Мой мир слишком стар.

Опустевший темный храм.

Что могу я отыскать посреди руин?

Но и для небес

Я – лишь взгляд, забытый здесь,

Где последние надежды

Тают, словно дым.

Когда я был еще совсем ребенком, в соседях, рядом с домом моей семьи, жил один странный старик. Он казался мне, пятилетнему малышу, ужасно древним и ужасно страшным – вечно грязный, лохматый и хрипло что-то кряхтящий себе под нос. Старик давно ослеп, его глаза были застланы бельмом, отчего напоминали глаза мертвецов. Такие же пустые. Он не видел ничего, а я, напротив, видел очень многое. То, чего простым смертным видеть не дано. Его глаза были белыми, мои – красными. Он пугал меня, а я пугал всех остальных. Но, как позже оказалось, оба мы знали Тьму. Он своей слепотой, я – своим прозрением…

Однажды я играл у ворот дома, не замечая ничего вокруг, и когда услышал за спиной покашливание соседа, понял, что убежать не успеваю. И он, взглянув на меня, прокряхтит, что перед ним ужасный урод, Антихрист и чего еще похуже. Меня ненавидели за ум, слишком взрослый взгляд, за эти проклятые глаза… для них это было слишком необычно, слишком ненормально, слишком страшно. Просто – слишком. А старик прошаркал рядом и тихо обронил:

– Кто тут?

Мне оставалось только так же тихо ответить:

– Бейонд… – ведь слепые не жалуются на слух. Смолчи я, старик бы, чего доброго, рассердился и пристукнул меня своей тяжелой деревянной тростью, которую неизменно таскал с собой, почти не опираясь на нее.

– А, это ты, юноша? – усмехнулся он и присел рядом со мной, точно угадав расположение скамьи, стоящей у нашего сада. – Ты всегда один. Это плохо…

– Вы тоже всегда один! – с вызовом ответил я, раздражаясь. Мне тогда было хорошо одному, и всю свою кипучую деятельность я разворачивал для того, чтобы от меня отстали родители и их странно косящиеся на меня дружки.

– А кому же захочется говорить со слепым стариком? – рассмеялся тот на удивление тепло. – Я же ничего не вижу.

– А я вижу то, чего не надо… – пробурчал я, понимая, что жить старику осталось меньше полугода. – Вижу, что вы скоро умрете! – обычно после этих слов на меня злобно плевали и оставляли в покое. Но тот снова лишь рассмеялся и проговорил:

– Ты и правда, видишь такое? – я кивнул, потом понял, что тот не сможет распознать это движение:

– Да, вижу, – прошептал уже не с таким вызовом.

– Скажи, Бейонд, а ты знаешь, что глаза – это зеркала небес? – так же спокойно спросил старик, не думая меня проклинать за мою, как говорила мама, «ересь».

– Зеркала небес?

– В наших глазах, как в зеркалах, отражается весь мир. И внешний, и внутренний. Со всей его красотой и безобразностью, с добродетелью и пороками, честью и бесчестьем, жизнью и… смертью. Наши глаза хранят в себе все, что видел человек в своей жизни, и то, что не видит никто, кроме него – свою душу. Я многое совершил, и небеса лишили меня своих зеркал. И я потерял душу. Меня ничуть не испугали твои слова – смерть уже не страшна. Одно меня страшит: твой дар может стать тебе проклятьем, твои зеркала небес вместо рая будут отражать ад на земле… но не бойся! В мире ничего не бывает просто так. У каждого своя судьба, счастливая или несчастная, но небо никогда не оставит того, у кого есть зеркала. Главное, береги свою душу. Она гибнет, видя отражение смерти…

Старик, кряхтя и кашляя, ушел, и больше я с ним не говорил. Он умер в свой срок, и в тот день мне вдруг стало так одиноко, как никогда раньше не было. Я тогда не совсем понимал, о чем он говорил, но почему-то хотелось вновь послушать его тихий голос, что рассказывал мне о небесных зеркалах внутри нас, о душе, которую нужно беречь от боли. Хотелось о многом спросить, а вот о чем, я еще не знал. И узнал много позже…

Мой мир слов пустых,

Глаз холодных и слепых.

Кто привел меня сюда? Демон или рок?

В город тьмы и снов,

В рай халдеев и глупцов,

Где забыты боль и совесть,

И воспет порок.

Не сразу приходило понимание его слов. Часть их я понял, когда ужасная авария отняла у меня семью, когда смерть забрала лучшего друга, и ничего я при всем своем уме и способностях поделать не мог. Одиночество стало давить на грудь, страх потери выворачивал меня наизнанку. Вокруг все были умны, но ума их не хватало и на то, чтобы ценить отпущенное себе время, ценить жизнь. Вот тогда и задумался Бейонд Бездей, дар это или проклятье, о котором говорил тот старик? Я видел смерть, и отражение ее убивало мою душу беспощадно, словно ядом выжигая улыбку с губ и свет из глаз. Они засветились безумием, ведь когда умирает душа, медленно и мучительно, приходит сумасшествие, темное, дикое и неукротимое.

Мне так порой хотелось ослепнуть, как тот старик, но он ведь говорил, что у каждого своя судьба и свое предназначение, которое нам нужно понять и принять. Столько раз думалось мне о целях в этом мире, но все идеи были абсурдны.

И я сходил с ума.

Крылья есть у всех,

У каждого свой путь наверх.

Есть у каждого своя дорога в никуда.

Грешных и святых,

Нищих и царей земных –

Одинаково пытает разная судьба.

Эти размышления были пыткой для моего разума, и скоро я уверился, что мои способности – проклятие, и даны они мне не небом, а самим Адом, или что там у нас есть… Чистое бескрайнее небо не могло быть таким жестоким: оно плакало со мной, когда было больно, как в день смерти А, радовалось, когда Эл приходил ко мне и говорил со мной часами, разразилось грозой, когда он предал и бросил меня один на один с моим безумием.

Так где же мое место? Если я не Спаситель, неспособный использовать свое знание, то, может быть, я Палач? Осознание приходит вот так – под слезы неба, которые багровыми каплями отражались в моих глазах. Уже не просто красных. Кровавых. Я принял, наконец, свои зеркала небес вместе с тем ужасом, что отражались в них уже много лет.

Убивая свою последнюю жертву, я вдруг вновь вспомнил того соседа: «Главное, береги свою душу. Она гибнет, видя отражение смерти…» Я тогда расхохотался так громко и дико, не боясь привлечь внимание соседей… смеялся до слез, осознавая, что душа моя мертва уже давно, возможно, я и был рожден с мертвой душой, а тело живет по нелепой случайности, прогнивает изнутри и приносит страдание…

И теперь знаю, кто будет моей следующей жертвой.

Зеркала небес! Там играет пламя,

И крадется тьма по осколкам дня.

Зеркала небес взгляд мой отражают.

Дай мне сил дойти, не оставь меня!

Старик был прав. У каждого своя судьба и свой путь. Догнивая, ничуть не образно, в ожоговом центре, как никогда, понимаю это. Мне не дано узнать, прав ли я был, пройдя свой путь так, как прошел. Небеса теперь молчат. Ощупывая полоску бинтов на своем лице, я понял старика до конца. Понял, каково это, когда небо лишает тебя своих зеркал. Ты в темноте не видишь уже ни зла, ни добра, ни жизни и… ни смерти. До души тоже дела нет: она потеряна навсегда, но и безумию больше негде играть красными всполохами. Жаль, что жизнь еще теплится в теле, ведь так хочется мне встретить того старика снова!

Теперь я знаю, что у него нужно спросить: как вымолить себе прощение за то, что разбил зеркала небес…