V

            Липовый парок был чудо как хорош. Александр Степанович Филатов с наслаждением фыркал, будто сытый тюлень в марте и ожесточенно хлестал себя двумя вениками: березовый в левой руке, дубовый – в правой. Но всему рано или поздно приходит конец, даже блаженству. Вконец обессилев, ссыпался с полка, едва не снеся дверь, вывалился из парилки.

            – Уф, хорошо! – закрыл дверь, чтобы сберечь парок, подцепил из алюминиевой фляги ковш прохладной водицы, вылил себе на голову. – Уф, хорошо то как!

            Повесил ковш обратно на стену, вышел в предбанник, где на столе из светлой сосны ждала вожделенная трехлитровка с пивом.

            – А ведь должен был насторожиться, старый черт! – пронеслась запоздалая мысль. – Должен, твою мать!

            Еще тогда, когда в сельпо вдруг неожиданно завезли пиво – нужно было насторожиться. Сроду такого не было, чтобы пиво завезли. Да еще и вволю. Слух о необычном явлении пронесся по деревне, как лесной пожар по сухой степи, и Александр Степанович невольно поддавшись общему порыву и, без особой надежды прихватив пару банок пошел к магазину.

            Фронтовик дед Агрофен Жигалин, прозванный острыми на язык земляками Аграфином и Прожектором Перестройки за то, что собирал по всему району подписи под петицией Горбачеву с требованием прекратить «сухой закон» привычно прокричал:

            – Ветераны без очереди.

            – Не волнуйтесь, Аграфен Маркович, – продавщица Клава задорно подмигнула толпившимся за Прожектором Перестройки мужикам, – на всех хватит.

            – Это как на всех? – не понял дед.

            – Хватит, да еще и останется. Вволю привезли.

            – Неужели от демократов такое счастье? – не поверил Агрофен.

            – Не знаю от кого, только пива много.

            – Нешто правда демократы жизнь наладят? – удивился механизатор Пыня.

            – Наладят, держи карман шире, – сварливо откликнулся политически подкованный Агрофен, – сначала Курилы у нас заберут, а потом наладят.

            – Хрен им, а не Курилы, – начали горячиться мужики. – Ексель-моксель им поперек дышлом, а не Курилы.

            – Я им перейду границу у реки! – Пыня погрозил кулаком.

            – Япония в той стороне, – добродушно усмехнулся Александр Степанович.

            – В той? – Пыня поменял направление угрозы.

            – Географию знать надо, – наставительно сказал Агрофен, выставляя из авоськи на прилавок трехлитровые банки. – А то Берлин второй раз взять не сможешь, забредешь к финнам.

            – Это я НАТО грозил, – не растерялся Пыня. – Превентивно.

            Наградой ему стал дружный смех мужиков.

            – И шведу, – кивнул Прожектор Перестройки, жадно глядя на пиво.

            Взял Александр Степанович пиво, идет домой, а тут соседские ребятишки.

            – Дядя Саша, возьмите раков, ночью наловили.

            И ведро суют, пострелята.

            Глянул Александр Степанович: раки крупные, мордастые, ну что твои депутаты в телевизоре. Не устоял: достал потертый кошелек, отсчитал пацанве.

            – Только сигареты не покупайте, а то уши надеру, – постращал пальцем.

            – Не, дядя Саша, мы на крючки и ножики.

            – Ладно, ведро потом заберете, – и с ведром и авоськой вошел во двор.

            А коли есть пиво да раки, да тараночка насушена из крупных окуней, то почему бы благородному дону не попариться в баньке? Натаскал воды в бак и фляги, затопил баню. Пока баня поспевала, сварил раков с укропом. Высыпал на широкое деревянное блюдо, подаренное когда-то школьниками, отнес на стол в предбаннике. Выставил туда же из холодильника банку с пивом. Поставил стакан граненый и снизку сушеного окуня положил. А рядом на клеенке пару луковиц да хлеб разрезанный. Любил Александр Степанович рыбу сушеную с хлебом да луком кушать. А уж с пивом!..

            Взял в доме ношеные, но чистые кальсоны, вылинявшую маяку да полотенце. Выложил из кармана галифе служившую портсигаром пластиковую оранжевую коробочку от индивидуальной аптечки, снял с руки наградные часы, разделся и пошел париться.

            Парился от души, как предки перед смертельным боем. Расслабился, разомлел, будто родился заново, а тут вот так: вышел и будто мордой об стол. На лавке за столом сидели трое. Наметанный взгляд обежал всех троих: не здешние, Александру Степановичу не знакомые. По одежде – городские. А вот по повадкам… Случалось Александру Степановичу повидать ребят из КГБ. Иной сельский участковый уполномоченный их только в кино и видел, а вот Александру Степановичу приходилось в жизни встречаться и не раз. Уж больно они Карловкой интересовались. Ходили вокруг да около, как лиса вокруг курятника, и ничего толком не сказали.

            – Ну что встал, дядя? – спросил один из незваных гостей, широкоплечий, с поломанными ушами и носом. – Проходи, – махнул глушителем, навинченным на ствол пистолета незнакомой Александру Степановичу модели. – Садись, в ногах правды нет.

            – Повежливее, Ацтек, – остановил сообщника другой, невзрачного вида, будто какой-то потертый, мужичок. – Мы все-таки в гостях, а уважаемый Александр Степанович тут хозяин. Присаживайтесь, Александр Степанович, не стесняйтесь.

            – Будьте как дома, – глумовато улыбнулся Ацтек.

            – Спасибо, – Александр Степанович подошел к столу, и спокойно сел на табуретку.

            Протянув руку, отметил краем глаза реакции гостей, зацепил банку и налил в стакан. Поставил банку, взял стакан и не спеша, с наслаждением, начал пить. Пиво было вкусным, а с учетом того, что Александр Степанович сейчас вполне мог пить его последний раз в жизни, становилось еще вкуснее. Александр Степанович пил и смотрел на гостей. Кадык Ацтека непроизвольно метнулся вниз-вверх. Александр Степанович поставил опустошенный стакан на стол, тыльной стороной ладони вытер усы, взял рака, разломал и с удовольствием начал есть сочное ароматное мясо.

            – Ури, он так и будет есть? – не выдержал Ацтек.

            – Мог бы и угостить, – Александр Степанович отбросил на стол высосанную клешню, – но только после бани. Просто на сытый желудок париться плохо, – развел руками, – звиняйте.

            – С чего вы взяли, что мы пришли париться? – спросил Ури.

            – Обычай такой, – Александр Степанович серьезно смотрел на противника, – сначала в баньке гостя попарить, накормить и напоить, а потом уже о делах разговаривать.

            – Ури, он дело говорит.

            – Ацтек, помолчи.

            – А чего бы и не попариться?

            – Я не парюсь, – отрезал Ури, не сводя с Александра Степановича черных маслянистых глаз, – только в сауне. Финской…

            – Напрасно, многое упускает. Русская банька «по белому» – это просто сказка. Впрочем, хозяин – барин, – Александр Степанович снова наполнил стакан пивом. – Было бы предложено.

            – Я бы попарился, – засуетился Ацтек, – когда еще выпадет случай?

            – Ты собираешься с ним в баню париться идти? – удивился третий, молчавший до сих пор.

            – Почему нет, Иван? Что он мне там сделает?

            Иван с сомнением оглядел сухую фигуру Александра Степановича, потом посмотрел на мощного сообщника. Сравнение явно было не в пользу хозяина.

            – Я с вами пойду, – внезапно решился Иван.

            – Не вопрос, – Александр Степанович подтянул портсигар, открыл, вынул самодельную цигарку, набитую самосадом и квадратную бензиновую зажигалку. – Сейчас покурю и пойдем. Самый парок. Вы раздевайтесь пока, хлопцы.

            Ури демонстративно достал и положил на стол пистолет-пулемет Mini Uzi, а сообщники, выйдя из-за стола, начали раздеваться.

            – Одежду туда кладите, – Александр Степанович показал на два старых кресла, выброшенных из правления и обретших новую жизнь, стоящих в торце предбанника. – У нас никто не возьмет, – усмехнулся, пыхнул ароматным дымком. – Чужие здесь не ходят, – затушил окурок в жестяной банке, когда-то бывшей масляной братской могилой для балтийских шпрот. – А вы, Ури, пока сходите в дом, – встал с табурета, посмотрел на Ури.

            – Зачем?

            – Стаканы взять в серванте, да в холодильнике еще одна банка пива стоит, – открыл дверь в баню. – Я пошел, вы, хлопцы, за мной.

            – Погоди, дядя, – Иван положил на плечо Александра Степановича крепкую руку, – я первый.

            – Как будет угодно, племянничек, – Александр Степанович широко улыбнулся и пропустил Ивана вперед. Затылком чувствуя ствол узи, шагнул следом. За ним втиснулся Ацтек. – Дверь закрывайте, – обернулся к нему Александр Степанович. – Нечего пар без дела выпускать.

            Толстая дверь с грохотом закрылась, отрезав предбанник с недовольным Ури.

            – Парилка там, – хозяин показал на дверь. – Заходим и садимся на полок. Вам венички поставить отмокать какие?

            – А что, есть разница? – удивился Иван.

            – Конечно, – пожал плечами, – есть дубовые, есть березовые, есть еловые, только за ними на чердак надо лезть.

            – Мне дубовый, – решился Иван.

            – Хороший выбор, – Филатов взял веник из груды лежащих на скамье. – А вам?

            – Мне… мне тоже дубовый, – ответил Ацтек.

            – Хорошо, – в руках Александра Степановича словно сам собой оказался еще один веник.

            Открыв дверь, зашел в парилку, опустил веники в стоящую в углу кадушку с горячей водой. Залез на полок подальше от котла, сел на горячую ароматную доску. Ацтек и Иван, помявшись, устроились рядом.

            – Позвольте полюбопытствовать? – Александр Степанович указал на татуированную надпись «NEW WORLD ORDER» вписанную в круг на правом плече Ацтека. – Я в свою бытность таких не встречал.

            – Новый мировой порядок означает, – осклабился Ацтек.

            – Забавно, – Филатов покачал головой. – А сие что означает? – показал на выбитый на груди пучок стрел, окруженный круговой надписью «Concordia Integritas Industia».

            – Сие означает, дед, что ты слишком любопытный.

            – Понял. Хорош парок, да?

            – Да, – отозвался Иван.

            Ацтек кивнул.

            – Баня в нашей жизни первое дело, – рассуждал Филатов. – От многих хворей только баней и спасаются: кто спиной мается, кто суставами – все в баню. У меня самого операция была, – показал на ногу, – вены вырезали, нога потом гнила. Врач запретил баню, сказал: «Даже думать не моги», ну так я потихоньку. И все зажило, как на собаке, не поверите.

            Влажный пар тяжело окутывал, тела заблестели от пота.

            – Главное допрежь всего – это хорошо пропотеть, – не унимался Александр Степанович, – чтобы поры открылись, что бы все шлаки из организма вышли. Потом хорошо бы в снежке искупаться. Прямо как иголочками кожу колоть начинает.

            – Нет снега, – пробурчал Ацтек.

            – Можно и холодной водичкой, потом опять в парилочку для контраста. Кто с баней дружит, тот сто лет проживет.

            – Здоров ты, дед, языком молоть, – с непривычки тяжело дыша, с уважением сказал Иван. – Прямо как депутат, никакая жара тебе не помеха.

            – Дык наше стариковское дело маленькое: выпил стаканчик и сиди на завалинке, семечки лузгай да на молодок поглядывай. А вы чего ко мне приехали, добры молодцы?

            – Дело до тебя есть.

            – Какое?

            – Не болтай, – недовольно пробурчал Ацтек.

            – Ты, паря, как наш замполит, хи-хи-хи, – мелко захихикал Александр Степанович. – Тот тоже все говорил: «Не болтай, да вокруг шпионы». И еще, хи-хи-хи: «У стен есть уши.»

            – Все равно Ури скоро скажет, – решился Иван.

            – Ну, смотри сам, – Ацтек отвернулся и стал смотреть на печку.

            – Надо чтобы ты нас в Карловский лес отвел, – объяснил Иван.

            – Зачем? – искренне удивился Александр Степанович.

            – Этого я не знаю, Ури скажет.

            – А ежели не поведу? – хитро прищурился Александр Степанович.

            – Зарэжем, ха-ха-ха, – заржал Ацтек. – Шутка, дед, не боись. Удушим, как котенка, и все дела. Вот это не шутка, – недобро посмотрел на хозяина.

            – Шутники, – Александр Степанович покряхтывая осторожно слез с полка. – Я парку поддам, – вышел из парилки, снял со стены ковш. Подставил под кран из котла.

            – Ты это чего? – насторожился Ацтек.

            – Кипяточку налить, что бы на камни плеснуть, – простодушно объяснил Александр Степанович. – Тогда парок будет погуще.

            – Э нет, дедушка. Ты кипяточком-то в нас плеснуть можешь. Положь ковш.

            – Я тогда холодненькой? – заискивающе улыбнулся Александр Степанович. – Не такой, конечно, парок, но на безрыбье и рак рыба.

            – Раки красивые, – облизнулся Иван.

            – Так я поддам?

            – Да поддавай ты уже! – не выдержал Ацтек.

            Александр Степанович зачерпнул холодной воды, накинул на левую руку рукавицу и откинул задвижку дверцы. Широко распахнул дверцу и со всего маха плеснул воды на раскаленные камни. Упал на спину. Лопающиеся камни словно шрапнель пронеслись по парилке. Залитый кровью Иван рухнул с полка. Ацтек, схватившись за голову закричал, но вскочивший Александр Степанович ударил его снизу ручкой ковша. Окровавленная ручка, пробив кожу подбородка, вышла изо рта Ацтека.

            Александр Степанович распахнул дверь и выскочил в предбанник. Ури с банкой и стаканами как раз вошел в дверь. Александр Степанович ударил его ногой в пах и едва успел подхватить банку. Поставил на стол, взял пистолет и ударил согнувшегося Ури рукояткой по затылку. Вернулся в баню и двумя выстрелами в голову добил Ивана и Ацтека. Выволок из парилки, вышел в предбанник.

            Быстро обыскал вырубленного, выкладывая добычу на стол. Хмыкнул, обнаружив импортные наручники с цепочкой. Кто-то неплохо ребяток снарядил на встречу со старым участковым, давно ушедшим на пенсию, не пожалел средств. Налил себе стакан, жадно выпил. Завернув руки Ури за спину, замкнул наручниками и снова наполнив стакан с сожалением вылил на голову лежащего. Хлопнул себя по лбу: можно же было взять холодной воды из фляги, а не переводить на стервеца дефицитный продукт. Теперь поздно: снявши голову по волосам не плачут.

            Ури зашевелился, застонал. Александр Степанович приподнял тело и толчком отправил в кресло. Подошел и залепил пару жестких пощечин.

            – Говори, сука.

            Ури молчал, глядя исподлобья.

            Еще пара пощечин, от которых голова пленного мотнулась из стороны в сторону.

            – Говори!

            – Тебе не жить, мусор!

            – Ты не представляешь, сколько раз я это слышал за свои годы, – ногой подтянул табурет, хотел было сесть, но хмыкнул и спохватился: взяв с лавки надел чистые кальсоны, а потом галифе. Натянул майку, закурил. – Вот теперь поговорим, – сел на табурет. – Рассказывай.

            – Что?

            – Какого хрена вам от меня было надо?

            – Поговорить хотели.

            – Хотели бы поговорить – пришли бы как люди и поговорили. А вы такую баню испортили, черти нерусские.

            – С чего ты взял, что мы нерусские?

            – Я же не дурак, – выдохнул струю дыма, – и глаза на месте. Видел, что у твоих шестерок стручки обрезаны. У тебя тоже?

            – Я гражданин Израиля! И вы не имеете права…

            – А мне хоть Сектора Газа, – легонько щелкнул апперкотом с левой в подбородок, заставляя замолчать. – Я тут на все право имею. Израиль далеко, а ты тут, в полной моей власти. Я ведь сначала было подумал, что вы из ГБ-шников бывших, под блатных рисующихся, – встал, подошел к столу, налил пива, вернулся на табурет со стаканом в руке, – а когда обрезки увидел, то дошло, что вашего брата в КГБ не брали. Понял, что дело нечисто, – отхлебнул пива. – Да и ребятишки твои расслабились, языки распустили. Банька завсегда человека мягше делает, гуманнее, – допил, перевернув опустевший стакан, резким движением разбил о голову Ури. – Я бы даже сказал – добрее. Короче, у меня еще возни много – трупы прикапывать, баню отмывать от вашей поганой крови. Говори, не томи.

            – Я из Моссада[1], – мотнул головой, чтобы струйка крови с порезанной макушки не текла в глаз. – Ацтек и Иван местные, расходный материал на одну операцию.

            – Я так и думал – дисциплины никакой. Так какого черта от меня надо Моссаду?

            – Мы должны были сработать под местную братву.

            – Не очень вышло, да и местную я все знаю, еще с тех пор, когда они голубей гоняли. Дальше.

            – С твоей помощью добраться до Карловки.

            – Зачем?

            – Этого я не знаю. Инструкции должен был дать связной.

            – Юлиан Семенов отдыхает.

            – В Карловке мы должны были встретиться со связным.

            – Ты меня случайно за нос не водишь, сын Синая?

            – Нет.

            – Как узнать связного?

            – Не знаю, он должен был сам на нас выйти.

            – Что же с тобой делать? – встал, забрал табурет, переставил к столу. Начал чистить сушеного окуня, задумчиво глядя на Ури. – Сдать нынешнему КГБ или как они сейчас называются? Сдать и пускай с тобой разбираются? Ну так два трупа же за дверью лежат…

            – Я никому не скажу, клянусь!

            – Все так говорят… И оставлять тебя нельзя: один не усторожу. Либо сбежишь, либо меня кокнешь. М-да, дилемма, как говорит учитель математики.

            – Отпусти меня, – Ури просительно заглянул в глаза.

            – А ты мне потом пригодишься? – усмехнулся горько. – Жизнь не сказка, она страшнее. Вы на машине?

            – Да, возле ворот стоит.

            – Как нехорошо. Полдеревни уже ее приметили. Неосторожные вы, – попенял пленнику, – непрофессионалы. Кто же в наши деревни так вламывается?

            – Мы же думали, что вместе с вами выйдем, все тихо – мирно.

            – А ежели бы не смогли врасплох захватить? У меня ведь и карабин имеется.

            – Мне сказали, что вы будете в бане, а в баню с собой никто карабин не потащит.

            – Итить-заплатить, – удивился Александр Степанович. – Кто же такой умный?

            – Я их не видел, инструкции были напечатаны на бумаге. Но они даже про то, что у вас будут раки, знали.

            Александр Степанович задумчиво посмотрел на раков. Неведомый противник слишком уж проницателен. Или… или сам и организовал все это: пиво и раков. Да и среди местных кто-то мог присматривать… Посмотрел на коробку импортной рации.

            – Где вторая?

            – В машине… – отвел взгляд, – в машине оставили…

            – Почему тогда эту не оставил?

            Ури молчал.

            – Вам же кто-то отсюда сигнал подал, – уверенно сказал Александр Степанович. – Так?

            Ури молчал, затравленно глядя в пол.

            – Интересная штука, – Александр Степанович взял пистолет, навел на пленника. – Громко стреляет? Ну да и ладно, молчи, – отщелкнул предохранитель и надавил на спусковой крючок.

            Хлопок, колено Ури взорвалось кровавыми каплями и костяной пылью. Ури закричал.

            – Кричи, тут стены толстые: никто не услышит. А если и услышат, то подумают, что я напился и песни ору, – взял банку, щедро хлебнул пива. – Может пиво для того завезли, чтобы деревенским не до криков было?

            Встал и поднял один из принесенных Ури стаканом. Подумав, поднял и поставил на столл и два других: нечего мусорить, еще и так баню придется оттирать от следов расправы. Но это потом, потом… Сейчас есть проблемы понасущнее.

            – Кто подавал вам сигнал?

            – Я не знаю! Правда не знаю! Он сказал в рацию и все!

            – Хорошо, вот и полный консенсус у нас образовался, а ты боялся, дурачок. Ничего, до ночи, когда твой соглядатай забеспокоится и придет проверить, что к чему, у нас еще время есть.

[1] «Мосса́д» («Ведомство разведки и специальных задач») – политическая разведка Израиля, по назначению и функциям сравнимая с ЦРУ. https://ru.wikipedia.org/wiki/Моссад