Остаться отражением

Двое чужаков пытались расспрашивать местных жителей на улицах ирландского городка. Они стучались почти в каждую дверь, обращались к редким прохожим, но… иногда им отвечали грубо и односложно, чаще — попросту игнорировали гостей.

— Мы никогда ничего не узнаем...

— Ещё не время огорчаться, Льюис, мы здесь всего час.

— Мистер Драмли, этого часа было достаточно. На что мы вообще рассчитывали, когда ехали в эту глушь? — вопросил совсем юнец ещё Льюис.

— В порту Бристоля ты таким вопросом не задавался, — сказал мистер Драмли, сняв цилиндр и протерев лысину.

— Я думал, что наша цель — Дублин.

— Но ведь так и есть! Дублин-апон-Дорха.

— И до настоящего Дублина отсюда «всего» сто двадцать миль, знаю. Я тоже слушал извозчика…

Льюис вдруг поморщился, схватился за виски, прильнул к стене и тяжело задышал. Мистер Драмли выхватил из кармана пузырёк с маслом, дал ему подышать, а когда Льюис открыл глаза, обеспокоенно спросил:

— Тебе хуже?

— Нет. Всё в порядке.

— Говори меньше и тише, как советовал доктор.

— А вам лучше привыкнуть к этому и перестать волноваться, как тоже советовал доктор.

— К твоим приступам невозможно привыкнуть. Давай оставим препирательства и пойдём дальше.

— А если снова ничего не выйдет?

— Не попробуем, не узнаем. Тем более, тебе известно, что этот занадочный Койрел для нас последняя надежда. Или мы зря десять лет искали его следы по всей Англии?

Они пошли вверх по узкой улице, плотно застроенной с обеих сторон двухэтажными ветхими домами. Здесь никого не было — даже уличных птиц. Вокруг стояла подозрительная и для глуши тишина. Казалось, ещё немного, и она могла бы стать осязаемой, похожей на скрывавший даль туман.

Беспокойства прибавляли прикованные к ним взгляды людей-теней. Наблюдатели прятались в окнах за занавесками, смотрели через щели в ставнях, скрывались за подоконниками.

Под пристальными взглядами незримых горожан они поспешили несколько раз свернуть и вскоре вышли к мосту. На противоположном берегу речушки Дорхи возвышалось настоящее поместье, ничем не похожее на остальные здания. Кованая ограда, небольшой сад вокруг, массивное каменное крыльцо — этот двухэтажный «дворец» из красного кирпича походил на маяк среди тумана и серых убогих домишек горожан. Кто здесь жил? Не посетишь — не узнаешь.

Попытки достучаться до жителей особняка долго ни к чему не приводили. Сколько бы мистер Драмли ни колотил в дверной молоток, никто не торопился открывать. Лишь спустя четверть часа петли слегка скрипнули.

— Хвала Создателю! Приветствую, моё имя Джонатан Драмли. Со мной мой бывший воспитанник Льюис Лоутон. Мы разыскиваем господина Койрела….

Дверь захлопнулась, стоило произнести фамилию. Льюис попытался заглянуть в замочную скважину и в окно над дверью, но разглядеть ничего не удалось. Раздосадованные, они уже спустились с крыльца, как вдруг дверь распахнулась полностью. На пороге стояла пожилая женщина во вдовьем платье и белоснежном чепце.

— Это вы разыскиваете доктора Койрела?

— Д-да… — мистер Драмли взлетел обратно по лестнице, — м-моё имя Джонатан Драмли…

— Зачем он вам?

— Он единственный может помочь моему другу, мэм.

— Так уж и единственный? В Лондоне перевелись толковые медики?

— Откуда вы знаете, что мы из столицы?

— Я прожила в Лондоне не один десяток лет. Тамошний говор для меня роднее, чем ирландский язык.

— Прошу, — вмешался Льюис, — помогите.

Старушка оценивающе осмотрела обоих. Мистер Драмли её интересовал в меньшей степени: упитанный седеющий во всклокоченных бакенбардах болезненного вида и с чудовищными мешками под глазами мужчина, прятавший залысины под цилиндром. Куда пристальней она всмотрелась в Льюиса: худощавый юноша вовсе не походил на больного человека внешне, а пышущее жизнью лицо выдавало в нём энергичного человека.

— Уже смеркается. У вас есть ночлег?

— Мы наймём комнату и…

— Мистер Драмли, верно?

Тот кивнул.

— В нашем городе нет постоялого двора, но даже если бы и был, никто бы не сдал вам комнату.

— Отчего же?

— Как думаете, насколько гостеприимными будут доедающие картофельные очистки ирландцы к двум сытым англичанам, ещё и лондонцам?

— Считаете, что мы виноваты?! — возмутился Льюис, но тут же попятился, поморщившись и схватившись за голову.

Мистер Драмли поспешил снова протянуть ему масло.

— Значит, доктор Койрел нужен молодому лорду?

— Откуда вы…

— Насколько долго он болеет?

— Простите, но такие вопросы…

— Это наследственное в его семье?

— Вам что-то про нас известно?! Откуда столько точных вопросов?

Вдова покивала, немного подумала и отступила, открыв проход. Поразмыслив мгновение, Люьис, уже распрямившись, сделал смелый шаг вперёд, вынудив подчиниться и бывшего воспитателя. Присланная хозяйкой горничная забрала у них верхнюю одежду и проводила к гостевым комнатам. Это были две крохотные спальни, где кроме кровати и комода ничего не помещалось. Однако желание прилечь после долгой дороги затмило все неудобства.

После отдыха, вечером, хозяйка позвала обоих на ужин.

***

Когда мистер Драмли вошёл в столовую, Льюис уже сидел за столом, запустив одну руку в светлые волосы, а второй пытаясь ослабить душащий воротник. Он морщился, тяжело дышал, что-то нашёптывал.

— Тебе хуже? — всполошился бросившийся к нему бывший гувернёр.

— Я слышу… — простонал Льюис.

— Что?

— Г-голоса… много голосов. Они что-то шепчут мне… я не понимаю их… что-то про вас…

— Молчи, от разговоров тебе будет только хуже.

— Н-не могу… их десять… нет… больше… слушать… я с-слышу их недавно… но уже… схожу с ума…

Льюис сильнее зажмурился и даже на мгновение прекратил дышать. Однако стоило войти хозяйке, как ему стало легче. Когда две горничные расставляли тарелки, он уже хорошо себя чувствовал.

— Прошу простить моё промедление…

— Ни в коем случае! Мы благодарны за ваше гостеприимство, госпожа… — сказал мистер Драмли, запнувшись.

— Ах, да. Где же мои манеры! Мэйред О’Каллаган. А это мои хорошие помощницы. С Броной вы уже знакомы, она помогала вам найти свои комнаты, а теперь познакомьтесь с Киарой.

— Приятно познакомиться…

— Ох, не нужно. Они не знают английского, за исключением нескольких слов.

— Как же так?

— В этих местах мало кто владеет английским. Но довольно разговоров, давайте сначала поедим.

Предлагать дважды не потребовалось. Гости набросились на еду, как коршуны на добычу. Последний раз поесть довелось ещё в порту Бристоля перед посадкой на пароход. Первый за два дня сносный ужин пришёлся кстати.

— Какими голодными иногда бывают сытые англичане…

— А вы не очень похожа на доедающую очистки ирландку.

Мистер Драмли с укором посмотрел на Льюиса, но миссис О’Каллаган, кажется, отнеслась к этому снисходительно и даже улыбнулась.

— И всё же, перед визитом к доктору Койрелу ответьте, молодой господин страдает от семейного заболевания? — попросила она, когда все уже отложили приборы.

— Позвольте говорить мне, чтобы не спровоцировать приступ. Льюиса терзает семейное… сумасшествие.

— Вот как?

— Ни в одной лечебнице помочь ему не смогли. Приступы случаются всё чаще, становятся всё тяжелей.

— Но разве сумасшествие можно вылечить?

— Доктор Койрел может.

— Откуда такая уверенность в этом?

— Десять лет отец Льюиса, достопочтенный парламентарий Лоутон, оплачивал поиски подходящего доктора. Льюис лежал в десятках лечебниц, но это не помогло. Тогда мистер Лоутон не поскупился даже нанять сыщиков, чтобы собрать сведения обо всех врачах, какие только могли бы помочь. Пришлось продать одно из поместий, чтобы оплатить эти усилия.

— И что же?

— Едва получив адрес, мы с Льюисом тут же отправлялись на приём, а люди сэра Лоутона продолжали поиски новых контактов. Однажды в архивах мы натолкнулись на сведения о том, что десять лет назад на коронации её величества Виктории присутствовал тот самый доктор Койрел.

— И как же он попал на коронацию?

Вопрос прозвучал несколько странно. Судя по голосу, миссис О’Каллаган будто бы хотела не узнать, а уточнить уже известный ей факт.

— Королеве его представил некто сэр Мултон, уверявший, что тот умел исцелять даже душевные расстройства. После этого последовали поиски самого сэра Мултона. Его направили на службу в Индию, поэтому возникли некоторые трудности с перепиской. Мултон указал нам, что последний известный ему адрес Койлера — Бирмингем. Оттуда следы повели нас в Йоркшир, и в итоге полгода назад мы получили новый «последний адрес».

— И он здесь?

— Верно. Господин Лоутон ждёт от нас вестей и готов заплатить любые деньги ради своего сына.

Хозяйка дома замешкалась, явно желая что-то спросить, но сомневаясь в тактичности вопроса.

— Матери нет, — отрезал Льюис.

— Миссис Лоутон очень давно умерла.

— Соболезную.

— Спасибо. Она была очень светлым и добрым человеком, но страдала от той же болезни, что и её сын. С годами она совершенно сошла с ума, начала слышать голоса, а потом… случилась одна трагедия. Именно поэтому нам так важен доктор Койрел, и именно поэтому мы ищем врачей уже десять лет.

— А если Койрел не сможет вам помочь?

— Продолжим поиски.

Все трое замолчали. Тишина тяжёлым грузом легла на плечи. За окном в сумеречной темноте холодный ветер мотал из стороны в сторону кривые ветки деревьев, нагонял тучи на блеклый полумесяц. Тёплая освещаемая огнём камина столовая казалась единственным во всей Ирландии, а может и во всём мире, укромным уголком. Забавно, как чужое жилище может стать столь уютным и родным.

— К сожалению, сейчас доктор Койрел… в отъезде. Да, именно так. Но вы пришли в правильный дом. Можете остаться до его возвращения.

— Когда он вернётся? У нас не так много времени.

— Я знаю, но помочь ничем не могу. Он… не сообщил мне о… сроках своей поездки.

— Но как же…

— Я согласен, — вклинился Льюис, — если этот доктор Койрел сможет помочь, я потерплю, сколько нужно.

***

В доме Койрела гости не испытывали нужды ни в чём. Стоило лишь попросить, и горничные приносили любую вещь. На гостей распространялся только один странный запрет — не открывать зеркала, завешенные покрывалами в день их визита. Мистер Драмли пытался разузнать о причинах, но внятных объяснений так и не услышал. В конце концов, он списал это на какие-то местные «дикарские» суеверия.

Городок Дублин-апон-Дорха оказался совершенным захолустьем — здесь не было даже рынка. Весьма кстати миссис О’Каллаган, которую бывший гувернёр считал экономкой Койрела, предложила книги. Особенно она рекомендовала одну потрёпанную и тонкую, однако мистер Драмли предпочёл начать с более привлекательных внешне томов. Возможность почитать появлялась редко, только пока Льюис спал.

Его всё чаще мучили приступы, всё более явственно стали прорезаться голоса в голове. Они говорили что-то о спасении, наперебой повторяли имя мистера Драмли, но ничего точного не сообщали. Теперь это уже не походило на обычное душевное расстройство. Раньше он жмурился от боли, но теперь почему-то перестал. Приступы всё ещё протекали адски болезненно, но веки будто переставали слушаться. Более того, теперь мистер Драмли видел, что во время приступа глаза Льюиса обесцвечивались, а в углах проступали кровавые слёзы. С болезнью срочно нужно было что-то делать.

И мистер Драмли пытался. Во время приступов он всегда был рядом, и даже когда болезнь ненадолго отступала, всё равно оставался в одной комнате и был готов в любой момент положить на лоб мокрую тряпку, напоить водой, накрыть ещё одним одеялом или наоборот открыть окно. Ему было не привыкать — так он жил уже несколько лет, чем изрядно подрывал здоровье, но иначе не мог.

«Если нужно, костьми лягу», — приговаривал он каждый раз, когда Льюис просил его не усердствовать.

Однако миссис О’Каллаган твердила одно — ждать. До самого вечера она не выходила из своей спальни. Лишь несколько раз мистер Драмли нарушал её покой, и всегда заставал в молитве у самодельного алтаря. Может, она и сама не верила, что доктор Койрел появится?

— Когда же он вернётся?! Ещё немного, и мы просто уедем! — как-то возмутился мистер Драмли, куда-то провожая экономку.

— И кому вы сделаете хуже? Мистеру Койрелу или своему драгоценному воспитаннику? — осадила его миссис О’Каллаган.

— Мы находимся здесь уже две недели! Благодарим за гостеприимство, но доктор точно уехал ненадолго?

— Не повышайте на меня голос. Я ничего вам не могу сказать.

Бывший гувернёр тяжело выдохнул, смирившись с тем, что тайну отъезда доктора Койрела открывать ему не намерены.

— А вы, миссис О’Каллаган? Тоже уезжаете «ненадолго», чтобы пропасть на две недели?

— Вовсе нет! — ответила она, застёгивая пальто. — Я вернусь уже вечером.

— У вас назначена встреча?

— Вы догадливы. Мне нужно навестить одного знакомого.

В глазах мистера Драмли мелькнула надежда.

— Это связано с доктором Койрелом?

— Да. Мне нужно… хм… посоветоваться.

Прямолинейный ответ сначала обескуражил, но тут же заставил броситься помогать. Бывший гувернёр заботливо подал шляпу и зонтик, а затем услужливо открыл дверь.

— Зеркала. Не трогать. Пожалуйста! — проговорила на ломаном английском Брона и вышла следом за миссис О’Каллаган.

«Что за суеверия?» — подумал мистер Драмли. — «Интересно, все ирландцы не позволяют гостям смотреться в зеркало?»

Он уже и забыл о завешенных зеркалах, но теперь решился проверить. Нужно же понимать, от чего тебя пытаются оградить, верно? Да и потом, быть может, так он освободит их от какой-нибудь местной страшилки о пиковой даме или другом злом духе.

Ближайшее такое висело в туалете. Осторожно сняв покрывало, мистер Драмли увидел… своё отражение. Ничего необычного, или тем более опасного. Четверть часа он всматривался в своё лицо.

«Совсем расклеился», — подумал он.

Проходившая мимо Киара заметила это и поспешила высказать всё своё негодование. Она всучила мистеру Драмли таз с водой, который до этого куда-то несла, и вытолкала за дверь. Прекратив что-то говорить на ирландском, она перешла на английский.

— Зеркало нельзя. Нет. Открывать нет.

— Почему?

Киара лишь указала на таз с водой:

— Льюис плохо. Вода, — сказала она, затем прибавила что-то на ирландском и закрыла дверь.

«Это совершенно точно какое-то помешательство…» — пробубнил мистер Драмли.

***

Льюис лежал на кровати, закрыв лицо одной рукой, а в другой сжимая одеяло. Он прерывисто и тяжело дышал, тихо стонал и вскрикивал. Мистер Драмли тихо вошёл в спальню, осторожно отнял руку Льюиса и обомлел. По его щеке катились крупные кровавые слезы. Они не оставляли следов на коже, а докатившись до подбородка, попросту исчезли. Помотав головой, мистер Драмли положил на лоб Льюиса мокрую тяпку, закрыл ему глаза. Спустя некоторое время тот самостоятельно их открыл.

— Тебе легче? — взволнованно спросил сидевший всё это время рядом бывший воспитатель.

— Да… немного.

— Что-нибудь нужно?

— Мистер Драмли… — невпопад ответил Льюис, — я скоро умру.

— Не говори ерунды.

— Голос… я впервые понял, что он говорит…

— И что же?

— Он сказал, что я должен погубить себя, а вы мне мешаете.

— Я…

Льюис протянул руку и уцепился за пиджак своего воспитателя.

— Пожалуйста… я не хочу умереть… помогите мне.

— Льюис, ты единственный мой близкий человек, я сам скорее умру, чем позволю тебе.

— Может, лучше уехать?

— Давай дождёмся Койрела. Глупо уезжать, пообщавшись с экономкой. Что, если он действительно нам поможет?

— Это место меня сводит с ума. Мне нигде не было так страшно, как здесь.

— Неужели здесь страшнее, чем тогда в Ноттингеме?

— Гораздо страшнее.

— Неужели быть в заложниках у каких-то бандитов, сидеть в сыром подвале и ждать, пока нас найдут полицейские, по-твоему, лучше, чем в доме доктора?

— От бандитов мы знали, чего ждать. У них были ножи и пистолеты, и вы смогли меня спасти, но здесь…

Он замолчал, снова скорчившись от головной боли. Быть может, это воспоминания? Тот случай был ужасен. Ещё подростком Льюиса везли к очередному медику, как вдруг раздался выстрел. Никто и подумать не мог, что в крупном городе могло произойти нечто подобное. Его могли и вовсе убить, если бы не бросившийся под пулю гувернёр.

Она попала в плечо. Из кармана выпали золотые часы — подарок лорда Лоутона, — которые и спасли обоих. Налётчики решили, что богатые заложники принесут больше выгоды, чем богатые мертвецы. Мистера Драмли подвергли пыткам — вероятно, решили, что именно он был важнее и знал больше. Тот стойко молчал, пока головорезы не решили мучить Льюиса. Но всё было в прошлом. Лорд Лоутон успел взбудоражить полицию, задействовал связи в парламенте. Обоих спасли, но воспоминания остались.

— Здесь вовсе нет оружия, Льюис! Чего ты боишься?

— Голос… раньше я его не различал, думал, что голосов несколько, но теперь… я его слышу… он требует отбросить завесу.

— Какую завесу?

— Я не знаю… но… это странно…

— Не бойся. Ты не один, я помогу.

Льюис уже ничего не ответил. Мистер Драмли тихо вышел и, пытаясь отвлечься от целого роя мыслей о словах воспитанника, решил почитать. На глаза попалась та самая изношенная книжица, которую рекомендовала миссис О’Каллаган. Это был небольшой томик, рассказывающий историю некоего лорда Хартфорта, прожившего без малого полтора века.

Мистера Драмли настолько увлекло чтение, что он даже позабыл о намерении вернуться обратно в спальню Льюиса — обстоятельства смерти лорда Хартфорта оказались слишком интересными. Ему удалось прожить так долго благодаря собственному отражению. Он связал свою душу с миром зазеркалья, что помогло получать силу от бессмертного зеркала. Никаких подробных описаний этого явления мистер Драмли не нашёл — страницы, очевидно раскрывавшие суть процесса, были утрачены.

Жизнь лорда оборвали коварные праправнуки. Они отравили пращура ради наследства — гремела революция Кромвеля, в общем хаосе никто бы не стал что-либо расследовать. Смерть старика была ужасна: он задохнулся, истекая кровью. Лишённая реального тела душа переместилась в зазеркалье, где и продолжила жить, сводя виновников гибели тела с ума и принуждая их перерезать себе горло в качестве мести за удушение.

Перевернув лист, мистер Драмли ахнул — поверх печатного текста кто-то оставил красными чернилами пометки. Английские, латинские и просто нечитаемые записи чередовали друг друга. «Помешательство К.», «Госпожа Д.», «Барон из Эй.», «Сэр Дж.». Рядом с сокращением стояли какие-то даты от 1831 до 1844 годов. Что всё это значило?

Мистер Драмли вытащил из кармана жилетки карандаш, попытался что-то записать, составить в один ряд отдельные буквы и цифры, но поразмыслить не вышло. Откуда-то сверху раздались истошные крики и грохот.

Взлетев по лестнице, он увидел приоткрытую дверь спальни миссис О’Каллаган. Посреди комнаты стоял сжимающий бритву Льюис. Одной рукой он держал другую, явно с силой удерживая её. На челюсти его уже красовался порез от явно сорвавшейся с горла бритвы. Из абсолютно белых его глаз градом катились кровавые слёзы, перепачкавшие на этот раз и щёки, и одежду. Всё, что раньше едва проявлялось и было скорее иллюзией, стало полностью реальным.

— Что ты делаешь, Льюис?!

— Это не я… это он…

Только сейчас мистер Драмли заметил человекоподобную тень за спиной своего любимца. В чёрном расплывчатом силуэте различались лишь «кровоточащие» глаза.

— Что это?!

— Я откинул завесу… — сказал Льюис и пнул лежащее на полу рядом с зеркалом покрывало, — я вылечился! Голос меня спас!

— Что происходит…

— Убей его! — раздался ниоткуда приказ.

С криками Льюис набросился на своего воспитателя, повалил его на пол и попытался провести лезвием по горлу. На счастье мистера Драмли, его подопечный занимался фехтованием и поло, а не борьбой. Сил хватало, чтобы держать его руки над собой, не позволяя приблизиться.

Вдруг Льюис вырвался из хватки, обхватил обеими руками бритву и ударил, явно целясь в шею. Спасти смогло только чудо — мистер Драмли случайно дёрнулся, и лезвие ударилось о пол совсем рядом с его ухом. Руки Льюиса соскользнули, он порезал ладони. Промедление позволило мистеру Драмли перекатиться и прижать к полу растерявшегося Льюиса. Теперь тень нависала над ними обоими и, казалось, решила свести бывшего гувернёра с ума.

От неё исходила какая-то сладкая духота, мешавшая думать. Будто кто-то пытался выдать свои мысли за мысли мистера Драмли. В голове раздалось несколько голосов: «Борись! Терпи!» — подбадривали они. Однако через мгновение сливались в один, требовавший: «Просто умри, пособник предателей!»

Мистер Драмли, сопротивлялся, но силы явно были не равны. Он едва не разжал руки, подчиняясь то ли требованию, то ли приказу, как вдруг на помощь пришёл знакомый женский голос.

— Нет! Держитесь! Не отпускайте его! — прокричала ещё одетая в уличное миссис О’Каллаган.

Она метнулась к зеркалу, повторяя Броне одно и то же:

— Clúdach! Aimsigh clúdach![1]

Тень тут же растворилась.

— Не смей! — не своим голосом завопил Льюис.

Глаза его налились красным, а слёзы из них приобрели чёрный цвет. Он ощутил прилив сил, сбросил с себя мистера Драмли, вскочил на ноги и ринулся к женщине. Не успев подобрать покрывало, миссис О’Каллаган схватила со стоящего рядом с зеркалом комода подсвечник. Удар — и по полу рассыпались осколки. Льюис вдруг скрючился, принялся метаться из стороны в сторону, сметая с туалетного столика фарфоровые статуэтки, сбивая со стен картины, переворачивая стулья и срывая с окон занавески.

Всё прекратилось столь же внезапно, сколь и началось — Киара внесла несколько горящих зелёным пламенем свечей. Льюис уставился на этот огонь и послушно замер. Миссис О’Каллаган подвела его к кровати, произнесла что-то на незнакомом языке, провела ладонью перед его лицом. Юноша тут же заснул и рухнул в постель.

— Вас же попросили не трогать зеркала, — выдавила из себя едва переводившая дыхание хозяйка разгромленной спальни.

***

Уносить погромщика не стали. Окружив спасительными свечами, его уложили спать там же, в спальне хозяйки. Мистер Драмли сидел у кровати, слегка сжимая в руке перевязанную ладонь Льюиса. Когда через повязку проступила кровь, он и смазать бинты оставленной миссис О’Каллаган мазью. Вокруг суетились выметавшие осколки горничные, но их мистер Драмли совершенно не замечал.

Вдова появилась уже за полночь, когда в спальне снова воцарился порядок.

— Что это была за чертовщина?

— Не знаю, обрадует вас это или нет, но… Льюис не болен. Он проклят.

Новость была встречена на удивление спокойно.

— Это началось ещё во время революции Кромвеля. Обнищавшие праправнуки решили убить одного лорда, чтобы завладеть…

— Наследством дожившего до ста пятидесяти некоего Хартфорта?

— Всё же прочли ту книгу. Я очень боялась, что непривлекательная обложка оттолкнёт вас, — улыбнулась хозяйка.

— Но как в этом замешан Льюис?

— У лорда было восемь детей. Представьте, сколько у него всего потомков. Раз то, что вы считали безумием, случилось с его матерью, она, вероятно, состояла в родстве с преданным стариком.

— И всё равно не понимаю. Зачем ему все потомки, если убили его конкретные люди?

— Это мир духов, мистер Драмли, в нём всё немного не так как у нас. Мистер Койрел предполагал, что все потомки его носят в себе частичку его души, из-за чего тот будто застрял между миром зеркал и нашей реальностью. Вероятно, убив всех, он сможет упокоиться.

— То есть, доктор Койрел вовсе и не доктор?

В ответ последовал кивок.

— Он нам поможет? Вы были у него, верно?

— Да, я наведывалась на кладбище.

— Что?..

— Увы, доктор Койрел не принимает никого вот уже три года. Он умер.

Помолчав, она продолжила:

— О’Каллаган — девичья фамилия. Моё настоящее имя Мэйред Койрел. Я… вдова, можете считать так, человека, которого вы искали.

— И для чего это всё? Зачем вы играли с нами?

— Не торопитесь с выводами. Я… никак не могла решиться… помочь вам.

— Помочь?

— Да. Супруг успел передать мне немногие полезные знания.

— И вы поможете?

— Если цена этой помощи вас не отпугнёт.

— Сколько вы просите? Я уже сказал, отец Льюиса заплатит любые деньги…

— Плата нужна не мне… — перебила его хозяйка.

Миссис Койрел медленно прошла от одной стены к другой, чтобы поправить большой портрет семейной пары, висевший над туалетным столиком на месте зеркала.

— Так сложилось, что я веду свою родословную от рода Хартфорт.

— Так вы…

— Удивлены? Вы наверняка считали меня ирландской чернью, или вроде того. Я рано потеряла родителей, на воспитание меня забрала кузина. Семья решила не предавать огласке эту историю, поэтому мне дали ирландскую фамилию и воспитывали под видом иждивенки, которую сжалившись привезли в столицу для обучения.

— Но зачем…

— Мои родители ушли из жизни слишком странно и запутанно, чтобы…

— Зачем мне знать историю вашей семьи? — всё же закончил бывший гувернёр.

— Терпение, мистер Драмли, и вы всё поймёте. Если я скажу то, что должна, прямо, вы, вероятно, убежите отсюда в страхе.

Она отошла от портрета к окну и остановилась, рассматривая что-то в унылом пейзаже городка.

— Я уже вышла замуж, когда мою кузину начал преследовать лорд Хартфорт. Я чрезвычайно горевала, равно как и вся наша семья — кузина Беатриса была просто святым человеком. За дело взялся мой супруг, сумевший разгадать эту тайну и найти ритуал.

— Ритуал?

— Не перебивайте! — фыркнула миссис Койрел, на мгновение повернув голову к мистеру Драмли. — Ритуал, потребовавший человеческой жизни.

— Так Койрел был убийцей?!

— Вовсе нет. Он лишь предлагал то, чему обучился во имя спасения.

— Что?

— Остаться отражением.

Она отошла от окна и встала у изголовья кровати, всматриваясь в безмятежное лицо спящего ещё Льюиса.

— Что это значит?

— Проклятие Хартфорта не единственное в своём роде. Ещё средневековые чародеи научились переносить жизнь человека в зазеркалье, чтобы противостоять разъярённым духам.

— То есть, Койрел убивал?! — всполошился мистер Драмли и даже вскочил на ноги.

Миссис Койрел хладнокровно ответила:

— Как угодно, можете называть это так. Суть в том, что частица души лорда Хартфорта продолжает жить в зазеркалье. Она связана с отражением и будет существовать ещё столетие, а может, и больше. Здесь мы почти бессильны, но там… — она отрешённо указала на разбитое зеркало.

— Та тень… это был лорд?

— Верно. Сразу после смерти его признак внешне походил на живого человека, но с годами превратился в безликую тень. Он скоро растеряет всю силу, станет безобидным обречённым на скитание среди живых привидением, но «скоро» можно понимать по-разному.

— И как поможет… убийство?

— В мире отражений не имеет значения, лорд вы или слуга. Гнев — эмоция то вспыхивающая, то угасающая. Ей легко противостоять, обладая великой выдержкой, недюжинным самообладанием и… самоотверженностью Вы будете оберегать Льюиса с той стороны зеркала. Это не снимет проклятья, но освободит от мук.

— Но разве нельзя просто закрыть все зеркала?

— Можно, но это не поможет. Он уже стал восприимчив к миру отражений. Придётся избавиться от всего стеклянного, металлического, фарфорового, и даже это не сможет спасти.

Она опустилась на край кровати, оказавшись на противоположном её углу от мистера Драмли.

— Сон — тоже своего рода отражение. Отражение нашего мира. Со временем лорд сможет проникнуть во сны Льюиса и, возможно, через них проберётся даже в наш мир. Нельзя недооценивать его.

Мистер Драмли больше не задавал вопросов о ритуале. Его заботило другое:

— Почему он? Почему? Да, он не был прилежным учеником, иногда был груб и дерзок, но… за что?

— За ошибки предков в прошлом расплачиваемся мы в настоящем. За наши ошибки в настоящем будут расплачиваться потомки в будущем. От этого не уйти. Во всяком случае, не вы первые и не вы последние ищете спасения от вездесущего Хартфорта.

Мистер Драмли выдержал мучительную паузу и спросил:

— Как много людей уже… остались в зазеркалье?

— Одиннадцать.

— Всего одиннадцать человек из бесчисленных потомков лорда Хартфорта?

— Увы, не все имеют упорство поднимать архивы, вести переписку с неизвестным офицером в Индии, а потом ещё и колесить по всем островам. К тому же, даже когда мы не прятались, число тех, кто решался, было невелико.

— Так значит, вся эта путаница с адресами ради того, чтобы скрыться?

— Скажем так, Скотланд-Ярд в магию и проклятия не верит. Доводы о том, что человек не умирает, а переходит в мир отражений, их бы не убедили. Почти после каждого случая ритуала приходилось переезжать. Исчезновение человека — дело серьёзное.

Мистер Драмли снова помедлил и вернулся к вопросам:

— И что же, те одиннадцать смогли защитить близких?

— И не только близких. Льюис раньше не слышал голосов, верно?

— Это началось незадолго до того, как мы узнали об адресе в вашем городе.

— Это те одиннадцать стражей из зазеркалья. Они не только оберегают своих близких, но и сдерживают дух Хартфорта, пытаются предупредить следующую жертву.

— И мать Льюиса тоже?

— Верно.

— Они там навсегда?

— Как знать. Мне неизвестно, сколько живёт отражение. Возможно, сколько и человек, а возможно, вечность. Во всяком случае, пока они борются, у потомков Хартфорта есть шанс.

Мистер Драмли снова взглянул на Льюиса. Смотреть на израненное лицо сил не было. Думать о случившемся тоже. Что, если в следующий раз всё закончится хуже? Если он убьёт его? А если себя?! Свою жизнь мистер Драмли и раньше мало ценил, а теперь… чего стоит жизнь уже седеющего одиночки по сравнению с жизнью цветущего любимца огромной семьи?

Льюис — это всё для него. Он уже однажды закрыл его грудью, рискуя погибнуть и больше никогда его не увидеть. Что же теперь? Целая жизнь, которая будет целиком посвящена спасению любимца?

— Говорите, что сможете провести ритуал?

Вдова Койрел тяжело выдохнула.

— Все три года я молилась о том, чтобы мне не пришлось его проводить самой. Когда Хартфорт явился и за мной, мой муж без раздумий стал отражением, оставив меня наедине со своими записями. Я могла их уничтожить и забыть, но…

— «Но»?

— Но решила сохранить хотя бы как память. Иногда из интереса я их разглядывала, вспоминала то, что рассказывал он сам. Когда явились вы, я продолжила молиться, но о том, чтобы Льюис оказался обычным сумасшедшим. Тем не менее, я готова помочь. Супруг дал на это благословение.

— Так вы на кладбище…

— Довольно разговоров.

Миссис Койрел поднялась и быстро подошла к выходу, остановившись на пороге.

— Решайтесь. Времени не столь много, как может показаться. Хартфорт никогда не отказывается от жертвы, пока не получает. А вот что он получит: саму жертву или отпор — ваш выбор.

***

Льюис Лоутон вернулся в Лондон только спустя три года. Это был уже совсем другой человек, явно по кому-то тосковавший. Он отказался от гувернёров, поступил наперекор традициям домашнего образования в университет, сделал блистательную карьеру, стал первым политиком, заговорившим о правах ирландцев. Хотя было у этого солидного, немного меланхоличного господина одно чудачество, высмеиваемое карикатуристами популярных газет — он всегда носил в кармане пиджака маленькое зеркало и всегда отказывался рассказывать о его назначении.

[1] (ирл.) Покрывало! Найди покрывало!