Серега опаздывает. Третья смска с извинениями. Но, «Жди! Ща буду! Прям ща!». И я жду, с досадой поглядывая на часы. Ну вот, второй сеанс в 3D уже пропустили. Теперь только последнего дожидаться. Допивая третий кофе, я лениво листаю на планшете ленту в твиттере. В моей дохуя толерастной ленте разговоры, собственно, только об одном: про того учителя уволенного. Ну, я рад, что история как-то еще возмутила народ. И вроде там с чуваком дело замяли. Но я-то знаю: не только его одного уволили из страха перед ебанутым законом. Сократили еще одного прекрасного преподавателя. Просто потому что «Паш, ну ты понимаешь». И Паша понял. Ну и как-то стух. Он без детей не может вообще. Ему бы своих.

Задумался. Кофе на дне. Заказал еще. И мысли, мысли потекли рекой: «Бляди, – думал, – Ебаные бляди! Какого хуя им вообще надо знать, кого я люблю?! Кого Пашка любит?!». Ведь главное, всем реально похуй было на Пашу и его мужа. И сын Валеркин в том же лицее учился, и все нормально. Ну, не распространялись уж там сильно, конечно, но и не было никакого шума, так, максимум пьяные шутки на праздниках в духе, «А как Вам, Павел, наш физрук? Достаточно ли привлекателен в таком, сказать, духе?..» Обычная хуйня. Так в бухой компании любому может перепасть в дежурном порядке.

А потом, как в Питере депутаты охуели, у нас тоже всякие слухи поползли. И всем открытым сразу нахлестали по роже. Мол, хуле ты мне тут щас вот это все ваше пропагандируешь? Че хочешь, то и делай, а прав никаких у тебя нет, и не требуй даже, это, блин, теперь пропаганда.

«Ебаные гандоны. Мудаки! Сволочи! Вот они, ебаный в рот, настоящие пидорасы!»

И, вспоминая Пашу, я еще вспомнил невольно институтские годы и ту загадочную историю, приключившуюся со мной в 2002-м. Я только восстановился на третий курс. Группа новая. Знают друг друга еще с лицея или какого-то спецкласса, хер знает, может, с курсов? В общем, тусовка чисто своя такая, районная. Но еще был один парень.

Саша Вертер не вписывался. Вроде и был со всеми, а вроде и соблюдал дистанцию. И держался всегда очень спокойно, доброжелательно. Много улыбался. На лекциях я часто пытался сесть поближе к нему, но не получалось – девчонки со всего потока липли к Саньку, как мухи. На перемене его вообще было нереально отловить – постоянные дела, какие-то терки на кафедре с преподами, туда-сюда, какие-то деньги…

Пару раз мы с ним стояли рядом в столовой, и однажды Саша передал мне салат с весов. И улыбнулся. И меня аж пробрало. Не в том даже смысле. Вот вы, когда-нибудь встречали людей силы? Таких, от которых идет поток непрошибаемой веры в себя, истинного спокойствия и какого-то дзена даже... Вот он такой, этот Саша Вертер. До сих пор такой.

Тогда в декабре я совсем отчаялся закрыть зачетную сессию без сторонней помощи. Пиздец был по всем фронтам. Вот тебе и второй шанс, бля! Денег на покупку лаб и контрольных у меня, конечно же, не было. Родители о таком даже слышать не хотели, с Пашкой я только расстался по причине идеологических разногласий и, соответственно, занять у него не мог. Но какая-то наличность поднакопилась, и тут меня парни в курилке снабдили ценным советом:

– Че офигел? Ты ж с Факиром в одной группе учишься! Он тебе еще и скидку сделает, по-любому.

– Кто? – я не понял. – Какой Факир еще нахуй?

– Да Саня Вертер. Мажорик такой в пиджаке и с шарфом, знаешь?

Оказалось, Саша – местный «Гарри Поттер». Решал любые вопросы вплоть до деканов. Сам он, кстати был круглый отличник, преподы от него тащились, все на мази, короче.

Ну, я подумал, пиздец. Как вот его поймать? Может, прям на паре передать записку?

Решил подойти после сопромата, все равно последняя пара. И тут просто сам Будда вмешался – так было нужно – мы с Сашей в буквальном смысле столкнулись лбами у дверей закрытой аудитории: я – из курилки, он – с половиной пирожка в одной руке и пластиковым стаканчиком кофе – в другой. После себя преподаватель в кабинет никого не пускала.

Саша приятельски улыбнулся, сдувая с носа длинную черную челку. Я смотрел на Вертера, как будто он меня зомбировал. Да так и было, бля! Его глаза – это какая-то херня невероятная, мне просто страшно стало в них смотреть. Они в какой-то момент синие, потом зеленеют, доходя до цвета охры. А с другого угла посмотреть, как будто карие, или фиолетовые и отсвечивают радугой. Голова от них кружилась, от этих глаз.

Вот же пиздецкие у него линзы, подумал я, а он принялся быстро поедать пирожок.

– Ща, погодь. С едой просто слишком нагло уже будет, – он сделал жадный глоток кофе и запихал в рот последний кусок.

– Саша, у меня к тебе вопрос есть, – решился, наконец, я. – Точнее, дело.

Он уже открывал дверь аудитории и строил глазки преподше. Так и так, типа, больше не будем, очень кушать хотелось там...

– Давайте, мальчики, берите контрольную, Вертер – первый вариант решай, Стебельков – второй, – бросила Евгения Петровна с раздражением. – Потом не говорите, что не успели. Сами виноваты будете.

«Ебана! Самостоятельная! Мне пиздец»

– Эй! – Саня, тронул меня за локоть, прежде чем пробраться на свое любимое место в самом «партере». – После пары тебя подожду.

Я вроде и обрадовался, а в то же время соображал, что у меня есть сегодня с собой по сопромату. Оказалось, даже учебника нет. Ну, я-то думал, лекция, поэтому и не взял. Про самостоятельную забыл конкретно. Попал, короче.

Я крутился, мудрил че-то с напряжением в поперечном сечении бруса. Нихуя так и не понял вообще. Оставалось пять минут, а ни одну из трех задач я так и не решил. Два с половиной листа только испоганил. Я уже совсем отчаялся. Мало того, что лаборант Буровой мою контрольную потеряла, еще и самостоятельную завалил. Плакала стипуха в следующем семестре.

Зачем-то я продолжал нервно грызть ручку. А потом увидел, как прямо на парте передо мной появляются символы Mk =. Яркие, словно кто-то писал раскаленным золотом по коричневому шпону. Я вздрогнул, чуть не отскочив. Кирилл, сидевший слева, посмотрел на меня, как на дурачка. Он что ли не видел?! Совсем слепой? Или что, это у меня одного глюки?! Я в ужасе глядел на одногруппников – все, как один, горбились над самостоятельной. Вдруг поймал многозначительный взгляд Саши Вертера. Он еле заметно кивнул и улыбнулся правым уголком рта.

Я глядел на парту и не верил своим глазам: там было аккуратно выведено решение первой задачи моего варианта. Я кинулся записывать и по мере того, как моя ручка скользила по клеточкам страницы, текст исчезал, заменяясь решением второй задачи. Потом третьей. Ее я, правда, так и не успел переписать полностью, но ответ на всякий случай в конце обозначил. Хотя бы тройку поставит. Если, конечно, Вертер решил правильно.

В том, что это было его рук дело, я не сомневался. Не знал как, (блять, как?!), но он это сделал. Кличка еще у него такая: Факир. Неужели весь универ знает?! Да ну, не похоже.

Я сидел в ступоре весь остаток пары. Золотые письмена исчезли без следа, а я все никак не мог оправиться от шока. Может же быть какое-то научное объяснение фактам? А то какие-то прямо «Секретные материалы».

Я смотрел на него, не отрываясь. Ощущая, почти физически, волну настоящей силы. Мощной, уверенной, какой-то даже древней. Кто он? Иллюзионист? Шаман? Факир, ха! Как и когда обнаружил эту силу?

Мой взгляд, должно быть, прожигал ему затылок: Саша обернулся, посмотрел на меня озорно и одновременно снисходительно. Потом подул на ладонь, – и с нее порхнула тропическая бабочка. Огромная – каждое крыло размером с тетрадный лист переливалось сияющим сапфирово синим, плавно переходя в благородно-золотой! Такого окраса я не видел даже на картинках, черт возьми!

Как и горящего текста на парте, никто из одногруппников не замечал бабочки, как она кружила под потолком, порхала над затылками усердно строчащих за преподом ботанов. Я аж подскочил от неожиданности, когда бабочка, снова сделав несколько кругов под потолком, села прямо ко мне в тетрадь, развернув свои огромные невероятные крылья. Я дотронулся до кончика одного – и словно ткнул пальцем в дым – в месте касания цвет будто бы смазался, как слой масла на холсте. Я подул на мираж, и бабочка без следа растаяла в воздухе.

Пара закончилась – я поспешил занять место в очереди жаждущих сдать, досдать, договориться, отпроситься – словом, отхватить напоследок кусочек преподского внимания. Утешительных новостей мне Буровая не сообщила.

– Да ты пойми, Стебельков, щас вот ко мне тут толпы таких умников пойдут, удобно так – на лаборанта все валить! Нет у меня твоей контрольной. На вот, сам смотри.

Она вывалила на стол толстую кипу папок и файлов со всего потока. Я принялся с надеждой их перебирать, и вдруг почувствовал сзади то самое колебание пространства. Резко обернулся и поймал Сашин нереальный взгляд.

– Ты расслабься, я жду, – успокоил он, аккуратно обматывая вокруг шеи красный клетчатый шарф. Я уже почти дошел до конца стопки, когда он возник справа от меня, спокойно взял один файл и протянул его преподше.

– Евгения Петровна! Вот же Лешина контрольная, – сказал он добродушно. – Просто подписано бледновато. Смотрите.

Буровая откровенно смутилась. Как-то даже покраснела. Еще бы: практически уже заставляла меня переписывать и перечерчивать всю контрольную заново. А оказывается, зря!

– Ну, ладно, вот что, Стебельков, – произнесла она, смягчившись. – Я ее сегодня проверю, а завтра после третьей пары на кафедру загляни, посмотрим, как у тебя там с баллами дела обстоят.

– Спасибо, – произнес я обалдело, совершенно на автомате.

Вертер первый резко развернулся и зашагал прочь из аудитории. Я догнал его в коридоре.

– Завтра, короче, подойдешь к ней... – бросил Саша, не глядя, – Здорово, Костян. Че, как сам? – пожал руку качку с четвертого курса. И снова мне: – ... короче, подойдешь, и когда она тебе скажет, что все-таки ее потеряла, прикинься лопухом. Скажи, что я типа свидетель, и ты не виноват типа. Все она тебе поставит. Ну так что, какое у тебя ко мне дело было?

– Ну, вот она, – офигел я от неожиданной смены темы.

– Так, ну это как бы «за счет заведения» будет. Еще что?

– Динамика, водоснабжение, расчетные схемы – перечислил я.

– Не вопрос. По пятьсот за предмет – и радуешься жизни.

Парни были правы: Саша мне скинул пятьдесят процентов. Я не знал, почему. Было приятно думать, что я ему понравился. Ну не просто же так была эта бабочка?

Черт, а может, я совсем с ума сошел? Вижу всякое. Ответы к задаче на парте, ну бред!

Крепкая Сашина рука уверенно сжала мое худое плечо.

– Дыши, чел, – сказал. – И не такое на свете бывает, поверь мне.

Потом мы с ним курили около станции, и я хотел, очень хотел, блять, но не знал, как спросить. Надо было сказать что-то, не упускать момента.

– Когда деньги нести? Могу сейчас отдать.

– Давай сейчас, – Саша равнодушно затянулся, поправил черную челку, чуть было не подпалив. – А вообще, когда тебе удобно. Я не голодаю.

Возникло приятное ощущение, что ему вроде как не наплевать, и может, это он так, чисто для успокоения совести берет эти несчастные полторы штуки?

– Тогда вот, – я достал из внутреннего кармана куртки две тысячи.

– Сдачи нет, – предупреждающе заявил Вертер, но бумажки все-таки взял. – А хочешь, я тебе на 500 рублей будущее покажу? За это обычно дикие деньги с людей деру. Для тебя вот, можешь считать, специальная акция.

После формул на парте, бабочки и контрольной, конечно, я хотел увидеть будущее! Мало того, я ему еще и верил. Боялся всю дорогу до Планерной, но сгорал от нетерпения.

Саша жил в пятиэтажной хрущевке на четвертом этаже. Дворик тихий, ничем, кроме полураздолбанной баскетбольной площадки, не отличался от соседних. У престарелой консьержки сидела подруга; Саша поздоровался с бабульками. Те, в ответ, довольно заулюлюкали.

Перед квартирой Саша едва успел достать из кармана ключ, как дверь распахнулась и мимо нас тараном пронеслась невысокая худенькая девушка в яркой розовой куртке, рыжая, с бритым затылком и густой косой челкой. Вертер едва успел схватить ее за руку.

– Что, и не поцелуешь даже? – спросил он, лукаво.

Рыжая рассмеялась, обнимая его за шею и чмокая пирсингованными губами.

– На йогу же опаздываю, – рванула снова, но Саша еще крепко держал ее за талию. Она играюче сделала вид, что наступает ему на ногу шпилькой сапога.

– Напугала, – он наклонился, забираясь губами и носом в складки ее шарфа и целуя девушку в шею. – Когда будешь?

Пожала плечами.

– Димасик меня заберет, пойдем струны смотреть, – выпалила небрежно, но донельзя демонстративно.

– Так вы с Димасиком, – Саша странно заулыбался. – Без меня пойдете?

– Так ты же вроде с клиентом, – девчонка кивнула на меня.

Он тоже бросил на меня беглый взгляд.

– Я с ним закончу уже к тому времени.

– Все равно не возьмем, – настаивала она. – У нас с Димасом типа свидание.

– А Оля?

– А что Оля? – рыжая сначала сильно удивилась, потом засияла: – Оля супчик такой приготовила! С фрикадельками! Я, кстати, ей 500 рублей отдала за прошлую неделю. Они шашлык покупали, помнишь?

Саша кивнул.

– Ну, да.

– И что-то еще было... Ага, – девчонка угрожающе сощурилась. – Димас просил передать, чтобы ты гнал штуку ему на струны.

– Да он охуел, сколько можно их рвать? – ругнулся Вертер.

– Сань, ну че за херня? – надула губки. – Реально без баса играть не можем нихуя!

Он чмокнул ее прямо в кончик носа-картошки.

– Отдам я, че, когда он там домой?

Она посмотрела на экран новенького кругленького телефона от Siemens.

– Да уже скоро должен. Ой, он же усилок новый притащит!

– Смерть соседям, – хохотнул Саша.

– Ты че, ебнутый? – она смотрела на него, как на дебила. – Мы ж не будем дома репетировать.

Он потрепал ее по волосам.

– А то я тебя не знаю. Захочешь же попробовать.

Улыбнулась. Видимо, в точку Саня попал.

– Ну, я побежала, короче. Ой, нет, ты! – ткнула в меня пальцем. – С Саньком осторожно. Он людей убивал.

И унеслась вниз по лестнице. – Алиса! Капюшон хотя бы надень, там дубак! – заботливо крикнул ей вслед Вертер.

Мы втиснулись в квартиру. Саша щелкнул выключателем: лампа под декоративными рогами тускло осветила коридор. Он очень галантно, словно я был дамой, помог мне снять пальто, и едва оно попало в его руки, как тут же и исчезло в недрах стенного шкафа.

Прямо над дверью с потолка свисал ловец снов из снежно-белых перьев, окаймленных радугой.

– Алиса делает, – с одобрением сообщил Саша, заметив, что я глаз не свожу со странной вещи. – Этот безумных денег стоит. Не продает нифига.

– Она кто вообще? – спросил я, медленно осматриваясь.

– На дизайнера учится, – не совсем то, что я хотел узнать, но пока сойдет.

Коридор казался узким из-за многочисленных полок с разными статуэтками, картинками, открытками, сувенирными сигарами и флягами. Кажется, был там какой-то револьвер.

– Со всего света, – объяснил Вертер, словно читал мои мысли. – Все спрашивают.

Я откровенно пялился на коллекцию, забыв, что рот нужно хоть иногда закрывать.

– Ты так много где был!?

– Да дохуя где. Пойдем, там в комнате карта.

Разматывая на ходу клетчатый шарф, он проводил меня в просторную не то гостиную, не то больше мастерскую и усадил в желтое кресло рядом с журнальным столиком.

Еще через минуту прямо передо мной возник огромный кальян с двумя трубками.

– Из Ирана притаранил, – скаламбурил Саня, я хохотнул.

– Это для будущего?

– Для него самого.

Из древнего серванта была извлечена жестяная табакерка, а из нее – жирный лимонный табак отменного качества, по словам Санька. Он вытирал полосатым полотенцем пальцы, когда в комнату заглянул молодой мужчина высоченный, под два метра ростом, подтянутый, в домашних шортах и без футболки. Он был рыжий, стриженный под ежик, в прямоугольных очках с черной оправой. Веснушки на носу и плечах. Я притих, разглядывая его во все глаза.

– Дон Алехандро, – позвал он смачным густым басом. – Не уделите ли мне минутку?

Саша невозмутимо раскуривал кальян, не обращая на того никакого внимания. Тогда рыжий подошел вплотную и плотно прижался к Вертеру со спины, обнимая за плечи и скользя руками поперек ребер, вниз, к талии и ниже, ниже.

– Где деньги, Зин? – еле разобрал я его шепот Саньку на ухо.

– А ты поищи, – рассмеялся тот, подставляя шею поцелуям.

– Серьезно, что ли? – прыснул Дима, забираясь в карманы Сашиных джинсов. Нащупав две бумажки, он разделил их и протянул одну обратно.

– Возьми две, – отказался тот. – У тебя же типа свидание сегодня.

– Ой, – Дима закатил глаза. – Не еби мозг!

Но бумажки аккуратно сложил и сунул в карман шортов. Потом резко развернул Санька к себе, сгреб его в охапку и поцеловал взасос, да так смачно, что мне захотелось отвернуться. Да, пожалуй, нужно отвернуться, думал я, но смотрел, как они целуются, как Саша прижимается к Диме, отвечая ему. Я смотрел на них со стыдом, но в то же время и с большим облегчением: с Саньком можно было не прятаться, не скрывать себя. Я расслабился. Как же здорово-то! Саша свой. Точно свой. Вне всяких сомнений.

– Дим, погодь, ну Диман – шептал Вертер, отрываясь от губ рыжего. – У меня дело ща.

– А че, Алиска тебе запретила приходить? – спросил Дима как-то грустно.

– Ага, говорит, у вас свидание. Че, погуляете вдвоем, я вам нужен, что ли?

– Но ты вечером-то дома будешь?

– Ммм... А я еще не решил, – с наслаждением пропел Вертер. – Не знаю. Скорей всего, да. Курсач одной девочке надо дошаманить. А что, были какие-то мысли на этот счет?

– А я девушкам возьму киношку прикольную, а мы с тобой – в Контру, а? – Дима довольно покусывал Сашкино ухо. Его совершенно не смущало мое присутствие. Я словно превратился в невидимку, вещь, предмет мебели.

– Я «за», – Вертер вынырнул из Диминой хватки. – Только прямо сейчас не могу, человек ждет.

При слове «человек», я сбросил оцепенение и что-то промямлил в качестве приветствия.

– Я пойду тогда.

Дима кивнул мне и вышел из комнаты, а через секунду снова возник на пороге:

– Там кстати Олечка такой суп приготовила – офигеете просто.

– Алиска уже сообщила, – Саня улыбался. – Все, иди уже, не мешай работать.

Он сел в кресло напротив и снова принялся раскуривать кальян, а меня разбирало дикое любопытство.

– Значит, Дима – твой парень, – я с восторгом разглядывал полки с сувенирами и подписными изданиями классиков, рядами томов фантастической и фэнтезийной литературы, коллекцию холодного оружия на одной стене, грандиозную инсталляцию аниме-культуры – на другой.

– Димас, – Саша затянулся, – друг детства.

– А Алиса? Сестра? – предположил я.

– Жена, – выдохнул густое облачко дыма. – Гражданская.

Я кивнул, как-то с трудом переваривая информацию. Алиса – жена Санька, но сегодня у нее свидание с его другом, с которым они тоже спят? Где тут логика?

– Забей, – посоветовал Саша, снова настроившись на мои мысли.

Мы принялись дымить кальяном, и я ждал откровения о будущем с минуты на минуту, но нет, полчаса мы просто курили. Разговаривали.

– Значит, расстался с парнем, – разглядывая причудливые дымовые узоры, медленно произнес Вертер. – Потому что ссыкло трусливое, да?

Я дернулся. Вот умеет же все-таки Саша произвести эффект неожиданности!

– Чего застыл? – он смотрел прямо на меня, буравил этими невозможными радужными глазами, теперь почти черными из-за нереально широких зрачков. – Ведь это же твои мысли! Что, не вру же?

Я покачал головой. Затянулся. Ну, пиздец. Как он это делает?!

– Точно, факир, – прошептал я почти про себя, но он услышал. Рассмеялся клубами дыма.

– А ты что думал?

– Ты кто вообще? – я задал не дающий мне покоя вопрос.

– Потомственный колдун в двадцатом поколении, – хрипло хохотнул он в ответ, и почему-то верилось. – Жалеешь, а? Что порвали?

– При чем тут вообще мой бывший? – я попытался возразить, но он жестом перебил меня.

– Ты все поймешь – пообещал, делая еще одну глубокую затяжку. – Погоди, сейчас нас еще раз отвлекут, и все будет.

– Что значит, убивал? – отважился я снова.

Он довольно хмыкнул.

– Она преувеличивает. Припугнул чувачка, а тот по пьяни еще и белочку словил – ну и пиздец. Что я могу сказать? Алкоголь зло.

– Что за чувак?

– Отчим, – на лице и в голосе ни капли сочувствия. У меня мурашки по коже забегали от ненависти в одном этом слове.

Саня был прав, минут через пятнадцать хлопнула дверь, вроде не входная, но тоже где-то в коридоре.

– Олечка! Солнце, – Вертер вскочил со своего кресла, подхватывая на руки невысокую брюнетку с аккуратным отросшим каре в длинном розовом пеньюарчике с розочками, каком-то уж слишком откровенно-домашнем, соблазнительном.

Ей было около двадцати трех. Маленькая, овальная, с большими томными глазами; пухлые приятные губы очень мило двигались, когда она говорила-ворковала. Ее женственность была абсолютна, идеальна. Даже я, голубее всех голубых, почувствовал интерес. Я, наверное, даже переспал бы с ней. Вот тебе и педик, подумал.

Они очень нежно и трогательно целовались, он поправлял бретельку пеньюара и потом легко проходился губами от круглого плечика к шее. Олечка томно вздохнула.

Я снова почувствовал себя невидимым.

– Са-аня? – протянула она. – Поговори с Димой, а?

– Чего такое? – он с нежностью смотрел на нее.

– Ну опять он меня с маникюром динамит. Я затрахалась уже отменять.

Она даже, когда ругалась, была милая. Невозможно милая.

– У тебя во сколько маникюр? – его руки скользнули под атлас.

– В семь, – отозвалась она с удовольствием в голосе.

– Я посижу с Машуней, – пообещал он. – А у Димаса с Алиской свидание, не будем их трогать.

Оля как-то надулась.

– Я тоже, может, свидание хочу. И на репетиции. Я, блин, совсем уже окуклилась, никуда не хожу вообще...

Он нежно погладил девушку по плечам.

– Хочешь, пойдем завтра в Пушкинский? Посмотрим, что там?

Она нахмурилась, потом посветлела.

– Да, пойдем. Уговоришь Димаса с Машуней посидеть?

– Ну, конечно. Алиска тоже вроде дома будет. А Димасу, хочешь, я такие глюки устрою, он у тебя еще долго образцовым мужем будет. Дмитрий Лавров – семьянин номер один! Глас с небес – это я могу.

Она рассмеялась. Очень нежно так. И мило.

– Не надо гласа. Ты просто с ним поговори, ладно?

Саня кивнул. Она чмокнула его еще раз в губы, повернулась ко мне:

– Супчик потом приходите есть.

И скрылась в проходе, откликаясь на громкое «Ма-ма-ма-ма...»

– Идет мама, идет-идет, – ворковала Ольга, уже где-то совсем далеко.

Мы снова курили, а из глубины огромной квартиры доносилась песенка Бременских музыкантов:

– Ничего на свете лучше не-е-ту, чем бродить друзьям по белу све-е-ту!..

– Выдыхай и смотри на дым, – приказал Саня. На этот раз никаких вопросов я не успел задать. Их было так много, но я не решался. И только глядел в этот дым и видел, как проносится время. Как нашу свободу, по капле, выдавливают из нас, будто зубную пасту из тюбика. Выжимают остатки... досуха. Закрывают горячие линии. Дети прыгают с крыш, травятся. И увольняют учителей, хороших учителей, клеймя их педофилами, пропагандирующими гомосексуализм. Чуть не стошнило, когда я увидел, как молодого парня избивают ногами и засовывают ему в жопу пивные бутылки. Одна входит, разрывая очко, он орет, на второй просто вырубается, и третья торчит из его дырки розочкой. Они глумятся, харкают, ржут, подкладывая картон и чиркая зажигалкой…

– Геев надо сжигать, а их сердца закапывать в землю! И пепел развевать по ветру.

– Получается, что если я и моя жена говорим нашим детям, что наша семья – такая же, как все, нормальная, нас можно штрафовать на пять тысяч рублей. А потом повторно. И еще кто знает, сколько раз?

– Хватит! – заорал я, задыхаясь от слез. Когда начал плакать? Как это получилось? Неужели может быть ТАК ДИКО?

– Ну как? Охуенчик? – Саша сделал глубокую затяжку.

– Пизда, ебаная пизда!

Больше я ничего не мог сказать. Отдышаться бы.

– Знаешь, Леха, – произнес он на выдохе, – обычно я после работы провожу с клиентами процедуру... Промываю им мозг, короче. После этого они помнят, что я им помог, но как именно – не помнят. Но вот ты... Нет, я хочу, чтоб ты этот опыт сохранил. Чтобы понимал, к какому полному говнищу сейчас ведет нашу страну твоя позиция. Ну и чтоб осознавал свою долю ответственности в общем пиздеце. Сечешь?

– Ну а ты то? Чего скажешь? Так всем направо-налево рассказываешь про вашу семью?

– Не афиширую, но и не скрываюсь, – спокойно ответил Саня. – Но если кто-нибудь начинает сильно возникать – влияю, конечно.

– С твоей способностью легко быть откровенным! А вот попробовал помочь кому-нибудь, у кого полный пиздец?

– Каждый день помогаю, вообще-то, – ухмылялся Санек, развлекаясь колечками дыма. – Да и с хуя ли мне пальцем о палец ради тебя ударять, если ты даже родакам ссышься открыться?

Я проглотил обиду. Ну а что? Ведь правильно он говорил. Ссыкло я.

Ссыклом и остался. До сих пор ведь. Встречаюсь с парнем, а людям вру про девушку в другом городе. Есть даже подставная подруга. И знает про меня лишь пара близких друзей. Коллектив мягко говоря не гей-френдли, так что какой тут нахуй камин-аут?

Но тем не менее, я осознаю. С горечью, досадой, злостью на собственное малодушие, осознаю свою ответственность. Понимаю, что пара миллионов таких же ссыкливых гандонов думает, как я, поступает как я. Молчит в тряпочку. И наши же друзья, близкие, не зная нас настоящих, таких, какими нас создала природа, ненавидят образ, картинку, концепт, созданный госзаказом. Ненавидят фантом, фантик, гротеск.

А страдаем мы. Те самые, кто молчит.

И он видел этот замкнутый круг. Задолго. Всегда видел.

С Вертером дружим до сих пор. Иногда бываю у ребят. Живут сейчас вчетвером с Димой, Олей и Машуней. Алиса прописалась в специальном заведении для особенно творческих личностей. Я не знаю, разошлись они с Сашей, или нет.

Я размешал остатки кофе, допил в один глоток. Кивнул официантке, чтобы повторила.

Серега опаздывал. Из динамиков доносился ремикс из Бременских:

– Тем, кто дружен – не страшны тревоги! Йо-Йо!

Нам любые дороги доро-о-ги! Нам любые дороги доро-о-ги!