На краю

Господа судьи, поймите же — я не виновен! Да, все против меня, но выслушайте беспристрастно и вы все поймете.

Это случилось в метро.

Я езжу на работу — долбаных двадцать дней в месяц — каждый рабочий день! — полчаса в одну сторону, в душегубке из потных тел в час пик.

На Техноложке есть пересадка, вы знаете, — чтобы перейти с одной линии на другую, надо пересечь зал с колоннами. Поезд подъезжает, раскрываются двери, и толпа бежит на перегонки к противоположной платформе — занять удобное место для посадки на прибывающий поезд. Не поспеешь — будешь проталкивать себя в вагон, как лишнюю шпроту в переполненную банку.

Но она-то была не из таких, это точно. Не представляю, каким ветром ее занесло в подземку. Женщина в красном пальто с золотыми пуговицами. Даже не в красном — алом. Как всплеск артериальной крови.

Я увидел ее из середины зала — высокая, статная блондинка. Она выделялась в людской массе словно гроздь рябины на затоптанном снегу. Я был уже рядом, опередив других пассажиров моего поезда на пару шагов. Шум состава накатывал справа, и плотный поток воздуха из туннеля выбил прядку из ее прически. Она оглянулась буквально на миг — глаза распахнулись мне на встречу — янтарные, крыжовенные глаза… И соскользнула под колеса тормозящего поезда.

Будто хлопнули по ушам — боль взорвалась в голове. Я слышал только пульсирующий гул крови. В этой ватной тишине толпа единым порывом качнулась к краю платформы и тут же отхлынула. Потом качнулась снова. И тут включился звук. Тормозные колодки состава заскрежетали так, что заныли зубы. Поезд сильно дернулся и остановился, не доехав до конца платформы. Визжали женщины, истерично, страшно. «Врача! Скорее врача!». Пассажиры топтались, не понимая куда бросаться. Рядом кто-то выдохнул свирепо: «Б…ть, домой теперь до ночи не доберешься».

Толпу теснила полиция, отжимала от вагонов. Бежали люди в синей униформе с крестами на рукавах. Понеслось знакомое «по техническим причинам…».

От сильного толчка я очнулся. Светлые кроссовки покрывали алые кляксы, такого же цвета, как ее пальто. Наверное, плеснуло из-под вагона. Остатки судорог еще сотрясали мое тело, жар растекался по животу и бедрам. В паху было горячо и мучительно тесно. Адреналин накачал меня так, что я чуть не лопнул.

Черт! Да я едва не кончил!

На ватных ногах я поднялся из метро, долго ждал маршрутку, потом плюнул и поймал такси. Желто-зеленые глаза… я видел их теперь в фарах всех встречных машин! Не мог забыть еще недели две.

Я один знал: та женщина упала под поезд не сама! Среди пассажиров оказался тот, кто спихнул ее на рельсы и тут же растворился в толпе. Я видел его руку! Обыкновенную мужскую руку с рыжеватыми волосами на запястье и коротким шрамом на тыльной стороне ладони.

Чувак убил блондинку в красном на глазах у всех и исчез! Понимаете? Идеальное преступление, сокрытое теснотой и людской паникой. Как убийца выбрал ее? Случайно? Или долго выслеживал? Стоял на пару ступенек выше на эскалаторе, сдерживал дыхание, старательно отводил взгляд от золотистых волос, собранных вверх заколкой… Потом встал за ее плечом так близко, что красная ткань пальто расплывалась пятном в его напряженных глазах. Или наоборот — он четко видел каждую ворсинку и переплетение алых нитей. Чувствовал ли он ее запах? Мое воображение услужливо подсказало его — немного сладкий, терпкий, с ноткой цитруса.

Я понимал, что это невозможно, но… еще долго невольно искал взглядом блондинку в алом среди черно-серой толпы в метро. В моем мозгу она была все еще живой.

Ту девушку в сине-васильковом платье я увидел на станции Площадь Восстания спустя месяца полтора. Повернул голову, высматривая свет прожектора в туннеле и взглядом наткнулся на нее — яркий кусок летнего неба среди теток с котомками на колесиках и мамаш с детьми. Она стояла совсем близко — легкая и стройная — и нетерпеливо переступала тонкими, как у олененка, ногами. Рыжие кудряшки пружинками подпрыгнули на ее плечах, когда она шагнула к ограничительной линии. Состав приближался, толпа придвинулась вплотную. Кто-то из пассажиров уже подпирал меня в спину, жарко дышал в ухо перегаром и куревом, оттопыренным локтем упирался в бок. Люди готовились штурмовать двери вагона.

Воздух, пахнувший креозотом и пылью, застрял в носоглотке… Внутренним чутьем я вдруг осознал, что сейчас произойдет, но не успел среагировать. Самого толчка я не уловил. Девушка взмахнула руками и, падая под рыло поезда, закричала отрывисто, как чайка. Ее волосы скользнули рыжей волной и скрылись между краем платформы и стенкой содрогающегося вагона.

А может быть исчезающие в черной щели волосы я придумал? Не знаю. Все произошло очень быстро. Но руку я видел точно. Мужская рука мелькнула у ее плеча, та самая, со шрамом, чем-то напоминающий мой. Я рывком оглянулся — меня окружали размытые пятна искаженных лиц.

В толпе кричали, толкались. Пассажиры повалили из распахнувшихся дверей, все смешалось. Меня оттеснили к стене. Не понимая, что происходит вокруг, я добрался до мраморной скамьи и повалился на нее — ослабевший и опустошенный. Джинсы липли в паху. Руки еще потряхивала дрожь. Встать сразу я не мог, ноги не держали. Но когда полиция принялась оцеплять платформу, я предпочел убраться подальше. Все равно бы толком ничего не рассказал. Рыжей девушке уже было не помочь.

Дома, после несколько глотков водки и горячего душа, меня немного отпустило, и словно рычажок в голове переключился. Ну, конечно! Целью этого мудака был я. Стоило яркой, привлекающей внимание женщине оказаться рядом со мной, она погибала. И сходилось все так, что подумать могли на меня. Убивая, этот псих подставлял меня! Да так ловко. Но зачем?! Зачем?

— Милый, ну что за новости? Дай-ка сюда, — мама неслышно подошла, вынула стакан с водкой из моих пальцев и поставила на стол. Провела рукой по моей шее сзади, тронула волосы на затылке. Знакомый запах кофе и цитруса окутал облаком. Рыжий пружинистый локон и теплое дыхание пощекотали ухо. — Какой серьезный…

Мама опустилась на колени рядом с креслом и заглянула снизу мне в лицо. Ее пальцы заскользили вверх по моему бедру. Даже сквозь джинсы я чувствовал какие они горячие. Алые ноготки напоминали полированные спинки экзотических жуков. Она взяла мою руку и, не отрывая взгляда, поцеловала шрам на тыльной стороне ладони. На коже остался округлый отпечаток. Как будто я снова разбил до крови руку о край тумбочки. Мне было пятнадцать, когда мама первый раз пришла ко мне в комнату ночью, и я решительно не знал, куда девать свои руки. Как и тогда она жарко прижалась ко мне:

— Мамочка знает, что нужно ее мальчику. Иди ко мне, Рыжик.

Я вытер руку о джинсы и вдруг подумал, что красная мамина помада, пожалуй, слишком яркая для ее лет.

***

Теперь я был настороже. По дороге в метро вглядывался пристально в лица — я должен вычислить убийцу прежде, чем он нанесет новый удар! Должен спасти следующую жертву.

Девушка ждала поезда на Чернышевской. Ее плащ был белоснежным — как нетронутый снег морозным утром. Черные гладкие волосы потоком стекали на спину. Я сразу понял — это она.

Следовало торопиться. Поток теплого воздуха ударил из туннеля. Я прыгнул, сокращая расстояние между нами. Врубился в пассажирскую толпу и потянулся к ней, пытаясь схватить, оттащить…

Мою руку словно железные тиски перехватили. Рывком завернули за спину так, что затрещали кости. Ослепленный болью, я упал на колени. Толпа шарахнулась в стороны.

— Лежать, сука! Лежать, я сказал, — мужской голос привык приказывать.

Повинуясь жесткому тычку, я упал щекой на затоптанный пол. Вывернул шею — отступив на пару шагов, девушка смотрела на меня серыми, как питерское небо, мамиными глазами.

— Не стой… на краю… — успел прохрипеть я, прежде чем удар под ребра скрутил болью тело.

— Взяли его, отбой, — рация что-то проскрипела в ответ говорящему.

Сглатывая горькую слюну, я шептал — вы взяли не того. Не того! Убийца где-то совсем рядом. Но меня никто не слушал.

Как и вы сейчас.