В квартире холодно. Лин аккуратно снимает свою короткую куртку, скидывает кеды и проходит в дальнюю комнату. Свет нигде не горит, все окна плотно закрыты шторами. Она тихо шмыгает босыми ногами по коридору, доходит до плотно закрытой двери и чуть медлит. Она не знает, проходить ей или нет, несмотря на то, что ее позвали. Чувствует себя неловко.

"Может, мне вообще не рады?" — Лин опускает голову, поджав губы. Но потом, отогнав лишние мысли, уверенно дергает за ручку и тянет дверь на себя.

В комнате сильно накурено. На диване валяются вперемежку грязные и чистые вещи, вывернутые наизнанку. Стол захламлен бескрайним количеством книг, кружек с кофе и пепельниц. Она никак на это не реагирует — давно привыкла.

— Ты сегодня быстро, сестрица, — голос заставляет ее непроизвольно вздрогнуть. Лин повернула голову и увидела брата в балконном проеме с сигаретой. Сидит себе на пороге. За спиной виднелся плед, очередная кружка, пепельница, книжка и какой-то маленький целлофановый пакетик.

— Так получилось, Дэн, — в голове слышатся нотки вины и немного...обиды. — Я просто была как раз недалеко.

— Оправдываться будешь на смертном ложе и перед святошей с ключами, который нас-то точно в рай не пустит, — парень хмыкает, тушит сигарету и встает. — Так что забей. Есть хочешь?

Девушка послушно кивает.

— Пойдем, покормлю.

Единственное место во всей квартире, в котором сохранялась стерильная больничная чистота было кухней. Небольшое помещение в светло-голубых и белых тонах. На окнах были плотно закрытые жалюзи кремового цвета. Дэн рылся в холодильнике, пока Лин, сидя рядом с окном на стуле, смотрела в окно, чуть приподняв пальцами жалюзи.

— Что ты там все смотришь? — спрашивает парень, переворачивая шкворчащее в масле мясо на сковородке.

— Просто смотрю, — отвечает Лин и закрывает жалюзи. — А что? Тебе что-то не нравится или это запрещено?

Дэн не отвечает. Он достает две тарелки, накладывает салат и мясо. Выуживает из маленького бара бутылку Chivas и два пузатых бокала. Кладет вилку и ножик рядом с тарелкой сестры и садится напротив. Открыв бутылку, тянет носом аромат — это некий ритуал, как уже давно заметила за ним Лин, — и наливает чуть-чуть сестре, потом себе чуть больше половины.

— Вкусно? — спрашивает, смотря как Лин доедает отбивную и кивает.

"Как будто ее не кормят", — про себя хмыкает Дэн и делает маленький глоток.

— Когда доешь — приходи, — говорит он, берет бокал, бутылку и уходит на балкон.

Он постоянно забывает сколько ему лет. Биологический возраст — кажется, шестнадцать или семнадцать — давно забылся где-то в ящике вместе с документами, удостоверяющих личность.

Дэн присаживается снова на порог, открывает пачку сигарет, закуривает и закрывает глаза. Нет-нет, ему не хочется спать, не хочется ничего, даже так. Он просто готовится к тому, рассказу, который будет вынужден выслушать.

Слышатся тихие неуверенные шаги: все ближе и ближе, как будто крадутся. Парень приоткрывает один глаз, чуть улыбается сестре, которая держит бокал двумя руками и машет рукой, приглашая на плед.

— И что же у нас случилось? — Он жадно глубоко затягивается два раза, снова закрывая глаза.

— Он ушел, и...я не знаю, почему и за что. Не понимаю, почему это ему не нужно...

— Не нужно что?

— Мои чувства, — Лин облокачивается о деревянную стену балкона и вздыхает. — Я не знаю, что сделала не так. Я ведь просто сказала правду и все. И...если ему это не нужно — я все вынесу сама. Правда-правда!...

Он слышит этот рассказ не первый раз. Слова разные — суть одна и та же.

— Мы давно вместе, ты знаешь. Раньше он был другим. Совсем другим...

На этом моменте Дэн движением фокусника выуживает из того пакетика два косяка. Один предлагает сестре. Та отрицательно качает головой. Он пожимает плечами и снова закуривает.

Все, что он видит — бескрайние просторы, снежная пустыня — леденящая душу пустота красоты. Вероятно, стоит отдать должное их привязанности — ему было бы наплевать, если бы он не переживал это вместе с ней.

— Он не звонит мне уже неделю, Дэн..почему я не счастлива?

— Знаешь, в чем проблема с пазлами? Ты либо не подходишь никому, либо слишком многим. Если никому, то тут хоть тресни — можно стараться до крови сточить края, сгладить острые углы, но картинка всё равно не сложится, а если многим, то почему-то всегда не той стороной, и вроде всё равно, что никому, — он выдыхает голубой дым в косой потолок и снова закрывает глаза. Мысли становятся воздушными, невесомыми, а голос слышится будто со стороны, как если бы его слушали на автоответчике, ну или говорил кто-то другой.

— Вот и все. Чего ты хотела? Сколько раз я тебе говорил, что правда никому не нужна? Миллионы раз. скажу в миллион первый, может, тогда поймешь, — Дэн задумывается, а потом добавляет: — Хотя вряд ли.

— Говорят, что для того, чтобы быть счастливым, нужно быть честным, — задумчиво говорит Лин, делая маленький глоток янтарный жидкости. Она крутит бокал из стороны в сторону, смотря как жидкость бьется о прозрачные стенки.

— Как ты думаешь, почему дети счастливы всегда? — не то чтобы ему надоедает вести эти разговоры, он просто считает свою сестру не слишком глупой, даже, наверное, совсем не глупой, поэтому, что может быть лучше, чем наводящие на ответ к своему собственному вопросу фразы? — Почему они быстро все забывают?

— Я не знаю. — Шепчет сестра в ответ и допивает. Ставит бокал на плед и садится рядом с братом, головой ложась на его колени. Дэн медленно перебирает темно-рыжие волосы тонкими пальцами, гладит шею.

— Счастье в неведении. Собственно, именно поэтому многие взрослые люди тоже счастливы, правда, до поры до времени.

Они никогда не спали. Если у них и были какие-то отношения помимо родственных, то, пожалуй платоническая любовь — духовная связь или что-то вроде того. Максимум — поцелуй в опьянении, но и тот Лин, право, вряд ли вспомнит.

Дэн заплетает из коротких волос маленькие косички, потом своими же пальцами их расплетает и расчесывает. Его это действие тоже успокаивает, завораживает. Весь этот спектакль — если можно так сказать, — лишь для того, чтобы показать, что... Ну не все так уж и плохо.

— Скажи, брат, а ты... Ты счастлив?

— Я счастлив только тогда, когда ты рядом.

— У тебя всё также никого нет?

— Ну, почему же никого? У меня есть книги, сигареты, кофе. Ты на худой конец. Чем не жизнь?

— Неужели у тебя нет того, кого бы ты любил также, как я? Ради кого бы ты вставал с утра пораньше? — сонно спрашивает сестра и закрывает глаза.

— А тебе-то какая разница? Ревнуешь? — Дэн усмехается, перекладывает сестру на кровать и накрывает пледом. Ложится рядом и продолжает гладить. — Спи давай.

Лин заворачивается в одеяло поплотнее. Она часто сюда приходит — за помощью, советом, утешением. Иногда даже спит — и это единственное место, где ей никогда не снились кошмары. Её слегка дергает в судороге, перед тем как она провалится в бездну Морфея и, возможно, будет видеть цветные картинки, а может, будет спать также, как и ее брат — в темном помещении, где есть лишь только голос, который что-то постоянно говорит. Сны наркомана.

Дэн садится поудобнее, смотрит на спящую сестру и, чуть улыбаясь почему-то думает, что хорошо, если она никогда не узнает, что тот самый человек, ради которого он каждый день встает и ради которого он готов еще жить, которого он любит также, как и она, так это сама Лин.