Б – Бобби.

Куча древних книг окружила стол, так привычен вид, так знаком бардак: фонарем горит старый монитор, белизной своей разгоняя мрак. Все знакомо здесь, кроме одного, опустевший стул – словно обелиск, что шептали нам тени за стеклом, отчего сейчас не оправдан риск? Где тебя найти, как тебя вернуть, да и надо ли возвращать теперь? Очень долог был твой нелегкий путь, перечёркнут он чередой потерь, перебит стрелой незаживших ран – всё гниет внутри, разрывая плоть, сколько нужно слёз? Целый океан, что бы хоть чуть-чуть боль перебороть.Только нету слез и не будет их, ни к чему рыдать, если есть дела, ты не терпишь вид земляных могил, просто в этот раз не твоя взяла. Мы хотели знать – ты не рассказал, что тогда терпел и как выжил здесь, слишком рано вдруг подошел финал, время покидать не своих детей.

Можно говорить, можно промолчать, все равно глаза застилает боль, ты нам заменил и отца и мать, наша память, Боб, навсегда с тобой.

Д – Дин.

Сэмми, да все у меня хорошо, все отлично, смотри, я здесь даже смеюсь. Просто наша борьба – как дурное кино, в моем смехе сквозит неприкрытая грусть. Знаешь, где-то в зрачках откликается ад, там чистилище, Кас – все смешалось в одно. Так хотелось забыть, ну а я бы и рад: мысли режут сознанье разбитым стеклом.

Я опять повторяю, мы все же семья, ты волнуешься, крайне желаешь помочь, только в вены проник убивающий яд, размягчающий мозг, разъедающий плоть. В каждой шутке скрывается тайная боль, за улыбками спрятан отчаянный крик, счет со смертью неравный: один – тире – ноль. Ты меня понимаешь, ведь правда, старик?

Ты молчишь. Черт, опять диалог в голове, я бы очень хотел все тебе рассказать: я на нашей работе – почти на игле, на последней из стадий – не выйдет бросать, отпускать, отдавать, оставлять за собой, я продолжу до выхода эту игру, счет со смертью неравный: один – тире– ноль.

В мою пользу , а значит, я справлюсь.

Смогу.

К – Кастиэль.

У тебя есть потрепанный грязный плащ, ангельский есть клинок, ты небеса захотел проклясть, а уберечь не смог. Ты не сумел их спасти, сберечь, веру не оправдал, к черту разящий теперь твой меч, кто был в раю – упал, кто был в аду, перешел наверх, вышел на Божий суд, или, вернее сказать, на свет. Ангелов не спасут.

Где же твоя благодать теперь? Где все твои войска? В душу бессмертный закрался зверь, бешеный зверь – тоска. Боль твою чувствуют до сих пор, те, кто упал с небес. Бог на расправу, конечно, скор, только ты вновь воскрес.

"Ну для чего, мне скажите, жить?" – ты задаешь вопрос. В спину, как прежде, летят ножи, дьявольский лает пес, в мире все время идет война, только не воин ты. Каждый неправильный шаг – беда, в небе горят костры.

Небо пропало, исчезло с глаз, в рай затворилась дверь.

Если надумаешь сдаться, Кас, не избежишь потерь.

Л – Люцифер.

Доброе утро, мой дорогой Вьетнам, каждый твой крик – божественный райский вздох, ты говоришь, что не веришь своим глазам? Ну и не верь, потому что еще не сдох.

Я прихожу к тебе каждый свободный час и заставляю выслушивать всякий бред, сколько, мой друг, не смыкаешь своих ты глаз? И от чего не выносишь белесый больничный свет? Что же молчишь, неужели я так уныл, что со мной говорить не желаешь упорно ты? Ах, да, конечно, совсем, ну совсем забыл – ты же считаешь, что я неживой кретин. Думаешь, мертв или заперт сейчас в аду, здесь же всего-то немного завис твой мозг, только, поверь, я отсюда вообще не уйду, я здесь взаправду и значит, совсем всерьез.

Нет, мне не жалко затраченных тут часов, лишь бы в конец оборвать твоей жизни нить, ты снова делаешь резкий гортанный вдох, я продолжаю упорно тебя бесить.

Не покидая покоя больничных палат, рупор добыл, чтобы в уши тебе орать. Здесь не поможет любимый наивный брат.

Доброе утро, Сэмми, не время спать!