… Я успеваю запрыгнуть в этот чертов вагон метро за секунду до того, как его ржавые двери с облупившейся краской резко закрываются, при этом чуть не зажав мою ногу. Стягиваю с головы черный капюшон и обвожу усталым взглядом душное пространство, ища свободные места. Все-таки найдя его, быстро прохожу в самый дальний угол и, плюхнувшись на свою многострадальную и вечно ищущую приключений задницу, начинаю рассматривать пассажиров. Какого черта это вдруг я стал интересоваться окружающим людом? Да ладно, похер. Сам того не заметив, к этому времени я уже убрал наушники в рюкзак и сейчас откровенно пялился на, кхм, «соседей».

Мда, колоритная обстановочка, ничего не скажешь – бомж, разлегшийся на пару мест сразу, какая-то шишка в дорогом костюме, читающая газету. Проститутка не самого свежего вида с бутылкой дешевого пива в руке, девочка-подросток с сигаретой во рту. Еще одна девчонка-подросток в наушниках и я. Я – Сид, самый обычный парень двадцати пяти лет от роду, работающий курьером в известном магазине и сейчас везущий товар владельцу, которому приспичило в час ночи заказать этот ебучий блендер.

Анорексичная девчонка с сигаретой сидит прямо напротив меня и усердно нажимает на кнопки АйФона последней модели. Да и по одежке можно сказать, что далеко не беднячка: кожаные сапоги на шпильке, короткий топ (хотя, чисто по мне, это не больше, чем лоскуток ткани) от какого-то мега-супер-крутого дизайнера, короткие шорты, что дают прекрасно разглядеть костлявую задницу курильщицы, и аксессуары. Много аксессуаров. Ну ахуеть, как много их! И очки, и длинные серьги, и кольца (почти на каждом пальце), и бусы, и сумка, и ремень, и браслеты… Выглядит, мягко говоря, дёшево. А если серьезно, то она выглядит не лучше той же шлюхи, которая сидит в двух метрах от нас. И дело не только в одежде, но и в лице – слишком уж яркий у нее макияж. Вот смотрите: синие тени, розовая помада, искусственный румянец на щеках. А кожа вообще загорелая донельзя! Ну что скажешь, курица на то она и курица. Я даже не хочу задумываться о ее родителях, ибо мне их жалко. Даже если ее мамаша такая же, все равно жалко. Ну да ладно, не мои проблемы, угу.

На соседней скамейке весьма удобно устроился тот самый бизнесмен. Ну вот с виду влиятельный такой дяденька – один только галстук, наверное, сотню, или две, баксов стоит. Я, блин, только одного не понимаю: зачем ему ездить в метро? Машина сломалась? Не вариант – у него их, как минимум, две штуки. Ладно, пофиг, обе сломались. Можно заказать лимузин, ну, на крайний случай, такси. Но вот в метро-то зачем?! Неужели для того, чтобы завтра в какой-то жалкой газетенке написали, мол, «Господин Правитель Всего Мира, также, как и простые смертные ездит в метро»? А это мысль… Ха, да я же гений! Я еще немного порассуждал бы над его видом, но дяденька вышел на этой станции. И знаете, я кое-что заметил. Пока он стоял рядом со мной, мне на глаза попался край рубашки с каплей крови на ней. Вот видите, всего лишь одна гребанная капля – и вся конспирация к черту. Да и черт с ним, в этом городе всегда так.

После того, как бизнесмен покидает вагон, перевожу взгляд на «ночную бабочку». Мда… Действительно, такие только в кромешной тьме и могут работать. Омерзение приходит с одного взгляда на нее: снова яркий макияж, не скрывающий огромного количества морщин, впалые синие глаза, растянутый рот с размазанной помадой ярко-красного цвета и какие-то лохмотья на теле. Выглядит стандартно. Знаете, в этих местах таких шалав можно встретить буквально на каждом угле. Стоят на трассе, как фонари – каждые пятьдесят метров. Но, в отличие от них, фонари обеспечивают проезжающих светом и годны хоть на это. А днем просто стоят – такие высокие и красивые. Так, все, уходим подальше от этой псевдофилософии и псевдопсихологии, пусть над этим философы ломают голову, им все равно заняться нечем. Не буду отбирать у них хлеб, угу. Вот опять смотрю на нее – и кожа мурашками покрывается. Такое ощущение, что эта, с позволения сказать, «женщина» – сенсей той нагламуренной курицы, сидящей прямо напротив меня. Аж тошно.

Скрашивает эту атмосферу гнили и фальши единственно искренний бомж. А искренен он в том, что на данный момент дрыхнет, и ему на все плевать. Да бомжам, по сути дела, всегда на все плевать. Живет где получится, питается чем выйдет, выживает как может. Достойно уважения? Не-а. Мог бы начать работать. Плевать кем – на заправке, за прилавком, да хоть посудомойкой в баре – пофиг! – но мог бы, это факт. Руки-ноги есть? Есть. Голова, туловище на месте? На месте. Так пусть валит вкалывать и не живет на чужие деньги, которые ему из жалости подбрасывают! Знаете, из всех пассажиров этого злополучного вагона, больше всего ярости я испытываю именно к этому бомжаре. Родился мужиком – стал никем. Вот таких реально расстреливать надо. Даже не шлюх, а вот таких безработных пьянчуг на улицах.

Последним живым объектом тут – исключая меня, конечно – является еще одна девчонка подросток в противоположном углу. Так и назовем ее? Ну нет, давайте, хотя бы, «Кесси», окей? В Кесси первым мне на глаза попались ее руки, забинтованные до локтей. Бинты сильно пожелтели, а в некоторых местах через ткань просочилась кровь. В основном, это были области локтя и пальцев. Боевые ранения, сразу видно. Но, какого черта?! Она же девушка! Вдруг я замечаю ее взгляд на себе. И ладно, если он был бы с укором или изучающим хотя бы, но нет же! Взгляд абсолютно пустой, а глаза – стеклянные. Такие пронизывающие, но в то же время абсолютно бесчувственные… Будто бы она видит меня насквозь: все мои падения, все мои грехи, все мои потайные мысли и эмоции. От этого взгляда мурашки снова пробежались по коже, а мне стало сразу как-то неуютно. Каюсь, мне стало страшно. И цвет редкий – светло серые. Подчеркну, совсем светло серые. Ну не скажу, что она красавица, но есть в этой девчонке что-то, симпатичная довольно-таки. Но не с таким же лицом! Нижняя губа разбита, левая бровь рассечена, глаза покраснели, вокруг глаз неглубокие мешки, а кожа совершенно бледная. Видать, тяжеленький денек сегодня выдался. Бедняжка. Хотя, с чего это я ее жалею? По Кесси видно, что она не терпит жалости к себе и сама вполне способна позаботиться о своей шкуре. Молодец, девочка. Вот если бы все люди были бы такими… Я снова коротко взглянул на бомжа и, хмыкнув, вернул свой взгляд на Кесси. Сейчас она достала телефон из кармана и, спрятав наушники, начала судорожно что-то печатать. Даже с этого расстояния я разглядел, что ее пальцы дрожали. Кесси то и дело бурчала новые ругательства, кажется, на немецком, и продолжала бить по сенсорным клавишам. На минуту она замерла, глаза ее расширились (как смайлик, да), а сама девушка перестала дышать. Еще некоторое время попялившись на экран, Кесси резко встала и вышла на следующей станции. Кроме ее «Luder» я еще услышал звук чего-то, разбивающегося о бетонный пол подземки. Кажется, это был телефон.

Пока, Кесси.

Через пару станций вагон покинул я (можно просто – Ваше Величество) и вдохнул в себя ночной воздух, выйдя на улицу. Проходя по безлюдной улице, я заметил недалеко детскую площадку и, не задумываясь, пошел к ней. Ничего не скажешь: скрипящие из-за ветра качели, ржавая горка и пара скамеек с давно прогнившей древесиной. Сев на одну из них, я закрыл глаза, вслушиваясь в звуки ночного города. Ах да, уже три часа ночи. Просто прекрасно.

Женщина лет тридцати пяти подходит к маленькому мальчику и, улыбаясь, треплет его волосы. Мальчик ежится и пытается отстраниться, но, заметив взгляд, полный укора, в исполнении своего отца, перестает дрыгаться.

– Сид, кем ты хочешь стать? –  наигранно заботливо спрашивает женщина.

– Счастливым, –  очень тихо, но уверенно отвечает мальчик, сжимаясь все сильнее под напором руки этой тети, которая ему совсем не нравится.

– Ты не понял вопроса, –  отец констатирует факт, но мальчику об этом неизвестно.

– Нет, пап, это ты меня не понял, –  уже совсем уверенно говорит Сид, за что тут же получает сильную пощечину.

Я резко открываю глаза и понимаю, что это было воспоминание. А, черт, ведь я так и не добился мечты. Что я имею? Да нифига. А метился в счастливцы. Ну, ничего, я еще покажу всем, что достоин счастья. Меня зовут Сид Вишес. Запомните это имя, вы еще услышите обо мне. Обещаю.

А пока, этот скрип качелей унесет меня в мир мечтаний и утолит жажду.

Я еще напьюсь из золотой чаши.