своим домом. Лица без определённого места приписки, дети космоса, не имеют полномочий длительно находиться в окультуренных союзных мирах — им разрешено проводить там только то время, которое задано их служебными обязанностями. Исключение составляли лишь узловые транспортные планеты, где можно было задержаться и даже поселиться на долгий срок, если это предусмотрено контрактом, но те, ввиду своей крайней техногенности, представляли в плане постоянного местожительства ничуть не больший интерес, чем дрейфующие в космосе платформы, и, несмотря на то, что обладали, как правило, пригодной для дыхания атмосферой и прочими условиями, необходимыми для физического комфорта, имели сугубо унылый деловой вид и с точки зрения отдохновения души или хотя бы глаз не могли дать ровным счетом ничего.

О родной же планете Аэдану и Даэне ничего не оставалось, как строить различные предположения. Какой она могла быть? Какая звезда светила ей? А может, звезда была не одна? Они фантазировали и искали резонансы, пытаясь пробудить ту самую генетическую память. Возможно, она даже пробуждалась время от времени: Даэне рассказывала брату, что иногда ей снятся сны, где они оказываются в незнакомых местах, чаще всего в зданиях то ли изо льда, то ли из стекла — невероятно красивых и затейливых — и те места кажутся ей там, во сне, до боли родными. Имели ли эти видения какое-либо отношение к истине, они не знали. Да и нечёткими они были, ускользающими. Тем не менее, Даэне хранила в сердце ощущения от таких снов, как незримое, но бесконечно ценное достояние, и в трудные минуты жизни одно лишь воспоминание о них давало ей силы.

Аэдан же ничего такого не видел, как бы он того ни хотел. Будучи близнецами, они обладали внешним сходством — но в то же время и отличались друг от друга. Взять хотя бы имена. «Аэ», как уже говорилось, для современных языков буквосочетание сложнопроизносимое, поэтому другие люди склонны были видоизменять их имена для собственного удобства. Аэдан рано дал добро, чтобы его упрощали до Эйдана — более того, спустя время он и сам стал так представляться. Другое дело Даэне. Он хорошо помнил, как с самого крохотного детства сестра тщательно и настойчиво поправляла всех, кто пытался коверкать её имя: «Я Даэне. Да-э-не. Не Дане. Не Дейне. Не Дэне. Даэне. Вы должны звать меня только так!» И только так её и звали.

Она казалась более хрупкой и беззащитной, чем он. То, к чему он оставался равнодушен, её часто расстраивало. Даэне была и более открытой людям: Эйдан — будем и мы называть его так — рано стал замечать, как расцветают лица взрослых от одной её улыбки. Он пытался её копировать, чтобы привлечь такое же внимание, но, за редким исключением, на него смотрели с недоумением, что удивляло мальчика: объективно говоря, улыбка у них с Даэне была примерно одинаковая. Это не вызывало у него ни зависти, ни обиды, и вскоре, решив, что серьёзность ему более к лицу, маленький Эйдан научился быть самодостаточным, полностью передав лавры нравящегося людям представителя их пары своей сестре.

Наследники неведомой древней расы уродились статными и стройными. Выше стандартного роста, с льдисто-голубыми глазами и светлыми волосами, они выделялись среди любой толпы некоей печатью нездешности. Кого-то они могли отпугнуть той атмосферой инакости, которую невольно создавали вокруг себя, другим же всё это, как правило, казалось довольно привлекательным. Эйдан не отличался общительностью и был в значительной мере замкнут: создавалось впечатление, что ему не слишком нужна какая-либо компания, кроме сестры. Даэне же была куда более социально-ориентированной. Она от природы умела располагать к себе, но делала это не ради выгодоприобретения: за её приветливой улыбкой не таилось ни капли коварства, искренность была во всем, что она делала и говорила. Искренность и горячий, неподдельный интерес к внешнему миру, который она, в силу их нестандартного происхождения, не умела всецело ощущать как свой.

По истечении нужного времени близнецы получили необходимое базовое образование на родной платформе и успешно окончили летную академию, получив профессию пилотов-астронавигаторов. Они посчитали — и их наставники были с этим полностью согласны — что данное занятие наилучшим образом отражает их суть и их происхождение, плюс к тому не требует статуса резидента одной из исконных планет, который они всё равно не могли бы получить. Рождённые среди звёзд, они самой судьбой были назначены на метание между мирами, соединяя их незримыми нитями, но не принадлежа ни одному. Вечные странники, крылатые дети космоса…

 Эйдан принял такую судьбу покорно. Безмолвие звёзд, их холодный блеск были сродни ему. Даэне же превыше всего искала контакта с людьми — и люди тянулись к ней столь же охотно. Особенно мужчины. Она пользовалась неизменной популярностью у тех мальчишек, с кем им довелось пересекаться на платформе — однако сама в ту пору никого не выделяла, относясь ко всем одинаково тепло и дружелюбно, как к равным. После поступления в академию всё изменилось: сестра стала крутить романы один за другим, легко сходясь с их коллегами-курсантами и столь же легко расставаясь. Расставаясь всегда по-доброму и умудряясь как-то организовать этот щекотливый процесс так, что ни у кого не оставалось претензий. Этому способствовал и круговорот курсантов в академии: их так часто перебрасывали с одной базы на другую, что поддерживать постоянные отношения было сложно. Эйдан диву давался этой лёгкости встреч и расставаний. Ревновать ему и в голову не приходило: он знал всегда, что их с Даэне связь сущностно находится в совсем иной плоскости, вне зависимости от любых внешних условий, и никакие мимолетные романы, как и все прочие взаимодействия, не могут нанести ей урон.

По окончании академии, продемонстрировав высокие показатели учёбы и мастерства, близнецы получили щедрый подарок от руководства: разовое путешествие на любую планету по собственному выбору. Не сговариваясь, они выбрали одинаково, и это не был один из тех роскошных миров, где мечтает побывать подавляющее большинство граждан Союза, не имеющих счастья проживать там постоянно. Нет, выбор наших близнецов был иным, и он, строго говоря, даже не относился к конкретной планете. Они пожелали посетить мир, где ныне обитали те, благодаря кому им двоим была дарована возможность жить здесь и сейчас, в этой истории и данном секторе вселенной. Они хотели увидеть своих названных родителей. По счастью, та научная группа, окрыленная предыдущим успехом, не распалась, а напротив, пребывала в полном составе и добром здравии, проводя очередную серию научных изысканий на одной из планет, славившихся своим академическим потенциалом. В целях соискания, как водится, ещё более высоких учёных степеней. Туда и направились близнецы сразу же после успешной сдачи выпускных экзаменов.

Они нашли подаривших им жизнь под гигантскими сводами одной из крупнейших библиотек в Союзе. Учёная группа работала над сбором информации для нового проекта (включал ли он взращивание новой порции живых существ, об этом история умалчивает) и поначалу не заметила героев своего предыдущего опуса. Когда же заметила — не сразу узнала. Семеро мужчин и женщин с немым изумлением воззрились снизу вверх на высоких юношу и девушку, выросших перед ними будто из ниоткуда. Кто-то из группы даже пробормотал себе под нос: «Просили же — процессу не мешать!» Близнецы сами стояли и молчали, не зная, что сказать. Да и нужно ли было что-то говорить? Наконец лица учёных одно за другим стали озаряться узнаванием, они согласно и радостно закивали друг другу. С момента расставания прошло более десяти полных циклов, и Эйдан с сестрой успели несколько измениться за это время.

— Я всегда утверждала, что они будут гораздо выше среднего! — удовлетворенно изрекла старшая сотрудница группы.

— Прекрасные экземпляры! — одобрительно высказался другой участник, мужчина. — И заметьте: с виду вроде бы как все нормальные люди, но в то же время что-то эдакое просвечивает. Анахроничное. Потрясающий эффект!

Служители науки оживленно перебрасывались друг с другом своими наблюдениями и воспоминаниями. Эйдан и Даэне молча стояли, глядя на них. Наконец один из учёных повернулся к близнецам и стал интересоваться, не было ли у них случаев спонтанного пробуждения генетической памяти или чего-то подобного — в исследовании этот аспект так и остался неосвещенным. Были и другие вопросы. Близнецы отвечали односложно, не вдаваясь в подробности.

Удовлетворившись расспросами, учёные вернулись к своему занятию, наказав Эйдану и Даэне не терять с ними связь, на всякий случай — не исключено, что они снова могут стать достойным объектом исследования в рамках следующего проекта: вопрос прерванной связи времен и генетической памяти не перестает быть актуальным для союзной исторической науки.

В молчании покидали близнецы великую библиотеку. По негласному уговору, они никогда больше не вспоминали вслух об этом эпизоде и не обсуждали его друг с другом или с кем-то иным. Тесных связей с любыми представителями учёного мира они с тех пор предпочитали избегать — и хотя на платформе и в академии они получили образование, которое, помимо прочего, давало им право дальнейших занятий высокой наукой, они этим правом ни разу не воспользовались, предпочитая быть самыми что ни на есть обыкновенными звездолётчиками.

***

Долгое время они не расставались, работая вместе: сначала на одном корабле, потом на другом. Звездолётам крупнее среднего требуется более одного пилота, а близнецы представляли собой тандем слаженный и гармоничный. Им часто даже не нужно было произносить слова, чтобы понимать друг друга. Тонкости и премудрости профессии, которым не учат в академиях, они под руководством более опытных товарищей осваивали на первом корабле: огромном грузовом транспортнике, курсировавшем между основными союзными системами, не приземляясь ни на одной из более-менее примечательных планет. Грузы доставлялись до орбиты, и там их перехватывали местные корабли — обычная практика Союза. Эйдану и Даэне было бы интересно приобщиться к жизни этих миров, но они без возражений принимали такое положение дел, в душе давно смирившись с тем, что рождены в космосе и для космоса, а ходить по земле — удел других, «бескрылых».

Так, держась друг за друга и проводя время в полётах, они окончательно повзрослели. Потом транспортная компания разорилась, и им пришлось искать другое место. Обоих с готовностью взяли в сферу пассажирских перевозок. Существовать в новых условиях оказалось не в пример тяжелее, особенно Даэне. Пассажиры путешествуют между мирами в основном с туристическими или деловыми целями, и главное в этом деле — их комфорт. Из соображений комфорта орбитальной моделью уже не обойдешься, поэтому Даэне с братом, невзирая на их сомнительный статус «неприписанных граждан», было выдано разрешение высаживаться на все планеты в пределах маршрутов следования кораблей их компании. Тут можно было бы наконец порадоваться от души, если бы при этом корабль разрешалось покидать. Тем членам экипажа, у кого отсутствовало соответствующее дозволение, выходить из звездолета было запрещено, потому их ждали томительные часы, а то и дни ожидания, пока корабль не покинет планету. Это переносилось хуже, чем доставка грузов на орбиту, их передача и немедленное отбытие восвояси.

Эйдан пытался искусственно смягчить ограничение свободы путем изучения различных источников знаний о той планете, где они в тот момент находились на приколе — с помощью специальных устройств и ресурсов возможно было иной раз даже добиться почти чистого эффекта присутствия. Несомненно, знаний у него от этого прибавлялось. Пока как-то раз Даэне, в ответ на его предложение совершить виртуальную прогулку по свежим цветущим рощам Борэкришты, где они в тот момент находились на длительной стоянке, с невиданной для нее злобой разнесла портативное устройство практически в пыль, заявив, что больше не согласна предаваться иллюзиям ни в каком виде. Эйдан поразмыслил и решил, что сестра, пожалуй, права, а вместо того, чтобы тратить время между полётами на сентиментальные глупости, им лучше заняться самообразованием, например.

 Впрочем, по некоторым планетам — и их насчитывалось не так уж мало — передвигаться «неприписанным» было позволено, но пассажирские маршруты, на которых близнецам доводилось водить корабли, туда пролегали нечасто, да и не было в этих планетах никакой особой привлекательности.

Так проходило их время, в постоянном перемещении из одной звёздной системы в другую. Они привыкли к такой судьбе, и она даже была им по нраву. Они чувствовали уверенность и силу, паря, подобно блуждающим огням, на просторах космоса и нигде не бросая якорей. Эмоционально-интеллектуальный обмен между ними не прекращался ни на мгновение. Эйдан знал, что думает и чувствует сестра, и, как более сильный и устойчивый, был готов в любой момент подать ей руку помощи, если Даэне будет в ней нуждаться.

Но однажды она исчезла, ничего ему не сказав. Они ненадолго приземлились на Упанеусе, одной из тех планет, которые открыты для всех желающих вне зависимости от их статуса. Эйдан вышел пройтись по городу, хотя, на его взгляд, в этом месте не было ничего, что могло бы представлять интерес. Тем не менее, сидеть на корабле не хотелось. Даэне, вопреки обыкновению, отказалась сопровождать его, и он, не почуяв в этом неладного, подумал, что она решила провести время с одним из их товарищей по команде, который давно искал её внимания. Эйдан ушел один — а когда вернулся, сестры на корабле уже не было. Им скоро предстояло взлетать с очередной порцией деловых пассажиров на борту, и, отправившись в зал управления, Эйдан опешил, обнаружив в соседнем кресле совершенно не знакомого ему парня. Кинувшись к капитану, он узнал, что его сестра сразу же по прилёту подала рапорт об увольнении и покинула корабль. Капитан и сам пребывал в крайнем недоумении — хорошо хоть кандидат на замену у них имелся: тот парень и так собирался поступать на корабль младшим пилотом. Он пришел заключать контракт аккурат перед отбытием Даэне.

Эйдан пытался связаться с сестрой, но та не отвечала. Лишь когда он уже был близок к панике и собрался, бросив всё к чертям, бежать на поиски, он получил от неё короткое послание, в котором Даэне сообщала, что с ней всё в полном порядке, и просила не волноваться и не искать её. Она-де давно приняла решение самостоятельно лететь дальше по жизни, и работа на пассажирском лайнере в её планы больше не входит: она нашла другой проект, который всецело её устраивает. А что ему ничего не сказала и вообще ушла столь внезапно — так это по вполне понятной причине.

Причину эту Эйдан, впрочем, понимал не вполне. Стал бы он удерживать её, если бы знал? Устремился бы за нею? Нет, раз уж она сама приняла решение разделиться. Свинцовая тяжесть сдавила ему сердце, но он не считал себя вправе отказаться принять выбор Даэне. Он всегда стремился оберегать её, однако меньше всего на свете он хотел ей навязываться. Или всё же его забота была навязчивой? Иначе зачем она исчезла так?

Он переживал это в себе и долго делал вид, что с лёгкостью смирился. Наведя нужные справки, он узнал, что сестра теперь служит на небольшом частном корабле, где всего экипажа — меньше десяти человек. Снова перевозка грузов, малогабаритных и, по слухам, не всегда легальных — но не настолько, чтобы попасть в крупные неприятности. Надо полагать, Даэне знала, что делает: в её разумности он почему-то был уверен.

Эйдан и сам вскорости сменил место работы на более спокойное и удалённое от всевозможных центров. После ухода сестры шумный пассажирский звездолёт стал тяготить его, и он подыскал себе вакансию в одной организации, занимавшейся изысканиями и ресурсодобычей на дальних рубежах Союза. В его задачу входило пилотировать корабли, доставлявшие группы планетологов на объекты разработок с космических платформ, похожих на ту, где выросли он и Даэне.

Неожиданно для него самого и невзирая на то, что теперь ему часто приходилось иметь дело с учёными, эта работа пришлась Эйдану по душе и, в отсутствие сестры рядом, он сроднился с коллективом, чего доселе не бывало — а через некоторое время даже был назначен капитаном одного из небольших звездолётов. Объекты, на которые они совершали рейсы, в основном представляли из себя планетоиды, практически безжизненные, покрытые снегом и льдом. Оказываясь там, Эйдан вспоминал детские сны Даэне об их вероятной, но давно исчезнувшей родине — и он полюбил эти места с их суровой красотой. Он и сам был им сродни, как не раз говорили ему товарищи. Капитан Белый Снег — под таким прозвищем Эйдан стал широко известен в узких кругах.

Вперёд летело время — и мало-помалу Эйдан научился быть один. Он даже обрёл в своей вынужденной автономии некую уверенность и спокойствие духа. Возможно, Даэне была права… Он часто посылал ей сообщения о своих занятиях и текущем состоянии дел, а в ответ получал лишь короткие весточки, что у нее всё хорошо. И никаких более подробностей. Ему приходилось довольствоваться этим. Эйдан знал, что Даэне известно о готовности брата в любой момент прийти к ней на выручку, и втайне надеялся, что однажды она позовёт его.

Прошло несколько стандартных циклов. Эйдан был тихо счастлив, всецело посвятив себя работе на планетоидах. Условия подчас были суровы, но это не пугало его — напротив, приносило радость преодоления. Пока однажды, казалось бы, безо всякой на то причины в его сердце не вкралась серой тенью тревога. Сперва он пытался игнорировать её, ибо объяснений такому состоянию у него не находилось, но она все росла и очень скоро уже не помещалась в сердце, а выплеснулась в голову, всецело захватив разум. Известия от Даэне приходили всё реже и неизменно содержали лишь дежурное подтверждение того, что сама она в порядке. Эйдан продолжал заниматься повседневными делами, и работы было невпроворот, но мыслями пребывал в дальних далях, пока не обнаружил, что не может заснуть.

Задавив в себе остатки рационализма, твердившего, что его тревога беспочвенна, он принял меры. Нарушив негласный запрет, наложенный сестрой, он нашел нужные контакты и предпринял небольшое расследование, касающееся её точного местонахождения и прочих важных фактов, в ходе которого выяснились не слишком весёлые вещи.

Даэне теперь была единственным пилотом и по совместительству помощницей капитана всё того же звездолёта, на который она нанялась, покинув Эйдана и пассажирские перевозки. Собственно, экипаж и состоял сейчас только из двоих человек, Даэне и капитана. «А остальных она, говорят, сама и разогнала», — усмехнулся осведомитель Эйдана, один из его бывших коллег, который теперь «всё про всех знал» — полагалось по долгу службы. Капитан того звездолета, Мабиддуг Тао-Ллиди, был, что называется, человеком харизматичным — и в определенных кругах про его похождения, кои были самого разнообразного толка, ходили легенды. Поговаривали даже, что он не совсем гуманоид, а самого натурального «драконьего происхождения». «Ну, ты знаешь эти космические байки про людей и рептилий», — сказал товарищ Эйдана и иронично закатил глаза. Шутки шутками, а просто так, ни с того ни с сего, подобные слухи циркулировать не начнут.

Эйдан мрачно внимал рассказу: по кривоватой улыбке информатора он понял, что история взаимоотношений Даэне и драконокапитана имеет глубоко личный оттенок, и сей факт нисколько не скрыт от посторонних глаз. Он попросил избавить его от подробностей, заключив, что предпочтёт выслушать их только от сестры персонально. Бывший коллега не стал распространяться, лишь с ухмылкой прибавил, что Даэне нынче известна в тех кругах, где она вращается, как особа с весьма крутым нравом, которая и своему-то капитану способна заткнуть рот — собственно, за свое господство на корабле, а заодно и в его жизни она устраивает «родичу драконов» регулярные и грандиозные выволочки. «Не, он точно из этих, рептильных», — заключил информатор. — «Будь оно не так, он у нее давно бы уже по струнке ходил!»

Эйдан был поражён услышанным до глубины души. Его Даэне — весёлая, нежная Даэне — и все эти «выволочки», «по струнке», «крутой нрав»? Что могло случиться, чтобы она стала такой? Его беспокойство ничуть не унялось — напротив, разгорелось с новой силой.

Решение он принял моментально. Не теряя времени, обратился к руководству с просьбой о внеочередном отпуске — по семейным обстоятельствам. Руководство ни о чём таком и слышать не желало, чему Эйдан удивился: он считался одним из лучших капитанов компании и рассчитывал, что, в ответ на его единственную за всё время работы личную просьбу, ему пойдут навстречу. Не пошли. Более того — пригрозили разрывом контракта со штрафными санкциями. И Эйдан, спокойный, ясноглазый Эйдан, который сам всегда охотно шёл навстречу, впервые за весь срок своей службы вспылил и разорвал контракт по собственной инициативе — а в ответ огрёб, как водится, вышеупомянутые санкции в виде невыплаты гонорара за последний цикл работ. Что контрактом было вполне себе предусмотрено.

Так бесславно закончилась в этой компании успешная карьера Эйдана по прозванию Капитан Белый Снег. Впрочем, у него было слишком мало времени, чтобы оплакивать этот конец. Другая забота не давала ему покоя. Выяснив, что «Аштара», корабль Тао-Ллиди, должен через несколько квартилей прибыть на Упанеус — ту самую планету, где он в последний раз видел Даэне — он приобрёл, практически на единственные оставшиеся у него средства, билет туда и тотчас же отправился в путь — уже не как пилот, а как обычный пассажир.