За горизонтом событий

A/N: мой фанфик про нейроэстетику*. (что значит, я выиграла о.о)

A/N: сайд-фикк «Orange is purple» ?

********

— Больше трёх дней. Где-то 76 часов, — сказал Роб, протягивая Майку руку, чтобы помочь встать на ноги.

— У меня было несколько предположений по этому поводу. Ты лучше любого из них, — улыбнулся Майк в ответ Робу, вытаскивая из кармана флешку.

Роб подумал, что перфекционизм Майкла однажды его убьёт.

— Чёрт, — пробормотал Майк, наклоняясь за сигаретами, выпавшими из кармана.

Роб быстро их поднял. Он выпрямился и посмотрел на помятую пачку в руке, отметив, что такие сигареты курит Честер. Внутри осталось две. Он вопросительно взглянул на Майка.

— Честер оставил их в студии, — ответил Майк, пожимая плечами.

— Тебе не зачем снова начинать курить, — сказал Роб. Хотя теперь стало понятно, почему одежда и волосы Майка пропахли табачным дымом.

— Ну... Я просто захватил их с собой. Как бы то ни было, я могу разок затянуться. Дашь одну?

— Нет. Никотиновая зависимость — последнее, что тебе надо с твоими лёгкими, — сказал Роб. — У Брэда в машине есть еда. Пойдём.

— Я не хочу есть, вообще-то.

— Как ты можешь быть не голоден после трёх дней тут?

— Несколько галлонов кофе отлично подавляют чувство голода.

Глядя на Майка, Роб насмешливо изогнул бровь, и подошел к новому внедорожнику Брэда. Как только он открыл дверь, запах тёплой еды и бумажных пакетов ударил ему в нос.

— Господи, меня сейчас стошнит. — Майк сморщил нос от запаха, прежде чем сесть на кожаное сидение и с облегчением вздохнуть.

После двух-трёх ночей без сна у него возникало странное чувство, будто кто-то, находящийся вне поля его зрения, следит за ним; какая-то тёмная фигура, которую нельзя увидеть, движущаяся вслед за его взглядом и всегда остающаяся в тени.

— Ну, как идёт спасательная операция? — раздался голос Честера из динамиков машины Брэда.

— Еле живой, но с нами, — ответил Брэд. — Мы заставим его поесть, и всё будет в порядке.

— Отлично, — с удовлетворением отметил Честер. — Майк, ты там? Я волновался за тебя, ублюдок. И Анна тоже. Кто в своём уме запирается в студии на три дня?

— Оставь его пока, Честер. Его всё равно в сон клонит от твоих разговоров. — Брэд толкнул Майка локтем в бок, чтобы вывести из ступора. — Увидимся вечером.

— Окей, пока, — быстро сказал Честер, очевидно вынужденный положить трубку.

— Мне нужно было время, чтобы отойти от всего этого, — объяснил Майк, хотя его никто не спрашивал.

— Да, нам всем иногда это нужно. Просто…неужели необходимо делать это именно так? Ты довёл своей выходкой Честера. Он срывался на нас всё это время и стал чуть ли не параноиком.

— Ну, съешь что-нибудь, — сказал Майку Роб, насильно впихивая ему в руки бумажный пакет с тёплым карри и пластмассовую вилку.

— Чёрт, почему вы кормите рок-звезду каким-то дерьмом? — спросил Майк, не обращаясь ни к кому в частности и ковыряясь вилкой в еде.

— Только потому, что карри выглядит как дерьмо, не значит, что так оно и есть, — философски заметил Брэд, прежде чем завести машину.

Майк с интересом смотрел, как пластикова вилка погружается в еду и практически без сопротивления прокалывает жирную поверхность кусочка мяса. Это определённо напоминает многое.

— Перестань глазеть и ешь, — ткнул его в плечо Роб.

Майка вытошнило на обшивку салона от несвежего кофе и еды, коробку с которой он почему-то старался уберечь. Его желудок опорожнялся с минуту, и на него всё ещё накатывали рвотные позывы. Как только Брэд остановил машину, он сразу же выбрался из нее, упал на колени на замусоренный газон в стороне от оживлённой улице, всё ещё чувствуя спазмы, но из него больше не вышло ни капли рвоты, даже тогда, когда он практически мог видеть свои внутренности через рот — жирные кишки и бледно-синие органы, которые выглядели как спущенные воздушные шары, и галлоны и галлоны крови. Была похожая сцена в Акире*, вдруг вспомнил он. Когда парень воображал, как из него вывалились внутренности.

— Разве мы тебя не предупреждали, что ничем хорошим это не закончится? — буркнул Брэд, вдыхая чистый воздух. Он посмотрел на Майка, скрючившегося на газоне возле машины, а затем послал Роба за ним.

Это очень странно.

— Пойдём, — успокаивающе шепнул Роб Майку.

Майк сжал руки в кулаки, зачерпывая пригоршни земли вперемешку с сухой травой, обрывками газет и конфетными фантиками. На него вдруг снизошло озарение. Тёмные формы, следящие за ним, вышли и оказались прямо напротив него, но были слишком сложными и нечеловеческими, чтобы их запомнить. Вещи стали огромными, а затем маленькими, будто у него был жар. Жар пришёл с другим странным ощущением. Ему казалось, что его голова становилась всё больше, больше, больше, но внутри неё застряло что-то ещё большее, причиняющее столько грёбаной боли. Такой же странный абстрактный кошмар он переживал лишь однажды, когда ребёнком горёл от жара. Это был ещё один ночной кошмар, преследующий его годами — человек в длинном чёрном пальто, пришедший вырезать его желудок…

Вся его жизнь пронеслась перед глазами, понял он, проигралась, как плохое кино. Не только то, что он видел днём, но и обрывки и разрозненные кусочки всех кошмаров, осевших в его памяти, а теперь объединившихся вместе и представших перед ним во всём своём отвратительном великолепии.

— Майк, ты что, хочешь, чтобы папарацци застали тебя в таком виде? — Роб решительно пытался поднять Майка на ноги, беспокойно оглядываясь по сторонам.

Это было прозрение? Мгновение его жизни, когда всё встало на свои места, когда он ощутил всю свою жизнь.

— Майк?

— Я в порядке, — слабо откликнулся Майк. Слова как-то странно ощущались во рту. Он взглянул в обеспокоенные глаза Роба, и не увидел там осознания того, что произошло. Майку хотелось показать ему так чертовски много всего, и он почти застонал, когда понял, что это невозможно.

********

— Что он сделал? — с недоверием переспросил Честер, подавившись диетической колой. Он пытался выглядеть спокойным. Но это было далеко не так.

— Поехал в Беркли*. Дал добро, чтоб его полностью обследовали. Там что-то связано с когнитивными науками или вроде того.

— Что? — недоумевая, переспросил Честер.

— Это офигенно, Чез. Нам придётся прервать тур, если Майк провалит тест, — хмыкнул Джо.

— И что нам делать с гастролями? Теми, что летом, — скептически спросил Феникс, пытаясь понять, было это шуткой или нет.

— Эй, они в этом институте будут делать всё, что он захочет, пока он будет им платить.

— И всё равно это идиотская затея.

— Может, у него кризис среднего возраста? Или что-то в этом роде, — осторожно предложил Феникс.

— Ему тридцать и он на вершине этого чёртового мира. Я поговорю с ним, — сказал Честер, вставая из-за стола.

— Он не станет тебя слушать, — спокойно заметил Брэд. — Я был рядом с ним почти всю прошлую неделю. Он помешан на нейроэстетике*. Не удивлюсь, если он и наш новый альбом засунет в МРТ, прежде чем выпустить его.

— Ты про тот аппарат, в который тебя засовывают, чтобы просканировать твой мозг? — нерешительно спросил Роб со страхом в голосе.

— Он нравился мне больше, когда был помешан на своём дизайне, — вздохнул Брэд. — Но ты и сам знаешь, как он. — Он посмотрел на Честера, и тот неохотно кивнул.

Честер с недоумением посмотрел на них, и в голове у него промелькнуло, что он единственный, кто не знает, как сейчас Майк.

********

Учитывая, что он хотел степень в области дизайна, а не иллюстрации, и то, что есть прямая связь между проектированием и возможностью использования, и ещё одна связь между этой возможностью и когнитивной наукой, которая включает в себя и нейроэстетику, охватывающую много тем, а так же то, что он делал в жизни… Всё это образует круг и привносит прекрасный смысл в его сознание.

Эта внезапная ясность по поводу многих вещей пока вполне его устраивала. Почему-то ему нравилась идея, что его ум может послужить другим целям, кроме как придумывать остроумные ответы для интервью.

— Как в университете? — спросил Честер, когда они вместе вышли из студии покурить.

Честер подметил, что Майк всё ещё курит ту самую марку сигарет, которую хотел бросил три месяца назад.

— По-разному.

— В чём именно?

— Во всём. То, как я запомнил Арт-Центр, настоящая жизнь, внешний мир. Всё совсем по-другому и практически нереально, — сказал Майк, задумчиво рисуя что-то большое сигаретным дымом в воздухе. — Там все смотрят на меня. Точно потому, что я успешный музыкант.

— Не заморачивайся на этом дерьме, — хмыкнул Честер. — Грёбаные заучки.

Майк спокойно улыбнулся. Что-то сломалось, и он больше не понимал, как возможно и дальше поддерживать дружеские отношения с Честером. Честер не читает те книги, которые читает Майк, он общается с другими людьми и ему вообще на это наплевать.

********

Майк больше не спал, хотя он не был в этом уверен, потому что его кошмары стали так разрушительно идеальны в своём ужасе. Количество книг, слов и звуков внешнего мира говорило ему, что ему стоит затаиться и ждать нового удара этого чего-то.

Он возвращался к этой мысли в течение трёх дней, которые он провёл в студии, за закрытой дверью и почти в полной темноте, освещаемой лишь двумя мониторами и лампочками на пульте. Часы становились минутами или вечностями, а он лишь делал из песен своей группы непонятный набор звуков, абсолютно случайный, будто они не были творением руки человеческой.

— Когда ты спал в последний раз? — взволнованно спросил Брэд, нарезая круги по захламлённой гримёрке за сценой, где они должны были выступать через десять грёбаных минут.

Майк только хмыкнул.

— Ты понимаешь, что ты ужасно звучишь? Я понимаю, что тебе нужно сдавать экзамены, но то, что ты занялся исследованиями как хобби, не может не мешать…

Майк улыбнулся, думая, что всю прошлую ночь читал «Игру в бисер», давно сдав все экзамены.

— Как он? — спросил Честер, направляясь по коридору к гримёрке. Он выглядел так же ошеломительно, как обычно выглядел перед концертами.

— Увидишь сам, — неопределённо махнул рукой в сторону Майка Брэд.

Честер закатил глаза при виде Майка: немного отсутствующий взгляд, сероватого оттенка кожа, растрёпанные волосы и дрожащие руки на коленях.

Майк чувствовал себя так, будто в его кровеносной системе было больше кофе, чем крови. Это не совсем хорошо, подумал он.

— Никто не может жить в книгах и работать в одиночку, — заметил Честер немного встревоженным тоном, роясь в карманах свои узких джинс. — Посмотри, что ты заставляешь меня делать.

Он привычным движением набрал жидкость в шприц, а затем впрыснул его в вену правой руки Майка. Брэд пропустил ту секунду, когда игла исчезла в руке.

Майку внезапно вспомнилась пластмассовая вилка, прокалывающая кусочки мяса в карри.

— Чёрт, что это? — спросил он Честера через несколько минут, с усилием делая глубокий вдох. Картинка перед глазами стала в десять раз чётче, чем обычно, и яркой настолько, что глазам было больно.

— Спиды, — честно ответил Честер, выбрасывая шприц. — Пора на сцену. И, чёрт побери, когда закончится их действие, иди спать.

— Господи, я чувствую себя так, будто стою рядом с собой, — хмыкнул Майк, поднимаясь на ноги.

— О, ты ещё ничего не видел, приятель. Но увидишь, мы это исправим. Пойдём.

Майк вышел из гримёрки вслед за Честером, глупо посмеиваясь. Снаружи было так много людей, как обычно бывает на концертах. Им не хватало места у сцены, они были везде вокруг него. Потные тела, тесно прижатые друг к другу, и лица с одинаковыми эмоциями.

Это действительно иронично, потому что Майк слышал, как трещит по швам его реальность.

********

Он не был уверен, как именно нашёл себя в этом, но он посещал курсы анатомии. Это вообще довольно круто — люди, столпившиеся напротив прозекторской, такие встревоженные и испуганные, хотя ничего плохого их там не ждало, просто пару трупов, демонстрирующие свои внутренности.

Майк вспомнил то видение, в котором его собственные внутренности покидали его тело через рот. Наверное, они выглядят в точности как эти, разложенные на столе. Можно засунуть руки в перчатках внутрь грудной клетки, вынимать оттуда органы и возвращать их в обратном порядке. Это заставляло его чувствовать себя неким жалким подобием бога.

— She’s had nice hands… — пробормотал сам себе Майк, с любопытством разглядывая ногти трупа и остатки розового лака на них.

Это была самая мрачная вещь на свете: бледная холодная рука, со сколотым местами лаком на ногтях, плавный переходящая в ту часть, где обнажались обесцвеченные мышцы; раскуроченная грудная клетка и голова, лежащая рядом с телом — маленькая и сухая, как изюм, разрезанная на две части.

Мозг исчез.

Мозг принесли в другой день в пластиковом контейнере, чтобы каждый мог потыкать его в своё удовольствие.

Никто не получал больше текстов песен от Майка после того, как он закончил курс анатомии на пять.

********

— Я никогда не говорил тебе пробовать все грёбаные наркотики, какие ты найдёшь! — сердито орал Честер на Майка, сгребая со стола все таблетки, порошки и сушеные грибы.

Анна смотрела на него с плохо скрываемым интересом.

— Есть кое-что… — задумчиво произнёс Майк. У него болело горло из-за таблеток, которые он глотал горстями, не запивая водой.

— Что?

— Что-то щёлкает у меня в голове временами, и мне чертовски это нравится, — попытался объяснить это Майк.

Честер искоса на него посмотрел.

— Ты знаешь, что такое озарение? — быстро спросил Майк. — Как много смысла оно привносит…во всё?

— Мне наплевать, — хмыкнул Честер. — Завязывай с этим, Майк, или это тебя прикончит.

— Я не хочу, — тихо прошептал Майк пропадающим голосом.

— С тех пор, как ты начал изучать мозг… — начал Честер, делая глубокий вдох. — Не хочешь объяснить, что происходит с тобой?

— Ты хочешь, чтобы я как-то это назвал? Навешивание ярлыков на вещи не делает их ничуть проще. Это просто иллюзия…

— Нет, чёрт побери. Я имею в виду… может тебе стоит обратиться за помощью? Может, есть какие-нибудь таблетки? — предложил Честер.

— Майк ещё долго смотрел на него после услышанного.

— Знаешь, Честер… Если бы были таблетки, которые заставили бы тебя пройти через это, я бы сам засунул их тебе в глотку.

— Ха-ха… Это не смешно, — попытался усмехнуться Честер, хотя в его глазах промелькнул страх.

********

— Имена. Все имена. — Майк говорил тоном, заставляющим его чувствовать себя невероятно уверенно. — Мы ведь оба прошли курс психологической диагностики. Но в этом вы точно лучше меня, — сказал он психологу, заставив её покраснеть. — Но мы оба знаем её принципы достаточно хорошо. Психических заболеваний, перечисленных в DSM-IV*, даже не существует в реальности. Это не больше, чем описание типичных случаев; ярлыки, навешанные на людей, не так ли? — Он немного наклонил голову, улыбаясь своей самой очаровательной улыбкой. Девушка только кивнула ему в ответ. — Я человек искусства. — Он неопределённо махнул рукой, обозначая грандиозность этого факта. — Все творческие люди немного безумны по своей природе. Жизнь рок-звезды как американские горки. Разные страны, лица, работа в группе, и только выступления каждый вечер заставляют чувствовать себя живым, этот поток эмоций… Знаете, это выматывает. — Она кивнула снова, взглянув на бумаги перед собой. В его крови нашли только слабые следы присутствия марихуаны и ЛСД. Звучит довольно безобидно. — Честно говоря, я боюсь, что ваше лечение может навредить моим творческим способностям. Я не могу позволить вам препарировать мой мозг, чтобы подогнать меня под шаблон. Мне бы не хотелось, чтобы неправильная доза Прозака разрушила мою группу.

— Он очень умный человек, — сказала им потом психолог. — Он мыслит несколько нетрадиционно, но в этом нет ничего страшного. Психологические стандарты не могут ограничить ум вроде его. Вы должны это понимать.

Всё, что понял Брэд, — девушка влюбилась в очаровательную улыбку Майка и его сияющие глаза, и теперь он проклинал этого самодовольного ублюдка.

Майк иногда отключался, пока Брэд вёз его домой и укладывал в постель рядом с Анной. Она мирно спала в своей кружевной сорочке и была похожа на куклу в человеческий рост. Брэд не мог не смотреть на выставленные у стены в ряд обнажённые манекены. Этот новый интерес Майка его пугал. Он и Джо сделали короткометражку с участием всех этих манекенов, коровьими мозгами и кишками, купленными по дешёвке в супермаркете, которые потом были засунуты внутрь черепов и животов кукол.

Короткометражка выиграла какую-то награду на каком-то фестивале.

— Это то, какие мы есть, — сказал Майк Брэду в конце видеосъёмок. — Много дерьма, спрятанного под тонким слоем кожи, которую мы считаем красивой. Но потом и она покрывается морщинами и всё это обнажается.

— Да, это… наверное, интересно, — слабо откликнулся Брэд. От вида торчащих из животов манекенов кишок у него подкашивались ноги.

********

— Что это такое? — фыркнул Честер, снимая наушники и со злостью бросая их на стол.

Роб хмыкнул. Феникс не придал этому никакого значения. Джо эта ситуация забавляла. Брэд подошёл к Майку, который сидел здесь же и пытался играть на расстроенной скрипке дрожащим в его руке смычком.

— Это то, что Майк теперь называет музыкой, — пояснил Брэд.

— Если это не звучит, как Топ-40, не значит, что это не музыка, — попытался защититься Майк.

— Эй, добро пожаловать в твою мейнстримовую группу, и твои фанаты не ждут от тебя индастриала или что бы это там не было, — осуждающе сказал Честер. — Warner Bros.заменят тебя двойником, если ты продолжит писать нечто подобное. И я не смогу их даже обвинить в чём-то, ты понимаешь?

— А откуда ты знаешь, что они уже это не сделали? — с вызовом спросил Майк, наигрывая что-то отдалённо напоминающее какое-то классическое произведение, название которого Честер никак не мог припомнить. — Может, старый Майк гнил в этом вонючем подвале, пока я сидел и составлял план, как покорить мир?

Честер сердито махнул рукой, прежде чем уйти из комнаты и не возвращаться туда сегодня.

********

— And if you give me half a chance...— напевал себе под нос Майк, идя по коридору с футляром из-под скрипки в руках и в чёрном пальто. — I'll drag you down and leave you lying down there with no arms and no legs...

Ему было интересно, что же это было. Эта вещь, которая делала его таким. Не то чтобы он задавался этим вопросом каждый день. Он не мог спать, есть, он не мог сидеть на месте и не мог что-то делать. Он не мог писать музыку как раньше и рисовать по-старому. Его новая картина, вся состоящая из одних только рисунков глаз, получила своё название. Шизофрения. Но он быстро его отверг.

Что бы это ни было, это делало всё, что он чувствовал вокруг себя, очень реальным и нереальным одновременно.

Он остановился у окна. Снова это. Кроваво-красное небо и дождь, дождь из осколков стекла, которые ударялись об окно с таким звуком, который он не слышал никогда ранее. Он посмотрел на улицу, всю покрытую кристальной массой осколков стекла, слабо отражавших красное небо.

Те, кто оказался в это время на улице, были уже давно порезан на куски. Реки крови текли вниз. И ему ужасно хотелось быть снаружи, даже если этого снаружи не существовало совсем.

********

— Я вижу дождь из стекла, — сказал как-то Майк за утренним кофе. — Будто… осколки стекла сыплются с неба вместо воды. Иногда, ночью, я думаю, что и звёзды падают на Землю.

Анна смотрела на него с раскрытым ртом и тостом, поднесённым к нему.

— Это на самом деле… преследует? Это слово сюда подходит? — нерешительно спросил Майк.

— Ты имеешь в виду, что видишь это под наркотиками? — осторожно спросила Анна.

— Нет, я просто вижу это. Даже сейчас. — Он подошёл к окну за её спиной, где снова было видно кроваво-красное небо, а осколки стекла царапали окно с уже знакомым ему звуком.

Он принёс в студию много странных вещей, чтобы попытаться повторить этот звук. Он бил стеклянные бутылки, пепельницы, статуэтки и тарелки рядом с сэмплером, но всё это было не то. Затем он попросил Честера покричать так, будто его режут живьём. Это было достаточно близко, но всё равно не то.

— Майк, ты же не думаешь… — осторожно спросила Анна, глядя на него с такой нежной заботой в глазах, словно он был ребёнком, — …что ты всё ещё способен контролировать ситуацию? Может, тебе стоит…

— Обратиться к кому-то за помощью?

— Да, да, именно это я и имела в виду.

— Мне ничего не болит. И меня ничто не беспокоит…

— …Но это не нормально.

— А что вообще нормально? Полагаю, мы все в некотором роде уникальны, — заметил Майк.

********

— В конце концов, я мог бы заняться исследованиями влияния музыки, — задумался Майк, расслабленно прослушивая дюжины версий вокала одной из песен Linkin Park.

— Когда? Разве ты недостаточно занят? — без особого энтузиазма спросил Брэд.

— Классическая нейроэстетика утверждает, что искусство возможно благодаря тому, что человеческое восприятие ошибочно, как и у любого другого живого существа, — проигнорировал вопрос Брэда Майк, продолжая раздумывать вслух. — Единственное отличие человеческого уровня в том, что мы можем развивать свой вид как творцов. Люди, играющие на несовершенстве мозга… Но… Разве это не научный взгляд на вещи? Искусство и эмоции как ошибки… Изучение эмоций давно в прошлом, нейроэстетика идёт к их пониманию. Есть специальная часть мозга, отвечающая исключительно за музыкальные предпочтения. Это не ошибка. Это просто есть. Ты просто рождаешься с этим. Ты приходишь в этот мир с ожиданием услышать музыку.

— 34 хорош, — указал на экран Брэд. — Тот, где Честер поёт с британским акцентом.

— Тебе не интересно, для чего она служит?

— Кто? — бесцеремонно переспросил Брэд.

— Музыка. И механизм её восприятия нашим мозгом. На первый взгляд, это не играет никакой адаптационной роли…

— Потому что так сделал Бог.

— Что? — Майк моргнул, словно выйдя из транса.

— Ты меня слышал.

— Ты шутишь. Ты ведь никогда серьёзно об этом не задумывался. Кроме того, Бог — это не научно.

— Но не для обычных людей, — хмыкнул Брэд. — Поэтому они не задумываются над этим и спокойно живут дальше. Возвращайся к работе, Майк.

********

— Там? — спросил Честер, двигаясь в направлении студии звукозаписи.

— Да. Как долго он там? Со вторника? — спросил Брэд.

— Снова три дня, — пробормотал Феникс, с тревогой поглядывая на запертую дверь.

— А как было в туре? — обеспокоенно спросил Брэд у Честера, намекая на его сайд-проект, который отнимал всё больше и больше времени, что вместе с развивающимся безумием Майка не шло на пользу Linkin Park.

— Хорошо, — неохотно ответил Честер. — Вы думали над тем, что можно выломать дверь? Откуда нам знать, что он вообще там?

— А у нас есть варианты? Не собирается же он остаться там до конца жизни… — сказал Феникс, и только потом понял. — Чёрт, нет…

— Он никогда ничего с собой не делал, — сказал Брэд. — Он не такой. Я имею в виду, что он не в депрессии.

— Он сошёл с ума. Он может сделать всё, что угодно, — сказал Честер, многозначительно покачав головой. — Послушай, Майк! — крикнул он через дверь. — Либо ты выходишь оттуда, либо мы сами туда зайдём. Выбирай.

— Не думаю, что он тебя слышит. Тут звукоизоляция.

— Чёртова звукоизоляция! — воскликнул Честер и пнул ногой дверь.

Ответа не последовало. В конце концов, дверь выломать они не могли. Майк заперся там в одиночестве почти два дня назад. Все их демо-записи исчезли, жёсткие диски теперь содержали только бесконечные цепочки нолей и форматировались уже по несколько раз.

********

— Я уже тебя не понимаю, — сказал Честер, присаживаясь за обеденный стол и скользя кончиками пальцев по его полированной поверхности, словно пытаясь найти следы лежавших здесь наркотиков.

— А когда-нибудь понимал? — спросил Майк.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы пришли из слишком разных миров, чтобы быть в состоянии понять друг друга. В принципе.

— Я думаю…

— Ты думаешь неправильно. Всё всегда строилось на нашей непохожести. Рок и рэп. И ты это понимаешь, — сказал Майк, разведя руки.

— Ладно, хорошо, — неохотно согласился Честер. — Хорошо. Но ты изменился. И не в лучшую сторону, кстати.

— Ты надеешься, что я извинюсь?

— За то, что уничтожил половину материала, который должен был стать нашим новым альбомом? О да.

— Там всё неправильно.

— Да?

— У меня есть что сказать миру, — проговорил Майк, переводя взгляд то на лицо Честера, то на стену за его спиной, но, в конце концов, остановился на кроваво-красном небе за окном. — Более важное, чем эта фигня о чувствах.

— Мы думали сказать людям то, что они хотят.

— Мне наплевать на людей.

— Да, я заметил.

— И в любом случае, ты не можешь им сказать то, что они хотят. Возможно, однажды. Возможно, однажды мы сумеем создать какое-то окончательное искусство, которое будет сводить людей с ума за секунды. Но пока у нас есть только интуиция, которой мы можем руководствоваться.

— Хорошо. Это то, что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать о волнующих меня вещах. Я полагаю, это потому, что я схожу с ума.

— Тебе не нужно быть таким. Ты можешь попросить о помощи. Ты всё ещё можешь снова стать нормальным, Майк, — практически умолял Честер, что так ему не шло.

— Но это и есть я. А иначе, куда пропал нормальный Майк, когда я стал таким? В некотором смысле он мёртв. И вернуть его можно только убив меня. Я не хочу умирать так.

— Значит… так всё закончится? — обеспокоенно спросил Честер.

— Думаю, что я вскрыл бы себе вены. Но в мире ещё слишком много интересных мне вещей.

Честер потерял дар речи от этого признания.

— Я хочу показать тебе кое-что, — сказал Майк, вставая со своего места и направляясь к двери.

Честер неохотно последовал за ним. Они спустились в подвал и вошли в абсолютно пустую студию: там не было ни холстов, ни красок, ни кисточек, только четыре свежевыкрашенные белые стены, деревянный пол и свет, льющийся из окна под потолком, сквозь которое было видно голубое небо над их головами.

Из-за кроваво-красного неба за окном и дождя из осколков стекла, которые видело больное сознание Майка, он собирался остаться здесь навсегда.

— Знаешь… — начал Майк, глядя на Честера, неохотно осматривающего пустую комнату. — В некотором роде, ты моё величайшее произведение.

Честер искоса взглянул на наблюдающего за ним Майка, и хотел было что-то сказать, но Шинода его опередил.

— Я взял тебя в группу и воплотил в тебе свою идею вокалиста. Я убедил тебя показать миру свою тёмную сторону, я помог тебе сделать её привлекательной, разве не так? Я позволил тебе дать название моей группе, я подарил тебе крылатого солдата, я убедил тебя набить языки пламени на твою кожу, которые навсегда там останутся.

Честер ошарашено на него смотрел широко раскрытыми глазами.

— Но в тебе всё ещё есть вещи, которые я не изучил и не потрогал.

Честер застыл на месте, прерывисто дыша, когда Майк обошёл его кругом и остановился за спиной.

Прикосновение холодного металла было последним, что Честер ощутил в своей жизни.

********

— The gun in your back is a gat, and if you move, I'll blow your brains through your hat, — напевалсебеподносМайк.

— Господи, каждый раз, когда он поёт ту песенку, мне хочется пнуть его, чтоб он заткнулся, — сказал один охранник другому, когда они уходили, оставив Майка в камере, закованного в наручники.

— Ты имеешь в виду Шиноду? — спросил другой охранник у них из-за спины, держа в руках сигарету.

— Он так облажался. Он, должно быть, ненавидит других парней. Ему ведь пришлось променять славу и удачу на камеру в тюрьме до конца своих дней.

— Говорят, он просто не в своём уме.

Звякнули ключи, когда охранники закрывали дверь, чтобы выйти покурить.

Майк был на своём рабочем месте, напротив него сидел известный убийца, закованный в наручники. Они были на безопасном расстоянии друг от друга, и он голодными глазами смотрел на Майка. На столе между ними стояли цветы. На столе лежали вьющиеся ветки плюща, с которых они должны были срезать каждый листок, а потом прикрепить их все на место. Это утомительное занятие якобы подходило, чтобы успокоить их.

Здесь было так много времени подумать над этим, и Майк думал, разрезая листья на слишком мелкие части, что прикрепить их назад. Так много времени, чтобы вспоминать о внутренностях Честера, которые он видел и трогал руками, смотрел на его мозги на полу, образующие самую сложную картинку, которую он когда-либо видел. Его лучший друг испачкал пол его студии таким завораживающим образом. Мысли и ужасающие воспоминания превратились в лужу серой грязи одним лишь нажатием пальца на курок. Какое ничтожное усилие необходимо, чтобы разрушить так много.

Искусство так скоротечно. Это всеобщая черта человечества. Довольно скоро на планете не останется следов человека, люди исчезнут, шрамы сотрутся временем и никто не сможет рассказать ничего о тех, кто был здесь.

Плющ покроет всё.

Всё ещё оставались вещи, которые он не понимал. Позже он будет сидеть напротив Брэда, отделяемый от него лишь пуленепробиваемым стеклом и слезами, бегущими по лицу Брэда, и вопрос «Почему», эхом повторяющийся в голове Майка снова и снова, и Майк понимал, что не знает ответа.

Но теперь он здесь, и у него есть целая вечность, чтобы всё выяснить.

Он посмотрел на плющ в его руках, на тонкие красные листья. Красные, как и всё вокруг него. Красные, как глаза и как его собственная кожа. Именно так он видел мир после убийства Честера.

Кроваво-красный.

Дождь из стекла прекратился. Всё затихло. Тишина, спокойствие и темнота в его сознании. Эхом повторяющийся вопрос «почему» был единственным звуком.

Почему.

Он будет об этом думать. Сегодня, и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра. Это всё, что осталось ему до конца жизни. Он будет искать ответ, хотя даже сейчас знает, что его нет.

Ответы бывают редко.

Если вообще бывают.

********

A/N: (тут будет длиннее, потому что мне нужно дать дисклеймер половине текста)

Название — песня Ian Boddy.

Текстпеснивзятиз Acumen Nation — No Arms No Legs

Цитата «Только потому, что карри выглядит как дерьмо, не значит, что так оно и есть» заимствована из из фанфика Crossinglinesавтора Monkeybarrel (и да, я на самом деле помню это и нуждаюсь тут в дисклеймере — меня пугает, что я помню цитаты из фанфиков, которые читала три года назад о_о)

Конец связи.

*************

Примечания переводчика:

Тут некоторые сноски, если лень искать что-то в гугле. Да и в гугле не всё понятно :D

* Горизонт событий — невидимая сфера вокруг чёрной дыры. Её поверхность — своеобразная «точка невозврата».

*Нейроэстетика — молодая наука, выделившаяся из нейронаук и изучающая то, как наш мозг воспринимает искусство и красоту в целом, почему что-то мы считаем красивым, а что-то нет.

* «Акира» — манга и снятое по ней в 1988 году аниме. У главного героя — Акиры — постоянные кошмары, в числе которых и тот, где у него вываливаются внутренности.

* Калифорнийский университет в Беркли — общественный исследовательский университет США, расположенный в городе Беркли, штат Калифорния.

*DSM-IV (Diagnostic and Statistical Manual of mental disorders) — Руководство по диагностике и статистике психических расстройств.