Мне 26. Но выгляжу я, как старик. Плохо это или хорошо, зависит от точки зрения. Тот, кто жадничал и брался за слишком сложные случаи, уже в 16 мог быть дряхлее, чем я теперь . Он сказал бы вам, что я счастливчик , доживший аж до 26. Какая ирония…

Раньше я терзал себя вопросом —  когда все пошло наперекосяк? Как так вышло, что я теперь не богат и не молод? Все из-за встречи с Линой? Или мне вообще не стоило прилетать на Землю? Был ли у меня вообще когда-нибудь выбор? Чтобы помочь с ответами, вам придется послушать мою историю с самого начала…

Меня зовут Просперо. Точнее это мое земное имя —  его придумал регистратор сразу после посадки —  я не возражал. Все равно я не собирался оставаться на Земле дольше необходимого. Моя родная планета —  Эгир или Эпсилон Эридана b, впрочем, и это всего лишь выдумки земных астрономов. Погружаться в эгирианские топонимы я не хочу —  времени и так осталось немного. Скажу лишь, что наша планета и ее обитатели не далеко ушли от землян. Мы быстрее освоили межгалактические полеты, но это, пожалуй, единственное преимущество. Делает ли оно нас лучше? По моему мнению, нет. Ведь в остальном мы повторили печальную участь Земли —  извели большинство животных, отравили воду, воздух и почву. Люди хотя бы вовремя перестали разрушать озоновый слой, мы и до этого не додумались, точнее не смогли остановиться в безумной погоне за удовольствиями. 

В итоге Эгир… я не могу разглашать все подробности , но поверьте, вы не хотели бы там жить. Те, у кого было достаточно средств, переселились на соседнюю планету —  Ран и устроили там города — оазисы —  с водопадами, кристально-чистыми реками , живыми птицами и цветами. А такие как я, кому по праву рождения не принадлежат ни пресноводные скважины, ни шахты с ископаемыми, ни теплицы —  ничего, что снабжало бы Ран ресурсами и делало их обладателя богатым, вынуждены оставаться на Эгире. Жить в подпочвенных убежищах, боясь, что очередное землетрясение расколет твое убогое жилище как ореховую скорлупку . 

Кому-то и такая жизнь кажется вполне сносной, главное, чтобы была крыша над головой, семья, пропитание. Кто-то перебрался на Ран в качестве прислуги. Я же всегда мечтал о большем —  не столько для себя, сколько для Дали-И-моей невесты. Мы были вместе так долго, что все давно считали нас совмещенными (на Земле говорят —  супругами), но я поклялся, что проведу обряд только , когда смогу предложить ей достойную жизнь на Ране . Где взять столько денег, спросите вы ? Конечно же, на Земле.  

Мы, эгирианцы внешне почти ничем не отличаемся от людей. Разве что глаза у нас голубые, а волосы —  всех оттенков лилового или металлически-синего. Говорят, у нас более изысканные черты лица. Не знаю —  мне сложно судить.

Но главное отличие кроется в другом —  в крошечной области коры головного мозга, которая позволяет чувствовать то, чего не улавливают земляне. Можно сказать, что у нас есть дополнительный орган восприятия, и благодаря ему мы обладаем уникальным даром. 

Мы умеем осязать человеческие болезни —  мгновенно улавливать частоту вибраций любого живого организма . Как если бы вы нюхали цветок или пробовали на вкус персик, я чувствую колебания молекул и атомов. Чувствую и могу обнулить, перестроить, став своего рода камертоном… Но поскольку все в мире гармонично и взаимосвязано —  то время , что человек должен был провести в болезни , эгирианец вычитает из собственной жизни. Если болезнь неизлечима, то можно “влить” в пациента столько лет здоровья, сколько ты согласен продать, но когда это время закончится, человек мгновенно умрет. Вот почему визит на Землю сулит любому эгирианцу несметные богатства, но и быстрое наступление старости . 

У меня был план, и поначалу все шло хорошо. Я работал по мелочевке —  похмелье, несварение желудка, перелом руки. Всего несколько месяцев моего времени, и на счету добавилось изрядно нулей. Через каких-то полгода я сколотил немалое состояние —  все благодаря удачному выбору пациентов. Я брал только тех, кто был сказочно богат, не серьезно болен, но при этом нуждался в моей помощи срочно. В любое время дня и ночи я был готов лететь на край света. Кто отдаст за чепуху тысячи евро? —  спросите вы. Поверьте… Если на носу важная сделка, свадьба или даже просто свидание , земляне готовы на многое. Особенно те, которые при деньгах .

Самым сложным, но и самым прибыльным было исцеление известного теннисиста перед турниром Большого шлема. Он неудачно подвернул ногу на тренировке перед самым состязанием —  перелом лодыжки. Хотя спортсменам запрещено обращаться к эгирианцам —  это приравнивается к допингу —  он все же рискнул. Нужно было не только ювелирно собрать осколки костей и срастить разорванные сухожилия, но и сделать их такими же тренированными, как на здоровой ноге . Им повезло, что я очень талантлив —  даже в сравнении со своими коллегами с Эгира. За секретность, срочность и сложность работы мне заплатили столько, что я мог спокойно лететь домой и с почестями перебираться на Ран .

Помню, как зашел в кафе космопорта перед самым вылетом. Там обычно обмениваются планами и надеждами новоприбывшие, жалуются на неудачи или хвастаются те, кто улетает домой. У входа висит огромное зеркало, а рядом с ним —  экран. Когда посетители подносят к нему входной билет, на экране появляется фото, сделанное в день прибытия. Можно увидеть, как сильно ты постарел —  жестокое развлечение, но удержаться никто не может. Эгирианцы стареют не так, как земляне —  их кожа не покрывается морщинами, но как бы выцветает, глаза блекнут, волосы становятся матово-серыми. Даже в глубокой старости мы кажемся землянам невероятно красивыми. Тогда, глядя на свое отражение, я остался доволен —  легкая бледность, пара серебристых прядей —  вот и все перемены. Пока я шел от аэромобиля до двери кафе, несколько женщин обернулись мне в след, и в их взгляде читалось восхищение. Одна даже развернулась и, кажется, отправилась вслед за мной —  интересно, на что она рассчитывала?

Я кажусь вам циничным и самовлюбленным? Что ж —  трудно таким не стать, когда ты сначала был никем, и на родной планете мог рассчитывать разве что на пожизненную черную работу , а здесь ты царь и бог, ибо можешь, вернуть самое ценное, что есть у каждого —  это здоровье. За год на Земле я так привык к этому немому обожанию во взгляде и к власти, которой я обладал, возможности говорить да и нет, тем самым решая судьбу человека, что поведение Лины ошеломило меня. Я буквально остолбенел. 

Она была официанткой в том кафе —  новенькой. Когда я только увидел ее, то сразу понял, что жить ей осталось недолго —  порок сердца или что-то вроде того, я не силен в названиях земных болезней . Я привык, что лица неизлечимо больных омрачает печать скорби —  видимая только мне метка, клеймо смерти. Но лицо Лины излучало спокойствие и безмятежность. Более того, она работала в две смены и, казалось, не испытывала усталости. Словно полупрозрачная бабочка порхала она между столиками, а ее ярко-рыжие кудри постоянно выбивались из прически, напоминая языки пламени. Она была похожа на горящую спичку —  тонкая, хрупкая, с незаметной короткой жизнью, но способная устроить настоящий пожар. И она его устроила —  в моем сердце. Как так вышло? Ума не приложу. Только я не улетел на Эгир ни в тот вечер, ни в следующий…

Как завороженный я смотрел на нее, жадно ловил каждое движение рук, улыбку. Потом не выдержал и заговорил с ней. Имя Лина показалось мне каким-то незавершенным, несправедливо коротким, как и едва успевшая начаться жизнь этой девушки. Я спросил, существует ли его полная версия, но она только подмигнула, и, одарив меня озорной улыбкой, сказала —  а ты угадай. Угадаешь —  скажу. —  КатаЛина, МагдаЛина, ЕвангеЛина? Все было не то. Каждый вечер я приходил в космопорт с четким намерением полететь домой , и не делал этого. В конце концов, я вынужден был признаться самому себе, что пока не разгадаю тайну этой девушки, не смогу вернуться на Эгир со спокойной душой. Говоря о тайне , я, конечно, не имею ввиду имя. Я хотел знать , что держит ее на плаву? Что помогает смотреть в лицо смерти с такой отчаянной дерзостью? Может, она еще не знает о своей болезни? Может, в нее кто-то вливает новые дни? Если нет, тогда что?

Однажды я засиделся в кафе допоздна и сам не заметил, как наступила ночь —  в два часа бар закрывался, Лина вежливо попросила меня уйти. Я вышел на улицу, вдохнул прохладный ночной воздух, но почему-то не отправился в свой отель, а подождал пока она переоденется и выйдет тоже. Вокруг не было ни одной припаркованной машины, и я понял, что девушка собирается идти домой пешком —  одна, да еще ночью. Поэтому особо ни на что не надеясь, предложил проводить ее. Вопреки моим ожиданиям, она согласилась. За год на Земле я привык, что женщины соглашаются всегда, но Лина, казалось, не попадала под чары моего эгирианского обаяния. Мы шли и болтали обо всем на свете. Она спрашивала про Эгир, но не те вопросы, которые задают обычно. Ей было интересно не про правительство, не про деньги, не про то, чем я там занимаюсь и есть ли у меня жена… она спросила, водятся ли на Эгире кошки? Чем там пахнут цветы и как выглядит звездное небо. Ей было интересно, в какие игры я играл с другими детьми в детств , есть ли у нас море и какого оно цвета… Она была искренна во всем —  в словах, в поведении, в манерах. 

Постепенно провожать Лину домой стало моей привычкой. Днями я болтался по парку, читал книги земных писателей, пробовал новую еду или кормил уток на пруду, а вечером приходил в кафе, заказывал один и тот же коктейль, иногда эклеры с фисташковым кремом, кофе или мороженое. Встречал знакомых или беседовал с незнакомыми мне эгирианцами. Однажды один из них, плотоядно глядя на Лину, шепотом спросил у меня —  как думаешь, эта рыженькая отдастся мне, если я волью ей пару дней жизни? Его сосед по столику бесстыже расхохотался и ответил —  да она согласится и задаром, мы же для них полубоги. —  Я еле сдержался , чтобы не встать и не заехать ему в морду. В тот момент я хотел закричать на весь мир —  во весь голос —  она не такая, идиот! К счастью, их кто-то отвлек, и они быстро ушли . 

В тот вечер мне было ее особенно жаль. То ли из-за глупой шутки тех придурков, то ли потому что Луна светила особенно ярко, а я был подвержен ее влиянию  Лина тоже что-то почувствовала, и когда мы уже подошли к ее дому, впервые предложила зайти. Я не возражал.

Мы долго поднимались по лестнице, и оказалось, что Лина живет в малюсенькой комнатушке практически под самой крышей. Кое-где в кровле зияли дыры, заткнутые тряпьем. В комнате, скорее напоминавшей кладовку, тем не менее был умывальник. Как только мы вошли, она пошла помыть руки и от моего взгляда не ускользнуло, что она взяла с полочки пузырек и спрятала его в карман. 

—  Прости, у меня тут не дворец, —  сказала она извиняющимся тоном. —  ты привык наверное к другим апартаментам.

—  Мой дом на Эгире выглядит немногим лучше. Разве что дыры в потолке нет. Только когда я произнес это, подумал, что Лина могла обидеться, но она улыбнулась. 

—  Хочешь чаю?

—  Давай. —  В самом углу на табуретке стояла крошечная плита с газовым баллончиком, а на ней мини-чайник. Лина по своему обыкновению щебетала, искала для меня чашку, снова извинялась за бедность интерьера, как вдруг пошатнулась и едва не упала. Я молниеносно подскочил к ней и поймал в последний момент. Когда она пришла в себя, то попросила воды и выпила таблетки из пузырька в кармане. 

Тогда то я и понял, что она все знает. О болезни, об оставшемся ей времени ... И у меня возник новый вопрос —  вопрос, за который я сразу же возненавидел себя —  когда она будет просить меня об “услуге” и что предложит взамен? Неужели те двое были правы, и она таким образом… Думать об этом было невыносимо, и я несколько резче, чем планировал, спросил у нее —  так ты все знаешь?

—  Что именно?

—  Что тебе недолго осталось?

—  Да, —  коротко ответила она. 

—  И когда ты планировала просить меня?

—  Что просить?

—  Подарить тебе время. 

—  Никогда! —  запротестовала она и на ее глазах мгновенно выступили слезы. —  тебе наверное лучше уйти . 

Но я не мог уйти . Я просто стоял и смотрел на то, как от беззвучных рыданий вздрагивают ее плечи. Она молча отодвинула шторку, за ней стояла странного вида коробочка, в которую Лина вставила круглый прозрачный диск. Затем она нажала на кнопку, и из коробочки заиграла музыка —  грустная и прекрасная…

Hush

It's okay

Dry your eye

Dry your eye

Soulmate dry your eye

Dry your eye

Soulmate dry your eye

'Cause soulmates never die* … —  

пел надрывающимся голосом вокалист… 

Я подошел к Лине и аккуратно обнял ее за плечи. 

—  Прости меня, —  тихо сказал я. Все это очень грустно… Просто… я не понимал, почему ты…

—  Почему я с тобой дружу?

—  Да, нет никакой дружбы.

—  А как это называется? Мы же с тобой разговариваем, смеемся, пьем чай. Или, если я скоро умру, то со мной нельзя дружить?

—  Нет, я совсем не это имел ввиду… просто ты не знаешь меня, я даже не с твоей планеты . И мы знакомы недели две. Все это как-то странно —  будто не по- настоящему .

Она подошла к столу, схватила нож и с нажимом провела им по своей ладони . Из царапины потекла алая струйка. 

Я стоял как вкопанный и не мог вымолвить ни слова. 

—  Ты говоришь, все не-по настоящему, но кровь настоящая и боль от твоих слов тоже. Все , что ты говоришь —  твои мысли, слова, идеи, улыбки —  попадают в мой разум и в мое сердце  Они что-то меняют внутри меня —  разве это не есть настоящая близость, и какая черт возьми разница, с какой ты планеты?

Я аккуратно взял ее за руку и кровь сразу же остановилась. На ладони образовался едва заметный белесый шрам.

Она в ужасе отскочила от меня. —  совсем с ума сошел? Сколько ты потратил? Мне нечем тебе заплатить.

—  Руки себе режешь ты, а сумасшедший в итоге я?

Лина устало опустилась на матрас, лежавший прямо на полу и служивший ей кроватью.

—  Прости, я веду себя очень глупо. 

—  Как минимум потому что пригласила незнакомого инопланетянина к себе в дом.

—  Почему у меня такое чувство, будто мы знакомы очень давно?

—  Не знаю, Лина… Все эгирианцы эмпаты —  без этого мы не могли бы никого вылечить. 

—  Если эмпат ты, то почему все это чувствую я?

—  Резонный вопрос. Но на него у меня нет ответа. Давно хотел спросить у тебя кое- что неприятное…

—  Валяй, хуже уже не будет

—  В чем твой секрет? Я видел сотни богатых людей, которые избавившись от страшных болезней не были и на половину счастливы так, как счастлива ты. Но ты не притворяешься, ты буквально искришься словно бенгальский огонь в новогоднюю ночь.

—  О, у меня так много причин для счастья , если б ты только знал!

—  И я хочу знать!

—  Ну, во-первых я все еще жива, и не знаю, когда умру. Я счастлива не знать этого. Во-вторых у меня есть цель —  до конца своей жизни заработать столько денег, сколько стоит обучение Марты —  моей младшей сестры. Она получит хорошее образование и станет врачом —  не таким, конечно, хорошим как ты, но лучшим из возможного здесь на Земле.

—  Ты не говорила что у тебя есть сестра.

—  Ты не спрашивал.

—  Ну , и в третьих, я встретила тебя. Это самый большой подарок под конец ...

Я хотел что-то ответить, но она быстро встала и закрыла мне рот своей маленькой холодной рукой. 

—  Молчи. Я знаю, о чем ты думаешь —  что все земные женщины сохнут по эгирианцам с первого взгляда, но поверь это не мой случай. Когда я тебя впервые увидела, ты мне совсем не понравился. Я думала, ты такой же напыщенный идиот, как все мужчины с вашей планеты. Только ленивый житель Эгира не предлагал мне накинуть пару дней жизни за кхм .. ну, ты понял. И я все ждала, когда же и ты мне это предложишь. Но ты этого не сделал. Тебе было интересно, что я думаю, как я мыслю, о чем мечтаю. Зная, что я никто, что у меня нет денег, что даже жизни у меня осталось совсем малость, ты обращался со мной, как с равной…

Я взял ее руку и поцеловал тонкое запястье. Она уставилась на меня своими огромными  глазами цвета осенней листвы, и, сделав шаг навстречу, прильнула ко мне всем телом. Только теперь я почувствовал, что она замерзла и обнял ее еще крепче. 

—  Почему ты молчишь? —  спросил я . 

—  Посмотри в окно —  как сегодня сияют звезды. Такие родные и знакомые для меня и совершенно чужие тебе, Просперо. Ты… ты ведь не можешь остаться, да?

—  Нет, Лина, не могу. И взять тебя с собой на Эгир не могу. Ты же знаешь, что человеческое тело не способно перенести скачок. 

—  Знаю…

—  Но зато я могу поделиться с тобой. Пополам. Половина жизни тебе, половина мне…

—  Какой щедрый подарок, —  улыбнулась она. —  Не слишком ли щедрый для малознакомой инопланетянки, с которой ты даже не дружишь —  съязвила она. 

—  Сарказм тебе не к лицу, —  парировал я.

—  И зачем мне время, если я буду жить без тебя?

—  Ну, ты встретишь кого-нибудь и полюбишь. И ты будешь счастлива, поверь . Просто не со мной. Кроме того, у тебя есть сестра…

—  Нет, Просперо, я не приму твой дар. Если ты предлагаешь мне это, то ты так ничего обо мне и не понял.  

—  Да, я и спрашивать тебя не буду, —  внезапно меня охватила злость. Эта бледная истлеваюшая на глазах девчонка смеет командовать ? Я сжал ее плечи так, что кожа под моими пальцами побелела и по ней начали расползаться багровые синяки, похожие на уродливые кляксы. Я чувствовал, как под моими пальцами лопаются ее сосуды, но понимал, что залечу их сейчас же… 

Я сосредоточился и начал вливать в нее дни, месяцы, потом годы. Я делал это ничуть не жалея. По моим расчетам, она должна была прожить еще лет 40, может быть, 50 —  у нее точно появятся дети. Живи, Лина, найди того, кто сможет сделать тебя по-настоящему счастливой. К сожалению, это буду не я. Но я подарю тебе будущее… мой лоб покрыла испарина, и я в изнеможении отпустил ее. Она смеялась и плакала одновременно, синяки никуда не делись.

—  Ты так и не понял, ты ничего не понял. Невозможно исцелить человека, который этого не желает. С царапиной ты застал меня врасплох, но больше тебе не удастся этот фокус. Я не хочу твоего времени, пойми, оно только твое, мой милый Просперо! Я бы очень хотела жить… Но не такой ценой. Мне противна сама идея, что кто-то должен отдавать свою жизнь в обмен на мою. Будь моя воля, я бы всем это запретила. 

Я в отчаянии опустил руки. Что ж… Тогда мне больше незачем здесь оставаться. Я хотел помочь тебе, искренне… Но у меня нет сил беспомощно смотреть на то, как ты умираешь. 

Лина заплакала. Я стоял и молча смотрел на нее. В глубине души я надеялся, что, когда ей станет хуже, когда ее сердце начнет останавливаться, в последний момент она позволит мне, что сработает инстинкт самосохранения… но в то же время я понимал, что не стоит этого ждать. Что лучше уйти прямо сейчас, сесть на ближайший корабль, улететь на Эгир, забрать свою невесту и перебраться с ней на Ран. Прожить там остаток жизни в роскоши и богатстве. Разве не об этом я мечтал так давно? С удивлением я обнаружил, что прекрасные пейзажи Рана, всегда стоявшие перед моим воображением, больше не кажутся вожделенными. Ничего, кроме Лины не казалось мне важным сейчас. И как на зло именно она была самой упрямой на свете инопланетянкой.

—  Хорошо, —  обреченно сказал я, сдавшись. Я побуду с тобой до конца. А потом улечу на Эгир. Только умоляю тебя, уволься из той забегаловки. Я буду платить тебе ровно столько, как если бы ты продолжала там работать. Взамен будешь варить для меня кофе и делать чай, идет?

Вместо ответа она бросилась мне на шею и впилась в мои губы яростным поцелуем, в котором смешались отчаяние, счастье, страсть и соленые слезы. Остаток ночи прошел как во сне. 

Шли дни, недели и месяцы… Каждое утро круги под глазами Лины становились все больше, на лицо будто легла голубоватая тень. По ночам я слушал ее дыхание, боясь, что сердце остановится, пока она спит. Днем мы гуляли в парке —  то в одном, то в другом. Лина старалась не подавать виду, много смеялась, шутила, но я чувствовал, как тяжело ей даются наши прогулки. Через несколько месяцев мы пошли в банк, и она выплатила последнюю часть за обучение своей сестры. Прямо в банке ей стало плохо, и мне пришлось вызвать скорую. Врачи уставились на меня в недоумении —  если Лина моя клиентка, то почему я ее не спасаю сам? Если нет, то почему не иду своей дорогой? Я ничего им не стал объяснять. Только сказал —  сделайте все возможное, я заплачу. 

В тот день очень ярко светило солнце. Я смотрел, как его лучи касаются бледного изможденного лица Лины и думал —  какой путь проделали частицы света, чтобы сейчас сверкать в ее волосах? Какой путь проделал я сам, чтобы смотреть сейчас на ее угасающую жизнь и держать за руку? Лина лежала передо мной —  бледная и беспомощная, но не сломленная. Я снова и снова пытался влить хоть немного жизни в ее тело —  хотя бы одну секунду, но мне это не удавалось. За круглую сумму врачи разрешили мне остаться с ней в реанимации и не задавали лишних вопросов. Моя лицензия целителя давно истекла, и я должен был вылететь на Эгир. Если бы кто-то проверил мои документы, меня отправили бы немедленно. Но на Земле деньги умеют творить чудеса —  как впрочем на любой из известных мне обитаемых планет. В те минуты я почти ненавидел ее —  за что она так со мной? За что она так с собой? Это было глупо, абсурдно, нелогично, нелепо!  Вдруг она открыла глаза и молча посмотрела на меня. Одними губами едва слышно она прошептала —  Просперо… и ее взгляд остановился навсегда. А на губах застыла счастливая улыбка. Она была верна себе до конца. 

Я плохо помню, что происходило со мной в тот момент. Помню, как схватил ее за белые холодные плечи и стал трясти, что было силы, как, наконец, оставил тело, когда-то бывшее Линой и, как ошпаренный, выбежал из палаты. Я до конца не верил, что это произойдет. Что это произойдет именно так. Что она победит, что она сделает это по-своему, что вопреки моей воле, умрет. Какой бред! Какая же дура. Как она посмела? Какой же я сам дурак! Ненавижу себя, ненавижу ее, ненавижу Землю и весь этот мир. 

Я выбежал в коридор, и ринулся к выходу. Больничный воздух резал мне легкие, белый цвет стен слепил. Я больше не мог этого выносить. Все, что я сдерживал, все , что копилось —  готово было прорваться наружу. Уже на самом выходе я налетел на врачей, толкавших перед собой каталку. На ней лежала девочка —  года три —  не больше. Из ее ушей текла кровь, руки и ноги переломаны, позвоночник тоже —  я сразу увидел, что она не жилец. Скорее всего ДТП. Это были последние мгновения ее жизни. Инстинктивно, почти машинально я бросился к ней и стал вливать в нее свое время…

Наверное, вы и сами догадались, что было дальше. Не знаю, как звали ту девочку, но я отдал ей почти все. Себе оставил самую малость. Чтобы вернуться на Эгир, успеть отдать деньги Дали-И. Я не хотел с ней видеться, поэтому просто оставил их на столе в конверте. Я стоял и наслаждался видом спокойного моря. Я больше не терзался вопросами. Не спрашивал себя, как так вышло. Теперь я понимал Лину и был бесконечно счастлив. В ушах звучало эхо — воспоминание:

Dry your eye

Soulmate dry your eye

'Cause soulmates never die*

* В рассказе цитируются слова песни Soulmates группы Placebo.