Люди любят выдумывать страшилищ и страхи.

Тогда сами себе они кажутся не столь уродливыми и ужасными.

Напиваясь до белой горячки, обманывая, воруя,

исхлёстывая жён вожжами, моря голодом старую бабку,

четвертуя топорами пойманную в курятнике лису

или осыпая стрелами последнего оставшегося на свете единорога,

они любят думать, что ужаснее и безобразнее их всё-таки

привидение, которое ходит на заре по хатам.

Тогда у них легчает на душе. И им проще жить.  

(А. Сапковский "Ведьмак")

Джордж бежал, что было мочи. Ветки хлестали его по лицу, цеплялись за одежду, словно бы норовя оставить в своей цепкой хватке кусочек от него. Он, задыхаясь, летел, порою с трудом лавируя между деревьями, перескакивая через поваленные стволы и узловатые корни, возникающие на пути ни с того, ни с сего. Голоса погони преследовали его, хотя храмовники давным-давно остались позади, и единственными звуками, нарушавшими тишину древнего леса, кроме уханья сов, были его собственное хриплое дыхание и хруст веток под голыми ногами. В охваченном паникой сознании картина бегства слились в одно размытое пятно, застилавшее взгляд и разум.

Вскоре луна скрылась за тучами, и двигаться дальше в кромешной тьме стало совершенно невозможно. Он прижался спиной к дереву и прислушался. Ничего. Странно. Джорджу не следовало бы останавливаться, но страх и усталость заставили колени подогнуться, и парень сжался, свернувшись под деревом и подтянув колени к груди. Некогда добротные шерстяные штаны оказались безнадежно разодраны, но он по невольно расправил лоскуты, держащиеся на паре ниточек, чтобы прикрыть разбитое в кровь колено. При Церкви их всегда учили быть аккуратными.

Когда луна вновь пролила свой свет на лес, Джордж, приложив для этого немалые усилия, поднялся. Всё тело ломило, сердце болезненно сжималось в груди от перенапряжения и страха. На дрожащих ногах он двинулся дальше, с трудом представляя, куда направляется. Кровь снова застучала в ушах, когда позади раздался тихий треск. Парень остановился и замер, а затем медленно обернулся, искренне надеясь, что там, в темноте, затаилось что-то неопасное, в идеале – травоядное. Из колючих зарослей терновника на него смотрел немигающий взгляд. В красных глазах горел опасный огонь. Джордж задрожал. Тот, другой внутри него, вновь пробудился, он чувствовал это. Он чувствовал опасность и реагировал молниеносно. Он, в отличие от Джорджа, не боялся. Тело пронзила жгучая боль, а мышцы свело судорогой. Парень рухнул на колени, обхватив голову руками, в тщетной попытке заглушить чужие мысли, ворвавшиеся в его голову и вновь начавшие подчинять всё его существо. "Не борись", – звучало в ушах. И Джордж, как обычно, проиграл. Тот, другой, вновь победил, и над лесом разнесся душераздирающий вопль.

Колючие ветки затрещали, и огромное белоснежно-белое животное, похожее не то на волка, не то на медведя, вышло из них, почуяв добычу. От человека несло страхом, а этот запах Зверь любил больше любого другого. Он мягкими движениями настоящего хищника приблизился к тому, кто должен был стать его пищей. Смертный корчился на земле, а Зверь заранее наслаждался быстрой победой. Он подошел почти вплотную, когда случилось то, чего чудовище никак не ожидало. Человек распахнул глаза и без всякого страха посмотрел на Зверя. Но желтые глаза, в которых горел тот же голод, который преследовал самого монстра, больше не принадлежали жалкому слабому человеку. Зверь понял это в тот миг, когда тяжелая когтистая лапа оборотня обрушилась ему на голову, отбросив на несколько метров.

Мощный удар, способный убить наповал кого угодно, лишь слегка оглушил существо. И стоило только оборотню, уже завершившему преображение, поравняться с ним одним могучим прыжком, как Зверь спружинил с земли и повалил вервольфа на жухлую траву, вцепившись жуткими челюстями ему в загривок. Тот отчаянно рванулся, полоснув когтистыми лапами по мягкой земле, оставляя на ней глубокие борозды, оставив в зубах противника огромный лоскут кожи и черной шерсти. Зверь заревел и бросился в повторную атаку. Волк увернулся, заставляя разогнавшееся чудовище врезаться слишком маленькой для могучего тела головой в дерево. Он кинулся было в сторону, но Зверь прыжком, на который не способно ни одно смертное существо, сорвался с земли и сшиб оборотня с ног, лишая возможности шевелиться. Увидев над собой полный ненависти взгляд кроваво-красных глаз и блеснувшие огромные клыки чудовища, и Джордж, и тот, другой, поняли: это конец.

***

Рыцарь-капитан Клайв был недоволен. Он спрыгнул с коня и гораздо резче, чем следовало, всучил поводья слуге, встречавшему их возле дома мэра. Угрюмый паренек вздрогнул и поспешил увести Ролло в конюшню. Храмовник мысленно выругался, запнувшись о какой-то булыжник, тряхнул головой, отгоняя неподобающие мысли, и двинулся к дверям, которые уже любезно распахнулись, пропуская его и ещё троих воинов внутрь. Необычайно бледный дворецкий скупо поприветствовал их и пригласил пройти в гостиную.

Дверь с грохотом захлопнулась за спинами церковников.

– Спасибо. Но мы предпочли бы поговорить с мэром как можно скорее, – Клайв отрицательно покачал головой, сделав вид, что не заметил то, как разочарованно переглянулись его подчиненные. – Когда он сможет принять нас?

– Простите, сэр, – пожилой мужчина надменно вздернул подбородок, – но господина Русти нет дома.

– Кто остается за главного в его отсутствие? – рыцарь-командор мысленно вознес молитву Создателю, умоляя Его о том, чтобы задание не стало ещё большей головной болью.

– Вы можете обсудить все со мной, господин храмовник, – мягкий голос принадлежал темноволосой женщине, спускавшейся в холл по широкой деревянной лестнице. Яркая красота, необычная для серого Ферелдена, выдавала в ней уроженку Ривейна или Антивы.

– Рыцарь-капитан Клайв, – представился храмовник. – С кем имею честь?

– Меня зовут Фрида. Я жена мэра Милтона, – женщина улыбнулась непрошенным гостям. – Мой муж вынужден был отправиться в соседнюю деревню по делам, он должен вернуться со дня на день.

– Прошу прощения, госпожа, – Клайв чуть склонил голову, он не любил вести дела с женщинами, особенно красивыми. От них всегда следовало ждать подвоха. – Но подобные дела я уполномочен вести только с законными представителями власти.

– Что ж, тогда вы можете остановиться в таверне через дорогу и подождать мэра. – В черных глазах Фриды сверкнула ярость. – А Зверь как раз успеет перебить оставшуюся половину нашего города!

– Простите? Он ведь тут от силы пару дней...

– Пару дней?! – воскликнула женщина, не веря своим ушам. – Да он хозяйничает тут с позапрошлой луны, а ваш орден соизволил прислать людей только сейчас!

– Госпожа. – Клайв перестал что-либо понимать, кроме того, что вляпался по полной. – Нас никто не присылал. Мы преследовали малефикара от самого Редклифа, но потеряли его след в лесах, начинающихся за западными воротами Каворна.

Фрида, собиравшаяся что-то сказать, замерла:

– То есть как? Позавчера мы послали в Денерим уже седьмого гонца.

– Даю вам моё слово, мы впервые слышим об этом, – Клайв нахмурился.

– Не понимаю... – растерянно протянула женщина. – Тогда прошу простить мою горячность.

– Расскажите, в чем дело. – Храмовник обреченно вздохнул. – Мы поклялись защищать жителей Ферелдена, и сделаем всё возможное, чтобы помочь вам.

Госпожа Милтон всплеснула руками:

– Что же мы стоим, давайте пройдем в гостиную.

Рыцарь-капитан отдал своим подчиненным короткий приказ, а сам пошел вслед за хозяйкой. Храмовники остались угрюмо топтаться у дверей, размазывая грязь по полированному паркету, под подозрительным взглядом дворецкого.

– Эмма, принеси чай, – распорядилась Фрида, когда они вошли в просторную комнату, обставленную дорогой мебелью. Вдоль стен стояли длинные стеллажи с книгами, на стенах висели несколько больших полотен, изображавших батальные сцены с участием Серебряного Рыцаря, мебель, обитая дорогими тканями, деревянный стол с изящной резьбой. Всё это смотрелось странно и дико для Ферелдена, где, как казалось приезжим, даже  убранство серых каменных домов и поместий было высечено из того же грубого материала. Изящный вкус хозяйки-иностранки чувствовался во всем: от приятной краски на стенах до одежды прислуги. Клайв восхищенно обвел комнату взглядом. Даже скромная жизнь храмовника не смогла истребить в нём любовь к прекрасному. Посвятив большую часть жизни Церкви, он оставался мечтателем и идеалистом в то время, как от него требовалась только слепая вера и исполнительность. И всё же, несмотря на это, к тридцати годам Клайв смог заслужить довольно серьёзное звание капитана. Порою он сам удивлялся этому. Должно быть, причиной стало обостренное чувство справедливости и ответственности, которые порой доходили до фанатизма.

– Прекрасная библиотека, – вежливо заметил храмовник.

– Спасибо, – улыбнулась Фрида. – Муж не одобряет моего увлечения чтением, но обычно он настолько занят своими делами, что не заметил бы ничего, завали я ими весь дом, за исключением его кабинета, – в голосе женщины зазвучали нотки раздражения.

Клайв понимающе кивнул, за годы жизни в столице он повидал немало таких, как Фрида. Молоденьких девушек, преисполненных амбициями и энтузиазмом, выскочивших замуж за мужчин, превосходящих их либо состоянием, либо положением в обществе, а потом расплачивающихся за эту ошибку, сломавшую им жизнь. Фрида присела на кресло и продолжила, пристально следя за храмовником взглядом:

– Итак, появился он, как я сказала ранее, несколько месяцев назад. Помню тогда как раз закончился траур по королю Мерику, да не оставит Создатель его душу, – она вздохнула. – Одного попрошайку нашли разорванным едва ли не на куски на окраине леса. Чтобы не поднимать панику, мой муж и капитан стражи представили это людям как нападение волка. Через два дня всё повторилось, но убит был стражник, да ещё и посреди города. Затем девушка на ступенях церкви, торговец на заднем дворе собственного дома и ребенок на болотах. Все задраны кем-то, у кого когти во-о-т такие, – женщина изобразила руками предполагаемые когти животного, оказавшиеся размером с кисть её руки. – Нам не оставалось выбора, кроме как ввести комендантский час.

– Постойте, – Клайв прищурил зелёные глаза. – А почему вы так уверены, что это зверь. Волки редко заходят в города, да и не действуют так открыто. Возможно, какой-то безумец?

– Нет, – Фрида мотнула головой. – Дальше к страже хлынула целая волна свидетелей, утверждавших, будто бы видели на улицах огромного белого волка с красными глазами, а некоторые даже уверяли, что были свидетелями убийств.

– Странно, – рыцарь-капитан задумчиво потер подбородок, чем вызвал совсем неуместную мысль о том, что ещё две недели назад собирался сбрить бороду, но так это и не сделал.

– Тогда же мы послали первого гонца в столицу, но он так и не вернулся. Как и пятеро остальных, – женщина обернулась на дверь, в нетерпении теребя складки на подоле платья. – Ну где же она. Простите, Эмма новенькая, она ужасно медлительна!

– Не страшно. Если вы не против, то я хотел бы узнать, что произошло дальше.

– Это практически всё, что я знаю. Муж не посвящает меня в дела, потому я знаю не больше других. Вначале комендантский час помогал, но затем убийства возобновились. Даже стража теперь не осмеливается выходить на улицы после наступления темноты. На данный момент убито двадцать восемь человек, и все они разорваны огромным зверем в пределах города.

– И никаких учащений убийств ближе к полнолуниям? – познания храмовника в области всякой нечисти были практически равны нулю, они оставались в полноправной власти ведьмаков, но он всё же решил уточнить.

– Насколько мне известно, нет, – госпожа Милтон пожала плечами. – Это всё, что я знаю.

– Спасибо, госпожа, – Клайв встал и коротко поклонился женщине. – С кем я могу поговорить об этом?

– Капитана стражи Каворна зовут Мейс. Вы можете найти его в казармах при караульной башне. Он сможет вам подробнее рассказать об убийствах и ознакомить с показаниями свидетелей. Но лучше сделать это завтра, когда взойдет солнце.

– Хорошо, тогда завтра же мы начнем оттуда.

– Спасибо, рыцарь-капитан...

– Клайв, – подсказал он.

– Простите, рыцарь-капитан Клайв, – Фрида улыбнулась, обреченно оглянулась на дверь, из которой должна была давным-давно появиться служанка с чаем, и проводила храмовника к дверям. – Спасибо вам.

– Пока не за что, – пожал плечами мужчина и задумчиво повторил, когда дверь за ним захлопнулась: – Пока не за что...

***

Генри потянулся, наслаждаясь последними мгновениями в тепле. Шелковые простыни, к которым он никак не мог привыкнуть, тихонько зашелестели. За окном уже совсем стемнело, и, судя по шуму, дождь сильно разошелся. Женщина, лежащая рядом, недовольно заворчала. Он приподнялся на локте, убрал длинные темные пряди растрепавшихся волос с её лица, на мгновение залюбовавшись, и поцеловал:

– Мне пора, – прошептал он, вставая.

– Уверен, что не хочешь остаться? Уже поздно, – поинтересовалась женщина, перевернувшись на спину. При этом покрывало сползло, отрывая Генри вид, который едва не заставил его рыбкой нырнуть назад на кровать, в тепло одеял и объятия любимой женщины.

– Прости, – мужчина виновато улыбнулся и пожал плечами. – Айла ждет дома. Не могу же я ей четвертый день подряд врать, что остался ночевать на вырубке.

– Ну, как знаешь, – вздохнула женщина и раздраженно добавила: – Он возвращается завтра-послезавтра, и мы не сможем так часто видеться.

Генри раздосадовано выругался:

– Дыханье Создателя! Вот не мог он там подольше задержаться! Думаешь, он что-то подозревает о нас, Фрида?

– Если и так, то ему плевать, – фыркнула женщина и сладко зевнула. – Ему плевать на меня, ты же знаешь.

– Не думаю, – грустно улыбнулся Генри. – Он же не идиот, чтобы, заполучив такую женщину, как ты, не обращать на неё внимания.

– Надеюсь, ты не прав, – Фрида поднялась, даже не подумав накинуть что-нибудь, смуглая кожа тут же покрылась мурашками. Она подошла к любовнику и помогла ему застегнуть последние застежки на куртке.

– До скорого, – пробормотал Генри, поцеловал её и открыл балконную дверь.

– Надеюсь, – тихонько прошептала Фрида и громче добавила: – Будь осторожен.

– Обещаю, – улыбнулся мужчина и с легкостью перепрыгнул ограждение, повис на нем на руках и, разжав их, мягко приземлился на землю. Женщина покачала головой – этот способ убраться восвояси она никогда не одобряла, – и поспешила вернуться, плотно прикрыв за собой дверь, в постель, сохранившую ещё тепло их тел.

Генри, оказавшись на земле, с опаской огляделся и поспешил выбраться из сада, в тени деревьев которого и располагался дом мэра. Все соседи, как добропорядочные люди, давно должны были спать. Но Генри это предположение отнюдь не успокаивало. Если Милтону кто-то доложит о том, что он наведывается к его жене, то он сотрет его в порошок. И его, и Фриду, и Айлу. От одной мысли об этом кровь застывала в жилах. Мужчина прекрасно понимал, что ввязался в опасную игру, и что мэр действительно способен лишить его всего, что ему дорого. Тем не менее, покончить с этим и оставить Фриду Генри не хватало сил и мужества. Жизнь в Каворне и так была несладкой для тех, кто честно трудился и не вел дел с Русти. Этот расчетливый и властный человек подчинил себе все и всех в городе. И вырубка, где работал Генри, и земля, на которой стоял его дом, и даже женщина, которую он любил – всё принадлежало мэру. Сложившаяся ситуация угнетала его, но выхода не было, потому он просто эгоистично принял решение: дал себе возможность хоть недолго побыть счастливым. А дальше – будь что будет.

Он вздохнул, понимая, что снова начинает раскисать, и направился было домой, но что-то вдруг остановило его. Повинуясь порыву, он пересек улицу, остановился перед входом в таверну и задумчиво поскреб бороду. Через небольшие окошки несложно было разглядеть немногочисленных посетителей: кто-то ужинал, кто-то пил пиво или что покрепче, а кто-то уже и спал носом в тарелке. Генри улыбнулся и потянулся к дверной ручке, но перед мысленным взором тут же возникли образы Айлы, укоризненно упершей руки в бока, и Фриды, брезгливо сморщившей носик. Мужчина тяжко вздохнул и уже убрал руку от входной двери, как изнутри его приметил трактирщик и дружелюбно махнул рукой. Такого соблазна Генри стерпеть не смог и, мысленно ругая себя за слабохарактерность, зашел в таверну. Поздоровавшись с хозяином, он заказал пинту пива и плюхнулся за столик в углу, безуспешно пытаясь убедить себя в том, что то, чего они не узнают, Айле и Фриде не повредит.

***

Ведьмак плелся рядом с уставшим конем, матерясь про себя на чем свет стоит. Он уже сейчас, пройдя по Каворну всего пару шагов, начал ненавидеть это город. Дождь моросил все время путешествия от Рэдклифа, дорога, пролегавшая через лес, размокла, и лошадь то и дело поскальзывалась. Длинные русые волосы, собранные в хвост, промокли, и теперь вода бессовестно затекала за воротник черной кожаной куртки. Темные каменные стены угрюмо нависали над ним, а на улицах, которые, казалось, вымерли, он так и не увидел ни одного стражника. "Ещё час до полуночи, а все попрятались! Сложновато будет тут работать", – невесело подумал Эскель и зачем-то натянул промокший до нитки капюшон плаща на голову.

Наудачу луна, изредка показывавшаяся из-за тяжелых черных туч, этим вечером светила ярко, и в самом конце улицы он сумел разглядеть вывеску «Разбитый кувшин». Эскель никогда не понимал, зачем давать тавернам, корчмам и трактирам такие глупые названия. «Покусанный дворянин», «Под кудлатым мишкой», «Ворчание гарлока», «Сырная голова» или тот же «Порожний горшок» в Рейнсфире. Наверное, в этом был какой-то смысл, но ведьмаку не дано было его познать.

Конь фыркнул и тряхнул головой, едва не вырвав из рук задумавшегося ведьмака поводья. Эскель ласково погладил голову животного. Ласточка была верным товарищем в дальних путешествиях, но дамой весьма нервной. Мужчина мысленно усмехнулся, вспоминая, откуда появилось необычное для коня имя. Когда-то давно, за каких-то несколько лет до того, как он вышел на большак, они поспорили с другом о том, что с их профессией привыкать к чему-то глупо. Мальчишки, которых Весемир готовил к охоте на чудовищ, условились называть всех лошадей одинаково, якобы с той целью, чтобы показать, что они – такой же предмет ведьмачьего инвентаря, как, например, сапоги или кремень. У меча должно быть имя, у коня – нет. Посмеявшись, они определились: Эскель выбрал "Ласточка", его друг – "Плотва". С тех пор так и повелось, независимо от пола, возраста и масти, всех лошадей ведьмака звали Ласточками. Следовал ли друг договору – Эскель не знал, они давненько не виделись. "Интересно, где сейчас этот старый пройдоха?" – ведьмак невольно улыбнулся и мягко потянул Ласточку к таверне.

Добравшись до "Разбитого кувшина", он увидел в стойлах четырех коней, слишком хороших, чтобы принадлежать здешним фермерам или простым путешественникам, остановившимся в Каворне по пути, например, в Орзамар. Это заинтересовало ведьмака, и, как только он переступил порог, сразу понял, в чем дело: за большим столом в полупустом зале сидели четверо храмовников. Немногочисленные посетители замолкли и обернулись к дверям, с нескрываемой неприязнью уставившись на вошедшего ведьмака. Эскель давно привык к тому, что таким, как он, редко бывают рады, потому невозмутимо проследовал к трактирщику, стараясь не обращать внимания на взгляды, направленные ему в спину.

– У нас мирное заведение, господин. – Хмурый трактирщик кивнул на рукояти мечей, видневшиеся из-за спины ведьмака.

– А я – мирный гость, добрый человек, – ухмыльнулся Эскель. – Не найдется ли для меня комнаты?

Трактирщик, толстый лысый мужчина с маленькими глазками, опасливо покосился на незваного гостя, но всё же ответил:

– Найдется, господин. Десять золотых вперед, и она ваша.

– Превосходно! – Эскель, хитро прищурившись, высыпал золото перед хозяином заведения. – И ещё одна маленькая проблемка: где мне найти вашего мэра?

– А что вам нужно от мэра Милтона? – насторожился трактирщик.

– Я, понимаете ли, ведьмак. И моё дело касается только меня и его.

– Ведьмак? – Эскель резко обернулся на голос. Он принадлежал молодому темноволосому храмовнику, сидевшему за столиком и разделявшему вечернюю трапезу со своими товарищами. Присмотревшись, он узнал в нем рыцаря-капитана, с которым они пересеклись ещё в Рэдклифе, откуда он начал погоню за оборотнем.

– Ой, пресвятая задница Андрасте, Клайв! Какой сюрприз, – всплеснул руками ведьмак, изображая безграничное счастье лицезреть в захудалой таверне физиономию церковника.

– Эскель, ты и сюда явился? – Рыцарь-капитан даже и не думал притворяться дружелюбным. – Малефикар наш.

– Ну что ж вы так сразу, может я сюда на увеселительную прогулку приехал, – хмыкнул Эскель и обернулся к трактирщику. – Уважаемый, у вас тут бордель имеется?

Тот насупился, очевидно, оскорбленный вопросом, и мотнул головой, что вряд ли можно было однозначно трактовать как «да» или «нет».

– Эх, жаль, – скорбным голосом протянул Эскель.

– Кончай паясничать, – остановил его храмовник. – Но тебе повезло, тут есть дело как раз для тебя.

– Серьёзно? Какое-то жуткое чудовище угрожает спокойствию котят и девственниц? – Эскель заинтересовался. Контракт на оборотня-малефикара не сулил ничего, кроме кучи проблем.

– Думаю, тебе лучше обратиться по этому делу к мэру. – Клайв решил позлить наемника, весь их род страшно его раздражал. Он отхлебнул из кружки пива и стер пену с усов, явно потеряв интерес к мутанту.

– Так и сделаю с утра пораньше, – не поддался на провокацию ведьмак и, заказав себе кружечку, сел за столик в углу, надеясь хоть немного отогреться. Разговоры в таверне возобновились. Местные завсегдатаи завели беседу о том, как тяжело жить после того, как закрылась шахта. Тем, кто не пошел на вырубку, кроме как пить больше и делать-то было нечего.

Эскель слушал в пол-уха, не особо надеясь узнать от них что-то полезное. Сидевший за столиком слева от него мужик, заросший светлой бородой, как дед, встал и, пошатываясь, побрел к выходу.

– Эй, Генри, не ходил бы ты туда ночью... – окликнул его трактирщик.

Мужик невнятно что-то пробурчал, и дверь за ним захлопнулась. Сделав пару глотков пойла, которое здесь почему-то именовалось благородным именем «пиво», Эскель сначала почувствовал, как завибрировал медальон, а затем услышал на улице шум. Прежде, чем сам понял, что делает, он вскочил с места и, доставая на ходу меч, кинулся наружу.

Обеспокоенные поведением ведьмака храмовники поспешили вслед за ним.

Первым, что бросилось ведьмаку в глаза, был бородатый пьяница, лежавший на земле и упрямством преподобной матери, осеняющей огра священными символами, орал: «Кы-ы-ы-ы-ш!» – на огромное существо, покрытое белоснежной шерстью, склонившееся над ним. Сверкающий серебряный клинок прорезал тьму, словно по волшебству оказавшись в руке ведьмака, и Эскель прыгнул на чудовище, норовя раскроить ему острым, как бритва, ведьмачьим мечом череп. Но не тут-то было. Чудовище с невиданной ловкостью увернулось, отскочив вбок, а ведьмак, кувырком прокатившийся пару метров, вскочил, готовый к следующей атаке. Зверь, очевидно, не ожидавший отпора, заметил четверых вооруженных людей в тяжелых латных доспехах, бегущих к нему, и, грозно заворчав, кинулся прочь.

– Что это за хрень?! – заорал на подоспевших храмовников Эскель. – Это и есть та работа, о которой вы говорили?!

– Ну да, – кивнул Клайв, убирая меч в ножны и давая знак подчиненным, чтобы те отвели несчастную жертву алкоголя и злых сил назад в таверну.

– Ага, а упомянуть о том, что ночью тут разгуливает собачка размером с коня и отчего-то испытывает непреодолимое желание сожрать кого-нибудь, вы забыли?

– Ну... – храмовник слегка смутился. – Мы думали, будет лучше, если ты узнаешь всё... из первых уст.

– Идиоты, – проворчал Эскель и побрёл назад, опасливо оборачиваясь назад на темную улицу.

Меньшее зло (Часть II)