Я шел по тротуару вдоль Садовой. Слева — поток машин, справа — косогор, а за ним современное здание Курского вокзала. Смотрел под ноги. Только что прошел дождь. Я старался не попадать в лужи.

«А это что такое?»

На земле лежал паспорт. Поднял. Машинально стряхнул капли с целлулоидной обложки. Оглянулся по сторонам.

— Паспорт никто не терял? — я помахал над головой красной книжечкой. — Паспорт! Чей паспорт?

Некоторые люди обернулись на мой призыв, пошарили у себя в закромах, но никто не бросился ко мне со словами благодарности.

— Ну, нет так нет, — сказал я, собравшись дойти до ближайшего милиционера и перепоручить ему судьбу своей находки.

Забросил лямку портфеля на плечо и двинулся дальше. Планы были простые. Можно было бы зайти в кинотеатр «Звезда» и посмотреть какой-нибудь фильм. А можно было бы сразу двинуться в общагу. Для этого дойти пешком до Лермонтовской, а там сесть на сорок первый троллейбус.

Пока раздумывал, освободившиеся от портфеля руки, сами раскрыли найденный документ. Фамилия, фото… Я по инерции сделал несколько шагов, а потом непроизвольно обернулся. Люди, как шли мимо меня, так и шли. Потом полез в портфель, открыл молнию «потайного» отделения. Мой паспорт лежал на месте. Но я этим не удовлетворился. Достал его, раскрыл. Посмотрел на фото. Александр Павлович Порошин.

«Все верно,» — мысленно подтвердил я.

Мой паспорт был при мне. Аккуратно убрал его обратно и снова взглянул на свою находку. В найденном паспорте тоже была моя фотография. Ну, может быть, чуть посимпатичнее. А вот фамилия совсем другая — Соколов Вячеслав Иванович.

Я сунул находку в задний карман брюк и продолжил свой путь.

«Вытащат, плакать не буду,» — подумал я.

Какое-то время шел по ранее намеченному маршруту. Словно ожидал, что наваждение исчезнет само собой. Но паспорт по-прежнему ощущался в заднем кармане, и никакой злоумышленник на него не покушался. Таскать паспорт, пусть и чужой, без должного уважения было не по себе.

«Ну-ка, иди в «домик»,» — сказал я про себя и отправил найденный документ в портфель.

Загадка? Тайна? Чудо? Фантастика? Можно было бы найти, наверное, еще много слов, чтобы описать то, что со мной произошло. Я почему-то был уверен, что все это будет иметь продолжение. Возможно, мне этого просто очень хотелось.

В кино я не пошел. Все равно не смог бы сосредоточиться на сюжете фильма. Где-то в глубине моего портфеля лежало два паспорта. Оба с моим фото, но один из них был словно пропуском в другую жизнь. С этим ожиданием не могло сравниться никакое самое увлекательное кино.

***

Почему так получилось, я не знаю. Но всех первокурсников поселили в одном общежитии, а меня, такого же первокурсника — в другом. И теперь каждый день после занятий мои однокашники ехали в один конец Москвы, а я — в другой.

Комнаты в общежитии, в котором я жил, были огромные. Соответственно в них селили по семь-восемь студентов. Внутри комнат жильцам разрешалось проявлять определенное творчество. В дело шли шкафы, кровати, натянутые на веревки одеяла. С их помощью сооружались самые невообразимые пространства.

В комнате, где я жил, студенты-второкурсники так разгородили доступную восьмерым человекам территорию, что моя кровать и тумбочка оказались сразу за входной дверью. В остальную часть комнаты дорогу перегораживали, повернутые ко мне задней шероховатой и пыльной стороной, шкафы. Между ними был небольшой проход, но он был закрыт, повешенным на веревку красным, байковым одеялом.

«Ничего,» — сказал я себе, когда в первый раз увидел свое место проживания. — «Это только на год».

Через год меня обещали поселить вместе с моим курсом. Кроме того, там, за рукотворной стеной из шкафов было шумно, а у меня — тишина.

Наверное, чтобы отдохнуть в этой тишине на моей кровати почти каждый день валялся один из соседей-второкурсников, которого все звали Хаха. Он был высок, грузен и неопрятен.

Вот и сейчас, когда я зашел в комнату, сосед вальяжно развалился на моей кровати. В одежде и грязных ботинках.

— Хаха, ты вообще офигел! — я схватил его за плечо и попытался убрать с кровати.

Но, если учесть габариты второкурсника, это было не просто. Тем не менее, мои попытки избавиться от захватчика оказались успешными. Хаха, нехотя, поднялся с кровати.

— И прилечь уже нельзя, — хохотнул он.

Этот парень любил поржать по поводу и без повода, за что и получил свое прозвище.

— У тебя своя кровать есть, — огрызнулся я.

— Там народу набежало, — он махнул в сторону байковой занавески, откуда слышались веселые голоса.

— День рождения?

— Курсовик сдали, — ответил Хаха и ушел за занавеску.

Я переоделся. Подумал и положил свои джинсы под матрас, типа на глажку. Потом пододвинул к кровати стул, достал из портфеля тетради. У меня самого был на носу курсовик по вышке. Надо было что-то с ним делать.

Жить одному в отрыве от своих однокурсников имело много недостатков. Например, если я сталкивался с какой-нибудь трудностью в учебе, я не мог ни у кого спросить совета. Второкурсники в этом не могли мне помочь. Как любые нормальные студенты, они забыли все, что изучали на первом курсе.

Но до курсовика я не добрался. Когда доставал тетради, на глаза попался найденный чужой паспорт. А снова раскрыл его. Теперь, не на ходу, без спешки, я видел, что, несмотря на сильную схожесть, на фото другой человек. Брови выгнуты чуть-чуть не так, чуть тоньше губы, волосы лежат немного по-другому. Это, как с близнецами. Посторонним они кажутся одинаковыми, а родные различают их безошибочно.

— Кто же ты такой Соколов? — пробормотал я и открыл страницу с пропиской.

— Ого! — только и сказал я.

Прописан мой близнец был в шикарном месте: 4-й Котельнический переулок дом 35, строение 2. Где это, я примерно представлял.

К нашему институту можно было добираться не только со стороны Лермонтовской, но и через Таганскую тоже. Так я иногда и делал, а потому какое-то время потратил, бродя между высоких, красивых довоенных домов, с большими парадными и коваными решетками, закрывающими вход во дворы. Там играли дети, в окнах горел свет. Иногда слышалась музыка. За шторами мелькали чьи-то тени.

Обычно, такие мои прогулки заканчивались на набережной Москвы-реки, куда спускались почти все окружающие дорожки. Закованная в гранит и наполненная волжскими водами, река катила мимо и не обращала на меня никакого внимания.

Я убрал найденный паспорт в портфель.

«Как такой нести в милицию?» — подумал я. У них сразу же начнутся расспросы про нашу схожесть.

Когда убирал паспорт, мне показалось, что он чуть-чуть нагрелся.

«Подержал в руках,» — решил я. — «Вот он и стал теплее».

Я защелкнул замки на портфеле и задвинул его под кровать.

— Давай побоксируем, — это из-за байковой занавески вышел Хаха.

Он держал в руках две пары старых боксерских перчаток. В таком старье костяшки кулаков уже защищает только тонкий слой кожи. Соответственно, и лицу противника при ударе в таких перчатках приходится тяжело.

— Курсовую делаю, — отмахнулся я и показал на тетради, разложенные передо мной на стуле. — Некогда.

— Да ладно, — не отставал второкурсник. — Давай, ты же разрядник.

«Ну вот, откуда все всё знают?!» — подумал я.

Про свой первый юношеский, заработанный на городских соревнованиях пару лет назад в своем родном городе, я заикнулся в институте только однажды. Когда стало известно, что баллов хватило, и я поступил, было собеседование. На нем спрашивали обо всем, в том числе и про спортивные достижения. Там я и проболтался про свой разряд. Но он был юношеский, несерьезный, а у Хаха получалось, что я чуть ли не мастер!

— Нет, — ответил я.

Мой сосед хмыкнул, забросил перчатки на ближний шкаф и снова скрылся за байковой занавеской. Из-за нее так пахло жареной картошкой, что я понял, что надо идти в столовую. Без ее посещения учеба у меня все равно не пойдет.

Общежитие было огромным. Раньше здесь были казармы какого-то царского полка. Множество комнат и длинные коридоры. Столовая тоже была не маленькой, но все равно к вечеру там набиралось много народа, и очереди были большие. Это был еще один аргумент за то, чтобы идти поесть прямо сейчас.

Я запасся трояком и отправился в столовую. Отстоял очередь. Пока добрался до раздачи, совсем одурел от запахов. Готов был съесть всё и вся. Но в результате от супа отказался, поскольку пустая трата денег. Взял жареной картошки с азу и капустный салат. Компот проигнорировал. Зато оторвался на хлебе. Взял целых три куска.

На кассе полная молодая женщина с недовольным лицом рассчитала меня и на сдачу с моего зеленого трояка выдала сиреневую пятерку, несколько мятых бежевых рублей, да еще мелочи отсыпала. Я смотрел на эту пятерку с рублями и не мог понять, в чем подвох. Она ошиблась или я дал не трояк?

— Не задерживай, проходи, — поторопила кассирша.

Так я и сделал.

Сунул сдачу в карман и принялся за еду. Всё равно сидеть и считать сдачу перед подносом с едой я уже не мог.

Когда тарелки опустели, я достал из кармана деньги и пересчитал. Если прикинуть, сколько стоил ужин, то получалось, что сдача с червонца. Надо было подойти к кассирше и объясниться. Но очередь к этому времени сильно увеличилась, выражения лица кассирши стало еще недовольней и идти разбираться сразу расхотелось. Я поднялся и пошел к выходу.

«Может, я все же дал червонец?» — пришла мысль в оправдание моего бегства.

***

У входа в мою комнату была нездоровая суета. Кто-то выбегал, кто-то забегал. А потом на носилках вынесли Хаха. Брезент носилок под ним прогибался. Несущие его студенты горбились.

— Осторожнее, осторожнее, — командовал с носилок, не поднимая головы, Хаха.

Несмотря на то, что его голова была перевязана, голос у него был бодрый.

Я зашел в комнату. Рядом с моей кроватью стояло несколько студентов, из числа живших за стеной из шкафов. Они смотрели почему-то вверх. Я тоже поднял глаза. На потолке не хватало большого куска штукатурки.

— Крышка Хаха! — сказал один из моих соседей.

— Не, — заявил другой. — У него башка крепкая. Оклемается. Завтра уже бухать будет.

Как выяснилось, Хаха, после того, как я ушел в столовую, снова растянулся на моей кровати, но в этот раз неудачно. Кусок штукатурки оторвался с потолка и попал ему прямо в лоб. Несчастный только успел издать громкий возглас и отрубился. Из-за перегородки выскочили другие жильцы. Вызвали скорую. В общем, все закрутилось. Жизнь Хаха была спасена, а его самого повезли на рентген.

— Как спать будешь? — спросил меня один из второкурсников. В его голосе слышалось больше спортивного интереса, чем сочувствия.

— Не знаю, — не стал распространяться я.

Кровать отодвигать некуда. Ложиться головой на другую сторону было неправильно. В той стороне, на потолке еще оставалась штукатурка. В общем, в конце концов, я лег спать под раскрытым зонтом. Так я проспал пару ночей, а потом махнул рукой и убрал зонт в чемодан.

«Будь, что будет,» — решил я тогда.

***

Два последующих дня, после занятий в институте я делал курсовую по вышке. Забирался в читалку и работал. Ко мне присоединился Олег, мой одногруппник. У него была схожая проблема. Я жил среди второкурсников. Он жил с родителями. Ему тоже неоткуда было получить совет, если возникали трудности с учебой. А еще вслед за Олегом к нам присоединилась его двоюродная сестра Соня. Она училась в соседней группе, но препод по вышке был у нас один и тот же, соответственно, и курсовики совпадали.

Соня представляла собой серьезную помеху в работе над курсовой. Она была стройной и симпатичной, а потому мне в голову вместо формул лезли совсем другие мысли. Но я все же справился. У друзей из группы я узнал общий алгоритм выполнения курсовика, а дальнейшее было делом техники. Участие Олега и Сони свелось к тому, что я диктовал им цифры, а они делали вычисления на своих калькуляторах.

— Здорово! — сказала в конце Соня, пряча готовую курсовую работу в сумочку. — Теперь надолго утру нос своим родителям! А то последнее время просто запилили: учись, учись.

Девушка ушла. Мы с Олегом вышли из института вместе. До Таганской нам было по дороге.

— Кузина не понравилась? — спросил мой приятель.

— Почему? — удивился я.

Как может не понравиться такая девушка?

— Ну, мог бы ее в кино пригласить? — сказал Олег. — Думаю, что не отказала бы. Не последняя курсовая. — Он усмехнулся.

— Как-то неудобно, — ответил я. — Как за мешок картошки, получается.

— Ну-ну, — еще раз усмехнулся мой спутник.

***

На следующий день была защита курсовика. Во время ее препод по вышке обычно с задумчивым видом листал страницы представленной курсовой работы, а потом задавал вопросы. В конце концов, работы принимались у всех, но все это действо влияло на оценку. Пару схлопотать, надо было очень постараться, но тройки «прилетали» часто. Меня же ждал сюрприз.

— Ну что же, — сказал преподаватель по высшей математике, осмотрев мою работу со всех сторон. — На лекциях я вас вижу, на семинарах активно участвуете. Так что нет смысла мучить вас вопросами. Ставлю отлично.

— Спасибо, — удивился я, но против такой постановки вопроса возражать не стал. Может, у меня лицо располагающее или торопится человек куда-то.

Убирая зачетку в портфель, я наткнулся на найденный несколько дней назад паспорт. Курсовик сдан, и отговорок, чтобы вернуть важный документ его владельцу, уже не было.

«Решено,» — сказал я себе. — «Иду искать Соколова, своего близнеца».

А еще я отметил, что, паспорт снова, как тогда в общежитии, был теплым. В тот раз я решил, что он просто нагрелся в моих руках. Теперь такое объяснение не подходило. Можно, конечно, было провести эксперимент. Взять в одну руку зачетку, а в другую — паспорт. Тогда бы выяснилось, кто теплее.

«Экспериментировать будешь на лабах по физике,» — усмехнулся я про себя. — «Сегодня отдам паспорт и забуду про него».

Таганская была в десяти минутах от нашего института. По дороге купил пакет молока и батон белого хлеба. Отдам паспорт, а потом сяду в скверике и закушу. Будет почти пикник.

«На обочине,» — усмехнулся я.

***

От Таганской я нырнул в глубь домов. Где-то здесь был нужный мне адрес. Но ничего не получилось. Хотя Котельнический переулок я нашел. Именно четвертый, как было указано в паспорте. Располагался он вдоль высокого и длинного дома. Здание смотрело окнами на Москву-реку и, возможно, с верхних его этажей были видны башни Кремля. На доме висела аккуратная табличка «Дом 35, строение 1». Значит, где-то рядом должен быть такой же тридцать пятый дом, но строение два. Должен, но его не было.

Я обошел тридцать пятый дом вокруг. Было подозрение, что он как-то разделен на две части. Одна часть — строение один, а другая — строение два. Но нет, никаких признаков разделения дома я не нашел. Подъезды тянулись один за другим, и никаких промежутков между ними не наблюдалось. Более того, с обоих концов дома висели одинаковые таблички «Дом 35, строение 1».

Обследование соседних домов тоже ничего не дало. Был дом 34. Был дом 36, а дома 35 строение 2 не было.

Тогда я приступил к опросу местных жителей. У одного из подъездов сидела старушка. К ней я и обратился.

— А тебе зачем? — поинтересовалась пожилая женщина.

— Студент - краевед, — зачем-то соврал я. — Курсовую пишу.

— Чего?

— Историк, студент, — я уже пожалел, что ввязался в разговор с этой бдительной бабкой. — По учебе надо.

— Ну, если по учебе…, — пошла на попятную женщина. — Никогда второго дома не было. Только наш, тридцать пятый, строение один. Видел? Там же знак висит.

— А зачем писать «строение 1», — я все же решил поискать правду. — Если строения два все равно нет?

— Полагается так, — ответила старушка. — Может, второй дом хотели построить? Да бес их разберет! — закончила она.

Так ничем и закончились мои поиски.

Я поблагодарил старушку. Скверики со скамейками вокруг действительно были. Выбрал лавочку, показавшуюся мне привлекательной, и сел перекусить. Батон был мягким, молоко вкусным. Сквозь листья светило солнышко. Жизнь была хороша.

«А паспорт?» — подумал я. — «А что паспорт? Отнесу, как и собирался в милицию. И этим мой гражданский долг будет выполнен».

— Саша! А ты что здесь делаешь? — напротив моей лавочки остановилась симпатичная девушка.

— Соня? — удивился я.

Она успела переодеться. На ней было легкое платьице, волосы она распустила и стала еще привлекательней, чем была в институте, когда мы трудились в читалке над курсовой.

— Вот, — показал я на батон с молоком. — Кушаю. Будешь?

Концовка была глупой, но Соня сочла это за шутку и рассмеялась.

— Спасибо. Я уже пообедала. Вон там мой дом.

Она махнула рукой в сторону дома, который совсем недавно был предметом моего исследования. Появилась мысль спросить Соню, где же находится строение два, но девушка меня опередила.

— А пошли с нами в кино! — предложила она. — Мы в «Победу» идем, на «Москва слезам не верит».

— Пошли, — сказал я. От таких предложений не отказываются. — Только…

Недоеденный батон я уже убрал в портфель. А вот недопитый пакет молока туда не спрячешь.

— Подожди минутку.

У одного из подъездов я видел пару маленьких мисок, а рядом крутилось несколько кошек. Туда я и вылил остатки молока.

— Ой, какой ты молодец, — сказала Соня. — Я их тоже всегда хочу подкормить, но забываю.

— Пошли скорее, а то можем опоздать, — добавила она и сама взяла меня за руку.

***

Так за руки мы поднялись по дорожке вверх по холму, вышли из этого царства спящих монументальных домов и зеленых сквериков и попали в другие владения — шумного города с душным воздухом, нагретым давно уже поднявшимся летним солнцем и проезжающими автомобилями.

На троллейбусной остановке нас уже ждали. Два парня и две девушки.

Сердце кольнула неприятная мысль. Меня взяли «для мебели». Только одна Соня была без пары. Но ее рука была в моей руке, и я отогнал прочь свои сомнения.

— Это — Саша, — представила меня Соня. — Он математический гений. Благодаря ему я сдала курсовую по вышке.

Похвала не самая желанная. Быть математическим гением не являлось моей сокровенной мечтой, да и не был я им.

— Так и есть, — тем не менее, подтвердил я. — И таблица умножения — это мое изобретение.

Незнакомые мне парни и девушки засмеялись. Кажется, от клейма математика мне удалось отбиться.

Среди друзей Сони оказался один Миша, еще один Саша, Лена и Зоя. Кто есть кто, я не старался запоминать. Не думаю, что наше общение будет долгим.

Потом ехали на троллейбусе, шли пешком. К началу фильма успели впритык, поэтому в буфет не заходили. Фильм я смотрел впервые и только к середине просмотра вспомнил, что сижу здесь не просто так, а с симпатичной девушкой. Такое событие было у меня впервые после приезда в Москву и поступления в институт.

Соня, казалось, тоже была захвачена происходящим на экране. Но как только я повернул голову в ее сторону, она также посмотрела на меня. От такой синхронности действий мое сердце ускорило свой бег. Я накрыл руку девушки своей. Подлокотник у наших сидений был один. Ее рука лежала на бедре, а значит, я фактически положил свою руку на ее ногу. Глаза Сони блеснули в свете, жужжащей где-то за нашими спинами, киномеханики.

«Когда у девушек полагается начинать целоваться?» — подумал я. — «После восьмого свидания? Или после девятого?»

Но фильм, темнота, мерцающий свет и блеск Сониных глаз смешались в совершенно другой мир, в котором, если и существовали правила, то только для того, чтобы их нарушать. Я приблизился к Соне и поцеловал ее в губы. Девушка не отстранилась. Поцелуй показался мне очень долгим. Я с облегчением подумал, что мы сидим на последнем ряду, и за нами никого нет.

Потом Соня слегка оттолкнула меня, и мы вернулись в реальность. Фильм стал просто фильмом, темнота темнотой, а мерцающий свет просто результатом, работающий в кинобудке техники. Моя соседка слегка сжала мою руку, как бы извиняясь за то, что оттолкнула меня, и я понял, что проход в другой мир не закрылся. До конца фильма мы еще несколько раз целовались. Только когда в зале включился свет, я почувствовал какой-то дискомфорт. Что-то было не так с левым карманом моей куртки.

«Паспорт,» — вспомнил я.

В этот карман я положил паспорт двойника, дом которого так и не смог найти. Я дотронулся до кармана. Он был ощутимо теплым.

— Саша, фильм закончился, — отвлекла меня от исследований Соня.

Зрители уже вставали и выходили из зала. Вышли и мы.

После фильма мы расстались с Сониными друзьями. Уже вдвоем бродили по городу, ели мороженное, пару раз без особой цели садились в трамвай, но только за тем, чтобы какое-то время посидеть рядом, прижавшись друг к другу. Потом стояли на широченной межлестничной площадке в Сонином доме.

За домом хорошо следили. На каждом этаже сияли лампочки. Целовать Соню в темноте кинотеатра было гораздо проще. Но свет, казалось, еще больше нас сблизил. Уже нельзя было спрятаться за темнотой, а потом сказать «ой, извините, я ошиблась» или «ой, извините, я ошибся».

Так мы и стояли. Я упирался в подоконник, а Соня всем телом прильнула ко мне. Один раз нас спугнул лифт. Моя девушка резко сделала шаг назад и стала поправлять волосы. Я тоже встал с подоконника.

Лифт погудел, потом этажом ниже хлопнули двери, и все затихло. Я и Соня посмотрели друг на друга и рассмеялись. Смеяться мы перестали только тогда, когда я ее снова поцеловал.

— Завтра все губы будут опухшие, — сказала девушка, когда, наконец, мы оторвались друг от друга.

Это не было жалобой, а в ее голосе не было сожаления. Просто... просто, наверное, Соня этим хотела сказать, что завтра она меня не забудет, а припухшие губы будут напоминать ей о наших поцелуях.

Девушка подняла руку и стала пальцами расчесывать мои волосы.

— Мне надо идти, — сказала она. — Чтобы у мамы не было лишних вопросов. Ладно?

— Ладно, — ответил я, не удержался и снова чмокнул Соню в губы.

— Подожди, — отстранилась она. — Ты мне позвонишь завтра?

— Конечно, если дашь телефон.

В одной из тетрадок, которая нашлась в моем портфеле, я записал номер телефона девушки. Потом я остался на площадке, а Соня поднялась по лестнице к своей двери. Там она остановилась, скорчила милую мордашку и помахала ладошкой.

Когда дверь за ней захлопнулась, я стал спускаться по лестнице вниз.

«Неужели я сегодня обнимал и целовал эту симпатичную девушку?!» — пришла мне в голову мысль.

***

На улице уже стоял прохладный летний вечер. Сквер Сониного дома был обустроен не только лавочками, но и фонарями. Нельзя сказать, что было светло как днем, но дорожка освещалась хорошо. По ней я и пошел. На скамейке, где я сидел днем и ел батон, запивая молоком, расположился парень. Его я сразу узнал.

Не узнать было трудно. Это был Соколов. Тот самый Соколов Вячеслав Иванович из найденного мной паспорта.

— Привет, — сказал он и помахал рукой, словно для того, чтобы я не прошел мимо.

— Привет, — было удивительно смотреть на почти точную копию меня.

Но если бы кто-то глянул на нас в этот момент со стороны, то, наверное, сразу бы заметил разницу. На моем лице все еще блуждала улыбка, которая не сходила во время всей нашей встречи с Соней. Этот парень тоже улыбался, но глаза его оставались серьезными.

«Это ты тут дурака валяешь,» — как бы говорили они. — «А я на работе».

— Ты за паспортом? — спросил я.

— Угу, — кивнул он.

Я сел на скамейку рядом с ним, порылся в портфеле и достал находку. Паспорт был все еще теплый.

— Держи, больше не теряй.

— Теплый, — сказал мой двойник, когда паспорт оказался в его руках. — Поработал.

— Что значит «поработал»? — я не удержался от вопроса и вновь, как днем в кинотеатре, меня словно унесло в другой мир. Вокруг снова была темнота, неяркий свет, а еще сама тайна, сидящая напротив меня.

— Поработал, значит, поработал, — ответил двойник.

Я стал подниматься, но Соколов меня задержал.

— Подожди, — сказал он. — Не обижайся. Ты мне помог. Спасибо тебе.

— Паспорт был мной потерян при определенных, непростых обстоятельствах, — продолжил двойник. — А ты меня выручил. Поэтому, я думаю, что ты имеешь право на вопросы. Задавай. Если смогу, отвечу.

Я смутился и, наверное, мой вопрос был не самым верным.

— А где второй корпус? — я кивнул головой в сторону Сониного дома.

— Его здесь нет, — ответил мой собеседник. — Он в другом мире.

«Почему меня это не удивляет?!» — подумал я. — «Ну вот ни разу не удивлен!»

«А потому что меня уже подготовили,» — сам себе ответил я.

Штукатурка, падающая на кого нужно, пятерка сдачи с трешки, курсовик автоматом, чудесная девушка в моих объятиях. Все это по отдельности, возможно, и не было чем-то необыкновенным, но одновременно и за какие-то два дня, казалось, мне ничем иным, как чудом.

— А паспорт?

— Пропуск, — ответил мой двойник. — Из нашего мира в ваш.

— А зачем?

— Прости, — он улыбнулся и развел руками. — Служебная информация.

— Понятно, — сказал я, хотя, конечно, ничего не было понятно.

— Ты сказал «поработал», — я показал на карман куртки двойника, куда он спрятал паспорт. — Почему?

— Это, — он коснулся рукой кармана. — Не просто пропуск. Все гораздо сложнее. Всего даже я сам не знаю. Он помогает мне выживать. Мои путешествия отнюдь не простые, как сам понимаешь. Этот прибор уберегает меня от неблагоприятных случайностей.

— Или, наоборот, помогает, — сказал я, и мне стало грустно. — Верно?

— Верно, — подтвердил мой двойник.

— Но как такое возможно?

— Представь себе, что у автомобиля на дороге отказали тормоза, а ты в этот момент переходишь дорогу, — стал объяснять Соколов. — Представил?

Я кивнул.

— Автомобиль тебя сбивает. Ты гибнешь, — подытожил пришелец из другого мира.

— Теперь представь, что ты вышел из дома на пять минут позже. В этом случае автомобиль с неисправными тормозами проехал раньше, чем ты подошел к переходу.

— И эту задержку обеспечивает твой паспорт? И еще он нагревается.

— Угу, — кивнул двойник.

— А… Соня?

Мой собеседник только пожал плечами. Он, наверное, решил не разрушать то самое хорошее, что произошло со мной за эти дни.

— И как мне теперь…? — вопрос сам вылетел из меня.

Двойник выглядел на теже года, что и я, но сейчас я ощущал себя ребенком, сидящим рядом с убеленным сединами стариком.

— Теперь все сам, — сказал мой собеседник. Он уже не улыбался. — Теперь все сам.

— Прощай, — он поднялся со скамейки. — Мне пора.

— Подожди, — в моей голове вертелся вопрос, который я хотел задать с самого начала.

Я уже понял, что нам не о чем говорить, что чудес уже не будет, что впереди меня ждет общага со, скорей всего, уже закрытой столовой и, возможно, Хаха, растянувшийся на моей кровати с грязными ботинками.

— Подожди, — снова повторил я. — А кто ты? Почему мы похожи?

— Я это ты, — ответил двойник и исчез.

***

Столовая, к тому времени, когда я добрался до общежития, уже действительно не работала. Я отругал себя за то, что по дороге не зашел ни в один продуктовый магазин. Но я просто не мог об этом думать. Все происшедшее со мной было, с одной стороны, таким волнующим, а, с другой стороны, очень обидным. Это чувство возникало из-за того, что все самое интересное, что произошло со мной за эти дни, было не благодаря каким-то моим качествам, а найденному чужому паспорту, под который маскировался неведомый мне прибор.

«Хватит врать самому себе,» — возразил мне внутренний голос. — «Ты просто жалеешь, что теперь этого прибора у тебя нет. И что «плюшек» больше не будет».

Закрытая столовая только усилила мое раздражение. Двигаясь в свою комнату, я представил, как из-за занавески до меня будет долетать запах жареной картошки, которую почти каждый вечер употребляли мои соседи.

«Ладно,» — пообещал я себе. — «Брошу портфель и пойду искать дежурный магазин».

Я зашел в комнату.

«Нет, этого не может быть!» — воскликнул я про себя.

Но это было. На моей кровати снова возлегал Хаха. И снова в уличных ботинках. При моем появлении он улыбнулся.

Я поставил у кровати портфель. Подошел к шкафу и достал сверху боксерские перчатки, которые совсем недавно туда забросил сам Хаха. Потом одну пару с силой бросил в лежащего на моей кровати второкурсника.

— Ты что?! — встрепенулся он.

— Ты хотел бокс? — сказал я, надевая перчатки. — Сейчас будет бокс!

— А-а-а? — до Хаха, наконец, дошло сказанное мной, но он не расстроился, а тоже стал натягивать перчатки.

— Готов? — спросил я.

— Ага, — сказал Хаха. Он выглядел довольным.

Мы стояли в небольшом пространстве, ограниченном входной дверью в комнату, моей кроватью, шкафами и натянутым байковым одеялом. Там, за этой занавеской-одеялом сидели ничего не подозревающие наши соседи и, если судить по запаху, действительно ели жареную картошку.

— Ван вэй тикет, ван вэй тикет ту зе блу, у-у, — у соседей играла модная музыка.

Сказав свое «ага», Хаха ринулся в атаку. Он согнулся чуть ли не пополам, а свои огромные руки, как клешни, выставил вперед. Возможно, в этом был какой-то смысл. По его корпусу я не мог попасть. Но бить по его громоздкой туше я и не собирался.

Шаг в сторону и прямой удар в голову противника. Хаха пронесся мимо и врезался головой в дверь.

— Сука, — только и смог он сказать.

Второкурсник развернулся и снова пошел на меня. Теперь он не просто держал руки перед собой, но и размахивал ими, как будто наносил удары. Он уже, не несся на меня, как в начале, а делал маленькие шажки. Но это только дало мне больше времени для ударов. Я совершенно безнаказанно бил его в голову. Прямой, теперь снизу, еще раз снизу, снова прямой.

Старые перчатки плохо смягчали удары, и лицо Хаха сначала побледнело, а потом стало приобретать зеленоватые оттенки. А я все бил и бил. За свою кровать, за то, что был голоден, за то, что все случившиеся днем уже больше не повторится.

А потом Хаха сделал рывок. Он, как и в начале, бросился на меня, очевидно, уже плохо соображая из-за моих ударов. Я снова шагнул в сторону и нанес еще один удар в голову.

Тяжелая туша моего противника врезалась в байковую занавеску, сорвала ее и пронеслась дальше. Из-за рукотворной стены послышались крики.

Я зашел за шкафы. Опрокинутые стулья, обалдевшие от неожиданности второкурсники, музыка бони эм, несущаяся из магнитофона, и Хаха, лежащий под столом.

«Живой?» — мелькнула в голове мысль.

Но поверженный противник сначала зашевелился под столом, стал на четвереньки, а затем его стошнило.

«Живой,» — сам себе ответил я.

Я стащил с рук перчатки и оглядел, стоящих вокруг, соседей.

— Если еще кто-нибудь хоть раз ляжет на мою кровать, убью, — в тот момент я был уверен, что так и сделаю. Кажется, мне поверили.

Я забросил на шкаф боксерские перчатки, задвинул подальше под кровать портфель и отправился искать дежурный магазин.

«Если найду,» — сказал я сам себе. — «То значит, никакой прибор мне не нужен».

«А если не найду?» — возникла предательская мысль, но я предпочел ее не заканчивать.

Конец

Бета-ридинг от автора. Прочту ваш текст, отмечу слабые места, дам рекомендации. Пример бета-отчета по запросу в личку.