Как давно с ним это началось, Джонни не мог сказать. Но он очень хорошо помнил все детали своего прошлого, и с каждым ушедшим годом они нисколько не блекли, скорее наоборот – все больше обрастали подробностями.

Джонни придавался воспоминаниям только в те часы, когда уставал думать. За последнее время его извилины проделали такую работу, что он начал считать себя самым мудрым среди всех своих знакомых. За тех, с кем он никогда не встречался, Джонни не мог быть уверенным, надо отдать должное его природной скромности.

Еще он любил меланхолично размышлять о смысле бытия и о причинах жестокости судьбы, но это занятие угнетало его слишком сильно, и Джонни с наслаждением принимался заново перебирать прошлое.

Он сидел на краю дороги, блуждающей по лесу, перед развилкой и мучительно старался выбрать – куда же идти дальше. Никого не было кругом на десятки миль, кроме пары дремлющих сов и ежа, который был настолько расстроен близким присутствием Джонни к его норе, что только недостаток изворотливости и ума мешал его суицидальным желаниям.

Джонни шел этой дорогой с друзьями лет пять назад, но все они легко выбрали поворот по душе и отправились дальше, причем в разные стороны, что лишь усугубило его проблему. Иногда мимо проходили люди и приносили вести со всех краев света, Джонни охотно слушал и качал головой – кем теперь стали его друзья, а он… а у него своя задача, куда важнее их успехов! Наверное… Если бы он знал слово «миссия», он бы свел им с ума всю лесную округу.

Ни советы, ни внушения, ни даже пинки и оплеухи, находившие его время от времени, не могли заставить его пойти хоть куда-нибудь, только бы с этого места. Джонни считал себя стоиком и никогда не сдавался.

Он открывал новые и новые закоулки себя и сильнее убеждался, что решения нет, есть только расширяющаяся Вселенная и звездная пыль, и он, Джонни на развилке, как залог гармонии мира.

Время шло, с каждым днем жизнь представлялась ему трагичнее, чем вчера. Дождь и Солнце, холод и жару он переставал замечать, и уже ленился думать, ходя кругами в своем прошлом не ради ответов, а просто так. Джонни начал разговаривать вслух и нервно ходить взад-вперед без толку. Ежик подумал, что конец уже близок.

Самой обычной глухой летней ночью Джонни заснул, забыв обо всем на несколько прохладных часов. Больше всего он полюбил спать и смотреть сны. Но эта ночь была особенная, потому что утром Джонни заметил прибитую на стволе дуба, возвышавшегося около развилки, табличку «тебе туда», и стрелочка указывала направо, в заросли шиповника.

Он сразу как-то прибавил в росте и стал подобен громовержцу Зевсу, но сильно спешил, собрал нехитрые пожитки и, кивнув в сторону ухнувшей совы, припустил что было духу. Жизнь для него только начиналась, а все мельчайшие детали прошлого вдруг смазались в одно нецветное месиво и уступили напору свежих нарождавшихся планов и замыслов. Будь ежик хоть немного слабее здоровьем, не миновать бы ему сердечного приступа, но он только пробурчал что-то неприличное и засеменил, наконец, по своим делам.

Уже к следующей ночи Джонни миновал лес и не собирался останавливаться. Как самый мудрый из всех знакомых, он бы мог, конечно, задаться вопросом, откуда вдруг появилась та волшебная табличка, но размышлять ему надоело. Кроме того, скажу по секрету, он был далеко не так сообразителен, как надеялся.

Что было дальше с Джонни доподлинно не известно. А вот свидетели, они всегда ведь находятся, утверждают, что указатель на дерево приколотил ночью Братец Лис, рассчитывая заманить таким образом Братца Кролика в ловушку. Жаль мне Братца Лиса, такого пройдоху задешево не купишь…