У семи нянек дитя без глазу.

– Чача, это кто?!

Гакт не любил детей. Ну, как не любил. Любил. Что он, зверь какой? Любил, конечно. Но... Гакт не любил того, чего не мог контролировать, а дети контролю не поддавались и были совершенно непредсказуемы. Особенно такие вот, как эта милая девочка, чем-то смутно напоминавшая его бессменного лид-гитариста и сопродюсера.

– Это Юми-чан, – спокойно пояснил Чача, гладя девочку по голове. – Внучка моего брата. Её не с кем оставить. Ну и вот... Прости, Гаку.

Чача сделал такое же невинное лицо, как у Юми-чан. Гакт закатил глаза и сдавленно застонал. Ему очень многое хотелось сказать Чаче. Например, что до отъезда в Европу всего три дня, у них ничего не готово, а некоторые приводят в студию детей, которые будут путаться под ногами и мешать процессу. Но материться при ребенке ему не хотелось, и он промолчал.

Юми-чан тем временем, почувствовав, видимо, безнаказанность, прошлась по студии и остановилась около ударной установки, с которой возился Шинья. Девочка внимательно оглядела сначала барабаны, потому барабанщика и ткнула его пальчиком в бок.

– Кумамон! – радостно пролепетала она.

"Кумамон" посмотрел на нее и вдруг рассмеялся, подхватив ее на руки.

– Я не Кумамон. Я Шинья.

– Кумамон! – замотала головой девочка.

– Ну, Кумамон, так Кумамон, – сдался Шинья, передавай ребенка Чаче. – Кумамону надо работать. Потом поиграем.

Чача усадил Юми-чан на диван.

– Сиди тут, – сказал он.

– Не хочу сидеть!

– Тогда лежи.

– Не хочу!

– Тогда стой!

– Не хочу!!!

– А что хочешь? – вмешался Джон, присев рядом с девочкой на корточки.

Девочка посмотрела на него и потрогала его щеку.

– Колючий, – сообщила она.

Джон поскреб пятидневную щетину и невольно улыбнулся.

– Колючий и страшный! – сказала вдруг девочка и проворно юркнула под диван.

– Юми-чан, вылезай! – Чача попытался ее вытащить.

– Нет! Дядя страшный! Страшный! Колючий! Не буду вылезать!

– Говорил я тебе: бриться надо каждый день, а не раз в неделю, – сказал Гакт Джону. – Ладно тебе, Ча. Пусть сидит под диваном, если ей так хочется. Давайте работать уже!

На какое-то время в студии воцарилась рабочая атмосфера, но Юми-чан надоело сидеть под диваном. Видя, что никто не обращает на нее внимания, она принялась сама себя развлекать. Сначала она решила помочь "Кумамону" бить по барабанам, и была очень ласково, но строго отогнана. Тогда она решила подпевать вокалистам, что вызывало у обоих приступ нездорового веселья. Даваясь от смеха, Гакт объявил перерыв. Дитя же придумало новую игру - перебегать из одного угла в другой как можно быстрее, при этом врезаясь по дороге в как можно большее число людей. И все бы ничего, но к ней вдруг решил присоединиться Юдзо, а Ю взбрело в голову фотографировать эти соревнования по бегу с врезаниями. Гакт отловил сначала Юдзо, а потом и Юми-чан. Девочка сделала невинное кавайное личико и улыбнулась.

– Ча, это точно не твоя внучка? – спросил Гакт.

Юдзо влетело по полной, а ребенок был передан на руки Чаче со словами "ты привел, ты и следи за ней".

– Давайте уже работать! – рявкнул Гакт.

– Я не могу работать и нянчиться с ребенком одновременно, – отозвался Чача.

– Ну, слажаешь разок на концерте, делов-то. Нефиг было приводить с собой ребенка, – проворчал Гакт.

– Я слажаю?! Я?! Такуми, подержи ребенка! Ща я ему покажу, кто будет лажать на концерте! – ворчал Чача, настраивая гитару. – За столько лет не слажал, тут слажаю... За собой следи...

Такуми взял ребенка на руки, как Чача велел, но он с трудом представлял себе, что делать дальше, и посадил ребенка на диван. Какое-то время все сосредоточились на музыке...

– А где ребенок? – спросил вдруг Шинья в перерыве между песнями.

– Такуми, я же сказал, чтобы ты ее держал!

– Я ее только на минуточку на диван посадил!

– Под диваном нет.

– Под креслом тоже.

– А за пультом смотрели?

– Там тоже нет!

– Да где же она?! Брат меня убьет! А его невестка потом тоже меня убьет! Дважды!

– Успокойся, Ча! Проголодается – придет.

После получаса безуспешных поисков было решено, что надо искать в доме: из студии дитя явно уже утопало.

– Джон, сознавайся! Это ты ее куда-то упрятал за то, что она назвала тебя страшным, – мрачно пошутил Чача.

– Вообще-то, я обычно хорошо лажу с детьми...

– Конечно, – ввернул Ю, – вы же с ними где-то на одной ступени развития.

Джон швырнул в него диванной подушкой.

– Никак не можешь простить, что я сел на твои очки?

– Юми-чан, вылезай! Я тебя покатаю на Кумамоне! – крикнул Чача.

– Что-что? – спросил Шинья.

– А тебе что, жалко?

– Ну...

– Ребята, вы не эту барышню ищете? – раздался вдруг женский голос.

На пороге гостиной стояла сестра Гакта с Юми-чан на руках. Юми-чан довольно лопала данго. Судя по перемазанному личику, это была уже не первая порция.

– Юми-чан! – Чача взял ее на руки и прижал к себе, чмокнув в перемазанную щеку. – Где ты была?

– Данго! – объяснила Юми-чан. – Тетя дала мне данго!

– А ты сказала тете "спасибо"?

– Сказала-сказала, – улыбнулась "тетя". – Вы мне лучше скажите, как вы умудрились всемером потерять одного ребенка?

– Ну... – хором сказали "Цыплята", потупившись.

– Все с вами ясно. В другой раз, Чача-сан, сразу приводите ее ко мне.